Текст книги "Что происходит в тишине"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Что же это-перегруппировка?-спросил его командарм.

– Части противника перемещаются почти без соблюдения обычных мер маскировки, – отвечал начальник разведки.-Похоже, что противник встревожен чем-то и спешит усилить свою оборону.

Фотопленка Кедровой

В тот же день генерал Погодин срочно вызвал к себе Астахова. Аудиенция была предельно короткой, но капитан Астахов был не только удовлетворен ею – он был счастлив.

Генерал принял его, как обычно. Ни одним словом не высказал он своего одобрения, но по выражению его лица, по интонации голоса и по многим другим почти неуловимым признакам капитан понял, что генерал им доволен.

Командарм не только одобрил поданную им мысль, но и осуществил ее. И вот теперь официальные данные разведки со всей убедительностью объективных фактов подтверждали идею Астахова. Противник, оказывается, уже принимает контрмеры против вчера только разработанной штабом армии фиктивной наступательной операции.

Это была почти победа, но капитан воспринимал ее не как свое личное торжество, а как торжество логики, в которую он так верил и без которой не представлял себе разумной деятельности.

Выйдя от генерала и направляясь к себе, Астахов несколько поостыл и стал рассуждать спокойнее. И тут он понял, что повод к торжеству еще слишком незначителен. По сути дела, все осталось по-прежнему и до решения основного вопроса еще очень далеко. Но все-таки круг, в котором находилось порочное звено, сузился, и сузился не произвольно, не случайно, а вследствие специально проведенного разумного действия. Значит, если и дальше действовать в какой-то логической последовательности, то будет найдено и окончательное решение.

Рассуждая таким образом, капитан пробирался по узкому, скользкому от грязи дощатому настилу вдоль улицы поселка, в котором был расположен штаб армии. До домика контрразведчиков было уже недалеко, когда из соседнего переулка неожиданно вышел майор Гришин и направился навстречу капитану. Когда они поравнялись, Астахов хотел было доложить своему начальнику о посещении генерала, но майор перебил его.

– Все знаю, – сказал он.-Я только что от разведчиков. Похоже, что замысел ваш удался. Поздравляю! А теперь у меня к вам дело. Знаете ли вы, что у Кедровой имеется отличный фотоаппарат?

– Да, конечно. Она этого и не скрывает.

– Что у нее-наш "ФЭД" или какая-нибудь заграничная штука?

– Наш "ФЭД".

– Ну, а как Кедрова фотографирует?

– Имел удовольствие у нее фотографироваться. Могу доложить-фотограф она отличный.

Майор попросил у Астахова зажигалку. Прикуривая, сказал, понизив голос:

– Поинтересуйтесь-ка ее пленкой. Она проявляет ее в фотолаборатории армейской газеты. Найдите повод посмотреть ее негативы... Были вы сегодня в редакции?

– Нет, не был.

– Ну, так зайдите непременно.

Гришин кивнул капитану и завернул за угол. Астахов пересек грязную улицу и направился на окраину поселка. Однако он не прошел и трехсот метров, как увидел вдруг Кедрову. Она выходила из армейской столовой.

"В редакцию я еще успею, – решил капитан. – Нужно воспользоваться случаем и поговорить с Наташей".

– А, Наталья Михайловна!-весело воскликнул он.-Далеко путь держите?

– К себе в штаб.

– Ну так нам с вами по пути. Не возражаете, если я пройдусь с вами немножко?

– Ну, что вы, товарищ капитан! Пожалуйста! Они пошли рядом. Капитан стал придумывать, как бы естественнее завести разговор на интересующую его тему. А Наташа, не глядя на Астахова, сказала:

– Знаете, товарищ капитан, когда меня называют по имени и отчеству, мне почему-то всегда кажется, что надо мной подшучивают.

– Почему так? – удивился Астахов.

– Не знаю. Лучше уж, по-моему, назвать просто по имени или по фамилии. В армии так больше принято.

– Похоже, что вы сегодня не в духе, – заметил капитан, пристально вглядываясь в утомленное лицо Наташи.

