Текст книги "Воспоминания"

Автор книги: Николай Тимофеев-Ресовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Разбойники, землепроходцы, адмиралы и другие предки

Родился я в 1900 [1]1
  В беседе с В.Д.Дувакиным Н.В.Тимофеев-Ресовский назвал годом своего рождения 1899-й. Та же ошибка фигурирует в записи М.Адамса (Н.В.Тимофеев-Ресовский. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1993. С. 18). Но, согласно документам, Николай Владимирович родился в 1900 г., в последний год XIX века, и об этом он тоже неоднократно упоминал. По-видимому, произошла некая аберрация памяти, и этот лишний год иногда и дальше нарушал хронологию рассказов.


[Закрыть]году 7 сентября по старому стилю. У меня почему-то так и в паспорте 7 сентября осталось. Родился в Москве на Остоженке, во Всеволожском переулке [2]2
  Городская усадьба рубежа XVIII—XIX вв. В.А.Всеволожского занимала обширный участок между Всеволожским переулком и улицами Остоженкой и Пречистенкой, куда выходил главный дом (№ 7). Его славу составили концерты одного из лучших в Москве крепостных оркестров. Пострадав от пожара 1812г., дом простоял в виде выгоревшей коробки до конца 1860-х, когда его купил и перестроил купец М.А.Степанов. В 1870-е дом сдавался под Политехнический музей, а к моменту рождения Н.В. был приобретен военным ведомством, разместившим в нем штаб Московского военного округа. За прежними хозяевами – Всеволожскими, возможно, оставалась какая-то часть усадебных владений.


[Закрыть], в котором жили мои предки по материнской линии. Мать моя урожденная Всеволожская [3]3
  Надежда Николаевна Всеволожская (1870-1928) принадлежала к той ветви этого старинного рода, которая восходит к XVII столетию и внесена в 6-ю часть дворянской родословной книги (см.: Булычев Н.Калужская губерния. Список дворян, внесенных в родословную книгу по октябрь 1908 г. Калуга, 1908). В 6-ю книгу записывались те дворяне, предки которых владели имениями до 1685г., за 100 лет до предоставления Екатериной II «Жалованной грамоты дворянству» (1785). Подробнее о предках с материнской и с отцовской стороны см. в очерке Т. В. Пищиковой «К истокам рода» (глава «Всеволожские»).


[Закрыть]. Это фамилия старинная – Рюриковичи. Одна из шести или семи фамилий Рюриковичей, доживших до XX века. По сути говоря, Всеволожские все родственники. Позже они разделились на две ветви – петербургскую и московскую. Московские Всеволожские иногда назывались поместными Всеволожскими, считались старшей ветвью и презирали немножко петербургских Всеволожских, потому что Всеволожские – петербургская ветвь – пошли служить Романовым, а это, по тогдашним понятиям, считалось ниже Всеволожского достоинства.

Тимофеевы довольно сложного происхождения, более, по дворянской линии, молодого. Они стали калуцкими [4]4
  Здесь, как и во многих других, далее не отмечаемых случаях, сохранены стилевые особенности и сознательные «неправильности» устной речи Н.В.Тимофеева-Ресовского


[Закрыть]дворянами лишь со времен Алексея Михайловича. Наши Тимофеевы, наша ветвь, были дворяне Калуцкой губернии, но в то же время они были донские казаки. И по бумагам, и по семейным преданиям происходит фамилия эта таким образом. У Степана Тимофеевича Разина, небезызвестного разбойника, был старший братец – Тимофей Тимофеевич Разин. А у этого братца был в свою очередь старший сын, опять же Тимофей Тимофеевич Разин. И он ходил у Степана Тимофеевича в каких-то податаманьях, ну, в каком-то невысоком чине. Когда Степана Тимофеевича Разина благополучно пымали и четвертовали, этот Тимофейка со своими казаками драпанул по теперешнему в юго-западную Сибирь и завоевал там какие-то пустопорожние земли. Что было, наверное, немудрено. Все-таки разинские казаки сражаться умели. Их хоть было немного, но они били и царские войска, и, конечно, им нехитро было побить и этих самых башибузуков тамошних.

А потом он предложил очень современный метод. Основной метод советской внешней торговли – товарообман. Он написал тишайшему царю Алексею Михайловичу, что, мол, я тебе, царь-батюшка, эти свои завоеванные пустопорожние земли под державу твою, а ты мне (я уж не помню, как он выражался, то, что мы сейчас называем репатриацией) учини репатриацию, разреши вернуться домой, в Россию. Ему не только разрешили вернуться домой, но сделали калужским воеводою.

А от этого произошла такая штуковина – мы числились одновременно и донскими казаками вплоть до моего поколения. Надел какой-то там имели, землишки немножко. И служить должны были в казацких войсках. Что для ближайших моих пяти-шести поколений предков, а они были в основном уже интеллигенты, городские люди, инженера и прочее, было, конечно, неудобно. Ведь казаки были территориальное войско. Всех русских призывали просто на военную службу, когда время приходило, ну, когда была установлена всеобщая повинность. Они приходили, и их дальше ничего не касалось, с ними обращались, как с товаром. Посылали, куда надо, обмундировывали, вооружали, дрессировали и т.д. А казак должен был, когда время приходило, явиться со своим конем, своей амуничкой, со всем своим в свой полк, потому что казак рождался в своем полку. Во! И это, конечно, какому-нибудь москвачу, или петербуржцу, или киевлянину, или какому-нибудь иному горожанину было довольно муторно. Ну, были, конечно, всякие обходные маневры, можно было этого как-то избежать, но неудобно было.

Так вот. Пошла отсюдова фамилия Тимофеевых, дворян Калужской губернии, записанных в шестой книге [5]5
  Тимофеевы записаны во 2-й части дворянской родословной книги, куда вносились лица, получившие дворянство на основе воинских чинов и орденов (см. очерк Пищиковой, глава «Тимофеевы»).


[Закрыть], все чин чином. А в конце XVIII века, вот не помню, при матушке ли Екатерине или при Павле, ейном сынишке, проживал в Калужской губернии неподалеку от Тимофеевых какой-то мелкопоместный дворянчик Ресовский. Как раз на реке Ресе, которая впадает в Угру, а Угра в Оку, а Ока в Волгу, а Волга, как известно, пока еще впадает в Каспийское море. Собственно, правильнее было бы произносить Ресовские. Но потом горожане пересобачили это немножко на польский манер – Ресовские. А, собственно, по-русски-то Ресовские – от реки Ресы [6]6
  Так на картах XIX века писалось название реки и населенного пункта в Мещовском уезде Калужской губернии (современное написание – Ресса).


[Закрыть].

И этот Ресовский оказался последним в роде. У него не было ни одного сына, а были три девки. И он поставил условие при женитьбе и подал на высочайшее имя прошение... Тогда, значит, и прицепили моему пращуру «Ресовского». И с тех пор пошла двойная фамилия у старшего в роде [7]7
  Согласно закону двойную фамилию имели право носить старшие в роде, о чем и говорит дальше Н.В. Его право на эту фамилию было закреплено при утверждении его в дворянстве (указом Сената № 1285 от 19 июня 1908г.). Тогда фамилия писалась как Тимофеев-Рясовский (см. Булычев Н.Указ. соч. С. 79. О происхождении этой фамилии см. очерк Пищиковой, глава «Рясовские»).


[Закрыть]. Мой отец был старшим в своем поколении, был Тимофеев-Ресовский. Мой дядя, его младший брат, был Тимофеев, и все его сыновья были Тимофеевы. А я старший сын старшего в том поколении моего отца – Тимофеев-Ресовский, а мои братья были Тимофеевы. Теперь уже все померли. Я – старший – жив, а все младшие уже померли. Так что я последний в роду Тимофеев-Ресовский. Старший сын мой погиб в немецком концлагере. Он был Тимофеев-Ресовский. А младший жив, он Тимофеев. И это не традиция, это закон такой был.

Тимофеевы, так же как и Всеволожские, те, из которых складывались мои предки по отцовской и материнской линии, были, в основном, жителями Калуцкой губернии. У Всеволожских были имения и в других местах, в Симбирской губернии и еще где-то, но последние поколения жили в Калужской губернии. И я в значительной мере вырос в Калужской губернии. Во времена моего детства чаще всего мы проводили лето на границе Мещовского и Массальского уездов Калужской губернии, в именьице Конецполье или Конецпблье, по-разному произносилось. Невдалеке, верстах, наверное, в осьмнадцати-двадцати от Конецполья было именьице Тимофеевых, но совершенно запущенное, там давно уже никто не жил, а был такой хутор небольшой; Аксютино, Хишутино тож, называлось оно. Но жили мы всегда в Конецполье, в имении Всеволожских.

Отец мой был довольно занятным человеком. Он окончил Петербургский университет, физико-математический факультет, математиком и астрофизиком. Был оставлен при университете. Поехал собирать материал для магистерской диссертации на какие-то там астрономические противостояния или на какую-то иную ерунду, в мире происходящую, вернулся... Диссертацию-то он защитил, но пришел в ужас от состояния земной поверхности в пределах нашего Отечества и решил: чего там небом заниматься, когда земля в полном дезордере – никаких средств сообщения и сплошное неудобство. И поступил в тогда только что реорганизованный бывший Военно-инженерный институт, который стал знаменитым Петербургским институтом инженеров путей сообщения, который закончил, сколько помнится, в два года, потому что ему почти все физические и механические дисциплины были зачтены. И с тех пор всю жизнь проработал инженером путей сообщения, чистым строителем. Он только строил железные дороги и никогда не работал на эксплуатации. Построил он в бывшей Российской империи около 15000 верст железных дороги был крупным инженером-путейцем, создавшим своего рода практическую школу инженеров.

Первая его самостоятельная дорога была первым выходом в Сибирь: Екатеринбург – Тюмень. Сперва ведь предполагался более северный Великий Сибирский путь, а потом пустили южнее: Челяба – Новониколаевск и т.д. А потом соединились эта северная ветка и южная ветка. И так как это было связано с преодолением некоего жульничества, которое при постройке этой железной дороги, при проектировании, было вскрыто... Действительно, там нажульничано было – ужас, поставщики там и всякая такая штука... И был объявлен конкурс на реальный план и смету этой дороги. Этот конкурс совсем еще молодым инженером выиграл мой отец...

А прославился он в свое время, главным образом, этими «пустяковыми» дорогами. В Заволжье есть два соленых озера – Эльтон и Баскунчак. До сих пор они являются мощными поставщиками соли на Россию. А кроме того, эта соль и экспортировалась широко у нас. А подвозить ее к Волге было трудно, потому что в пустыне эти озера. На верблюдах караванами везли на берег Волги, там грузили на суда, на баржи и курсировали вниз или вверх по Волге, смотря по тому, куда дальше направлялась эта соль. И вот решили очень правильно: соорудить небольшую железную дорогу, соединяющую Эльтон и Баскунчак с Волгой. По тем временам, это был, по-моему, конец 70-х годов или самое начало 80-х, это была какая-то чрезвычайная техническая новинка, потому что полностью нормально функционировавшая железная дорога была проложена по чистой голой пустыне без капли пресной воды. Одним словом, какие-то были преодолены технические трудности, специфические для пустынных мест. И это послужило основой для прокладки Закаспийской железной дороги. Потом, в 90-е годы, была проложена от Красноводска на Каспийском море до Ташкента Южно-Туркестанская железная дорога.

А главное, в 90-е годы отца англичане и французы пригласили строить Северо-Сахарскую дорогу, соединившую Атлантический и Индийский океаны в известной степени, значит, Марокко, Алжир, Тунис, Египет и с выходом до Красного моря, что ли. Ну, и теперь эта дорога существует и процветает. Она должна была проходить, собственно, по северной окраине пустыни Сахары. Ну, отца пригласили туда, он все там осмотрел и отказался, потому что, говорит, с нашими ворами и прохвостами я воевать выучился, изучил все повадки поставщиков и такой шушеры, а с вашими, иностранными, заново учиться не намерен. И поэтому предложил свои услуги только в качестве консультанта. Консультантом – пожалуйста. Я ни за что отвечать не буду. А главным инженером-строителем быть не желаю, потому что можно влипнуть в какую-нибудь Панаму. Нет, Панама позже произошла. Панама – это уже начало XX века, Панамский канал, после чего в поговорку вошло – Панама в качестве крупного жульничества. Ну вот, и он там три года проболтался, в Африке, консультантом. Очень интересную жизнь вел, охотился на львов, слонов, бегемотов, носорогов, жирафов, газелей, даже гну. Очень было интересное, конечно, время. У нас дома после него остались интереснейшие альбомы, фотографии и всякая такая штука. Все это уже погибло.

Самая в свое время технически совершенная дорога, построенная им, была Полоцк – Седлец. Благодаря этой дороге прошла нормально, неожиданно нормально, военная мобилизация в 14 году, в начале первой мировой войны. Немцы надеялись, что русские не смогут провести мобилизацию в должные сроки, потому что пропускной способности дорог, идущих на запад, недостаточно, а вот пропускная способность дороги Полоцк – Седлец была до последних времен почти рекордной и по тогдашним временам во много превышала среднюю пропускную способность. А в Киеве он последнюю строил дорогу: Одесса – Бахмач, на которой и помер. Он скончался молодым человеком, 63 лет, на 64 году жизни [8]8
  Согласно документам Владимир Викторович Тимофеев-Рясовский родился в 1856г., скончался же действительно в 1913г., но в 57 лет (см. очерк Пищиковой).


[Закрыть], на Рождество 13 года.

Бабушка моя, Всеволожская, была замечательная барыня. Жена брата адмирала, деда моего – Всеволожского. Она родилась в 1824 году [9]9
  По документам Софья Васильевна Всеволожская родилась в 1838г. (ГАКО. Ф. 66. Оп. 1. Д. 1987, см. очерк Пищиковой).


[Закрыть], а умерла в 1919 году в Москве. И умерла исключительно по вине, я бы сказал, советской власти и разрухи. Потому что в Москве было холодно, голодно и никакого транспорта. А старушка привыкла не пропускать премьер в Большом театре. Значит, по вине не столько советской власти в целом, сколько Большого театра: нечего было лезть в такое время с премьерами. Поставил Большой театр какую-то премьеру, и бабушка на 96 году жизни поползла с сестрицей из Никольского переулка (ныне Плотников переулок на Арбате близ Смоленского рынка, дом 6, квартира 5) пешочком в Большой театр. Ну, добрались благополучно, прослушали премьеру. Не понравилась ей премьера. Притопала обратно. На следующий день уже не встала и от старческого воспаления легких померла через три дня. А тогда был у нас в приходе Успенья на Могильцах, в Мертвом переулке, священник старенький. И когда он пришел ее соборовать, что-то там перепутал, а бабушка-то все каноны церковные знала, она ему слабым голосом, уже умирая, сказала: «Вот ты тут, батюшка, перепутал, не так надо соборовать». Батюшки ее «выкали», а она их «тыкала».

Была она двоюродная сестра, старшая, Кропоткина. Когда в 17 году Кропоткин вернулся в Москву [10]10
  Князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842—1921) – географ, исследователь Сибири, видный деятель русского революционного движения, теоретик анархизма. После ареста и заключения (1874—1876) бежал за границу. Вернувшись из эмиграции после февральской революции, жил в Москве и Дмитрове.


[Закрыть], я несколько раз с бабушкой у него бывал. У них были отношения такие: она его «тыкала» и звала «Петя», а он ее «выкал» и звал «Софья Васильевна». Он очень милый старик был. Я тогда, что там, шибздик был, студент-первокурсник или что-то в этом роде, может, второго курса, спорил с ним немного по части дарвинизма. Но мы очень быстро договорились. Обыкновенно изображают критики всякие его книжку знаменитую [11]11
  Правильное название книги: Кропоткин П. А.Взаимная помощь как фактор эволюции. СПб., 1907.


[Закрыть]«Взаимопомощь как фактор борьбы за существование» в качестве антвдарвинистической. Чепуха это! Продарвинистическая книжка, где очень талантливо выражена простая мысль, что взаимопомощь в пределах вида является таким же положительным фактором в борьбе за существование, как и всякое другое положительное явление. А я тогда увлекался всякой географией, исторической географией, биологией. А он ведь, собственно, был основателем современных учений геологических о ледниковом периоде [12]12
  См.: Кропоткин П.А.Исследование о ледниковом периоде. СПб., 1876.


[Закрыть]. И, кроме того, как географ он создал первую наметку правильной геоморфологической карты Северо-Восточной Азии [13]13
  См.: Кропоткин П.А.Общий очерк орографии Восточной Сибири IIЗаписки Российского географического общества по общей географии. СПб., 1875. Т. 5. (Приложение: карта Восточной Сибири, части Монголии, Маньчжурии и Сахалина.)


[Закрыть].

Надо сказать, что у меня в родословной последних поколений одна существенная, по-моему, особенность: мои ближайшие предки и с материнской и с отцовской стороны очень поздно женились и выходили замуж. Обе мои бабушки и с отцовской и с материнской стороны родились в предпоследний год царствования Александра I, в 1824 году. А бабушка, при которой я, собственно, вырос, Всеволожская, мать моей матери, умерла при Ленине, 95 лет отроду. Так что для меня, в отличие от моих сверстников, XIX век не был историей.

Усугубилась моя близость с XIX веком тем, что как раз в Конецполье Калужской губернии, в именьице моего деда Всеволожского, жили на покое три старых человека: бывший повар, бывший звонарь и церковный сторож и бывший садовник. Они еще моим дедом были, так сказать, переведены на пенсию. Дед для них три таких домика, хуторка, построил на усадьбе, и они там жили. Жили и жили. И умерли все в начале первой мировой войны, в 14-15 годах. Один, самый младший, в возрасте 110 лет, второй – что-то 113 или 114, а старшему было 116 лет. Все трое вывозились в Москву в 1912 году на столетие Отечественной войны и получили какие-то бронзовые медали в память 12 года [14]14
  К столетию Отечественной войны 1812г. для ветеранов были отчеканены специальные медали, точно воспроизводившие со старого штампа медали вековой давности (см.: Гранин Д.Зубр. Л., 1987. С. 20), с надписью из Псалтири: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113-9), выражающей бескорыстное служение Богу, даровавшему освобождение от неприятеля.


[Закрыть]с текстом: «Не нам, не нам, а имени Твоему!» Что это значило, я так никогда и не мог выяснить. А так как я был старшим в своем поколении, то они очень меня любили, эти три старца, и я, сколько себя помню, по крайней мере пару раз в неделю должен был в послеобеденное время пить с ними чай.

Они по очереди в хорошую погоду друг у друга собирались в садике, совместно пили чай, который им готовила, с моей точки зрения, старушка, а с их точки зрения, Надька, Надежда, которой тогда уже было далеко за 80, но для них она была девчонка, конечно, потому что, когда они были уже взрослые мужики, она еще голопузая бегала. Она была нянькой моей матери, тоже уже жила на покое. Так вот эта Надежда, три старца и я с ними часто пили послеобеденный чай, и я слушал их рассказы, воспоминания, начиная с наполеоновских времен. И для меня это была не история, а современность. Я это потом очень резко ощущал в гимназии среди своих товарищей по классу. Для моих сверстников XIX век был историей. Ну, конечно, не так, как у теперешней молодежи, для которой что время японской войны, что Ивана Грозного, примерно одно и то же – давно прошедшие времена. Сейчас, к сожалению, дети, молодежь теряют историческую перспективу и ощущение времени. Так же, как из-за плохого преподавания географии теряют и ощущение пространства в значительной мере. В наше время этого, конечно, не было, но все-таки для моих товарищей XIX век – это была история по Платонову [15]15
  С.Ф.Платонов (1860—1933) – академик, историк Московской Руси, В 1931г. репрессирован, умер в ссылке. Широко была известна его книга «Лекции по русской истории». Гимназисты же занимались по учебнику: Платонов С.Ф.Сокращенный курс русской истории для средней школы. СПб., 1914 и 1915.


[Закрыть], а для меня – нет. Для меня – воспоминания вот этих старичков.

Теперь мне хочется вспомнить несколько чудаков из моих предков, как по материнской, так и по отцовской линии, живших в осьмнадцатом веке. Один из них был Всеволожский. Всеволожские – это древняя русская фамилия, никогда не выплывавшая, так сказать, в большие воды на самый верх, но иногда процветавшая, потом пару столетий перестававшая процветать и бедневшая, потом опять богатевшая. Вот одной из невест Грозного [16]16
  Н.В. ошибается. Известна подобная история, связанная с царем Алексеем Михайловичем. В 1647 г. он выбрал из шести претенденток на роль невесты Афимью Всеволожскую, дочь касимовского помещика Федора-Рафа. Неожиданно на смотринах невеста упала перед женихом без чувств: то ли ей слишком туго затянули волосы, то ли от волнения, то ли от умышленно наведенной порчи. За утаивание недуга Всеволожских сослали в Сибирь (см.: Соловьев С.М.Соч. в 18-ти тт. 1999. Кн.5. Т. 10. С.462).


[Закрыть]была Всеволожская, которую отравили или что-то с ней сделали, вроде как с «царской невестой» в опере Римского-Корсакова.

Но особенно интересен был чудак в осьмнадцатом веке. Он родился в конце XVII века. Молодым человеком Петр I его послал в Париж изучать военные и строительные науки. Петр посылал тогда целый ряд молодых людей обучаться там военному делу, гражданскому строительству и всякое такое. Потом Петр помер, как известно, вытаскивая из воды матросов, простудился. Потом правила Екатерина недолго, его вдовица. Все шло хорошо с Всеволожским. Он был богатый человек. В Петербурге построил себе богатый дом, со чады и домочадцы и всякая такая штука. Но потом появилась Анна Иоанновна со своим Бироном. А Бирон старался русских, по возможности, отправлять ускоренными темпами на тот свет. И вовремя Всеволожскому донесли, что на него предполагается в ближайшие дни, нет, не покушение, а просто ночной арест целым взводом солдат тайной канцелярии и в тайную канцелярию его препроводят. А оттудова выход был очень труден. Он тогда сразу же (он, наверное, и раньше знал: многое было подготовлено) со чады и домочадцы, бросив все, драпанул в неизвестном направлении на всей своей лошадиной тяге. И исчез.

Оказалось, что у Всеволожских были какие-то совершенно дикие земли в Нижнем Заволжье, так сказать, на границе с тогдашними киргиз-кайсацкими ордами. И вот туда он драпанул. А так как он был очень хороший человек, по-видимому, и хороший барин, то из всех его имений и именьиц стали драпать к нему мужики. Тем более, что Бирон реквизировал все имения Всеволожских. Вот в этих заволжских землях он и обосновался в качестве независимого такого князька. Вел он жизнь занятную. Народу у него собралось достаточно. Постепенно там образовалось такое маленькое государство вне государства. И он поставил себе целью обезопасить торговые пути из России в Бухару, в Хиву и вообще в Среднюю Азию, которые тогда грабили различные хивинцы, кокандцы, всякие полубесхозные и полудикие среднеазиатские полукочевники и разбойники. Значит, он со своими казаками сражался с этими среднеазиатцами.

А для души у него было другое занятное занятие. Когда он узнавал, что на Волге где-нибудь сажали комендантом, или губернатором, или еще каким-нибудь начальником в каком-нибудь городе немца, он со своими казаками город сей брал штурмом, этого немца сек публично на городской площади и с великим срамом отпускал на все четыре стороны, а сам смывался обратно. Власти как-то его просмотрели: и изящная Елисавет, севшая потом на престол, и матушка Екатерина. Досидел он там до десятого десятка, 90 лет пережил, во всяком случае. И кончил тоже очень чудно. Был ранен тяжело в бою с какими-то бухарцами, туркменами, хивинцами далеко от дому, за несколько сот верст. Но верхом, поддерживаемый своими конниками, доехал живым до дому и дома помер. И приказал похоронить себя в очень красивом месте. Там, в Заволжье, протекают и до сих пор никуда не впадающие реки. Большой и Малый Узень [17]17
  Эти реки протекают по территории Самарской области, граничащей с Астраханской и с Уральской областями.


[Закрыть], в пески уходят. Вот в овраге, по которому Малый Узень протекал, и была, по-видимому, усадьба этого самого Всеволожского. На его склоне, в очень красивом месте, он и велел себя похоронить.

Сперва мой дед, потом бабка разыскивали это место и нашли. В 1911 году я вместе с бабушкой ездил туда уже конкретно разыскивать могилу эту. И нашли камень, на котором тогдашним языком было высечено, что «здесь покоится Иван Васильев Всеволожский, кой по проискам прохвоста курляндского Бирона принужден был бежать из Санкт-Петербурга, осел в здешних местах, всю жизнь сражался с хивинцами и охранял торговые караваны. Смертельно будучи ранен в бою с хивинцами, скончался волею Божьей, прибыв домой...» Я уж забыл когда. И бабушка поставила там простенькую ограду вокруг памятника.

Еще одним чудаком из Всеволожских был младший брат моего деда, которого я еще застал и хорошо знал. Брат моего деда был морским офицером и всю свою жизнь прожил старым холостяком. Он отличился в турецкую кампанию 77-78 годов на Кавказе и на Черном море. Он на Черном море успешно применил брандеры против турецкого флота, тогда в основном еще деревянного. Брандер – это лодка парусная небольшая, очень ходкая, к длинному бушприту которой впереди присобачена была бомба. Два добровольца – один офицер и один матрос, по положению,– садились в эту лодку при попутном ветре и, подыскивая подходящие условия, разгонялись полным ходом против неприятельского корабля, который по ним палил с переменным успехом. Но они обыкновенно успевали боднуть его в бок этой бомбой. Это было главное дело – боднуть его бомбой, которая взрывалась и разбивала корабль.

Это не всегда кончалось смертью добровольцев. Заблаговременно они выскакивали в море и вплавь старались спастись. Так произошло и с этим моим внучатым дядюшкой, братом моего деда. Повезло им очень. Он и матрос умудрились взорвать таким образом флагманский линейный турецкий корабль. А сами сиганули, значит, в море, до взрыва еще. Это было недалеко от берега пустынного. Они выбрались на какую-то косу и, в общем, спаслись. За это моего внучатого дядюшку наградили, по преданию, золотым Георгиевским оружием, и солдатским Георгиевским крестом, и офицерским Георгием IV степени, белый крестик такой. Ну, и Георгиевским крестом, конечно, матроса, который с ним был. После этого мой дядюшка очень быстро карьеру начал делать. Тогда он был не то капитаном II ранга, не то капитан-лейтенантом, а потом сразу сделался капитаном I ранга, потом контр-адмиралом, вице-адмиралом и, наконец, полным адмиралом и вышел в отставку.

Был он знаменит вот еще чем. В конце ХК века, в 80-е годы, будучи уже вице-адмиралом или полным адмиралом, он со своей учебной флотилией находился в Средиземном море в учебном плаванье. Шли они от порта к порту, останавливались, потом шли к следующему порту. И так доехали до Тулона. А недалеко от Тулона, во-первых, Ницца, а во-вторых, Монте-Карло. И он решил попробовать игрануть. Считался он человеком бедным по тем временам, никаких капиталов у него не было. Жалование, конечно, адмиральское. Но адмиральское жалование не делало человека богатым. Адмирал получал какие-то пять-шесть тысяч в год. Ведь и министерские жалования в царское время были не очень высокими. Вот инженеры-строители, мой отец, например, двойное министерское жалование получал, двадцать четыре тысячи в год. Это, действительно, человек делался богатым. Профессор Московского университета, ординарный профессор, получал, по-моему, пять или четыре с половиной в год.

Так вот, он отправился, значит, в Монте-Карло, взял с собой какое-то количество золотых двадцатифранковых и десятифранковых монет и решил их проиграть. Он не был игроком и вообще никакого вкуса к игре не чувствовал, но никак не мог долгое время проиграть эти свои франки. А потом вдруг пошло, и пошло, и пошло. И с ним приключилась довольно редкая история: он сорвал банк в Монте-Карло. Сорвать банк – это значило выиграть какую-то очень большую сумму, не помню – три миллиона или пять миллионов франков. Одним словом, на этот день банк прекращал платежи, до следующего дня закрывалась вся эта игорная музыка. Ну, выплатили ему эти деньги. Он послал длинную телеграмму братцу своему, моему дедушке: «Присмотри недалеко от Конедполья, я помню, есть хорошее имение, я любые деньги заплачу...»

Написал и отправил, к счастью, по телеграфу несколько тысяч франков на срочные нужды по именьицу деду моему, своему брату, у которого он обыкновенно жил во времена отпуска и когда делать было нечего. И поехал дальше со своей эскадрой, от порта к порту. Был он не пьяница, так выпить мог, конечно. Какой же моряк не пьет. Но, вообще, он был не игрок, не пьяница, не кутила. Но, приезжая в порт, он открывал рестораны для местного населения на день, на два, кое-где даже на три. То есть все могли пить, есть, а расплачивался он. А самое замечательное, что из Константинополя он своему брату послал телеграмму: «Пришли 100 рублей на обратную дорогу». Умудрился все эти миллионы оставить в Средиземном море.

Я еще помню, когда гимназистом вместе с родителями до первой мировой войны за границу ездил, мы проехали по целому раду портов и городов по берегам Средиземного моря, и по африканским, и по европейским. И вот начиная с итальянских портов, с Неаполя, потом Палермо, затем... Вот, Господи, куда перенесены мощи Николая Угодника? В Бари, на Адриатическом побережье Италии. Мы специально ездили посмотреть на мощи моего патрона, потому что дед мой Всеволожский Николай Васильевич был. Тоже Николай. Мамаша – Надежда Николаевна. Она хотела потом рассказать своему отцу, что она побывала у его патрона, а он и мой, кстати. И вообще очень уважаемый нами всеми святой, потому что самый занятой и рабочий святой. Он всеми ведает: и рыбаками, и охотниками, и учеными, между прочим, и лесным делом заведует. И скотами бессловесными, путешественниками, географами и всякой такой публикой. Очень занятой святой. Так вот, мы слышали разговоры... это было, значит, до первой мировой войны, через 12—15 лет после поездки этого моего внучатого деда. Население этих городов рассказывало, как il conte russo – русский граф, значит, открывал, оказывается, народишку на три дня ресторации, траттории, во всех этих портовых городах. Таким образом, действительно, можно несколько миллионов просадить. Так что, был человек!

Он вышел в отставку полным адмиралом. Это Высокопревосходительство, редкий чин. Полных адмиралов, так же как фельдмаршалов, в России было очень мало. На 25 лет – один. И жил у деда в имении, в Конецполье. И с ним жил вот тот выживший с ним матрос, который тоже вышел в отставку, когда вышел в отставку адмирал-то его, и остался у него в качестве чего-то среднего между другом, приятелем, камердинером, мастером на все руки и всякая такая штука. Очень симпатичный старик был, лет на 15—20 моложе своего шефа. Я тогда адмирала помню, когда ему уже свыше 80-ти было. Он говорил, что когда состарится, а 85 лет – довольно жизни, то застрелится из своего нагана. Он деду сказал только: «Ты знаешь, чтобы меня не с собаками зарыли, а похоронили по-православному, ты уж сжульничай, подмажь там каких-то земских врачей, чтоб признали временное помешательство». Так все это и произошло в 1906 или 1907 году, через несколько недель после того, как он отпраздновал свое 85-летие.

А до того – это тоже было на моей памяти – произошло следующее. Дед мой, конечно, в земстве работал по мере сил. Земские всякие деятели собирались обыкновенно у него, он был по возрасту старший, ему было тогда далеко за 80 лет. И этот адмирал из своих апартаментов иногда слышал, как в малом зале эти земцы орали, кричали, спорили.

Тогда самое острое дело в Калужской губернии было следующее. Посадили туда какого-то страшно неприятного губернатора из немцев прибалтийских. Такого сухого немца, крайне реакционного, который земским деятелям пакостил, где только мог. А они тогда добивались организации ветпунктов по-теперешнему – ветеринарных точек, как тогда называлось, для предупреждения и лечения всяких эпизоотии и т.п. А губернатор им чинил препятствия.

Этот адмирал все слушал, слушал и однажды приходит на собрание к земцам и говорит: «Вы, господа, все чушь какую-то городите, не умеете совершенно действовать. Поручите мне, я вам через некоторое время подписанное губернатором разрешение привезу». Велел заложить большую карету четвериком с кучером. Кучера в парадную кучерскую форму облечь, а сам с этим своим бывшим матросом парадные мундиры надели. Матрос – свой боцманский, а адмирал – адмиральский мундир со всеми орденами и прочими регалиями и оружием золотым георгиевским. И в карету велел посадить полдюжины овец. И поехал в Калугу.

Рано утром выехали. До Калуги примерно километров 50 будет, на четверике они пять часов примерно ехали. При въезде в Калугу бывший боцман стал на запятки. Подкатили они к губернаторскому дому. Соскочил с запяток боцман в парадной форме, открыл дверцу, вышел полный адмирал во всех регалиях. Его Высокопревосходительство. Полная ажитация! Выскочил на крыльцо камердинер губернаторский. Двери распахнулись, Его Высокопревосходительство вошло в переднюю. Там ожидал уже губернатор с протянутой рукой, бросившись встречать Его Высокопревосходительство. Его Высокопревосходительство не заметило протянутой руки и заявило кратко: «Я к тебе по делу». А губернатор как назло был даже не действительным статским советником, а только по должности превосходительством, а по чину – статским советником, высокородием. «Я к тебе по делу. Я вот от земцев слышал, что ты чинишь препятствия к организации ветеринарных пунктов в губернии. Конечно, земцы тебя победят в конце концов, но мне ждать некогда, я шесть своих овец привез к тебе. Лечи. Запрещаешь ветпункты открывать – лечи сам». И говорит своему матросу: «Ну-ка, выводи их». И тот стал одну за другой выгружать из кареты этих овец. Ну, губернатор тут начал заикаться: «Ваше Высокопревосходительство, меня неправильно поняли».– «А ежели неправильно поняли, так возьми своего делопроизводителя, и пусть напишет бумагу, что все в порядке. Пусть открывают свои ветпункты, когда хотят, где хотят и могут».– «Да, конечно, я всегда готов и рад».

И действительно, тут все было мобилизовано. Через полчаса подписанная и вице-губернатором и губернатором бумага с разрешением была получена. После чего Его Высокопревосходительство заехало в какой-то калужский ресторан, там они с боцманом пообедали и отправились обратно. Значит, за сутки проделали сто верст. А ему было за 80.

Теперь часто люди устают от езды. Я вот от езды не устаю, потому что всегда уверяю, что это машина может устать, а я сижу, еду, чего мне уставать. И в электричке я не устаю, ежели сидячее место. Сижу себе и еду. А она пыхтит.

В те же времена, в XVIII веке, с отцовской стороны был занятный Тимофеев. Он был моим... дед... прадед... прапрадед... Моим прапрадедом он был, пожалуй. Его, как и Всеволожского, Петр I отправил за границу учиться каким-то наукам, кажется, землемерию и геодезии. Вернувшись, он всю жизнь протрубил, в сущности, землепроходцем. С частями казаков ходил на освоение восточносибирских, камчатских земель. Но чудак был преизрядный. Он очень интересовался всякими науками, путешествиями и сам что-то такое придумывал в области физической географии и смежных дисциплин. Старым уже человеком, лет под 75, он в чине бригадира вышел в отставку и поселился в своем маленьком имении в Калужской губернии, Аксютино, Хишутино тож. И продолжал заниматься последней заинтересовавшей его проблемой – проблемой Гольфстрима.