Текст книги "Корона империи"
Автор книги: Николай Теллалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
6
Я знал, что они не останутся жить с нами, что им придется следовать неумолимым законам природы. И поскольку росли они еще медленнее, чем Мастера, я постепенно изгнал их из своих мыслей, вновь погрузившись в заботы о Семье и Империи, что, в сущности, было одно и то же.
За время, пока они росли, я сумел пробить брешь в деле создания письменности и обучал Вестоносцев. Вычертил подробную карту владений и подготовил картографов. Достаточно было взглянуть на общий план наших территорий, чтобы выявить недостатки инфраструктуры, и я мозговал над тем, как их разрешить. Кроме того, меня беспокоило, что по моим субъективным часам должно было бы пройти уже несколько лет, но смены времен года не наблюдалось, а это означало, что впереди нас ждет Большая Зима. И мне хотелось подготовиться к ней основательно. Не то чтобы наш народ ничего не делал в этом плане, но надо было сделать все возможное, чтобы Зимовка прошла с минимальными потерями – без оползней, голода, обморожений и прочих бед, которые трудно предусмотреть заранее. Особенно меня беспокоила участь пожилых и больных. Я решил положить конец варварской практике бросать стариков на произвол судьбы, а калек уничтожать. А таковых у нас было немало – тех, кто прошел через войны, получил производственные травмы или пострадал во время охоты. Я организовал специальные мастерские, где могли трудиться престарелые (о, великие небеса, им было-то всего несколько месяцев от роду!) и калеки, они не желали уходить на покой, ибо были спокойны и счастливы только в работе. Безногим я поручил плести корзины и шить одежду. Труднее всех пришлось бывшим солдатам, но и они потихоньку оживали. Безрукие охраняли дороги и входы в крепости, пока воины из полноценной стражи тренировались в залах или на спортплощадках, готовые по первому зову броситься на выручку беспомощным часовым. Занятость действовала весьма положительно на наших воинов-инвалидов, но создавала лишние неудобства для рабочих, и поэтому мне самому приходилось конструировать ножные станки, на которых рабочие могли бы трудиться вместе с безногими и слепыми. Это освободило массу рабочих рук, благодаря чему мы смогли осуществить масштабное строительство мостов, водохранилищ и дорог…
Так, измотавшись за день и наслаждаясь ночами, я пропустил момент отлета принца и принцесс. По правде говоря, я не слишком опечалился. Вздохнул пару раз, мысленно пожелал им удачи и занялся системой ирригации, дренажом – на случай проливных дождей, укреплением куполов, если на них вдруг обрушится снег…
Не знаю, сколько времени прошло. Мне показалось, что пролетели годы. Но это никак не отразилось ни на Королеве, ни на нашем образе жизни. Нынешний день походил на предыдущий… Ободряющее купание с первыми лучами солнца – вся Империя купалась, охраняемая поставленным под ружье войском, после чего в воду входила и сама армия, легион за легионом, совершая общепринятый ритуал. Государственные дела, осмотр мастерских, яслей, планы, статистика, карты, снова осмотр и так до бесконечности. Королева принимает Вестоносца; «Ах, опять мы взяли чей-то муравейник!». Обед, дрема, краткое совещание с повелительницей – делать или нет деревянные шлемы, потому что железа не хватает. Снова прогулки по Дворцу – посижу у Маток, по-отцовски обниму какого-нибудь военачальника, который уезжает укреплять пограничный гарнизон… вечер, купание, солнце садится, а мы с моей спутницей тонем в океане блаженства и любви, которая не нуждается в словах.
Война на северо-западе длилась уже четвертые сутки, и новости с фронтов мне категорически не нравились. Возможно, Королева располагала большей информацией, но почему-то не сочла нужным объяснить мне происходящее… или не знала, как это сделать? Она была настолько расстроена неудачей наших войск, что не реагировала на мою грубость и несдержанность.
Считая узелки на веревочках, доставляемых Вестоносцами, я имел представление о количестве наших потерь и о числе захваченных в плен противников, которые тут же вливались в Семью. Счет раненым и убитым мы не вели. Из последних сводок я узнал, что мои воины захватили Царицу противника и готовы осуществить казнь. Вражеского Царя убили еще во время штурма Цитадели. Далее ко мне поступил тревожный сигнал – у противника были замечены «части арбалета». Речь явно шла о луках.
Я рассердился, что мне не прислали образец, и уже буквально через полчаса его доставили с другим курьером.
Надо признать, я рассматривал трофей со смешанным чувством. Это был рефлективный лук. Но самым потрясающим было то, что лук этот – блестящее развитие моих собственных проектов, которые на бумаге (ее мы производили сами) выглядели хорошо, а на практике так и не реализовались.
На луке каленым железом был выжжен знак – корона, сильно напоминающая нашу.
Так вот почему на поле боя царит неразбериха! У противника почти такие же знаки отличия, и это сбивало с толку нашу армию.
Я молился, чтобы вражеская Царица умерла по дороге.
Не повезло.
Ее доставили живой.
Она предстала перед нами, и я заметил, что моя Королева слегка побледнела. У меня самого на лбу выступила испарина, и, кажется, я побелел как полотно.
Наша пленница была похожа на нас, как никто другой из наших чад. У нее было лицо Королевы, мои голубые глаза, цвет волос, ниспадающих ниже пояса, их структура были тоже мои.
Мы молча смотрели друг на друга.
А потом случилось самое ужасное!
Она начала говорить!
Сначала Царица обратилась к Королеве:
– Мама…
Не радостно, а обреченно, с ужасом. Потом ко мне:
– Папа… – В ее голосе звучали мольба и надежда…
Королева подняла руку – это был сигнал гвардейцу, который должен исполнить вынесенный самой судьбой приговор, но я крикнул:
– Стой!
И позволил себе сделать то, на что никогда не решался в присутствии посторонних. Схватил Королеву чуть выше локтя и потащил в самый дальний угол зала.
Я знал: если она вздумает сопротивляться, то сделает это легко, ибо сильней меня, несмотря на видимую хрупкость. Но она позволила себя отвести, хотя в изгибе её губ читалась брезгливость.
Я вполголоса пытался ее убедить, умолял и даже заявил, что у нее нет сердца, и снова говорил, говорил, говорил… Надеялся, что она все же пощадит нашу дочь. «Сделаем ее нашей союзницей, – бормотал я. – Объединившись, мы расширим Империю до небывалых пределов… Да, на худой конец, лучше просто отослать ее в какое-нибудь захолустье, но все же даровать ей жизнь… Какую я несу чепуху! Дорогая, ведь это мы подарили ей жизнь, так давай не будем ее отнимать, мы меньше всего имеем на это право…»
Она высвободила руку так резко, что я едва не упал. Подошла к пленнице и встала перед ней, глядя ей прямо в глаза. Но сигнала палачу не подавала. И на мгновение мне показалось, что удалось ее уговорить… Мать и дочь пристально смотрели друг на друга, не моргая. Побежденная опустила голову, и сама подняла волосы, оголяя шею…
Никогда не забуду эту нежную белую кожу. А Королева все медлила…
И тогда я понял. Она просто ждала, когда я уйду. С глухим стоном я выбежал из зала.
Весь день я не показывался во Дворце. Плакал, меня рвало, потом я опять принимался плакать. Бил кулаками в деревянные стены Дома. Проклинал себя и кричал. Все шарахались от меня. Успокоился я лишь к ночи.
От кого я прятался? От нее? От себя?
Королева была уже в постели. Камин не растоплен. Лишь слабые блики головешек мерцали на стенах, полу и потолке.
Я лег рядом с ней, но не смог ее обнять. Однако мои пальцы сами нашли ее ладонь, и она яростно впилась в мою руку, мы сплели пальцы, сжимая их до дрожи. Так мы и лежали, не заснув до самой зари.
7
С тех пор любовью мы занимались редко и… лишь в силу физиологической потребности. Мы уже не просыпались в объятиях друг друга.
Моя жизнь проходила, как в тумане. Занятия на плацу. Осмотр новой партии оружия. В яслях, амбарах и социальных мастерских все в порядке – как всегда. Чистота и безупречность во Дворце. Места для отправления естественных нужд проветрены, не пахнет – все, как положено. Население почти пятнадцать миллионов. Большая часть дорог вымощена, глубокие зимние галереи хорошо укреплены, туннели проходят под толстыми корнями, изолированы от воды, и сооруженные в них склады пополняются вяленым мясом и сухофруктами. В Империи четырнадцать тысяч водяных колес и пятьсот ветряных мельниц. Уже ощущается нехватка кожаных доспехов и тканей для пошива одежды. В южных провинциях успешно разводят улиток, на востоке методично собирают гигантскую леску и фасуют ореховую муку…
Днем я почти не виделся с Королевой. Что-то оборвалось между нами. Или я просто не мог понять… простить… Меня сводила с ума мысль, что, вероятно, единственная из наших Дочерей, которой удалось стать Царицей, умерла безымянной. Имя в Империи было только у меня. Даже у Королевы его не было. Как и у всех пятнадцати миллионов наших подданных. Мое мягкое сердце явно не принадлежало этому миру.
Беда грянула внезапно – с севера. Вторжение напоминало шквал. Уже на второй день стало очевидным: оно тщательно планировалось. И не было ничего удивительного в том, что мы его проморгали. Оно пришло не по суше. Противник налетел с неба.
Это были прекрасные создания. Неотразимые. Сексапильные. Амазонки с полосатой желто-смуглой кожей. За спиной у них жужжали крылья. О, да, они были гораздо более опытными летчиками, чем наши принцы и принцессы. К тому же хорошо вооружены. Я разглядел их оружие. Пружинный самострел, например, смахивал на автомат, который к тому же стрелял точнее, дальше и с большей частотой, чем арбалет. А наконечники стрел несли на себе яд. Не привыкшая отражать воздушные атаки, наша армия гибла, гибла, гибла…
Свирепые амазонки истребляли все, что двигалось. Они нападали роем, и облако их дротиков отбрасывало тень. После атаки оставалось поле трупов. Налетчицы стремительно опустошали крепости и Дома, буквально косили наших воинов. К тому же манера преследовать врага, когда он уже оставил невыгодные для него позиции, дорого нам обошлась. Я не успел предупредить гарнизоны, чтобы, они не высовывали носа из крепостей и расстреливали крылатых разбойниц прямо из укрытий, и вот – вражеский рой атаковал Дворец.
Напали на нас перед рассветом. Империя распадалась, созданное с таким трудом рушилось, мой народ погибал. На улицах и здесь, во Дворце, гибли мои дети… наши с Королевой дети. Гибли безымянные, гибли как герои. Они ничего не могли противопоставить крылатым пираткам, просто отважно бились и умирали, закрывая нас своими телами от дротиков врага.
В конце концов им удалось нас схватить, предварительно ранив стрелами с парализующим ядом. Соединив буквой X два шеста, они привязали нас спина к спине, распяв, как при четвертовании. Подняли шесты и понесли. Меня нестерпимо тошнило, и я с трудом сдерживал рвоту, боясь запачкать мою Королеву. Нас несли на традиционную для этой реальности казнь. Когда-то пленников приводили к нам, теперь наступил наш черед. Да, это был конец великой державы. Haш народ – дети, внуки, правнуки, плот от плоти нашей, кровь от крови – был уничтожен. Я задыхался от жестокости этой сечи. Я готов был сто раз умереть, но никак не желал смириться с тем, что эти чудовища уничтожают наших детей.
Я почувствовал, как Королева робко тычется щекой мне в затылок. Повернув голову, я ответил на ласку. И это меня утешило. Скоро мы вместе последуем за нашими чадами. Я успокоился. Отступили и страх, и отчаяние. Я застыл в ожидании, всем своим существом впитывая запах ее кожи и волос, которые щекотали мне лицо.
Царица врага произвела на меня просто потрясающее впечатление. Амазонки походили на нее, но обладали более совершенными фигурами. Вряд ли все они были порождением Царицы. Насколько я помню, у ос каждая является Маткой, но молодые всегда рангом ниже. И на вершине иерархической лестницы стояла эта женщина с несколько расплывшимся и увядшим телом, но с удивительно красивым лицом. Особенно хороши были глаза. Их взгляд был гораздо более осмысленным, чем у наших подданных.
Я смотрел в глаза этой женщине и обещал себе, что ни за что не склоню голову под секирой палача. Впрочем, тот, кого я поначалу принял за палача, оказался Царем. Крупный и чрезмерно откормленный трутень, здорово смахивающий на японского борца сумо. Надо же, его глаза были пусты и бессмысленны. Как… как у моей Королевы.
Я вздрогнул и внутренне сжался при этой мысли. У меня подкосились ноги. Словно я стоял на краю бездны. И победительница почувствовала это.
– Я знала, что встречу подходящего Царя! – протяжно проговорила она и холодно улыбнулась.
Я сцепил зубы. Не смея признаться даже самому себе, что мне нравится слышать человеческий голос и осмысленную речь… Боялся, что захочу жить – жадно, неистово… и ради этого предам.
Но мне действительно хотелось жить!
Уголком глаза я заметил, как удивленно вытянулось лицо моей Королевы. Несколько мгновений она ошарашено переводила взгляд с меня на соперницу, потом опустила голову. Прямые пряди смоляных волос упали ей на лицо. Плечи поникли.
Стоящая перед нами Царица была… блондинкой с голубыми глазами. Лицо ее усеивали веснушки, а тело едва прикрывал полупрозрачный лиловый лепесток. Я не мог оторваться от нее, мой взгляд жадно блуждал по ее бедрам, лодыжкам, коленям, груди, тонкой талии, чувственным рукам… Рядом с ней точеная фигурка моей Королевы выглядела статуэткой – изящной, но мертвой. От нее веяло смертью. А эта была воплощением жизни.
– Ты никак язык проглотил? – ехидно спросила она и приказала страже: – Развяжите его и уходите!
Я оглянулся украдкой в надежде найти какое-нибудь оружие. На мгновение в голове вихрем пронеслась картина: вот я прыгаю, убиваю врагов и бросаюсь с моей Королевой… куда? Босиком через лес? Мелькнула идиотская мысль о мотоцикле или даже джипе, бронетранспортере с зенитной установкой, хотя лучше было бы вообразить вертолет или сверхзвуковой истребитель… Голова моя упала на грудь. Так я и стоял, тяжело дыша, стиснув кулаки и понимая, насколько тщетны мои порывы.
Царица словно услышала эти мысли:
– Жизнь продолжается. Иди сюда. Вот твой меч, шарахни эту колоду, она даже не шевельнется. И ты снова станешь тем, кем был. Только гораздо сильнее… потому что у тебя буду я – Истинная!
Я посмотрел на нее. Она улыбалась. Моя Королева не умела улыбаться. Я разлепил, губы и хрипло произнес:
– Я хочу… хочу…
– Ну, говори!
– Хочу, чтобы ты ее отпустила. И тогда… я останусь с тобой. Царица удивленно вздернула брови и рассмеялась:
– О, нет! Так не пойдет! Я не только ее не отпущу, но именно ты поднесешь мне ее пустую головку! Или ты не понял – здесь побежденных не щадят! Здесь все ясно и просто, без лицемерия!
– Не я придумал эти правила, – возразил я. – Вот мое условие – ее жизнь, и тогда я остаюсь с тобой.
Она уперла кулачок в подбородок.
– Уж не считаешь ли ты себя единственным и неповторимым? В постели ты вряд ли лучше трутней, а уж их-то я знала немало. Да, мне было бы приятно и полезно иметь рядом с собой нечто посообразительнее безмозглой туши, но я не стану нарушать законы нашей реальности. Потому что они меня устраивают! Потому что здесь я – Истинная! Потому что здесь борешься и побеждаешь или уходишь в никуда, и никто о тебе не вспомнит! Кто родился Господином, тот им становится, и ничто не может ему помешать. И Господином останется, пока не умрет в собственной кровати, никто не будет размахивать его головой перед кровожадной толпой! Хорошо умереть на вершине, а не так, как ты… или, скорее, она, потому что у тебя есть хотя бы голова и язык. И, наверное, тебе стоит хорошенько подумать. Я сказала, что это против правил – оставлять ее в живых! Я повторил:
– Меня не волнуют твои правила!
– Они не мои, – возразила Царица. – Они принадлежат этому миру, – Она прикрыла глаза и спросила с интересом: – Раз тебе не любы эти законы, как же ты сюда попал?.. О!.. Кажется, догадываюсь… ОНА всему причиной, не так ли? Тогда это еще один повод от нее избавиться, а ты станешь свободным и вернешься в свой мир… Правда, там тебе никогда не быть Царем…
В какой-то момент я почти перестал слышать, о чем она говорит. Лишь выдавил через силу:
– Что ты сказала? Что я могу… вернуться?
– Конечно! По духу ты не принадлежишь этому миру. В отличие от меня. Здесь существует своя справедливость без предрассудков и соплей. Ну?
– Что «ну»? – автоматически отреагировал я.
– Меч перед тобой. Выбирай!
Меч действительно лежал в нескольких шагах от меня. Я подошел и взял его. На мгновение мной овладело искушение сделать какую-нибудь глупость. Подошел к Королеве.
Она стояла с опущенной головой. Когда она почувствовала мое приближение, то тряхнула волосами и оголила шею, подставляя ее под удар. В памяти вдруг всплыл образ нашей несчастной дочери, казненной моей повелительницей.
Я замахнулся.
Лезвие рассекло веревку. Я нагнулся и освободил ноги Королевы, быстро поцеловав колено. Потом повернулся и бросил меч к ногам светловолосой Царицы, вложив в этот жест все свое презрение:
– Благодарю за аудиенцию. Только я предпочитаю умереть вместе с МОЕЙ Королевой. Да, она молчалива, но в моем мире мужчины умрут за такую женщину.
Я осекся, потому что вдруг понял: со стороны мой пафос выглядит крайне неубедительно. И тогда я просто обнял Королеву за талию, она вздрогнула и прижалась ко мне, а ее рука начала ласкать мою шею.
– Как трогательно, – сухо произнесла Царица ос. – Что ж, посмотрим, действительно ли вы идеальная пара? Неделя заточения в башне, и один из вас съест другого с потрохами. Такие здесь законы. И хочешь знать, на кого я поставлю? На нее!
Слова ее, честно говоря, меня смутили, но я, стиснув зубы, промолчал. Почувствовал, как Королева мелко-мелко трясет головой, словно отвергает сказанное Царицей ос: «Неправда, она лжет! Пусть нам придется умереть от голода и жажды, но вместе, как ты сказал, так и будет! Вот увидишь!».
А может быть, я принимал желаемое за действительное.
Пока стража нас вязала, я сказал, обращаясь к Царице:
– Перестань разорять муравейники! Подчини их себе, но перестань истреблять НАШИХ детей…
Царица поджала губы. Охране не удалось нас разлучить. Мы не сопротивлялись. Мы обнимались, и, честно говоря, в этот момент я хотел лишь одного – остаться наедине с моей Королевой.
Башня была высока, и не было из нее иного пути, кроме как улететь на крыльях. По крайней мере, так думали осы.
Королева поила меня своей слюной. А я состригал у нее волосок за волоском острым осколком скорлупы.
Каморка была тесной. Настолько, что мы не могли лежа заниматься любовью. Но это нам не мешало. И хотя при этом тратилась энергия и влага, это не останавливало нас… Мы опять обрели друг друга, засыпав разверзшуюся между нами пропасть.
Волосы ее падали на пол, и она плела из них тонкую веревку, хотя мы не были уверены на все сто, что побег удастся.
Она работала быстро. Я помогал, насколько мог. Меня мучила жажда. Она облегчала ее долгими поцелуями и даже заставляла насильно поглощать ее слюну.
Где-то глубоко противный внутренний голосок зудел, что Королева столь самоотвержена из-за того, что в одиночку ей не спастись.
Веревка была готова на седьмой день. Солнце еще не взошло, а как известно, перед рассветом ночь самая темная. Мы начали спуск. Королева держалась за мои плечи. Она стала очень легкой – кожа да кости. Однако у меня сводило руки, потому что держаться приходилось крепко – веревка была тонкой и скользкой.
Когда мои силы иссякли, она горячо целовала меня и издавала какие-то тихие звуки. Теперь я понимаю: она пыталась говорить со мной. Что она хотела сказать?..
Нам повезло – веревка не оборвалась, не распустилась. Мы полежали на земле, чтобы немного прийти в себя, а потом бросились туда, где остались осколки нашей Империи. Так начались наши сто наполеоновских дней. В конечном счете их оказалось девять.
В крепости на границе, до которой мы добрались, мало кто уцелел. Многие умерли от горя и потрясений. Но те, кто нас дождался, выражали невероятно бурные эмоции. Некоторые даже плакали. Королева горячо отвечала на приветствия, обняв каждого из оставшихся в живых подданных.
Напали на нас вечером. Но. нас уже трудно было застать врасплох. Мы закидали агрессора тучей пыли, смешанной с эфирными маслами трав и цветов. И когда вражеский рой врезался в эту завесу, мы бросились туда с горящими факелами. Вспыхнувшая горючая смесь из пыли и эфира погубила несколько наших чад, но и ос мы потрепали основательно. Их крылья оказались слишком нежными, чтобы выдержать огонь. Некоторые из них упали с высоты и разбились, другие находились в глубоком шоке. Мы вышли из крепости и перебили их всех до одной. И как в прежние, славные времена мы вновь стояли плечом к плечу – Король и Королева. Никто из врагов не выжил.
Ночным маршем мы дошли до следующего муравейника. Он пострадал еще больше. Ярость вскипела в моей душе при виде бессмысленного разорения, разрухи, которые оставляли после себя крылатые разбойницы. Мы начали собирать свои войска. Наша армия стремительно росла.
Увы, лишь раз удалось нам завлечь ос в огненную тучу, больше они на эту уловку не попались. И вернулись подготовленными. На нашу атаку они ответили яростным огнем, изливавшимся с неба.
Я понял, что нам не спасти Империю, и отдал приказ к отступлению. Мы бежали, отходя в глубь гигантского леса. Ничего, настанет день, и мы ответим на удар судьбы.
Но этого не случилось.
Я один был во всем виноват. Правильно говорила осиная Царица: в этом мире существуют свои нерушимые правила. Надо было думать прежде всего о том, как спастись нам с Королевой. Мы были еще молоды. Могли бы пережить Зиму с кучкой рабочих и солдат, с несколькими Мастерами да парой Маток в придачу. Мы могли бы нарожать целые полчища бойцов, вскормленных идеей мщения…
Я же делал все для того, чтобы спасти как можно больше наших детей. Это было неразумно, и мы упустили шанс укрыться в дебрях Леса.
Погода ухудшилась, и это дало небольшую передышку. Похолодало. Я заметил, что растения стремительно желтеют. Наступила Осень.
Мы подошли к реке. Солдаты попытались сделать мост из собственных тел, но я приказал соорудить деревянный. Мы с Королевой работали наравне со всеми. И все-таки, когда нас накрыли, мы были вынуждены идти по телам своих детей, которые бросались в воду, хватая руками ноги следующего, образуя, таким образом, цепочку. Они тонули, коченели, но не размыкали рук…
Минула еще одна ночь, а утром нас настиг отряд из двенадцати ос. Нас же осталось всего семеро. Из пятнадцати миллионов!
Этот последний бой был самым славным делом, в котором я когда-либо участвовал… и которое имел несчастье пережить.
Мы первыми заметили противника и открыли стрельбу за мгновение до того, как они засыпали нас градом ядовитых стрел. Мы залегли, и я стал отсчитывать щелчки их затворов. А потом мы ринулись в стремительную атаку, пока они перезаряжали оружие. Перебили всех до одной. Но какой ценой! Я и Королева были единственными, кто выжил в этой сече. Но, как оказалось, не только. Убитые горем, мы Молча стояли среди мертвых тел, и я не заметил, как раненая амазонка направила в мою сторону пружинное ружье.
Моя Королева поступила столь же неразумно и безответственно по отношению к династии, как и я. Моя милая безмолвная любимая заслонила меня собственной грудью, приняв в свое тело десяток отравленных стрел. И даже после этого амазонка продолжала стрелять – пока меч Королевы не пронзил ей горло. Лишь после этого моя возлюбленная позволила себе упасть. Ее грудь была похожа на игольницу.
Я вытащил все жала, пытался высосать яд из ее ран, даже не задумываясь о том, что и сам могу отравиться. Все напрасно.
Королева прожила еще несколько часов. Большую часть времени она была без сознания металась и хрипела, вскрикивала и стонала… Я ничего не мог сделать. Только ждать.
В какой-то момент она очнулась и посмотрела на меня. Протянула руку, чтобы обнять. И, Боже мой, она мне улыбнулась! Такой счастливой улыбкой, словно просыпалась для нового дня, который обещает в конце новую ночь любви и еще – бесконечность счастливых дней, ибо не имеет конца любовь!..
Моя Королева и прежде была прекрасна. Но улыбающаяся Королева – неотразима. И она снова улыбнулась, шевельнула губами, подавшись ко мне, и я поцеловал ее…
Она потеряла сознание, но боль уже не мучила ее. Она просто уснула, а спустя час в последний раз вздохнула во сне и умерла.
Я уложил ее в ямку, вероятно, вырытую червяком. Жалкое убежище.
Долгов лежал рядом, обнимая ее, пытаясь согреть. Моя Королева была мертва. А я все еще оставался Королем. Королем-со-Словами. А она так и осталась безымянной. Как и все наши ныне мертвые дети.
Я не хотел, чтобы она гнила в земле, поэтому набрал хвороста для костра.
Я умыл ее, почистил одежку. Украсил неровно подстриженную, но бесконечно прекрасную головку белыми цветами. И когда чиркнул огнивом, разжигая костер, тело вспыхнуло, словно картонное. Кожа почернела, но не лопалась, не морщилась, а таяла. А потом вдруг ее силуэт объяло такое ослепительно белое пламя, что я отступил назад и закрыл ладонью глаза. Кости ее плавились, словно восковые. Почти ничего не осталось.
Только тогда я поверил, что она ушла навсегда. И лег в теплый пепел, и закрыл глаза, и пожелал себе никогда не просыпаться.
Но я проснулся. В своей квартире, в своей гостиной. Стояла поздняя осень.
Последнее мое воспоминание об этом Мире было связано с весной. Никто из знакомых не видел меня целое лето. Никто.
С другой стороны – не осталось никаких следов. Даже от короны на голове.
Зато волосы сильно поседели. И я знаю, когда это случилось – когда я шел по мосту из мертвых тел наших с Королевой детей.
Я не останавливаюсь перед муравейниками в скорбном молчании. Не поджигаю керосиновой лампой осиных гнезд.
Я смирился.
И только одно не дает мне покоя: привыкнув к тому, что она бессловесна, не помню, говорил ли ей вслух, глядя прямо в глаза, что люблю ее.
Перевела с болгарского Элеонора МЕЗЕНЦЕВА
Николай Теллалов. Короната на мравките. 2002 Публикуется с разрешения автора.
