Текст книги "Когда пересекаются орбиты"

Автор книги: Нила Кинд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Нила Кинд
Когда пересекаются орбиты

Глава 1

Девчонка каким-то образом удрала во время перевозки новой партии с базы на базу, я её нашёл, случайно в тот день оказался поблизости и быстро отреагировал на «заказ». А вообще-то, это мой «бизнес» – решать всякие проблемы: устранять чьих-то конкурентов, находить уклоняющихся от уплаты должников, иногда и мелочёвка, типа этой – разыскивать и возвращать сбежавших шлюшек. У меня дар преследователя, в прошлой жизни наверняка был охотничьим псом. Официальное прикрытие – лицензия на частную детективную деятельность (в своё время закончил юрфак, разумеется, заочно, так сказать, не отрываясь от дел), соответственно – имел разрешение на ношение оружия, хотя «официальным» стволом ни разу не приходилось пользоваться.

Я должен был сразу вернуть девчонку. Но я знал, что там её всё равно «накажут» за бегство – для острастки остальных. Видимо, именно это и подвигло меня нарушить правила и сначала самому отыметь её, я это заслужил, полдня за ней гонялся. Шустрая оказалась. Насмотрелась киношек, кинулась в людные торговые центры, при этом не сделала самого элементарного – не обратилась за помощью ни к ментам, ни просто к кому-то из прохожих. В итоге – оказалась в моих руках. Сунул её в машину, отвёз к себе. Такое случилось впервые, кроме меня, в квартире никто и никогда не бывал, это было моё убежище, даже не знаю, что меня заставило пойти на очередное «нарушение», отыметь девку я ведь мог в любом другом месте. Судьба, наверное, сразу принялась нас вместе связывать…

– Раздевайся, – бросил я ей, скидывая с себя джинсы и боксёрки, ствол уже только от одного предвкушения скорого траха встал так, что его можно было использовать вместо вешалки. Я обожаю секс. В отсутствие других «вредных привычек» он единственный спасает меня от перенапряга на «работе».

Девчонка отступила в самый угол спальни, присела на корточки, обхватив себя руками, как, блин, Алёнушка на картине, знакомой с детства.

– Раздевайся, дура, мне некогда, – приказал я ещё раз, торопливо стаскивая через голову рубашку, не в силах терпеть и тратить время на расстёгивание пуговиц. Рубашки навыпуск летом – это мой неизменно-вынужденный стиль, под ними удобнее всего прятать заткнутый за пояс джинсов ствол, уже самый настоящий, когда его нужно иметь поближе.

Она не пошевелилась. Ужас в её глазах ещё больше меня завёл. Подошёл к ней. Налитой кровью головкой члена повозил по её лицу, она зажмурилась. Желание зашкаливало и мешало её разглядывать, видел только, что симпатичная, но это я понял, ещё когда отлавливал её, да других для такого дела не берут, и мне было абсолютно пофиг, сейчас я думал лишь о том, чтобы скорее дать работу измаявшемуся стволу. А шлюшки все поначалу симпатичные, потом жизнь это быстро исправляет. Потому и нужен поток, новые партии тех, кто ничем иным зарабатывать не умеет.

– Хочешь начать с отсоса, давай начнём с отсоса, – хмыкнул я. – Вставай на колени, шлюшка.

Она вместо этого подняла лицо, стараясь не смотреть на набухший член перед ней, взглянула в мои глаза с такой ненавистью и упрямством, что я удивился.

– Ты что? Ты понимаешь, что с тобой будет, если не будешь слушаться? Тебе устроят показательную карусель и выбросят как сломанную игрушку. Знаешь, что такое «карусель»? Это когда все имеют тебя по кругу без остановки. Здесь же только я. Будешь послушной, замолвлю за тебя словечко.

Она продолжала молча сверкать глазищами.

– Открывай рот, – разозлился я.

