Текст книги "Байкеры"

Автор книги: Николай Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– А больше в «Фаусте» ничего нет про байкеров? Кей искоса бросил взгляд на Фанту. Вроде не издевается. Можно ответить.

– Есть. Слушай:

Ватага, царства низвергая, Идет, закованная в сталь. Под ней дрожит земля сырая. И гулом отвечает даль.

Фанта слушал, напряженно вытянув шею. Проглотил комок в горле. Задумался, грызя ногти. Осторожно спросил:

– Значит, Беспечный ездок погиб потому, что по-1ытался осуществить мечту? Цена любой мечты – жизнь? Или это Божья кара: отобрать байки, купленные (а неправедно полученные деньги, а заодно отобрать грешные байкерские души?

Парень знает умные слова. Парень читает правильные книги, что большая редкость по нашим временам. Кей снова вздохнул, вспомнив сына:

– Не бог, а Высшая Воля Природы.

Не сговариваясь, Кей и Фанта вместе подползли к краю бездны. Далеко внизу ползали люди, таская сумки, мешки, коробки, детей и портфели. Свистунов не видно. Кей поднялся на колени и потянулся, разминая затекшую спину. Фанта сообразил, что скоро его оставят и нельзя терять ни секунды:

– И все-таки: если я добуду Харлей, я смогу попасть в Стаю?

Кей стоял, заправляя майку в джинсы. Он торопился, но для Фанты выкроил несколько минут:

– Я знаю, зачем тебе Харлей. Я выложил за свой больше тридцати тысяч долларов, но мне тогда самому было за тридцать, и я спокойно это принял. Полагаешь, что, получив Харлей, сразу станешь взрослее, сильнее, красивее и будешь окружен толпой друзей? Ошибочка. Как только он у тебя появится, количество друзей у тебя резко сойдет на нет. С одними ты не захочешь общаться из-за их бедности, другие не захотят с тобой говорить из-за твоего богатства. Да и сам Харлей сотрет в кровь твою маленькую задницу.

– Но если я куплю Харлей, я смогу однажды стать Бешеным?

Для доказательства собственного сумасшествия не обязательно приобретать байк. Упорный парень. Кей улыбнулся и солгал:

– Несомненно. Будь уверен. Но, покупая байк, будь также уверен, что однажды разобьешься. Поэтому подбирай мотоцикл достойный, покруче, чтобы и на небесной Смотровой тебе завидовали те, кто разбился раньше.

К чему расстраивать ребенка? Ему нужно верить в сказку. Правда, есть и другая: «Не ходите, дети, в Африку гулять…» Но это не по нему. Упорный парень. Скорее – упертый. Авось до дела не дойдет, он двинет по стопам папы и начнет обеспечивать жителей близлежащих домов молоком, хлебом и капустой. Много-много лет спустя, растолстев, обзаведясь близорукостью, женой и тремя детьми, Фанта однажды увидит на дороге шикарный байк, со сладкой горечью вспомнит молодость и пригонит на Смотровую грузовик с пивом. Вусмерть напоит байкеров, и даже скамейкеров, будет сидеть с ними рядом, плакать пьяными слезами и вспоминать несбывшиеся мечты.

– Держи на память.

Кей отстегнул от ремня кожаный брелок с прозрачной пластмассовой вставкой.

– Здесь мой телефон. Прощай, Фанта!

Прошли дни.

Сколько дней и каких дней – Кей понятия не имел. У него не было календаря. Кей жил ощущением времени. Он ощущал время как необходимость. Необходимость совершить нечто, в данный момент необходимое. Например, устроить большую стирку.

Сейчас Урал внимательно следил за выражением лица хозяина. Пес безошибочно вычислял намерение Кея заняться стиркой и поэтому моментально забивался под кровать. Дело в том, что большую стирку Кей начинал с мытья Урала. Пес упирался, выл и долго сох, потому что был огромен. На уговоры уходило полдня, а по собственному почину пес мыться категорически отказывался и рычал при виде щетки и пачки специального собачьего стирального порошка.