– Нет, я просто устала. Эти дни много приходится работать... А вы, кажется, в отличном настроении?

– Я всегда бываю в хорошем настроении, когда ясно понимаю, что происходит вокруг меня.

– Даже если плохое?

– Да, даже если плохое. Только я непременно должен разобраться во всем.

– Это удивительно! – С любопытством посмотрев на Астахова, Наташа улыбнулась и добавила:-Извините, но у вас очень самодовольный вид.

– Вы вообще, кажется, не очень-то лестного мнения о моей внешности,-усмехнулся Астахов, чувствуя, что ему приятно идти с Наташей и разговаривать с ней. – Хотелось бы взглянуть, – продолжал он, – каким я получился на вашей фотографии. Помните, вы щелкнули меня своим "ФЭДом" дней пять назад?

– Помнить-то помню, – ответила Наташа, – но пленку до сих пор не удалось проявить. Последние дни абсолютно нет свободного времени.

– А может быть, вы мне доверите эту операцию?

– Какую операцию?-не поняла Наташа.

– Да проявление пленки. Я в этом деле смыслю кое-что, так что можете не беспокоиться – не испорчу. Наташа молчала.

– Пленка-то с вами, наверно?-спросил Астахов.

– Да, пленка со мной, но стоит ли утруждать вас?.. Я и сама скоро освобожусь.

Ей, видимо, не хотелось давать пленку Астахову, но он сумел настоять на своем, и она уступила.

– Дня через два,-весело заявил Астахов,-а то и раньше я верну вам все это в проявленном и отпечатанном виде. Можете быть спокойны.

– Да я и не беспокоюсь,-ответила Наташа. Они были теперь возле дома Астахова, и он остановился в нерешительности-провожать девушку до ее штаба или попрощаться здесь.

– Ну, до свиданья, Наташа. Я работаю вот в том доме,-сказал он наконец, решив не провожать ее, так как она все равно стала бы возражать.

– До свиданья,-ответила Наташа и неторопливо пошла через огород мимо окон дома Астахова.

Капитан смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом соседнего сарая. Он вспомнил недавний разговор с Гришиным, и ему стало смешно, что он назвал тогда интерес свои к Наташе профессиональным интересом. Просто она ему нравилась. Было в ней что-то привлекательное, хотя он и не мог пока определить, что именно. Не внешность только. Ведь вот машинистка Валя гораздо красивее ее, однако к ней он совершенно равнодушен. Нет, в Наташе было что-то другое...

Астахов оставался у себя недолго. Он просмотрел несколько бумаг, принесенных из оперативного отдела его помощником, лейтенантом Ершовым, и собрался уже уходить, когда кто-то робко постучал в его окно. Капитан вышел из-за стола и выглянул на улицу. Там, под окном, стояла Наташа.

– Заходите же, заходите! – крикнул он и, поспешив к дверям, распахнул их.-Прошу вас, Наташа! Наташа вошла, смущенно улыбаясь.

– Извините, что беспокою вас,-сказала она.– Я отдала вам пленку, а потом вспомнила, что у меня там есть снимки, которые нужно срочно отпечатать. Я, пожалуй, сейчас же пойду в лабораторию и проявлю их. Могу я получить у вас пленку?

Наташа заметно волновалась, и это не ускользнуло от внимания Астахова.

"Почему же она волнуется так?"-подумал он и тут же принял неожиданное решение.

– Вот беда!-воскликнул он.-Вам определенно не повезло, Наташа. Я только что отослал пленку в нашу лабораторию для проявления. А что у вас за срочность такая?

– Да ничего особенного.-Наташа, казалось, взяла себя в руки и говорила теперь спокойно. – Раз уж вы ее отослали, ничего не поделаешь. Простите, что оторвала вас от работы...

Когда Наташа ушла, капитан вызвал лейтенанта Ершова, приказал ему отнести пленку в лабораторию и срочно проявить ее.

Отправив пленку, Астахов направился было к выходу, но в это время раздался телефонный звонок. Капитан подошел к телефону и снял трубку.