Крепко взял её рукой за подбородок, сдавил щёки, её губы невольно приоткрылись, приняв форму как у рыбки, ткнул членом в этот розовый бант. Она опять зажмурилась, из-под длинных ресниц потекли слёзы. Меня же всего аж трясло от желания скорее потрахаться. Схватив её за предплечья, рванул вверх. Я парень сильный, тренированный, с бицепсами-трицепсами, куда против меня этой девчонке. Швырнул её на кровать, придавил голым телом, одной рукой завёл ей руки за голову, другой стал стаскивать с неё трусы. Трусики… Нежные, девичьи, хлопково-кружевные… Но меня их вид не насторожил, приютское детство, взросление в уличных бандах, затем грязный бизнес и общение с девицами, жаждущими продать себя за деньги, давно стёрли иллюзии о возможном существовании чистоты в этом ублюдочном мире. Она молча сопротивлялась, сжимала бёдра, дёргала ногами – всё это лишь больше возбуждало меня. Почему-то не кричала. Ведь могла орать, ругаться, визжать. Нет, всё молча. Стащил, задрал ей юбчонку, ногами раздвинул бёдра, глядя в её полыхающие ненавистью глаза, натянул опытным движением презерватив, ткнулся изнывающей от жажды траха головкой в её щель, но девчонка была так напряжена, что член упёрся словно в каменную стену. Протиснулся туда пальцем – блин, всё горячее и сухое. Обычно на меня тёлки сразу текут, становятся мокрыми и податливыми, скользить по таким дыркам – одно удовольствие. А тут что?! Взял одну её руку, сунул её пальцы себе в рот, смачно облизал, вытащив, направил её руку вниз, прижал пальцы к клитору.

– Давай, детка, смачивай себя, пускай меня скорее, а то я тебя своей дубиной отхлещу по заднице.

Стал двигать её рукой, имитируя мастурбацию, но она ничуть не увлажнилась, как будто никогда не развлекала себя подобным образом.

– Ну же, давай, помогай себе, а то ведь возьму тебя насухую, а это больно, я знаю, будешь орать благим матом. Сейчас, пока я добрый, у тебя есть возможность получить удовольствие.

Девка продолжала упорно молчать и испепелять меня взглядом, слёзы продолжали струиться по её лицу.

– Ну хорошо, сама напросилась, – грозно сказал я, всё ещё надеясь обойтись без крайних мер, но похоть гнала меня вперёд, не давала уделить достаточное время подготовке её влагалища… Сами шлюшки называли свои места кисками, меня тошнило от этого слова настолько, что даже член мог не встать, как будто и у него были уши.

Я пальцами раздвинул её складки, вставил головку, зафиксировал её бёдра, она уже не могла дёргаться, придавленная моим весом, бросил последний предупреждающий взгляд, но она зажмурила глаза, и двинул своей мощью вперёд, не так чтобы до конца, но она заголосила, а я почувствовал, что… всё-таки есть в этом мире островки чистоты и что одним таким островком стало меньше. Вытащил член, снял презерватив в кровяных разводах.

– Иди в душ, – бросил я хмуро.

