Текст книги "«Летучий голландец» российской интеллигенции (очерки истории «Философского парохода»)"
Автор книги: Нина Дмитриева
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Так, критико-обличительные высказывания П. А. Сорокина по вопросу о семейном законодательстве едва ли можно было признать научно обоснованными. Дело в том, что по данным статистики, которые он привел в своей статье, с принятием декретов «Об отмене брака» и «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния» (19 и 20.12.1917) и брачного законодательства 1918 г. резко возросло количество разводов, особенно увеличилось число краткосрочных браков: «на 10000 браков в Петрограде теперь приходится 92,2 разводов [58]58
Так в тексте. (См.: Сорокин П. А. О влиянии войны… // Экономист. С. 83 прим.) Здесь пропущен значок «%»., чего Ленин, конечно, не мог знать, когда читал статью. Те же (исправленные) данные, а также указание года (1920-й), к которому они относятся, Сорокин опубликовал в статье «Нравственное и умственное состояние современной России. 1. Морально-правовые изменения». (Воля России. Журнал политики и культуры. Прага. № 4 (32). 1.11.1922. С. 31).
[Закрыть]– цифра фантастическая, причем из 100 расторгнутых браков 51,1 были продолжительностью менее одного года, из них 11 % – менее одного месяца, 22 % – менее двух месяцев, 41 % – менее 3–6 месяцев и лишь 26 % – свыше 6 месяцев». На основе этих данных Сорокин сделал вывод о том, что «современный легальный брак – форма, скрывающая по существу внебрачные половые отношения и дающая возможность любителям „клубники“ „законно“ удовлетворять свои аппетиты» [59]59
Сорокин П. А. О влиянии войны… С. 83.
[Закрыть]… На самом же деле, новое советское законодательство стало важным этапом в признании прав женщин и внебрачных детей. Оно лишало мужчину права руководства семьей, предоставляло женщине полное материальное и сексуальное самоопределение, объявляло право женщины на свободный выбор имени, места жительства и гражданства. Брачный союз можно было так же легко расторгнуть, как и заключить. При этом решающее значение имело только «свободно выраженное согласие» партнеров. Регистрация отношений перестала быть обязательной. Сексуальные отношения, в которые вступал один из партнеров помимо существующих, даже при регистрации последних, «не преследовались». Обязательство выплаты алиментов считалось «переходной мерой». На фоне даже самых развитых стран положение женщины в Советской России становилось самым свободным, а брачное законодательство – самым прогрессивным [60]60
См.: Райх В. Сексуальная революция. – СПб. – М.: Университетская книга, АСТ, 1997. С. 220.
[Закрыть]. «Всплеск» числа разводов в 1920 г. в Петербурге (хотя это число, приводимое Сорокиным, подозрительно велико [61]61
Для Вены, напр., тот же коэффициент у Сорокина завышен (18,1 % против 10,1 %). Ср.: Сорокин П. А. Нравственное и умственное состояние… С. 31; Райх В. Сексуальная революция. С. 185.
[Закрыть], также как число браков в Петербурге – подозрительно кругло), в принципе, можно поставить в зависимость от случившихся социальных катаклизмов, резко изменившегося образа жизни и появления нового брачного законодательства. Но выводы, которые делает П. А. Сорокин, представляются сильно искаженными (спустя некоторое время, за границей, он выскажется гораздо откровеннее):
«Война и революция не только биологически ослабили молодежь, но развратили ее морально и социально. <…> Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов, устраивавших комнаты разврата в каждой школе <…>» [62]62
Сорокин П. А. Нравственное и умственное состояние… С. 31, 30.
[Закрыть].
Чем в таком случае объяснить, что, например, в благополучной и стабильной Америке, – а ведь в те годы там не было ни войн, ни «союзов молодежи», – в Денвере процент разводов в 1922 г. составил более 100 % (51,3 % разводов и 51,5 % случаев злонамеренного оставления семьи), в 1924 г. в Атланте – 55 %, в Лос-Анджелесе – 47 %, в Канзас-Сити – 49,8 %, в Денвере – 50 %, в Огайо – 22,3, в Кливленде – 32,5 %? [63]63
См.: Райх В. Сексуальная революция. С. 185, 187. По мнению Райха, уже с 1923 г. в Советском Союзе резко обозначилась тенденция, которую лучше всего можно охарактеризовать как торможение сексуальной, а с ней и культурной революции. О смене моды с «коммунистического решения половой проблемы» на «буржуазную модель» построения «интимного быта» см. также Петрищев А. О народной нравственности // Дни. № 37. Вт., 12.12.1922 г. С. 1.
[Закрыть]Продолжая свои рассуждения на страницах «Экономиста», Сорокин пришел к провозглашению идей… расизма и антисемитизма:
«<…> война обессилила белую, наиболее одаренную, расу в пользу цветных, менее одаренных; у нас – великоруссов – в пользу инородцев, население Европейской России – в пользу азиатской, которое, за исключением сибиряков, и более отстало, и более некультурно и, едва ли не менее талантливо вообще [курсив автора. – Н.Д.]» [64]64
Сорокин П. А. О влиянии войны… С. 93.
[Закрыть]…
На прочитанное Ленин отозвался статьей «О значении воинствующего материализма» (12 марта 1922 г.), где в заключение высказал мысль о том, что «рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной „демократии“. Там подобным крепостникам самое настоящее место» [65]65
Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 12. См. также: Полн. собр. соч. Т. 45. С. 23–33.
[Закрыть].
И далее, как известно, события развивались именно по этому, ленинскому, сценарию. Но лишь спустя два месяца, 19 мая 1922 г., В. И. Ленин в письме к Ф. Э. Дзержинскому даст точную инструкцию:
«Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяяисполнение, требуя письменных отзывови добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов <…> Собрать систематическиесведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей» [66]66
«Очистим Россию надолго». К истории высылки интеллигенции в 1922 г. (Вступ. ст., комм. и подготовка документов к публ. А. Н. Артизова) // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 75.
[Закрыть].
Надо сказать, что в течение этих двух месяцев на международной арене произошли некоторые позитивные сдвиги в сторону признания легитимности советской власти: всеевропейскую конференцию в Генуе, созванную по российской инициативе, потрясла сенсация: 16 апреля в Рапалло был подписан договор между Советской Россией и Германией, который взаимно аннулировал прошлые экономические претензии государств друг к другу, устанавливал нормальные дипломатические отношения и предусматривал статус «наиболее благоприятствуемой нации» в торговых связях между ними. Не главным, но значимым в данной ситуации следствием этого договора стало появление возможности для будущих изгнанников ехать не в Сибирь или Якутию, а за границу, в Германию. Очень может быть, что решение о том, что делать с крамольной интеллигенцией, созрело вместе с осознанием советским руководством этой возможности.
Однако есть сведения, что идею высылки за рубеж «старой» интеллигенции Ленин вынашивал задолго до событий 1922 г. В апреле 1919-го его интервьюировал американский журналист Линкольн Стеффенс, приехавший в Россию с миссией Уильяма Буллита [67]67
Уильям Кристиан Буллит (Bullitt) (1891–1967) – американский дипломат, первый посол США в Советском Союзе (1934–1936). В 1919 г. по заданию президента Вудро Вильсона посетил Россию в качестве наблюдателя, по возвращении подтвердил стабильность правительства большевиков и рекомендовал признать Советское государство de jure. Джозеф Линкольн Стеффенс (Steffens) (1866–1936) – американский журналист, член миссии Буллита, финансировал Дж. Рида, наблюдал революции в Мексике и в России. Cвои впечатления о Советской России выразил в следующих словах: «Я увидел будущее, и оно работает» (Letters. In 2 vols. Vol. I. 1938. P. 442, 463.)
[Закрыть]. На вопрос о красном терроре Ленин ответил, что
«он [террор] причиняет вред революции и внутри, и за пределами [страны], и мы должны понять, как избегать его или контролировать или управлять им. Но нам следует знать о психологии больше, чем мы знаем сейчас, когда идем сквозь это безумие. Ведь он [террор] служит цели, которая этого заслуживает. <…> Нам следует выдумать какой-нибудь способ избавиться от буржуазии, аристократии. В процессе революции они не дадут нам совершить никакие экономические изменения, на которые они не пошли бы до ее начала; следовательно, от них надо избавиться. Я лично не понимаю, почему мы не можем напугать их, не прибегая к убийствам. Конечно, они опасны вне [России] так же, как и в пределах [ее], но эмигранты не так вредны. Единственное решение, которое я вижу, – это, имея угрозу красного террора, сеять страх и позволять им бежать. <…> Абсолютную, инстинктивную оппозицию старых консерваторов и даже твердых либералов следует подавить, если собираетесь привести революцию к ее цели» [68]68
Steffens J. L. The autobiography of Lincoln Steffens. Complete in one volume. – New York: Harcourt, Brace and Company, inc., [c. 1931]. P. 797–798. Тот же фрагмент цитирует г-н Латышев в своей книге «Рассекреченный Ленин». Однако, как выяснилось, секрет «рассекречивания» заключается в том, что, во-первых, Латышев выбирает ленинские фразы из этого интервью произвольным, выгодным себе образом, никак не обозначая эту «выборку», во-вторых, переводит их столь свободно, что меняет смысл на противоположный, а в-третьих, по вполне понятным причинам не дает ссылку на произведение, из которого заимствует «разоблачительный» текст. (См.: Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. – М.: «Март», 1996. С. 205.) Доколе же исторический подлог будут выдавать за открытие истины и переписывать историю России в соответствии с очередным идеологическим заказом?
[Закрыть]
После того, как все, кто мог и хотел из России бежать, оказались в эмиграции, а международная обстановка начала меняться в отношении советского государства к лучшему, пришло, видимо, время всерьез задуматься о судьбе «инстинктивной оппозиции», широко представленной в советском обществе «старой» интеллигенцией. И первым шагом в разработке операции по административной высылке стало выдворение за рубеж в январе 1921 г. группы арестованных анархистов и меньшевиков [69]69
О высылке интеллигенции // Дни. 1922. № 28. 1 декабря, пятница. С. 3. По другим – неуточненным – данным, это произошло в январе 1922 г. Группу арестованных анархистов и меньшевиков отправили за рубеж поездом по чужим документам под видом чехословацких гражданских пленных.
[Закрыть].
Будет буря…
Инструкцией Ленина Дзержинскому начинается собственно операция по высылке интеллигенции. Важнейшей частью в подготовке этой акции стало рецензирование небольшевистских изданий. Критика в адрес идейных противников появлялась на страницах коммунистической прессы и раньше. Теперь каждое официальное издание 30–40 % своего объема стало посвящать такого рода критике.
Обычно современные исследователи попадаются на удочку «революционной фразы» большевистских критических статей – ярлыки и ругательства в адрес оппонентов раздражают и возмущают, а суть изложения ускользает. Между тем, современникам такой способ полемики был привычен – это изобретение не только и даже не столько большевиков, им грешили все предреволюционные публицисты, отличаясь друг от друга лишь набором идеологических клише. Поэтому мне представляется полезным посмотреть, в чем по существу состоял смысл этой критики.
В поле моего внимания попали два наиболее авторитетных в 1922 г. коммунистических издания – «Под знаменем марксизма» (ПЗМ) и «Печать и революция» (ПиР) – и несколько сборников статей.
Начну с последних. Здесь главным героем всех нападок является все тот же проф. П. А. Сорокин, один из самых заметных авторов «Экономиста», «Экономического возрождения» и «Утренников». Основной мотив для критики – его теория экономического либерализма и «англосаксонская позиция», которая «защищала положение о самодеятельности, <о> личной инициативной работе интеллигенции „независимо от власти“ („Утренники“, с. 15)» [70]70
Бубнов А. Идеология буржуазной реставрации в первоначальный период нэпa // На идеологическом фронте борьбы с контрреволюцией С. 23.
[Закрыть]. Есть и более серьезное обвинение, адресованное не только Сорокину, но и его коллегам по «Экономисту» и Русскому техническому обществу, в том, что они «начали работать по доставлению <…> нэпману соответствующей идеологии. Сам он аполитичен, но эти остатки интеллигенции не были аполитичны…» [71]71
Бубнов А. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. – Петроград: Рабочее кооперативное изд-во «Прибой», 1923. С. 40.
[Закрыть]Замечу, что высылке подверглись многие члены общества и сотрудники журнала вместе с его издателем и редактором Д. А. Лутохиным (он был одним из немногих, кто вернулся в Россию спустя 5 лет, в 1927 г.).
Самой большой популярностью у критиков пользовался Л. П. Карсавин. Потому, наверное, что его концепция с научной точки зрения была уязвимее и слабее. Статья «Ученый мракобес» В. Ваганяна [72]72
Ваганян В. Ученый мракобес // Под знаменем марксизма. № 3. 1922. С. 43–55.
[Закрыть], ответственного редактора «ПЗМ», посвящена сразу нескольким работам Карсавина: «Введение в историю (Теория истории)», «О свободе» и «Noctes Petropolitanae». Ваганян показывает архаичность учения Карсавина, который со всей серьезностью рассуждает о том, что «история представляет собой постепенное развертывание абсолютного или бога», что
«„будущее“ некоторым образом уже дано, что даже возможно „полностью с подлинностью видеть и слышать то, что должен человек будет делать, говорить, думать в любой момент будущего“».
В качестве доказательства своей мысли он приводит пророчества Нострадамуса, иллюстрируя некоторые из них – якобы уже исполнившиеся – случаями из истории.
«К сожалению, Нострадамус <…> умышленно их перепутал и придал им форму весьма загадочных четверостиший. Разгадать смысл этих „катренов“ удается лишь „post facta“, но они от этого своего значения не теряют <…> Таковы, – заключает Карсавин, – не безразличные для вопроса о свободе воли несомненные факты, спорить с которыми может лишь человек, совершенно чуждый научному методу и ставящий свои предрассудки выше очевидности» [73]73
Карсавин Л. П. О свободе // Мысль. № 1, янв. – февр. С. 62, 65.
[Закрыть].
Научный метод с предсказательной силой «постфактум» – «открытие», способное удивить даже самого искушенного эпистемолога!
Этим же карсавинским работам, а также его книге «Saligia» посвящена статья «Философия как служанка богословия» [74]74
Речь идет о таких работах Л. П. Карсавина как «Saligia» (Пг., 1918), «Введение в историю» (Пб., 1920), «О свободе» («Мысль». 1922. № 1. Пб. «Academia»), «Noctes Petropolitanae» (Пб., 1922). См.: Преображенский П. Ф. Философия как служанка богословия // Печать и революция. Кн. 6 (3). Июль – август. 1922. С. 64–73.
[Закрыть]П. Ф. Преображенского, где не без помощи цитат показано, как Карсавин дискредитирует философское знание: гносеологию объявляет «лженаукой», «подобной в некотором отношении зверю, носящему имя „скорпион“» [75]75
Карсавин Л. П. Saligia или весьма краткое и душеполезное размышление о боге, мире, человеке, зле и о семи смертных грехах. – Paris: YMCA-Press, 1978. C. 6.
[Закрыть], «во славу единственно истинной, по его мнению, философской системы, которая имеет в своем основании идею совершенного Всеединства. Она [эта идея] дает твердое основание для учения о семи смертных грехах и даже оправдывает убийство несовершенного, чтобы вернуть его Всеединству <…> Поклонник Всеединства должен „убивать любя и любить убивая“ (Sal., 72)» [76]76
Преображенский П. Ф. Философия как служанка богословия. С. 66.
[Закрыть].
После знакомства с такого рода рассуждениями язвительность критиков из коммунистических изданий становится более понятной и обоснованной: «Стать в истории попом, а в поповском ремесле – схоластиком, – нужно же быть действительным мракобесом!» [78]78
Ваганян В. Ученый мракобес // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 43–55.
[Закрыть]– «Такова уж судьба нашего поколения – призываешь на священную войну пророческими словесами, а выходит что-то близкое к кощунству…» [79]79
Преображенский П. Ф. Философия как служанка богословия. С. 66.
[Закрыть]
Добавлю, что последней книгой Льва Платоновича Карсавина, опубликованной перед отъездом из России, была работа «Восток, Запад и русская идея». Здесь, кроме уже знакомых рассуждений мистико-православного содержания, встречаются неожиданные курьезы: дешевый популизм
(«Многие из нас даже в переживаемой ныне революции видят или только этап европеизации нашей <…>, или проявление некультурного бунтарства <…> Так, между прочим, характеризовал мне происходящее ныне один известный профессор, теперь эмигрировавший на Запад, куда ему и дорога [курсив мой. – Н.Д.]» [80]80
Карсавин Л. П. Восток, Запад и русская идея. – Пб.: Academia, 1922. С. 38.
[Закрыть])
и глубокомысленная нелепость, достойная психоанализа
Анализ работ, написанных Карсавиным с 1918 по 1922 г. в Советской России, позволил некоторым западным историкам сделать вывод о близости его мистической концепции к идеям раннего фашизма… [82]82
См.: Биллингтон Дж. Х. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры. – М.: Изд-во «Рудомино», 2001. С. 843; Тарускин Р. Турания // Петр Сувчинский и его время / Ред. – сост. А. Бретаницкая. – М.: «Композитор», 1999. С. 258.
[Закрыть]
С. Л. Франк, по его собственному признанию, «ближе всего стоит к взглядам, выраженным в указанной выше книжке Карсавина „Введение в историю“» [83]83
Там же. С. 121.
[Закрыть]. Действительно, в рецензии на его работу «Очерк методологии общественных наук» некто Кривцов доказывает, что «основная ценность его книги <…> заключается в том, что такое обществоведение прямехоньким путем приводит к господину богу с седою бородою» [84]84
Кривцов Ст. «Методология общественных наук» гражд. С. Франка // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 37–43.
[Закрыть]. В. В. Адоратский, спустя десять лет академик АН СССР, начинает разбор той же работы фразой, в которой заключен весь смысл последующей критики:
«Читатель, введенный в заблуждение заглавием книги, напрасно будет искать в ней науку. Науки он в ней не найдет, а найдет мифологию» [85]85
Адоратский В. [Рец.:] С. Л. Франк. Очерк методологии общественных наук. (Кн-во «Берег». М., 1922) // Печать и революция. Кн. 6 (3). Июль – август. 1922. С. 238–240.
[Закрыть].
Несмотря на вполне наукообразное изложение материала и безусловную эрудированность автора, концепции, идейно Франку не близкие, даются им поверхностно, примитивно и, как следствие, неверно. Так, он отождествляет гегелевский взгляд на историю с гердеровским и представляет его в виде «схемы прямолинейного [курсив мой. – Н.Д.] прогрессивного развития» [86]86
Франк С. Л. Очерк методологии общественных наук. – М.: «Берег», 1922. С. 13.
[Закрыть]. Та же участь постигла марксизм. Этому течению автор посвятил лишь небольшой абзац, где оно фигурирует под названием «экономического материализма» в качестве примера « универсальногозакономерно-каузального постижения общественных явлений», которому тут же выносится приговор: «практически невозможен и теоретически ложен» [87]87
Там же. С. 88.
[Закрыть]. Известно, что одним из первых читателей «Методологии…» был Ленин. И он сразу же позаботился о внесении Франка в список кандидатов на высылку. [88]88
Письмо В. И. Ленина И. В. Сталину от 16.07.1922 // Ленин В. И. Неизвестные документы. 1891–1922. С. 544–545.
[Закрыть]
Проф. С. Л. Франк с детьми.
Рис. И. А. Матусевича, сделанный на борту парохода, идущего в Германию (1922). ГАРФ.
Еще одной яркой фигурой среди высылаемых был Ю. И. Айхенвальд. Ему посвящена статья Л. Д. Троцкого «Диктатура, где твой хлыст?» [89]89
Авторство Троцкого доказал М. Е. Главацкий. См.: Главацкий М. Е. «Философский пароход»… С. 76.
[Закрыть], написанная 31 мая и опубликованная 2 июня 1922 г. в газете «Правда».
Статья представляет собой бурную, крайне эмоциональную реакцию на сборник Айхенвальда «Поэты и поэтессы». Нет смысла цитировать Троцкого – за последние годы это проделывали много раз многие исследователи. Те же исследователи объявили Айхенвальда публицистом и литературным критиком, который «восхищал современников блестящим литературным стилем, тонкостью и точностью анализа, глубиной проникновения в замысел писателя…» [90]90
Там же. С. 80.
[Закрыть]Возможно, так оно и было – до революции. Послеоктябрьский же Айхенвальд ничего, кроме недоумения и сожаления о потраченном читателем времени, вызвать не способен. Его книга «Наша революция, ее вожди и ведомые» (М., 1918) пестрит банальностями и глупостями, которые историк М. Е. Главацкий почему-то называет «пророческими» и «уничтожающими». Чего только стоит айхенвальдовский призыв к большевикам: «Власть должна быть смиренна» (С. 12)! Другой опус «Похвала праздности» (М.: «Костры», 1922) представляет собой сборник статей. Был ли смысл сводить их воедино и переиздавать – большой вопрос. Первая статья, давшая название сборнику, посвящена «общественно-жгучей теме» 8-часового рабочего дня. Перемежая поэзию, религию и народную мудрость, Айхенвальд очень путано «доказывает», что «социалистическое требование восьмичасового рабочего дня – требование скромное» (С. 16). Вторая статья с не менее заметным названием «Бессмертная пошлость» была прочитана автором в качестве доклада в Вольной академии духовной культуры. В центре изложения – человек, в котором сочетается свободная и вечная душа с бренной плотью, подчиненной законам природы. И вот эта «наша одновременная принадлежность двум царствам, царству свободы и царству необходимости, может ощущаться нами как пошлость, извечная космическая пошлость» (С.18). Лекарство есть: «поскольку сама религия, сама вера не подпадает опошлимости, постольку вера – преодоление пошлости. <…> Блажен, кто верует <…>» (С. 56). К сожалению, самому Айхенвальду не удалось преодолеть пошлости темы и тривиальности ее изложения. И еще одна фантастически банальная мысль – из статьи о самоубийстве: «Если жить не хочется, то с этим ничего не поделаешь. Но если жить хочется, то не мудрее ли всего слушаться этого голоса, осуществлять первоначальное тяготение к жизни?» (С. 69). После знакомства с основными идеями этого сборника рецензия на него Валерьяна Палянского кажется даже лестной: критик пытается найти там научные принципы и анализировать, исходя из этих принципов [91]91
Палянский В. «Бессмертная пошлость» и «Похвала праздности» (Заметки о мистических экстазах Ю. Айхенвальда) // Под знаменем марксизма. 1922. № 4. С. 101–108.
[Закрыть].
А печально знаменитый сборник «Поэты и поэтессы»? Тут-то бы автору проблистать всеми своими талантами литературного критика, но почему-то все время тянет на проповедь и философию – и Айхенвальд терпит фиаско даже там, где изложение касается только вопросов литературного творчества. И получается, по слову рецензента С. Боброва, «глупо, скучно и черносотенно» [92]92
Бобров С. Рец.: Ю. Айхенвальд. Поэты и поэтессы. (К-во «Северные дни». М. 1922) // Печать и революция. 1922. Кн. 6 (8). Июль-август. С. 288.
[Закрыть]. Если Троцкий обругал Айхенвальда за проповедь «чистого искусства», за ненависть к Октябрю, за безвкусие и пошлость, за плохо скрываемый монархизм, то мне остается лишь добавить к перечисленным недостаткам еще пару. Во-первых, он все время занят прозаическим пересказом стихов своих героев – Блока, Гумилева, Ахматовой и Шагинян, что никак нельзя назвать ни литературной критикой, ни анализом; а во-вторых, делает попытку подвести «теорию» под их метафорический ряд: «По аналогии с историей мироздания, первичное состояние души тоже газообразно» [93]93
Айхенвальд Ю. Поэты и поэтессы. – М.: К-во «Северные дни», 1922. С. 7.
[Закрыть]…
Проф. А. А. Кизеветтер и Ю. А. Айхенвальд. Рис. И. А. Матусевича (1922). ГАРФ.
Особая судьба у сборника «Освальд Шпенглер и „Закат Европы“»: за две недели он разошелся тиражом 10000 экземпляров и вошел в историю отчасти благодаря ленинской фразе «литературное прикрытие белогвардейской организации» [94]94
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 198. (Записка Н. П. Горбунову о книге «Освальд Шпенглер и „Закат Европы“». 5 марта 1922 г.)
[Закрыть]. Известно, что две статьи – Н. А. Бердяева и Ф. А. Степуна – были составлены из докладов, прочитанных в Вольной академии духовной культуры и в Религиозно-философской академии. С. Л. Франк и Я. М. Букшпан приняли участие в сборнике, видимо, по приглашению Бердяева, его инициатора. Тему («о духовной культуре и ее современном кризисе») и задачу («ввести читателя в мир идей Шпенглера») сформулировал в предисловии все тот же Бердяев. По выходе сборника в свет началось горячее обсуждение предложенных Шпенглером и изложенных российскими мыслителями идей. Рецензии появились как с той, так и с другой стороны идеологической «баррикады», причем в них шла полемика не только с авторами рецензируемого сборника, но и с самим Шпенглером. Положительную рецензию дал Б. П. Вышеславцев [95]95
Рецензию Вышеславцева разыскать не удалось. Упоминание о ней см.: Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся / Послесл. Р. Гергеля. – Изд. второе, испр. – СПб: Алетейя, 2000. С. 515.
[Закрыть]. П. А. Сорокин не был столь лоялен:
«Общее мое представление о ней [о книге Шпенглера] <…> далеко не благоприятно к книге как к научному произведению: что в ней есть верного, то старо, что новое – то неверно; ценность ее – ценность социального симптома и лежит во вненаучной области. <…> Хоронить европейскую культуру пока что слишком рано. <…> Звать ко временам Данте и средневековья <…> едва ли большое утешение. При всех своих грехах современная „распутная“ Европа обладает большими ценностями, чем Европа средневековая. Отбрасывать первые, с тем чтобы строить новое возрождение из элементов последней, боюсь, предприятие не из очень разумных. Побаловаться такими „экзотическими“ прожектами можно, но дальше прожектов они не пойдут, а если бы пошли, боюсь, это было бы большим несчастьем. Мечтать, что новое возрождение придет из России, приятно. <…> Россия не была „навозом“ в прошлом. В общую сокровищницу ценностей она внесла свои вечные. Но к чему же отсюда делать ее „монопольной обладательницей“ их в будущем и „реквизировать“ у Запада всю его творческую роль. Такой большевизм наизнанку, пусть простят меня уважаемые авторы, наивен и нескромен <…>» [96]96
Сорокин П. А. Начало великой ревизии // Вестник литературы. 1922. № 2–3. С. 1–3.
[Закрыть].
Из критиков-материалистов самую содержательную и остроумную рецензию опубликовал на страницах журнала «ПиР» проф. П. Ф. Преображенский:
«Из четырех участников сборника только двое могут заявить притязание на обладание ключами своей веры – Н. А. Бердяев и С. Л. Франк. Двое остальных столь эклектичны и бедны философской мыслью, что их статьи как-то раскалывают весь сборник на две разнородных части. У статьи Ф. А. Степуна есть еще то оправдание, что она пытается дать систематическое изложение идей германского мыслителя, но, прежде всего, эти идеи изложены односторонне – очень плохо очерчена социальная физиономия Шпенглера и его политические взгляды. <…> Вряд ли обосновано и стремление г. Степуна как-нибудь подогнать Шпенглера под стиль современных мистиков и богоискателей типа самого критика. Я. М. Букшпан, несомненно, очень начитанный человек, и, что теперь очень редко, начитанный в современной литературе, но весь его литературный эталаж не может скрыть и отсутствие определенной философской мысли, а главное – того, что все обильно цитируемые им Честертоны, Ратенау, Кайзерлинги нисколько не помогают определить самого Шпенглера как философскую индивидуальность. <…> У Н. А. Бердяева есть свое собственное миросозерцание, но вся беда в том, что оно уже чересчур собственное, чересчур устоявшееся и конгениально Шпенглеру лишь в отрицательном смысле, в признании близкой гибели западноевропейской цивилизации. В остальном они полярно противоположны – Шпенглер ожидает Сесиль Родсов, а Бердяев – Данте и Францисков. Так и кажется, что если Шпенглер, по мысли Бердяева, умирающий Фауст, то сам Бердяев – умирающая Маргарита, все еще укоряющая своего любовника в отсутствии у него христианского умонастроения. Наиболее значительной статьей сборника является статья С. Л. Франка – в ней совершенно верно указывается на всю зыбкость той характеристики, которая дается Шпенглером фаустовской душе, на всю спорность произведенного Шпенглером рассечения христианства <…>» [97]97
Преображенский П. Ф. [Рец.:] Н. А. Бердяев, Я. М. Букшпан, Ф. А. Степун, С. Л. Франк. Освальд Шпенглер и «Закат Европы». (Кн-во «Берег». М. 1922. 95 с.) // Печать и революция. 1922. Кн. 2 (6). С. 307–309.
[Закрыть].
В. Ваганян резюмировал:
«как из-под 700 стр. „Заката Европы“ Шпенглера <…> выглядывают большие уши прусского национализма, <…> прусского мессианства, так из-под всего писания нашей российской интеллигенции, ютившейся до сих пор „вдали от шума исторических событий“, выглядывает все тот же старый заскорузлый национализм, слепой, ничему не научившийся» [98]98
Ваганян В. Наши российские шпенглеристы // Под знаменем марксизма. 1922. № 1–2. С. 32.
[Закрыть].
Оживленная полемика развернулась по вопросу идейной оценки сменовеховского движения. Дело в том, что в 1921 г. в Праге группа интеллигентов стала издавать журнал с названием «Смена вех», намекая на отказ от ориентиров, предложенных известным сборником «Вехи» в 1909 г. На страницах «Смены вех» всюинтеллигенцию – и в эмиграции, и в России – авторы призывали к сотрудничеству с Советской властью на том основании, что с проведением в жизнь нэпа власть отказалась от средств радикального переустройства экономики и общества и начала эволюционировать в сторону «государственного капитализма». Считалось, что в атмосфере гражданского мира большевизм будет постепенно себя изживать (Устрялов). Отношение к сменовеховцам было настороженное – и со стороны власти, и со стороны интеллигенции. Но если позиция первых была, скорее, критико-одобрительная, то вторых – критико-обличительная. Самым непримиримым противником сменовеховства был А. С. Изгоев, выступления которого печатались в «Летописи дома литераторов» и в «Вестнике литературы». Д. А. Лутохин, который, кроме «Экономиста», после смерти А. Е. Кауфмана редактировал также «Вестник литературы», рассказывал, что
«начальник цензурного ведомства в Петербурге, политический руководитель петербугской „Правды“, В. А. Быстрянский заявил представителям Дома литераторов, что чрезмерные нападки на сменовеховцев, „призывающих интеллигенцию работать с большевиками не за страх, а за совесть“, не могут быть допущены в настоящее время» [99]99
Приезд высланного // Дни. № 95. 20.02.1923. С. 5. Быстрянский В. А. (1886–1940) – советский партийный деятель, историк, публицист, в 1918–1922 гг. член редколлегии «Петроградской правды».
[Закрыть].
Изгоевым же был инспирирован сборник «О смене вех», в котором участвовали четыре автора: сам Изгоев, J. Clemens, П. Губер, А. Петрищев. Судьба Губера неизвестна. Изгоев и Петрищев были высланы. Клеменс, вероятно, тоже, т. к. фигурировал в «списке питерских литераторов» [100]100
«Очистим Россию надолго» // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 82.
[Закрыть]– кандидатов на высылку.
Бросается в глаза то обстоятельство, что круг авторов в журналах и сборниках фактически один и тот же – лишь изредка появляются новые или малознакомые имена. Возникает впечатление, что советские «проскрипции» составлялись по результатам изучения повторяемости того или иного имени в оглавлении «идеалистического» издания: это в первую очередь «работает» по отношению к таким деятелям, как П. А. Сорокин, Н. А. Бердяев, Л. П. Карсавин, Ф. А. Степун, С. Л. Франк, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, А. С. Изгоев, а далее, видимо, шло по инерции – выписывали всех подряд, при необходимости обращались к списочному составу редакции, и отправлялись бедолаги прямиком в ГПУ, а затем, если у них не находилось авторитетного заступника – человека или организации, – и за границу. Так, были высланы почти все сотрудники издательства «Задруга» (во главе с председателем правления С. П. Мельгуновым), журнала «Экономист», участники сборника «Освальд Шпенглер и „Закат Европы“» (трое из четырех), сборника «О смене вех» и др. Думаю, моя версия не слишком далека от истины. Б. И. Харитонов (Харитон), высланный редактор журнала «Литературные записки», вспоминал, что
«списки были трех сортов: 1) добросовестные, 2) чтобы отписаться, 3) злостные. „Добросовестные“ исходили от <…> „честных коммунистов“, писавших то, что они, как им казалось, доподлинно знали, и о тех, с кем они по службе или по роду деятельности встречались и разговаривали. <…> Ко второй категории принадлежат коммунисты либерального типа, мирно уживающиеся с деятелями из чужого или враждебного коммунизму лагеря. Такие коммунисты смутились было: неловко, черт возьми, назвать хорошо знакомого, <…> а с другой стороны, с парткомом шутки плохи. Как быть? И разрешили они эту задачу тем, что назвали в своих анкетах имена, примелькавшиеся в речах Зиновьева и в газетных статьях, считая, что этих все равно не минует, если не сейчас, то впоследствии, карающий меч ГПУ. <…> Наконец, третья категория <…> Эти использовали представившийся им случай для сведения личных счетов…» [101]101
Харитон Б. К истории нашей высылки // Дни. № 88. 13.02.1923. С. 3.
[Закрыть]
В качестве принципа отбора могли пригодиться и данные об арестах тех или иных представителей интеллигенции: если уже задерживался или, не дай бог, сидел в тюрьме или лагере, такой человек автоматически попадал в список кандидатов на высылку…
Появление большого количества разнообразных интеллигентских неофициальных изданий во многом стало возможно благодаря формированию в начале 1920-х гг. единого коммуникативного пространства. Литературные и научные кружки, общества и академии сплачивали единомышленников, вырванных на время революции и гражданской войны из привычной творческой атмосферы. Встречи и заседания собирали обычно полные залы – молодежь приходила не только внимать, но и спорить. Власти относились к этим объединениям интеллигенции с подозрением, равно как и ко всем вообще интеллигентским начинаниям. Я. Агранов в «Докладной записке ГПУ в Политбюро ЦК РКП(б) „Об антисоветских группировках среди интеллигенции“» от 1 июня 1922 г. сообщал:
«в процессе развития нэпа происходит определенная кристаллизация и сплочение противосоветских групп и организаций, оформляющих политические стремления нарождающейся буржуазии. В недалеком будущем при современном темпе развития эти группировки могут сложиться в опасную силу, противостоящую Советской власти» [102]102
«Очистим Россию надолго»… // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 78.
[Закрыть]
Одним из самых популярных собраний в Москве была Вольная академия духовной культуры. Инициатива ее создания принадлежала Н. А. Бердяеву. Все известные по журнальным публикациям авторы здесь выступали в роли лекторов, докладчиков и руководителей семинаров. Бердяев воспоминал, что
«особенный успех имели публичные доклады в последний год. На трех докладах (о книге Шпенглера, о магии и мой доклад о теософии) было такое необычайное скопление народа, что стояла толпа на улице, была запружена лестница, и я с трудом проник в помещение <…> Была большая умственная жажда, потребность в свободной мысли» [103]103
Бердяев Н. А. Самопознание: Сочинения. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 1999. С. 486.
[Закрыть]. Однако жажду эту утолить средствами ВАДК было трудно. Борис Горнунг, известный филолог и лингвист, говорил, что для его поколения «неокантианское болото „Логоса“, антропософия Андрея Белого и мракобесие Бердяева, Ильина, Булгакова и К° <…> все это окрашивалось одним именем – „обозная сволочь“» [104]104
Горнунг Б. В. Поход времени. Кн. 2: Статьи и эссе. – М.: РГГУ, 2001. С. 352 прим.
[Закрыть].
Действительно, в Вольную академию с начала 1921 г.
«(когда там несколько недель велась дискуссия о Шпенглере) до марта 1922 года (закрытие ВАДК) философствующая молодежь соответствующих взглядов ходила толпами, рукоплеща Бердяеву, Степуну и К°. Мы тоже иногда бывали там (спорадически), часто уходили в середине заседания, не в силах больше вынести то, что мы называли „словоблудием“ и что считали возмутительной профанацией „настоящей“ философии <…> Последний раз я и М. М. Кенигсберг [105]105
Кенигсберг М. М. (1900–1924) – талантливый, умерший совсем молодым филолог, «душа» московских литературных кружков. См. о нем: Шапир М.И. М. М. Кенигсберг и его феноменология стиха // Russian Linguistics. № 18. 1994. C. 73 – 113.
[Закрыть]были там на докладе Н. А. Бердяева „Христианство и теософия“. Уйдя в начале прений, мы вышли в Мерзляковский переулок, посмотрели друг на друга и дали себе слово больше никогда не показываться там. Мы не знали тогда, что это было последнее заседание ВАДК» [106]106
Горнунг Б. В. Поход времени. Кн. 2. С. 354.
[Закрыть].
Вот поэтому-то стоит с недоверием относиться к заявлениям журналистов о том, что «давний пароход увозил из России <…> властителей дум» [107]107
Пастернак Б. Голова должна работать по-новому // Известия. № 143. 12.08.2003. С. 12.
[Закрыть]. В. С. Степин, академик РАН, директор Института философии, безусловно, прав, когда говорит, что это – «большая натяжка. Потому что, если бы Николай Бердяев был властителем дум, никакой бы революции просто не было» [108]108
Там же.
[Закрыть].
