Текст книги "Пираты."

Автор книги: Николя Перье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Рабство и выкуп

Торговля рабами во все времена являлась стимулом и наградой для любого средиземноморского пирата. Она достигла невероятных размеров. В Алжире, Тунисе и Триполи даже были сформированы специальные компании для финансирования кораблей, которые выходили в море только за тем, чтобы привезти живой товар. Не существует никаких численных данных, но едва ли найдется хоть один год, в который тысячи европейцев не исчезли бы в утробе жестокого промысла. Только в Алжире в 1634 году имелось 25 000 христианских рабов. И это не считая 8000 христиан, обращенных в магометанство.

На невольничьем корабле

Живой товар по разнарядке

Когда пленников доставляли в порт, их отправляли в хорошо укрепленную подземную тюрьму. Там несчастных опрашивали переводчики, выясняя имя каждого заключенного, страну, где он родился, и род занятий. При наличии богатых родственников определяли сумму выкупа и оставляли его в покое до тех пор, пока дело не улаживалось. Других поспешно отправляли на большой невольничий рынок, где людей выставляли на аукцион подобно скоту. Обычно покупателем становился посредник, который затем сдавал рабов внаем.

Иногда с рабами обращались с дьявольской жестокостью, но, если не считать галер и общественных работ – самая ужасная участь, ожидавшая несчастных, это являлось скорее исключением, нежели правилом. Турецкий или мавританский рабовладелец смотрел на своего христианского невольника не как на преступника (хотя считал его неверным и называл собакой), а как на скотину, вроде лошади, которая будет лучше работать, если кормить и ухаживать за ней. В этом магометане довольно сильно отличались от христиан, для которых мусульманские пленники были еретиками и подвергались соответствующему обращению.

Судьба невыкупленных пленников была различна. Если они являлись искусными мастерами или людьми с ценной профессией, то пользовались огромным спросом. Это особенно касалось врачей, с которыми обращались весьма уважительно, хотя из-за важности оказываемых ими услуг, владельцы крайне неохотно соглашались на их освобождение, даже за выкуп. Другие обращались в ислам. Этим они спасались от рабства, но навсегда лишались христианского общества. Вероотступники обладали определенной свободой и иногда добивались важных постов при турецких правителях. Отбросы же европейских портов надевали тюрбан, видя в нем лишь средство вернуться к пиратству.

Но большинство пленных-рабов умирали из-за крайне напряженного физического труда. Мавры являлись неутомимыми строителями, и в любом берберийском городе можно было видеть закованных в кандалы христиан, дробящих камень, ведущих земляные работы, строящих дома, крепости и порты. О судьбе пленных женщин легко догадаться. Молодые исчезали в гаремах, старые же попадали в богатые дома в качестве прислуги.

«Жизнь» на галере

Но самая худшая участь ждала галерного раба. Человека, как правило непривычного к физическому труду, приковывали к веслу бок о бок с четырьмя, пятью или шестью такими же несчастными. Дневным рационом служили несколько галет, иногда с глотком жидкой каши, а для питья – вода с уксусом. Труд же галерного раба лежал за пределами человеческой выносливости. Между двумя рядами гребцов пролегал помост, по которому прохаживались надсмотрщики с длинными хлыстами, то и дело обрушивая их на обнаженные спины недостаточно поворотливых или уставших.

Вот два свидетельства, оставленных очевидцами. Один из них изведал жизнь гребца на собственной шкуре, другой судил со стороны.

Сообщение, датированное 1707 годом, принадлежит Жану Мартейлю де Бержераку.

«Представьте себе 6 человек, прикованных к одной скамье, совершенно обнаженных. Руки сжимают непомерно тяжелое весло (около 5 метров длиной). Все сидят лицом к корме. Напрягая последние силы, они толкают конец весла вперед и вверх; затем, откидываясь назад, тянут его на себя. Часто гребцы работают без перерыва по 10-20 часов, не имея ни минуты отдыха. Бывает, что боцман или другой моряк, сжалившись, кладет в рот несчастному кусок хлеба, намоченного в вине, чтобы предотвратить обморок. Капитан приказывает не жалеть плетей. Если раб, обессилев, падает на весло (что случается часто), его забивают до смерти, после чего выбрасывают в море».

Многовесельная галера

Второе описание принадлежит анонимному свидетелю.

«Кто не был на галере, особенно во время погони или бегства, тот не сможет представить зрелище, которое потрясает любое сердце, способное к состраданию. Перед вами ряды полуголых, голодных, обожженных солнцем тощих бедняг, прикованных к доске, откуда они не сходят по нескольку месяцев (обычно полгода). Под непрестанными ударами бича, в нечеловеческом напряжении, день за днем они надрываются на самой изнуряющей работе, какую только можно себе представить. Особенно ужасна их участь во время погони, когда одна сторона, подобно хищному стервятнику, торопится за своей добычей, а более слабая спешит прочь в надежде сохранить жизнь и свободу».

Галера, движимая рабами

Эти отрывки написаны европейцами – политическими и религиозными врагами ислама. Но, судя по имеющимся данным, не более гуманным было обращение с рабами и на христианских галерах. Сохранилась история о мавре, который был прикован к испанскому веслу. Почувствовав, что не вынесет этой работы, он от отчаяния отрубил себе левую руку, надеясь, что теперь хозяева волей-неволей дадут ему какое-нибудь иное занятие. Однако добился лишь того, что культю левой руки вновь приковали к веслу – на этот раз с помощью особого крепления, а надсмотрщики стали уделять ему повышенное внимание. Со временем слух о нем дошел до алжирского дэя, который известил испанского резидента, что он не обменяет больше ни одного пленника до тех пор, пока не будет выдан однорукий гребец.

Но никакие описания не могут сравниться с рассказами самих несчастных. Мы находим их в письмах, тайно переправленных домой, или в дневниках, впоследствии опубликованных сбежавшими или выкупленными рабами. Письмо Томаса Свита – лишь одно из множества жалобных воззваний, постоянно приходивших в Европу. Оно так типично и трогательно, что приводится здесь полностью.

«Дорогие друзья.

Прошло уже около шести лет с тех пор, как я, на мою беду, захваченный янычарами на берберийском побережье, являюсь пленником в Алжире. За это время я неоднократно писал в Лондон – мистеру Саутвуду Ричарду Барнарду с Дакс-плэйс, Ричарду Кугу из Бэнксайда и мистеру Лингеру, галантерейщику в Крукед-лэйн. В свое послание м-ру Саутвуду я вложил письмо для отца, если он жив, и другие письма – моим братьям и друзьям. Мне никто не ответил, и это заставляет думать, что либо письма не дошли, либо все скончались, либо переехали в другие места. Я знаю, что столь добрые христиане, как вы, не оставили бы меня в нынешнем положении. О друзья мои, я снова повторяю вам, что я – несчастный пленник в Алжире. Мой хозяин – некий барон, французский вероотступник. Сам он живет за городом, но сдает меня и другого протестантского пленника, м-ра Ричарда Робинсона из Норфолка, внаем в Алжире. Возможно, нас увезут из города, и в этом случае вам уже никогда не доведется услышать о нас. Вся наша беда в непомерной величине назначенного выкупа – двести пятьдесят фунтов стерлингов. М-р Робинсон также писал своим друзьям, но не получил ответа. Мы так глубоко привязались друг к другу, что просили своих родных и близких заняться нами обоими.

Ах, отец, брат, друзья и знакомые, постарайтесь найти какие-нибудь пути и добыть денег для выкупа. Многие сотни рабов освободились с тех пор, как мы попали сюда, и это вселяло в нас надежду, что мы можем быть следующими, потом опять следующими, но пока что все надежды оставались обманутыми. Мы умоляем вас, ради Господа Христа, употребите все возможные средства к нашему освобождению. В Англии есть благотворительное общество, известное добрыми делами по всему христианскому миру. Отправьте наши адреса этим благородным людям – во имя Христа, ради которого мы страдаем.

Никогда прежде мы так хорошо не понимали значения того псалма, написанного евреями в вавилонском плену: „Увод Вавилона мы сидим и плачем, когда вспоминаем тебя, о Сион“. Так же и мы вспоминаем тебя, о Англия. О добрые друзья, мы надеемся, что эти вздохи дойдут до ваших ушей и вызовут жалость и сострадание.

Нам рассказали, что в Лондоне живет торговец, некто мистер Стеннер из Сент-Мэри-Экс; он или его агенты могут указать вам скорейший путь для нашего выкупа. Не отказывайте нам хотя бы в своих молитвах, если уж не можете сделать ничего большего. Было бы таким утешением получить весточку от друзей. Лондонская почта переправляет письма во все части света, и вы можете, если захотите, дать нам знать о себе в течение месяца или шести недель. Пусть Господь направит ваши мысли по пути милосердия и укрепит наши веру и терпение.

Ваш достойный жалости друг и брат во Христе Томас Свит, Берберия, 29 сентября 1646 года».

К сожалению, ни один список выкупленных рабов не содержит имен Томаса Свита и Ричарда Робинсона. Вероятно, их, как они и боялись, отправили в глубь страны, откуда не возвращался ни один раб.

Одиссея мистера Окли

Несмотря на строгую охрану, некоторым рабам удавалось бежать. Истории этих побегов всегда являются цепью невероятнейших приключений.

Одно из таких повествований – небольшая книжка, изданная в 1675 году. Она озаглавлена: «Эбенезер, или Небольшой памятник Великому Милосердию, написанный мною, Уильямом Окли». Автор предваряет свой рассказ длинным аллегорическим стихотворением, начинающимся словами: «Сей автор никогда не печатался прежде и (приятно это или нет) никогда не будет впредь».

Вест-Индия, 1636

Впрочем, надо признать, что м-р Окли излагает свой рассказ весьма профессионально. Это произошло в июне 1638 года, когда «Мери» покинула порт, направляясь к острову Нью-Провиденс в Вест-Индии. Судно было вооружено шестью пушками. Груз состоял из холста и сукна, на борту находилось шестьдесят человек, включая пассажиров. Начало путешествия складывалось неблагоприятно. В течение пяти недель «Мери» простояла в Даунсе, пережидая непогоду. Возле острова Уайт обнаружилось, что «все наше пиво прокисло, нам пришлось вылить его за борт и взять уксус, чтобы мешать его с водой во время плавания». Затем произошла новая неприятность: «Мери» села на мель, и лишь с огромным трудом команде удалось вывести корабль на глубоководье. «Эти обстоятельства, – замечает автор, – казавшиеся случайными помехами, в действительности являлись указаниями свыше, предвещавшими нам в будущем великие беды».

Ради большей безопасности «Мери» продолжила плавание, объединившись с двумя другими торговыми судами. Но даже эта предосторожность не помогла. Через неделю путешественники встретили три алжирских военных корабля. После короткого яростного боя, потеряв убитыми несколько человек, англичане попали в плен. Пять недель их продержали взаперти в трюме, пока пираты курсировали в поисках новой добычи. За это время Окли научился немного говорить по-арабски, предвидя, что его умение сможет пригодиться впоследствии.

Прибыв в Алжир, всех пленников отправили на невольничий рынок, где их «рассортировали» и выставили на продажу. Самую высокую цену назначили за сильных молодых мужчин с крепкими зубами. Особое внимание уделялось рукам: загрубелые, мозолистые ладони указывали, что новый раб привычен к тяжелой работе. Но не меньшим спросом пользовались и обладатели мягких холеных рук, поскольку, скорее всего, являлись родственниками богачей, которые не пожалеют денег на выкуп.

Окли купил мавританский судовладелец. Поначалу хозяин использовал его для кузнечных работ, а затем отправил в пиратский рейд на одном из своих кораблей. Англичанин энергично протестовал, но тщетно. После неудачного плавания хозяин отпустил его на оброк, велев найти какое-нибудь ремесло. Сумма оброка составляла 2 динара в месяц.

Поразмыслив, Окли открыл маленькую лавку, где продавал табак и вино. Вскоре дело начало разрастаться, и он взял помощника – другого невольника, Джона Рэндела, бывшего перчаточника. Рэндел, чьи жена и ребенок находились в плену вместе с ним, начал шить парусиновую одежду, которую охотно покупали.

Прошло четыре года, и Окли заметил, что он, как и другие рабы, привык к неволе. «Мы почти забыли свободу, глупели, становясь бесчувственными к своему рабству; мы склонились под своим бременем, покорно подставляя спины и плечи».

Пленнику особенно не хватало религиозного утешения. Но вскоре он обрел его, благодаря присутствию достопочтенного Деверью Спратта, в прошлом – английского священника, а ныне – такого же раба. «Трижды в неделю этот благочестивый, мирный слуга Господа Иисуса Христа молился с нами и проповедовал нам Слово Божье; наши встречи происходили в подвале, который я снимал. Эти собрания посещали иногда по тридцать-сорок человек, и ни турки, ни мавры никогда не чинили нам каких-либо помех».

Перед отправкой

После нескольких неудачных плаваний хозяин Окли разорился, и его рабы сменили владельцев. Окли купил «серьезный старый джентльмен», который обращался с ним с жалостью и добротой, почти как с родным сыном. Он оказался таким добродушным, что впервые за все время алжирской неволи Окли почувствовал себя счастливым. Но, несмотря на доброту нового хозяина, он по-прежнему жаждал свободы и строил планы побега, беспокоясь, не станет ли это откровенным воровством – удрать со службы человеку, «который купил меня, заплатив немалые деньги, и законно владел мной, как своим собственным имуществом. Теперь я не принадлежал себе, не имел никаких прав на себя». Наконец Окли решил, что «право собственности моего хозяина безнравственно в самой своей основе. Человек слишком благородное создание, чтобы делать его объектом купли-продажи, да и моего согласия ни разу не спрашивали во время всех этих сделок».

Придя к такому выводу, Окли приступил к делу. Среди рабов нашлось еще несколько человек, готовых рискнуть и присоединиться к побегу. Заручившись согласием и благословением преподобного Спратта, они начали изготавливать парусиновую лодку. Как пишет Окли, все рабы надеялись, что «по милости Божественного Провидения, эта лодка станет ковчегом, который избавит нас от наших врагов».

Мастерскую оборудовали в том самом подвале, где проходили церковные службы. Через некоторое время невольники соорудили разборный каркас, по размерам которого выкроили и тщательно просмолили куски парусиновой обшивки. Готовые части конструкции из подвала выносил один из рабов, исполнявший обязанности прачки. Он каждый день забирал какой-нибудь кусок, скрыв его под грудой отданной в стирку одежды, и прятал недалеко от моря, в живой изгороди.

Наконец, выбрав темную ночь, семеро англичан встретились в назначенном месте, быстро собрали лодку, спустили ее на воду и, к своему огромному облегчению, убедились, что она держится на плаву. Но вскоре последовало разочарование – парусиновая посудина могла взять лишь пятерых человек, и двоим пришлось, простившись с друзьями, остаться на берегу. Беглецы разместились в лодке, и плавание началось. Четверо гребли изо всех сил, а пятый, не переставая, вычерпывал воду. Когда рассвело, они, к своему ужасу, увидели, что все еще находятся в поле зрения стоящих в гавани кораблей. К счастью, их не заметили.

Они гребли трое суток. Кончился хлеб, питьевая вода была на исходе. К четвертому дню – дело происходило в июле, поэтому солнце палило нещадно – беглецы обессилели. Но судьба сжалилась над ними, послав добычу – большую морскую черепаху, заснувшую на волнах. Они выпили ее кровь и съели мясо. Силы вернулись, и люди снова взялись за весла. Где-то впереди лежала Мальорка – там они обретут долгожданную свободу.

Наконец, на шестой день вдали показалась суша, вид которой вдохновил их грести еще усерднее. Но прошли сутки, прежде чем полумертвые беглецы ступили на берег острова. Власти Мальорки отнеслись к несчастным с участием и заботой, накормили, одели и затем отправили в Кадис на одной из галер короля Испании. Здесь они нашли английское судно, на котором и вернулись домой, ступив на родной берег в сентябре 1644 года.

Удивительный исход, или квакеры против турок

Как мы помним, Окли, готовясь к побегу, испытывал сомнения нравственного порядка. Но имеется еще более удивительная история, также связанная с моральными принципами людей, подвергшихся нападению пиратов, причем речь пойдет о целой команде. Отчет об этом замечательном происшествии содержится в брошюре одного из моряков, Томаса Лартинга, которая озаглавлена: «Боевой моряк, ставший миролюбивым христианином».

В августе 1663 года Лартинг шел в качестве первого помощника на английском кече (небольшом двухмачтовом судне). Они держали путь из Венеции в Лондон. Капитан, помощники вся команда являлись квакерами (миролюбивая христианская община) и в соответствии со своими убеждениями не имели на борту никакого оружия. Пираты в то время проявляли необыкновенную активность, но капитан отказался прислушаться к предложению команды и дождаться конвоя. Кеч вышел в море, но едва скрылись вдали берега Мальорки, как за англичанами погналось алжирское судно. После недолгой погони их взяли на абордаж. Восемь турок поднялись на борт кеча, чтобы отвести его и английских пленников в Алжир. «Пока все это происходило, – пишет Лартинг, – я был в большом душевном смятении. Но когда я подошел к борту, чтобы посмотреть, как поднимаются турки, слово Господа прозвучало во мне: „Не бойся ничего, ты не попадешь в Алжир“». После этого Лартинг забыл весь свой страх и встретил турок так, будто он принимал друзей, а те оказались столь же вежливы с ними. Это был первый сюрприз для пиратов.

Казнь непокорного раба

Затем любезный Лартинг повел своих визитеров по судну, давая объяснения по поводу груза. Попутно он сумел убедить всех своих товарищей в необходимости любезного и дружелюбного обращения с захватчиками, поскольку не сомневался, что найдет путь к спасению. Турки, восхищенные гостеприимством и покорностью англичан, удалились в кают-компанию отдохнуть и поспать, предоставив неверным вести корабль. Теперь Лартинг объяснил все еще недоумевающей команде свой план, заключавшийся в том, чтобы разом наброситься на разомлевших пиратов, запереть их и убежать с судном. Моряки охотно согласились. Более того, один простодушный матрос, забыв на мгновение о своих квакерских принципах, заявил: «Я убью одного или двух», а другой предложил «перерезать глотки стольким из них, скольким вы прикажете». Это так возмутило благочестивого Лартинга, что он пригрозил, в случае, если услышит еще хоть слово об убийстве или перерезании горла, сообщить обо всем туркам.

В конце концов после долгой дискуссии все пираты были схвачены и связаны. Англичане снова стали хозяевами своего корабля. На этом вся история могла бы закончиться, но Лартинг считал, что истинным христианам – и добрым квакерам – надлежит освободить турок. Команда предлагала высадить их поблизости от Мальорки. Лартинг даже не желал слышать о таком варианте, ибо здесь турок могли бы схватить и продать в рабство испанцы. Он предложил доставить пленных в их собственную страну.

На первый взгляд это выглядело простым делом, но на практике не являлось таковым. Кеч приблизился к алжирскому берегу, и тут встал вопрос: как высадить турок на берег и при этом избежать повторного пленения? Начались споры и жаркие молитвы. Благочестивые моряки обращались к Господу, моля вразумить их для решения головоломной задачи – доставить турок в лодке, управляемой тремя христианами. Все это напоминало одну из известных загадок, в которых, что бы все ни делали, в тот или иной момент в лодке оказывается больше черных, чем белых. Наконец, было решено перевезти всех магометан за один рейс. Лартинг отказался от предложения – связать всех пленников, заявив, что это значило бы «лишь понапрасну разозлить их». Хитроумный помощник поступил так: разместил турок в шлюпке на коленях друг у друга, «в два слоя». Два моряка взяли по веслу, а еще один сел на нос, для вида вооружившись плотницким топором. Сам Лартинг правил, держа румпель в одной руке, багор – в другой. У его ног лежало сваленное в кучу оружие турок. Вверившись Господу, они отчалили.

Путь до берега оказался неблизким, а плавание еще и затягивалось из-за нервозного состояния матросов. Они то и дело оборачивались, уверяя, что видят головы в тюрбанах, высовывающиеся из-за скал. Наконец, после всех споров и страхов, лодка подошла к берегу и пленников высадили. Им бросили их оружие и несколько караваев хлеба. Турки, пораженные такой добротой (а может, имея дурные намерения), горячо приглашали матросов пойти с ними в соседний город, где можно получить вино и другие блага. Осторожный Лартинг отказался. «Мы распрощались в великой любви и оставались у берега до тех пор, пока турки не скрылись за холмом. Они помахали нам, а мы – им».

Затем лодку направили обратно к кораблю, и, «как только мы оказались на борту, поднялся попутный ветер, которого не было ни пока турки оставались на судне, ни за много дней до того». Подобная награда за добрый поступок продолжалась до тех пор, пока англичане не бросили якорь в Темзе.

Известие о доблестных моряках быстро распространилось по Лондону, и целые толпы приходили послушать их рассказы и просто поглядеть на «квакеров, которые были захвачены турками и вернули себе свободу, не имея ни единой пушки». Даже король Карл II и его брат, герцог Йоркский, приехали из Гринвича в сопровождении многих лордов, чтобы увидеть столь необычное зрелище. Король задал множество вопросов о своих военных кораблях в Средиземноморье, но Лартинг ответил с истинно квакерской прямотой: «Мы не видели ни одного из них», чем весьма опечалил монарха и его брата-адмирала.