355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Калиниченко » Мост из слоновой кости » Текст книги (страница 1)
Мост из слоновой кости
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 10:46

Текст книги "Мост из слоновой кости"


Автор книги: Николай Калиниченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Николай Калиниченко
Мост из слоновой кости

Мы не живем вдали от дома, – думал Константин Севрюгин, настороженно вглядываясь в черно-белый прямоугольник экрана. – Дышим, двигаемся, делаем свое дело. Но не живем. Когда мы устремляемся в очередной вояж, наше тело превращается в сложный манипулятор, гениальную марионетку с миллионом функций. А душа… душа привязана к родному очагу. Монохромный призрак, зависший в густой тьме лектория, – даже не фотография, а всего лишь фантом, сотворенный лучами проектора, – обладал чудовищной силой. Сейчас эта сила только готовилась, сжималась тугой пружиной, чтобы в нужный момент распрямиться, отрывая Севрюгина от дома, и швырнуть в неизвестность.

Их было четверо. Три особи чуть в отдалении, и одна взята крупно. Прямоходящие, двуногие, с большими головами, над которыми подобием шевелюры возвышались причудливые костяные гребни. «Четыре пальцевидных отростка разной длины, первый и четвертый противостоящие, – вторгся в размышления Севрюгина голос докладчика, – обнаружены на планете Кетро археологической экспедицией известного омниведа доктора Ауреола Гогенгейма… вступили в контакт три недели назад».

Напряженная тишина аудитории наконец разрешилась шумом. Севрюгин закрыл глаза. В полной темноте гул голосов еще больше напоминал прилив. Сквозь акустическую какофонию до него долетали обрывки доклада: «…примитивные орудия труда… постройки… язык… артикуляция… по всей видимости, вырождение… местные условия… близость океана».

«Океан, – подумал Севрюгин. – Там есть океан…»

* * *

Его встретили еще на орбите. Хмурый коренастый пилот был похож на гнома Ворчуна из сказки про Белоснежку. На голове подобием колпака поблескивал шлем. За спиной пилота растопырил стабилизаторы обшарпанный челнок-унибот, на борту которого поверх инвентарного номера красовалась надпись «Финн».

Вместо приветствия Ворчун нетерпеливо мотнул головой в сторону катера. Садись, мол.

Не успел гость устроиться в кресле, как аппарат рванул с места под праздничную иллюминацию аварийных индикаторов.

Снижение было стремительным. Пассажир едва успел заметить сиреневую линзу большой воды, туманный абрис берега в сепии легких облаков и бордовое покрывало леса, из которого вырастали желтоватые гребни скал. Величественная картина быстро приблизилась, обняла снижающийся катер, чтобы через секунду смениться непроглядной темнотой. Дальше последовал резкий толчок, и машина наконец замерла.

– Приехали! – прохрипел пилот.

Севрюгин с удовольствием выбрался из кресла и полез наружу.

Темнота вокруг на поверку оказалась не такой уж непроглядной. В нескольких шагах от катера возвышалась скальная стена, увитая корнями растений. Сверху, из прорехи в листве, оставленной униботом, отвесно падал столб белого света, в котором уже роились тысячи мелких созданий. Танец бесчисленных тел в толще солярной колонны завораживал, и Севрюгин не услышал, как пилот приблизился к нему сзади.

Удар был силен, но недостаточно точен. Константин упал, однако сознания не потерял и тут же перекатился на спину.

Ворчун возвышался над ним. В правой руке пилота маслянисто поблескивало что-то хищное и острое. Гном был без шлема – очевидно, оставил в кабине, – и значок статуса между бровями отлично просматривался. В полумраке ущелья цифры слегка светились. «Девятнадцать, – подумал Севрюгин. – Дьявол, девятнадцать!» Отметка проступала у людей со статусом ниже 25 – как предупреждение для добропорядочных граждан. Те, чей уровень опускался ниже 18, считались потенциально опасными и отправлялись в зоны отчуждения. Людей, обитающих в зонах, называли лостами, от английского «Low status», и с ними лучше было не связываться.

– А-а, заметил, – прорычал пилот с сильным ирландским акцентом, – шпик поганый!

– Вы напрасно это затеяли, гражданин, – Севрюгин попытался встать, но тут же получил тычок в грудь. – О моем прибытии знают и здесь, и на Земле. Ваш начальник…

– Начальнику плевать. Он же Гогенгейм! Его папаша Филипп, чертов бессмертный магнат, давно купил половину мира. Мерзавец! Ему до меня не добраться. Я здесь окопался, да-да. Кулх О'Райли останется здесь. Слышишь, гра-жда-нин?

«Убьет? – промелькнуло в голове Севрюгина. – Глупости! Но если все-таки… может, оно и к лучшему». Он закрыл глаза и тут же услышал прибой. Океан всегда был рядом. Величественный, древний, страшный. Вызванный бесконечными тренировками из первобытных областей сознания, он готовился вырваться нарушу. Этот язык знают все. Он существовал всегда. Константин открыл глаза.

О'Райли словно с размаху налетел на невидимую стену. Черты красного отечного лица исказились, глаза вылезли из орбит, нож выпал из сведенных судорогой пальцев. А в следующую секунду Ворчун уже корчился на земле, извергая потоки мутной желчи.

Когда судороги прекратились, Севрюгин подошел к лежащему пилоту. Тот был совершенно обессилен.

– А теперь послушайте, гражданин. Если бы вы кому-то понадобились на Земле, то сюда бы прилетел не я, а полицейский пристав. Но будь вы хоть сам сатана во плоти, никто все равно не придет за вами, потому что это слишком дорого.

Константин помог пилоту подняться и дойти до унибота.

– Вам сейчас вредно вести машину. Задействуйте автоматику, а сами садитесь в кресло, – велел Севрюгин.

* * *

Аппарат вырвался из ущелья внезапно. Яркая, невозможная синева полуденного простора ослепила, затопила до краев и медленно отхлынула, разделившись на усеянную бликами поверхность моря и высокий купол небосвода, ниспадающий к горизонту оттенками чистейшей бирюзы.

Катер заложил крутой вираж. За мощным форштевнем высокого утеса располагалась ровная скальная стенка. Отвесная поверхность, почти лишенная выбоин и какой бы то ни было растительности, имела равномерную светло-серую окраску, становясь темнее у кромки воды. Стена тянулась на весьма внушительное расстояние, чтобы уткнуться в шершавый бок еще одной массивной скалы.

«Вот оно», – подумал Севрюгин, и в тот же миг катер пошел на снижение.

* * *

Безлесый каменный карниз тянулся от места посадки в сторону дальнего утеса. Ровная, как стол, прокаленная солнцем, покрытая ржавой пылью пустошь, ограниченная обрывом с одной стороны и частоколом красноствольных бамбуковидных зарослей с другой.

И по этой карликовой пустыне навстречу Севрюгину двигались два весьма занятных персонажа. Один из них был тощий, обнаженный по пояс паренек. Он шел медленно, засунув руки в карманы свободных летних брюк. Глаза и лоб подростка скрывались под нечесаной копной густых каштановых волос. Рядом перебирал паучьими конечностями долговязый одолитовый цилиндр. Гладкий матовый корпус венчала продолговатая сенсорная платформа-голова, завершающаяся подобием клюва.

– Полин, – представился молодой человек. – Меня встретить вас послали. А это Аркаша. Аркаша! Сейчас же поздоровайся с гражданином.

Цилиндр издал серию отрывистых гудков.

– Впервые вижу аппарат такой конструкции, – удивился Севрюгин.

– Штучная работа, – похвастался Полин. – Таких аппаратов больше нигде нет. Аркаша – археологический автобот. Он все-все понимает, но говорить может только со мной.

– Неразговорчивый, значит?

– Редкая операционка. Совместима только с моей гарнитурой, – неохотно пояснил Полин. Похоже, ему нравилось думать о роботе, как о живом существе.

Вместе они двинулись вдоль карниза. Стайки миниатюрных крылатых рептилий, испуганные присутствием людей, вспархивали из-под ног, стараясь убраться подальше от подозрительных пришельцев. И тут только Севрюгин обратил внимание на причудливый рисунок, покрывающий спину и плечи парня. Изображение двигалось, меняло цвета. Строгие геометрические фигуры соединялись с затейливым плетением кельтских узоров.

– Какой у тебя рисунок на спине интересный. Впечатляет!

– На самом деле этот скринсейвер уже надоел, – грустно сказал Полин, – но все остальные слишком… э… странные. Папа не разрешает.

– Активная татуировка! Будучи студентом, я мечтал о такой. Да что там, наверное, и сейчас мечтаю, – вздохнул Константин.

– Татуировка? Не-ет, – молодой человек рассмеялся. – Татуировки – вчерашний день. Это напыление из микропроцессоров. Жалкие двести терабайт – все, что мне разрешили взять с собой. Работают на солярной энергии, как и Аркаша. Поэтому мы время от времени ходим вместе на карниз – зарядиться.

– Этот специфический цвет… – Севрюгин поднял с земли осколок сероватого камня. – Скажи, долина имеет вулканическое происхождение?

Паренек резко обернулся. Его лицо приобрело странное отсутствующее выражение. Рот открылся, судорожно, по-рыбьи втягивая воздух, а затем Полин принялся говорить – торопливо, проглатывая окончания:

– По данным Иркутского института астрогеологии долина представляет собой вулканический цирк диаметром двадцать миль, – вдох. – В результате эрозионных процессов, а также ряда тектонических подвижек, западная стена кратера частично разрушилась и опустилась на шельф, – вдох. – Таким образом, сегодня береговая линия проходит по месту разлома. Геологический разрез представлен….

Третий приступ словоизлияний прекратил Аркаша. Он выпростал из своего корпуса суставчатый манипулятор, завершающийся подобием совка, и ощутимо приложил своего поводыря между лопаток.

– О-о-о… Ах! – Полин вытянул из кармана мятый платок и принялся вытирать рот.

– Простите, я забыл… вас предупредить, – Полин достал из кармана пузырек с таблетками, высыпал несколько на ладонь, бросил в рот. – Проклятая ИНФлюэнция! Это еще хорошо, что вы один вопрос задали. На два меня бы так прихватило! Пришлось бы инъекцию делать, а я их ненавижу даже больше, чем гречку.

Человечество сумело победить ОРЗ и одолеть ангину, но на смену им пришло заболевание новой эры – информационный насморк. Прямой вопрос, обращенный к больному, мог вызвать у того непроизвольный выход в Сеть. Добравшись до необходимого ресурса, несчастный принимался пересказывать всю информацию, связанную с вопросом. Приступы могли быть разной степени тяжести: от обычного кашля до инсульта.

«Потрясающе, – подумал Севрюгин. – Агрессивный лост-пара-ноик в качестве пилота, а теперь еще инфоман. Не экспедиция, а какой-то паноптикум!»

Полин потрогал спину. Скривился.

– Черт! Больно. Ты зачем туда бил? – напустился он на робота. – Мог повредить компьютер!

Аркаша убрал часть сенсоров в корпус, а голову-клюв возмущенно отвернул в сторону, отчего сделался похож на обиженную птицу. Дальнейший путь они проделали в молчании.

– Вон тропинка на базу. Тут рядом, не заблудитесь. Ваша палатка номер семь. – Полин указал на проход между красными стволами. – А мы – на раскоп.

* * *

Палатки располагались буквой «П». Аккуратные блоки из белого материала. Последнее слово в туристической индустрии – они не только поддерживали внутри необходимую температуру, но были совершенно непроницаемы для внешних воздействий. Умная ткань палаток могла принимать различные формы, в зависимости от программы превращаясь то в кабинет ученого, то в гнездышко для новобрачных.

В центре импровизированного двора было устроено кострище. Сейчас огонь не горел, и расставленные по кругу скамьи пустовали. Чуть поодаль темнел колченогий мангал. Константин направился к палатке под номером 7. Он уже хотел войти, как вдруг услышал доносящиеся из соседнего шатра крики. Виной тому, что звуки проникали вовне, был небрежно отброшенный клапан. Севрюгин невольно прислушался.

– …Не можешь решиться… слабак… я лечу черт знает куда, а ты… – первый голос явно принадлежал женщине, второй был низкий, рокочущий, в нем чувствовались сила и скрытое раздражение. Мужчина говорил слишком тихо, и слов было не разобрать.

– В таком случае, прощай! – взвизгнули в палатке, громко и отчетливо, как будто от самого входа. Не желая быть увиденным, Константин шагнул в тамбур собственной палатки, однако продолжал наблюдать за происходящим через оставленную щель. Не успел он скрыться, как из соседнего шатра вырвалось чрезвычайно расстроенное загорелое создание, все в слезах и облаке летящих рыжих кудрей. Незнакомка гордо вскинула голову и устремилась прочь из палаточного городка.

«Хороша», – подумал Севрюгин, разглядывая стройные ноги и упругие ягодицы, едва прикрытые узкой полоской купальника.

Усилием воли он заставил себя отвернуться от загорелых прелестей юной скандалистки. Заблокировал полог, подключился к операционной системе лагеря. Помедлил, выбирая интерьер. Наконец решился и активировал одну из конфигураций. В тот же миг помещение за тамбуром преобразилось.

– Подождите, пока ваши апартаменты окончательно загрузятся, – пропел звонкий голосок, и почти сразу же послышалось веселое: – Добро пожаловать!

Севрюгин вошел, с удовольствием отмечая качество проработки деталей, заметил душевую и решил оставить дальнейший осмотр территории на потом.

Упругая пленка «Reebok», заменявшая ему одежду в полете, утратила плотность и быстро растворилась, оставив в воздухе мимолетный аромат хвои. Горячая струя воды наконец добралась до тела.

По завершении водных процедур Константин насухо вытерся мягким полотенцем и тут же отправил его в отверстие деконструктора. Вышел в комнату, на мгновение остановился перед зеркалом: невысокий крепкий мужчина, удлиненное лицо, острый подбородок, серые глаза, седые волосы до плеч, веке в XXII ему дали бы бодрые пятьдесят, не больше – с наслаждением опустился в кресло, снова связался с системой. Скопировал и распаковал файл с одеждой. Бегло просмотрел список, все ли взял. Носки, как обычно, остались дома. Зато шорты, гавайские рубашки и шлепанцы имелись в избытке. Севрюгин хотел было заказать сразу все недостающее, но жизнерадостный голосок сообщил, что картридж с наноматериалом подходит к концу. Свежескормленное системе полотенце погоды не делало. Пришлось ограничить аппетиты.

Он как раз надевал чуть тепловатую после синтеза рубашку, когда система разразилась оглушительной соловьиной трелью звонка.

– Впустить, – скомандовал Севрюгин.

Как только команда была выполнена, полог отлетел в сторону, и внутрь ворвался долговязый, худой, загорелый дочерна бородач. Из одежды на нем были рубашка с коротким рукавом, белая кепка и плавки. На ногах красовались чрезвычайно пыльные ботинки неопределенного цвета.

– Что вы сделали с О'Райли? – прогремел вошедший. – Он словно побывал на том свете!

– Ничего особенного, – пожал плечами Севрюгин, – мы просто поговорили.

– Хватит паясничать! Вы применяли к нему лингва магнус!

– Вот мы с вами и встретились, доктор Гогенгейм, – улыбнулся Севрюгин.

– Вы не имели никакого права использовать это. Слышите, никакого! Ни один статус не позволяет…

– Лучше объясните, какие полномочия позволяют допускать лоста к пилотированию унибота? Зачем он вообще здесь? – парировал Севрюгин.

– Отец был против, – мрачно сказал Гогенгейм и, как видно, разозлившись на то, что открылся незнакомому человеку, снова перешел в атаку. – Так зачем же мой достопочтенный бессмертный папаша-небожитель послал вас?

– А с чего вы взяли, что меня отправил на планету ваш отец?

