Текст книги "Отпечатки(СИ)"

Автор книги: Николай Петренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Он уже долгое время не появлялся на работе, не снимал трубку телефона и не смотрел телевизор. Датаев сидел в своей квартире и все сильнее погружался в мрачную атмосферу самобичевания. Вершиной такого состояния для него постепенно стал образ собственной трагической смерти. Сначала желание покончить с собой испугало Эдуарда, но с каждым разом идея самоубийства ради чего-то великого (чего именно он конкретно не знал, но уверенность была так велика, что подтверждений и не требовалось), становилась единственным возможным исходом всего с ним происходившего.

Датаев чувствовал, что жизнь его не должна оборваться беззвучно. Мученик, которого он в своем лице собирался даровать миру, хотел вселенского признания своей мученической благодетели. Поэтому Эдуард ждал определяющего путь знака свыше. Таким знаком стала громадная горевшая зеленым светом буква "М", которую он видел из окна своего дома.

Семен Шумский, пережив эпизод психического потрясения подобного тому, которое довелось пережить Датаеву, в тот же день задался целью посетить психиатра. Почти сразу после происшествия он взял отгул на работе и от одного из не очень близких знакомых узнал, якобы для своего другого знакомого, телефон нужного специалиста. Правда, спустя несколько часов после приступа волнение, которое заставило Семена принять такое решение, поутихло, и он чуть было не поддался соблазну просто забыть о случившемся, убедив себя в том, что этого никогда не было, ну, или как минимум в том, что это больше никогда не повторится. Но все же, здравый смысл взял верх и в понедельник утром он сидел в широком кожаном кресле и беседовал с врачом.

Кабинет доктора показался Шумскому очень необычным, если не сказать странным. В нем не было чего-то особенного, чего не могло бы быть в кабинете другого врача, но все предметы интерьера были расположены так, будто тот, кто занимался обустройством, долго пытался найти для каждой вещи наиболее подходящее место и в конечном итоге просто оставлял как-нибудь. Несколько разных видов обоев были расклеены независимо друг от друга без учета цвета и характера рисунка, книжный шкаф, почти загораживая проход, громоздился посреди комнаты и образовывал с письменным столом и старым кожаным креслом подобие треугольника. Четыре тумбочки, размещенные по углам, так что пользоваться ими было очень неудобно, исполняли, видимо, исключительно декоративную функцию вместе с огромным количеством различных фигурок наваленных на них. Некоторые места на стене и на полу были отделаны керамической плиткой. Семену от чего-то пришло в голову, что на эти небольшие квадратики кафеля доктор ставит пациентов, когда обсуждает недуги каждого с коллегами.

Такая несуразность интерьера ошеломила Шумского. Войдя в кабинет, он на несколько секунд замер и сдвинулся с места только когда услышал из-за шкафа протяжное и задумчивое: "Проходите, проходите".

Доктор с интересом наблюдал за тем, как Семен протискивался в узкий проход между шкафом и письменным столом, усаживаясь в кресло. Сам Семен, глядя в это время на доктора, почему-то подумал, что это какой-то специальный психологический тест, необходимый для начала беседы.

Артем Филиппович, так звали психиатра, иногда поглядывая на Семена, что-то записывал. Его непринужденный, или скорее, неуклюжий стиль одежды, плохо скрываемый расстегнутым белым халатом, создавал контраст со строгим сосредоточенным лицом, окаймленным в районе подбородка аккуратно выстриженной бородой. И сам Артем Филиппович и вся атмосфера его кабинета, как показалось Семену после нескольких минут общения с доктором, обладали очень специфичным свойством. Полное отсутствие какого-либо стиля или хотя бы порядка в окружающей его обстановке, будто снимало с Шумского негласное обязательство перед самим собой придерживаться какой-то определенной формальности в общении и поведении. Сидя в кресле в окружении хаоса цветов и тумбочек, и вслушиваясь в низкий проникновенный голос Артема Филипповича, Шумский с удовольствием для себя ощущал то, что сам мог бы назвать расслаблением мыслей.

– И так, что Вас обеспокоило и когда началось это беспокойство?

– С чего бы начать? – Немного взволновано спросил сам себя Семен.

– С самого начала. – Тут же ответил подбадривающим тоном доктор. – Естественно, не с момента сотворения мира, но с того промежутка времени, когда Вы впервые почувствовали что-то для Вас необычное.

Семен в нерешительности замялся, но спустя пару секунд начал говорить.

– Произошло все в пятницу. Я вернулся с работы домой, как обычно поужинал и обдумывал планы на выходные. В момент, когда все произошло, я думал о щенке, хочу собаку завести. – Уточнил Семен. – А как раз накануне днем у меня был спор с товарищем на эту тему.

– Поспорили о том какая порода лучше? – Заинтересовался Артем Филиппович.

– Да нет, он вообще собак не любит. Начал мне рассказывать о том, что это глупая затея и отпускать шуточки.

– Как вы думаете, зачем он это сделал? – Абсолютно искренне спросил доктор.

– Наверно из-за того, что он сам котов любит,– ответил Семен, неестественно пытаясь пошутить.– А если быть честным, то, скорее всего, от нечего делать. У меня иногда такое чувство, что он просто из какой-то вредности пытается меня вывести из себя, но я от этого быстро отхожу. Мы очень давно знакомы и это как детская привычка у нас, что ли, я и сам могу другой раз что-нибудь такое выкинуть. – Семен сделал небольшую паузу и поглядел на Артема Филипповича. Тот, не отвлекаясь от своих записей, легким кивком головы попросил Семена продолжить.

–Короче говоря, надолго в памяти подобные случаи у меня обычно не задерживаются. Но в этот раз, когда я вспомнил о моей с ним размолвке, во мне возникло непреодолимое чувство злости, причем очень непривычное для меня по своей силе. Я снова и снова прокручивал в голове ту ситуацию и не как не мог остановиться, будто попав в замкнутый круг. С каждым разом чувство ненависти и отвращения к другу усиливалось и дошло до того, что я начал представлять, как физически издеваюсь над Фролкиным. – Семен снова сделал вопросительную паузу.

– Это не так уж и ужасно как вам кажется. – Поспешил ответить доктор, тонко чувствовавший когда пациентам хотелось говорить, а когда услышать комментарий к сказанному. – Практически все психически здоровые люди могут иногда испытывать чувство неприятия по отношению к коллегам, друзьям и даже близким. Мозг– рефлекторный орган, и рефлекс не всегда успевает пройти через систему ваших моральных ценностей, а та часть сознания, которую мы считаем полностью нам подчиненной обычно оказывается горазда меньше.

– Поверьте мне, это не было просто чувством неприятия. Таких сильных негативных эмоций я никогда не испытывал, и они были абсолютно неконтролируемы, а потом я понял, что на самом деле они даже не мне принадлежат, кто-то другой попавший ко мне в голову навязывал их. – С последними словами Семен настороженно поглядел на доктора, как будто снова ожидая оценки уже сказанного.

– Вы можете рассказать что-нибудь об этом человеке, он знаком вам?

– Нет, он на самом деле мне не знаком, но в момент, когда я почувствовал его присутствие, мне показалось, будто я знаю его очень давно, знаю все о нем, о его чувствах, о его мыслях.

– Опишите, как можете эту личность.

– Странно, тогда все было так четко, а сейчас всего в деталях и не вспомню,– всерьез удивился Семен.– Только могу наверняка сказать, что он показался мне очень озлобленным и жалким человеком. И в тот момент он, кажется, назло мне хотел сделать что-нибудь гадкое, руководя моими мыслями.

– Вы как-то пробовали бороться с ним?

– Да, пробовал. – Тут же ответил Семен, будто ожидая этого вопроса.– Когда я почувствовал его, когда понял что это на самом деле не мои мысли, то стал возвращать контроль над собой. И над ним тоже.– Добавил после небольшой паузы Семен.

Мне кажется, что я заставил его осознать собственную низость и ничтожность. Как бы это сказать, я, словно, прочувствовал сознание этого человека и показал ему же, насколько он мерзок и недостоин любого существования, тем более в моей голове.

– Очень хорошо, – поощрительно добавил Артем Филиппович – Хорошо, что Вы пытаетесь, а главное можете влиять на этот процесс.

– Но это еще не все, как только я выгнал его, меня тут же самого, как-бы, втянуло в чью-то голову.

– Опишите, на что это было похоже.

– Это было похоже на галлюцинацию... наверное.– Шумский ответил неуверенно, будто сомневаясь в подлинности своих слов.

– Вы видели что-нибудь в действительности, или слышали какие-то реальные звуки?

– Ну, скорее всего, нет...,– я просто, как бы это сказать... знал о том, что это происходит, точнее выразиться, наверное, не смогу.

–Понятно. – Протянул доктор. И что же, по-вашему, происходило?

Артем Филиппович говорил спокойно и с явной заинтересованностью, но без доли удивления. Самому Шумскому его же рассказ, проговоренный вслух, уже казался как минимум необычным, и хотя он понимал, что общается с психиатром, все же не мог не удивляться тому, с каким спокойствием собеседник выслушивал подобные нелепости.

– Я будто попал в сознание какой-то девушки.

– Опишите, что за девушка это была и что с ней происходило.

– В тот момент мне точно так же, как и в предыдущий раз казалось, что я знаю ее очень давно, но в действительности мы не знакомы. И точно также, хоть убей, не вспомню всего в деталях. Она танцевала в каком-то ночном клубе. Было такое чувство, что я сам слышу музыку и вижу свет, меня окружает большое количество людей, хотя в то же время я понимал, что нахожусь у себя дома и вижу только стены своей квартиры. Девушка была очень пьяна, и я сам будто чувствовал ее опьянение, потом сильно закружилась голова, и мне захотелось поскорее выбраться из ее мыслей, что почти сразу без особого труда получилось.

– А о чем, как Вам казалось, она в тот момент думала?

– Мне кажется, что ни о чем, ну, то есть абсолютно ни о чем. Пока я находился в ее голове, там было абсолютно пусто, единственное, что до меня доносилось, так это звуки музыки и вспышки огней. А потом музыка и свет стали постепенно затухать, и я опять оказался предоставлен только сам себе, без чьих-либо посторонних мыслей и чувств. Правда, еще некоторое время ощущал жар, словно только что вышел из душного помещения. А где-то через час все полностью прошло. – Шумский остановил свой рассказ, осмысливая сказанное.

– Собственно вот, наверное, и все, чем я хотел поделиться и почему пришел к Вам. – Семен снова замолчал и, глядя на Артема Филипповича, выискивал в ответном взгляде оценку своей истории.

Выслушав пациента, доктор задал еще несколько вопросов о детских болезнях Шумского, родителях, работе и сотрудниках, семье и быте, что Семену, в общем, показались малозначительным. Одобрительно кивая, психиатр принялся делать записи на листе бумаге. Артем Филиппович рассказал Семену, что произошедшее с ним на медицинском языке называется "дисфорическим расстройством". Приступ гнева доктор объяснил нервным перенапряжением, погрешностями в полноценном сне и питании. Артем Филиппович уверил Шумского, что опасаться этого не стоит и дал ряд рекомендаций, выписал несколько препаратов, в безопасности которых так же убедил, посоветовав и дальше пытаться сдерживать подобные вспышки гнева.

– Выгоняйте из головы все, что считаете ненужным, помните, что Вы в ней хозяин. – Сказал Артем Филиппович.

Шумский был уверен, что у доктора возник особый профессиональный интерес к его случаю, хотя на самом деле психиатр обыденнейшим образом вписал Семена в наработанный за годы шаблон. На обеспокоенность Шумского присутствием в его голове мыслей, которые, как он сам выразился, принадлежали кому-то другому, врач отвечал заверениями, что беспокоиться по этому поводу не стоит и никакого размножения личности у него нет. Этот недуг, по словам врача, имел еще ряд симптомов, которых у Семена, к счастью, не обнаруживалось. В дополнение к заверениям, Артем Филиппович спешно добавил несколько предложений, из которых Шумский мало что понял. В голове отпечаталось только: "проекция", "механизм вытеснения", "природные особенности физиологии мозга".

Как бы там ни было, кабинет врача Семен покинул в хорошем настроении и с клочком бумаги с рекомендациями. То ли из-за выписанных таблеток, то ли по какой-то другой причине обеспокоенность по поводу случившегося на некоторое время полностью покинула Семена, ему даже показалось, что чувствует он себя лучше, чем до приступа.

Сидя у монитора своего рабочего компьютера, Шумский проделывал привычные манипуляции, изредка отвлекаясь на циферблат часов, которые отсчитывали время до обеденного перерыва.

– Я говорю тебе, все ты правильно сделала. И не беспокойся, твоя реакция это просто ответ на его действия.

Анжела Семенова, соседствующая с Шумским на рабочем месте, громко обсуждала по телефону подробности личной жизни своей подруги.

– Ведь это он первый поступил так, как поступил, а ты в этой ситуации по-другому и не могла. Я тебя прошу! И корить себя однозначно не стоит! – Акцентируя на каждом слове, говорила Анжела.

Насколько Шумский мог понять из фрагментов диалога, до него доносившегося – подруга Семеновой рассорилась со своим молодым человеком и теперь выслушивала всяческие полезные рекомендации.

– Нет и нет! Ну что значит чересчур. И пускай, пускай теперь имеет ввиду! – Анжела, видимо, сильно прониклась ситуацией подруги и все повышала тон, на чем-то настаивая.

– Я тебе так скажу, для них не может быть "немного неправ". Если неправ, то неправ и тут оттенков быть не должно. Ну и пускай, пускай, как хочет, так и справляется с последствиями, а ты стой на своем.

– И бывают же такие стервы, представляешь. Короче, подкатывает он тележку, и она за ним семенит, такая все "невинность" и "непринужденность". И тележка, ну знаешь, самая огромная, доверху забитая, и он ее катит. – Шумский не сразу понял, что женский голос, который он слышал, уже принадлежал не его соседке по кабинету.

С момента визита к доктору, это был уже не первый приступ. Не смотря на уверения врача, через несколько дней вспышки чужих жизней замелькали перед Семеном снова. Все это время он, сохраняя внешнее спокойствие, пытался бороться, как он считал, сам с собой и со своим воспаленным сознанием.

–Ведь это всего лишь мои собственные мысли, проступившие по причине временного недуга. Проекция скрытого подсознательного на что-то там. – Вспоминал он слова доктора.

И борьба Семена была не такой уж безуспешной. Силой воли он научился вытеснять досаждавшие ему образы как будто за черту своей головы. Шумский отыскал слабые стороны характеров Датаева и Люфочкиной, и во время приступов давил именно на них. Образы ослабевали и отпускали его, но в этот раз заставить их исчезнуть у него не получалось.

– А он-то сам какой?

– Да обычный себе кошелек. По нашему почти не бельмес, только и знал, видимо, что "бабушка", "таранка", "перестройка". И такой недовольный немного, сказал ей, мол, бери что хочешь, а сам и не ждал, что она полмагазина скупит. Ну а дальше что произошло, ты просто не поверишь, и бывают же такие шалавы. – Произнесла Ксюша с досадой.

– Ну и что, что дальше? – Заинтересовано торопила подругу Мария.

– В общем, я начинаю пробивать ей все это. Рыбку красную десяти сортов, гору сладостей самых дорогих, бутылок, наверное, 5 французского вина и так далее.

– Наверное, бутылку ему для храбрости, а остальное ей, чтоб не так противно было.

– Наверное. И главное, решила из себя фифу изобразить, по физиономии-то видно было, что вчера еще где-то в подворотне шмурдяк лакала, а тут французским вином ей отшлифоваться захотелось.

–Да, та еще дрянь.

–А дальше что было. Берет она в общем, будто невзначай, пачку презервативов и кладет посреди всего этого барахла. Этот лопух прям просиял.

–Да ты что! – воскликнула Мария. – Бывают же шалавы!

Семен, наблюдавший практически воочию этот диалог, снова ощутил уже знакомое ему чувство жара. В этот раз отделаться от Ксении так легко не вышло, и ему не оставалось ничего, кроме как пропускать через себя гневные переживания Люфочкиной.

Голос Ксюши звучал все громче, а эмоции и мысли девушки постепенно вытесняли его собственные. Шумский не на шутку испугался, но вовремя вспомнил о том, что он хозяин в своей голове, а все лишнее нужно выметать. Семен напрягся всем сознанием, чтобы заставить Ксению замолчать. Девушка замолчала. В этот момент он просто физически почувствовал, как выходит из нее, и новая волна жара залила лицо и уши.

– Все это просто нервное перенапряжение. – Повторил он несколько раз. – Это ведь не какие-то реальные люди, а просто особенности физиологии моего мозга, механизмы проекции, ну и что-то там еще, черт бы его побрал! Блядь! – Последние слова Шумский выкрикнул в голос. Он чувствовал, что сильно вспотел, в борьбе за территорию собственных мыслей, но все-таки брал верх. С каждым новым усилием чужая реальность растворялась, давая свободу его собственной. Инородные фрагменты постепенно блекли и отделялись пеленой тумана.

– Шумский, ты что это, горишь на работе?

От голоса Анжелы Семен резко дернулся и развернулся в ее сторону.

– Чего такой нервный, пойдем перекусим – время уже.

Шумский, приходя в себя, смотрел сквозь Семенову и прислушивался, не осталось ли в голове чего постороннего.

– Шу-умскииий, о-очни-ись. – Анжела пару раз провела ладонью перед глазами Семена. – Прииём.

–Да-да, я догоню тебя, сейчас только минутку, допишу и иду.

–Ну как знаешь, работяга, трудишься прям до седьмого пота. – Семенова, со скрываемым удивлением, бросила провожающий взгляд на напрягшиеся на лбу Шумского вены.

Вставая из-за стола, Семен оглянулся по сторонам, как будто ожидая что-то увидеть, еще раз сделал глубокий выдох и пошел вслед за Анжелой в столовую.

Ксения Люфочкина в момент выхода Семена из ее сознания резко прекратила телефонный разговор с подругой. Все ее мысли оборвались. Какое-то время она слушала поток речи Марии из трубки, но ничего не могла понять. Слова сливались в хаотичное сплетение звуков, прерываемых высоким смехом. Люфочкина несколько минут пыталась вникнуть, о чем говорит Мария, но когда усилия не дали результата, просто без прощания положила трубку телефона и принялась за работу, все еще пребывая в состоянии отрешенности от реального мира.

В отличие от Эдуарда и Семена, Ксения остро не переживала те случаи, когда всех троих по необъяснимой причине скручивало в одну воронку. Будто кадрами из фильмов, перед ней внезапно возникали и так же внезапно исчезали сцены чужих жизней. Наверное, поэтому Ксюше казалось, что в ее памяти просто всплывают фрагменты сериалов, занимавших большую часть ее информационной пищи. Иногда она даже описывала кому-то из знакомых происшествия жизни Семена или Эдуарда, и интересовалась из какого это фильма и не вместе ли они его смотрели.

Правда, Ксюша заметила за собой, что в последнее время стало труднее подсчитывать сдачу, цифры путались, становились похожими друг на друга, а то и вовсе теряли для нее значение. Порой Люфочкину обсчитывали и приходилось платить из своего кармана. А иногда в разговоре с подругами она не могла понять, о чем идет речь. В такие моменты, одним из которых был недавний телефонный разговор с Марией, Ксюша напрягала все свои мысли для того, чтобы вникнуть в диалог, но будто какая-то перегородка не позволяла ей понять, о чем говорит собеседник.

Много кому подобные вещи доставляли бы массу волнения, но Ксения по этому поводу переживала не больше, чем по поводу незначительной головной боли – через часик переболит, и вроде ничего не было. Тем более, что обычно после приступов она чувствовала вспышки необъяснимого сильного счастья и какого-то неописуемого вдохновения. За что бы она ни бралась в таком состоянии, все казалось интересным и даже каким-то новым. Сейчас, поочередно подставляя полосатые штрихкоды под синий лучик, помигивавший у кассового аппарата, она с неописуемым волнением от происходящего перекладывала один за одним товары, подаваемые движущейся черной полосой. Все в этот момент было ей в радость. Когда-то, еще в первые месяцы своей работы в магазине, Ксюша заметила, что лица всех людей, проходивших через ее кассу, сливались к концу дня в один обобщенный портрет покупателя. Если настроение у нее было хорошее и дела шли как надо, то образ получался довольно дружелюбным, а в дни, когда все с самого утра шло наперекосяк, жуткая рожа отпечатывалась в памяти и провожала ее с работы домой.

И сейчас, чувствуя радостное волнение, в каждом новом лице Ксения видела сияющие добродушие. Все были добры и приветливы. Ксюша с удовольствием и чувством того, что делает что-то полезное и нужное обслуживала посетителей магазина. Даже внешний вид мелькавших перед ней продуктов радовал своей причудливой формой и яркими оттенками. Блестящая этикетка на банке с сардиной, к слову сказать, необычной для сардины расцветкой, вызвала у нее ассоциации с ночным клубом, и Ксюша с новой волной радости начала размышлять о грядущем вечере пятницы, до которого оставалось несколько часов. С такими мыслями пришло и непреодолимое желание выпить, а затем, как они с подругой это называли, "ускориться".

Время пробежало очень быстро, и вот они снова с Марией сидят у нее на кухне, пьют вино из широких стаканов и рассказывают друг другу о недавних переживаниях.

Ксюша заметила, что хоть Мария и старалась этого не показывать, но что-то гложило ее. Она пыталась понять, что именно, но этого никак не получалось. На самом же деле Машу не могло не настораживать, как Ксюша при каждой их встрече все чаще могла уйти в себя посреди разговора и ни на что несколько минут не реагировать, блуждая где-то в своих мыслях. А вспышки беспричинного счастья Люфочкиной и вовсе пугали Марию. Сейчас, глядя на подругу, она с удивлением замечала, как много та выпила и, абсолютно не опьянев, все продолжала рассказывать о каком-то сериале, весело смеясь без причины и размахивая руками.

– Там еще мужчина такой был: высокий и немного полноватый. Не помню, в какой серии это было, что он с семьей в парке гулял, и посреди прогулки у него то ли галлюцинации начались, ну помнишь, мы же вроде пару дней назад вместе смотрели.

– Да нет, не помню такого. А ты мне скажи, вот что... – Но Ксения, получив ответ, не дала подруге высказаться и тут же продолжила.

– Ну как же не помнишь! – Почти выкрикнула Ксюша. – У него двойник еще был, с которым он как-то связывался и какие-то сигналы передавал. Но мужчина этот, ну, который с семьей в парке, ну ты поняла, был вроде такой весь жизнерадостный, а двойник этот такой хмурый и злобный. Антигерой в общем, как во всех сериалах.

– Да не помню я. – Уже начиная раздражаться, отрезала Мария.

– Как же не помнишь. С кем же я этот сериал смотрела, кого не спрошу, никто не помнит. – А, вот еще что вспомнила! – Снова выкрикнула Ксюша,– Там еще была...– Она сделала паузу и, удивляясь своим словам, медленно и тихо произнесла – Там еще была я...

– Ну, подруга, если ты уже фильмы с собой в главной роли смотришь, то однозначно пора бросать твой большой супермаркет и менять его на большую сцену.

– Да ... пора... – Ксения будто снова начал погружаться в себя, но опомнилась от сигнала мобильного телефона.

– Наконец, таксист подъехал, ну что, едем в ночь?! – Ксюша поднялась из-за стола и, оправляя платье, как ни в чем не бывало, с улыбкой смотрела на Марию.

В машине Ксения продолжала весело балагурить и переключала один за другим каналы радиоприемника, пытаясь найти музыку, подходящую для создания нужной атмосферы.

– Не то, и это не то. А это вроде то, что нужно, но тоже не то. – Приговаривала Ксюша, раз за разом нажимая на кнопку магнитолы и заслоняя от водителя коробку передач. Последний был этим ничуть не огорчен, и даже доволен своим положением. Водитель поддерживал веселый диалог, то и дело, посматривая на ноги девушки, которые Ксюша быстрыми и размашистыми движениями временами оголяла до верхнего края чулок.

Когда они добрались до клуба, Ксения бабочкой выпорхнула из автомобиля и буквально влетела на танцпол. Забыв про Марию, она чувствовала, как парит в танце над окружающими ее людьми, и ветер счастья несет ее быстрее и быстрее с неописуемой силой.

С такой же неописуемой силой несло и Эдуарда Датаева. Закутавшись в свой серый примятый плащ, и надвинув на глаза шапку, он бежал изо всех сил туда, куда звал его знак посланный свыше. Зеленый светящийся символ с каждой секундой становился ближе и ярче. Он уже не походил на простую букву "М", Датаев видел магическую руну, направлявшую его по пути. Он ловил на себе взгляды прохожих и был уверен, что они знают о его предназначении и готовы принять его мученическую смерть.

Спускаясь по эскалатору, Эдуард чувствовал, что он находится не просто на станции метро, а в огромном и величественном ритуальный зале. Находящиеся в нем люди были жрецами, которые с волнением ждали его вознесения и, расступаясь, давали ему дорогу.

Ощущая в своей голове все происходившее с Датаевым и Люфочкиной, Семен переживал самый сильный приступ из всех, что с ним до этого случались. Шумский знал, что именно сейчас он должен избавиться от этих чужеродных фрагментов, паразитирующих в его сознании.

– Мой мозг зачем-то создал в себе эти жуткие образы, ему же под силу их и уничтожить. Если я убью иллюзии, то отойдет и болезнь, а я буду свободен – Повторял себе Семен, все больше и больше натягивая струны сознания Ксении и Эдуарда. Впиваясь руками в деревянный стул, он видел перед собой наложенные друг на друга две чужие жизни, которые он вот-вот оборвет. Семен всматривался глазами Датаева в надвигавшиеся глазницы поезда и всей своей волей заставлял Эдуарда идти вперед.

Датаев, медленно подходя к краю платформы, вдруг понял, что не хочет и не может совершить задуманное. Он, было, рванулся назад, но с ужасом осознал, что та высшая сила не пускает его. В попытке остановить уже не подчинявшееся тело, он рухнул на колени, но будучи не в силах сопротивляться, принуждаемый той же силой, все ближе подползал к краю платформы. Захлебываясь слезами, будто обращаясь к кому-то, непонятно зачем желавшему его смерти, Датаев через сведенные судорогой зубы прохрипел: "Не убивай меня!".

Он не знал к кому и зачем обращается, но никак иначе не мог препятствовать приближавшейся смерти.

В то же мгновение эти слова эхом дошли до Семена, и в первый раз он увидел в Датаеве не воспаленный фрагмент своей психики, который собирался навсегда отсечь, а живого человека. У Шумского, как во время первого приступа, появилось чувство, что жизнь Эдуарда известна ему так же хорошо, как его собственная. Жизнь маленького клерка, не сделавшего ровным счетом ничего ни особо плохого, ни особо хорошего и, по большому счету, точно так же, как и Семен, проживавшего свои дни в мелких радостях и невзгодах. Эта мысль как бритвой полоснула Шумского. Мысль о том, что он собирается убить двоих людей и уже почти совершил задуманное, показала ему картину происходящего в совсем других красках.

– Нет, это не может быть правдой! Я болен и сам должен покончить с болезнью раз и навсегда. – Семен с силой оттолкнул от себя догадку, его испугавшую, и с еще большей силой и решительностью швырнул безвольное тело Датаева под колеса поезда.

И в ту же секунду он почувствовал, как в голове будто стало больше места. Отсеченный им больной фрагмент психики утонул в скрежете колес и испуганных криках людей, наблюдавших последние секунды жизни Эдуарда.

–Да, я на правильном пути – воодушевленно подумал Шумский. – Главное, теперь не отступить и довести все до конца.

С чувством грядущей победы над болезнью, он направил всю свою волю в оставшийся воспаленный фрагмент сознания.

Ксюша, не чувствуя постороннего вмешательства, была полностью поглощена своим счастьем. Она танцевала уже не среди толпы незнакомых людей, а на балу в прекрасном дворце, где она была королевой, а все вокруг ее подданными. Ей учтиво улыбались, кружили в танце и выказывали знаки почтения. Сердце от радости билось все сильнее, пока не начало молотком стучать по каждой клетке тела.

Мария, сначала пытавшаяся как-то утихомирить подругу, уже поняла, что все попытки это сделать ни к чему не приведут. Теперь, находясь в стороне и время от времени поглядывая на Ксению, она с внутренней дрожью наблюдала, как посреди толпы Ксюша достала пакетик с почти месячным запасом белого порошка. Первым ее желанием было подбежать к подруге и выхватить из рук наркотик, но инстинкт самосохранения был сильнее этого порыва. Своим практичным умом она тут же поняла, к каким последствием для нее это может привести. Мария неподвижно смотрела, как на глазах у всех Ксюша обсыпала свои руки порошком, вдыхала, насыпала еще, снова вдыхала и не переставала танцевать.

Результат ее действий не заставил себя долго ждать. Будто пуля, беспрепятственно пролетевшая сквозь десятки людей, беззвучно пробила грудь Ксении. Она упала на спину, руки и ноги забились в судорожных движениях, в такт с которыми на шее запульсировали вздувшиеся вены. Трое мужчин в костюмах и с бейджами на груди, неожиданно для наблюдавшей Марии, выбежали из толпы, подхватили Ксюшу и втащили за дверь с надписью "только для персонала". Мария уже не видела, как тело ее подруги сделало несколько предсмертных рывков, будто в попытке завести останавливающееся сердце. Последним, что она наблюдала, были белки закатившихся глаз Ксюши и небольшие посиневшие пальчики, которые судорожно и бесконтрольно комкали подол платья.

Через оконное стекло Семен всматривался как красным воском по домам и деревьям разливались закатные лучи. Из обыденного вечернего пейзажа резко выбивалась только маленькая синяя будка, поднимавшаяся к небу. Неожиданно для себя и, возможно, просто из-за приятного сочетания цветов, он увидел в этом какой-то трогательный символизм.

Количество этажей новостройки, за которой он от нечего делать наблюдал, когда отрывался от работы, увеличивалось с каждым днем. Видимо, теперь строителям было неудобно каждый раз спускаться для того, чтобы справить нужду, и кабинку биотуалета поднимали на этаж, где шла основная работа. Семен с мечтательной задумчивостью смотрел, как на тросах строительного крана поднимается небольшой пластиковый короб. Шумскому даже представилось, что он будет подниматься все выше и выше через облака по закатному небу, пока совсем не выйдет из земной атмосферы. Но на верхнем этаже скелет подъемного крана развернулся, и синяя будка опустилась на бетонные плиты. Без сомнений, подумал Семен, здесь она принесет намного больше пользы, чем если бы просто улетела куда-то в космические дали. Шумский невольно заулыбался от своих мыслей.