Текст книги "Меч обоюдоострый"

Автор книги: Никон Архиепископ (Рождественский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Вопрошаю: можно ли со строго церковной точки зрения допустить такое как бы обособленное от общего учения Церкви учение?..

IV

В предшествующих №№ «Троицкого Слова», в своем дневнике, я поместил доклад мой С. Синоду по поводу нового лжеучения, появившегося на Афоне. В дополнение к сему докладу помещаю те листки, которые составлены и изданы мною уже на Афоне, с целию дать простым людям средство разобраться в ереси, вдумываясь в учение Церкви и св. Отцов.

Как учит св. Церковь об именах божиих
(Выписки из св. отцов и церковных вероопределений)

Имя и предмет, им обозначаемый, не одно и то же.. Иное – предмет, по своей природе подлежащий названию, и иное – название, обозначающее предмет. Бытие – не одно и то же с именованием. (Св. Григорий Нисский. Опровержение Евномия, кн. 12, ч. 6, стр. 373; 328)

Всякое имя есть некоторый признак или знак какой-либо сущности (стр. 325).

Наименования не из самого естества проистекают, но прилагаются к предметам нашею мыслию (стр. 315; 323).

Употребление слов и имен придумано после сотворения людей (стр. 329).

Бог есть Создатель вещей, а не имен, не имеющих существенности и составленных из звуков голоса и языка (стр. 373).

Имена означают только сущности, а сами не суть сущности. (Св. Василий Великий, Опровержение на защитительную речь нечест. Евномия. М. 1857 ч. 3, стр. 153)

У Бога нет ни голоса, ни вида, но Он выше образов и звуков. (Св. Иоанн Златоуст. Толкован. на Евангелие от Иоанна, т. 8, стр. 268.)

Выражение: рече (Бог) нисколько не указывает на голос и речь Божию, но на волю Божию. (Св. Григорий Нисский, ч. 6, стр. 356)

«Глаголы, яже глаголю вам, дух суть», ...сказал: дух, вместо того, чтобы сказать – духовные. (Св. Иоанн Златоуст, 8, 310)

Слова Христовы, телесно произнесенные, не суть сущность Духа Святого. (Св. Григорий Палама. 2-е слово против латинян. У Игумена Модеста, стр. 42.)

Имена Божии явились после создания человека, нужны только нам, а не Богу, и сами по себе не Бог.

Не ради Бога, а ради нас измышлены имена для усвоения понятия о Сущем, т. е. о Боге. (Св. Григорий Нисский, 6, 331)

Усвоемые Богу имена недавны сравнительно с Самим Богом, ибо Бог не есть речение и не в голосе и звуке имеет бытие (стр. 324).

Всякий ум и слово бесконечно далеки от Бога, чтобы быть Ему подобными. (Св. Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии, стр. 9)

А если имя Его страшно, то не гораздо ли более самое существо Его? (Св. Иоанн Златоуст, в толк. на 110 псалом.)

Не Бог еще то, что мы представляем себе под понятием Бога, или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово. (Св. Григорий Богослов. Творения, Москва, 1844 ч. 3, стр. 21)

Мы не знаем имени, которое бы обнимало Божеское естество. А слово, посредством имени объясняющее Божественное существо, подобно тому, как собственною дланию думает обнять все море. (Св. Григорий Нисский 6, 91; 332)

Бог не есть имя. (Св. Иустин мученик, Апология 11, 6, М. 1864, стр. 120)

Бог не имя. (Св. Иоанн Дамаскин. О мучении Св. Вавилы)

Иисус есть имя Сына Божия по плоти, принятое Им по воплощении.