– Опять кривляетесь? Впрочем, извольте – объясню. Опустим идиотские страхи О'Райли. Он вечно несет что-то о зонах и полиции. Конечно, вы с проверкой. Но не из ученого совета. Эти самовлюбленные индюки никогда не забывают перечислить в уведомлении все свои замшелые регалии. В вашем файле написано просто «специалист», а уровень доступа выше 96, то есть вы не имеете права изучать мое нижнее белье, но все остальное должно быть в вашем полном распоряжении. Безликий специалист, владеющий лингва магнус, с доступом правительственного уровня не может быть никем иным, кроме как функционером «Ретротех Технолоджис».

– Что ж, ваше нижнее белье и так на виду, – Севрюгин указал на плавки, – а всем остальным я, пожалуй, займусь после обеда.

– Столовая в шестой палатке, – буркнул Гогенгейм. Было видно, что он решил временно отступить, но до конца не сдался. – Ходите, где хотите, гражданин, но не мешайте работать. Терпеть не могу бесполезных людей.

В столовой было пусто и солнечно. Севрюгин разместился в уголке у окна. Вызвал меню, отстучал на обшарпанной столешнице короткий заказ. Сенсорная панель мигнула, материализуя приборы, а еще через мгновение перед Константином исходила пряным паром тарелка темно-бордового, восхитительно густого борща. Путешественник с удовольствием намазал горбушку «Бородинского» чесноком, зачерпнул изрядную порцию ослепительно-белой сметаны и аккуратно опустил ее на дымящуюся поверхность ароматного варева. Теперь немного черного перца, кусочек прозрачного, со слезой, сала на язык и заиндевевшую рюмку «Первопрестольной» – быстро, но не резко, в самое нутро. Ах!

Автоповар оказался на удивление хорошо отлажен для археологической столовой. Вкусовые качества блюд были на высоте. Но еще большее удивление Константин испытал, когда система, отключаясь, вместо обычного «Приятного аппетита, гражданин!» выдала цветистую фразу на украинском.

Причина такого необычного явления обнаружилась через несколько минут. Ее, а вернее, его звали Остап Журибеда. Огромный, шумный, веселый, он вошел и тут же заполнил собой все небольшое пространство столовой. Он бродил вокруг Севрюгина, задевая столы и натыкаясь на табуреты, шевелил пышными усами, энергично жестикулировал, постоянно шутил и сам же громогласно смеялся над собственными остротами.

– От же ж я и говорю. Не ожидал, что к нам шпика, то есть контролера-то пришлют, – радостно заливался Журибеда, – ну и перепрограммировал трохи систему, чтоб было як дома. Но вы не журитесь, Константин Лазаревич, ежели щё, можно и обратно все законтрапупить.

– Не вздумайте! – испугался Севрюгин, в желудке которого настала такая мягкая и теплая благодать, какой он не испытывал уже очень давно. – А то напишу замечание!

– И то правда! – засмеялся Остап. – Я как запах борщечка учуял, сразу понял: наш человек приехал.

– А что, другие не возражают против национальной кухни? – поинтересовался Севрюгин, размышляя, не заказать ли еще рюмочку.

– Так же ж нет, почитай, никого. Гоги ребят подальше отослал. Старик Яков, Хенк и Тетка с дочкой копают колодец рядом с восточной стеной и сюда приходят только покемарить, а Пьетро и Баронет совсем далеко, у дальнего отрога. В лагере практически не показываются.

– Гоги? – переспросил Севрюгин, пытаясь представить, как же на самом деле выглядят эти Яковы и Хенки.

– Да Ауреол наш, Гогенгейм! Он ведь никак с Аделью сладить не может. А при всех скандалить неудобно.

– Она его невеста? – Севрюгину вспомнилась рыжеволосая красотка из восьмой палатки.

– Как же, невеста! Из пышного теста! – ухмыльнулся Журибеда. – Аспирантка она его, по левому борту. О как! А вы будто и не знаете, что доктор женат. Ха-ха! Наверное, все файлы перед проверкой-то перетряхнули, – тут он хитро подмигнул Севрюгину, шумно плюхнулся за соседний столик и принялся набирать заказ.

– Настукайте и мне пятьдесят граммов, – наконец решился Константин.