Она не могла подняться, всё ещё кусала губы от боли и, наверное, ужаса, я взял её на руки, отнёс сам, поставил в поддон, стащил с неё топик и юбку, она не сопротивлялась, только обливалась слезами и дрожала как заячий хвост, включил воду, сам встал к ней, рядом со мной она казалась хрупкой феей. Теперь, зная, что она была целочкой, даже про себя не мог называть её тёлкой, девкой и уж тем более шлюхой. Полил на её плечики душистым гелем, медленно стал втирать, смывая с неё свой пот. Член, не получивший пока избавления от стояка, упирался ей в пупок, струи воды сливались с её слезами, я намыливал её упругие грудки, соски предали свою хозяйку, возбуждённо тыкались мне в ладони, как слепые котята, я сжимал их, глядя в глаза девчонки, наполненные страданием и… желанием?.. Мне следовало проявить чуть больше терпения, я получил бы этот персик на блюде, да и расставание с невинностью прошло бы для неё легче. Но сначала погоня, потом её молчаливое сопротивление, ограниченность времени и факт, что я нарушаю правила, – всё это вкупе вызвало и моё дикое возбуждение, и торопливость. Мне бы следовало получше рассмотреть её, вот как сейчас. Совсем юная, мне уже тридцать три, ей, наверное, лет восемнадцать от силы. Но в том мире, где я вырос, девственности лишались лет в 11-12, я и предположить не мог, что до меня ею никто не пользовался… Глаза огромные, орехового цвета, ресницы длиннющие, чёрные и без всякой туши, носик точёный, бровки, губки, щёчки – всё такое милое, нежное, волосы тоже ореховые, чуть темнее, чем глаза, густые, волнистые, ниже попы – просто классическая наложница в подарок султану, картину можно писать. Я сместился скользкими от геля руками к её бёдрам, намылил тугую попку, девушка опять была натянута как струнка, одной рукой обхватила себя, пряча грудь, другой пыталась закрыть свой шелковистый треугольник. Я легко отодвинул её руку, поводил по влагалищу пальцами в пене и ладонями – по внутренней стороне бёдер, стирая кровь. Потом полил её всю, закутал в полотенце и, не вытираясь сам, снова отнёс в постель.

Жалеть её дальше не имело смысла. Всё равно невинность не вернуть, а мне было необходимо утолить зверское желание, захватившее меня ещё больше после намыливания её в душе. Она уже не сопротивлялась, лежала тихо и покорно, словно всё ещё была в шоке от случившегося, словно бы душа улетела куда-то, оставив мне её тело. Я опять наклонился над ней, раздвинул её бёдра, стал тереться мокрым членом о чувствительный бугорок клитора, покусывая её за соски, вытягивая их, то захватывая полностью ртом, то лишь слегка прихватывая кончиками зубов, наглаживая языком. При этом старался всё время смотреть ей в глаза, ждал, когда увижу в них, что она снова здесь и сейчас, ждал, когда в них появится удовольствие, когда она сама, пусть даже только зрачками, начнёт умолять меня взять её.

Если бы я был урод, возможно, ей удалось бы выдержать «экзекуцию» и не выказать слабость, но я чертовски привлекателен, знал это с детства и пользовался этим тоже практически с детства. Она «вернулась» в своё тело, уже не могла скрывать разбуженную мной чувственность, стала постанывать, слегка прихватывать мои руки своими и снова, словно обжёгшись, отдёргивать их, но я с удовлетворением видел, как она сжимает пальчиками простынь, что она близка к оргазму, усилил давление на клитор, он набух и пульсировал под равномерно трущимся об него членом, я ускорился, она вскрикивала, выгибалась, я, даже не будучи у неё «внутри», чувствовал, как быстро сжимаются от нарастающего восторга её складочки. Ввёл в неё свой ствол, надавил, преодолевая сопротивление неразработанной щёлки, но теперь уже приятно мокрой, протиснулся в жаркую глубину, двигался в ней, продолжая ласкать соски, глаза она снова зажмурила, а жаль, было интересно наблюдать за изменениями в них, за превращением девушки в женщину. Мой оргазм приближался, накатывал как океанская волна, но мне хотелось «сливочной пенки» на этой волне – хотелось кончить вместе. Я чувствовал, что она совсем рядом, менял темп, искал наш «унисон», нашёл – она забилась в моих руках, а я наконец-то избавился от раздувавшей мои яички спермы.

