Текст книги "Рождение гигантов"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 11

В обратный путь на Алюминиевый завод Рост совершенно неожиданно, пока с трудом жевал обычную человеческую пищу, решил взять с собой Изыльметьева. Почему он так решил, зачем это было нужно, объяснить не удалось. Но о своем решении объявил твердо. Баяпошка сразу вскинулась:

– Рост, не нужно со мной так.

Рост повздыхал, потом спросил Кима:

– А ты сможешь дотащить до Алюминиевого не только меня, но еще и Изыльметьева.

Ким покачал головой, и, кажется, не потому, что решил подыграть своему другу-командиру. Как всегда, он-то ел с таким аппетитом, что даже хмурая Лада чуть посмеивалась.

– Н’дма, лучше… если он останется.

– Его нельзя оставлять, – объяснил Ростик. – Что бы ты там, жуя, ни думал.

– Смотри, – Ким все-таки справился с очередной порцией и потому говорил почти понятно, – тебе решать, но тогда придется оставить Баяпошку.

– Видишь? – Ростик повернулся к ней. – Лодочка маленькая, пилоты вымотанные, да и лететь нам желательно быстро. Так что – не получается.

– Да что мне тут делать?

И тогда Ростик, хотя отлично знал, что из этого ничего не получится, объявил:

– Попробуй координировать с корабля действия крейсеров и Квадратного с Евой или хотя бы установи с ним связь. – Он подумал. – Полагаю, им без тебя не справиться.

– Он и с ней не справится, – жестковато вмешалась Лада. – С Гулливером, если на то пошло, никто, кроме тебя, не справится.

– Попытаться нужно, – сказал Ростик. – Если мы выработаем какую-нибудь схему, когда гигантом управляет не один человек, а несколько… Это все существенно упростит.

Больше Бояпошка не съела ни кусочка, просидела оставшееся время опустив голову, хотя Рост определенно видел, что есть ей хочется, что она голодна и лучше бы ей все-таки напитаться всякими калориями как следует.

Вылетели после обеда действительно быстро. Или после позднего завтрака – Рост так и не сумел правильно сориентироваться во времени, но сейчас это его меньше всего заботило. В полете Лада на время пустила за рычаги Изыльметьева, который, в свою очередь, оказался не на высоте – так раскачал лодку, что Ким на него даже шипеть принялся.

– Я такими легковушками давно не правил, – чуть обиженно пояснил боевой пилот крейсера Изыльметьев. – У меня к таким вот… руки не заточены.

– Ты должен уметь все, – продолжал шипеть Ким.

А вот это неправильно, почему-то подумал Ростик, который сзади, из трюма отлично слышал всю перепалку. Почему он так решил, что должно было с Изыльметьевым произойти, он еще не знал, но был уверен – этому парню очень не скоро придется снова набирать летную технику на маленьких лодочках.

Летели лихо, к вечеру, не снижаясь чрезмерно к болотной поверхности, пользуясь преимуществом высоты, прошли более тысячи километров. Такой темп не каждый из крейсеров мог выдержать. Ростик порадовался тому, что так ловко догадался о скоростных качествах этой машины. Лада, отдыхая перед ночным полетом, долго спала, а когда проснулась, рассмотрела Водный мир, проплывающий под ними, задумчиво спросила:

– Рост, и как ты тут выжил, когда на юг в Гулливере перся?

– Не перся, а шел, – буркнул Ростик, – причем с удовольствием. С кормежкой никаких проблем не было, ел что придется… Вернее, это Гулливер меня снабжал питанием, а он знаешь какой всеядный?

– Догадываюсь, – проворчала Лада. И вдруг обняла его за шею, прижала к своей голове, лоб в лоб, внимательно посмотрела в глаза. – А так-то, если даже вблизи рассматривать, то нормальным кажешься. Другой бы свихнулся.

Ростик ничего не ответил, только у него появилось подозрение, что Лада никогда не станет наездником гигантов, даже если захочет. С такими мыслями это было невозможно.

На Алюминиевый прилетели к полудню следующего дня, пробыв в воздухе больше суток. Да, безусловно, это был рекордный перелет. А если учесть, что ребята до этого летали за ним и на корабле практически не отдыхали, вообще получилось нечто немыслимое. Правда, обратно они летели в три пилота, с Изыльметьевым, но и этот мальчик в шрамах до этого полета не на печи лежал, тоже работал, может быть, не меньше, чем иные из пилотов Боловска, так что все равно все трое были молодцами. Ростик не сумел бы так работать на рычагах, при всей его выносливости он и четверти этого путешествия не продержался бы.

Когда он высказался по этому поводу Киму, который в течение всего этого времени был необыкновенно тих, сдержан и даже Росту не спешил выложить какие-нибудь сведения, которыми обычно был набит под завязку, в ответ он лишь брякнул:

– Зато ты можешь кое-что другое. – И все, на этом их разговоры почему-то закруглились.

Кстати, это оказалось правдой. Это стало понятно, едва Ростик спустился в подвал, где находились новые автоклавы Зевса.

Самый воздух тут был пропитан словно каким-то чужим и резким запахом, напряжением, причем очень высокого порядка. Это была удивительная смесь мыслей, надежд, ментальных ощупываний окружающего мира и даже, как Росту показалось, каких-то сложных эмоций. Что-то вроде разочарования, словно бы что-то очень ценное и дорогое вдруг не нашло никакого отклика, и теперь возникал вопрос, а не пожертвовать ли этим дорогим ради чего-то другого, более низменного и простого?

И Ростик, едва оказался в подвале, почувствовал, что его втягивает в это напряжение, он буквально провалился в вязкую, как трясина, медитацию… с кем-то на пару. Раньше он полагал, что источником такого вот ментального напряжения был Гулливер, но теперь этот гигант находился где-то далеко на юге, и сидел в нем Квадратный, что было одновременно и плохо, и не слишком плохо. Плохо, потому что сержант не подходил Гулливеру, и теперь, по прошествии почти полутора суток с момента, когда Ростик заставил старшину стать наездником гиганта, ему стало это абсолютно ясно. Он даже удивлялся, как сразу об этом не догадался и, видимо, обрек на серьезные муки как одного, так и другого. И в то же время это было не слишком скверно, потому что Квадратный, с его великолепным ощущением своего тела, был отнюдь не самым плохим выбором, все могло выйти гораздо хуже.

Очнувшись от затяжного врабатывания в общую ситуацию, которая тут, в подвале, сложилась, Рост понял, что стоит уже глубокая ночь. Но кто-то умный, кажется, все-таки Лада, приказал паре бакумуров не спускать с него, Ростика, глаз, и сейчас это здорово пригодилось. Потому что, как частенько бывало, после такого вот глубокого… заплыва неизвестно куда Ростик знал гораздо больше, чем до него. Он тут же приказал одному из волосатиков сбегать за кем-нибудь, кто тут командует.

К нему через четверть часа явились Лада и Сонечка Пушкарева. Лада, еще спускаясь по лестнице, на весь подвал спросила:

– Рост, что случилось?

Ростик и сам не знал, что случилось, но примерно догадывался, что следует потребовать, и навстречу, так сказать, этому вопросу объявил:

– Вы – вот что. Где-нибудь неподалеку, лучше всего прямо тут, необходимо устроить что-то вроде тех автоклавов по производству молдвуна, которые…

– Понятно, – кивнула Лада, – но ведь в Лагере пурпурных этих автоклавов штук пять или шесть уже имеется.

А Ростик забыл об этом, и ведь сам всего-то несколько месяцев назад потребовал у начальства в Боловске, чтобы это стало возможным. Даже возникала мысль, что технологию выращивания гигантов Зевс каким-то образом подсмотрел или… срисовал именно с этой технологии пурпурных и человечества. А вот теперь… Нет, все-таки плохо он стал ориентироваться во всем, что выходило за рамки его прямых обязанностей.

– Здесь, на заводе, тоже желательно установить штук… несколько. Не знаю пока сколько именно, но нужно.

– Ты представляешь, какая это серьезная задача? – спросила Сонечка. – Ведь к ним необходимо подводить воду, еще придется устанавливать тут мельницу, чтобы мельчить сено, или что там вместо питания эта грибковая культура потребляет?

– Все понимаю, – Ростик от отчаяния, что ему не дают продолжать, а вздумали спорить, даже ладонью воздух рубанул. – Но нужно… Второе, уже сегодня, лучше прямо сейчас тут следует изготовить полати, вот в том, дальнем углу, и перевести сюда… – Он задумался. – Да, перевести Изыльметьева. Это раз.

– Тут, без тебя, уже обитали ребята, – отстраненно проговорила Лада. – Некоторые побаивались, а некоторые…

– Кто?

– Пестель тут дневал и ночевал, только позавчера укатил в Боловск, – доложила Сонечка.

– Что же вы не сказали?

– Ты же сразу… еще на подлете к заводу стал невменяемым, – пояснила Лада. – Даже того, что мы тебе с Кимом говорили, не слушал, о чем-то все время размышлял.

Рост покрутил головой, такие провалы его раздражали, но без них он не достигал бы необходимой концентрации для общения… с зерном Нуаколы, ставшим металлолабиринтом Зевсом. Хотя все равно было обидно, очень.

– Кто еще?

– Еще с Пестелем твой Ромка заседал тут как проклятый, – высказалась Сонечка. – И еще с ними из Боловска Пестель вытребовал Ромкиного друга, кажется, сына Раи Кошеваровой, по имени Витек.

– Так, давайте их всех сюда, – потребовал Рост. – Что-нибудь из этого да получится.

– Они здесь, на заводе своими делами… – начала было Сонечка, но вдруг замялась. – Тебе же докладывали, ты забыл, наверное.

И тогда Лада, отвернувшись от заводской командирши, куда-то вбок произнесла:

– С ними еще Фрема частенько оставался, все расспрашивал, как тут да что.

– Фрем?

И тогда Ростик вспомнил и понял, почему Лада отворачивалась от Сонечки, когда докладывала о таком обороте дела. Кажется, это понимание слишком явно отразилось на его физиономии, потому что Сонечка вдруг едва слышно попросила:

– Гринев, не отбирай у меня Фрему.

– Думаешь, ему всю жизнь удасться под твоим крылом просидеть? – Ростик и сам не очень-то знал, как ему вести этот разговор. – Думаю, он первый возмутится, если узнает… В общем, пока ничего необратимого не происходит. Поэтому приводите его тоже.

Скорее всего, чтобы избежать этой неприятной для всех троих темы, Лада вдруг высказалась:

– С водой будут проблемы. Местные насосы едва справляются, а если еще и те колбы сюда притащим, тогда…

Ростик, как будто переживания Сонечки придали ему второе дыхание, сказал:

– Знаешь, о воде можно не беспокоиться. Тут столько ручьев, что Зевс и сам о них позаботится. Аймихо в крайнем случае можно попросить, они же у Храма как-то перенаправили подземный поток, вот и тут было бы неплохо… повторить их прием.

Лада деловито покивала. А потом почти насильно увела Ростика спать наверх. Он устроился там очень удобно, в кровати, которую Лада собственноручно на его глазах застелила свежим бельем, но… проспал недолго. Всего-то пару часов, и задолго до рассвета, томимый какими-то мутными ощущениями, снова спустился в подвал.

Тут уже были сделаны полати, почему-то в два этажа, словно в казарме, и на некоторых лежали те самые шкуры, в которых когда-то спал Ростик, когда еще не понимал, насколько это важно – быть здесь, пока рождались Гулливер и птерозавр Евы. В стороне Ромка, Витек и Фрема ставили какие-то тумбочки, тоже почти казарменного вида, только повыше и отлитые из камня, в которых, как они объяснили, собирались хранить личные вещи и кое-какую еду. Все трое держались дружественно, нетрудно было понять, что они составили неплохую компанию и очень этим довольны, а еще – что все трое еще настолько молоды, что все время хотят есть. Особенно это сказывалось на Фреме, хотя он и стеснялся этого. Ростик решил, что Ромка пообвык за последние полгода, пока совершал с пурпурными переход через междулесье, и держал себя в руках, Витек вообще никогда не голодал, у него была более высокая избирательность к пище и связанный с этим запас сил, а вот довольно изнеженный Фрем, который все время жил при матери, никак не мог с этим справиться.

Мальчишкам Ростик не помогал, во-первых, это был тот случай, когда они его и просить не хотели о помощи, а во-вторых, неявная, внутренняя работа вдруг навалилась на него с ошеломляющей плотностью и во всей ее необыкновенной сложности. Поэтому, послонявшись между тюкающих топорами бакумуров, между ребятами, увлеченно и отстраненно от него занимающихся обустройством своего быта, он просто улегся на свое прежнее место, в шкуры, и, к удивлению всех пристутствующих, преспокойно уснул.

Проснулся он уже под вечер следующего дня и с удивлением обнаружил себя лежащим на свежесрубленных полатях, чуть в строне от мальчишек, которые увлеченно играли в шахматы. Тут же случилась и Сонечка, которая хмуро восседала на каком-то топчане. Она и завела разговор, когда поняла, что Ростик уже не спит.

– Я думаю, ты что-то с мальчиками делаешь, Гринев.

Рост умылся из алюминиевого тазика и принялся бриться, этим занятием он частенько пренебрегал последнее время, а борода росла, даже несмотря на то, что остальную растительность на голове Гулливер у него вывел, кажется, почти под корень.

– Я не с ними что-то делаю, Сонечка, а с… – он кивнул на автоклавы.

– А с ними-то что?

– Они почему-то были переведены в спящий режим, – он подумал. – Да, это можно так назвать. Понимаешь, – он порезался туповатой бритвой, которую одолжил у Ромки и которая оставляла желать лучшего, – почему-то вышло, что Зевс решил, что нам эти… которых он тут выращивает, не нужны. И заставил этот процесс утихнуть.

– Какой процесс? – Сонечка мало что понимала, но определенно старалась. – Ты поясни понятней.

– Не могу я понятней, я и сам многого не понимаю.

– Отец, – Ромка с ребятами уже стояли в паре шагов от них, и на лице у него было написано такое возбуждение, что Рост решил: помимо необходимости их присутствия тут, придется придумать и систему защиты, чтобы они не могли вот так запросто вмешиваться. – То есть, командир, значит, ты пытаешься их откупорить? И как это у тебя получается?

– Пока не очень, но я все равно должен. Думаю, через пару недель мы увидим результаты.

Потом он пошлялся по заводу, узнал, что Сонечка вполне хозяйственно выделила еще один небольшой подвальчик, где вздумала установить гигантские амфоры для молдвуна, которые Лада полетела выбивать в Одессу, к сожалению, с Изыльметьевым. Вот на это Ростик рассердился, приказал еще раз, довольно сердито, чтобы Изыльметьева не трогали, потому что он должен быть на заводе, и даже в том же подвале, где жили теперь он и ребята.

А дальше… Получилось, что он провалился в настоящую, очень длительную, а временами даже мучительную медитацию и едва соображал, что происходило вокруг. Ведь что-то же происходило, но он не очень понимал, что именно. Больше всего это напоминало тот период его рабства у бакумуров, когда он пребывал там со стертым сознанием. Он и был тут, физически и даже психически, или, вернее, его тело тут находилось, и в то же время его не было. Он словно бы спал все время, хотя, конечно, это было не сон и не могло быть сном.

Он очнулся, слабый, как новорожденный щенок, как-то под утро, и понял, что прошло уже очень много времени. Подвал здорово изменился, на стенах появились какие-то плотные занавеси, ребята спали где-то близко, но и на расстоянии. Рост полежал, а потом понял, что нужно подойти к автоклавам. Он отправился к ним, качаясь и придерживаясь за стойки кроватей, какие-то столы и стены, словно раненый. Но он успел.

Потому что из уже бывшего тут ранее автоклава появился еще один птерозавр, мощный, очень сильный и голодный. Он почти сразу же набросился на еду, которую Рост приказал принести двум бакумурам, которых Сонечка, кажется, отрядила дежурить тут постоянно. Ростик был в таком скверном состоянии, что не сумел даже членораздельно объясняться… Но все-таки приказал Изыльметьеву раздеваться и вползать в этого второго по счету птерозавра, хотя, как это у него получилось, он и сам не понял, кажется, с помощью Лады. Она оказалась поблизости, должно быть, и она спала тут же, в подвале.

После этого он снова выключился из мира, и снова надолго. На этот раз он так ослабел, что даже не стал просыпаться, когда начал вылупляться еще один такой же птерозавр, как и два предыдущих. Только он был чуть субтильнее и слабее, но намного более быстрый и энергичный. Ростик определенно чувствовал, что его тело устроено иначе, что он более вынослив и, пожалуй, даже умнее своих… сородичей.

Как-то так получилось, что Рост сумел определить, что в него должен забраться… Фрем. Птерозавр явно этому обрадовался и выбрался из подвала весело. Какой-то частью своего сознания Ростик проводил его в первый полет и даже немного последил, на расстоянии, словно к его глазам и затылку была прижата обволакивающая маска, в которой внутри гиганта можно было дышать, видеть, питаться и даже думать сообща с гигантом.

Потом… Вот что произошло потом, он уже и не пытался понимать. Он сломался, он стал просто каким-то растением, чем-то вживленным в то большое и очень продуктивное, что и порождало этих зверей. Он даже придумал в какой-то момент, что у него уже нет сознания, и это было очень интересное ощущение. Вот он был как бы сам собой, Ростом Гриневым, но при этом ни одна мысль не беспокоила его, ни одно внешнее ощущение не касалось его, он просто остановил свое пребывание в этом мире, и даже еду ему приходилось поставлять… как-то по-особенному.

Третий из этого нового помета птерозавр оказался слегка неудачным, Ростик так и не понял, почему у него сложилось такое впечатление. И с ним должно было выйти что-то, что он вообще не знал, как определить… Но зато Ростик постепенно стал возвращаться к жизни. У него, например, появились какие-то мысли, хотя он и не мог их не то что запомнить, но даже поверить в них.

И тем не менее он очнулся как-то уже по традиции, должно быть, среди ночи. В подвале было тихо, даже факелы не потрескивали. Рядом с ним спала… – он не мог поверить своим глазам, пребывая еще где-то там, где нет ни мыслей, ни ощущений, хотя определенно уже умел пользоваться глазами. – Итак, с ним рядышком спала Сонечка. В чем-то, похожем на ночнушку, с голой грудью и очень усталым, даже помятым лицом.

Рост протянул руку, коснулся ее щеки. Она тут же вскинулась.

– Ого, ты проснулся… Отвернись, я оденусь.

Он отвернул голову, разлепил губы. Как ни удивительно, они произнесли:

– Ты чего тут?

– Ты остывал очень, Гринев, прямо ледяной был. Вот Ладушка и придумала спать с тобой рядом, чтобы… Ты же чуть не умер. – Она уже оделась, стояла перед ним в своей форменной юбке, старого образца гимнастерке и перепоясанная. – А может, и умер, только мы почему-то снова видим тебя живым.

– Сколько… времени прошло?

– Сейчас уже конец июля, – она чуть улыбнулась, покраснела вдруг от каких-то своих мыслей, – друг сердечный. – Посерьезнела, стала даже печальной. – А Фрема, твой Ромка, Витек Грузинов и Изыльметьев улетели на юг. – Она села на топчан, на котором, как Ростик помнил, уже как-то раз сидела. Поежилась, потерла плечи, согреваясь. – Я просила тебя, чтобы ты четвертого птерозавра отдал мне, чтобы позволил мне на нем… обжиться, но ты выбрал все-таки своего Романа. Ну, ничего, с ними Изыльметьев, может, все еще и получится.

Следующий вопрос Ростик задал со страхом:

– Сонечка, еще автоклавы есть?

– Нет, как последний вылупился, так все и прекратилось. И знаешь, я думаю, хорошо, что прекратилось. А то бы ты точно не выволок… еще один выводок. – Она вгляделась в него, снова немного покраснев. – Я сначала, когда ты Фрему заложил в этого летуна, разозлилась на тебя, думала прибить, когда ты очухаешься… А сейчас не знаю, что с тобой и делать.

Она принялась распоряжаться, отослала кого-то за Ладой, за едой, за чем-то еще… Рост лежал, удивлялся про себя, как же это его угораздило впасть в летаргию от апреля до июля, но тоже – не очень. Что-то подобное и должно было с ним произойти. И что-то он чувствовал, когда был… там, в Великом Ничто. Хотя, кажется, так все-таки называли смерть, а он, как правильно заметила Сонечка, почему-то был опять жив.

Глава 12

– Что же ты у меня за наказанье такое? – деловито возмущалась Лада, накладывая Ростику фасолевой каши в алюминиевую солдатскую, не исключено, что еще с Земли, миску. – У всех мужья как мужья, а у меня…

Ростик хмуро разглядывал Сонечку. Та отворачивалась, как у нее в последнее время часто случалось, краснея кожей под нежным ушком. Ростик и безо всяких возвышенных воспарений в область всезнания понимал: она думает, будто он решил, что она… ну, чуть ли не безнравственная. А дело было проще выеденного яйца, она просто использовала свое тепло, как мать иногда использует себя, чтобы согревать несмышленого ребенка. Она была наделена этим даром – такой вот женской, природной, едва ли не материнской мудростью, и эротики в этом не было ни на грош. И хорошо, что не было.

Вот только Ладка, кажется, все понимала по-другому, и это доставляло обеим – и самой Ладе, и Сонечке – немало неприятных переживаний. Нужно было тогда аккуратней просыпаться, лениво думал Ростик, уплетая кашу с какими-то корешками, которые он уже пробовал в городе губисков. Их в последнее время стало много, и Росту они неожиданно стали нравиться, хотя еще больше они нравились, конечно, волосатикам.

И еще, пожалуй, дело было в том, что на этот раз Рост поправлялся на удивление медленно. Уже больше недели прошло, как он очухался от транса, который ему устроил Зевс, подгоняя своих новых гигантов из автоклавов под имеющихся, как теперь понимал Ростик, людей. И ведь не очень-то с этим и получилось, подумал он далее, не самые лучшие и подходящие это ребята для той работы, которая им выпала – Изыльметьев, Фрема, Витек и Ромка. Хотя, с другой стороны… Если уж не нашлось никого получше, пусть будет, как получилось.

– Как ребята? – спросил он хмуро, давая Ладе понять, что ее речь считает неудачной.

– Улетели, – тут же бодро доложила Сонечка, – их видели уже за Олимпом.

– Кто видел? – не поняла Лада.

– Ребята из Пентагона, – пояснила Сонечка. – Там теперь Мурад командует, обеспечивает поставки торфа в город, а сейчас как раз самая пора резать и перевозить торф, так что связь у меня с ними, считай, постоянная.

Рост не без труда вспомнил, что Пентагоном называли довольно неудачно построенную крепость в Водном мире, на стыке самых продуктивных торфяных залежей и единственной, довольно крепкой для тамошнего грунта дороги, которая выводила на узкую каменную полку, служащую предгорьями Олимпийского хребта. Когда-то он был там командиром гарнизона, но дело кончилось плохо, дикие пернатики пошли войной, много ребят погибло ни за что, да и саму крепость пришлось почти на десять лет забросить… Хотя, с другой стороны, они сумели тогда осознать значение алмазных звезд, что и спасло людей в последовавшей весьма скоро после тех событий войне с пауками.

Да и с Мурадом Сапаровым, который вздумал стать Председателем, но так неумно повел себя, что… В общем, пришлось от него избавиться, выслав в Перевальскую крепость бессрочно. И вот оказалось, что теперь Дондик вернул ему, по-видимому, прежние офицерские чины и поручил заниматься Крепостью-на-Скале, как еще иногда этот Пентагон называли.

– И как Мурад? – спросил Ростик.

– Ты на него, Гринев, не сердись. Он образумился, стал и бойцом на загляденье, и администратором, на котором, почитай, вся добыча торфа держится, – затараторила Сонечка.

– Я не сержусь, за что мне на него сердиться? Столько лет прошло, что я теперь и не вспомню, отчего он так глупо себя повел. – Рост вдруг поднял голову. – Кажется, у нас скоро будут гости.

– Что? – Лада тоже перестала жевать. – Ничего не слышу. – Повернулась к Сонечке. – А у тебя с Сапаровым что? – Молчание. – В городе разное поговаривают, даже то, что он тебя приглашал к себе и не совсем платонически.

– У меня с ним – общее дело. Он режет торф, подтаскивает под охраной к Перевалу, дальше я его доставляю в город, – твердо отозвалась Сонечка.

– А ребята из Перевальской крепости – уже не считаются? – продолжала расспросы Ладка, вредная девчонка.

– Мурад там одно время и верховодил, пока не было решено перенести базу в Пентагон.

– Ладно, – сказал Ростик, вытирая губы и мельком решив, что бриться следует вторично за сегодня, – работает система, значит, все хорошо. Вот только у тебя, – он посмотрел на Сонечку, – людей маловато осталось, всех, почитай, я у тебя увел. Даже Фрему.

Сонечка повесила голову. Потом чуть ли не носом шмыгнула.

– Ты что же, Гринев, меня совсем глупой считаешь? Думаешь, я не понимала, что придет такое время, когда Фрема все-таки уйдет?

Снаружи, за окном второго этажа главного заводского здания, где привычно обитала Сонечка, и где они сейчас обедали, раздался ощутимый гул антигравитационной лодки. Лада тут же вскочила, высунулась в окно, больше напоминавшее бойницу, ведущую во внутренний двор завода.

– Ким прилетел, – сообщила она, безошибочно определив его по манере заходить на посадку. – Наверняка с вестями.

Но Ким прилетел не один. За ним из маленькой лодочки без верхней башни, кажется, той же самой, на которой Ростик с остальной компанией улетел с корабля, стали выходить люди. Рост с сомнением отставил свою миску, он не был сыт, после его возвращения в этот мир выяснилось, что он здорово похудел, и теперь вот никак не мог отъесться.

– А, ладно, все равно, кажется, еще раз за стол придется садиться. Ким обеда не пропустит.

Но он ошибся. Ким, а также Людочка Просинечка со своим мужем, огромным, не очень-то и вмещающимся в гимнастерку Стасом Рындиным, ждали всех у машины. Ким обходил машину деловито, зачем-то, как это повелось у пилотов, по-шоферски постукивая своим чистеньким, полетным сапожком по ее антигравитационным блинам. Когда все поздоровались, он объявил:

– Ребята, я хотел бы вылететь поскорее. Приказания командования таковы. Рост с Ладой отправляются со мной в Одессу, там что-то такое происходит, от чего Казаринов уже месяц воет не своим голосом, мол, срочно пришлите Гринева. Сонечка, ты передаешь дела Стасу и можешь отправляться к своему ненаглядному Мураду. Вот только забросить тебя к нему я не сумею, сама понимаешь.

– Ничего, – сразу сделавшись деловитой, отозвалась Сонечка, явно обрадованная. – Я все равно дела буду не один день передавать, как раз к следующему охраняемому обозу в Пентагон поспею.

– Так ты что же, – в упор спросила ее Лада, – сама напросилась на этот перевод?

– Фремы нет, – ответила Сонечка, – что мне тут делать?

– П-нятно, – сквозь зубы отозвалась Лада, вдруг улыбнулась и обняла ее, как только женщины умеют – поддерживая и одобряя.

– Ким, – попросил Ростик, – ты бы как-нибудь поконкретнее пояснил.

– Вы вещички собирайте, господа, – Ким бросил на Роста непонятный взгляд, – а сведения я могу и в воздухе передать.

– К чему спешка? – удивилась Лада.

– Понимаешь, Ладушка-оладушек, на море сейчас идет какой-то нерест, я в этом ничего не понимаю, но вот свежая рыбка… Объеденье. – Ким все-таки хмыкнул, чтобы не подумали, что это действительная причина его торопливости. – Сами узнаете, еще сегодня вечером.

Собрать вещи было просто. Как-то получалось, что их в последнее время у Ростика совсем не было, а Лада, кажется, уже давно подозревала, что такой оборот событий неизбежен, поэтому в воздухе оказались менее чем через полчаса. Ким, твердой рукой свалив управление на Ладу, повернулся к Ростику, который стоял за их пилотскими креслами и пытался рассмотреть верхушку Олимпа, где что-то интересное происходило, хотя понять, что же именно, пока было невозможно.

– Ты теперь не туда смотри, – объявил Ким. – Ты на север смотри, там теперь такое, брат, творится, даже у меня сомнения возникли – а поймет ли и наш несравненный провидец Рост-не-пойми-как-сообрази, что нам от этого ожидать?

– Ты чего такой веселый? – Ростик повернулся к нему. И вдруг увидел – «чего». Ким побаивался, откровенно и даже немного панически. Да, он был в растерянности, чего раньше Ростик за ним почти никогда не замечал, ну, только в самых странных обстоятельствах. И то, если сам Ким не мог никак на ситуацию повлиять, а она на него влияла. Вот и теперь приключилась такая же штука. – Ладно, докладывай, чертяка узкоглазый.

– Ростище, ты только не подумай, что я совсем сдрейфил… Хотя, может, и совсем. Но тут такое… – Ким даже плечи опустил, вытер лицо, словно от пота, но это было лишь постоянное напряжение, давнее и нестираемое. – Тебе-то, ментату, хорошо говорить. Ты все понимаешь, даже, пожалуй, купаешься в этом, а каково нам, простым смертным?

– Ты бы по делу, Ким, – буркнула Лада, ловко пикируя, чтобы из озорства испугать небольшую стаю панцирных шакалов, которые действительно на этот раз слишком близко подошли к заводу, хотя летом были несравненно спокойнее, чем весной, например. – Не люблю я их, – пояснила она, выравнивая машину.

– А дело такое, ребята. – Ким еще раз провел ладонью по лицу. – На месте тех кораблей, которые мы пробовали разбирать, Зевс устроил что-то невообразимое. Плоская такая пирамида…

– Стоп, – вмешалась Лада, – плоских пирамид не бывает.

– Сами увидите, – продолжил Ким. – В ней есть небольшое помещение, там стоят колбы для выращивания молдвуна, и штука эта выдает… Не приведи тебе, Рост, попробовать, вовек не захочешь нормально питаться.

– Не поняла, – снова Лада, – так вкусно, или?..

– Или. Отдает металлом, или чем-то прогорклым, или… В общем, описать невозможно, но есть это нельзя.

В устах почти всеядного Кима эти слова кое-что да значили.

– А тебя кто-то заставлял? – нежно спросил Ростик.

– Так еда же! Обязательно нужно попробовать, кроме того, с голодухи, помнишь, мы и не такое жрали. Ладно, с этими колбами, как их называет Казаринов, понятно. Потом, он создал еще что-то вроде такого бассейна с мутной водой. Или не водой, конечно, а чем-то вроде масла. Вот масло он любит, правда непонятно, что под ним происходит, он их тоже… как-то модифицирует. И из-под этих маслов, в этом бассейне, растут, как груши на дереве… Впрочем, сами смотрите.

И он ушел в трюм, где принялся копаться в мешках, которые пилоты возили с собой, в которых обычно находилась вода, немного пищи, топливные таблетки для антигравитационного котла и кое-какое оружие.

– Ты заметила, что Одесса, как и прежде, подавляет самых стойких, самых сильных ребят? – спросил Ростик Ладу. – Ведь этот страх у него – не сам по себе возник. Что-то там… неблагополучно для обитания.

– Смотрите, – Ким принес и сунул эту штуку Росту в руки.

Это было ружье, очень похожее на те, которыми теперь пользовались и люди, хотя впервые получили их как трофейные в войнах с губисками. Но ружье было не обычным. Ствол у него был не слишком длинный, хотя и, несомненно, крупнее, чем все, что Ростик видел. Пожалуй, такими же были, по классификации Бабурина, предложенной много лет назад, пушки пятнадцатого калибра, никак не меньше. Приклад был выполнен из чего-то, что более всего напоминало пластмассу, еще земную, забытую и такую приятную на ощупь. Прицельное устройство ложилось перед глазом, стоило этот приклад уместить на плече, вполне корректно, даже немного игриво, но Ростик чувствовал, что для стрельбы из этого ружья ему все равно придется слегка переучиваться. Цевье было очень массивным и тяжелым, зато нигде не видно было ни предохранителя, ни щели, чтобы вставлять патронную пластину. Хотя экстрактор имелся, и почти на том же месте, что и следовало, только слева, то есть это ружье выбрасывало отстрелянные дисочки, которые все по понятной аналогии называли гильзами, хотя на нормальные гильзы они никак не походили, подобно немецкому автомату, а не русскому.