Кей вздыхал, раздевался и лез под душ. На совместную помывку Урал соглашался и долго плескался под душем вместе с хозяином, радостно лая. Остаток дня уходил на то, чтобы вымыть полы в квартире, по которым носился возбужденный своей неожиданной чистотой пес.

Телефонный звонок отменил День Коллективной Помывки.

Позвонил сын и обратился к папе с просьбой. Kef выслушал сына, договорился о встрече и положил трубку. Затем встал с кресла, подошел к стене и встал на голову. Из джинсовых карманов посыпались ключи, мелочь, сигареты и клочки бумажек с полустертыми словами. Большой черный пес, постукивая громадными когтями по паркету, прошлепал к хозяину. Затем улегся рядом, положив голову на лапу и внимательно глядя прямо в глаза Кею.

Кей редко вставал на голову. Только в минуты большого душевного волнения. В такие минуты пес предпочитал держаться ближе к нему, чтобы удержать доброго хозяина от непродуманных решений.

Сын попросил купить мотоцикл.

Ошеломленный сногсшибательной просьбой Кей только и нашел в себе силы, чтобы поинтересоваться, не возражает ли мама против покупки. Равнодушный голос сына сообщил, что маме сейчас не до сына. У мамы объявился новый поклонник, на две головы ниже ее, но возрастом с нее, шустрый, «богатый, как Америка», таскает ей цветы каждый день и не жалеет денег на тряпки. Кей не расслышал в голосе сына ни нотки волнения.

Мало того, он назвал мотомагазин и время, когда он там будет. Попросил папу к этому часу подобрать «что-то стоящее». Так и сказал: «что-то». Ни название модели, ни тип двигателя, ничего… Впрочем, он в байках не волочет абсолютно. То есть, absofuckinglutely. Если отбросить мысль о том, что сын избрал особо тонкий способ поиздеваться над отцом, тогда остается верить, что в вопросе выбора он целиком доверяется опыту родителя.

Уралу определенно не нравилось выражение лица Кея. Он даже предпочел бы сам, без принуждения, прыгнуть под ненавистный душ, чем отпускать хозяина на улицу с таким лицом. Но тот все равно его не послушался бы. И осталось Уралу на прощание подергать клыками кожаную штанину Кея, пожелав таким образом беречь здоровье, не строить из себя героя и удирать во все лопатки, если врагов окажется больше, чем друзей.

Кей расчесал перед зеркалом бороду, провел пятерней по волосам, нацепил самую чистую бандану. Не каждый день покупаешь байк для сына. Хотя инстинктивно Кей чувствовал, что здесь не все ладно.

Трясясь в такси, Кей вспоминал недавний разговор отца и сына. Тревога росла. На кой понадобился байк тому, кто шарахается от велосипеда? На байке даже нет телевизора, чтобы смотреть МТV…

…Магазин, торговавший мототехникой, располагался в громадном и глубоком подземном гараже, на много этажей уходившем в глубь земли. За свои размеры магазин прозвали «Байк-Конг». А может, и не за размеры, а за то, что рядом стояла ошеломляющая своими размерами сдвоенная человеческая статуя: он и она, взявшись за руки, подпирают падающее небо. Именно «падающее», потому что иначе зачем таким большим людям столько лет стоять на свежем воздухе, упершись в облака и балансируя свободными руками?

Прозвище магазина напоминало Кею «вьетконг» и будило неприятные воспоминания. Воспоминания сплошь густого зеленого цвета, плотного, как джунгли. Вязкого, как заросли. Ядовитого, как шипы дерева «нгоа», укрепленные на перекладине, искусно скрытой среди ветвей и врезающейся в грудную клетку идущего в авангарде бойца. Боец обрубил нету лиану и теперь судорожно дергается в воздухе, в метре над тропой, нанизанный на шипы «нгоа» и став новым экспонатом в коллекции скрюченных белых мертвяков, много лет собираемой племенем мео. Очень удобно и практично, потому что нанизанных на колья людей можно сразу тащить на костер и готовить горячее блюдо «Белый червяк смеется». Точно: на лице зажаренного заживо человека сохраняется подобие улыбки.