Дышали мы оба бурно, она так вообще задыхалась, ещё бы – первый в её жизни настоящий «взрослый» оргазм, я с сожалением думал о том, что нам пора… Мне пора возвращать беглянку. Но как же не хотелось расставаться с этим сладким телом… моей девочки… Я перевернулся на спину, не выпуская её из своих рук. Её волосы окутали нас, словно бы поместив в шатёр. Ореховые глаза теперь смотрели на меня сверху, в них снова желание боролось с испугом и… ещё чем-то… Опять упрямством? Последнее меня задело, а когда я задет, мой член вступается за меня, он снова встал торчком, мощным фаллосом, на который я, легко приподняв, насадил девчонку, она вскрикнула, но больше от неожиданности, чем от боли.

– Попрыгай на мне, – приказал я. Никак не мог избавиться от этого тона в общении с ней. Не приучен говорить ласково. Грубость, похоть, жёсткий секс, покорность шлюх – вот среди чего я формировался и среди чего протекала моя грёбаная жизнь. Я не знал, как обращаться с этим аленьким цветочком, который я уже испохабил, растоптал грязным сапогом.

– Что? – она, видимо, так удивилась, что даже забыла, что не «разговаривает» со мной.

Голос у неё был совершенно ангельский. Я опять слегка приподнял её, не снимая с члена, и опустил, и так пару раз.

– Вот так, попрыгай.

Она не шевелилась. Но мой горячий раздутый ствол внутри неё выполнял свою миссию, она возбуждалась всё больше, я видел это по её глазам, чувствовал по охватившей её дрожи. Подпихивал её бёдрами, в такт этим движениям сжимал и разжимал её грудки.

– Ну же, не сиди сиднем, работай, – опять грубовато приказал я. Отсох бы лучше мой язык. Она, уже почти готовая к тому, чтобы последовать за своей женской природой, опять напряглась, нахмурилась упрямо, замерла, усилием воли усмиряя пульсацию своего клитора.

Тогда я опять перекатился, снова оказался сверху, отымел её классикой. Заставил стонать и мять простынь. Умело меняя темп, опять добился одновременного оргазма. Излился снова в неё. Что поделать, так бывает, презервативы кончились, а вытаскивать член, когда накатывает оргазм, некомильфо. Так сладко кончать в горячее мокрое влагалище. Туда, куда самой природой это задумано.

Отдышались. Наконец-то слез с неё, сел на кровати. Она тут же натянула на себя одеяло, прикрываясь, словно я ещё не всё в ней рассмотрел.

– Вы… ничего на себя не надевали, – произнесла, спотыкаясь, стыдливым шёпотом.

Офигеть. «Вы». Так ко мне после траха ещё никто не обращался.

Меня это опять завело, я уже сам себя не узнавал. Сколько можно ухайдокивать девчонку, только-только потерявшую невинность?!

Снова подмял её, на этот раз уже совсем торопливо, жёстко, глубоко, прежде чем возвращать её, хотел заставить себя думать о ней как о шлюхе, одной из сотен, которые у меня перебывали, она вскрикивала, меня это только подстёгивало, бился в неё как птица в стекло, слепо и яростно. Последний толчок получился особенно мощным, девчонка охнула, до крови закусила губу, из глаз брызнули слёзы. Ствол дёргался внутри неё в конвульсиях, извергаясь очередной порцией семени. Я приходил в себя. Медленно вынул член, он был снова окрашен красным, кажется, последним рывком я порвал ей промежность, всё-таки размер у меня внушительный, а она… я говорил уже, хрупкая фея… На этот раз я сразу поднялся с кровати, находиться рядом с ней становилось для меня опасно, терял голову и контроль. Она повернулась на бок, с трудом подтянула к животу колени, продолжая беззвучно плакать и кусать губы.

То, что произошло, называлось уже не сексом, а насилием, я понимал это, жалел о содеянном, но, как всегда, только внутри себя, так глубоко, что и сам с трудом разглядел в себе это сожаление. Однако… теперь было ясно, что девочку нельзя отдавать… Ещё один такой «сеанс» окончательно её добьёт, а там, куда я должен её вернуть, щадить её никто не будет, там всё рассчитано на шлюшек, готовых очень широко раздвигать ножки и терпеть любые выкрутасы «клиентов».

