Текст книги "Кира, вернись! (СИ)"
Автор книги: Нина Павлова
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Кира, вернись! – Нина Павлова
Кира, вернись! – Нина Павлова
После литургии стоим у храма, дожидаясь схиархимандрита Илия (Ноздрина). Одна моя знакомая из Козельска говорит своей подруге: – Как батюшка скажет, так и поступай. Иначе беда.
Рассказы
• Разговоры
• Корова и космос
• Клубника
• Счастливый таксист
• Кира, вернись! Разговоры
После литургии стоим у храма, дожидаясь схиархимандрита Илия (Ноздрина). Одна моя знакомая из Козельска говорит своей подруге:
– Как батюшка скажет, так и поступай. Иначе беда.
– Какая беда?
– Как с моим племянником Федором. Врач обнаружил у Феди язву желудка и велел ехать на операцию в Калугу. Привела я Федю к батюшке Илию за благословением на операцию, а тот говорит: «Не езди в Калугу. Подлечишься здесь, в поликлинике, и всё пройдет». Но ты Федю знаешь – он мужик с гонором. «Я, – говорит, – не нищий, чтобы лечиться в нашем убогом райцентре. Я в Калугу поеду». А батюшка чуть не плачет, уговаривая Федю: «Прошу и молю, не езди туда. Ты из Калуги домой не вернешься». Тут Федя разъярился как бык и потом дома ругался: «Только бабы-дуры верят попам, а у меня своя голова на плечах!» Поехал Федя в Калугу. А там перед операцией стали проталкивать зонд в желудок и проткнули что-то. Началось такое кровотечение, что Федю даже до операционной не довезли. Отпели мы Федора.
– Да, надо слушаться старца, – соглашается подруга с рассказчицей, но, выслушав батюшку, поступает по-своему.
***История вторая. Многодетная мама в слезах рассказывает батюшке Илию, что ее старшая дочь, 15-летняя Верочка, мыла окна и, оступившись, упала со второго этажа:
– С тех пор почти месяц не разговаривает. Психиатр выписал Верочке направление в «дурку», а муж запретил туда дочку везти.
– Хороший у тебя муж, – улыбается батюшка. – И зачем нам «дурка»? Это просто испуг, всё скоро пройдет.
Через день вижу эту женщину в храме. Ставит свечи к иконам и сообщает радостно:
– Верочка наша уже разговаривает и веселая, как прежде. Прав был муж. Повезло мне с ним.
Корова и космос
Когда Юрий Гагарин, Герой Советского Союза и космонавт № 1, прилетел в Ташкент, меня включили в список сопровождающих его лиц и велели взять интервью у героя. Но какое там интервью, если Гагарин был практически недоступен из-за множества торжественных заседаний и встреч.
Ездили в те дни на бешеной скорости. Трасса заранее очищена от транспорта, и правительственный кортеж с Гагариным мчит на скорости под двести или больше двухсот. И вот влетаем мы на бешеной скорости в распахнутые ворота оборонного секретного завода, куда и по пропуску трудно попасть. То есть чтобы получить пропуск, надо месяцами проходить проверку на отсутствие шпионских связей. А тут встречающие стоят навытяжку, и все секреты общедоступны.
Помню, как дрогнуло лицо космонавта, когда он увидел на стапелях завода новый сверхсекретный истребитель. Быстро взбежал по лестнице, сел за штурвал, и лицо у него было такое, что я вдруг почувствовала: ему нельзя сейчас мешать, задавая вопросы. Это прирожденный боевой летчик, навсегда полюбивший небо.
Сопровождающие не решились подняться на стапели – высоковато всё же, на уровне двухэтажного дома. А Юра тем временем уже взбегал по лестнице на третий этаж. Ходил он так быстро, что фактически бегал. Свита сопровождающих не поспевала за ним. Люди они властные, но пожилые и тучные. Я же в ту пору была еще молодой и быстроногой. И вот бежим мы с Гагариным по третьему этажу, оставив свиту далеко позади. Вдруг Юра спрятался в комнате конструкторского бюро и попросил меня: «Прикрой!» Что ж, всё понятно: устал человек, и душа, задыхаясь в тисках толпы, ищет уединения.
Бегу по коридору уже в одиночестве, но как бы вслед за Гагариным, а свита, пыхтя, поспешает за мной. Минут двадцать бегали, пока не появился Юра.
А дальше снова езда на бешеной скорости – в пионерлагерь. Это была своего рода иконография советских времен: «Вождь и дети», «Космонавт и дети». На детском празднике всё было, как у взрослых: доклад, речи плюс стихи про дедушку Ленина и верных пионеров-ленинцев. В конце встречи космонавту подарили роскошный восточный палас. Сунул мне Юра палас в руки и шепнул: «Прикрой». Оказывается, ему надо было в то заведение, куда царь ходил пешком. Домик задумчивости был в конце аллеи. Я, прикрывая пути отхода, развернула палас и заговариваю зубы пионерам: «Обратите внимание на гармонию узоров. Древнее восточное искусство – это...» Зря старалась. Верные ленинцы, смотрю, бегут за Гагариным. Выстроились с букетами у входа в домик и вскинули руки в пионерском салюте. Смех и грех – торжественная встреча космонавта на фоне заведения с надписью «Туалет».
– Где бы спрятаться? – засмеялся Гагарин.
– Я вас спрячу, батыр! – сказал командир отряда Алишер.
Алишер что-то крикнул по-узбекски пионерам, и те побежали в зрительный зал якобы на встречу с космонавтом. А мы под руководством Алишера протиснулись сквозь заросли на ту уединенную поляну, где иная жизнь и иной мир. Тишина, запах мяты и чабреца. Гагарин и Алишер сидят, обнявшись, и следят, как высоко в небе плавно парит сокол-сапсан.
– Юра, – говорю, – мне ведь надо взять у тебя интервью.
– Напиши, что хочешь. Я всё подпишу.
– Нет, лучше сам расскажи про что-нибудь любимое.
– Про любимое? – улыбнулся он. – Тогда про маму расскажу. В детстве мы жили в деревне Креушино, и была у нас корова. Мама очень любила ее.
Но договорить нам не дают. Выследили всё же Гагарина бдительные люди. И Юра снова в тисках толпы, и опять недоступен.
Легко говорить: пиши, что хочешь. Но о чем писать? Звоню в Смоленск моей подруге, писателю Нине Семеновой: может, ей что известно о семье Гагариных? Ведь они уроженцы смоленской земли. Нина тут же поехала к родителям Гагарина, а потом рассказывала по телефону:
– Живут бедно, но честно. Ходят в телогрейках, а в избе иконы под рушником. А как раз передо мной приезжал кто-то из райкома партии и велел убрать иконы. Алексей Иванович, это папа Гагарина, молча выслушал его, но иконы не снял. Всех своих четверых детей, Юру в том числе, они крестили в здешней церкви. Потом и Юрий втайне от властей крестил здесь свою первую дочку. Конечно, это не для печати, но я взяла интервью у мамы Гагарина и пересылаю его тебе.
А в интервью мама Гагарина, как и сын, тоже рассказывала про корову: «Какое же благородное животное корова! Ничего для себя, всё для людей: молоко, мясо. И даже шкура ее потом на обувь людям идет. Вот бы и нам так жить, чтобы всё для людей и всё по совести».
В ту пору в печати появилась наглая фраза, приписываемая Гагарину: «В космос летал, а Бога не видел».
– Не верь брехне, – сказал мой друг-журналист. – Это Хрущев так сказал, я лично слышал.
Оказывается, журналист присутствовал на приеме в Кремле по случаю первого полета в космос. Хрущев раздраженно говорил о необходимости усиления антирелигиозной пропаганды и приводил довод: «Вот Гагарин в космос летал, а Бога не видел». На прием был приглашен Святейший Патриарх Алексий I. Юрий Гагарин увлеченно рассказывал Святейшему о состоянии невесомости. Следом к Патриарху подошла пожилая женщина и попросила у него благословения. Патриарх с особой нежностью благословил ее. А в охране закричали:
– Кто пустил сюда эту женщину? Гнать ее вон!
Но разве можно выгнать с приема в честь первого космонавта его маму Анну Тимофеевну?
Несмотря на помощь друзей, интервью у меня не получилось. «При чем здесь корова, – возмущался редактор, – если надо писать про космос?» Но мне и доныне кажется уместным упоминание о корове в истории той многодетной прекрасной семьи, где жили бедно, трудолюбиво и честно, а коровушка кормила их.
Кстати, отец Гагарина – плотник. И есть свое знамение в том, что первым в космос полетел сын плотника, рожденный в той сокровенной России, где даже в годы гонений люди молились перед ликом Христа.
Клубника
Рассказывает бабушка Ева, переехавшая из зоны Чернобыльской катастрофы к сыну в Москву:
– У нас после Чернобыля все овощи и фрукты были облученные. Урожай сказочный, а есть нельзя. И вот принесла одна женщина в храм корзину клубники, да такой красивой и крупной, что глаз не отвести. «Благословите, – просит, – батюшка, клубники поесть. А то исплакалась я, что пропадает всё». Поднес наш батюшка счетчик Гейгера к клубнике, а счетчик зашкалило, как от атомной бомбы. «Нельзя, – говорит, – такие ягоды есть. Вы же сами слышите, как клубника стучит». Оставил он корзину на солее и ушел в алтарь. Тут Литургия началась. После Литургии идет батюшка мимо корзины, и почему-то потянуло его снова проверить клубнику на радиацию. А клубника уже чистая – не стучит. Очень-очень хорошая клубника! Хотите, я вам адрес батюшки дам? Он подтвердит.
Счастливый таксист
Везу из больницы в монастырь знакомого иеромонаха, а молоденький таксист радуется, как дитя:
– Вот мне свезло – батюшку везу! А я ведь, батюшка, дважды верующий.
– Это как?
– А так. Одна моя бабушка, русская, крестила меня в честь Александра Невского. Сашка я, Александр. А другая бабушка, татарка, позвала муллу, сделали мне обрезание и всё, что положено по мусульманской вере. Теперь, куда ни приду, везде свой! Я счастливый человек, правда?
Договорить не получилось, мы уже приехали. Но позже батюшка не раз рассказывал мне истории под кодовым названием «счастливый таксист»:
– Пришел ко мне на исповедь бизнесмен и говорит: «Сегодня по гороскопу мне надо причаститься. Я по таким важным вопросам всегда с гороскопом сверяюсь». – «А какой вы веры?» – спрашиваю. – «Православной». – «Нет, – говорю, – вы счастливый таксист». И сколько же таких «счастливчиков» на земле! Вот недавно друзья уговорили меня почитать Улицкую: дескать, звезда мировой величины, лауреат Всероссийской премии, о Православии пишет. Начал я читать и ахнул: да это же просто счастливая таксистка, и такая всеядная, что для всех и повсюду «своя»! Читал я и вспоминал историю про ту старушку, что у иконы Страшного суда ставила две свечи. Одну – Христу, другую – диаволу, чтобы на всякий случай задобрить его. Но старушка всё-таки малограмотная. А тут образованный человек и властитель дум. Как так?
Кира, вернись!
Кира – это сама элегантность. Одевается в известных фирмах Европы, следующих традициям той высокой моды, что не допускает ничего кричащего, вульгарного и бьющего по глазам. Всё очень скромно, очень дорого и изысканно. А в Европу Кира ездит как к себе домой, потому что папа у нее «шпион», то есть дипломат, и к тому же благородных дворянских кровей.
В Кире чувствуется дворянская выучка: прямая спинка, прекрасная чистая русская речь без новомодного сленга. А главное – та особого рода воспитанность, когда в ситуациях, где люди взрываются и кричат, Кира царственно спокойна. Помню, на именинах у Киры собрались ее подружки с филфака, читающие английские книги в подлиннике, а Сервантеса – на испанском. Поздравить именинницу зашел сосед, поэт-песенник Витя, известный своей способностью регулярно жениться на блондинках из той серии, когда одна блондинка спрашивает другую: «Как правильно пишется – Иран или Ирак?» В общем, поднял Витя тост в честь прекрасных дам и вдруг начал хамить:
– Ненавижу умных баб! И как с вами, умными, мужикам-то живется?
– А как тебе, Витенька, живется с неумными? – ласково спросила именинница.
Тут Витя густо покраснел, потому что его любимые жены были настолько вульгарны, что поэт втайне стыдился их.
А еще Кира прекрасная рассказчица. Вот мы едем с ней из Москвы в Оптину пустынь, и Кира рассказывает мне истории, известные ей от бабушек. Как в старину отмечали Рождество и Пасху, а на именины съезжалось множество гостей. Не день рождения, как сейчас, а именины считались тогда главным праздником, потому что люди благоговели перед своим Ангелом-хранителем, воздавая ему славу и честь.
Дорога долгая, слишком долгая. Из-за ремонта моста через Оку прямые рейсы на Козельск отменили, и мы добираемся до монастыря кружным путем, пересаживаясь с автобуса на автобус.
– Хочу купить дом возле Оптиной пустыни, – говорит Кира. – У нас, у дворян, Православие в крови, но без той самой шарахнутости новоначальных.
«Шарахнутость» – это про меня. Кира, посмеиваясь, вспоминает, как после крещения я чистила свою домашнюю библиотеку. Стеллажи до потолка, сотни сотен книг, а авторов, возлюбивших Христа, единицы. Как раз в ту пору я прочла у преподобного Иоанна Мосха сказание о праведном старце Кириаке. Однажды к келье аввы Кириака пришла Пресвятая Богородица, но отказалась войти внутрь, сказав, что в келье находится Ее враг. Оказалось, что некий посетитель оставил в келье подвижника еретическую книгу.
Помню, как под впечатлением от этого сказания я хотела избавиться даже от моего любимого поэта Афанасия Фета, прослышав, что он покончил жизнь самоубийством. Слава Богу, что это не так: Фет умер от разрыва сердца, когда бежал в свой кабинет за пистолетом, решив застрелиться. Не добежал. Видно, помиловал Бог.
И всё же Кира не зря говорит про «шарахнутость». Вот и сейчас я некрасиво «шарахаюсь», когда Кира достает из сумки и предлагает мне почитать в дороге книгу известного оккультиста.
– У меня с этим автором, признаюсь, роман, – сообщает Кира. – Представляешь, человек жил в буддийском монастыре, великолепно знает Блаватскую и Рерихов, а на его лекциях зал всегда битком. Вот вернемся из монастыря и вместе сходим на лекцию. Договорились?
– Нет.
– Что, боишься меня, б...? – басит и матерится Кира.
– Кира, не пойму, это ты сказала?
– Сама не пойму: я или не я?
Кира меняется. И чем ближе к Оптиной, тем заметней перемены. В час ночи наконец-то добираемся до Оптиной. Монастырь уже рядом, надо только пройти через лес. А в лесу начинается ужас. Кира рычит, как зверь, и матерится так, что даже в зоне, где я работала с заключенными, не приходилось слышать таких вонючих, смердящих слов.
– Кира, милая моя, не надо!
Но уговаривать бесполезно. Это уже не Кира. Даже лицо другое: уродливое, страшное, странное. Лицо дергается в нервном тике и бугрится шишками так, будто под кожей бегает зверь.
– Ненавижу монахов! – гнусаво воет некто в образе Киры. – Ненавижу, убью, сожгу!
И в криках такая обжигающая ненависть, что, кажется, вспыхнет пожаром лес.
В два часа ночи засыпаем в монастырской гостинице, а в пять утра нас будят на полунощницу. Ни в гостинице, ни в монастыре Киры нет. Наконец нахожу Киру возле уличного канализационного люка. Шофер ассенизаторской машины открывает люк, опуская туда шланг. А Кира отталкивает его от люка и, сунув водителю пачку долларов, истошно визжит:
– Вези меня отсюда! Гони! Скорей!
Ассенизатор, ахнув, смотрит на доллары: таких денег ему за год не заработать. И ассенизаторская машина вместе с Кирой мчится прочь от монастыря, волоча за собой неубранный шланг.
– Кира, вернись! – кричу я беспомощно и растерянно смотрю вслед.
– Нашла чему удивляться! – сказал мне потом знакомый монах, когда я рассказала ему о Кире. – Помнишь, как папа инока М. не мог войти в храм?
Как не помнить! Известная была история: родители инока М. часто приезжали в Оптину на своем стареньком «Москвиче». Сергей Иванович, отец, довозил до ворот монастыря маму инока и тут же, как ошпаренный, мчался прочь. Он не то что в храм – в монастырь не мог зайти.
С тех пор прошли годы. Инок М. теперь иеродиакон, его мама – монахиня, а Сергей Иванович смиренно молится в церкви. Однажды я спросила его, почему он прежде не мог войти в храм.
– А доверяете ли вы, – ответил он вопросом на вопрос, – словам апостола Петра: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как лев рыкающий, ища кого поглотить»? Раньше я едко высмеивал людей, уверенных в существовании духов злобы поднебесной. Откуда, думаю, такое мракобесие, и это в наш просвещенный век? А лев рыкающий – реальность. Однажды он дохнул мне в лицо таким зловонием преисподней! Простите, не хочу вспоминать об этом, и монахи советуют: «Не оглядывайся назад».
Монахов Сергей Иванович называет бурлаками, поясняя, что вот как в старину бурлаки тащили баржу против течения, так монахи вытащили его из той зловонной трясины, где он мучился такой лютой мукой, что уже не хотел жить.
***Епископ Варнава (Беляев; † 1963), автор четырехтомника «Основы искусства святости», хотел написать еще один том по аскетике – о сатане и духах злобы поднебесной. Собрал богатый материал, начал работать над книгой. Но вдруг почувствовал духовную опасность и уничтожил рукопись, ибо прикосновение к скверне оскверняет.
И всё же расскажу еще одну историю. Однажды в Оптину пустынь приехала из Москвы молодая художница, чем-то похожая на Киру.
– Батюшка, подскажите, пожалуйста, – попросила она, – какая вера самая лучшая? Мой покойный папа-бизнесмен был наполовину татарин, наполовину еврей, а по убеждениям – атеист. Папа очень любил меня. Может, в память о папе мне принять ислам или иудаизм? А моя мама, русская, советует креститься в Православной Церкви. Как, по-вашему, батюшка, какую веру мне лучше избрать – иудаизм, Православие или ислам?
Батюшка поперхнулся от такого вопроса и посоветовал просто пожить в монастыре и присмотреться. А дальше случилось то, о чем говорится в житии святого равноапостольного князя Владимира. Приходили к нему послы мусульман, латинян, хазарских евреев и уговаривали принять их веру. И князь послал мудрых людей в разные страны, чтобы исследовать веру других народов. Когда же в Киев вернулись послы, побывавшие на византийском богослужении, то сказали они князю: «Не знали – на небе или на земле были мы, ибо нет на земле красоты такой, и не знаем, как и рассказать о том. Знаем только, что пребывает там Бог с людьми». Вот и я не знаю, как рассказать о том сокровенном, когда художница почувствовала живое присутствие Бога и полюбила Православие так, что крестилась с радостью и не ведая сомнений.
А после крещения начались странности. Жила тогда художница в доме своих друзей, уехавших на заработки в Европу. Дом был хороший, благоустроенный, неподалеку от монастыря. И вот каждую ночь молодая женщина мчалась, как угорелая, в Оптину пустынь и барабанила в запертую дверь монастырской гостиницы: «Пустите переночевать хоть на полу в коридоре! Ой, пустите меня скорей!» Иногда ее пускали, иногда – нет. И тогда художница выпросила разрешение ночевать в монастырской кладовке среди веников, ведер и швабр. Из монастыря она теперь не выходила и непрестанно молилась: прочитывала за день почти всю Псалтирь и какое-то множество канонов.
У святых обителей есть своя особенность. Иные люди благополучно живут в миру, не подозревая о своей тайной духовной болезни, похожей на вялотекущий грипп. А в монастыре тайное становится явным, как это было у Киры и папы инока. Вот и московская художница удивляла людей. Странно всё-таки, согласитесь: у молодой красивой женщины есть прекрасный дом, а она ночует, как мышь, на полу в кладовке. Лишь много позже стало известно: в ту пору ее воочию преследовал бес в виде звероподобного существа с клыками. Только монастырские стены и молитва обращали клыкастого в бегство. Тут шла жестокая духовная брань, но художница не сдавалась и самоотверженно билась с нечистью.
Через некоторое время ее постригли в монахини. А после пострига мать открыла дочери семейную тайну: оказывается, их дедушка, священник, был зэком-мучеником, и его расстреляли за веру в Христа.
– Так вот кто меня отмолил! – обрадовалась монахиня.
Теперь эта монахиня помогает старцу отмаливать духовно больных людей. Пробовала и я отмаливать Киру, но батюшка сказал: «Не твоей это меры, надорвешься». И велел молиться так:
«Господи, верую и исповедаю, что Ты любишь рабу Божию Киру больше, нежели я умею любить. Возьми же ее жизнь в Свою руку и сделай то, что я жажду сделать и не могу».
А я, действительно, верю, что Господь любит Киру и каждого из нас. Всё упование мое – на эту любовь.
Источник: Православие.ru