…Кей бродил по цементному полу, среди бесконечных рядов разноцветных байков, теряющихся в темноте. За ним неотступно следовал один из владельцев торжища, тем самым оказывая исключительное уважение покупателю. Или он его просто побаивался? Зря. Сегодня Кей в тихом, лирическом настроении. Ему вдруг захотелось поверить в то, что мир не так уж плох и что даже сын, напоминающий ему пульт дистанционного управления телевизором, вдруг решил поменять что-то в своей жизни. Хотя… Что менять в том, что еще и не начиналось?

Байкер остановился напротив величественного чоппера, благородной осанки и чистых линий рамы и руля. Наличие хрома только в нужных местах и в умеренном количестве наводило на мысль о том, что существует еще в мире понятие гармонии и разумного эстетического равновесия. Взволнованное сопение магазинщика за спиной Кея участилось. Неужели купит?

Для начинающего слишком круто. Но для одной из Girls with Balls – в самый раз. Надо будет сказать Кайре, она постоянно ищет подержанных японцев на замену для своих девчонок, вместо разбитых байков.

«Странное дело. Если бьются парни – так насмерть, в блин. А как девка – так отделывается мелкими ранами и переживает не за сломанную ключицу, а за поцарапанную щеку. При аварии из девицы вытекает меньше крови, чем при месячных. Получается, что авария для девки – дело не критическое…»

Кей остановил свой выбор на симпатичном чоппе-ренке и попросил включить двигатель. Послушал, сел и покатил вдоль замерших на приколе байков. Надо покататься, послушать, повосьмерить, порулить.„

…Кей почуял неладное, когда спустился на несколько этажей под землю. В это время дня здесь тихо, ни человека. Это только наверху идет кое-какая торговля, мойка да покраска, а здесь… Бормотание почти нового движка-вэшки, шуршание асфальта под мягкими шинами.

Темно. Съехав по пандусу еще на один этаж ниже, Кей остановился у стены, включил фару и полез в карман за сигаретами. Закурить не получилось. Не потому, что сигареты закончились или зипа отказала. Нет.

Далеко впереди, в темноте подземелья, настолько огромного, что его глубину не пробивали фары байка, что-то шевельнулось. Так, слабое движение… Так птица ночью взлетает с ветки дуба, и та еще долго потом раскачивается, а у ночного путника отчаянно колотится сердце, но ветка все раскачивается, словно маятник часов, неумолимо отсчитывающих придуманные человеком доли времени, которого на самом деле нет, и которое придумано только для того, чтобы сдержать собственные душевные порывы, чтобы не узнать то, что ЗА. За пределами, за границами, за стенами…

…Это произошло так внезапно, что Кей сначала и не понял. В темноте вспыхнули яростным огнем два большущих желтых глаза, раздался визг дикой кошки и из темноты на Кея набросилось нечто. Нечто стремительно приближалось, от пронзительного, острого, как бритва, визга под низким широким потолком не осталось места для иного чувства, кроме всеподавляющего страха. Страх сковал Кея. Байкер торчал под светом приближающихся огней, как нелепый черный гвоздь, который через мгновение согнет, перекрутит, сровняет с полом неведомая адская сила.

Страх страхом, но пальцы Кея, хотя и одеревенели, но за доли секунды управились с рулем. Это не каждому дано. На такое способен только тот, кто способен на громадный, смертельный испуг. Кто не раз умирал от страха, но чье достоинство в том, что он всегда возрождался.

На разворот не осталось времени. Еще секунда-другая и Кея, вместе с неоплаченным байком, размажет по стене это чертово нечто, вынырнувшее из темноты, словно из преисподней. Кей резко взял с места и рванул навстречу неистово верещащей твари. Но отнюдь не с целью геройски погибнуть.

Кею не нравились герои. Они подозревал их в безумии. Равняться на сумасшедших не хотелось.

Преодолев десяток метров, Кей резко взял вправо и проскочил между бортами машин, длинными рядами выстроившихся в темноте подземного гаража. Тут же приняв влево, Кей продолжил движение, постепенно успокаиваясь.

Он всегда успокаивался, находясь в седле байка. Человек всегда успокаивается, когда его руки и ноги чем-то заняты. Тогда можно подумать и о голове, наполнив ее полезными и правильным мыслями.

Правильной мыслью было остановиться. Фару Кей давно вырубил, едва сорвавшись с места. Неведомое нечто также остановилось и огонь в его глазах пропал. Тишина.

Кей знал, что долго так продолжаться не может. Неизвестно, какими способностями обладает это «нечто». Может, оно и в темноте способно видеть, а Кей этого не умел. По крайней мере, без спецсредств. Поэтому он решился на самый простой шаг. Требовалась провокация. Не раздумывая, Кей включил двигатель и тут же выключил. Словно приоткрыл и тут же захлопнул дверь.

В темноте заурчало, словно, зверь отрыгивал сытную пищу. Кей привстал и устремил напряженный взгляд в темноту. Длинный ряд машин отгораживал его от громадного автомобиля, проплывавшего мимо в почти нереальной тишине. Кею почудилось, что он находится посередине ночного океана на маленьком спасательном плоту, а мимо проходит громадный круизный лайнер. Сходство дополнялось тихим шорохом шин, словно о борт корабля бились волны, в салоне мерцали слабые огоньки индикаторов, как сигнальные судовые огни. Кею даже почудилось, что он слышит музыку.

Одновременно показалось, что из темноты к нему тянутся длинные скользкие щупальца, покрытые множеством бородавок, отвратительных наростов и ноздреватых присосок. Где-то далеко, в бензиновой темноте подземелья, капала вода, что усиливало сходство с тварью, вылезшей из глубин.

Машина-преследователь остановилась. Пропали звуки, погасли огоньки. Воцарилась давящая тишина.

К байкеру вернулся старый недуг. Кенофобия. Это когда боишься пустого пространства. А если долго остаешься в пустом помещении один, то запросто можно рехнуться. В голове завертелся маленький карданный вал, стремительно набирая обороты и наворачивая на свое крохотное железное веретено байкерские чувства. Только чувства. Мыслей не осталось.

Нервы Кея сдали, он рванул с места, не разбирая дороги, едва успевая увернуться от вырастающих из темноты столбов, подпиравших многотонные гаражные перекрытия. За спиной байкера радостно взвыл зверь, узревший добычу.

Чоппер отчаянно старался доказать, что еще способен на многое, несмотря на солидный пробег. «Лишь бы горючки хватило!» – единственная мысль, оставшаяся у Кея. Его почему-то абсолютно не интересовало, кто и зачем гоняется за ним, и что эти смелые джентльмены собираются сотворить с мирным байкером, зажав его в грязном углу сырого автомобильного подвала.

Чтобы вывернуть руль влево и вмылиться в пандус, а при этом не стереть бок до позвоночника о бетонный бортик, пришлось проделать почти цирковой трюк. «Жаль, Дженни не видит! Старички еще дадут фору юным профи!» Дурацкая мысль. Почему в самые страшные моменты жизни в голову лезут идиотские мысли, вроде воспоминаний о том, как на переменке в школе, когда учился в третьем классе, упал на пол, перевернулся на спину и вдруг увидел светло-синие теплые трусики своей первой учительницы…

…Не только Кей оказался на пандусе. Водила-преследователь, очевидно, очень гордился опытом и знаниями. С таким шиком и свистом он взлетел на пандус за Кеем, который даже не нашел времени изумиться скорости, с которой здоровенная черная машина развернулась.

Верь в удачу – и она придет. Или приедет.

Кей преодолел два этажа на сумасшедшей скорости и готов был мчаться дальше и выстрелить самого себя вместе с чоппером наружу из кривого гаражного ствола, взлетев выше супружеской пары металлических истуканов и отскочив от неба, которое они подпирают…

…И ничего такого делать не пришлось. Пришлось резко сбросить скорость, когда навстречу Кею лихим виражом вывалился удалой пикапчик, с верхом груженный подержанными покрышками. Кей едва успел разминуться с пикапчиком, водитель которого от неожиданности резко дернул машину. Пикапчик занесло, и он прочно засел между бортиками пандуса.

Кей охотно задержался бы и посмотрел, что будет дальше, но он очень не любил оставлять подпись под протоколами осмотра места происшествия, будь он свидетель, жертва или виновник. Пришлось удовлетвориться тем, что грохот от столкновения машины преследователя с пикапом был настолько силен, что казалось, одно за другим гаражные перекрытия обрушиваются, соединившись во что-то, похожее на невероятных размеров многослойный торт с бетонно-автомобильной начинкой.

…Возвращая чоппер хозяину магазина, Кей даже не оглядывался по сторонам. Что-то подсказывало ему, что сын не пришел, и даже более того, не собирался приходить.

– Ну, ты и накатал! – изумился тощий магазинщик, осмотрев байк и почесывая затылок. – Когда успел столько бензина спалить?

Ничего не оставалось Кею, как только пожать плечами и заторопиться к выходу.

Покинув негостеприимное местечко, Кей купил банку пива тут же, около трамвайной остановки. Уселся под тополем, одиноко торчавшим посреди асфальтовой пустыни, и жадно припал к отверстию на крышке. При этом он одним глазом косил в сторону широко разинутой пасти – входа в подземный гараж, откуда валили клубы черного дыма, где метались люди и доносился естественный в таком случае крик: «Пожар!»

«Где-то горит», – предположил Кей.

Он вспомнил покрышки и грохот, с которым преследователь врезался в пикапчик. «Лишь бы никто не умер».

Кей закрыл глаза и тут же открыл, дернувшись всем телом. Кенофобия не отпускала. «Странно, – размышлял Кей, допивая пиво и закуривая, – не подозревал, что внутри меня так пусто. Надо чаще бывать среди людей».

КАТАЙСЯ СО МНОЙ ДО УТРА!

Ночь. Луна покрыта толстым слоем пыли. Это дождевые облака. Дождь льет пятый день подряд.

Кей сидит в траншее и дрожит, прижавшись спиной к скользкому краснозему. На нем грязная майка, грязные армейские брюки, грязные армейские ботинки. Кто сказал, что эти ботинки не промокают? Первый день дождей они еще держатся. На второй – сдаются. Кей не имеет права сдаваться. Он скорчился, зажав автомат между ног, втянув голову в плечи, чтобы дождь не лил за воротник. Когда луна выходит из-за облаков, все вокруг блестит тропической влагой: грязь на бруствере, грязь на дне и стенах земляной ямы, грязь на лицах мертвецов. Зеленые деревья джунглей пригнулись к траншее под тяжестью широких листьев.

Трупы повсюду. Стоят, привалившись к брустверу, сидят, приготовившись к атаке, лежат, отдыхая после атаки. Дождь не прерывается ни на миг. Луна исчезает, и Кей вновь остается наедине со своими страхами.

Страхов много. У них есть имена. Страхи можно потрогать. Их можно позвать. Но если ты начинаешь с ними разговаривать и тебе отвечают, – ты конченый человек. От тебя осталась оболочка, и та ни на что не годна, потому что продырявлена во многих местах и распространяет зловоние гниющего тела.

Там, в километре от траншеи, – река. Река – это дорога из ада. Кей думает о реке, и ему хочется пить. Он подносит к губам одну из стоящих на дне траншеи металлических касок, где булькают капли дождя, и полощет горло теплой водой. Он боится пускать ее к себе в желудок. Он не знает, каких микроскопических тварей на этот раз принес тропический ливень. Прошлый раз, выпив воды, он болел неделю, пока из него не выползли все восемнадцать изрядно подросших червей, не стерпевших огромного количества чистого спирта, натощак принятого Кеем.

Шуршащий звук – словно пальнули из рогатки. Справа, на расстоянии вытянутой руки, в грязь с чмоканьем входит маленькая мина. Оперение распустилось над дном траншеи безобразным железным цветком. Мина блестит мокрым боком, в котором отражается луна.

Кей тупо смотрит на мину. Берет за оперение и выкидывает. Взрыв и крики. Он попал в соседний окоп. Кей хохочет. Его колотит от сырости. Он ощущает только сырость. Ничего более.

Белые пятна лиц. С неподвижных лиц покойников дождь смыл грязь. Проклятая ночь!

Ночь – ощущение гигантской стопы, занесенной над головой. Успеешь выбежать из-под надвигающейся тени?

Байкеры мчатся из ночи в день, ускользая из-под пяты. Успеть пережить ночь. Не заметить, как прошла ночь. Не успеть испугаться.

Кто-то принял решение. Кею приказано убираться из траншеи. Голос знакомый. Это его голос.

Кей встает, опираясь на автомат. Он бредет по траншее, за ноги стаскивая трупы в большую кучу. Он один. Он живой? Едва ли. Разве что движется. Но это не всегда означает, что ты жив. Кей строит пирамиду из мертвецов и пытается взобраться по трупам. Мокрые по-дошвы скользят по бледным лицам, оставляя темные полосы.

Все напрасно. Кей обреченно сползает.

Он присаживается на трупы и закуривает. Он пытается согреть руки. Обшарив карманы погибших, находит пачки писем и фотографий. Перед глазами мель кают незнакомые и ненужные лица, обрывки слов любви и надежды, памятные вещицы из дома. Он берет каску, выливает воду, поджигает одну из бумажек и по очереди роняет остальные в тлеющий в каске огонек, не читая.

Мертвые тела не имеют смысла. Мертвые бумаги на мертвых телах еще более бессмысленны. Теперь все, что может сделать Кей для тех и других, – вдохнуть последнюю искру жизни в эти бумажки. Они согреют его одного. Это все, на что годится память. Согреть на пару минут и исчезнуть навсегда, превратившись в мокрый пепел.

Кей сидит, привалившись спиной к мокрой земле, дрожа от холода и сырости. По противоположной стене траншеи сбегают струйки воды. Струйки плетут бессмысленные узоры.

Кей мертв. Он не имеет смысла. Его жизнь не имеет смысла. Смысл не имеет смысла. ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕТ.

Состояние покоя. Полная гармония. После армии Кей ощутил гармонию только при езде на байке. Это – особое чувство. Это – не блаженство. Это – гораздо больше. Это – все.

Ты достиг равновесия. Байк везет тебя сам, выбирая скорость и направления. Главное – не закрывать глаза. Потому что, закрыв глаза, рискуешь никогда не вернуться.

Это подтвердит любой мертвый байкер. Спросите, когда встретитесь ТАМ.

Кей проснулся. Спать больше не хотелось.

Сегодня Трибунал надумал отвезти Стаю к камням. Кею немного скучно, но его вид подчеркивает сосредоточенность и целеустремленность. Наглухо застегнутая косуха, темные очки и неподвижная посадка в седле. Кажется, что их вместе с ХаДэ отливали из одной стали.

Раннее утро, прохладно. Здесь, посередине шоссе, сухо, но по краям, вдоль тротуаров, вытянулись темные и грязные пятна – лужи, оставшиеся после вчерашнего ливня, внезапно накрывшего загибающийся без влаги Город. Дождь лил ночь напролет и прекратился с рассветом. Земля влажна, ее испарения впитываются в мертвую кожу.

И чего это Трибунала потянуло к камням? Такие места навещают, собираясь задобрить демонов дороги. Существует поверье, что погибший, получив выпивку, пролитую на камень, поделится с демонами, и те будут добрее к байкерам. Кей не спорит с теми, кто верит. Вера – частное дело. Но ему не по душе, что Трибуналу вздумалось общаться с нечистой силой.

Стая передвигается обычным порядком.

Трибунал уважает порядок, хотя от военной службы его воротит. Кей уверен, что Трибунал прав. Армия справедливее гражданской жизни. По крайней мере, в армии все равны, когда, инстинктивно пригнувшись, прыгают с вертолетного борта. Не повезло – и после десятиминутного боя полученные вчера на складе новенькие ботинки-вездеходы достаются другому, и он сидит рядом с тобой, еще не совсем умершим, но уже разутым, и примеривает трофей, не выпуская сигарету изо рта…

Те, к кому сейчас мчатся Бешеные, много лет назад создавали Стаю вместе с Трибуналом. Из той веселой компании он остался один.

Солнце все-таки умудрилось понаделать дырок в редеющих облаках, и один из лучей скользнул по лицу Кея. Он улыбнулся.

От разогретого мотора поднимается тепло. ХаДэ ведет себя идеально. Кей позволил себе расслабиться и сейчас бесцельно глазеет по сторонам.

Красный.

Кей поднял руку. Колонна замедлила ход, ни на четверть корпуса не нарушая общего строя. Такова договоренность: скорость у всех одинакова и ни одной остановки в пути. Путь проверен лично Кеем.

Подошли к светофору, когда дали зеленый. Колонна разом прибавила скорость.

Выскочили на окружную. Стае предстояло пройти полтора десятка километров, прежде чем она свернет на шоссе и пропилит еще пару км.

Увеличили скорость. Сегодня много машин. Впрочем, какое дело Кею до коробков? Это им до него дело. Каждый второй пялится на Стаю.

Водители дешевых и непрочных легковушек, направляющихся на дачи, вцеплялись в руль и посматривали на Бешеных искоса, взглядом, в котором смешались ноющая боль и неуверенность. Большинство из них вспоминали веселую поддатую молодость, подаренный папой ИЖ-Юпитер с топливным баком цвета яичного желтка и девчонку с хвостом, которую он, трясясь от пронзительного зуда в штанах, больше, чем его мотик на кривой тропинке, отвез на берег реки, туда, «где никто не видит», и там неловко сделал ее женщиной, приобретя первый опыт половой жизни. Вот она, эта девчонка, постаревшая, расплывшаяся, со злыми глазками-пуговками, выбившимися из-под косынки седыми волосами и животом, распирающим бесформенный сарафан. Одной рукой она прижимает к себе клеенчатую сумку с сахаром для варенья, а другой старается удержать любопытного внука, который лезет в окно и поедает байкеров широко распахнутыми глазенками.

Владелец дорогого, ухоженного, холодно поблескивающего многослойным лаком экипажа, нагонял байкеров, замедлял скорость и некоторое время шел рядом, небрежно бросив одну руку на руль, чтобы все видели витой желтый браслет, а другой вытягивая прикуриватель и поднося его к торчащей из брезгливо сжатых губ сигарете с золотым ободком на фильтре. При этом он не отрывал взгляд от Стаи, но что было в этом взгляде, догадаться невозможно. Вероятнее всего, решил Кей, ничего и не было. Он вообще сомневался, что хозяин роскошной тачки что-то думал. Подчинив свою жизнь одному главному принципу: «производить впечатление», он уже не был в состоянии интересоваться окружающими. Это и понятно. Он старался забыть унижения и бедность прошлого и отгонял мысли о неотвратимости смерти, которая поджидает его, присев на подоконник в гулком подъезде элитного муравейника и озабоченно прикручивая глушитель к одноразовому пистолету ТТ.

Таких людей Кей понимал: «Я, когда еду, могу вообще не думать. Я еду. Просто еду. Может, я и не хочу думать? Да и на фиг!»

Одна из таких машин не понравилась Кею. Уж слишком долго она неслась рядом с ними, словно прилипла. Он оглянулся на Стаю и махнул рукой дважды по направлению движения. Злой покинул строй, поравнялся с машиной и заглянул внутрь. Тем, в машине, это не по душе, но они поступили очень правильно, не сделав Злому замечание, просто резко ушли вперед. Им не понравилось выражение лица байкера. Лицо Злого никому не нравится. Злой притормозил и вернулся в строй. Кею показалось, что он недоволен.

«Многие представляют себя на нашем месте, – подумал Кей, – но никто не хочет быть на нашем месте. Хлопотное это дело – быть».

Здания по обе стороны шоссе постепенно уменьшались, прижимаясь к земле, словно понимая, что вдали от города можно выжить, если научиться напрямую питаться почвенными соками. Замелькали микроскопические городки и поселки, заканчивавшиеся на счет «одиннадцать». Кей изобрел собственную систему измерения скорости передвижения. На данной скорости поселок надо проскочить именно на счет «одиннадцать».

«Десять» еще ничего, но вот «двенадцать» – это уже ни в какие ворота! Явное опоздание.

Все эти места он проезжал не раз, и ничего здесь не менялось. Кея это поначалу радовало, потом стало раздражать. В Городе он мог свернуть в переулки и выбраться на другую улицу в поисках новых впечатлений, людей и байков. Здесь же ему предстояло увязнуть в грязи, отъехав пару метров от обочины, и навсегда остаться самым красивым из ржавеющих под мелким дождиком останков деревенских механизмов.

Он и не пытался отважиться на такое безумство. Злопамятный ХаДэ никогда не простил бы хозяину попытку превратить байк в мотокультиватор.

Вспомнился утренний сон. Никак не избавиться от кошмаров. Каждую ночь он идет в бой.

«Странно, – размышлял Кей, позабыв про ХаДэ. – Все произносят слово «бой». Гражданские даже чаще. И все подразумевают атаку. Боец со штыком наперевес, полусогнутый, а вокруг красивые беззвучные взрывы. У тебя разинут рот, а ни черта не слышно, что ты орешь. Какой бред! Бой – это когда ты на привале продрал глаза рано утром оттого, что вопит часовой, которому неправильно перерезали горло. И у тебя полсекунды, чтобы схватить автомат, откатиться в сторону, вскочить и нестись в заросли. Если, конечно, заросли есть. А вот если их нет… То, что начнется, это даже больше, чем бой.

Бой – это еще когда ты удачно прикинулся папоротником и мимо тебя прошли ровно семьдесят три автоматчика. На каждого пришлось по двенадцать ударов пульсирующего в бешеном ритме солдатского сердца. Может, они из «дружественных» войск, но лучше не высовываться. Черт их знает, этих «друзей». На месте мозгов у них вуду. И всем человечина по вкусу».

У побывавших на войне сохранилось желание вернуться в бой, даже у старцев. Древних ветеранов тянет пострелять больше, чем молодых ребят. Последнее время Кей все чаще встречал на улицах парней, бесцельно бредущих из одного конца Города в другой, опустив глаза в покрытый раздавленными комками жвачки тротуар, отчаявшись поймать взгляд сочувствия и понимания.

Кей угостил одного из них пивом, и тот произнес странные слова: «Может, следовало найти работу и стать как все, но это убивает больше, чем пуля».

Он еще добавил, безучастно оглядев ХаДэ:

«Счастливый ты. У тебя жизнь посередине дороги, у всех остальных – на обочине. А что за жизнь на обочине?»

Вот оно, это место. Бешеные разом нажали клаксоны, и воздух прорезал вой. Выли байки, выли люди. В этом вое слились тоска, бессильная злоба на неподвластный человеку случай, на злую волю, лишающую Стаю ее братьев.

Давным-давно здесь разбились двое – Плуг и Сенатор. Стая переживала не лучшие времена и болезненно перенесла потерю пары Бешеных. Зачем понадобилось водиле автофургона, заполненного битой птицей, выворачивать на окружную так, словно он единственный шофер на земле, никто уже не узнает. Байкеров вдавило в асфальт, и смерть их была мгновенной и безболезненной. Водитель тогда не пострадал.

Он умер через три дня и тоже довольно быстро.

Испортил здоровье другому – расплатись своим. Одиннадцатая заповедь.

Вся боль досталась Стае. Бешеные хоронили ободья, перекрученные, словно старые газеты, и вилки, завязанные узлом.

Вдруг раскинет спицы Обод пожилой. Разойдется вилка, И ты покинешь строй.

Смерть байкера – свободная смерть.

Кей тогда занимал то же положение в Стае, что и сейчас. Он смотрел на смесь металла с человеческим мясом и думал. Думал о том, что большинство людей даже не представляют, до чего неудобно они устроены внутри. Все жизненно важные органы расположены так, словно Создатель специально желал человеку скорой смерти. То-то удивился бы Господь, заглянув на Землю и увидев, как слабо его творение. Он здесь давно не бывал, как его ни просят. Спит, наверное…

Вой прекратился так же внезапно, как начался.