Хмурясь и ещё не зная, как поступить, пошёл в душ, устроил себе дикий контраст: от почти кипятка до ледяного, чтобы встряхнуть мозги.

Вошёл в спальню, вытираясь на ходу, она лежала всё в том же положении и всё так же молча плакала. Оделся. Постоял над ней. Развернулся и вышел. Запер дверь на все замки и обороты. Чёрт… Кажется, я добровольно влипаю в какое-то дерьмо.

Глава 2

Я позвонил «заказчику», сказал, что по горячим следам не нашёл. Мне продиктовали её адрес (оказывается, у них осталась её сумочка, а в ней – паспорт) с заданием продолжать поиски. Из этой липкой паутины никто и никогда не выскальзывал, стоило хотя бы раз оказаться внутри… Помимо «поисков беглянки», у меня была куча других дел, дома я оказался лишь в середине ночи. Отпирая замки, гадал, как там она, моя пленница… Чувство, что в моей квартире кто-то есть, кто меня «ждёт», было очень странным, как минимум непривычным. Она спала поверх одеяла, лишь слегка прикрывшись его краешком. Умытая. Одетая. Со следами перенесённого унижения и боли на своём прелестном личике и всё в той же позе зародыша. Я заглянул в холодильник – ничего не тронула, а подкрепиться было чем. Постоял под душем и лёг рядом с ней, также поверх одеяла. Только, в отличие от неё, голый. Не люблю спать в одежде. Проснулся, почувствовав на себе её взгляд. В спальне было сумрачно от зарождающегося за окном рассвета.

Встретился с ней глазами. Внутренне вздрогнул от укора, с каким она смотрела на меня.

– Не смотри так, – приказал я.

В её глазах тут же заблестели слёзы.

– Отпустите меня домой, пожалуйста, – попросила она. Позы своей не меняла. Я заподозрил, что ей всё ещё больно двигаться. Не отвечая, встал, зажёг свет, ничуть не стесняясь своей наготы, член вёл себя пока спокойно, слушался сигналов мозга, что бывало с ним далеко не всегда. Мозг же был занят поиском заживляющей мази в аптечке.

– Ложись на спину, ноги согни в коленях и раздвинь, – сказал я, не меняя приказного тона.

Она увидела тюбик с мазью в моей руке.

– Я сама, можно? – спросила тихо, старательно обходя взглядом всё, что было у меня ниже пупка.

– Нельзя, – отрезал я. Чуть смягчившись и понимая, чего она боится, произнёс грубовато: – Я тебя только подлечу немного, трогать не буду, обещаю.

Она легла на спину, её всю трясло, взяла подушку и закрыла ею лицо, лишь потом выполнила мои остальные «распоряжения» – согнула ноги в коленях и раздвинула их. Во мне, конечно, тут же всколыхнулась похоть, но отрезвил вид красного пятна на её трусиках. Блин. Прости меня, девочка. Я осторожно стащил с неё трусики, так и есть, разрыв был сильный, не меньше сантиметра. Легко касаясь, нанёс мазь, она глухо вскрикнула под подушкой и… увлажнилась от моего прикосновения. Эх… если бы не то моё последнее движение, сейчас погрузились бы с ней в сладостный мир чувственных наслаждений. Я удивился сам себе, когда подумал об этом именно такими возвышенными словами. Раньше сказал бы «в мир разнузданного траха», но для этой феи и слова рождались странные, непривычные. Я даже не подозревал, что в моём «активе» имеются и такие…

Обратно трусики надевать не стал. Снова свёл ей колени и бережно повернул на бок, накрыл своей частью одеяла, она так и не отнимала от лица подушку.

– Впитается, ещё помажем, – сказал я, ложась снова рядом, прикрываясь куском простыни, вытащенной из-под себя: член пока не успокоился до конца, обиженный на меня за то, что не дал ему разгуляться, ему-то было «видно», что девочка потекла, он чувствовал призывный запах самочки.

– Как ты попала в обоз?

Обозом назывались партии шлюх для турецких борделей.

– Куда? – переспросила она, чуть отодвинув подушку, потом сообразила: – Я возвращалась из кино, рядом остановилась машина, я думала, меня хотят о чём-то спросить, может, ищут какой-то адрес.

– Понятно, можешь не продолжать. – Я помолчал. – А почему ты возвращалась одна? У тебя что, нет парня?

– Мы были в кино с подругой. Нам по пути, но её дом чуть ближе к автобусной остановке, чем мой. Парня нет… То есть нет в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Есть друзья.

– Почему ты мне выкаешь? Это звучит смешно после того, что между нами было. Я кажусь тебе слишком взрослым?

– Вы мне кажетесь слишком чужим, – прошептала она. Но я расслышал.

Вот так. Наотмашь. И это после нескольких оргазмов, пережитых вместе! И с учётом того, что именно я взял её первым, раскрутил её чувственность.

– Как тебя зовут?

– Вита.

– Вита… Это что за имя? Ни разу не слышал. Какое-то сокращение?

– Виталина, если полностью.

– Убери ты подушку, бормочешь себе под нос, мне приходится напрягаться, чтобы расслышать.

– Я боюсь на вас смотреть, – последовал приглушённый ответ.

– Э… почему? Я же сказал, что не трону тебя, как минимум, пока не подлечишься.

– Мне стыдно…

– Что?! – такого слова уж точно не было в моём лексиконе. Я лишь весьма отдалённо представлял себе, что оно означает, и ни разу не видел человека, который показал бы мне, как выглядит стыд. Потом до меня дошло: – Стыдно, что, несмотря на всю свою ненависть, испытала со мной удовольствие?

Она не ответила. Значит, я угадал.

– Не стыдись, это природа. Она всегда сильнее. Ты и так вела себя мужественно, первый раз мне пришлось преодолевать сопротивление, – похвалил я, – обычно тёлки мечтают оказаться со мной в постели. Впрочем… ты не тёлка, – помолчав, признался я. Мне, взрослому и развратному мужику, нравилось говорить с ней на такие… детские темы. – Ты больше похожа на фею, на аленький цветочек, – сказал я с улыбкой (я улыбнулся едва ли не впервые в жизни, даже думал, что мне это не дано, какой-нибудь дефект в лицевых мышцах, оказывается, просто нужен был повод, та, которой хотелось улыбнуться…). Она отняла от лица подушку, настолько сильным было её изумление от моих слов. – Если честно… я очень жалею, что причинил тебе боль. И что лишил невинности.

– Вы меня отпустите? – спросила она с надеждой, видимо ободрённая моим ласковым тоном, которому я и сам удивлялся.

– У тебя с собой была сумочка.

– Была… Только я не знаю, где она.

– Там лежал паспорт.

– Да… Вы думаете, они могут за мной вернуться по адресу? – в её голосе появилась паника.

Я не думал, я знал.

– Напишешь записку родителям, придумай что-нибудь, чтобы их успокоить, чтобы пока не искали, я найду способ передать.

– Они в отпуске, в Тунисе. Пробудут там ещё две недели… Вот только звонить будут, а телефон тоже в сумочке…

– А ты почему не с ними?

– У меня была сессия в институте, вчера как раз сдала последний экзамен. И… я уже взрослая, чтобы с родителями отдыхать.

Я с усмешкой оглядел её.

– Сколько тебе, взрослая, лет восемнадцать?

– Двадцать, – ответила она смущённо.

Я присвистнул, удивившись. Во-первых, тому, что на двадцать она никак не выглядела, а во-вторых, что в двадцать она всё ещё была целкой. Даже почувствовал некоторое облегчение, словно бы тот факт, что я лишил её невинности, приобрёл более светлую окраску.

– Что со мной будет? – её снова начало трясти.

– Побудешь пока здесь, у меня… Для тебя это безопаснее всего, – я споткнулся на последней фразе. Или себя лично я уже не считал опасностью для неё? Типа мне с ней уже всё можно на «законных» основаниях «первой ночи», уже состоявшейся… На свои же вопросы, чуть подумав, ответил утвердительно. Я был готов изменить своим привычкам иметь тёлок жёстко и агрессивно, я был готов к мягкости с этим хрупким и нежным цветочком…

– Почему ты не предупредила, что девственница? Вместо того чтобы глазами на меня сверкать, сказала бы что-то по существу.

– Я думала, вы знаете… – прошептала она. – Я говорила вашим… друзьям, которые меня схватили. Они называли меня шлюхой, я пыталась объяснить, но они сказали, что это даже хорошо…

– Перестань мне выкать, это меня заводит. – Я лежал на боку, в десяти сантиметрах от неё, мой член опять был твердокаменным, наверное, придётся дрочить, чтобы ослабить его напряжение, или охладить, я выбрал второе. – Закрой глаза.

– Что? Зачем? – её ангельский голосок задрожал от испуга.

– Не задавай лишних вопросов.

Она опять прижала к лицу подушку. Я усмехнулся, встал, ушёл в ванную. Лил на себя ледяную воду, пока член не замёрз и не стал более покорным приказам мозга. Натянул шорты, в которых обычно ходил дома. Снова лёг.

– Всё, можешь убирать подушку.

Она положила её между нами. Мягкая преграда. Мне стало смешно. Она разглядывала меня, осмелев, медленно скользила глазами по моему лицу, голому торсу, задерживаясь на наколках. Как же тяжело мне будет выдержать неделю рядом с ней, не прикасаясь (вряд ли разрыв заживёт раньше). Придётся использовать прелестный ротик моей «наложницы» и обучить всем прочим возможностям, коих множество.

– Как вас зовут? – вернувшись взглядом к моим глазам, спросила она, не вняв моей просьбе.

– Я же сказал, не выкай. Повтори вопрос нормально.

Она молчала. Времени после нанесения мази прошло достаточно. Мне нужно было снова полечить её ранку. А потом опять под ледяной душ. Приучать её ротик к моему члену начну позже, а пока ей хватит «впечатлений». Я снова встал, взял с тумбочки тюбик. Её опять затрясло.

– Можно, я сама? – попросила жалобно.

– Нет, – отрезал я. – Ты теперь моя, смирись с этим. Делать будешь только то, что я скажу. А я говорю, ложись на спину, сгибай ножки в коленях и раздвигай их, – я опять говорил намеренно грубо, а всё потому, что представлять, как она натирает себя своим пальчиком, мне было бы ещё тяжелее, чем намазать её самому. Так я хотя бы видел ранку и чувство вины (да, блин, чувство вины, непривычное и… приятное, словно бы возвышающее меня немного до её уровня) сдерживало мою похоть.

Она снова закрылась подушкой, я бережно наложил мазь, любуясь складочками её нежного тёмно-розового лона, она не могла скрыть возбуждения, клитор набухал прямо на моих глазах, я не удержался, наклонился к нему, провёл языком, она застонала, свела колени вместе, зажав мою голову, но уже было понятно, что она меня хочет, хочет новых ощущений. Стесняется своих чувств, истекает сладкой влагой. Я лизал её, прикусывал, мял губами, то нежно, то чуть более жёстко, она очень быстро достигла оргазма, задёргалась под моим лицом, пытаясь отодвинуть его руками, потому что не в силах была терпеть эту сладчайшую муку.

