Текст книги "Жизнь военный элиты. За фасадом благополучия. 1918-1953 гг"

Автор книги: Николай Черушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Тов. Грязнов обладает хорошей военно-научной подготовкой и большим боевым опытом. Он прибыл на КУВНАС (повторно) с определенно усвоенной им методологией по ведению занятий по тактической и штабной подготовке. Двухмесячная работа в специальном направлении в области тактики и штабной службы развили до совершенства его блестящие педагогические способности. Активность, инициатива, быстрота действий, тактичность и корректное отношение к товарищам – как к равным, так и нижестоящим по должности, – все перечисленные качества тов. Грязнова являются отличительными чертами характера этого богато одаренного корпусного командира.

Уставы и наставления знает отлично. Методология ведения военной игры как по тактике, так и по штабной службе усвоена им в совершенстве.

Есть все основания предполагать, что тов. Грязнов, работая неустанно над своим образование, будет в состоянии руково-

61

дить тактической подготовкой подчиненных на более высоком, Против ныне занимаемого, служебном посту»¹⁸.

Более высокие посты потом у И.К. Грязнова были. Вот как в декабре 1932 г. характеризует своего заместителя начальник Управления механизации и моторизации РККА И.А. Халеп-ский:

«Тов. Грязнов весьма способный культурный и растущий боевой командир. Тов. Грязнов систематически продолжает работать над углублением и развитием своего оперативного кругозора. В течение последнего года с исключительным упорством и энергией работал над собой по практическим и теоретическим вопросам оперативного и тактического применения механизированных и танковых соединений и частей. Результатом этого явилось непосредственное участие тов. Грязнова в разработке и написании уставов и наставлений для механизированных и танковых войск.

Личные качества: человек сильной воли, хороший организатор, прекрасный методист в деле постановки занятий с комсоставом и войсками, среди подчиненных пользуется уважением, прекрасный товарищ. Как член партии безукоризнен. Занимаемой должности вполне соответствует»¹⁹.

Комкор И.К. Грязнов арестован 15 августа 1937 г. на посту командующего войсками Среднеазиатского военного округа. Военной коллегией 29 июля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 5 мая 1956 г. реабилитирован.

Писатель Лев Разгон в книге «Непридуманное» в главе «Во⁴-енные» дает свои оценки тем кадрам РККА, которые встречались на его жизненном пути, таком тернистом и много–

62

страдальном. С этими оценками можно соглашаться или не соглашаться, но это свидетельство современника, имеющего право на свое личное мнение. Приведем фрагмент из этого повествования.

«Говоря о драме своего поколения, я думаю о том, что в беллетристике прошлого пышно называлось «крушением идеалов». На наших глазах гибли боги, которых мы – как это и положено по нашему материалистическому мировоззрению – сами создали. Под «богами» я разумею не идеи и не застывшие великие личности прошлого, а наших современников, живых, совершенно реальных людей.

Для моего поколения (я, конечно, говорю о том слое, представителем которого я был) такими живыми «богами» были политики, поднявшиеся на иерархическую ступеньку «вождей» и «соратников», и те, кто именовались героями гражданской войны. Удивительно, что, несмотря на наш искренний демократизм, мы никогда не подозревали в героизме рядовых участников гражданской войны. Нет, в героях у нас ходили только военачальники! Конечно, наше восхищение вызывал любой человек, у которого на гимнастерке, френче, толстовке, пиджаке был приколот орден Красного Знамени – очень редкая тогда награда. Но, вспоминая сейчас прошлое, я отчетливо понимаю, что в разряд героев у нас входили люди только от комбрига и выше. Признание нами их божественной сущности было искренним. С политиками дело обстояло несколько сложнее. Уж очень быстро мы начинали понимать, что политики – боги еще более приземленные, чем мы, простые и грешные люди... они мелко плутуют, отказываются от своих слов и обещаний, занимаются интригами и подсиживанием... На наших глазах множество «богов» неохотно, но быстро сле-

63

зало с божественной горы и отправлялось в низину. Парторгами заводов, управляющими курортами, директорами музеев.

С военными этого не случалось. Даже уходя в отставку, они продолжали оставаться нашими героями. Да что говорить. Ими любовались люди поумнее нас, позорче, чем мы.

Ах, как нравился Тимошенко Бабелю! С каким наслаждением он рисовал «красоту гигантского его тела..., ордена, вколоченные в грудь».

Мне не пришлось лично знать угрюмого, туповатого и неудачливого маршала Тимошенко, который с беспомощным отчаянием смотрел, как крошечные отряды финских егерей громят наши большие соединения; как немецкие танковые дивизии отрезают, уничтожают и берут в плен целые армии фронта, которым он командовал. Из наркомов, из главнокомандующих, из маршалов он ушел в ничто, в неизвестность, на страницы скучных, никем не читаемых монографий и дис -сертаций. И остался навсегда в русской литературе живым, веселым и пленительным Савицким, изображенным Бабелем не только с живым интересом, но и с нескрываемой любовью. Я не знал ни начдива шесть, ни народного комиссара обороны и не могу поверять героя моей любимой книги реальным человеком.

А вот «прославленного Книгу» я знал. И довольно хорошо. В годы моей жизни в Ставрополе бывший адъютант командира ставропольских партизан, а ныне начальник управления крайпищепрома Иван Иванович Иванько решил написать книгу о Гражданской войне и нанял меня в «литературные негры». Для этого он меня познакомил с генерал-майором в отставке Василием Ивановичем Книгой. И я много дней

64

провел в особнячке бывшего командира ставропольских партизан, а затем прославленного Бабелем начдива.

Василий Иванович был суетливый человечек невысокого роста, даже дома ходивший хоть в подштанниках, но с генеральскими погонами. У него была молодайка жена, огромный сад, необхватный огород, коровы, гуси, куры, свинки и подсвинки. Кроме того, раз в месяц он садился в свою личную машину и личный шофер возил его по тем ставропольским колхозам, которые носили его имя. Оттуда, вслед за его трофейным «хорхом», шел колхозный грузовичок, полный подарков – щедрот обильной ставропольской земли.

В пренебрежительном забвении, в котором он пребывал, ему льстил интерес к нему человека, которого Иван Иванович ему представил как «московского писателя». Отдав хозяйственные распоряжения, он меня усаживал за стол, наливал в чашку саксонского фарфора водку, настоянную на чесноке, ошарашивал ее и, поглаживая потрясающей красоты усы, начинал рассказывать. О Гражданской войне, да и вообще о всякой другой войне, он рассказывать не то что не любил, а не умел, «мы тут как врезали им!.. А потом мы их порубили!.. Ну, мы от них драпали, пока кони не пристали. Тут пришлось драться.... Интереснее всего были его рассказы о том, как он был гостем у царя. Василий Иванович Книга был первым георгиевским кавалером на Юго-Западном фронте, а знаменитый Козьма Крючков на Западном. Обоих привезли на целую неделю к царю...

Гражданская война не оставила у Василия Ивановича таких ярких воспоминаний. А о Великой Отечественной он вспоминать и вовсе не любил. ...Да и то сказать... Во время знаменито-несчастной операции на Крымском полуострове Книге

65

поручили командовать конницей, которую зачем-то согнали туда видимо-невидимо. Обрадованные немцы двинули на наши конные дивизии танки. Василий Иванович – как это он делал раньше – построил свою дивизию в ранжир, выехал вперед, скомандовал: «Шашки вон!» – и кинулся на танки... Его – легко раненного – удалось вывезти на кукурузнике. А конница вся полегла под гусеницами немецких танков. После этого было приказано самим Верховным – Книгу близко к фронту не подпускать. И до конца войны остался он только генерал-майором и матерно крыл более удачливых товарищей. А Верховный Книгу не расстрелял, не разжаловал, я этому уже тогда не удивлялся, знал по рассказам моих товарищей по Первому лагпункту о том, что служба в Первой Конной давала особые преимущества.

Но сколько я ни всматривался в своего занятного, суетного собеседника, я в нем не мог опознать и тени того, что делало его живой легендой в глазах Бабеля, в наших глазах, даже в глазах тех, кому он был знаком главным образом своими поборами. Ну, был не очень умный, глубоко невежественный, но лично храбрый человек, который в глазах Верховного обладал главным достоинством – он мог ему доверять. Такой – приказ выполнит, хотя бы это был приказ зарезать мать родную...»²⁰

Недалеко от В.И. Книги ушел и другой выходец из Первой Конной армии – Иван Васильевич Селиванов, командовавший в 1933—1934 гг. 6-й Чонгарской кавалерийской дивизией. Из воспоминаний генерала армии А.Т. Стученко, занимавшего тогда в штабе этой дивизии должность начальника оперативного отделения. «...Это была колоритная личность. На царской службе он был кузнецом в коннице. С первых

66

дней революции боролся за Советскую власть, объясняя это просто: «Советская власть и коммунисты против буржуев, значит, я за Советскую власть». Воевал храбро. За подвиги в гражданскую войну был награжден двумя орденами Красного Знамени. Продвигался по служебной лестнице. А грамота, культура остались прежними. Разговаривать с Селивановым было невозможно: мы не понимали его, а он нас. Все его руководство сводилось к подписыванию бумаг. Но нести ему документ на подпись было пыткой: комдив читал по слогам.

Ф.К. Корженевич (начальник штаба дивизии. – Н. Ч.) обычно посылал с документами меня. Селиванов к этому привык и почти никогда не звал начальника штаба, а кричал:

– Стученко, бежи ко мне, подпишу тебе бумажки!

Бывало и так:

– Стученко! Напиши бумажку Ворошилову Клименту.

– Какую бумажку?

– Напиши, пусть шлет нам побольше винтовок с намуш-никами.

– Слушаю, сейчас напишу.

– Только живо, и мне давай на подпись.

Приношу обоснованно составленный документ – вдвоем с Корженевичем голову ломали.

– Позвольте, прочту. – предлагаю я, зная способности Селиван

– Читай.

Прослушал он, что мы сочинили, и смотрит на меня, сердито двигая верхней губой с коротко подстриженными усами.

– И шо ты тут напысав?.. Шо наговорив? Пиши, як я говорю.

И начнет диктовать:

«Здорово, дорогой Климент!

Пишет тебе Селиванов Иван – комдив 6-й Чонгарской.

Пришли на дивизию винтовок с намушниками, а то мушки сильно бьются в конном строю».

Через несколько минут приношу на подпись продиктованное письмо, Селиванов подписывает. Прихожу к Корже-невичу и показываю ему творение комдива.

– Давай-ка наш вариант. Его пошлем. Я сам подпишу за комдива. А это брось в корзину.

Управлял дивизией фактически начштаба Ф.К. Коржене-вич – умница и хороший организатор...»²¹

Иван Васильевич Селиванов после 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии командовал 6-й Узбекской (впоследствии 19-й) горнокавалерийской дивизией. С августа 1939 г. – командир 30-го стрелкового корпуса. В 1940 г. получил звание генерал-лейтенанта. В июле—августе 1941 г. исполнял обязанности заместителя командующего 29-й армией. Арестован 23 ноября 1941 г. Особым совещанием при НКВД СССР 13 февраля 1942 г. по обвинению в проведении агитации пораженческого характера приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1942 г. Определением Военной коллегии от 4 сентября 1954 г. реабилитирован.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. 40 лет Военной академии имени М.В. Фрунзе. М.: Во-ениздат, 1958. С. 205, 206.

2. Там же. С. 213-214.

3. МГВК. АПД Ж.К. Блюмберга. Л. 1.

4. Там же. Л. 12.

5. Там же. Л. 18.

6. Та*же. Л. 19.

7. Там же. Л. 22.

8. Там же. Л. 22об.

9. Там же. Л. 21.

10. Там же. Л. 20—21.

11. Там же. Л. 6.

12. Там же. АПД И.К. Грязнова. Л. 15.

13. Там же. Л. 18.

14. Там же. Л. 22.

15. Там же. Л. 23.

16. Там же. Л. 27.

17. Там же. Л. 10—12.

18. Там же. Л. 17.

19. Там же. Л. 49.

20. Лев Разгон. Непридуманное. М., 1991. С. 32—34.

21. Стученко А.Т. Завидная наша судьба. М.: Воениздат, 1968. С. 57-58.

ПО ЧИНУ И ЗАСЛУГАМ

Уже к концу Гражданской войны сложилась достаточно стройная система аттестования, подбора и назначения командно-политических и иных кадров Красной Армии. После Гражданской войны эта система продолжала совершенствоваться, приобретая все более устойчивый и упорядоченный вид. Но повседневная жизнь всегда вносила свои коррективы, в том числе в эту область человеческих отношений. Связку «начальник-подчиненный» нельзя рассматривать как нечто

69

застывшее, постоянное – здесь всегда есть место трениям, недовольству, взаимным претензиям. Часто подчиненные были недовольны содержанием их аттестаций и особенно выводами, сделанными их начальниками. Все это служило поводом для жалоб в высшие служебные инстанции, в политические и партийные органы, вплоть до Наркома обороны и Политуправления РККА. Приведем несколько примеров на этот счет.

Но сначала немного о другом – о служебных категориях и воинских званиях. До 1935 г., т.е. до введения в Красной Армии персональных воинских званий, там существовали служебные категории и соответствующие им знаки различия (на петлицах, рукавах) – для среднего комначсостава это были кубики, для старшего – прямоугольники («шпалы»), для высшего (элиты) – ромбы. Объектом нашего повествования является высший командно-начальствующий состав Красной Армии, и количество ромбов на его петлицах и рукавах определяло ту или иную служебную категорию. Для командного состава элиты категория обозначалась буквой «К» и соответствующей цифрой (от 10 до 13) – К-10 (один ромб на петлицах), К-11 (два ромба), К-12 (три ромба), К-13 (четыре ромба). Для высшего политсостава (командно-политического состава) это были соответственно КП-10, КП-11, КП-12, КП -13. Оклад денежного содержания этих военнослужащих зависел не только от занимаемой должности, но и от присвоенной служебной категории, которая определялась тому или иному лицу при его назначении на должность приказом Наркома обороны (часто с учетом его заслуг, известности в стране и армии, наград, близости к окружению Наркома и т.д., а также выводов последней аттестации). Вот эти самые

70

выводы нередко и служили предметом недовольства и жалоб со стороны подчиненных – они считали себя незаслуженно обиженными, обойденными, приводя в свою защиту массу доводов. Нередко справедливых и убедительных.

Читая содержание аттестаций, служебных характеристик, различных отзывов о работе и службе, подписанных различными начальниками одному и тому же человеку, видишь, как часто они (аттестации, характеристики) резко отличаются друг от друга. Хотя временной промежуток между их написанием совсем небольшой. Все это во многом говорит о степени личных взаимоотношений между людьми, в которых нередко преобладали такие свойства характера, как зависть, нежелание считаться с мнением другого, пусть даже не симпатичного тебе человека.

Покажем это на нескольких примерах. В качестве первого примера возьмем комбрига В.И. Микулина. Имя этого незаурядного военачальника РККА в 30-е годы прошлого века хорошо знали ее командиры-кавалеристы. И вот почему. Дело в том, что Владимир Иосифович Микулин в годы Гражданской войны и после нее командовал кавалерийской бригадой и дивизией, а в 30-х гг. работал помощником инспектора кавалерии РККА (у С.М. Буденного). С 1936 г. й до своего ареста в июне 1937 г. он возглавлял в Новочеркасске знаменитые ККУКС (Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава), через которые прошли многие командиры среднего и старшего звена советской кавалерии.

Это был всесторонне образованный человек. Люди, встречавшиеся с ним, надолго сохраняли добрую память о нем. Полковник в отставке И.В. Дубинский, ставший известным советским писателем, служивший с В.И. Микулиным не-

71

которое время в червонном казачестве, так характеризует эту незаурядную личность: «...До Отечественной войны, не было, пожалуй, ни одного командира, который бы не слышал о большом знатоке конницы – Микулине. Он участвовал в создании боевого устава кавалерии, разработал основы войсковой разведки и по этой теме дал армии отличный художественный фильм «В тылу врага». Весь начсостав конницы носил очень удобное и практичное «снаряжение Микулина».

...Из всех первоклассных знатоков конного дела, должно быть, самый утонченный попал в наши ряды. Владимир Иосифович Микулин, пройдя в царской армии путь от корнета до подполковника, командовал бригадой под Перекопом и во время боев за Галицию летом 1920 года.

Вот тогда я очень хорошо изучил этого замечательного воина и человека. С командармом он мог свободно потолковать о тонкостях оперативного искусства; с командиром боевой сотни – о службе завесы и дальней разведки; с берейтором – об особенностях школы Филлиса; молодого сигналиста мог научить подавать все боевые сигналы, а молодого кузнеца – как подковать лошадь с хрупким копытом»¹.

Когда работа по душе, тогда она и спорится, тогда есть весомые результаты, отдача от проделанного. С ноября 1922 г. и до сентября 1923 г. В.И. Микулин командовал отдельной Кавказской кавалерийской бригадой. Что это за время? А время было сложное, неспокойное – на Кавказе только что прошла советизация республик, еще не подавлены все очаги сопротивления, то там, то здесь вспыхивали новые восстания местного населения, недовольного политикой местных правителей и центральной власти. И Владимир Микулин твердой рукой наводил порядок, выполняя приказы командования

72

Отдельной Кавказской армии (ОКА). Вот что написано об этом в служебной аттестации на В.И. Микулина, подписанной в мае 1923 г. командующим войсками ОКА А.И. Егоровым и членом РВС армии Ш.З. Элиава: «Огромной силы воли, энергии. Всегда решителен и обладает весьма широкой инициативой. В высшей степени находчивый, сообразительный. Во всякой самой сложной обстановке легко разбирается, чутко анализируя таковую и принимая ясное и определенное решение. Упорен и настойчив до конца. Всегда расчет, точность и аккуратность. Обращение с подчиненными нормальное. Уважение и авторитет большие. Образцово дисциплинирован, выдержан, вежлив и тактичен. Часть твердо держит в руках. Здоровье вполне выносит всякую походную и боевую обстановку. Склад ума чрезвычайно подвижный, гибкий. Критика и анализ – основные свойства его умственного мышления. К работе относится с полным вниманием, усердием и рвением. Советской власти вполне предан. Общая и техническая подготовка хорошие. Огромный боевой и служебный опыт и стаж применяет в работе с редким умением и четкостью. Военное дело весьма любит. Развит прекрасно и беспрестанно следит за ходом развития военной мысли. Кавалер ордена Красного Знамени. Известный красный командир кавалерии всей красной конницы. Спортсмен и большой знаток коня.

Считаю тов. Микулина, как уже командовавшего дивизией, в данное время вполне достойным внеочередного (последнее слово подчеркнуто А.И. Егоровым. – Н.Ч.) выдвижения на должность командира кавалерийского корпуса».

Александр Ильич Егоров дал прекрасную и объективную характеристику качеств и свойств В.И. Микулина. Самое главное, что объективную, не забыв упомянуть особенности

73

характера и склонности его натуры. Это делает честь данному полководцу (Егорову), что он так хорошо разбирается в людях и подходит к ним не формально, по-казенному, а по-человечески.

Совсем другое мы видим в другой аттестации на В.И. Ми-кулина, написанной спустя два года, когда он исполнял обязанности начальника штаба 3-го кавалерийского корпуса в Западном (Белорусском) военном округе. За эти два прошедших года Владимир Иосифович успел поучиться на Высших академических курсах (ВАК) при Военной академии РККА, а также поработать в должности для особых поручений при инспекции кавалерии РККА. С октября 1924 г. В.И. Мику-лин – начальник штаба 3-го кавалерийского корпуса. Значит, выводы аттестации 1923 г. были не реализованы и этот знаток конницы не стал командиром корпуса, а только начальником штаба. Конечно, ему было досадно и обидно, что его способности, талант организатора не используются в полной мере. Можно допустить, что В.И. Микулин считал, что на 3-й кавалерийский корпус поставят его, а не С.К. Тимошенко, воспитанника Первой Конной армии. Возможно, этим антагонизмом, борьбой за первенство в кавалерии «буденовцев» с «примаковцами» и объясняются строки из служебной аттестации, подписанной в ноябре 1925 г. его непосредственным начальником – командиром 3-го кавалерийского корпуса С.К. Тимошенко. По своему содержанию эта аттестация в корне отличается от предыдущей: «Знаю тов. Микулина мало и дать полную характеристику не могу.

Как человек очень не глупый и хитрый. Внешне дисциплинирован, исполнительный, но в работе недостаточно аккуратен. Требовать исполнения от своих подчиненных разумно не

74

умеет. Сам хорошо подготовлен во всех отношениях, но передавать свои знания полностью в повседневной жизни своим подчиненным не умеет. Разумной инициативой не обладает, но как хорошо владеющий пером хватается за чужие мысли, и, главным образом, с его стороны проявляется интерес, когда труд оценивается материально.

Политически недостаточно развит и к этому особого интереса не питает.

Решительность проявляет, но неуверенно, ввиду незаинтересованности повседневной жизнью армии и делом, непосредственно на него возложенным.

Как начальник штаба корпуса с хорошей стороны себя не проявил и жизнью частей корпуса совсем не интересуется. Объясняется это тем, что желание его сводится быть строевым командиром.

По своему характеру тов. Микулин больше подходит на должность преподавателя, чем начальника штаба или командира дивизии. Причем тов. Микулин очень склонен к личным счетам и личной ненависти, что по занимаемой им должности очень портит общему делу».

Ну, а что же вышестоящие начальники, утверждавшие последнюю аттестацию? Как они оценивали деятельность

В.И. Микулина на посту начальника штаба корпуса, как реагировали на перечень недостатков, указанных комкором Тимошенко? В деле есть резолюция начальника штаба Западного военного округа А. И. Кука от 26 ноября 1925 г.: «Энергичный, умственно весьма развит. Кавалерийское дело знает хорошо. Формально относится к служебной переписке и не всегда уясняет суть распоряжений; склонен к излишним, не вызываемым обстоятельствами, запросам, оттягивая этим ис-

75

полнение распоряжений и заданий. В военно-научной работе участие принимает, активнейший литератор. Должности начальника штаба корпуса соответствует. Может командовать кавал(ерийской) дивизией».

Что тут скажешь? На служебном пути каждого военачальника встречается много разных командиров с их различной подготовкой, интеллектом, понятиями о чести, достоинстве и такте. И с каждым приходится общаться, работать, решая круг самых разнообразных задач по обучению и воспитанию войск, их бытовому и культурному обеспечению. И не всегда взгляды на тот или иной вопрос у начальника и подчиненного совпадали. Не говоря уже о деталях!

Отношения между Владимиром Микулиным и Семеном Тимошенко не сложились сразу. И это нашло свое отражение и в годы мирной учебы (см. приведенную выше служебную аттестацию), так и в годы суровых испытаний 30-х годов. Ми-кулин, будучи в заключении, неоднократно посылал письма в различные инстанции, в том числе С.К. Тимошенко, который в 1940 г. стал Наркомом обороны СССР и Маршалом Советского Союза, напоминая о их совместной службе и прося использовать его опыт и знания на пользу военного дела и укрепления боеготовности войск Красной Армии. А как мы знаем, опыт этот был весьма значительный. Но Семен Константинович не счел возможным откликнуться на слезные просьбы своего бывшего начальника штаба. Не в пример Г. К. Жукову, тоже кавалеристу, который в годы Великой Отечественной войны сделал все возможное, чтобы помочь своему бывшему начальнику штаба по 57-му стрелковому корпусу (в Монголии) комбригу А.М. Кущеву выбраться из лагеря и использовать его с максимальной пользой для общего дела

76

по разгрому врага (Кущев стал начальником штаба армии, генералом и Героем Советского Союза). С В.И. Микулиным такого не случилось. Хотя после победы над Финляндией в 1940 г. С.К. Тимошенко имел большой авторитет как в стране, так и среди руководства партии и правительства. Как же! Победитель Финляндии! Герой и Маршал! Что ему стоило замолвить (там, где надо!) словечко за несчастного заключенного! Уверен, что такие удобные моменты для свершения доброго дела в жизни последнего были и не раз. Но такие деяния не свершились, и В.И. Микулин тянул до конца срока лямку заключенного, хотя неоднократно в годы войны с фашистской Германией обращался с просьбой направить его на фронт даже в качестве рядового бойца.

Однако особую обиду Владимир Микулин испытывал во время следствия не на Тимошенко, а на своего бывшего коллегу по Военной академии имени М.В. Фрунзе и инспекции кавалерии РККА И.Д. Косогова, который в 1937 г. (накануне своего ареста) в звании комкора командовал 4-м кавалерийским корпусом. Косогов дал на В.И. Микулина «развернутые показания», которые тот продолжал опровергать много лет спустя и после своего освобождения.

Так, в феврале 1955 г. оп писал в Главную военную прокуратуру: «...я хочу привлечь Ваше внимание к одному из показаний Косогова, относящемуся непосредственно к моему делу.

В этом показании Косогов утверждал, не более не менее, как-то, что я был тесно связан по контрреволюционным делам с ныне покойным, а тогда еще здравствовавшим Маршалом Советского Союза Б.М. Шапошниковым, по заданиям которого, как возглавлявшего какую-то организацию, я, будто бы,

77

насаждал какие-то офицерские организации в частях Белорусского военного округа в период моей работы там...»

И еще: «Я до сего времени не могу без смеха вспоминать о том, как я, по заявлению не то того же Косогова, не то Батор-ского (комкор М.А. Баторской до назначения В.И. Микулина был начальником техже ККУКС в Новочеркасске. – Н. Ч.)... собирался формировать казачью конную рать в Азово-Черноморском крае для свержения там с ее помощью Советской власти. Формирование это, по заявлению “свидетеля”, мыслилось на базе использования материальной части и оружия кружков конного спорта Осоавиахима; лошади должны были быть захвачены у военных конных заводов, которых было много на территории Азово-Черноморья. Получалось очень гладко и правдоподобно. Но при этом были забыты некоторые существенные “мелочи”: за счет всех кружков Осоавиахима, вместе взятых, можно было бы собрать в лучшем случае каких-нибудь 100—150 старых седел, притом кавалерийского образца. На которые ни один казак никогда бы не сел, так как они не умеют ездить на таких седлах. В части оружия у кружков имелось лишь некоторое количество старых шашек для рубки лозы, винтовок не было вовсе. Что же касается лошадей, то на конных заводах содержались в основном лишь табуны совершенно диких, по существу, животных, которые людей и близко не подпускали, не говоря уже о том, чтобы дать себя оседлать и позволить на себя сесть. Можно легко представить себе, как выглядела бы казачья “конная рать”, сформированная на такой базе и какие у нее могли бьггь шансы “свергнуть советскую власть”...»²

Другой пример взаимоотношений военачальников РККА. До 1937 г. в ее кадрах состоял корпусной комиссар Авиновиц-

78

кий Яков Лазаревич. Его последняя должность в вооруженных силах – начальник и военный комиссар Военно-химической академии РККА (с 1932 г.). Он был признанным специалистом военно-химического дела, опытным начальником и воспитателем под чиненных, что неоднократно отмечалось его непосредственными начальниками. Служебный путьЯ.Л. Ави-новицкого включал следующие должности: заместителя комиссара и комиссара курсов военной газотехники (с сентября 1919 г.), комиссара инспекции военно-учебных заведений Западного фронта (с августа 1920 г.), начальника и комиссара военно-технических курсов (с июня 1921 г.), комиссара Высшей военно-химической школы (с октября 1921 г.), комиссара Химических курсов усовершенствования комсостава РККА (с июля 1926 г.), начальника 3-го отдела Управления ВУЗ Главного управления РККА (с ноября 1928 г.), декана химического факультета Московского высшего технического училища, директора Московского химико-технологического института (с 1930 г.), начальника и военного комиссара Военно-химической академии РККА (с июня 1932 г.).

Из вышеприведенного видно, что Я.Л. Авиновицкий продолжительное время занимал крупные, номенклатурные должности в Красной Армии. И, разумеется, считал себя признанным специалистом в военно-химическом деле. Можно сказать, первым лицом в этой достаточно новой дисциплине в армии и на флоте. И обижался, когда другие недооценивали это. И не просто недооценивали, а старались подмять под себя. Одним из главных «обидчиков» для Авиновицкого являлся начальник Химического управления РККАЯ.М. Фишман – между ними в течение многих лет шло соперничество, нередко выливавшееся в обыкновенные разборки на высшем

79

уровне. Что хотел каждый из них, каковы были их позиции, видно из следующего документа.

Начальник Военно-Морских сил РККА и член РВС СССР Р.А. Муклевич в конце июля 1928 г. докладывал Наркому по военным и морским делам К.Е. Ворошилову: «Возвращая при сем переписку по делу Фишман—Авиновицкий, докладываю: поскольку мне позволяли время и обстановка (значительная часть заинтересованных лиц находятся в отпусках), я разобрался в порученном мне Вами деле. Я имел продолжительный разговор с т.т. Фишманом, Авиновицким, Индрик-соном (ответственным секретарем конфликтной комиссии Политуправления РККА. – Н. Ч.), а также с представителями ЦКК (Центральной контрольной комиссии ВКП(б). – Н. Ч.), занимавшимися этим делом, ознакомился со многими документами и пришел к следующему заключению:

1) Все «принципиальные» разногласия между тов. Фишманом и тов. Авиновицким в их взглядах на постановку военно-химического дела сводятся к тому, что тов. Авиновицкий желает и впредь сохранить за возглавляемыми им военнохимическими курсами то руководящее значение, которое они имели в химическом деле до образования Химического управления. Тов. Авиновицкий считает, что курсы являются не только учебным учреждением, но и научно-исследовательским и поэтому установка тов. Фишмана, что нужно научно-исследовательскую работу сосредоточить в химическом институте неправильна; также неправилен перевод некоторых специалистов, работавших ранее в лабораториях курсов в лаборатории института и Химического управления.