355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Ким » Цветы эмиграции » Текст книги (страница 2)
Цветы эмиграции
  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 17:05

Текст книги "Цветы эмиграции"


Автор книги: Нина Ким



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

На том же месте лежал узелок, приготовленный ею в последнюю дорогу: платье, сморщенные туфли и нижнее бельё с желтоватыми от времени пятнами. Пальто, над которым он смеялся, оказалось ко времени, потому что стоял январь и ей было бы холодно в одном платье. Густав хотел купить новые вещи, но отец остановил его:

– Отправим в том, что она сама себе приготовила.

Соседи, знакомые и родные после кладбища пришли в дом и сели за поминальный стол. Отец кивал в ответ на все соболезнования и молчал: вспоминал, какой жена была много лет назад, как дружно вдвоём пережили всё, что выпало на их долю; и как теперь жить без неё и зачем, он не понимал. «Бросила меня, одного оставила, убежала, когда трудно стало со стариком», – упрекал её беззвучно и глубоко вздыхал.

Густаву хотелось кричать, когда он представлял мать в гробу, о крышку которого с глухим стуком шлёпались мёрзлые комья земли. Ночью не мог заснуть, всё воображал себе, как она там в кромешной темноте, одна в пустоте.

Утром они прибрались в доме и решали, что делать. Отец не хотел ехать с Густавом в город:

– Потом видно будет, зиму переживу дома.

Не пережил. Ровно через месяц он отправился за женой в края, где надеялся её отыскать.

– Они что, сговорились? – кричала Инга, когда через три месяца умерла её мать, повторяя до последнего имя старшей дочери. Неделю она не дожила до письма, отправленного девочкой, которая тянула к ней руки из вагона много лет назад, плакала и кричала, расставаясь навсегда с матерью.

Письмо перевернуло жизнь Густава и его семьи. Шёл 1986 год.

Глава 3. Густав с Ингой готовятся к переезду в Германию

Сестра писала, что скоро они смогут встретиться. Железный занавес почти сорван, муж сказал, что немцы могут вообще вернуться жить в Германию. Закон принимают на государственном уровне. Потом шёл длинный список документов, которые надо было подготовить Густаву для гостевой визы. Между строк читалось, что они могут приехать по ней в Германию и остаться там навсегда.

Инга с Густавом решили не отказываться от приглашения родственников и поехать к ним в гости.

Родительский дом Густав отписал соседу, казаху, с которым они дружили с незапамятных времён: вряд ли даже родной брат мог быть ближе отцу, чем этот человек, который молча приходил на помощь всегда, когда родителям было тяжело.

Густав зашёл к ним вечером. Присел за низенький столик и отломил кусок домашней лепёшки, вкус которой был знаком ему с детства. Соседи засуетились. Он сказал, что скоро уедет насовсем в другую страну, возможно, они больше не увидятся; протянул дарственную хозяину, который не мог понять, в чём дело. Потом, когда Густав всё ему объяснил, тот замахал руками и быстро заговорил, что это неправильно, что он будет следить за домом без бумаги, а Густав с семьёй всегда может приезжать в любое время. Густав встал, положил дарственную на стол и вышел из дома, плотно закрыв за собой дверь. Всё. Больше его здесь ничего не удерживало.

Шахин купил его квартиру в городе, решив открыть в Ташкенте дополнительный офис. Объявляя о своём решении, подмигнул ему:

– Вдруг вернёшься назад, всегда будет – куда.

– Да нет, плохая примета – возвращаться на старое место жительства. Поеду и осмотрюсь. Вдруг получится вас с Василием вытащить в Германию: тут всё рушится. Как вы будете выживать – ума не приложу.

– Забыл наш девиз «Не обещай, останешься должен»? Новую жизнь нельзя с долгов начинать, – Шахин хлопнул друга по плечу и крепко обнял.

Хуже всех из них было Василию. Слонялся один, как сирота. Ни родни, ни жены. Никто из друзей не знал, почему после пяти лет совместной жизни супруга ушла от него с дочерью, а он больше не глядел в сторону женщин. Молодой и видный мужчина с копной волос пшеничного цвета, искренней улыбкой и размашистыми жестами нравился дамам. Но они оставляли его равнодушным, на все их заигрывания Василий отвечал вежливой улыбкой и не больше, взгляд скользил мимо них. Иногда друзья думали про себя, что же такое с ним сотворила жена, как будто превратила в евнуха или заколдовала, но никогда об этом с ним не разговаривали. Захочет – сам расскажет. Пока не хотел.

– Полечу с вами в Москву, – сказал он Густаву тоном, не терпящим возражений.

– Мы не против, – улыбнулась Инга. Она была счастлива поворотом дела: муж теперь при ней будет, и с сестрой она встретится. За границей не будет хуже. Слава богу, ташкентская эпопея с несчастьями и одиночеством закончилась. В Германии муж точно присмиреет и ездить никуда не будет. Она была счастлива.

Дэн уселся в кресло рядом с Василием, и под монотонный шум двигателя разглядывал облака разной формы: около крыла плыл бегемот, плотный и жирный, потом он уступил место тигру с разинутой пастью и мощным хвостом. Дэн летел в самолёте первый раз и был счастлив. Быстро расположил к себе стюардессу, получил плитку шоколада в придачу к улыбке и начал оглядываться по сторонам.

Инга дремала. Густаву было не до сна. Он достал из дипломата записную книжку и начал составлять список дел:

1. Обустроиться, найти квартиру или гостиницу недорого.

2. С утра решить вопрос с посольством.

3. Докупить необходимое из одежды.

4. Показать Дэну Москву (Кремль, Красную площадь и другие достопримечательности).

5. Василий (?).

Последний пункт оставался под вопросом.

Но и после составления списка Густаву не спалось. Его мучало горькое ощущение вины перед родителями, как будто бросил их одних. Он вспомнил, как перед отъездом погладил рукой деревянные кресты, потемневшие от дождей, и сказал: «Простите, уезжаю насовсем». Родители не одобрили бы отбытие в чужую страну, где ему придётся всё начинать сначала.

Самолёт мягко пошёл на снижение. Внизу замелькали разноцветные огни, притягивая к себе взгляд и завораживая красотой. Густав посмотрел на ночную Москву и перестал волноваться, всё сделано правильно.

В полночь добрались на такси до «Метрополя», где Густав обычно останавливался, когда бывал в столице по делам. Оформились и, получив ключи, разошлись по номерам, потому что на следующий день было намечено много дел.

Ранним утром они уже стояли в фойе немецкого посольства, где, кроме служащих, не было никого. Их приняли быстро. Консул проверил гостевые визы, паспорта, штук по десять справок на каждого, спросил о цели визита в Германию, о наличии денежных средств, обратных билетов и сказал, что решение примут через пару недель.

– Итак, у нас в запасе почти две недели, – подвёл итоги Густав. – Попытаемся снять хорошую квартиру на этот срок и заняться самыми важными делами.

– И тут важные дела? – испугалась Инга.

– Да, мы должны погулять по Красной площади, побывать в Оружейной палате и поесть мороженого, потому что настоящий пломбир только в Москве.

– Ура, – закричали Дэн с Василием, сдружившиеся за время полёта.

– Но прежде мы должны позвонить дяде Шахину.

Дел оказалось много. Пожалуй, две недели пройдут быстро. Густав хотел за это время обсудить идею, пришедшую ему в голову во время визита в немецкое посольство. Но сначала надо снять квартиру в центре Москвы, недалеко от станции метро.

Инга уехала на экскурсию по столице с сыном и Василием. Густав остался дома, чтобы разобрать бумаги и позвонить Шахину. С утра ему не давала покоя мысль, не ошиблась ли сестра Инги с законом о переселенцах, почему в посольстве не было очередей и холодного приёма, о котором его предупреждали: встретили любезно и с улыбкой, в рабочем порядке приняли бумаги, может быть, немного пристальнее обычного разглядывали подписи. А вдруг слова Инги окажутся правдой? Значит, Густав одним из первых завладел ценной информацией.

Вчера он увидел в посольстве несколько человек, похожих внешне на евреев, с ними все вели себя ещё любезнее, чем с его семьей. Возможно, был какой-то параграф, который касался и их.

Вооружившись справочником по эмиграции, он открыл для себя удивительные вещи. Эмигрировать могут по разным причинам: тут и послевоенная Женевская конвенция, обязывающая страны, подписавшие договор, принимать беженцев из зоны военного конфликта или из мест, где случились природные катаклизмы, а также лиц, ставшими жертвами фашизма – людей еврейской национальности. Вот она – зацепка. Василию нужны новые документы для переезда, по ним он станет евреем. Густав боялся, что друг будет сопротивляться новой национальности, но Василий согласился сразу:

– Какая разница, еврей или не еврей, лишь бы человек хороший был, вот такой, как я. Но тут ловить нечего, – обычно весёлый Василий смотрел на друга непривычно серьёзно.

– Решено, – обрадовался Густав, он боялся начинать без дружеской поддержки жизнь с нуля в новой стране. Сестра Инги в счёт не шла. – Вместе веселее. Подтянем ещё Шахина, и наша троица сохранится.

Василий рассматривал свои новые документы:

– Надо же, на фотографии я, еврей из Одессы. Всё правильно, на Дерибасовской вырос, соседка у меня противная такая была – тётя Моня, вечно кричала на своего мужа Мойшу.

– Что и следовало доказать, – вздохнул Густав, отдавший подпольным умельцам пачку зелёных за услуги по подделке документов.

– Что дальше делать будем?

– Дальше? – Густав потёр переносицу, потом серьёзным тоном произнёс: – Дальше учиться надо.

– Второе высшее образование! – ужаснулся Василий, выслушав план друга.

– Да, если не хочешь, чтобы деньги за документы пропали даром и тебя привлекли прямо за длинные уши к уголовной ответственности. Подготовиться надо к проверке в немецком посольстве.

Лида с Дэном оттоптали ноги в экскурсиях по Москве, неспешно гуляли по Арбату и выбирали подарки для Инги.

Они тщательно анализировали предстоящую эмиграцию Василия, даже в аэропорту обсуждали детали, прошедшие прежде мимо их внимания.

– Мы всё сделали правильно, теперь надо приложить усилия, чтоб завершить начатое, – уверенно сказал Густав и хлопнул друга по плечу, – не теряй время, оно быстро пролетает.

Дэн повис на шее у Василия, а Инга, вытирая слёзы, кивнула последнему:

– Приезжай скорее, мы будем скучать.

Густав последним скрылся за контрольно-пропускным пунктом, а Василий всё смотрел им вслед. Вот и всё. Остался один. Сможет ли перебраться в Германию, когда это произойдёт и как? Ни на один вопрос ответа не было. В ушах всё время звучали слова друга: «Мы всё сделали правильно!»

Постояв в раздумье, Василий вздохнул и решил приступить к выполнению плана, расписанного ими в последние дни. Ещё раз взглянул в сторону контрольно-пропускного пункта и решительными шагами направился к входу в метро. Домой идти не хотелось, он шагал через замёрзшие лужи. Василий решил поехать в местную синагогу, которая находилась в центре города, недалеко от станции метро. Добравшись туда, Василий покрутился около здания, постоял у входа и открыл массивную дверь. Казалось бы, обычный дом внутри был просторным, в фойе белели объявления на непонятном языке, никто не попадался на глаза. Василий уже повернулся к выходу, чтобы уйти домой, как навстречу ему вышел мужчина с приветливым лицом:

– Добрый день, я раввин, могу быть вам чем-то полезен?

– Добрый день, я хотел познакомиться с синагогой.

Василий потянулся было достать документы, но раввин остановил его:

– Этим занимается другой человек.

– Чем?

– Вы же хотите подтвердить еврейскую национальность и принять иудаизм? К нам многие приходят за этим.

– Да, – кивнул Василий. Он пошёл вслед за раввином, познакомившим его с расписаниями каких-то занятий и кружков по изучению иврита и идиша.

– Вы можете сделать взнос по-своему желанию, у нас нет определённой суммы. Деньги идут на проведение мероприятий, которые проходят в синагоге, – объяснил мужчина.