Я стянул шорты, убрал подушку с её лица, перевернул на живот, лёг сверху, руки просунул под неё, одной сжимая её грудки и теребя соски, другой наглаживая клитор, принялся тереться о её тугие ягодицы затвердевшим стволом, всё быстрее-быстрее, пока не кончил, не облегчил страдания моего измученного члена, она кончила вместе со мной, судя по тому, как одновременно с моим вырвался страстный стон из её груди, а тело взвилось и опало, вздрагивая в конвульсиях. Да мы с ней на одной волне, она действительно моя девочка… Снова отнёс её в душ и с наслаждением намыливал. Она избегала смотреть мне в глаза, боролась со своей стыдливостью, всё ещё пыталась прикрываться руками, я с улыбкой отводил их в стороны, опять возбудился, поднял её личико за подбородок, чтобы вынудить её смотреть на меня, но она тут же зажмурилась, взял её руку, положил на мой ствол. По её телу пробежала дрожь.

– Давай, малышка, теперь ты. Ручкой или губками, чем хочешь, но доставь ему удовольствие, он для тебя потрудился.

Она провела по члену нежными пальчиками, я почувствовал, как от наслаждения в нём бешено пульсирует кровь.

– Видишь, он совсем не страшный, любит ласку и умеет доставлять блаженство, – шептал я, ловя себя на мысли, что рядом с ней выражаюсь так, как не подозревал, что умею… Фея. Околдовала меня… Я обучу её сексу, она станет феерической любовницей… Столько страсти в этом разбуженном мною вулкане.

Она робко потянула крайнюю плоть вверх, полностью обнажив головку, я громко застонал.

– Больно? – испуганно отдёрнула она руку и, открыв глаза, посмотрела на меня с состраданием. Я вернул её руку на место, едва выговорил:

– Продолжай…

Сам же зафиксировал её взгляд своим, привязал к себе, не отпускал, пока она двигала своей нежной ручкой по моему стволу, всё убыстряясь, ориентируясь только на расширение моих зрачков, лишь когда из меня опять вырвался утробный рык, посмотрела вниз, как извергается сперма, смешивается со струями воды и утекает в сливное отверстие.

Потом подняла на меня свои прекрасные глаза, я тяжело дышал.

– Вы не предохранялись, что будет, если я вдруг забеременею? – опять спросила она, по-прежнему на «вы» и по-прежнему волнуясь за то, что я несколько раз излил в неё своё семя.

Несколько часов назад я бы не задумываясь ответил: «Сделаешь аборт, делов-то», но не теперь, теперь мне пришлось задуматься над этим. И над тем, сколько моих наструганных в разных частях света детей топчет эту греховную землю. Посмотрел в её вопрошающие, ждущие ответа глаза, глаза юной девушки, ждущей ответа от взрослого мужика, который, по идее, предназначен природой для её защиты от трудностей и опасностей этого мира.

– Не предохранялся, прости… Я с тобой совершил много ошибок… Могу лишь обещать, что поддержу тебя в любом твоём решении, если вдруг случится то, чего ты боишься.

На нас продолжала литься тёплая вода, Вита больше не прикрывалась руками, стояла передо мной обнажённая и прекрасная, как античная статуя, совершенное произведение искусства.

– Зачем вам столько татуировок? – спросила вдруг совсем по-детски.

– Не нравятся? – усмехнулся я. – Скажи, какой ещё близости ты ждёшь, чтобы начать говорить мне «ты»?

В её взгляде опять появилось смущение.

– Не знаю…

Я выключил воду. Обмотал её большим полотенцем и перенёс на постель. За окном уже совсем рассвело.

– Ты что по утрам пьёшь? Чай, кофе, сок? И то и другое? И что хочешь, чтобы я приготовил?

– Вы… будете кормить меня завтраком? – удивлённо спросила она, не делая попыток выбраться из махрового кокона.

– А ты думала, я буду морить тебя голодом?

– Я пью кофе с молоком без сахара. И… очень-очень хочу есть.

Блин. Мучаю девочку сексом, а она, поди, не ела уже больше суток.