Иисусом назван для того, чтобы под именем Иисус скрыть от диавола Его Божество. (Св. Иоанн Златоуст, 7, 18)

Господь назван Иисусом Христом потому, что облекся в плоть. Иисус – имя Его по плоти. (2, 891)

Господь принял название Христа не до воплощения, как лжеумствуют некоторые... Слово тогда получило название Иисуса Христа, когда Оно стало плотию. (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение правосл. веры, М. 1855, кн. 4, гл. 6, стр. 228–230)

Иисус Христос – имя Сына Божия, а не всей Св. Троицы (Св. Димитрий Ростовский. Твор., изд. Сайкина. Спб. 1910 г. стр. 78.)

Имена Божий должно почитать наравне с св. крестом и иконами, а не как Самого Бога.

Что имя Иисуса Христа Распятого, с верою произнесенное движением уст, то же самое есть и знамение креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное. (Пространный христианский катихизис. О крещении. М. 1840 г. стр. 82)

Имя Божие называется святым, конечно, не потому, что в самых словах имеет некую освящающую силу, но потому, что свято и чисто великое свойство Божие. (Св. Василий Великий, в толковании на псалом 32)

Иконное изображение указуется евангельскими повествованиями, евангельское повествование указуется иконными изображениями. Чествовати их не истинным богопочтением, еже подобает Единому Божескому Естеству, но... честь, воздаваемая образу, переходит к первообразу. (Определение VII-ro Вселенского Собора.)

Вечная память верующим, возвещающим... что одинаковую приносит пользу, как посредством слова возвещение, так и посредством икон истины утверждение. Как очи зрящих освящаются честными иконами, так и уста освящаются словами. (Определение Константинопольского собора 842 года, читавшееся в неделю православия. Одесса 1893 г. стр. 6–7)

Что означает слово «веровать»?

Есть слова, к которым мы так привыкли, что не задумываемся над их смыслом: так ли мы их понимаем, как должно. Таково слово: «веровать». Из споров об имени Божием выяснилось, что простые люди понимают это слово так: веровать значит признавать за Бога. Веровать во имя Божие, говорят они, значит: самое имя почитать за Бога. Берут Евангелие, вычитывают все места, где Спаситель или св. Евангелист употребляют это выражение, и с полным убеждением, что они правы, показывают эти места тому, кто не разделяет их убеждений, паче же рещи – заблуждений.

Между тем, ни в одном месте Св. Писания, ни в Евангелии, ни в посланиях Апостольских, нет такого учения, будто имя Божие есть Бог и веровать в Него следует как в Бога. Это уж неправильное толкование самих имепоклонников.

Как же следует понимать это выражение, эти два слова, чтомые в Св. Евангелии: веровать во имя Его, то есть, во имя Господа?

Надобно прежде всего вникнуть в точный смысл одного слова: верую. А смысл этого слова становится совершенно ясен, когда прочитаем весь Символ Православной веры, от начала до конца. В этом великом исповедании веры, составленном святыми отцами Первого и Второго Вселенских Соборов, на все века, для верующих всех веков и народов, со строгим заветом последующих Вселенских Соборов: отнюдь не изменят в этом Символе Веры ни единого слова, – в этом, говорю, Символе Веры, во-первых: нет выражения: «верую во имя Божие», во-вторых: стоит во главе всего одно слово: верую и затем перечисляются те истины, которые восприемлются сердцем верующего православного христианина и чрез веру усвояются его умом. Первая святейшая истина – учение о трех Лицах Пресвятой Живоначальной Троицы: верую, во Единого Бога Отца, и во Единого Господа Иисуса Христа (а не во имя Его), Сына Божия Единородного, и в Духа Святого Господа Животворящего. В сих членах веры излагается учение Церкви о свойствах Божиих, об искуплении рода человеческого крестною смертию воплотившегося Сына Божия, вообще, о всем домостроительстве или промышлении Божием о спасении людей, о последнем суде Сына Божия, о третьем Лице Святой Троицы – Духе Святом. Достойно внимания, что святые отцы не сочли нужным вносить особого учения о вере в имя Божие в Символе Веры, хотя вопрос об этом был поднят еще в те времена лжеучителем Евномием, которого обличали такие великие отцы Церкви, как Василий Великий и особенно Григорий Нисский, и осудил 2-й Вселенский Собор.

Учение о Лицах Святой Троицы занимает в Символе Веры восемь членов. Далее святой Символ говорит: во Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь. Тут, конечно, подразумевается то же слово: верую. Верую в Церковь... Что же это значит? Ведь, если слово верую надо понимать так, как его понимают имеславцы, то выходит, что Церковь есть Бог. Они, ведь, думают, что слово: верую везде значит: признаю за Бога. Верую в Церковь, по их разумению, и надо бы понимать: признаю за Бога Церковь. Но никто из них этой ереси не говорит. Никто Церковь Богом не признает. Что же значит тут слово: верую? Очевидно – не то, что разумеют имеславцы. И действительно, оно не только тут, но и везде значит: приемлю сердцем и умом, за послушание Церкви-матери, то, что она предлагает мне в своем исповедании как о себе самой (верую в Церковь), так и о всех истинах, ею возвещаемых в ее Символах, вероопределениях Святых Соборов Вселенских и поместных, в согласном, единомысленном учении св. отцов, – приемлю, ничтоже вопреки глаголя, хотя и не все сие умом моим постигаю, приемлю сердцем за святую истину и устами исповедую сию истину.

Вот что значит слово: верую. В этом смысле св. Церковь верует в силу честнаго и животворящего креста, верует в силу спасительных таинств, совершаемых благодатию Духа Божия, верует и в спасительную силу молитвенного призывания Господа Бога посредством имени Его, страшного для демонов. И не одно только имя Господа «Иисус» Церковь разумеет под словом «имя Божие», а всякое слово, каким Церковь обыкла призывать Господа в своих молитвах. И мы веруем в силу благодати Божией, призываемой чрез благоговейное произнесение в молитве имени Божия с верою, но самого «имени», ни звуков, ни букв, ни даже умопредставления нашего – Богом не почитаем, следуя точному учению православной Церкви об имени Божием, изложенному в Пространном Христианском Катихизисе, где говорится: «Что имя Иисуса Христа распятого, с верою произнесенное движением уст, то же самое есть и знамение креста, с верою сделанное движением руки или другим каким образом представленное».

Здесь имя Божие приравнивается к крестному знамению, а крестное знамение никто Богом не почитает. И заметьте: это – не частное мнение какого-либо учителя Церкви, это – учение самой Церкви, изложенное в учебной книге для всех верующих, в Катихизисе, который представляет собою точное исповедание веры, неизменное, непреложное, неподлежащее никакой критике частных людей, какие бы это ни были ученые богословы. Вот что значит Катихизис; вот как учит он об имени Божием.

Мои вины пред кагалом

«Колокол» почти целиком перепечатал из Одесской «Русской Речи» статейку под заглавием: «Почему Европейская печать, особенно одесская, нападает на архиепископа Никона». Так как статейка довольно верно воспроизводит один факт из моей поездки по Рузскому уезду в печальной памяти 1905 году, то не лишним считаю занести эту статейку в свой дневник, тем более, что автор ее опустил некоторые мелочи, очень для того времени характерные, а потому я и пополню их. Вот эта статейка:

На грязной улице еврейской печати опять праздник. Афонская смута, умело раздутая бежавшими из России революционерами, дает ей повод для нападений на Церковь. То, что сущность волнующаго Афон лжеучения состоит в дикой мысли, будто именования Бога суть сам Бог, об этом левая печать стыдливо умалчивает, а старается облить своею грязью тех, кто тушил возгоревшийся пожар. Особенно точат зубы на водворившего внешний порядок на Афоне архиепископа Никона. С ним у левых партий свои счета.

Надо оговорить, что внешний порядок водворен не мною, а представителями государственной власти, которая – честь ей и глубокая благодарность, – решила разорить самое гнездо смуты, изъяв из Пантелеимонова монастыря, а затем и Андреевского скита главарей смуты, сумевших загипнотизировать темную толпу невежественных монахов, и спрятавшихся за эту толпу. Без такого изъятия восстановить внешний порядок было невозможно.

Послушаем дальше, что говорит автор:

Это было 13 июля 1905 года. Преосвященный Никон, тогда викарий московский, по поручению митрополита Владимира, обозревал церкви Рузского уезда. Переночевав в имении профессора Зографа, он направился в село Волынщину, имение князя Д. Н. Долгорукова, где в то время находился сын его, знаменитый впоследствии член Гос. Думы Павел Долгоруков, за свою «освободительную» деятельность потом освобожденный от придворного звания. В день 13 июля Церковь празднует св. Архангелу Гавриилу и прочим небесным силам. Зачало из Евангелия читается: притча о семени и плевелах. Владыка положил эту притчу в основание своего поучения к народу, указав, как и ныне являются враги Церкви и отечества, сеющие плевелы на русской земле, – это разные религиозные и политические лжеучители. Охарактеризовав этих пропагандистов, он предостерегал от них простой народ.

После службы старец-князь, отец Павла Долгорукова, пригласил владыку к себе в дом и встретил его у дверей с хлебом и солью, приветствуя горячею речью, в которой просил передать глубокую благодарность митрополиту за то, что в такое смутное время он послал своего викария, чтобы поднять дух народа. Старец так был растроган, что буквально плакал, когда говорил эту речь.

Во время чая ко владыке подошли два мужичка и просили его отслужить панихиду у памятника Императора Александра II.

Замечу, что этот «памятник» – небольшой бюст на колонне – поставлен у входа в усадьбу князя Долгорукова. Наши крестьяне не особенно чтут подобные памятники; по их мнению эти «идолы» покойникам не нужны, а потому можно думать, что самая мысль о такой панихиде, по всей вероятности, принадлежит князю Павлу Долгорукову, который потом мог использовать служение панихиды архиереем о Царе-Освободителе в своих «освободительных» целях.

Автор продолжает:

Владыка выразил сожаление, что сделать этого сам не может, ибо с ним нет облачений, и распорядился, чтобы вынесли к памятнику иконы, а местный священник отслужил литию: «помолюсь и я с вами», сказал преосвященный.

Шел проливной дождь. Народу собралось множество. Совершена краткая лития. Пропели «со святыми упокой» и вечную память. Князь Павел Долгоруков крикнул: «лошадей», но преосвященный остановил его: «минутку, князь». И обратился к народу с краткою речью:

– Православные! Сейчас мы молились об упокоении души Царя Александра II. Почему вы так усердно молитесь именно за этого Императора? Все Цари наши – великие благодетели народа. И Царь – Миротворец Александр III много добра оказал своему народу. Но вот, вы особенно помните, особенно молитесь за Александра II. Почему? Да потому, братие, что он именно вам, крестьянам, оказал великое благодеяние. Кто такие были вы до 19 февраля 1861 года? Почти скоты. Он сделал вас полноправными людьми, дал вам свободу, дал землю, дал право учиться: учись, трудись, достигай хоть должности министра: это ли не величайшее благодеяние?

Но думали ли вы о том, почему нашему батюшке Царю Александру II-му Бог помог так мирно, спокойно, без потрясений, без всякой смуты совершить такое великое дело? В других государствах освобождение крестьян стоило больших кровопролитий. Да потому, православные, что наши Цари Самодержавные: Бог по образу Своего вседержительства дал нам Царя Самодержавного, и как Господь Вседержитель – «рече и быша, повеле и создашася» (Пс. 32, 9), так и Цари наши Самодержавные скажут слово: «быть по сему» – и бывает так, и никто, решительно никто не может противиться Царскому повелению. Вот и сказал Царь Александр II, Самодержец Всероссийский: быть крестьянам свободными, и стали они свободные люди.

Вот, братие мои, что значит Самодержавие. Стойте за него крепко, храните его, как заветную святыню. Жизни своей не щадите, чтоб отстоять его. А если появится какой-нибудь нехороший человек, который будет вам толковать, что надо уничтожить самодержавие, что надо устроить так, чтобы ограничить Царскую власть, то гоните его от себя прочь, как смутьяна, как врага родной земли и Царя-Батюшки. Царь есть Помазанник Божий, на Нем почивает благодать Божия, ниспосланная на него в таинстве миропомазания. Стойте же грудью за Царя Самодержца, молитесь за Него и будьте готовы душу свою за Него положить.

В ответ на эту речь слушатели грянули:

– Мы готовы, умереть за Царя-Батюшку, Самодержца Всероссийского... Дай Бог Ему многие лета...

Преосвященный сказал:

– И Бог вас благословит, православные...

Надо было видеть покрасневшую физиономию князя Павла Долгорукова, надо было видеть, какою злобою сверкали его выкатившиеся глаза...

А старец-князь, несчастный отец его, несмотря на грязь, упал на колени пред владыкою, со слезами благодаря его за такое слово...

Так вот за что ненавидят иудеи Никона, вот почему обливают его при всяком случае грязью... Они не могут забыть ему и его проповедь, читанную 16-го октября того же года во всех церквах древлепрестольной столицы, проповедь против забастовок, после которой на другой день рабочие стали служить молебны, и стали становиться на работы...

Простят ли такие «вины» перед ними иудеи и иудейские прислужники?

Так кончает автор свою статейку. А «Колокол» прибавляет: «кроме этих у архиепископа Никона вин против кагала немало».

Да, немало. Известно, как юрки иудейские корреспонденты. Надо иметь большой запас терпения, чтобы не выгнать вон иного интервьюшку, который сумеет поймать вас там и тогда, где и когда вы не подозреваете его присутствия. Вот вам примеры.... Мимо Афона проезжал блаженнейший патриарх Антиохийский Григорий, возвращаясь из России. Пароход «Царь» стоял около часа против Пантелеймонова монастыря, высаживая присланную с «Кагула» роту солдат. Я счел долгом воспользоваться этим, чтобы посетить блаженнейшего путешественника. Только что я взошел на палубу «Царя», как предо мною вырос корреспондент иудейской газеты «Утро России» и стал было предлагать вопросы о положении нашего дела. Я решительно отказался отвечать: время было дорого, чтобы побеседовать с патриархом. Мне помогли пройти в общую столовую, где и встретил меня его блаженство, но лишь только началась беседа, как прислуга подает мне карточку того же корреспондента и от его имени просит разрешения... чего бы вы думали? – присутствовать при моей беседе с патриархом! Эта, с позволения сказать, наглость меня возмутила. Я решительно ответил, что такого разрешения дано не будет... И вот в «Утре России» является корреспонденция, совершенно искажающая мои увещательные беседы с афонитами, а эту корреспонденцию перепечатали вероятно все иудейские газеты... Значит: иудейский интервьюшка отомстил...

В Киеве мне докладывают, что просит позволения видеться «студент духовной академии». Предполагая встретить юношу, я вижу пожилого брюнета, который сразу начал: «общество интересуется событиями на Афоне»... но я прервал его: «с кем имею честь говорить? Мне доложили о студенте духовной академии...» – «Да, я учился... я кончил академию»... Вижу, что он лжет, и говорю: «и какое дело мирянам судить о том, что им вовсе непонятно, да и едва ли интересует? ...Я не считаю полезным терять время на беседы с корреспондентами, особенно такими, какой приставал ко мне на „Царе“». И я, в поучение брюнету, кратко сообщил о неудаче его коллеги. Тут мне подали карточку инспектора типографии в Киеве, и я отпустил непрошенного гостя.

Посетивший меня затем миссионер из Вологды рассказывал, что сей брюнет потом около часа беседовал с изгнанными с Афона монахами, часть коих уже прибыла в Киев, и думаю, в одной из иудейских киевских газет появилась уже на другой же день какая-нибудь красненькая корреспонденция о свидании со мною... в «освободительном» духе, и, конечно, еретичествующие противники Церкви представлены мучениками, а я – их гонителем.

Похвалитися не пользует ми, но надо сознаться, что никогда я не входил в сделку с совестью, когда шла речь об «освободительном движении»; всегда я называл и буду называть это движение революционным, преступным, изменническим, гибельным для родного народа и родной земли. И пусть иудеи и их приспешники, разные кадеты и даже октябристы, издеваются надо мною, в своих карикатурах, сколько им угодно, обливают меня грязью, клевещут, поносят, присылают мне не только ругательные пасквили, но и – это не раз было – смертные приговоры: я верую, что если Господь не попустит – известное животное не съест меня, а если будет воля Божия потерпеть что от врагов Церкви Христовой, моей бесценной матери, буди Его святая воля: Он же и поможет перенести, а я пока жив, не перестану исполнять мой долг пред Церковию, Царем Самодержавным и родной Русью многострадальной...

Моя октябрьская проповедь и память о ней в жидовствующей печати

Прав был автор статьи в «Русской Речи», которую я привел в прошлом моем дневнике, что иудеи не забудут и не простят Никону его проповедь 16-го октября 1905 года. Только что я сдал прошлый дневник в типографию, как мне кто-то прислал в бандероли «Утро России», в котором какой-то самозванец-«бакалавр» делает строгий выговор Святейшему Синоду за то, что он послал меня на Афон – меня, «человека крайне узкого, одностороннего, неуживчивого, придирчивого, капризного, не стесняющегося в приемах борьбы с почему-либо неугодными ему лицами, который за все эти качества да еще за крайне неудачное авторство пресловутой погромной проповеди от 16 октября 1905 года, был удален из Москвы по единодушному желанию ее духовенства, поддержанному бывшим синодальным обер-прокурором кн. А. Д. Оболенским». Так пишется иудеями история. «Научнее такого легата, говорит «бакалавр» из синагоги, трудно было что-либо и придумать: он и мирных-то обитателей способен раздражить и довести чуть ли не до бунта, а его послали вразумлять и примирять уже и без того достаточно ожесточенных людей». Так аттестует меня пред своими читателями жидовско-раскольничья газета. К сожалению, она настолько невежественная в моем послужном списке, или же настолько нечестна пред своими читателями, что – или не знает, или знает да умалчивает, что речь идет не об епископе, а об архиепископе, не о заштатном епископе, а о постоянном члене С. Синода, не о каком-то неуче, а удостоенном высокого звания почетного члена Московской Императорской Духовной Академии, хотя он в сей Академии и не учился, и получившего за свои труды две Макарьевские премии. Прошу прощения у читателей, что вынуждаюсь немного вразумить относительно своей особы «бакалавра» из синагоги. Ну, да что с такими «бакалаврами» толковать: им, ведь, закон честности не писан, хотя все же следовало побольше уважать своих читателей и не обманывать их: а что как да они все умолчанное газетою знают? Ведь тогда и аттестации газеты не поверят, а обзовут ее лгуньей...

Но не затем я заговорил об этом уличном листке, который православные презирают, а вот уже впервые снова идет в газетах речь о моей «пресловутой погромной проповеди 16-го октября», и многие читатели мои просят меня ознакомить с нею, чтобы самим судить, а не со слов жидовской прессы о достоинствах и недостатках сей проповеди. Разыскал я ее в «Московских Ведомостях» от того самого числа, когда она произнесена, и помещаю в этом дневнике: может быть и моим врагам полезно ее перечитать.

Что нам делать в эти тревожные наши дни?

«Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, всех нас заступи!»... – вот молитвенный вопль, с каким, триста лет назад, обратилась бедствующая Москва, а с нею и вся Русь Православная к Матери Божией в тяжкую годину междуцарствия, обратилась, и Москва была освобождена от поляков, и гнев Божий был преложен на милость. Близится день, когда Москва благодарственно воспоминает это великое заступление Царицы Небесной, но как благопотребно и сегодня не только Москве, но и всей Русской земле со слезами покаяния, с горячею мольбою воззвать к Матери Божией: «Заступнице усердная, Мати Господа Вышнего, всех нас заступи!..»

Сердце обливается кровью, когда видишь, что творится вокруг нас... Уже не поляки, не внешние враги, а свои же, русские люди, потеряв страх Божий, доверившись крамольникам, держат нашу первопрестольную столицу как бы в осаде. И без того тяжело жилось нам по грехам нашим: то неурожаи, то болезни, то несчастная война, а теперь творится нечто доселе неслыханное на Руси: как будто Бог отнял разум у русских людей. По приказу подпольных крамольников, начались всюду стачки и забастовки, и на фабриках, и на заводах, и в школах, и на железных дорогах. И вот, дошло до того, что прекратился подвоз жизненных припасов, и с каждым днем они становятся дороже; несчастные семьи, питающиеся почти одним хлебом, теперь должны жить впроголодь, ибо хлеб дорожает; а сколько тысяч грудных младенцев, сколько несчастных страдальцев больных теперь томятся голодом и жалуются Богу на этих жестоких забастовщиков, прекративших всякий подвоз молока! Сколько больных остается без помощи, потому что забастовщики не позволяют готовить лекарство в аптеках! Не ныне – завтра можно ожидать, что эта ужасная эпидемия забастовки охватит городских рабочих, и вся столица останется без воды, без освещения улиц и домов, без движения дешевых конок... О, если бы знали наши несчастные рабочие, кто ими руководит, кто подсылает к ним смутьянов-подстрекателей, то с ужасом отвернулись бы от них, как от гадин ядовитых, как от зачумленных животных! Ведь это – так называемое «социал-демократы», это – революционеры, давно отрекшиеся от Бога в делах своих, они отреклись, а может быть и вовсе не знали веры христианской, поносят ее служителей, ее уставы, издеваются над ее святыми. Главное гнездо их за границей: они мечтают весь мир поработить себе: в своих тайных секретных протоколах они называют нас, христиан, прямо скотами, которым Бог дал, говорят они, образ человеческий только для того, чтоб им, якобы избранникам, не противно было пользоваться нашими услугами... С сатанинскою хитростью они ловят в свои сети людей легкомысленных, обещают им рай земной, но тщательно укрывают от них свои затаенные цели, свои преступные мечты. Обманув несчастного, они толкают его на самые ужасные преступления, якобы ради общего блага, и действительно обращают его в послушного себе раба. Они всячески стараются вытравить из души, или по крайней мере извратить, святое учение Христово: так, заповедь Христова говорит: все – общее, бери у богатого все, что тебе нравится. Заповедь Христова говорит: делись с ближним твоим последним куском, последней копейкой, а они учат: отнимай у других все, что тебе надобно. Заповедь Христова говорит: воздадите Кесарева Кесареви, Бога бойтеся, Царя чтите, а они говорят: никакого царя не нужно царь – тиран... Заповедь Божия говорит: в терпении вашем стяжите души ваши, а они говорят: в борьбе обретешь ты право свое. Заповедь Христова велит полагать души свои за други своя, а они учат губить людей ни в чем неповинных, убивать их только за то, что они несогласны с ними, не идут на разбой, хотят честно трудиться и готовы до смерти стоять за закон, за Царя, за Церковь Божию...

Вот каковы эти обманщики, изверги рода человеческого!.. Берегите же себя, возлюбленные братия, берегите себя и детей своих от эти льстецов, ради Бога, ради вашего вечного спасения берегитесь их! Горе миру от соблазнов, – говорит Спаситель, – но еще больше горе тому, чрез кого соблазн приходит. Смотрите, сколько горя – целое море слез от этих соблазнителей-крамольников: судите же сами, какое страшное горе, какой строгий суд Божий ждет этих несчастных злодеев и их сообщников. Пора нам одуматься, пора перестать быть равнодушными к этому великому бедствию на Руси, пора стряхнуть с себя духовную леность и больше не подпускать к себе и к детям нашим этих опасных, зачумленных людей. Прочь лесть их и обман, прочь коварное диавольское наваждение! Оградим себя крестным знамением, взглянем опасности прямо в глаза! Ведь, еще немного и – люди превратятся в хищных зверей, станут громить жилища наши, грабить храмы Божий, убивать друг друга, как делают безумцы... Говорят, что человек, потерявший страх Божий и совесть, человек, которому закон не писан, который потерял и страх человеческий, такой человек хуже всякого лютого зверя. И нам грозит беда, что в таких лютых зверей и обратятся все эти одичавшие толпы разных забастовщиков, коими руководят безбожные анархисты. Вот этого-то и добиваются всячески наши заклятые враги, подпольные наши крамольники и их заграничные руководители.. Братья, ужели мы допустим это? Ужели и теперь будем безучастно смотреть на все эти безобразия?

Но что же делать? – что делать? – вот вопрос, неотступно терзающий душу.

Что делать? – Очнуться, проснуться надо. Осознать всю опасность надо. Оглянуться вокруг надо: не заразила ли эта нравственная чума кого из близких наших? Заглянуть в свое сердце надо: чем оно живет, ради чего и для кого оно бьется? К совести своей прислушаться надо. Она подскажет, Ангел Божий, хранитель наш, чрез совесть нашу заговорит с нами о том, что надо делать. Он скажет нам, что прежде всего – надо принести Богу искреннее, слезное всенародное покаяние. Оно, это покаяние очистит нас, обновит наше сердце, нашего внутреннего человека. Оно положит начало благое новой, быть может, еще нам неведомой, или давно нами забытой духовной жизни по заповедям Божиим. Оно сделает нас мужественными, бодрыми среди великих испытаний, оно сделает нас способными положить с радостью души свои за братии своих, если это будет Богом суждено. Это – в самих себе. А затем – около нас. Молитвою за несчастных, одержимых духом смуты, гордыни и противления, да вразумит их Господь ими же весть путями, – словами любви и братского увещания к ним попытаемся, приложим все усилия вразумить их, на путь истины обратить. Это – святое христианское дело. Обративый грешника от заблуждения пути его, говорит Слово Божие, спасет душу от смерти и покрыет множество грехов, – и его, и своих. – А затем – каждый из нас есть сын родной земли, верный подданный своего Царя. Может ли сын быть равнодушным к стонам своей страдалицы-матери? А ведь она, наша родная, некогда святая, а ныне столь пред Богом согрешившая, она стонет, измученная, терзаемая своими же детьми – нашими несчастными братьями. Что сделал бы ты, любящий сын, если бы твой любящий брат стал бить, мучить вашу общую мать, издеваться над нею, позорить ее? О, конечно, самая природа возопила бы в тебе словами заповеди Божией: что, люби, береги свою мать, защити ее от безумца-брата, лиши его возможности вредить ей! – Если бы твой, лишенный ума, потерявший совесть, брат стал издеваться, как Хам, над отцом вашим, ужели ты стал бы равнодушно смотреть на эти издевательства? Ужели ты не заставил бы молчать этого брата-безумца? – Но вот, смотри: твою дорогую мать, родную твою Русь ее несчастные безумцы-дети терзают, собираются на части разорвать, хотят отнять у нее заветную святыню – Веру Православную, в грязь топчут впрочем она доселе жила, крепла, красовалась... Твоего Батюшку-Царя поносят, рвут Его изображения, хулят Его царские повеления, издеваются над Ним: может ли твое сердце быть спокойным при этом, Русский человек? Не горько ли тебе, не больно ли все это переносить? Не кипит ли ревностью твое сердце, не потрясается ли он от негодования, справедливого негодования все твое существо? Что же тебе делать?..