– Зайдите ко мне,-прозвучал строгий голос. Это был голос генерала Погодина.

Ход генерала Погодина

– Садитесь, – сказал генерал.-Мне пришлось вторично вызвать вас, так как я получил новые, весьма важные сведения. Вам необходимо знать их.

У генерала Погодина почти всегда было строгое, озабоченное лицо. Астахов даже не смог бы, пожалуй, припомнить, видел ли он его когда-нибудь смеющимся. Но сегодня генерал был совершенно другим. Тяжелые складки на лбу разгладились, улыбка округлила губы, холодные серые глаза потеплели. Сейчас этот большой, очень требовательный и строгий человек казался необычайно добрым. Он достал из своей рабочей папки внеочередную разведсводку, что-то энергично подчеркнул в ней и протянул Астахову.

Пока капитан читал, генерал принялся перелистывать книгу, лежавшую у него на столе. Книга была нерусская и называлась "За стенами Федерального бюро расследования". Автором ее был Джон Дж. Флоэрти. При всей своей загруженности служебными делами генерал Погодин умудрялся не пропускать ни одной литературной новинки о разведке и контрразведке. Задолго до того, как появились русские переводы, он уже прочел на английском языке все нашумевшие книги Майкла Сейерса и Альберта Кана, Фредерика Коллинза и Алана Хинда.

Астахов прочел сводку и вернул генералу. Погодин положил ее в папку и спросил:

– Понимаете вы, в чем тут дело?

– Не совсем, товарищ генерал.

– Действительно, вы и не можете этого знать... Генерал вышел из-за стола и, неслышно ступая, стал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину.

– А дело тут вот в чем. Подсказанная вами идея была безусловно удачна, но вы продумали ее только наполовину. Повторяю, идея была хороша, и вторую половину ее нетрудно было додумать и без вас. И я это сделал. Я решил, что нужно разработать фиктивную операцию не только ограниченному кругу офицеров и генералов, но дать также каждому отделу штаба разную обстановку и группировку войск.

Генерал замолчал, продолжая прохаживаться по комнате, а Астахов невольно подумал: "Как же я-то этого не сообразил? Ведь это же так просто и к тому же почти решает основной вопрос!.."

– И вот теперь мы имеем плоды этой идеи, – продолжал генерал после короткой паузы.-Днем нам было известно только то, что противник принимает какие-то контрмеры. А теперь мы уже точно знаем, что он принимает контрмеры соответственно плану, разработанному штабом инженерных войск. Понимаете теперь, и чем дело? Понимаете, какой вывод из этого нужно сделать?

– Да, товарищ генерал. Если это так, то несомненно, что в штабе инженерных войск что-то неблагополучно, – ответил Астахов.

– В этом теперь не может быть сомнений. Были вы сегодня в штабе Тихомирова?

– Нет, товарищ генерал.

– Не теряйте времени и зайдите сегодня же. Мы должны принять срочные меры. Постарайтесь узнать, точно ли только генерал Тихомиров и полковник Белов занимались разработкой операции или в этом участвовал еще кто-нибудь из работников штаба.

Проявленные негативы

Когда капитан Астахов вошел в землянку штаба инженерных войск, там царило необычное оживление. Присмотревшись, он заметил, что в штабе были все три помощника, начальник секретной части и старший сержант Яценко.

– Что это у вас такое веселье? – спросил Астахов.

– У нас сегодня первый в этом месяце мало-мальски свободный вечер,-ответил майор Рахманов.– Вот мы и посвятили его обмену боевыми воспоминаниями. Ваша очередь рассказывать, капитан Астахов. У вас-то, наверно, найдутся интересные истории.

– Найтись-то найдутся, – усмехнулся Астахов, – но, к сожалению, они не подлежат оглашению.

– Вроде как бы с грифом "совершенно секретно",– с уважением заметил старший сержант Яценко.

– Вот именно! – рассмеялся Астахов. – Расскажу вам поэтому то, что, так сказать, "для служебного пользования".

И он рассказал случайно пришедшую на память историю о немецком шпионе, которого разоблачил в самом начале войны.

Отделавшись таким образом, капитан присел возле стола старшего сержанта Яценко, заметив:

– У вас всегда все так заняты, а сегодня просто праздник какой-то.

– А это потому, товарищ капитан,-отозвался Яценко,-что работы мало, да к тому же и начальство отдыхает.

– Какое начальство?

– Генерал и полковник. Они больше суток работали без отдыха.

– А что, Кедрова тоже разве отдыхает? – спросил Астахов. – Не видно ее что-то.

– Да, и она отдыхает. Ей тоже в эти дни досталось. В два часа ночи легла, а в пять утра полковник уже велел ее разбудить-надпись на карте делать.

– На какой карте?

– На карте инженерного обеспечения. Полковник лично всю ночь над нею работал. Очень уж секретная была. Он даже регистрировал ее сам. Я ему только очередной номер дал.

– А чертежницу-то как же он допустил?

– Очень просто: свернул карту до половины, а внизу велел надпись сделать, – охотно объяснил Яценко.

В штабе между тем продолжало царить оживление.

Офицеры тут были молодые, веселые. Они понимали толк в удачной шутке, остром слове. Поболтав с ними о всякой всячине, капитан Астахов попрощался и ушел к себе.

Ершов как раз в это время принес из лаборатории проявленную пленку. Астахов взял ее, подошел к окну и с любопытством принялся рассматривать.

На пленке были фотографии офицеров штаба инженерных войск, мост, недавно построенный армейской саперной бригадой, землянка штаба инженерных войск, Яценко в нескольких позах и еще какие-то сержанты. А в самом конце пленки оказались снимки двух топографических карт.

Астахов взял лупу и внимательно стал рассматривать их. На негативе одной из карт он совершенно отчетливо разобрал надпись: "Карта дорог и мостов в полосе армии". На снимке другой карты надпись трудно было разобрать, но по очертаниям ее, по условным обозначениям было несомненно, что и вторая карта была оперативной.

"Зачем ей это понадобилось?"-взволнованно подумал Астахов, но в это время быстро вошел майор Гришин.

– Одевайтесь,-торопливо сказал он.-Возьмите с собой оружие. Едем на серьезное задание. Выполнять его будут корпусные работники, но генерал приказал нам при этом присутствовать. Машина уже ждет нас. Поторопитесь! Дорогой все объясню.

В зеленом квадрате

Дорогой майор Гришин рассказал, что связисты армии запеленговали работающую у нас в тылу подозрительную радиостанцию. Был точно установлен квадрат ее местонахождения, и вот теперь корпусная контрразведка должна была прочесать этот район.

В штаб корпуса прибыли поздним вечером. В темноте, среди мокрых колючих елей, долго искали землянку подполковника Соколова. Наконец наткнулись на часового, который грозно окликнул их. Майор назвал пропуск и спросил, как пройти к Соколову.

– Вот тут. Проходите влево.

Подполковник давно уже их ждал. На нем было кожаное пальто, полевая сумка и сигнальный электрический фонарь на поясе.

– Наконец-то!-с облегчением сказал он.-Последний сигнал рация подала полчаса назад. Местонахождение ее в квадрате 8596. Вот тут...

Полковник ткнул пальцем в зеленый квадрат карты, развернутой на столе.

– Значит, в лесу,-заметил майор Гришин.

– Да,-подтвердил Соколов,-этот квадрат и все смежные-лес. Мои люди уже оцепили подозрительный район и никого оттуда не выпустят. Сейчас ночь. Боюсь, что темнота помешает нам... Может быть, подождать до рассвета?

– Нет, нет!-возразил Гришин.-Действовать нужно немедленно.

*

В лесу было непроглядно темно. Шли не разговаривая, с протянутыми вперед руками, натыкаясь на мокрые стволы деревьев. Часто останавливались, прислушиваясь. Вокруг все было тихо.

Вскоре окружение подозрительного участка настолько сузилось, что автоматчики могли бы взяться за руки и замкнуть круг. Однако в лесу по-прежнему было тихо; только ломкие ветки хвороста чуть слышно похрустывали под ногами солдат подполковника Соколова.

И вдруг где-то в центре оцепления вспыхнул тусклый отблеск света, идущего откуда-то снизу, будто из-под земли.

– Шире шаг!-прошептал подполковник. И почти тотчас же раздавшийся дробный звук автоматной очереди невольно заставил людей остановиться.

Пули просвистели над их головами, слепо тыкаясь в стволы деревьев. За первой очередью последовала вторая уже в противоположном направлении. И тут послышался вдруг приглушенный стон раненого человека. Было несомненно, что ранен кто-то из автоматчиков Соколова.

– Я потребую, чтобы они сдались! – раздраженно заявил подполковник.

– Попробуйте, – откуда-то из темноты отозвался майор.

– Послушайте, вы!-крикнул Соколов.-Прекратите бесполезное сопротивление. Вы окружены!

В ответ грянуло еще несколько выстрелов, и Гришин вскрикнул. Астахов, бросившись на звук его голоса, успел подхватить ослабевшее тело майора.

– Я ранен в бедро!-прошептал Гришин.

– Ну, это уж верх наглости, черт бы их побрал! – обозлился подполковник и крикнул:-Вперед!

Из глубины окруженного участка снова кто-то выстрелил. Раздался чей-то приглушенный стон, проклятия и ответный выстрел.

– Не стрелять! – прохрипел майор Гришин.– Прикажите не стрелять, подполковник!

Но стрельба уже прекратилась сама собой. Снова все стало тихо. Два автоматчика взяли на руки раненого майора. Остальные медленно двинулись вперед.

– Сдавайтесь!-снова крикнул подполковник. Люди прислушивались затаив дыхание и им показалась, что неподалеку кто-то хрипит. – Зажечь свет!-скомандовал Соколов. Несколько электрических фонарей осветило серые стволы сосен. Желтые конусы света побежали по усыпанной хвоей земле и остановились на темной фигуре человека, лежавшего навзничь. Голова его была в крови.

– Фельдшера!-крикнул подполковник. Фельдшер подбежал к лежавшему на земле человеку и пощупал его пульс.

– Скверное дело, – сказал он. – Кажется, его песенка спета.

– Осмотреть все вокруг! – приказал подполковник и стал обыскивать раненого.

В кармане его оказались документы на имя Ивана Сидорова и чистая записная книжка.

Разочарованный результатами обыска, Астахов спустился на дно неглубокой ложбины, где уже были лейтенант и два автоматчика. В свете фонарей Астахов увидел землянку, из открытых дверей которой валил дым.

Капитан подошел ближе, заглянул внутрь.

– Он тут жег что-то, – сказал лейтенант, указывая на закопченный металлический остов рации и небольшую грудку пепла, лежавшую на земле.

Астахов опустился на колени и осторожно стал перебирать пепел. Плотная бумага хотя и сгорела, но не вся еще рассыпалась. На некоторых листках ее можно было разобрать следы написанного. Капитан хотел аккуратно сложить их в планшетку и взять с собой, но, побоявшись, что они дорогой рассыпятся, решил, что лучше переписать с них все сохранившиеся знаки.

Попросив несколько фонарей, он стал изучать ломкие листки пепла. Большая часть их была повреждена. Определить, были ли на них какие-нибудь злаки, не представлялось никакой возможности. Но и на сохранившихся листках, казалось, ничего не было написано. Только на одном из них была едва заметная группа цифр.

Капитан достал блокнот и аккуратно записал в неги обнаруженные цифры. Он не сомневался, что это была шифрограмма.

Дальнейшие поиски не дали никаких результатов, и подполковник Соколов приказал собираться в обратный путь. Майора Гришина еще раньше отправили в корпусную санитарную часть.

Когда подполковник с Астаховым садились в машину, фельдшер доложил, что раненый радист умер, не приходя в сознание.

Неужели Наташа?

Генерал Погодин, когда капитан Астахов доложил ему результаты ночной операции, приказал тщательно разобраться в найденной записной книжке и цифрах, обнаруженных на пепле, и доложить результаты вторично.

Астахов передал переписанные им цифры в шифровальный отдел, а записную книжку принялся изучать сам. Страницы ее были совершенно чистыми, только на одной было что-то написано и стерто.

Зная, что почти все шпионы прибегают к симпатическим чернилам и что в большинстве случаев чернила эти становятся видимыми под действием тепла, Астахов решил подвергнуть записную книжку нагреванию. Под влиянием тепла текст, написанный симпатическими чернилами из раствора свинцового сахара становится черным, из азотнокислой меди-красным, из азотнокислого никеля зеленым, а из сока луковицы-ярко-коричневым. Может быть, и эта записная книжка исписана такими чернилами?

Нагрев утюг, капитан прогладил им каждую страницу, но это не вызвало никакой реакции. После такой неудачи Астахов уже не решился проделать подобный же опыт над найденными между страницами записной книжки плотными кусочками бумаги, непрозрачными на свет. Он решил передать их вместе с записной книжкой в лабораторию.

На благоприятный исход анализа, так же, впрочем, как и на дешифрирование цифр, обнаруженных на бумажном пепле, он почти не надеялся. Вообще положение теперь представлялось ему осложнившимся. И виной всему он считал неудачу ночной операции, в результате которой был убит вражеский радист. Показания его могли бы пролить свет на многое, так как Астахов почти не сомневался, что между таинственным проникновением секретных сведений за пределы штаба инженерных войск и этим подозрительным радистом существовала какая-то связь.

Весь день капитан строил разнообразные догадки, однако все они казались шаткими, неубедительными. Для построения стройной гипотезы были необходимы бесспорные фактические данные, а их пока не имелось.

Приходилось набраться терпения и ждать результатов раскодирования шифра и лабораторного анализа.

Вечером капитан направился наконец к шифровальщикам. По веселому виду подполковника Глебова, руководившего работой шифровальщиков, Астахов догадался, что им удалось добиться успеха. До войны Глебов был профессором математики в Московском университете и теперь блестяще разгадывал самые хитроумные коды радиограмм противника.

– Шифровку вашу мы раскодировали,-заявил Глебов. – В ней нет полного текста, но из того, что вы дали нам, получилось примерно следующее: "Нет четкости... увеличьте усилие..."

Астахов долго размышлял над этими отрывочными словами, но понять, что они означали, не мог.

В лаборатории его ожидала еще большая неожиданность. На одном из кусочков желтой бумаги, переданной им для анализа, оказался снимок топографической карты с нанесенной обстановкой.

Астахов завернул отпечаток карты в бумагу и забрал с собой. Дома с помощью лупы, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что это был снимок карты инженерного обеспечения последней (фиктивной) армейской операции.

"Что же это такое?-взволнованно подумал капитан. – Как попал к радисту этот снимок?"

И вдруг вспыхнуло мрачное подозрение... Он вспомнил фотопленку Кедровой с изображением оперативных карт. Вспомнил, что Кедрова имела некоторое отношение и к последней карте инженерного обеспечения, над которой работал полковник Белов. Правда, она, по словам Яценко, сделала только надпись на карте. Но ведь в штабе тогда никого не было, а полковник мог отлучиться на несколько минут. Разве не имела она возможность щелкнуть в это время затвором фотоаппарата?

Все самым неприятным образом складывалось против чертежницы, и все-таки Астахов не мог допустить измены с ее стороны. Капитан был уверен, что к предательству должны быть особые причины, у Кедровой же он не находил и намека на них. Она была дочерью рабочего, мастера одного из московских военных заводов. Старший брат ее, кадровый офицер, командовал гвардейским артиллерийским полком. Сама Наташа-комсомолка, училась два года в Архитектурном институте, добровольно пошла на фронт.

Астахов часто встречался с Кедровой в штабе инженерных войск и в армейском Доме Красной Армии на киносеансах и в концертах, много беседовал с ней, и хотя, может быть, не все ему было понятно в ее вкусах, в благонадежности ее он никогда не сомневался.

И все-таки теперь он должен был заподозрить эту девушку...

Явившись с докладом к генералу, он высказал ему свои подозрения.

– Сможете вы окольным путем узнать, отлучался полковник Белов, когда Кедрова делала надпись на карте? – спросил генерал. – Мне бы не хотелось до поры до времени вести с ним официальный разговор на эту тему.

– Будет выполнено, товарищ генерал!-отвечал. Астахов.

Неожиданное посещение

Капитан зашел в штаб инженерных войск в обеденное время. Все офицеры ушли в столовую. За перегородкой секретной части дремал, положив голову на пухлую папку, старший сержант Яценко.

– Здравствуйте, товарищ Яценко!-весело приветствовал его Астахов.

– Здравия желаю, товарищ капитан!-встрепенулся Яценко.

– Где же начальство?

– Обедает.

Астахов прошелся по землянке, рассматривая развешанные по стенам карты и плакаты.

– Похоже, что вы здорово недосыпаете, товарищ Яценко?-сказал он.-Уж очень вид у вас измученный.

– Так точно, товарищ капитан, нормального сна давно не имею. Дождаться бы только, когда война кончится,-целый бы год тогда отсыпался!

– Что и говорить, нелегко вам приходится, – посочувствовал Астахов.-Но ведь сейчас всем достается. Надо полагать, что и начальство тоже недосыпает? Вот полковник Белов, к примеру?

– Так точно, полковник Белов определенно недосыпает. Тоже, вроде меня, иногда на ходу спит. Сам видел. Позавчера ночью, например. Сначала еще ничего, пока он сам над картой работал, а когда уже все готово было и Наташа надпись стала делать, так форменным образом клевать стал. Меня тоже здорово ко сну клонило. Я даже выходил раза два на свежий воздух, чтобы не заснуть. Одна Наташа только бодрствовала. Вот, знаете ли, у кого железная выдержка!

– Выносливая?-спросил капитан.

– Исключительно выносливая. Двое суток свободно может без сна обходиться. Вообще, знаете ли, редкостная девушка...

Он хотел добавить еще что-то, но, заметив ироническую улыбку капитана, смутился и покраснел.

"Похоже, что влюблен в нее парень",-подумал капитан, собираясь уходить.

– Ну, счастливо оставаться, товарищ Яценко. Зайду к вам попозже.

"Что же получается?-думал Астахов, выбравшись из землянки. – Все факты не в ее пользу. Неужели я должен заподозрить ее? Но тогда я отказываюсь понимать что-нибудь..."

Расстроенный, шел капитан по деревянному настилу улицы, никого не замечая: генерал, узнав все собранные им факты, пожалуй, может приказать арестовать Кедрову. Факты эти вызывают, конечно, подозрения, по внутренней уверенности в виновности Кедровой у Астахова все еще не было.

Задумчиво подошел капитан к своему дому и вдруг увидел у дверей Кедрову. Это было так неожиданно, что он забыл даже поздороваться и смотрел на девушку с явным недоумением.

Наташа, видимо, тоже была чем-то сильно расстроена.

– Здравствуйте, товарищ капитан! – взволнованно сказала она.-Прошу извинить, что беспокою вас, но у меня серьезное дело. Я уже была у вас час назад, но не застала...

– Если дело серьезное, прошу зайти,-сказал Астахов, стараясь не глядеть на Кедрову, и, открыв дверь, пропустил ее вперед.

Пригласив девушку сесть, капитан холодным, официальным тоном сказал:

– Слушаю вас.

– Видите ли,-смущенно начала Наташа,-позавчера я ошибочно передала вам не ту пленку, на которой сфотографированы вы, а совсем другую... на которой засняты мной две оперативные инженерные карты.

Астахов притворился удивленным:

– Оперативные карты? Для чего понадобилось вам делать такие снимки?

– Я выполняла приказание полковника Белова и сфотографировала их для штабного фотоальбома.

Наташа отвечала теперь совершенно твердо. От недавнего замешательства ее не осталось и следа.

Астахов, теряясь в догадках, спросил строго:

– Почему же вы не сообщили мне об этом раньше?

– Да ведь я же объяснила вам только что, товарищ капитан, что ошиблась. Я не была уверена, что карты именно на этой пленке. По моим расчетам, они должны были находиться на другой пленке. Но вот только что я разрядила вторую кассету и поняла, что ошиблась.

Похоже, что дело было именно так. Кедрова не решилась бы выдумать все это – он ведь мог тотчас же снять телефонную трубку и выяснить все у Белова. Ну да, по всему было видно, что она говорила правду. Капитан стал понемногу успокаиваться. Однако, продолжая разговор с Наташей, он все еще хмурился.

– Почему вы носите с собой эти негативы?-спросил он.

Тон, которым капитан задавал Наташе вопросы, создавал впечатление официального допроса. Наташа почувствовала это, удивленно посмотрела на него и спросила, в свою очередь;

– А вы уже проявили мою пленку, товарищ капитан? Астахов, решив, что целесообразнее не говорить пока правду, ответил:

– Я был занят все эти дни и не мог выбрать время, чтобы зайти в нашу фотолабораторию.

Капитану показалось, что Кедрова облегченно вздохнула:

– Тогда я объясню вам, в чем дело, – сказала она.-Карты эти, видите ли, фотографировала я на пленку, на которой еще раньше были сделаны другие снимки... В штабе у нас, как вы знаете, нет фотолаборатории, и поэтому я вынуждена была брать их с собой, чтобы проявлять и печатать в лаборатории армейской газеты. Кроме того, сфотографированные мной карты – прошлогодние.

– Зачем же вы, в таком случае, пришли заявить мне о них?

– Я сделала это потому, что на картах стоит гриф "секретно", хотя все нанесенные на них данные перестали быть секретными,-спокойно ответила Наташа.

Астахов задумался. Формально получалось, что за Кедровой не было никакой вины. Но почему же она была так взволнована в начале их разговора? Склонному теперь к подозрительности Астахову то казалось, что это неспроста, то, напротив, представлялось лишним подтверждением ее невиновности. Чтобы несколько разрядить обстановку, он пошутил:

– А я-то думал, что вы пришли ко мне каяться в страшном преступлении. Можете не беспокоиться – ваша пленка у меня, как в несгораемом шкафу. Не сегодня, так завтра я возвращу ее вам.

Пожав Наташе руку, Астахов с облегчением отпустил девушку. Спустя полчаса он отправился на доклад к генералу Погодину.

Положение осложняется

Выслушав Астахова, Погодин спокойно заметил:

– Я всегда считаюсь с субъективными ощущениями, однако отдаю предпочтение объективным фактам. Ваша убежденность в невиновности Кедровой ничем, по сути дела, не подтверждена, кроме разве биографических данных, так что, в общем, я отношу это за счет ваших чисто субъективных впечатлений. Не подозревать Кедрову мы не имеем права. В создавшейся обстановке она, конечно, имела возможность сфотографировать карту инженерного обеспечения нашей фиктивной операции.

Генерал внимательно и, как показалось Астахову, сурово посмотрел на него и заключил:

– Мое решение следующее: вы немедленно связываетесь с полковником Беловым и выясняете, действительно ли он поручал Кедровой фотографировать карты для фотоальбома. Если поручал, дело усложняется, если нет, немедленно арестуйте ее. По некоторым причинам я вынужден торопиться. Всё! Действуйте, товарищ капитан.

Астахов вышел от генерала с самыми мрачными мыслями. Ему почему-то показалось, что генерал почувствовал в его словах личную заинтересованность в судьбе Кедровой. Под влиянием этих подозрений Астахов решил на этот раз исполнить свой долг особенно тщательно и беспристрастно.

Однако это было не так-то просто. Он хорошо понимал, что мог ошибиться, что нельзя доверять голосу чувства, и все-таки не мог заглушить этого голоса, не мог не считаться с ним. Он, конечно, исполнит свой долг, но теперь ему будет нелегко заглушить в себе какое-то новое чувство, смутное и волнующее...