Василию было неуютно, но он вспомнил, зачем пришёл сюда, и успокоился. Да и что плохого – послушает лекции об иудаизме. Записал в блокнот расписание лекций и всех остальных мероприятий, заполнивших чуть ли не целую страницу. Так началось его второе «высшее образование». Особенно ему пришлась по душе заповедь из Торы – воздерживаться от работы в субботу. Замечательная религия! А то ведь только твердили в школе и дома: работай, труд превратил обезьяну в человека. Может быть, наоборот: человек превратился в обезьяну, потому что надо было вкалывать и не думать. Старина Дарвин промахнулся со своим учением.

Дома Василий, как примерный студент, записал чётким почерком в тетрадь: «Суббота была дана Богом в конце шестого дня, когда был сотворён человек – и в память об освобождении из египетского рабства.

Кошерная пища – еда, приготовленная по строгим иудейским законам. Нельзя есть свинину – главное правило, алкогольные напитки запрещены – второе правило».

– Нет, тут перебор: как можно без свинины и пары рюмок водки? – возмутился Василий, потом засмеялся и потёр руки. – Съем кусочек, выпью водочки и кто об этом узнает, кроме моей печени? То-то и оно, выход есть из любого положения.

Вскоре он сделал взнос в общину и стал ходить на уроки иврита.

Впервые за долгие годы у него появилось время для себя. И Василий решился на шаг, который откладывал долгое время.

– Вам необходимо циркумцизио, то есть удаление крайней плоти, так как у вас фимоз, – огорошил его уролог после осмотра.

– Обрезание? – переспросил Василий с ужасом.

– Можно сказать и так, – согласился уролог, – но у вас исчезнут проблемы с сексуальной жизнью и мочеиспусканием. Кроме того, вам мази уже не помогут. Согласны на операцию?

– Да, – ответил он, глядя на руки уролога, которые изучали его отёкшую плоть. Василий поморщился. Сколько лет страдал он от собственной мужской несостоятельности. Надо решиться положить конец этому безобразию, пришла пора избавляться от всех страхов.

Обрезание прошло успешно. Дома Василий с радостью выкинул ненавистные баночки с мазями, хлопнул в ладоши и громко закричал:

– Я свободен, женщины! Берегитесь теперь красавца-еврея.

Новая национальность приносила пока только пользу: вылечился от болезни, которая стала причиной его развода с женой, начал правильно питаться и почти отказался от алкоголя, дав передышку печени.

Ещё ему нравились толкования раввина об отношениях супружеской четы: любовь в браке обязательна, иначе исчезает таинство между двоими, связавшими друг с другом жизнь.

«Неполноценный. Мужчина без жены – неполноценная личность», – фраза била его прямо в сердце. Неполноценный, потому что прятал голову, как аист под крыло, от проблемы, решаемой одним визитом к урологу. Его ли вина, что он остался без семьи? Конечно! И не чёртов фимоз испортил их брак, а он сам, Василий. Покраснел, вспомнив презрительный взгляд бывшей супруги после каждой его неудачной попытки выполнить супружеские обязанности. Лежала так, как будто её пытали, потом поворачивалась спиной и выказывала презрение к его мужскому началу. От этого и борщи её словно были приправлены неудовлетворенностью, любовью там и не пахло.

В общем, они стоили друг друга.

Василий передёрнулся от отвращения. У жены отсутствовало главное украшение – женская грудь. Его рука шарила по месту, где она должна находиться, и натыкалась на холодные твёрдые соски под тряпочками, имитировавшими пышные формы. В супругах задохнулись чувства, когда-то бывшие страстными и нежными. В общем, их супружество было стопроцентным браком (в другом значении это слова), сделавшим его неполноценной личностью, а её – злой бабой.

Грубоватый по натуре Василий внутри себя скрывал нежность и мечтал о возвышенной любви, единственной, неповторимой, но романтика и фимоз были несовместны.

Он решил жить в квартире, где останавливался с Густавом: недалеко от метро, близко к центру и хозяйка не мелочная – получила деньги за полгода вперёд и больше не появлялась. Обычно хозяева проверяли каждый гвоздик, вбитый в стену без их разрешения, заглядывали во все углы и щели. Насмотрелся он на таких, когда мотался по разным городам. Нынешняя оказалась очень интеллигентной, словом, ему повезло, как вообще везло в последнее время в Москве.

Василий изменился за месяц, проведённый в еврейской общине: улыбался, спокойно спал по ночам и не тревожился по пустякам. С кусочком обрезанной плоти исчезла обида на весь мир.

Густав позвонил, когда Василий почти перестал ждать от него известий:

– У нас всё хорошо. Тебе придётся вернуться в Фергану, закончить все дела с Шахином и приехать опять в Москву. Скоро встретимся, у меня хорошие новости.

Глава 4. Шахин. Начало резни. Пожар

Айша обожала слушать рассказы отца, тосковавшего по родине. Она почти каждый день заходила к нему в гости и после замужества. Вечером, смеясь, говорила мужу:

– К отцу снова ходила.

– Опять про Боржоми слушала.

– Как ты угадал? – звонко смеялась она и лучилась от счастья. Ей повезло: она вышла замуж по любви, жила в согласии и достатке. Конечно, Шахина нельзя было назвать красавцем, но мужчиной настоящим он точно являлся: она до сих пор любила его фирменную улыбку, игравшую на полных мясистых губах, жилистые руки и грудь в курчавых завитках волос. Айша особенно ценила, что он не запрещал ей часто ходить в родительский дом, и иногда составлял жене компанию. Садился рядом с ней и внимательно, как будто в первый раз, слушал тестя.

– Знаете, дети, как называли место, где я родился? Деревня Даба. Она лежала на дне ущелья среди озёр. Вода в них такая чистая, что я видел на дне самую мелкую рыбёшку. И воздух хвойный, дышишь – и жить хочется. Старики крепкие были в тех местах, хворь не липла к людям. Они купались в целебной воде и молодели. Я часто с друзьями уходил качаться на висячих мостах над Курой, потом лазили в развалинах старых домов в пещерном городе. А наш дом построил мой дед, молодой ещё был и неженатый. Помню, как сидели с ним на веранде и смотрели на горы в деревьях. Но вскоре нас насильно вышвырнули из родного дома.

В этом месте старик замолкал, морщинистое лицо его кривилось, он закрывал лицо руками и молча глотал слёзы. Кадык на шее дёргался часто и неровно. Успокоившись, он продолжал рассказывать, как их выкинули в 1944 году из отчего дома и привезли в необжитые места Ферганской долины.

– Мне не хватает здесь гор, леса и свежего воздуха. Чувствую, как лёгкие забились пылью. Жаль, меня похоронят здесь. И вы останетесь жить в этих местах.

Отец ошибался. Прах его упокоился в степи на мусульманском кладбище, а дети и внуки убежали далеко-далеко. Убежали, чтобы не умереть.

Ему и в голову не приходило, что степная пыль – не самое страшное. В жизни детей случится что-то, что он не мог представить себе даже в самом страшном сне.

Однажды ночью начался пожар! Дом горел. Красные языки пламени ползли вверх, охватывали стены, трещала крыша. Огонь и разъярённые вопли с улицы:

– Бейте, уничтожайте турков-месхетинцев!

Крики становились всё громче и громче. Пламя освещало поднятые вверх руки с железными прутьями арматуры, кетменями, палками. По воротам гремели камни.

Хозяева не верили своим глазам. Дом, построенный их руками сразу после женитьбы, горел не в страшном сне, а на самом деле.

Стены рухнули, следом полетели куски черепицы. Осколки оконных стёкол пускали всполохи огненных зайчиков и смеялись над Шахином.

Сколько времени длилось это безумие, никто не знал: с улицы продолжали доноситься крики и ругань, грохот почти обвалившегося по частям дома. Рядом плакала Айша. Вчера, ещё вчера они жили обычной жизнью и не ценили, какое счастье – просыпаться в собственном доме.

Всё изменилось в один день. Абиль вернулся домой, потому что забыл школьный дневник на столе. Пробежал в обуви на кухню, пока не увидела мама, и быстро вернулся на улицу. Прикрыл калитку, обернулся. Взгляд наткнулся на крестик, почти незаметный, сразу под окном. Крестик чёрного цвета, кривоватый, нарисованный наспех. Его здесь точно не было, потому что именно сквозь это окно Абиль пытался заглянуть в комнату, пытаясь определить, дома ли отец, можно ли ещё побегать на улице или на сегодня закончить с играми. Странно, откуда взялся крестик?

Вернувшись в обед из школы, он опять наткнулся на него. Мама уже нарезала для салата помидоры и огурцы, приготовила глубокие тарелки для супа и ждала сына.

– Мам, а кто-то крест нарисовал на стене дома? – спросил он у матери, обжигаясь горячей шурпой.

– Я не рисую на стенах, отец тоже, ты и нарисовал, кто же ещё? – сердито ответила мать и вышла из кухни. Потом Абиль увидел, как она во дворе разговаривает с соседом, тот что-то отвечает ей и разводит руками.

Айша не находила себе места. Ходила из комнаты в комнату, думала о чём-то, потом кинулась к серванту, где хранились документы и деньги. Длинные ловкие пальцы быстро отложили в сторону самое необходимое. Наконец пришёл муж с работы.

– Представляешь, – она начала рассказывать ему про крестик на стене их дома. Муж ел и слушал сбивчивый рассказ Айши. Красивая, двоих детей родила, а всё как девочка. Повезло ему с женой. Улыбнулся своим мыслям.

– Дети баловались, надо же из такой ерунды придумать трагедию, – заключил он. В это время пришёл сосед. Хозяева пригласили его за стол, но он отказался и стал о чём-то взволнованно шептать им, стоя в дверях. На кухне на столе ещё стояла тарелка с супом, урчал чайник на столе, когда Шахин коротко сказал жене:

– Собери детей. Возьми документы и деньги на всякий случай.

– Абиль, Айгуль, возьмите портфели с учебниками, сегодня мы будем ночевать у дяди Вали. Собирайтесь!

Мать держала сумку, с которой обычно ходила на рынок за свежими продуктами. Иногда Абиль помогал ей, тащил одну ручку сумки, а она – вторую. Сегодня полупустая сумка висела у неё на плечах. Сосед первым вышел из дома, огляделся и махнул рукой. Отец шагнул за ним, обернулся и кивнул жене и детям. Что-то тревожное и страшное чудилось в том, как они шли в гости к соседу, чей дом находился рядом, почти примыкал к их палисаднику.

В дверях их ждала хозяйка, выбежали соседские дети и с любопытством смотрели на поздних гостей. Дядя Вали велел им ложиться спать и отправил Абиля к сыновьям, а Айгуль на женскую половину.

Абиль прислушался. Сквозь неплотно прикрытую дверь доносились голоса взрослых:

– Сват мой рассказал сегодня утром, что дома турков-месхетинцев будут поджигать.

– Откуда они знают, где живут месхетинцы?

– Крестом пометили все дома.

– Ой, утром Абиль сказал, что видел крест на стене нашего дома.

– Вам надо некоторое время пожить у нас и никуда не выходить. Потом что-нибудь придумаем.

Мать заплакала и стала благодарить соседей.

– Спасибо вам большое!

– Сестра, мы сколько лет прожили рядом, вы для нас ближе родственников. Мы с вами первые жители в Кувасае. Кто, как не мы, будем помогать друг другу.

Шёпотом Вали рассказал, что в город привозят на автобусах и поездах иногородних узбеков; прежде их в глаза никто не видел, своих-то в маленьком городке знали друг друга в лицо.

– Может быть, всё ещё уладится? – вздохнула Айша.

Абиль расстроился. Летние каникулы только начались, а надо сидеть дома взаперти, да ещё и у соседей, лишний раз вставать с места стесняешься, как будто на уроке в классе торчишь, только без перемены. Вместо учителей разговаривают взрослые, помолчат недолго и опять о чём-то рассуждают. Хозяйка не успевала заваривать свежий чай.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю