Текст книги "Хомяк в совятнике"

Автор книги: Николай Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

А хозяйственная Зина без лишних разговоров отобрала мою куртку и аккуратно подштопала надорванный рукав: "Давай, без разговоров! За вами не посмотришь, так штаны потеряете, как дети малые, ей-богу... ". Наверное, у парашютистов по-другому и не бывает, перед небом все равны – что старый, что малый. Фу, какие высокопарные банальности лезут в голову...

Просто удивительно, сколько вместил в себя тот короткий осенний день. Не знаю, был ли он лучшим в моей жизни, но... Шуршат шины по асфальту, расстилается навстречу золотое чудо осени, рядом товарищ (и даже не верится, что всего неделю назад не знал его); сладко побаливают мышцы и обветренные губы и свежи еще в памяти запахи керосинного выхлопа самолетного двигателя, сухого перкаля, аэродромной полыни. И за плечами – п о с т у п о к, который совершил ты. Сам. И молодо бродит кровь, и чувствуешь, что – живешь. Как же давно я не чувствовал этого! Что хотите, а такое не забывается.

И главная награда за этот день меня ждала дома: нежданно-негаданно приехала Ленка. У меня аж в глазах защипало, когда увидел ее – тощенькую, успевшую загореть за две недели до кофейного цвета, с выгоревшими волосами, глазастую.

Бестолковые, сумбурно-радостные слова. Что? Как? Почему так рано? Почему не позвонила? Ленка, я соскучился! А вот специально нагрянула к вам, как снег на голову, на всех грешках вас прижучить! Ты где весь день шлялся, признавайся, папаша! А чего хромаешь? Где-где?! На каком аэродроме? Чего это ты там делал?!

– Так, стоп! – вскинул я руки, – Девчата, я вам должен кое в чем признаться. Светланка, в первую очередь – тебе. Только не перебивайте, я и сам сто раз собьюсь.

Притихли мои девчата, смотрят выжидающе. Что за сюрпризик им папаша приготовил? Ох, как не хочется во всем признаваться-то... А надо, куда деваться. Ну, давай, Саня.

В общем, выложил я им все. Про кассету с "Шинелью", про Серегину программу, про мое глупое вранье и про сегодняшний день. Пока рассказывал взмок еще хуже, чем во время прыжка. Барышни слушали меня с раскрытыми ртами – давно я их такими не видел. Наверное, решили, что спятил почтенный папик.

– Вот и все, – вытер я лоб, – Теперь можете меня презирать.

x x x

Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным, даже если небо затянуло унылой пеленой, готовой расплакаться бесконечной осенней моросью. И пусть березы не горят жидким огнем в стылой синеве, а тускло светятся благородным старым золотом сквозь прохладный туман – все равно они замечательные. И до чего же упоительно пахнет грибной сыростью палая листва! Почему в городе этот запах бывает только ранним утром и поздним вечером? Заглушает его бензиновая вонь или мы сами его не замечаем на бегу?

В таком вот чудесном настроении я вышел из подъезда и чуть ли не вприпрыжку (нога совсем уже почти не болела) направился к остановке автобуса. Навстречу мне громыхал тележкой, сооруженной из старого корыта и колес от детской коляски наш дворовый бард-алканавт Семеныч. Личность неопределенного возраста, в черном бушлате на голое тело, отвислых трениках и могучих прохорях-говнодавах. Трехдневная щетина и седоватые патлы до плеч, схваченные на лбу черно-белым "хайратником". И конечно же, в сопровождении верной свиты – рыжей Дамки и пегого Тузика, преданных ему до последнего лишая.

Семеныч, как и подобает разносторонне развитому джентльмену, делал сразу несколько дел: выуживал из кустов вчерашние бутылки, складывал их в тележку, сочинял стихи, подбирал к ним музыку и являл свое творение миру. Ему было хорошо.

– Здоров, Семеныч! – поприветствовал я его, – С утра пораньше– за работу?

– Приветствую! – с достоинством отозвался бард, – Трудимся! Сбор урожая хрусталя не терпит промедления – конкуренты не дремлют, ети их... Закурить есть?

– Угощайся, – вытащил я пачку "Явы", – Чего небритый-то? – ну очень умный вопрос, ничего не скажешь.

– Я не небритый, – Семеныч прикурил, кивнул благодарно, – Я сексуальный! Да иду я, иду!... – это уже – Дамке и Тузику, которые умчались вперед, решительно прогоняя с заповедной хозяйской территории какую-то заблудшую бабульку-браконьера.

Народу на остановке набралось порядочно. Сердитый народ, невыспавшийся. Как всегда, автобусом и не пахнет. А появится наконец – так забит будет под завязку. Не хочется, чтобы прекрасное настроение выдавили из меня в этом автобусе. И я зашагал к метро пешком. Шел и удивлялся, почему не делал этого раньше. Всего-то двадцать минут ходьбы – да половину этого времени на остановке топчешься. А вторую половину будешь задыхаться от убойного парфюма, ядреного перегара (а то и еще чего покруче), да кряхтеть от тычков под ребра под визгливые призывы: "За проезд, мущщина! Вам говорю, за проезд чего у вас? "

Вот и пусть давятся там, кто хочет. А я буду шагать по влажным листьям, вдыхать утренний туман, еще не успевший провонять бензином и любоваться луковками церкви, бронзово темнеющимися над старыми ивами. И с тихой радостью вспоминать прошедшую ночь. И не только с тихой радостью, но и с самодовольной гордостью, неизвестной до поры молодым плейбоям. А ведь ты еще – вполне, а, парень? Откуда что взялось. Или мы с Ленкой и в самом деле так друг по другу соскучились? Сладким воспоминанием прошелестел у меня в ушах ее счастливый смеющийся шепот: "Саньчик, это на всех мужиков так прыжки влияют?! "

Это мое безмятежное настроение вмиг разметал истошный визг тормозов за моей спиной. Дернувшись, я резко обернулся. У перекрестка, который я только что пересек, застыл аспидно-черный гробоподобный "Мерседесовский" джип "Брабус". В "кенгурятник" джипа уперлась клюкой древняя бабулька с сумкой на колесиках, заслуженный член бесчисленной команды московских "Анок-пулеметчиц", гроза наглаженных брюк и начищенных штиблет.

– Ты чо, коза старая! – распахнул дверцу джипа дядечка с могучим выбритым затылком, – Ваще охерела?! Куда прешься?!

– Сам охерел, каз-зел! – неожиданно агрессивно откликнулась бабка, Чуть меня на "зебре" не сбил и еще орать тут будет! Щас гаишники приедут быстро мозги тебе вправят, буржуй недорезанный!

– От кошелка старая, – дядька возмущенно хлопнул себя по ляжкам и оглянулся, словно ища сочувствия. И увидел меня.

– О! Санек, здорово! – расцвел он вдруг.

Господи, да это же Генка. Вот что значит три года только по телефону общаться раз в полгода – не узнал. Привет – привет – как жизнь – тебе куда да ладно, садись – до Кропоткинской? – ну и мне в ту сторону – подкину, садись.

Интересно, как немцы умудряются делать такие совершенно подхалимские сиденья? Оно, словно услужливая гейша, мгновенно принимает самую удобную мне позу, лаская меня в своих объятьях. А запахи, наверное, придаются к такой машине в виде обязательного комплекта, как набор инструментов. Хорошая кожа, дорогой табак, изысканный одеколон – вот как пахнет небедная жизнь, ребята.

– А я тебя сразу узнал! – весело сообщил Генка, – Ты не меняешься совсем, что ль?

– А я тебя – нет. Богатый будешь. Или ты – уже?

– Спасибо на добром слове, – хохотнул Геннадий, – До богатства еще...

– Ну на жизнь-то хватает?

– Э. Бабки – такая сволочь, что их всегда не хватает. Все – в деле, в долгах, еще черт-те где... Ты это – кассету-то нашел?

Во память у мужика. Минутный разговор недельной давности помнит. И – по привычке, что ли – проверяет, решился ли вопрос. Наверное, в бизнесе по-другому и нельзя.

– Нашел, спасибо тебе. Слушай, ты не поверишь, тут такая история с этой кассетой накрутилась! – и я, увлеченно поведал Генке про все. Кто меня за язык тянул, спрашивается? Правильно Ленка говорит – как был я простодырой, так и остался, и ничему меня все эти годы после перестройки не научили.

– Обожди, обожди... – заинтересовался Генка, – Так что это за программа была, говоришь? Как называется?

– Да по-моему, никак еще не называется, Сергей ее сам написал. Я пока ее принцип понял – чуть с ума не съехал. Во мозги у мужика, представляешь? Другой бы давно в Силиконовой долине деньгу лопатой греб, а он – здесь, маму оставлять не хочет, а мама никуда из Москвы не хочет.

– Так-так-так... – Генка что-то торопливо соображал, – Слушай, это интересно... Ну что, вот твоя Кропоткинская – где высадить? – спохватился он.

– Да здесь и сойду, спасибо.

– Да не за что. Ты это – давай, звони... – Генка уже явно думал о чем-то своем.

Генкин джип свернул на Пречистенку, я посмотрел ему вслед и зашевелилось у меня в душе нехорошее такое предчувствие и ощущение, что сморозил я какую-то капитальную глупость. На третий день, сидя в плену у бледнолицых, Зоркий Сокол увидел, что в камере нет одной стены. А на четвертый день Мудрая Змея догадался, что можно убежать.

– Пап, тебе товарищ звонил, – сообщила мне Светка, когда я вернулся домой.

– Какой товарищ? Сергей?

– Нет, он говорил – его Геннадий зовут. Сказал, перезвонит. Или чтоб ты ему позвонил, как придешь, – в глазах у дочери чертиками скакало любопытство: что-то такое интересное с папиком происходит.

Трубку Генка снял почти сразу.

– Санек, здорово еще раз! – голос был напорист и азартен, – Слушай, у меня дело к тебе есть.

– Что за дело? – я старался говорить по возможности спокойно и независимо.

– Да в двух словах не скажешь, надо бы встретиться. Сможешь ко мне в офис завтра подъехать?

– Смогу. А что за дело-то? Хоть в двух словах.

– Извини, нескромный вопрос: ты сколько получаешь?

– Не понял. Тебе что – в долг, что ли, надо? – простодушно удивился я.

– Да нет, нет! Ну сколько, Сань?

– Ну, мало. Чистыми – около трех штук выходит.

– Рублей? – уточнил-утвердил Генка.

– Нет, тугриков. Вопросики, блин.

– Короче, я понял. Слушай, ты ко мне в фирму не согласился бы перейти? Три – не три, но полторы штуки я тебе для начала положу. Баксов, – уточнил он.

Оба-на. Сердце заухало где-то в глотке, лоб мигом вспотел.

– Кха... А это... должность-то какая? – чего спрашиваешь, идиот, тебе не все равно?!

– Да все по специальности, Сань, – легко отозвался Генка, – приезжай, потолкуем. Лады?

– Н-ну давай...

– Тогда завтра, прямо с утра – сможешь?

– С самого утра – вряд ли, на работе-то я не предупредил. Но в первой половине дня – запросто.

– Давай тогда к часу. – Голос Генки неуловимо потвердел, обрел более привычные командные нотки, – я охрану предупрежу, проводят.

Нетвердой походкой я прошел в комнату. Голова слегка кружилась, не в состоянии вот так, сразу переварить услышанное.

– Генке звонил? – оторвалась жена от штопки Светкиной толстовки.

– Угу. Слушай, Лен, он меня к себе на работу приглашает.

– Да ну? Что это он вдруг? – искренне удивилась Ленка. Раньше, когда я пытался обращаться к нему насчет работы, он отвечал нехотя, ссылался на трудности и старался поскорее закончить разговор.

– Да сам не пойму. Но – зовет.

– И сколько платить обещает?

– Полторы тысячи. Этих... баксов.

– Ох... – Ленка схватилась за отворот халата, – Сань, ты что серьезно?

– Ну...

И мы целую долгую минуту не могли ничего сказать, только обалдело глядели друг на друга. Наконец, Ленка отложила штопку, ухватила меня за свитер и ткнулась носом мне в грудь.

– Боже мой, Саньчик, неужели... – запинаясь, проговорила она.

Я молчал, осторожно гладя ее острые лопатки. Больше всего мне не хотелось сейчас вдруг проснуться.

– А я всегда знала, что ты у меня молодец, – оторвалась от меня Ленка. – Вот знала, и все. Ох, Саньчик, я прямо даже не знаю... Я сейчас орать начну!

Эх, Ленка ты моя, Ленка... Сколько же ты натерпелась, бедная? Лишние колготки себе не могла позволить купить, о театре своем любимом и не вспоминала. И за все время – хоть бы раз упрекнула. Вслух, по крайней мере. В долгу я перед тобой – за всю жизнь не расплатиться. Ну ничего, совсем скоро все у нас по-другому будет...

На радостях мы достали заначенную на случай внезапного приходагостей бутылку шампанского. Я изо всех сил старался быть сдержанно-скромным: ну позвали на работу и позвали, что такого. Ленка же сияла не таясь. Не знаю, был ли у нас еще когда такой вечер со времен медового месяца. А засыпая, я подумал о том, что с первой этой немыслимой получки я обязательно куплю Ленке тот самый шикарнейший букет из роз сорта "Конфетти", который я видел в цветочном магазине у метро. Стоил он половину моей нынешней зарплаты. Ехать с таким букетом в метро – все равно, что пробираться сквозь заросли кактусов со связкой воздушных шаров. Подумаешь... Такси возьму...

x x x

Создавая Генкину секретаршу, природа не поскупилась на все длинное точеные ноги, тяжелые антрацитовые волосы Египетской царицы, зеленющие глаза с азиатской раскосинкой, полированные ногти, игольчатые ресницы, не хуже, чем у молодой коровы. Услышав мою фамилию, мадемуазель Савская расцвела, словно к ней пожаловал, по меньшей мере, директор Центробанка или Ален Делон в возрасте, когда тот служил в Иностранном легионе.

– Да-да, Александр Петрович, Вас ждут. Пожалуйста, проходите.

Да что вы говорите? Кто бы мог подумать...

Генка поднялся мне навстречу, сияя не хуже своей секретарши.

– Здорово, Санек! – Крепкое, прямо-таки сердечное рукопожатие, нежное похлопывание по спине, чуть ли не объятия. Гм, все ли у моего старого однокашника в порядке с ориентацией? Говорят, сегодня у богатых жутко модна голубизна...

– Здравствуй Гена.

– Присаживайся, – Генка сам подвел меня к лайковому раздутому креслу, Чай, кофе? Или давай лучше коньячку, а? Из Еревана, настоящий! Помнишь, как на практике там были?...

– Да нет, спасибо...

– Марина, свари кофейку! – выглянул Генка в приемную и достал из бара пузатые бокалы, – Чего там "нет", садись...

Из похожего на поросенка дубового бочоночка он нацедил в бокалы янтарной влаги, от которой в кабинете мгновенно запахло солнцем и летом.

– Чуешь букет, а?! Сказка!

Осторожно постукивая каблучками, вошла секретарша с серебряным подносиком. Низко наклонившись (и ослепительно сверкнув при этом убийственным декольте), поставила поднос на столик, при этом ее волосы щекотнули мою щеку. Одарила меня интимной улыбкой и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я невольно проводил ее долгим взглядом.

– От секретарши требуется уметь что? – хохотнул Генка, – Варить хороший кофе – раз, носить короткие юбки – два, долго поднимать упавшие предметы три! Ну – будем!

Я вежливо посмеялся, пригубил бокал, взял с подноса крохотную чашечку. Кофе у Генки тоже был – уж не знаю откуда, но настоящий. Не помню, когда в последний раз такой пробовал.

– Так что по поводу работы, Ген? – неловко проговорил я. Наверное, не стоило вот так показывать нетерпение, пусть бы сам заговорил об этом, а я бы изображал знающего себе цену человека. Да чего уж там...

– Насчет работы. – Генка легко подобрался, посерьезнел, – Я тебе предлагаю должность руководителя проекта.

Это слово он произнес по-дамски: "проэкта". Очень оно модное сейчас, это слово. Причем не в среде конструкторов или архитекторов, а у кого угодно. Певец в ажурных колготках, томно хлопая накрашенными ресницами, жеманно делится с журналистами: "Мы с продюсером сейчас работаем над новым проэктом "Пасхальные вечера"... Модный фотограф обряжает безголосую певицу во всевозможные одежки, изображая из нее то русалку, то гейшу и гордо именует сие творение "проэкт "Метаморфозы"". Жены олигархов демонстрируют драгоценности, подаренные им супругами – тоже "проэкт". Иногда кажется, что берясь за дело, они сами толком не знают, что у них получится и как это обозвать. Что это у вас – песня? Фотография? Концерт? А это у нас проэкт. Что-то такое, заранее обреченное на успех.

– Что за проект?

– Да как раз для тебя работа, только ты и справишься. Помнишь, ты мне про ту программу говорил, что Серега написал?

– Ну.

– Хочу попробовать такую штуку у себя сделать. Потянешь?

– Не понял, – опешил я, – А не проще у Сергея готовую взять? Ты с ним говорил вообще на эту тему?

– Да говорил... – Генка сделал скучное лицо и отмахнулся. – Он чего-то там заменджевался: да я не знаю, да я подумаю, да на фига оно мне надо, да мне некогда... Э. Такой чувак мешок с бабками найдет и до дома дотащить его поленится. А потом ноют: мол, умных людей у нас не ценят. А предлагаешь такому и работу, и бабки хорошие, а он еще носом крутит: да не, мне свободный график подавай и вообще я напрягаться не люблю... Ну так как? Возьмешься? Что нужно для работы – говори, сделаем. Аппаратура, штат, средства – без проблем. Сколько чего надо – к концу недели мне список составь, добро? – Генка говорил мягко, но напористо, конкретно, по делу.

– Погоди, Ген, – попытался я нерешительно сопротивляться, – Ты прямо так сразу...

– А чего? Дело интересное, надо делать.

– Да я не уверен, смогу ли вообще это сделать, понимаешь?

– Ну... Ты же говорил, что он тебе объяснил? Ты же понял?

– Основные принципы понял, алгоритм он мне растолковал, а все равно. Это ж для целой команды работа.

– Так я тебе про что и говорю! – с энтузиазмом откликнулся Генка. Подбирай команду, определяй штат. Двадцати человек тебе хватит? Надо будет еще – решим, не проблема. Ты только руководить всей работой будешь. У тебя ж не голова – чистое золото. Тебя же в аспирантуру как тащили – что я, не помню? Чего отказался?

– Женился, Светка родилась, – вздохнул я, – У аспирантов какие заработки? А в "ящике" платили нормально и квартиру почти сразу дали.

– Ну вот видишь. А сейчас сколько мужиков толковых без дела маются, сокрушенно вздохнул Генка, – Давай, поищи ребят грамотных. Для простого программера зарплату установим баксов семьсот – как думаешь, нормально будет? И – премии, за каждый выполненный этап, в размере оклада – пойдет? Ну и там по мелочи – жрачка, проезд, чай-кофе, выезды на уикенды куда-нибудь. Если кто иногородние будут – снимем хату, тоже не вопрос. Визы, регистрация, если кто из ближнего забугорья – это мои проблемы, я решу. Ну? По рукам? широко отвел он свою пухлую ладошку.

Мне чуть не пришлось в свою руку вцепиться. Она, предательница, сама так и дернулась навстречу Генкиной ладони.

– Ген, погоди. – Я с усилием глянул в его быстрые глазки, – Знаешь, я все-таки должен сначала с Сергеем поговорить. Нечестно это как-то получается, понимаешь...

– Да чего нечестного-то? – искренне удивился Генка, – Я ж не стырить программу прошу! Ну ладно, написал он ее, так что? Если Попов раньше радио изобрел, так Маркони что – не должен был его делать, что ли? Да у тебя эта программа еще круче выйдет!

– Все равно, Ген. Не обижайся, но я сначала у него спрошу. Хорошо?

– Ну ладно, ладно... Принципиально – то ты как? Согласен?

– Ну, принципиально... Ладно, давай попробуем. Только если не получится, ты уж не взыщи. Не стреляйте в нашего пианиста, он играет, как умеет.

– Да все получится! – Генка просиял. – Ну что – за успех?

Коньяк тепло щекотнул небо и словно растаял на языке, незаметно растворяя без остатка и смутные мысли, и сомнения. Все будет нормально! Да что я – не справлюсь, в самом деле? А если еще ребят нормальных подтащу вон, хоть бы Рафика Насретдинова, он в своем Душанбе который год загибается, а мозги у него – Билл Гейтс отдыхает. Или Валерка Павлюченко в Полтаве... Что мы – нормальной жизни не заслужили?

– Ты, Сань, на выходные что планируешь? – легко проворковал Генка.

– Да неделя вроде только началась, рано еще планировать.

– Ничего не рано. Давай ко мне на дачу закатимся, а? У меня она в Николиной Горе, ты ж еще у меня там не был?

– Не был.

– А чего? – сделал Генка обиженный вид.

– Да так все как-то... – Не скажешь ведь, что не был там по той же причине, что и не был на приеме у президента – не приглашали.

– Во, и посмотришь! В пятницу я за тобой заеду, заберем дамочек своих и – вперед, на все выходные. Шашлычок заварганим, в баньке попаримся – она у самого озера стоит! А воздух какой там сейчас – м-м, закачаешься!

x x x

Выйдя из офиса, я блаженно подставил лицо нежаркому осеннему солнцу и улыбнулся. Еще один солнечный денек, здорово-то как. Нет, хорошая в этом году осень, просто замечательная. Хотя... Солнышко солнышком, а ветерок поднимается довольно прохладный, ощутимо попахивающий близкими заморозками. Так что воротник плаща мы все же поднимем, так оно лучше будет...

Этот студеный ветерок подталкивал меня в спину и незаметно, нобыстро выдувал из головы коньячную легкость мыслей. И, конечно же, освободившееся в мыслях место незаметно начали занимать сомнения и терзания – словно злые и голодные бомжи, которые поселяются на дачах, из которых уехали веселые и беспечные хозяева.

Черт. Вот черт. Как с Сергеем-то говорить, а? Как скажу, что скажу? Можно, я твою программу напишу, а? Или дай переписать, тебе же она все равно особо не нужна, как я понял? Как та тупенькая переводчица в "Осеннем марафоне", бллин! А что Сергей ответит? Скорее всего, бросит презрительно: "Валяй, жалко, что ли... " Можно будет утереться и начать "валять". Только надо будет оч-чень постараться о совести думать поменьше, иначе сам себя изгрызешь. Лучше думать о чем-нибудь полезном. Хотя бы о том, что девчонкам давно пора уже гардероб обновить.

А если откажет? Вот скажет: нет, и все. Тогда что? Извиниться перед Генкой – дескать, не могу без согласия автора, совесть не позволяет? Это, конечно, очень бла-ародно, сказал дон Тамэо, а вот как насчет баб? Насчет семьи-то как, а, Саня? Устроишь ты им когда-нибудь нормальную жизнь, черт тебя подери?! Ну что за гадство такое. Если уж посылает тебе судьба подарок, так обязательно – с таким довеском, что и не знаешь, то ли радоваться, то ли плеваться.

Когда я снимал телефонную трубку, чтобы позвонить Сергею, она показалась мне залитой свинцом. Сергей подошел к телефону только через полминуты – для меня эти секунды растянулись в ледниковый период.

– Алло? – глухо откликнулся он.

– Это я, Саня. Привет, Сергей.

– А-а, здорово, Сань. Как оно?

– Да так... Сергей, тут такое дело... – все мои заготовленные фразы вместе с тщательно настроенным бодряческим тоном безнадежно улетучивались, В общем, я у Генки сегодня был, он меня к себе на работу зовет...

– Угу. Врубаюсь... – хмыкнул Сергей, – Предложил программу написать?

– Ну да, – терзаясь, выдавил я. – Сергей, а почему ты-то отказался? Он же все условия создает, так чего?

– "Условия", – зло усмехнулся Сергей, – А он тебе не говорил, для чего ему эта программа нужна?

– Да знаешь – нет, – растерялся я, – Говорит просто: "проэкт", невольно воспроизвел я Генкину интонацию.

– Угу, "проэкт". Проэктировщик. Порнуху он собрался делать, Геночка твой.

Оба-на... Я аж икнул. Но машинально возмутился:

– Он такой же мой, как и твой! Ты с ним, по-моему, даже больше моего общался.

– Ну, общался. Я в старых фильмах разбираюсь, так он ко мне за консультациями обращался иногда. А тут вдруг позвонил, пригласил, да любезный такой – куда тебе. Небось, и секретаршу свою заинструктировал, чтобы передо мной поизгибалась...

М-да. Вот тебе и многообещающая улыбка, вот тебе и кофеек с глубоким наклоном. А не развешивай губы, козел старый – ты что, всерьез себя Ричардом Гиром вообразил?

– Сергей, это я ему про твою программу сболтнул, – потерянно пробормотал я, – хотел, как лучше...

– Да ладно, я же не скрывал ничего.

– По-дурацки все так вышло...

– Все условия обещал, верно, – продолжал, усмехаясь, Сергей, – Полный карт-бланш. А потом как-то так осторожно удочку закинул: как, мол, я к эротике отношусь? Да никак, отвечаю. Из юношеского возраста уже вышел, до старческого маразма еще далековато... А что? А он знаешь, чего?

– Чего? – выдохнул я.

– А он так, словно вслух размышляет: интересный мог бы проэкт получиться, ретро-эротика... Марлен Дитрих... Вивьен Ли... Мэри Пикфорд... Любочка Орлова... Это ж золотое дно!

– Ни-че-го себе...

– Вот так вот... Потом до меня дошло: а он ведь на этом не остановится. Он и детскую порнуху гнать будет и прочее – а что? Даже если и возьмут за вымя, так отделается легким испугом: а у меня все нормально, никакого растления малолетних, это спецэффекты! А на пиарщиках он какую деньгу срубать сможет – прикидываешь?

– Как это?

– Уф-ф, Сань, ну ты чего – в самом деле не врубаешься?

– М-м, не до конца еще...

– Вот именно до него и врубись, – язвительно поддел Сергей, – С этой штукой на кого угодно любой компромат состряпать можно. Хоть на человека, похожего на президента. Например, в постели с кем угодно. Хоть с животным, похожим на кобылу. В общем, я ответил уклончиво.

– Это как?

– Да я его на... послал, – безмятежно ответствовал гвардии сержант запаса Серега – старый солдат, не знающий слов любви. – Слушай, мы в субботу на аэродром собираемся, за тобой заехать?

– Ох... Да и не знаю пока. До субботы далеко. Да и получка у меня еще не скоро...

– Давай-давай. Лаэрт спонсирует, за право выпуска. Второй раз обязательно прыгнуть надо. Первый раз любой дурак прыгнет, а вот если второй раз прыгнул, тогда – мужчина! Давай, ребята про тебя тоже спрашивали. Мося обещал научить палочками рубать – говорит, он тебе их в подарок приготовил настоящие, из Пекина.

– Н-ну давай... Я перезвоню, ладно?

– Давай, жду.

Ну и змей же ты, Серега! Так ни черта и не сказал – ни да, ни нет. Думай сам, решай сам. Как тогда, в самолете – мог бы милосердно пинком за борт отправить, так нет же, заставил самого холодным потом обливаться...

Я вышел на балкон и полез в карман за сигаретами. Навалилась вдруг свинцовая усталость – тяжкая, тускло-серая. Вот спрашивается, почему судьба не всем одинаково везенье раздает? Моя доля явно кому-то другому досталась. Про таких, как я, у турков есть поговорка: "Если он решит торговать фесками, люди будут рождаться безголовыми, а если решит торговать гробами – люди вообще перестанут умирать". Даже в самой фамилии уже готовая запрограммированность на облом. Вот глупость, а все же интересно: почему за всю жизнь в переполненном транспорте толпа ни разу не притискивала меня к молодым девчонкам? Только к старухам, либо к мужикам с густым перегаром пополам с ароматом недельного пота.

Помнится, в детстве была у ребятни коронная фраза: "Много хочешь – мало получишь! ". Это был достойный ответ тем, кто пытался нагло стяжать ему не принадлежащее. Может и я – много хочу? Да ведь в том-то и дело, что – нет, немногого... Чтоб нужды этой проклятой не было, чтоб копейки перестать считать, чтоб не злиться, прочитав про очередное повышение цен за квартплату, ведь из месяца в месяц, из года в год так унижаться – да никакого сердца ведь не хватит! Черт меня побери со всеми потрохами, да что же это за жизнь такая, если человек не может достойно жить, если в дерьме не изваляется?!

Затренькал звонок в прихожей. Ленка пришла, наверное. Пойду встречать... Наверное, ничего говорить пока не стоит.

Ленка пришла вместе со Светкой – ввалились в прихожую веселые, хохочущие, как две подружки. Привет-привет, чмок-чмок. И, конечно же, сразу:

– Ну что? Был у Генки? – И ведь, черт побери, с такой надеждой смотрит!

– Был, был... – изо всех сил попытался натянуть я на "морду лица" улыбку. Да видно, кисловатая она у меня получилась.

– И что?.. – разве обманешь ее? Она же меня, как облупленного, знает вот и смотрит уже с тревогой, догадывается...

– Расскажу, Ленок, расскажу, – вздохнул я, – Только это в двух словах не получится. Мойте руки, поужинаем, а потом расскажу все по порядку, – и я пошел на кухню разогревать вчерашние макароны.

x x x

Сигарета в тонких Ленкиных пальцах истлела почти до самого фильтра и хрупкий белый столбик пепла давно должен был свалиться на клеенку. Но почему-то не сваливался, несмотря на то, что Ленкины пальцы чуть заметно подрагивали. Словно в каком-то трансе, мы смотрели на эту невесомую кривоватую палочку и молчали. Не могли посмотреть в глаза друг другу? Все было ясно без слов?

Ну, вот что должна говорить нормальная женщина в таких случаях? "Не валяй дурака, милый. У тебя семья, о ней ты и должен думать. Второй раз такую работу не предложат. А откажешься ты – найдется другой, без комплексов, кто эту работу все равно сделает, рано или поздно. А ты останешься честным и с чистой совестью. И с пустыми карманами". И она была бы права на все сто. И мне было бы потом хоть чуточку легче оправдаться перед собой. Хоть и говорят, что легче всего перед собой оправдаться – не знаю, кому как...

Столбик пепла, наконец, отвалился и упал на стол, развалившись посередине, словно фюзеляж самолета при катастрофе. Ленка спокойно, очень аккуратно вытерла клеенку губчатой салфеткой и кротко произнесла слова, услышать хотят все мужики нашей эпохи дикого феминизма, а, услышав наконец, теряются:

– Решай сам. Ты – мужчина. – И, помолчав, проговорила с еле слышно позванивающими слезами в голосе: – Я просто устала уже сама все решать. Спокойной ночи.

Ну вот. Сговорились они все, что ли? "Решай сам, ты мужчина! ". Скажите пожалуйста, какие у нас кавказские замашки появились. Вах! Вы в каком горном ауле воспитывались, девушка? Я-то вам не джигит, увы.... У меня воспитание другое – попробуй реши что-нибудь сам, так потом упреков не оберешься. И почему обои не того цвета купил, и зачем ребенка (из любопытства форматнувшего диск) в угол поставил, и зачем ты мне эти хризантемы купил, и так денег в обрез.... А потом сетуют: дескать, мужики вывелись, обмельчали.... А у арбатской телефеминистки на все случаи готов жизнерадостный ответ: "Да бросьте его к чертовой матери!! ".

А что изменится, если я откажусь? Что, жизнь остановится? Генка парень напористый, уж если решит – так своего добьется, будь спокоен. И нужную команду соберет, и программу эту заполучит, и "ретро-клубничку" будет штамповать, и все остальное. Не сегодня, так завтра. Что, те физики, которые первую атомную бомбу делали, не понимали, какого джинна из бутылки выпускают? А что делать? Прогресс не запрешь, он все равно себе дорогу найдет. Не у тебя, так у соседа. Только почему все же так получается, что любое изобретение прежде всего норовят приспособить либо для войны, либо для спецслужб, либо для криминала? "Кто создал колесо, хотел едва ли, чтобы на нем людей колесовали... ".

Я потянулся к сигаретной пачке. Она оказалась совсем легкой. Ну вот, не заметил, как все прикончил. И, конечно же, курить захотелось просто мучительно, до тягучей кислой слюны. Машинально вспомнив Витька, я покопался в пепельнице – не осталось ли "королевского бычка"? Фиг... Ладно, пройдемся до киоска, заодно и мозги проветрим.

Погода была как раз под стать моему настроению: тоскливо-унылая, с ощущением скорых жестких холодов. Мельчайшие дождинки не столько падали, сколько плавали в воздухе – сыром и холодном, как в деревенском колодце. А моим тягостным мыслям не хотелось, видно, оставаться одним на прокуренной кухне и они увязались на прогулку вместе со мной.