Текст книги "Окольным путем"

Автор книги: Нина Чешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Чешко Нина
Окольным путем

Нина Чешко

Окольным путем

(рассказ)

Свежая прохлада ночного воздуха навевала сонливость, затягивающую все кругом туманной пленкой нереальности. Черными тенями виднелись в центре маленькой площади, далеко от желтых фонарей огромные ели. Время от времени автомобили, трогаясь с места или подъезжая из глубины уходящей вдаль и вниз с холма улицы, обливали деревья светом фар, вызывая из темноты объемность и плотность. Тогда в дальнем конце площади вспыхивали двумя таинственными зелеными искрами в кустах кошачьи глаза. Свет гаснул внезапно или уносился с шелестом шин, чтобы смеркнуть в отдалении; улучив такой момент, сквозь тучи робко проглядывала луна. Тогда те же ели возникали из тени в совсем другом, скрадывающем цвет и форму призрачном облике. Главный вход и многочисленные окна аэровокзального здания бросали на асфальт площади прямоугольники света и пропускали усталый приглушенный гомон большого и вынужденного скопления людей.

Исподволь возник мощный гул, стал крепнуть, наливаться силой, властно заполнил все кругом. Потом приглушился было, словно отвернувшись, но быстро набрал мощь опять, завибрировал, превратился в рев, как будто раздирая пространство на части. Казалось, весь мир вот-вот лопнет и разлетится вдребезги, раздавленный чудовищной громадой звука, но в какое-то неуловимое мгновение лавина рева приостановилась, пошла на убыль и медленно растаяла, оставляя за собой посреди оглохшей тишины тонкий, полный тоски собачий вой.

Сквозь тишину и тоскливый испуганный вой медленно просочились прежние звуки – шелест шин, людской гомон, ворчание троллейбуса на стоянке. Резкий, обезображенный механическим вмешательством голос без труда проник из вокзального здания на темную площадь:

– Рейс 213 Симферополь – Москва задерживается на четыре часа в связи с погодными условиями в пункте назначения. Повторяю: рейс 213...

На скамье возле входа молодая женщина вздохнула и поуютней устроила голову на плече своего спутника.

– Вот видишь, – пробормотала она полусонно, – здесь прекрасно все слышно. Не прозеваем.

– Да, – меланхолически произнес тот,– и ни одного мотора не прозеваем, и ни одной собаки. Знай – отдыхай.

– Внутри тоже не тихо. Зато здесь воздух свежий, – она и договорить не успела – уже дремала.

Он с усилием поднял голову. Это не так плохо, что шумно – не к чему засыпать обоим. Вещи, конечно, в самолете, да и место не безлюдное... Вон на скамье по другую сторону входа целое семейство расположилось с детишками. Ну а, все-таки, мало ли что...

Ворчливый троллейбус уехал, подобрав десяток неповоротливых людей с чемоданами. Собачий вой умолк. Ни один автомобиль не нарушал наступившего затишья. Луна медленно просочилась сквозь облако, наполнив серебристым сиянием черные провала между владениями фонарей.

Он бездумно смотрел вперед, через площадь, в проем улицы, будто обрывающейся пропастью, но в действительности только плвно уходящей вниз. Смотрел, пока пятиэтажные дома по обе стороны улицы не задрожали в лунном свете, расплываясь туманом и приобретая новые формы – словно и похожие на прежние, но в чем-то другие, странные. Пока не растворилась в зыбком мареве луна, не исчезли отсветы фонарей, и сон не перенес его исподволь в другой мир, где над этими странными зданиями вставало солнце.

Яркий утренний свет расчерчивал четкими тенями пустую утреннюю улицу. Тени падали от косых решеток, вставленных в киирпичные ограды, и от деревьев. Это были не обычные деревья, но непобедимое свойственное сну ощущение, что все нормально и обыденно, что деревья именно такие, как им здесь полагается быть от начала времен, мешало приглядеться к ним как следует. В странных домах за оградами еще спали, но не все. С присущей сну легкостью проникая сквозь стены, он увидел лестничную площадку верхнего этажа, серо-зеленую поверхность пола и стен, блестящую в снопах утренних лучей. Косой решетчатый переплет большого окна рассекал этот блеск изломами теней, гротескно перекашивающих стены – или они в действительности были косые? Гулко лязгнул замок, сбоку распахнулась дверь, и на площадку вышел человек – странный человек в странном доме. Почти треугольное, острием книзу, лицо, пышные совершенно белые волосы щеткой надо лбом. Обыденная как деревья на улице – одежда. Человек распахнул дверь в квадратной решетчатой шахте, ступил на площадку, огороженную бортиком. Размеренно и плавно стал вращаться мощный винтовой стержень, протыкающий площадку вертикально и уходящий в потолок, размеренно и плавно площадка с человеком заскользила по стержню вниз.

Хлопнула входная дверь, выпуская человека из тени в солнечное сияние улицы. На короткий мелодичный зов – не то голос, не то свисток или рожок примчалось откуда-то снизу, из невидимой части спуска между рядами домов, белое пушистое существо – то ли овца, то ли собака. Маленькие витые рожки сидели, плотни прижатые, по бокам головы, как свернутые кренделями косички у довоенных пятикласниц на старых фотографиях. Умилительные рожки, не удивительные – обыденные, как деревья и одежда.

Прыгая в восторге у ограды, существо издало свистящий звук, неожиданно набравший силу и мощь. Звук обратился в гул, заполнил все кругом, потряс странные дома, заставляя их расплываться в тумане, угасил солнечный свет, оставив от него только разбросанные тут и там желтые ореолы фонарей. Из раздробленного самолетным ревом сна медленно кристаллизовалась темная площадь с уходящей вниз улицей, призраки елей и пятна оконного света, а рев, сделав свое дело, угас в отдалении, оставив после себя, как и в прошлый раз, тоскливый собачий вой.

– Вот он где, смотри, Олег!

Олег, еще плохо соображая, взглянул, куда указывала разбуженная спутница. Напряженный силует большой лохматой собаки, черный против света отдаленного фонаря, казался наредкость выразительным. Голова и хвост в одну линию, уши прижаты – пес самозабвенно изливал то ли испуг перед отзвучавшим только что вселенским воем, то ли тоску по этому недостижимому идеалу вытья. Олег тупо смотрел, медленно возвращаясь в явь.

– Слушай, Надя, – к тому времени, как он заговорил, она уже снова почти задремала. – Какая мне сейчас приснилась интересная конструкция лифта! Площадка на винтовом валу с жесткими направляющими. Не понимаешь? Ну, по типу заглубленной гайки. Да еще со всеми подробностями застекленная шахта, зонтик над площадкой, оградки кругом площадки и вала... прямо хоть

рабочие чертежи заказывай. Это же ты подумай – не нужно кабины, один пол, никаких тросов. Здорово можно облегчить конструкцию, да и безопасность выше. Честное слово, надо заявку подать.

– Менделеев ты мой, – пробормотала Надя, стараясь не засыпать слишком вызывающе.

– Менделеев лифты не изобретал... – Олег не старался.

– Менделеев свою таблицу во сне увидел...

– А!.. А ты что увидела?

– Я? – Надя чуть пожала свободным плечом. – Ничего конструктивного. Женщина в поле – и только.

И только. Она сонно вздохнула. Какой смысл рассказывать? Очень трудно передавать сны. Ей никогда не снилось ничего такого, на что подают заявки. Скажешь: холм, дорога через поле. Но разве можно передать это ощущение реальности чего-то совсем нереального, этот свет, естественный, обычный во сне. Невозможно сказать, слишком светло или слишком темно – воздух как бы наполнен невидимой искрящейся пылью, и она мешает смотреть. В поле растет что-то чужое, больше всего похожее на тростник с метелками, высокий, в полтора роста человека. Между мощными зелеными стеблями ходит женщина, наклоняется над пазухами длинных узких листьев, делает что-то непонятное. Дорога спускается с холма в четкую, но словно чем-то затуманенную даль под пустым блестящим небом, там в бархатно-коричневой долине одиноко стоит огромное белое здание со множеством остроконечных башенок, выстроившихся вдоль краев гребенчатой крыши. По дороге небольшой колонной по двое спускаются как будто дети... нет, детского в них только рост. Это вставшие на задние лапы бурые ящерицы с поблескивающей чешуей, и у каждой за плечами что-то вроде котомки или ранца. Женщина приветственно машет колонне рукой, потом возвращается к своему занятию. Из то ли яркого, то ли темного воздуха выныривает птица без шеи, больше всего похожая на рыбу с голубинными крыльями, у нее большие выпуклые глаза и гладкие перья из множества поблескивающих продолговатых чешуек. Птица крижит над головой женщины, роняет длинное перо, та, смеясь, подхватывает его, втыкает в волосы. Потом бросает вверх пригоршню зерен, над зернами раскрываются светлые пушистые парашутики, они медленно планируют вниз. Рыбоптица суетливо ловит их, рыская в воздухе, женщина смеется...

– Олег!

Он резко повернулся к жене, вдруг судорожно вцепившейся в его плечо.

– Ты что?

– Вон она! Ой...

– Кто?

– Женщина... Та женщина, которая мне приснилась...

– Фу ты! – он облегченно вздохнул. – Можно ли так пугать?

Но стиснутые пальцы не собирались разжиматься.

– Ты посмотри!

Он посмотрел.

На соседней скамье в конусе фонарного света одиноко сидела, поджав ноги, женщина... или что-то вроде женщины. Платье на ней расцветкой, материалом и покроем больше всего напоминало матрасный чехол, впрочем, отделанный по всем каемкам и подпоясанный чем-то радужно поблескивающим. В гладких и коротких, но очень густых волосах неопределимого при тусклом искусственном освещении цвета выделялось квкое-то украшение, словно собранное из жемчужно-блестящей рыбьей чешуи. Но главное – лицо. Четко видное в профиль, с крупными чертами, оно, хоть и по-своему не то чтобы некрасивое, попадало с пугающей точностью на грань между человеческим и нечеловеческим. Если бы Олега спросили, как по его мнению должна выглядеть нечистая сила, он нарисовал бы мысленно что-то очень похожее.

И тем более странным выглядело на этом лице – да и во всей фигуре совершенно человеческое выражение недоумения и растерянности, даже, пожалуй, паники. Блестящие кромки одежды шевелились, выдавая тяжелое учащенное дыхание. Взгляд странно матовых глаз метался, оставаясь при этом пустым, как у слепой.

– Ну и ну, – проговорил Олег. – Кого только в аэропорту не увидишь... Она, должно быть, из какого-нибудь Восточного Суринама час назад прилетела.

– Ты что, не понял? – нервничала Надя. – Она снилась мне!

Он досадливо мотнул головой.

– Ты просто заметила ее краем глаза, прежде чем заснуть. Так бывает. Ты же не боялась ее во сне, верно?

– Во сне... Во сне все, как так и надо!

Она вспомнила колонну ящеров с заплечными мешками и еще глубже впилась пальцами в олегово плечо.

– Ты мне синяк поставишь, – он осторожно высвободился и обнял жену одной рукой. – Значит, она в таком милом наряде, снилась тебе в поле? Интересно, что она там делала?

– По чем я знаю? По-моему, прививала кукурузу.

Олег, недостаточно искушенный в сельском хозяйстве, не сумел оценить это предположение по достоинству. Он всмотрелся еще раз. Цвет кожи при таком освещении неясен – только и понятно, что не черная – но раса, определенно, чужая. Индеанка, наверное. Сама, бедняга, не в своей тарелке.

– Посмотри, как дышит, – шептала Надя, выглядывая из-за его плеча, словно из окопа. – Там воздух не такой.

– Где там?

– Во сне...

Олег повернулся к ней.

– Знаешь, что?..

Он собирался посоветовать жене лучше поспать еще и увидеть что-нибудь попроще, но все его мысли и намерения вдруг начисто отсек короткий и не очень сильный мелодичный звук.

Не поняв еще, в чем дело, Олег метнул инстинктивный взгляд в направлении звука, и успел поймать в просвете распахнутых дверей вокзала знакомое – откуда? – странное треугольное лицо под валиком неестественно светлых волос. Перегорающей лампой вспыхнула в мозгу картина лестничной клетки, исчерченной косыми тенями, и солнечных бликов на винтовом валу. Не сознавая, что он делает, Олег встал со скамьи и быстро пошел к дверям. Надя оцепенело смотрела вслед. Уже на ступеньках его нагнало ее испуганное:

– Ты куда?

– Я сейчас, – отозвался он, не оборачиваясь, и вошел в полный негромкого людского гомона зал.

Беловолосый уже успел подняться на маленькую галерею – туда, где не было людей – и стоял у перил, отчетливо излучая точно такую же, разве что чуть менее паническую, растерянность, как иностранка на скамейке. Обыденный во сне костюм оказался серыми шортами и немного более светлой безрукавной блузой, волосы в электрическом свете оставались белыми, как вата. Он лихорадочно крутил в руках предмет, напоминающий многоглазую розовую мыльницу, проделывал с ним какие-то непонятные манипуляции, иногда получая в ответ сухие щелчки и фонтанчики синих искр.

Олег с усилием оторвал взгляд от этой картины, стремясь убедиться, что не угодил ненароком в приснившийся мир косых решеток и рогатых собак. Нет. Зал и люди в нем оставались своими, привычными и нормальными. На беловолосого явно никто особенно не обратил внимания – расположившаяся в углу на сумках и узлах колоритная группа людей азиатского типа в полосатых халатах и вышитых тюбетейках своими непонятными, но очень выразительными разговорами привлекала гораздо больше любопытства. Ошалело осматриваясь кругом, Олег уловил только один устремленный на галерейку взгляд и выхватил из невнятного шума только одну хрипловатую фразу: "Я всегда говорил, они там все, в Америке, чокнутые!.."

– Ну и что ж, – подумал Олег, обретя наконец способность думать. Увидел краем глаза перед сном. Как и Надя...

Надя!

Она облегченно вздохнула, приподнявшись со скамейки ему навстречу. И он вздохнул облегченно. На месте жена, на месте нормальные дома, ночь, площадь, луна, фонари. И женщина не то из сна, не то из джунглей тоже на месте.

– Что там такое?

– Ну,.. разве нельзя на минуту отлучиться?..

– Не выдумывай! – потребовала Надя, силком усаживая Олега снова рядом. – Что ты увидал?

– Ну, могу и я тоже увидать того, кто мне приснился? Считай, что завидно стало.

– Не пойму, – она сдвинула брови. – Ты что увидел? Лифт?

Подробный пересказ сна занял от силы три минуты. Куда больше ушло на описание растерянного беловолосого с его мыльницей. В темных надиных глазах блеснуло невольное злорадство.

– Ну, что теперь скажешь?

Олег пожал плечами. Он сам не заметил, рассказывая, как впечатление чуда растворилось в обыденных словах.

– Да то же и скажу, что раньше говорил. Мы с тобой оба подсознательно заметили перед тем, как заснуть, необычные фигуры – отсюда и сны. Что ж тут другое скажешь?

– Ну ты подумай, что за совпадение! Каждому по фигуре, притом одновременно!

– А ты что предлагаешь? – рассердился Олег. – Какое объяснение? Материализацию духов и раздачу слонов?

– Насчет слонов не знаю, – Надя вдруг отвернулась и показала рукой в сторону площади. – Ты лучше скажи, кто вот этого подсознательно заметил? Пока ты внутрь ходил, я его углядела вполне сознательно.

На троллейбусной остановке под фонарем стоял старик в сером плаще. Обыкновенный старик, обыкновенно – разве что не совсем по сезону одетый. За одним исключением. На голове его красовалась темная очень широкополая шляпа с низкой полукруглой тульей. Олег сразу вспомнил, что именно такую шляпу смастерили для него, когда он на утреннике во второй группе детсада изображал Кота в Сапогах.

Положим, не в шляпе дело – мало ли кому и как взбредет в голову валять дурака – но Олег, испытывая какое-то несуразное чувство протеста, тем не менее сразу узнал в облике старика все ту же необъяснимую растерянность, граничащую с паникой. Старик следил, как расходится на узкой полосе между сквером и зданием троллейбус с автомобилем, и всей своей осанкой давал понять яснее ясного, что эта картина повергает его в глубокое недоумение. От него веяло неуверенностью и страхом гораздо отчетливее, чем если бы он полчаса описывал свое душевное состояние словами.

– Вот ты как хочешь, – прошептала Надя Олегу в ухо, – а он сейчас снился кому-то третьему!

– Эпидемия, – успел только проговорить Олег – и замолчал, потому что старик обернулся, робко осмотрелся и нетвердым шагом направился прямо к ним.

Они смотрели на него, а он подходил все ближе, перед самой скамейкой остановился и вежливо приподнял невообразимую шляпу. Впрочем, лицо под ней оказалось вполне человеческое – умное, доброе немолодое лицо. Только вот фраза, которую он произнес, непривычно мягко и текуче выговаривая звуки, оказалась под стать не лицу, а всей сонной одури нынешней ночи.

– Юные люди, не скажете ли вы мне, как давно в этом городе ввели правостороннее движение?

Надя молча расширила глаза. Олега вдруг охватило радостное облегчение: "Господи, да ведь все проще простого – это я опять сплю, только и всего! И надина женщина (а кстати, где она? нет, не исчезла, сидит, где сидела), и мой безволосый, и этот старик всего-навсего продолжение сна!"

Как хорошо понять, наконец, что происходит! Испытывая блаженное чувство освобождения, он спокойно ответил:

– Точно вам сказать не могу, я, видите ли, не специалист, я занимаюсь строительной техникой. Но думаю, что еще на заре автомобилизма.

Надины расширенные глаза обратились на Олега.

– Да,..– старик потеряно пожал плечами, – но... вот я готов сделать клятву, что час тому назад оно было левосторонним...

– Что вы готовы сделать?

– Клятву,.. – старик уставился как завороженый на олеговы сандалеты.

– Неважно... видите,.. моя жена вчера уехала... ее нет дома,.. пояснил он зачем-то, – а я сейчас возле киоска был... покупал газету... и вдруг оказался тут... и все так странно изменилось... но я не сплю, я знаю, что не сплю, я стоял возле,.. – он совсем растерялся и, явно забывшись, пробормотал, – да разве мужчина может носить такую обувь?

– Если на то пошло, ваша шляпа... – невозмутимо начал было Олег, но его прервали.

– Ой, смотрите! – воскликнула Надя, показывая рукой.

От дальнего конца площади мимо елей с громким возбужденным лаем несласть машистыми прыжками большая собака. Тот самый пес, провожавший воем самолеты, целеустремленно мчался в сторону Олега с Надей,.. нет, не просто в их сторону, а именно к ним,.. нет, не к ним, а к растерянному старику. Мчался , как будто к цели всей своей собачьей жизни, мчался, полный безошибочно видного восторга, словно к сбывшейся вдруг безнадежной мечте. Пораженный Олег увидел, как старик тоже просиял и подался навстречу собаке.

– Джой! – воскликнул он радостно. – Джой!

И тут что-то случилось – одновременно с собакой и с человеком. Странно было смотреть до чего одинаково оба внезапно отпрянули в смущении друг от друга, когда пес уже готов был прыгнуть человеку на грудь.

– Черный... – ошеломленно пробормотал старик – совсем черный... – а собака взвизгнула с ясно видимым горьким разочарованием, крутнулась несколько раз около него, потом легла и, положив голову между лап, жалобно заскулила.

– Что такое? – оторопелый Олег снова забыл, что видит сон.

– Что?.. – взгляд Нади остановился где-то в пространстве, жутковато напоминая взгляд возникшей из ее сна женщины, – так у вас есть собака?

– Да, – растерянно отозвался старик. – Джой. Совсем такой же, только темно-рыжий.

Надя прищурилась и вдруг заговорила, захлебываясь от спешки:

– Ну, так я вам скажу, у него хозяин тоже такой же, как вы, только рыжий... или там еще чем-нибудь по мелочи отличается. Или не отличается. А то, чего он к вам так бросился было, как к родному? Слушай, Олежка, я про такое читала, нет здесь никакой материализации духов, все они где-то жили на самом деле. Тут сейчас к ним каким-то образом приоткрылась дорога, оттого мы увидели такие сны, ну, вроде как на границе побывали между здешним и тамошним. А потом тех двоих каким-то образом сюда перетащило уже не во сне, а наяву. А они ничего не понимают и бродят, как потерянные. Вон сидит, бедняга, совсем ошалела. Только вообразить – то тебе поле камыша с ящерами, а то город, ночь и самолеты!..

– Подожди! – вклинился наконец Олег. – Ты сама-то, вообще, проснулась или нет? Как по-твоему их "перетащило" и откуда?

– Ну,.. не знаю, как... тут самолеты, радары всякие мощные... Одного рева хватит сокрушить все на свете... вот и пробило дыру... из других миров каких-нибудь.

– Только-то! – Олег вздохнул. Что во сне, что наяву, жена у него все равно без тормозов в голове. – Ревом, значит, пробило. И всякие граждане посыпались. – Он автоматически сделал жест в сторону сначала соседней скамейки, потом – дверей аэровокзала, а пес и старик одинаково повернули головы вслед за его рукой. – Посыпались, стало быть, из каких-нибудь других миров?

Олег не сумел загородить выход рвущемуся наружу обидному для жены смеху – чуть не захлебнулся. Стараясь управиться со своими внутренними проблемами, он едва расслышал тихий голос старика:

– Юный человек, я должен сказать, что ваша сударыня, видимо, права.

Не столько нелепый подбор слов, сколько абсолютно необычные звуки его речи – мягкие, журчащие, скорее уместные где-нибудь в Пхеньяне, чем здесь, на этой площади -отняли у Олега желание смеяться. Будь речь этого человека совершенно непонятной, он не показался бы вдруг таким пугающе нездешним. Что-то сон затягивается, подумал Олег уже принужденно, безо всякой уверенности. Что там полагается делать в таких случаях, щипать себя? Так ведь Надя его уже щипала – до сих пор плечо щемит, а что толку?

Пес тоже забеспокоился при звуках этого голоса, он приподнялся и глухо заворчал.

– Если вы техниколог, – нерешительно продолжал старик, – значит, должны быть знакомы с гипотезой четвертой координаты.

– Вы так думаете? – иронически переспросил Олег, – впрочем, я не знаю, что такое "техниколог". Я всего-навсего инженер.

Старик растерянно смотрел на него.

– Он говорит о параллельных пространствах! – сердито вмешалась Надя.

– Дураку ясно.

–Да! – обрадованный старик не дал Олегу времени на просившуюся с языка ответную колкость типа: "Ну вот и ищи дурака!" – Очень удачно вы сказали – параллельных! Вы понимаете, параллельные трехмерные пространства... Если они рядом, они могут почти совсем не различаться... тот же город, но правосторонее движение... тот же язык, но выговор не тот, да и лексика, похоже, что не накладывается... Нет, мой человек, вы у себя, ваши сомнения натуральны, а мне выбирать одно из двух – или я обезумел, или ваша сударыня права.

– Послушайте, а вам не приходило в голову, что вы все-таки просто спите и видите сон? – спросил Олег с сочувственным интересом.

– Невозможно, – старик не замялся и на секунду, доказав этим, что ему безусловно приходило такое в голову, и он готов к ответу, – я глубоко знаю, что со мной было – вчера вечером проводил жену вот в этом же самом... то есть в таком же аэропорту, сегодня утром погулял с Джоем, вернулся домой, работал, потом вышел за вечерним листком... еще спохватился, что не принял лекарство... уверенно помню, как стоял на лестнице и думал, возвращаться за ним или нет... вернулся в конце концов... опять вышел за газетой, стоял у киоска, платил плату... вдруг все расплылось... Нет, какой может быть сон, разве что я на том месте скончался – так ведь вы, юный человек, мало похожи на ангела господня.

– Это точно, – Олег неуверенно пытался собрать разбегающиеся мысли, а те, как нарочно, подобрались самые дурацкие. Ну конечно, он не спит, если я сплю, тогда ведь значит он мне снится. А если он не спит,.. нет, я ведь знаю, что он не спит, весь вопрос в том, во сне я это знаю, или наяву. Он сказал, либо он спятил, либо Надежда права... то есть либо она спятила, либо он... нет, наоборот... Тьфу, черт! Если я сплю, тогда мне до лампочки, кто из них спятил, а если не сплю? Если не сплю, тогда я знаю, что старик в своем уме... несмотря на шляпу... и, значит, так оно и есть, как он говорит... один акцент чего стоит... Если не сплю, тогда, выходит, права моя сударыня.

Надя тем временем тоже пришла к логическому умозаключению.

– Так значит, ваш Джой при вас был дома? – с ноткой разочарования в голосе спросила она, и старик кивнул головой. – А я уж было думала, что все поняла. Я решила, что вы его бросили и уехали... то есть здешний ваш двойник его бросил и уехал, а он вас теперь ждет... то есть вашего двойника. Уж очень он воет тоскливо на все самолеты. Я когда-то читала о такой брошенной собаке, которая годами в аэропорту дежурила. Вообще-то, может так оно и есть, все-таки вы – одно, а ваш двойник – другое, не может быть все совсем одинаковым, – она уже не обращалась к старику, а как будто рассуждала сама с собой. – Или, может, вы его завтра решите бросить, или хотели бросить, да раздумали, а этот здесь не раздумал...

– Что?! – старик явно не пожелал понять, что она рассуждает сама с собой, и его возглас заставил дрогнуть и поднять взгляды не только Олега с Надей и встрепенувшегося пса, но и загадочную женщину и все полусонное семейство с противоположной скамьи. – Чтобы я оставил Джоя? Вы это разумеете, говоря "бросил"? Этак вот оставил одного на улице выть на самолеты?! Да как у вас гортань не перехватило, юная женщина! Джой у нас член семьи! Вот бессловесная тварь – и та понимает! – в избытке чувств он принялся трепать по голове взволнованно вскочившую собаку – и под рукой что-то зашуршало.

Все еще сердясь, старик выдернул из-за невидимого в лохматой черной шерсти ошейника довольно большой плотный обрывок то ли конверта, то ли какой-то упаковки. В тусклом свете неясно чернела короткая надпись. Не сговариваясь, три человека наклонились над бумажкой, повернув ее в сторону ближайшего фонаря, близоруко всмотрелись в неровные корявые буквы.

Под зарождающийся снова где-то в небе гул дрожащие линии сложились в отчаянный призыв:

"Скорую! Гвардейская,16, кв.3"

– Это мой адрес, – растерянно проговорил старик, – в двух кварталах отсюда.

На несколько секунд все трое ошеломленно застыли. Потом Олег сорвался с места и бросился к ближайшей телефонной будке.

* * *

Комната была очень старомодно и уютно обставленная, очень аккуратная и очень тесная. Из-за приоткрытой двери отчетливо доносились переговоры санитаров, старающихся осторожней развернуться с носилками в узкой прихожей.

Врач – крупный мужчина средних лет – защелкнул замки своего "дипломата" и поднял взгляд на растерянно стоящую перед ним троицу.

– Ну, кажется, все-таки не опоздали. Хотя все к тому шло. Если... когда выкарабкается, внушите ему, что лекарство надо принимать точно и регулярно.

– Так ведь, – начал было старик и осекся.

– Вы кто? – повернулся к нему врач. – Впрочем, вижу – брат. Вы?

Надя неуверенно переглянулась с мужем.

– Мы вообще-то посторонние. Записку нашли.

Врач снова обратил глаза к старику и досадливо поджал губы при виде его застывшего в ошеломленном оцепенении лица.

– Есть у него жена, дети?

– Не.. – к счастью совершенно невозможное "не знаю" оборвал вовремя попавшийся на глаза большой фотопортрет на стене. Будь мужчина на портрете один, старику могло бы почудиться, что он смотрит в зеркало, но и полная добродушная женщина рядом явно оказалась хорошо ему знакомой.

– Да... жена... разумно удумать, что она и тут поехала к дочери... не трудно к ней направить весть... когда, конечно... – он снова осекся и не кончил фразу.

Олег прочел в глазах врача зреющее намерение вызвать еще одну скорую несколько отличной специфики, и поспешил вмешаться:

– Видите ли, он мне уже объяснял, он только на днях сюда вернулся, много лет жил в Китае, отвык по-русски говорить. Слышите, акцент какой?

– Да, – старик бросил на Олега благодарный взгляд и отважно продолжил:

– Она не очень далеко. Если успеет к самолету будет здесь через три часа. Я ей телефоном...

– ПозвОните, – подхватил Олег.

– Позвоню.

– ПозвонИте, – буркнул врач. – И поскорее. Шестая больница знаете где?

Шум скорой растаял в ночном городе. Невесть откуда возникло громкое тиканье неслышных прежде часов. Мы здесь, как привидения в пустой квартире, – подумал Олег. – По крайней мере один из нас. Прибыл на выручку с какого-то не того света... Так, раньше был сон, теперь мистика, что будет следующее? Шизофрения? Где эти дурацкие часы? Он не мог бы ответить, чем его так раздражает ни в чем не повинное привычное тиканье, но безостановочно искал часы глазами, а увидав, что старик открыл дверь в прихожую и что-то ищет за ней, поймал себя на бессмысленной уверенности, что он тоже ищет именно часы.

– Вот, – проговорил старик, поднимая телефонную трубку, и послышался прерывистый стрекот диска.

– А если здесь у нее номер не тот? – спросила Надя почему-то шепотом.

– С чего бы, – пожал плечами Олег, – адрес же совпал. Что за неверие в любимые параллельные пространства?

Но просебя засомневался. Можно вот спохватиться и вернуться, чтобы принять лекарство, а можно и не спохватиться или решить не возвращаться. Значит, можно решить поехать к дочери, а можно – к сыну, или в Карловы Вары на курорт. Пробьется он там в конце концов через все эти коды,или нет?..

Ой, господи, что же он теперь может ей сказать? А главное – как?!

И Олег кинулся к старику и телефону.

В результате нескольких минут лихорадочной деятельности, состоявшей из перешептываний, суфлирования и невообразимых манипуляций с телефонной трубкой, Надя услышала вполне пригодный для места, времени и мира разговор. Причем длина пауз, растерянность и медлительность речи никому уже не позволили бы сомневаться, что говорит тяжелобольной.

– Клава, я тут подвел тебя немножко... да... нет... в общем, меня, наверное, положат в больницу... в шестую... знаешь, где это?... ничего, не волнуйся, обойдется, врач сказал... да, помнил, конечно помнил, только... вышел за газетой и думал, возвращаться или обойтись...да... конечно... если не тяжело...тебя Джой встретит в аэропорту... как кто?... ну да, Джек... конечно, Джек... да... извинись за меня перед Леной... да... жду.

Олег отобрал у старика трубку, которую тот машинально стремился повесить куда-то на стену, положил на рычаг, облегченно вздохнул и вытер лоб платком.

– Спасибо, – сказал старик.

– Н-да, – Олег покачал головой,– и вы подумайте, ведь узнала, ни секунды не сомневалась, при таком-то акценте!

– Не волнуйся, – убежденно отозвалась Надя. – Вот об этом не волнуйся. Узнает где угодно. Мало ли, что мир другой – а человек тот же. Жаль, ты себя со стороны не слышал, а я слышала и хорошо запомнила, с каким акцентом ты слова выговаривал, когда вы отмечали десять лет выпуска и задержались на третьи сутки! Узнала я тебя тогда или не узнала? Или то был не ты, а твой двойник от ящеров?

* * *

– Интересно, – начал Олег, пока старик запирал за ними двери, – вот когда она к нему приедет, что они станут думать о вашем звонке?

– Такими событиями питаются религии! – торжественно провозгласила Надя.

– В таком случае, сударыня, религии питаются очень скудно, – возразил старик. – Должен полагать, что мне придется объяснить им этот звонок – я не утвержден, что попаду домой так же легко, как попал сюда. Но идемте поторопимся.Я буду очень огорчен, юные люди, если вы из-за меня... или почти меня пропустите самолет.