Напиваться он не собирался, но от украинца исходила такая разгульная бесшабашность, что одной рюмкой дело не ограничилось. Вскоре они перешли на «ты», и беседа стала еще более оживленной. Выяснилось, что в экспедиции каждый участник, кроме своих основных обязанностей, выполняет несколько дополнительных. Остап, палеонтолог по образованию, занимался также разведкой территорий и поиском других руин омни, но одновременно с этим был ответственным по кухне и поддерживал связь с двумя другими группами археологов. На рыжей Адели, помимо научных изысканий, висел мед-блок. Но больше всего Севрюгина поразил пилот О'Райли, который по основной профессии оказался экзобиологом. Причем Журибеда говорил о нем весьма уважительно и называл «светлой головой». На вопрос о юноше с необычной татуировкой Журибеда безнадежно махнул рукой.

– Полишка? Бедный хлопчик. Сын нашего атамана. В компьютерах шарит – будь здоров, но вот ИНФлюэнция его, да и батькины причуды…

– Неужто родной сын? – подался вперед Севрюгин.

– Та ни – приемный. В том-то и беда, – Остап поднял рюмку, повертел в коротких пальцах, поставил на стол. – Жинка Гогина его в Зоне подобрала. Полин супругу доктора за мать считает. Лететь, говорят, не хотел. Но отец остаться не позволил.

– Прямо чудовище какое-то, – хмыкнул Севрюгин, вспоминая рассерженного бородача.

– Да как сказать, – Журибеда покачал большой белобрысой головой. – Гоги, конечно, человек непростой. Что называется, «с прошлым». Здесь ты лучше меня, наверное, знаешь. А специалист он, каких мало – это точно!

То, что на предложение Остапа «заспивати» ему удалось ответить вежливым отказом и пойти-таки спать, Севрюгин всерьез считал большим личным достижением. Когда он наконец выбрался из столовой, подгоняемый протяжным «Горела сосна…», ослепительный полдень давно уже смягчил свой нестерпимый блеск и склонялся в сторону ясного, бархатного вечера. Из темной киновари леса доносились веселые голоса. Очевидно, это загадочные Яковы и Хенки возвращались «кемарить» в лагерь прямиком из колодца. Севрюгин хотел было остаться и посмотреть на этих чудных зверей, но потом решил, что здоровый крепкий сон сейчас куда важнее новых впечатлений.

Когда Константин очнулся, помещение заливал странный зеленоватый свет. Он проникал сквозь распахнутый настежь вход. «Становлюсь похожим на местных обитателей. Забываю дверь за собой прикрыть», – сокрушенно подумал Севрюгин. Странное дело, голова у него совсем не болела. Это было даже как-то обидно, учитывая, какое количество «Первопрестольной» они с Остапом уговорили. Константин шагнул наружу и тут же почувствовал легкое покалывание в левой ягодице. Значит, инъекция. Умная кровать оценила его состояние и оперативно разделалась с грядущим похмельем.

– Надо завести такую же дома, – проворчал Севрюгин. Направляясь по тропинке к обрыву, он безуспешно пытался вспомнить название местного спутника.

Источником сияния, как выяснилось, была вовсе не луна. Светился океан. Тысячи фосфоресцирующих морских организмов поднимались на поверхность. Светляков становилось все больше, и вот от самого крупного скопления огней отделился и устремился к небу светящийся шар цвета спелого лимона. Чем выше возносилась сфера, тем слабее становилось свечение, но к небесам уже стартовали все новые и новые снаряды, наполненные лимонным огнем. У Севрюгина возникло ощущение, что он стал невольным свидетелем какого-то скрытого, запретного ритуала. При свете дня параллели с земными пейзажами напрашивались сами собой, но вот наступила тьма – и перед наблюдателем открылся истинный лик планеты. Словно все показания зондов и заключения комиссий о полном террасоответствии были фикцией.

Свет, источаемый огненными сферами, походил на искусственный, и от этого казалось, будто все вокруг: море, камни, растения и даже смутные громады дальних утесов – помещено в колоссальный ангар, эдакую титаническую съемочную площадку. Ассоциация получилась настолько убедительной, что Константин всерьез стал оглядываться вокруг в поисках нервного человека с рупором в руке: направо – узкая полоска скального уступа, едва поблескивает за рощей одолитовый бок катера; позади – светлая нить тропы, белеют крыши палаток; слева – плоский, лишенный почвы карниз, каменный фронтир между твердью и бездной. Севрюгин вздрогнул.

В отдалении, на самом краю обрыва, кто-то стоял. Меркнущее лимонное зарево едва освещало неподвижную фигуру, черный нарост, нарушающий равномерность пустынного берега. «Наверное, это кто-нибудь из археологов», – решил Константин. Он хотел окликнуть неизвестного собрата по ночным прогулкам, но отчего-то не решился, а вместо этого развернулся и едва ли не бегом двинулся к палаткам. На сей раз полог он закрывал с особой тщательностью.

* * *

Раскоп представлял собой сложную систему углублений с ровными краями и четко обозначенными углами. На дне вместо базальтового основания располагалась необычная структура, больше всего напоминающая сеть окаменевших кровеносных артерий. В одной из выемок копошился Аркаша. Блестящая поверхность корпуса долговязого унибота оживилась тремя десятками манипуляторов. Каждая суставчатая конечность занималась своим делом, разрабатывая, зачищая и фотографируя срез на разных уровнях. Доктор Гогенгейм метался вокруг углубления, время от времени хищно бросаясь вниз, и отдавал короткие сердитые команды Полину. Мальчик расположился на краю выработки, спрятав свою пышную каштановую шевелюру под невероятных размеров соломенной шляпой. Перед молодым человеком плыли в воздухе светящиеся символы голографического интерфейса.

Поглощенные работой отец и сын не замечали присутствия Константина, и он медлил, не желая вмешиваться в процесс.

Солнце припекало. Над землей и скалами колыхалось мутное марево. В небе над раскопом лениво проплывали ящерицы.

Адель появилась неожиданно, словно из-под земли, а точнее, из ближайшей траншеи. В пользу этого говорила запыленная одежда. На плече девушки висел небрежно свернутый в трубку инженерный планшет экраном наружу. По поверхности тубы плыли стайки символов омни вперемешку с общеупотребимыми литерами лингво вульгарис – похоже, Адель занималась переводом.

– Работаете, мальчики? – девушка, милая, улыбчивая, веселая, словно и не было вчерашней истерики, остановилась на краю углубления и с любопытством посмотрела вниз. – Что-нибудь есть?

– Глухо, совершенно глухо! – из отверстия появилась взъерошенная шевелюра Гогенгейма. – Горизонты безмолвствуют. Никаких культурных отложений.

– А что основание?

– Ничего нового. Повторяющийся узор и те же маркировки, что и в других выработках. Сканирование по периметру выявляет несколько аномальных зон, но, судя по углу залегания и форме, это просто камни, – ученый отер выступивший на лбу пот. – Что-то жарковато сегодня…

– А ты без головного убора! Кепку опять в лагере оставил? – Адель уперла руки в бока. – Вот, бери пример с сына. Кстати! Полину пора принимать лекарство.

Остающийся до этого времени совершенно безучастным к разговору мальчик поднял голову.

– Я хочу напомнить гражданке Пастер, что она не приходится мне родственницей и ей должен быть совершенно безразличен мой рацион, – Полин говорил плавно и немного нараспев, словно готовил речь заранее.

– Я всего лишь выполняю обязанности врача в экспедиции, – Адель умоляюще посмотрела на Гогенгейма.

– Да, конечно, и поэтому живете в одной палатке с моим отцом. Он что, болен? – Полин поднялся на ноги, снял шляпу и теперь в упор смотрел на Адель. Худенький паренек и симпатичная загорелая девушка. Севрюгину подумалось, что не знай он правды, то принял бы их за брата и сестру.

– Нет, это ты болен! Злобная маленькая тварь! – Адель резко развернулась и бросилась к лесу.

Гогенгейм одним рывком выбрался из траншеи, подскочил к сыну, схватил за плечи, встряхнул.

– Немедленно догони гражданку Пастер и попроси прощения!

Мальчик не отвечал. Его голова опустилась на грудь, руки повисли вдоль туловища, словно механизм, приводящий в движение это хрупкое тело, неожиданно умер, не выдержав перегрузки. В яме отрывисто гудел Аркаша. Унибот оставил работу и беспокойно перебирал своими многофункциональными конечностями. Он понимал, что хозяевам плохо, но не умел помочь им.

– И не смей симулировать приступ! Я знаю все твои фокусы! – Гогенгейм еще сильнее тряхнул сына.

– Прекратить! – Севрюгин, не торопясь, приблизился.

Ученый вздрогнул и застыл, выпустив мальчика. Его лицо, еще минуту назад искаженное гневом, теперь выражало растерянность, будто весь негатив вдруг унесло ветром, точно крылатую ящерицу. Полин, напротив, полностью пришел в себя и с любопытством смотрел на нового знакомого.

– Это был лингво магнус, да?

– Самую малость, – Севрюгин поднял соломенную шляпу, протянул ее Полину. – Ступай в лагерь. Нам с твоим отцом нужно поговорить.

Паренек покорно направился в сторону карниза. Аркаша вопросительно гукнул, устремив сенсоры на Гогенгейма, но тот по-прежнему хранил молчание. Долговязый цилиндр резко взмахнул верхней группой манипуляторов, что вполне можно было расценить, как пожатие плечами, выбрался из траншеи и устремился вслед за мальчиком.

– Решили прочитать мне лекцию о семейном воспитании, гражданин надзиратель? – голос Гогенгейма был еще слаб, но явно ненадолго.

– Мог бы и прочитать. Но, честно говоря, я пришел совершенно по другому поводу. Нам с вами пора объясниться. Я не обижаюсь на то, что вы зачислили меня в подручные своего отца. Это ваше дело. Но я категорически не согласен с ошибками, которые вы допускаете при раскопках. Стратегия развития выработок и последовательность сканирования горизонтов говорит мне о том, что вы пользуетесь таблицами Монро. Я прав?

– Да, это так. Раскопки на Трио подтвердили состоятельность выкладок Монро, и потом… Постойте! Как вы узнали?..

– Очень прискорбно, Олли, что после стольких лет вы поверили этому англосаксонскому шарлатану. Да он не в состоянии отличить клинопись от огамического письма! Тот успех на Трио – обычное везение. А вы клюнули на раскрученную пустышку, как первокурсник. Черт побери, я ведь считал вас лучшим на потоке!

– Как вы меня назвали? Постойте-постойте… неужели… Профессор? Вы?!

– Теперь уже нет, – улыбнулся Севрюгин, – я больше не преподаю.

* * *

Они сидели на самом краю небольшого скального карниза. Далеко внизу волны штурмовали базальтовый бастион. Маленькая крылатая ящерица выбралась погреться на соседний валун, но тут же взлетела в воздух, испуганная присутствием людей. Константин приложил ладонь козырьком ко лбу и наблюдал, как порыв ветра подхватил и закружил рептилию.

– Значит, все-таки трансплантация, смена парадигмы? – Гоген-гейм пристально разглядывал Севрюгина. Искал знакомые черты и не находил.

– Да, после пересадки мозга многие меняют имя и род занятий. Начать все заново – заманчивая перспектива! Вот я и решил: почему бы нет?

– Ты… вы воспользовались своим статусом? Или деньгами? Хотя что тут спрашивать, конечно, это статус. Значит, вы защитились?

– И теперь в экспедиции целых два научных светила, – рассмеялся Севрюгин. – Вас, как я понимаю, также можно поздравить с перерождением?

– Да, я решился совсем недавно, – Гогенгейм провел рукой по тонкому горизонтальному шраму, пересекающему лоб от виска до виска. – Отец не раз предлагал мне трансплантацию. Он ведь владеет несколькими клиниками для душевнобольных, поддерживает связь с онкологическими центрами, следит за статистикой катастроф. Ждет, когда созреют новые тела. Я не хотел получать вторую жизнь из его рук. И вот четыре года назад мой личный статус достиг требуемого уровня. Наверное, я так и не решился бы, но после слушаний в ученом совете меня ожидал подарок в виде инфаркта.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю