355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Усков » Семь ангелов » Текст книги (страница 5)
Семь ангелов
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 06:22

Текст книги "Семь ангелов"


Автор книги: Николай Усков


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Увы, не в состоянии женщина различить внутренней красоты за внешней скромностью. А потому надлежит нам совершенно оставить свои пустые мечтания о королеве и больше внимания уделять тому, кто не будет мучить меня ежедневно своим звонким голоском, ибо голос у Людовика низкий и хриплый, несмотря на юность лет. Ведь для целей, ради которых прислал меня наш господин папа, Людовик этот может оказаться очень полезным. Во-первых, он не мавр и доподлинно не имеет хвоста. Во-вторых, принадлежит благородному роду, а потому в состоянии повелевать. В-третьих, и это по справедливости надо признать главным: умея повелевать, повелевать не может, ибо младше брата своего Роберта. И то, что Роберту досталось без всяких усилий, Людовик вынужден будет завоевывать сам. А пока он постоянно нуждается в деньгах на утехи юности и служение своей высокородной даме. Поэтому решил его снабдить приличной суммой золотом. Чем другим могу я привязать его к себе, не беседой же о духовных истинах? Ведь и раньше случалось, что Святой матери церкви приходилось избирать себе слуг ничтожных и нечестивых, чтобы стали они в руках ее нерассуждающим оружием.

Означенному Людовику вручил я пятьсот флоринов, каковых денег тот, кажется, отродясь не видел, потому как благодарил меня самым униженным способом и даже поцеловал руку, будто добрый христианин. Еще пятьдесят уплатил я некоему Джованни Боккаччо из Чертальдо [21]21
  Джованни Боккаччо (1313–1375), автор «Декамерона».


[Закрыть]
, который когда-то познакомил меня с девушкой по имени Клара. Боккаччо состоит здесь в купеческой компании отца, но не испытывает к этому делу нужного рвения, равно как и к любому другому. Всему предпочитает Джованни шумные компании да женщин, именуя себя поэтом. Многие праздные люди, вроде того же Франциска Петрарки, оправдывают свое безделье тем, что якобы служат музам. Мы же знаем, что служение их заключается в пьянстве, сочинении скабрезных песен и блуде. Впрочем, такие люди иногда могут быть полезны в нашем деле. Веселый нрав сделал Боккаччо желанным при этом дворе, а потому не раз давал ему разные секретные поручения. Вот и сейчас без его глаза, опытного во всем, что касается женщин, не смог бы распознать, какому из любовников королевы выпадет главный приз. За это и заплатил Боккаччо означенные пятьдесят флоринов, ибо тот всегда без денег.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца мая 7-й день

Золото заставляет весь этот призрачный мир крутиться. Не истина, как думают наивные умы, а золото. Истина слишком велика, а потому открыта лишь избранным. Хорошо, когда золото находится не в руках праздных и сладострастных, а у тех немногих, которые владеют смыслами и ведают путь истины. Оттого-то Святая матерь церковь волею Божьей собрала несметные сокровища в недрах своих. Если не сможет словом или чудом подвигнуть людей на путь истины, то приобретет их за золото, дабы служили нашей великой цели, пусть не душой, но рукой, пусть ради мирского тщеславия и любострастия, пусть думая, что используют нас для собственных удовольствий. Сластолюбие и гордыня суть грехи перед Господом. Но они же полезны для нас, его верных слуг, ибо превращают человека в раба собственных слабостей. А раб лишен свободы воли. Дитя малое, которое нашло сладкое, не остановится, пока не съест все до остатка. Так и миряне, не ведающие смыслов, будут искать всегда большего. Рыбаки называют это наживкой. Не знает глупая рыба, что, проглатывая пищу, попадется на крючок. Удовлетворяя слабости сих неразумных сынов Евы, делаем их рабами нашей воли. Они думают, что зрячи, на самом деле слепы, думают, что свободны, на самом деле рабы, думают, что преисполнены важности, на самом деле обречены на ничтожество.

Некогда гордый Людовик, прежде не замечавший моего присутствия, теперь при всяком нашем появлении встает и бросается с самыми ласковыми речами, на которые только способен этот неотесанный мужлан. Моя радость не видна миру, ибо только неразумные миряне радуются собственному возвышению. Я же ликую втайне, наблюдая, как все глубже проглатывает наживку наша глупая рыба. Этот Людовик в ничтожестве своем дошел до того, что превозносит мой ум и добродетели в присутствии госпожи Иоанны. И эта недоступная женщина уже стала улыбаться мне и даже запомнила наше имя. Теперь я желанный гость при ее особе, что, признаюсь, доставляет моей плоти немало страданий. Верую, что ниспосланы они Господом для укрепления меня в Истине.

Людовику передал еще тысячу флоринов. Девушке по имени Клара преподнесены коралловые серьги и шкатулка тонкой работы, вырезанная из дерева, которое называют бразильским [22]22
  Ценная красная древесина, которая была известна в Европе с XII в. благодаря торговле с арабами. Когда европейцы стали осваивать Южную Америку, они нашли похожее дерево, которое и дало имя стране Бразилия (от порт. Pau-brasil – дерево бразил). Его обнаружение как будто подтверждало гипотезу Колумба об открытии им морского пути в Индию.


[Закрыть]
. В стране Лошак [23]23
  От Ло или Лохэ, древнекитайского названия Таиланда.


[Закрыть]
, откуда она была доставлена одним купцом по имени Томазо Генуэзец, этого дерева растет видимо-невидимо. Лошки, то есть жители страны Лошак, добились немалого мастерства в обработке бразильского дерева. Цветом подобно оно спелому красному винограду. Та шкатулка была сплошь украшена искусно вырезанными человеческими телами, непристойно оголенными и творящими блуд. Не хотел платить за нее пятнадцать флоринов, но Клара очень просила.

Воистину грех соблазняет слабейших, ибо таковы все женщины. К этим пятнадцати флоринам добавил еще три за серьги и пять отдал той же девушке, как обычно на нужды. За стол и вино уплачено восемь флоринов. В другой раз запишу здесь рассказ Томазо-генуэзца, который повидал многое достойное памяти.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца июня 1-й день

Купец Томазо из Генуи рассказал нам много удивительного о тех странах, в которых побывал, так что решил представить его госпоже Иоанне для увеселения. Женскому роду свойственно любопытство. Людовик же, напротив, был равнодушен к истории Томазо и оживился, лишь когда тот приступил к описанию мучительных пыток, свидетелем которых был в Китае, находясь при дворе великого хана. Я заранее попросил Томазо поярче изложить эту сцену, чтобы проверить свои наблюдения по поводу Людовика. Тот, зевавший в продолжение всего рассказа, теперь словно проснулся и стал задавать вопросы по поводу устройства различных пыточных приспособлений, в которых китайцы великие мастера. Его жестокость я и раньше приметил, ибо не пропускает здесь ни одной казни, зрелища сколь развратного, столь и бессмысленного. Но для наших целей это хорошо, ибо искали мы человека, не знающего меры в жестокости своей. Такой, как Людовик, не подсыплет яду и не пустит стрелу в спину, но будет наслаждаться убийством врага.

Означенный Томазо выехал из Генуи в марте 1325 года от Рождества Христова на корабле, державшем путь в Акку, оттуда переправился морем в страну турков. Люди они простые, язык у них грубый, тело сплошь покрыто черной шерстью, как у зверей, да и нрав их подобен звериному. Очень вероятно, что скоро дойдут они до Константинополя [24]24
  Туки взяли Константинополь только в 1453 г.


[Закрыть]
, если греки не бросят суеверия свои и не воссоединятся со Святой матерью церковью. Тогда господин наш папа благословит вассалов своих взять крест [25]25
  То есть выступить в Крестовый поход.


[Закрыть]
и защитить Константинополь от турков. Только, зная греков, во все это я не верю. Нет более подлого, вероломного и ленивого народа, которому за грехи его и вероотступничество приготовил Господь кару посредством турков.

Некогда один из государей этого королевства приобрел титул короля Иерусалимского [26]26
  В 1277 г. основатель Анжуйской династии в Неаполе Карл I купил титул короля Иерусалимского, восходящий к крестовым походам. Он также получил герцогство Ахейское от последнего латинского императора Константинопольского Балдуина II в обмен на помощь в войне с греками. Карл II Хромой передал это герцогство своему сыну Филиппу, князю Таранто. В 1312 г. Филипп женился на десятилетней Екатерине Валуа, внучке Балдуина II. Так номинальный титул императора Константинопольского достался Анжуйскому дому, правда, его боковой ветви.


[Закрыть]
, другой – императора Константинопольского, хоть оба никогда не были ни в Иерусалиме, ни в Константинополе. Королева Иоанна унаследовала титул королевы Иерусалимской, тогда как императрицей Константинопольской является ее тетка и мать принцев Таранто, Роберта и Людовика, которые теперь борются за постель своей кузины и королевы. Помимо пустого звания принадлежит той императрице только герцогство Ахейское, что располагается на юге Греции. Остальное вернули себе греки, но, думаем, ненадолго.

От турок двинулся Томазо на север, в страну, которая называется Великая Армения. Там находится гора, высотою до самого неба, на которой стоял Ноев ковчег. Еще севернее живут грузины. Есть у них подземный источник масла, и много его – до сотни судов можно зараз загрузить тем маслом. Есть его нельзя, а можно жечь или мазать им верблюдов, у которых короста. Издалека приходят за тем маслом, и во всей стране только его и жгут. Турки называют это масло нефтью. Горит оно долго, так что с небольшого кувшина можно отапливать день и ночь целый дом, если бы не отвратительный запах. Впрочем, кто будет принюхиваться, когда стоит холод, какой бывает у нас в Авиньоне.

Дальше писать мне недосуг.

Девушка Клара сообщила, что ждет ребенка. Подарил ей отрез тончайшего шелка из страны Лошак, за который заплатил Томазо десять флоринов. Этот плут хотел взять с меня двадцать, но я проявил твердость, чему весь день радуюсь. На вино и стол – как обычно.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца сентября 2-й день

Простецы получают удовольствие от убийства себе подобных. Видел, как сегодня на рынке казнили одного преступника. Его раздели, привязали к столбу и долго терзали раскаленным железом, прежде чем распороть живот и выпотрошить, словно барана. Толпа неистовствовала, некоторые, самые бойкие, давали палачу советы, как продлить мучения несчастного. Я предпочитаю смерть быструю. Радость не в мучениях жертвы, радость – в достижении цели.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца сентября 10-й день

Цедулу [27]27
  Лат. Cedula – неофициальное секретное послание папы.


[Закрыть]
от господина нашего папы ждал я долго, и вот она у меня в руках. Святой отец пишет, что я изрядно проявил себя в искусстве знания чужих душ, которое греки называют психологией. И что господин наш не ожидал от зеленого еще юнца такой мудрости, выдержки и хладнокровия. Эти слова услышал только я, но не нужна мне громкая слава, которой так ищут придворные павлины. Оттого-то и достигли мы многого в столь юном возрасте, что не разменивали себя на суету мира и его соблазны. Что может быть прекраснее власти над людьми, которую имеешь не по праву крови и не по должности, но в силу тайного знания их душ.

На 20 сентября назначена наконец коронация Иоанны и Андрея, которую уже не раз откладывали. Думаю, что сама Иоанна не спешила возлагать на себя и мужа корону, чтобы не дать Андрею власти. Ведь трон получила она по праву наследства. Иоанне одной надлежит править, тогда как Андрей должен, по справедливости, подчиняться ей как своей государыне. Полагаю, что Андрея такая роль не устраивает. Он только и ждет короны, чтобы стать господином не только жене, но и всему королевству. Ведь пока не является он ни тем ни другим и вынужден покорно сносить насмешки рыцарей, окружающих госпожу. Кстати, не ошибся я по поводу Людовика, который теперь стал ближе к Иоанне и почти с ней не расстается. Одна служанка королевы сказала нам, что госпожа ее брюхата. За эти сведения уплатил честной девушке пять флоринов.

Завтра двор отправляется за город, в замок под названием Аверса. Мышеловка захлопнется. Только в нее попадет совсем не тот, кого здесь все считают мышью. Не мышь он, а сыр.

Вспомнил сейчас, как господин папа водил нас по прекрасному своему дворцу. Он говорил о семи ангелах, которые хранят дом этот и его секреты. Четыре из тех ангелов явные, три – тайные, имена и места которых известны только доброму господину и мне. «Посмотри на эту розу на нашем гербе, – говорил святой отец. – Пять лепестков ее видны всем. Но лепестков может быть семь». «Как же, отче, их может быть семь, когда их всего пять?» – по неразумию своему спрашивал я. «Что видит простец? – продолжал папа. – Только то, что доступно его глазам. Явное туманит разум. Достаточно прикрыть глаза, и обретешь глубину». Святой отец называл это 3 D, что значит третье измерение [28]28
  Лат. tertium Dimensium.


[Закрыть]
. Простецы живут в двух измерениях, только людям мудрым открыто третье. Думает Людовик, что приобретет сейчас славу и корону, на самом деле разрушит он королевство это, а себя ввергнет в ад.

Замок Аверса, лето Господне 1345, месяца сентября 18-й день

Свершилось. Не терпится доверить пергаменту события сегодняшнего дня и ночи. Итак, прибыли мы в замок под названием Аверса, чтобы в прохладе деревьев отдохнуть перед предстоящей коронацией, назначенной на 20 сентября. Утром 18 сентября двор отправился на конную прогулку. Сам король Андрей неожиданно помог осуществлению наших замыслов. Надо полагать, что внутренние соки, которые наполнили его тело мужественностью, совсем ударили ему в голову, вероятно, оттого, что долго не имели естественного выхода. А это опасно. Потому-то и сочли мы разумным иметь при себе девушку по имени Клара, чтобы давать выход кипящим в молодом теле сокам. Иначе затуманят они разум и лишат нас хладнокровия. Хорошо известно, что семя, или, как говорят греки, сперма, оплодотворяет, коли выпустить его в нужный момент, который устанавливают по звездам. Так поступили мы. Оттого-то Клара и брюхата. Но та же сперма способна отравить тело. Подобно другим испражнениям требует она выхода. Недуг этот медик, по имени Мордехай, называет спермотоксикозией, или отравлением посредством семени. Им-то и страдал несчастный король Андрей, который, как только покинули Аверсу, приблизился к госпоже Иоанне и прогнал ехавшего с ней по привычке Людовика. Тот в ярости удалился. Я же подъехал к нему и сказал с притворным сочувствием:

– Часто судьба дает власть ничтожным над достойными. – Людовик покраснел от ярости и на своем варварском наречии назвал короля Андрея содомитом.

– Как знать, – продолжил я задумчиво, – наш добрый король сильно возмужал за последний год, чему подтверждением является плод, который королева носит под сердцем.

Людовик на это вскипел, из чего я понял, что, несмотря на близость с Иоанной, сомнения по поводу ребенка лишают его разума, и без того небольшого. Припустив коня, Людовик вернулся к госпоже Иоанне, ехавшей подле своего мужа. О чем они говорили, не знаю, но полагаю, что король Андрей второй раз попросил невежу удалиться. Людовик бросил на меня яростный взгляд и поехал к своим людям, таким же мужланам, как он сам.

Привал сделали мы в прекрасной роще. Король все время находился подле супруги, которая, замечу, была чудо как хороша в этот день. Развлекались они игрою в мяч, потом обедали телятиной и овощами, а слух их услаждали искусные музыканты. Народ этот весьма преуспел в игре на инструменте, который простецы называют гитарой. Особенно красива одна канцона. Написана она на варварском наречии и начинается так: «О, солнце мое, солнце лесное». Посвящена та канцона ложным радостям плоти за городом.

В замок Аверса вернулись мы на закате. Заблаговременно взял я с собой Томазо Генуэзца со всеми его диковинами, которых у него было пять сундуков. Чем еще занять женщину на целый вечер, как не тканями, безделушками и украшениями. Ведь нужно было, чтобы госпожа Иоанна оставалась у себя, не пытаясь встретиться ни с Людовиком, ни с Андреем. Так и случилось. Королева решила рассмотреть все, привезенное Томазо из дальних странствий, я же смиренно удалился, чтобы приступить к осуществлению второй части своего замысла. Еще по прибытии в Аверсу взял я за правило отправлять пару бочонков славного авиньонского вина стражникам короля Андрея из венгров, ибо ничего так не любят эти люди, как вино. К тому же считают они папское вино спасительным [29]29
  Имеется в виду Châteauneuf du Pape. Первый авиньонский папа, Климент V, некогда был архиепископом Бордо – главного винного региона Франции. Обосновавшись в Авиньоне в 1309 г., он купил небольшой участок земли к северу от города, где разбил виноградник. Лозу доставили непосредственно из региона Бордо. Преемник Климента, Иоанн XXII, выстроил там замок – буквально «новый замок папы», который и дал имя знаменитому по сей день вину.


[Закрыть]
. Вот и теперь, выйдя от королевы, послал им свой обычный подарок, добавив в вино сонных трав, которыми снабдил меня Мордехай. Еще два бочонка припас я для моего Людовика. Даже людей мудрых вино распаляет на непотребное, в чем сам мог убедиться. Людей же грубых и ничтожных превращает оно в зверей. Главное, чтобы в нужный момент оружие наше не размякло и не разблевалось от выпитого. Дождавшись cумерек, отправился в покои Людовика, якобы с намерением загладить собственную неучтивость в продолжение утреннего разговора. Застал его со своими. Сидел он мрачнее тучи и о чем-то тихо шептался. Подарку моему, однако, обрадовался, что не удивительно. Ничего так не любят люди, как выпить вина, не заплатив. Расслабив себя первым кубком, Людовик выложил причину своего расстройства:

– Прав ты, отче, насчет женщин. Гнусное племя.

– Женщина – есть сосуд греха, – подтвердил я.

– Во-во, бочка греха, отче. Весь день она с ним.

– С ним она, сын мой, потому, что он является ее господином и мужем перед Богом и людьми. И да будет так.

– Не бывать этому! – закричал Людовик, выхватил нож и с яростью вонзил в стол.

– Не бывать! – закричали сидевшие тут же мужланы, здоровенные и глупые, как и их патрон. Я же приказал подать им еще вина, а затем продолжил:

– Разве ребенок, которого носит Иоанна, не подтверждение ее преданности мужу? Разве не согласилась она на коронацию Андрея, которая назначена на послезавтра? Разве не долг твой покориться своей судьбе?

– Шлюха, – зашипел Людовик.

– Разве хватит у тебя храбрости, чтобы защитить свое?

– Ты что, монах, трусом меня назвал?! – рассердился Людовик.

– Он назвал его трусом! – завопили его товарищи. Я же сделал вид, что испугался и прошу прощения:

– Думал я, сиятельный господин, что ты покоришься своей судьбе, но вижу, что характер твой не таков. Возьмешь ты то, что принадлежит тебе по праву силы. – Все поддержали мои слова одобрительными выкриками. Выпили еще вина. Между тем за окном совсем стемнело, и я перешел к последней части своего замысла.

– Странно, что не было вестей от госпожи нашей Иоанны. Ночь уже, – как бы размышляя, произнес я, – видимо, игры на свежем воздухе сильно сблизили ее с добрым нашим королем, да и молодая плоть у господина наверняка распалилась в присутствии столь прекрасной дамы.

Тут Людовик вскочил и с дикими воплями выбежал из комнаты. Люди его шумно поднялись и последовали за патроном.

Я поспешил за ними. По дороге хватали они факелы и так бежали под сводами замка, топая ногами и бряцая мечами, что боялся, как бы не разбудили они стражу. Но сонные травы Мордехая нас не подвели. Как я и предполагал, Людовик направился к королю Андрею, чтобы удостовериться, не с ним ли госпожа Иоанна. Покои государя располагались во втором этаже и примыкали к галерее, выходившей во двор. Король Андрей, вероятно, услышал шум и вышел навстречу. Был он в одном исподнем. Увидев любовника своей жены, пьяного и с обнаженным мечом, он пришел в дикую ярость. И стал звать стражу, чтобы та схватила смутьяна и немедленно повесила. Обнаглевший от вина Людовик прорычал в ответ, что сейчас сам повесит мальчишку. И приступил к осуществлению своего замысла. Но господин Андрей выскользнул и убежал к себе. Тогда они взломали двери, ворвались в комнату, и кто-то накинул на шею королю веревку, которой подвязывают здесь портьеры. Андрей ослабел и упал. Его потащили обратно, нанося удары и оскорбления, выволокли на галерею и сбросили вниз, пытаясь повесить. Король вцепился пальцами в веревку, не давая петле сломать себе шею. Тогда часть пьяных мужиков побежала вниз, схватила государя за ноги и стала тянуть на себя. Слабые пальцы короля не выдержали, и петля лишила его дыхания навсегда. Удостоверившись, что король мертв, они отпустили его. Тело Андрея рухнуло вниз. Голова его сильно ударилась о камни и треснула как арбуз. Лежал он с веревкой на шее, почти нагой и в луже крови, словно про него было сказано древними: «Так проходит слава мирская». Об упокоении души его да не устанем молиться Господу и Пречистой нашей Госпоже и Деве Марии.

Борт Global Travel

В то ужасное утро, когда в Hotel d’Europe был обнаружен труп Ивана, Лиза била Кена туго сжатыми кулаками в грудь и кричала:

– Увези меня отсюда! Сначала папа, потом Иван. Я ненавижу этот проклятый город!

Алехину не хотелось уезжать, теперь – в особенности. Головоломка усложнялась. Зачем Иван, не проявлявший никакого интереса к древностям, оказался в Авиньоне, да еще в день исчезновения Климова? Зачем этот здоровый и, в сущности, недалекий парень решил выпить цианиду? К тому же Кену очень хотелось попасть в папский дворец и как следует изучить его. Вместо этого пришлось везти то буйную, то всхлипывающую Лизу в Москву, отпаивать ее коньяком, обнимать и повторять: «Тише, тише, я здесь». «Здесь» он был только отчасти. Алехин перебирал в уме свои находки: «Семь ангелов хранят секрет» – семь планетарных ангелов и одновременно число микрокосма и макрокосма – состоит из тройки и четверки. «Так, розу сладкую вкусив, // В бутоне древо жизни угадаешь». Шесть роз с герба Хуго де Бофора, каждая роза имеет пять лепестков, крест – древо вечной жизни дает число четыре. Но картина не прояснялась, особенно Алехина добивали «слепец» и «якорь»: «И якорь обретешь, который погрузит тебя в глубины…

Слепца прозревшего возьми в проводники…»

Оказавшись в тупике средневековых метафор, Кен возвращался к событиям последних дней. Самоубийство Ивана, очевидно, связано с исчезновением Климова. Может быть, Иван был как-то причастен к беде, приключившейся с отчимом, раскаялся и убил себя? Он припомнил розовощекого молодца и никак не мог вообразить его переживающим раскаяние. «Должна быть другая, более серьезная причина для самоубийства. Скорее, какой-то жизненный крах». Алехин хотел разузнать у Лизы, как обстояли дела с бизнесом Ивана, но она огрызнулась и спрятала заплаканное лицо в плед. Толку от нее не было никакого.

Тогда он достал дневник Хуго де Бофора и стал читать. Тренированный глаз сразу обнаружил, что заголовок – «Начинается книжица кардинала Святой Римской церкви Хуго де Бофора о его жизни» – автор записал много позже основного текста. Буквы были выведены необыкновенно ровно и торжественно, тогда как ниже встречались записи, небрежные и торопливые, с массой ошибок и произвольных сокращений. Очевидно, что Алехин имел дело с текстом, который жил вместе с автором. Это была история не выпрямленная финалом, не причесанная, не додуманная до конца, а создававшаяся по следам событий. Все крутилось вокруг убийства короля Неаполя Андрея – до сих пор не раскрытого преступления, имевшего далеко идущие последствия для южной Европы. В дневнике была разгадка, но зачем убийство понадобилось монаху, Алехин пока что не понял. Зато порадовался новым свидетельствам о первых титанах Возрождения – Петрарке и Боккаччо, которые оказались приятелями Хуго: «Боккаччо состоит здесь в купеческой компании отца, но не испытывает к этому делу нужного рвения, равно как и к любому другому. Всему предпочитает Джованни шумные компании да женщин, именуя себя поэтом. Многие праздные люди, вроде того же Франциска Петрарки, оправдывают свое безделье тем, что якобы служат музам. Мы же знаем, что служение их заключается в пьянстве, сочинении скабрезных песен и блуде».

Латынь кардинала была несложной. Язык явно служил ему средством, но нигде не был целью. Такой текст не вышел бы из-под пера писателя или ученого. Впрочем, Хуго был человеком дотошным, наблюдательным, холодным и лишенным всякой романтической ерунды, которую следовало ожидать в мальчишке 19–20 лет от роду. Напротив, временами де Бофор казался намного старше, настолько циничны, выверены и спокойны были его поступки и мысли о них. Чувствовалось, что во взрослую жизнь он вступил гораздо раньше, чем это принято теперь.

Все герои его истории были людьми молодыми, по нашим меркам детьми или подростками. Но человек в XIV веке взрослел раньше, раньше и умирал. Тот, кто в XIV веке успел бы жениться и сделать карьеру, в XXI еще скучает за школьной, в лучшем случае институтской партой. В возрасте, который Алехин называл «поршевым», люди того времени считались стариками. В наши дни они купили бы желтый «Порш», встали на серф, завели двадцатилетнюю любовницу и вкололи ботокс. Алехин сам приближался к «поршевому» рубежу, который психологи именовали «кризисом среднего возраста». Неожиданно он понял, что тоска, сопутствующая этому периоду жизни, объясняется генетической памятью о старости и смерти. Слишком долго люди умирали сорокалетними, чтобы теперь могли миновать этот рубеж без рефлексий и взбрыкивания. Затаившийся в нас пращур злобно нашептывает: «Все, жизнь тю-тю, кончилась», а ты вопишь ему: «Нет, нет, я еще хоть куда». – «Куда? – изумляется пращур. – На кладбище?» – «Нет, к девчонке», – сопротивляешься ты, покупаешь желтый «Порш» и вкалываешь ботокс.

Поначалу Алехин старался искать в тексте только то, что могло как-то указать на местоположение сокровищ. Он слегка улыбнулся, прочтя про 3 D в интерпретации папы Климента VI: «Простецы живут в двух измерениях и только людям мудрым открыто третье…» – да уж, Дэвиду Камерону точно открылось третье измерение. Ради трех миллиардов долларов, которые собрал «Аватар», и не такое откроется. «Что видит простец? – продолжал поучать Климент своего юного отпрыска. – Только то, что доступно его глазам. Явное туманит разум… Пять лепестков розы видят все», – повторял Алехин вслед за дневником Хуго де Бофора, – но на самом деле их не пять, а семь». – «Семь ангелов хранят секрет. // Когда найдешь из них ты четверых, // Идя дорогой пилигрима,// Увидишь остальных сначала в голове своей, потом в камнях… Там пятый ангел будет ждать тебя», – писал Климент в духовной. То есть, по мысли папы, все могут увидеть четырех ангелов. Так же, как любой «простец» заметит пять лепестков на гербовых розах Климента. Но есть еще два тайных лепестка, три тайных ангела, которых нужно сначала увидеть «в голове своей». Алехин закрыл глаза, но сколько ни думал, ничего не увидел. Только захотел в туалет.

«Должно быть, существует некая логика, по которой четверка и пятерка превращаются в семерку», – заключил он в тот момент, когда пилот сообщил о заходе на посадку. – Если понять эту логику, путь к сокровищам будет открыт».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю