Текст книги "Глубинный путь (Илл. В. Игнатова)"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

5. В РОЛИ ДОКТОРА ВАТСОНА

На следующий день я попытался встретиться с Ярославом Макаренко. Но найти главного инженера туннельных работ было нелегко. Утром я дважды несмело стучался к нему в номер. На стук никто не отзывался. Нужно было искать его в управлении строительства. Я должен был ехать туда еще и потому, что собирался сегодня быть у Саклатвалы и хотя бы коротко отчитаться о своей работе в командировке. Я был уверен, что длиннейший письменный отчет, в свое время посланный мной академику, он не читал.

В огромное здание управления строительства Глубинного пути я явился в одиннадцатом часу утра. Выяснилось, что туда, где помещаются кабинеты Саклатвалы, Макаренко и других руководящих работников, можно пройти, только имея пропуск. К счастью, выдача пропусков была как следует упорядочена и отнимала самое большее две-три минуты. Мне разрешено было пройти в секретариат Саклатвалы, а это давало возможность обойти кабинеты всех начальников. Прежде всего я направился в кабинет Макаренко, но узнал, что Макаренко еще позавчера выехал в восточную зону строительства и вернется только дня через три.

В приемной Саклатвалы я увидел Лиду. Едва я успел ей сказать, что Макаренко в Иркутске нет, как ее позвали к академику.

Я стал ожидать своей очереди. Поражало, что в приемной так мало посетителей: я был третьим на очереди и после меня никто больше не входил. Очевидно, секретариат Саклатвалы умел организовать дело так, чтобы посетители не отнимали ни у академика, ни у себя много времени.

К моему удивлению, меня позвали в кабинет, едва оттуда вышла Лида. Двое посетителей, пришедших раньше меня, были явно недовольны.

«Не она ли составила мне протекцию?» – подумал я, кивая девушке в ответ на ее приветливую улыбку.

Академик принимал в своем огромном кабинете. Я уже ранее слышал, что он любит большие комнаты. Окна были занавешены толстыми, не пропускавшими дневного света портьерами; комнату освещала только большая настольная лампа под зеленым абажуром.

Саклатвала поразил меня своей бледностью. Его длинная борода стала совсем белая, голову тоже покрыла седина. Как видно, в последнее время он очень много работал и уставал.

Академик встретил меня улыбкой, пригласил сесть и не обращать внимания на несколько необычную обстановку.

– Заработался, – сказал он. – Но уже осталось немного. Расскажите о вашей поездке.

Я очень ценил время руководителя строительства Глубинного пути и, не желая задерживать его, рассказал все за пять минут. Но академик не проявлял никакого желания отпустить меня.

– Так вы говорите, – сказал он, – что за границей сознают стратегическое значение нашего строительства?

– Да. Только по-разному оценивают это значение. Я писал в своем отчете… Не знаю, пришлось ли вам его видеть.

– Я внимательно прочитал его. Но мне хотелось бы послушать вас. Все это очень важно.

Что я мог ему рассказать еще? Я старался припомнить какие-нибудь факты, о которых не упоминалось в моем отчете.

– А скажите, верно ли, что там восхищаются колоссальным размахом нашего строительства?

– Безусловно. Но есть немало и таких, которые пророчат, что оно приведет к финансовому, а потом и экономическому краху нашей страны.

– А затем и к военному краху? – засмеялся Саклатвала.

– Во всяком случае, там есть люди, которые говорят: «Пусть строят пограндиознее – чем дороже это будет стоить, тем полезнее для нас».

– Интересно. Ну что ж, увидим… Так… А что вы теперь собираетесь делать?

Административная работа мне надоела. Я сказал, что хочу вернуться к журналистике, и объяснил почему. Саклатвала не возражал.

– Я хотел бы сделать вас летописцем нашего строительства, – сказал он мне на прощание, – но это зависит от вас. Может быть, вы сами им станете. На днях у нас сессия Научного совета. Приглашаю и вас. Только знайте: писать о ней пока нельзя. Через год-полтора – пожалуйста. Вам будет полезно побывать на сессии.

Я горячо поблагодарил за приглашение. Сколько мне было известно, из журналистов на сессиях Научного совета бывал только Черняк, но ведь он сам входил в состав совета.

Я попрощался и пошел отыскивать Самборского. Нашел я его очень скоро и спросил, когда поедем на строительство.

– В конце дня. Сидите дома, я заеду за вами. Возьмем с собой также Аркадия Михайловича и Тараса.

Можно было возвращаться в «Витязь Иркут», что я и сделал.

Когда я входил в вестибюль гостиницы, меня кто-то позвал. Я обернулся и увидел человека, которого сразу не узнал. Только когда он подошел ко мне и протянул руку, я вспомнил, что это следователь, который когда-то неудачно разыскивал Тараса Чутя.

– Томазян? – спросил я.

– Он самый. Тоже живу здесь. И ищу вас.

– Если я вам нужен, прошу зайти ко мне.

– Нет.

Томазян взял меня под руку и повел к себе.

Через несколько минут мы сидели рядом на диване, и Томазян рассказывал мне довольно интересные вещи.

– Из Москвы я прилетел вчера вечером. Вы прибыли на день раньше и, верно, знаете о приключении с почтовым самолетом, который летел из Свердловска в Иркутск.

– О том, который потерял в воздухе двух пассажиров?

– Вот-вот. Этот случай меня интересует, потому что, мне кажется, он связан с преступлением, которое – вы, должно быть, припоминаете, – я не смог раскрыть года полтора назад.

– Очень хорошо помню.

– Так вот, я почти уверен, что тут действовала та же самая рука.

– Простите, разговор с вами для меня такая неожиданность, и… мне неясна причина преступления… ни тогда, ни теперь.

– Не бойтесь, я вас не подозреваю в этом преступлении, – засмеялся следователь. – Немного погодя я поясню вам, почему вы меня интересуете. Что касается причин первого преступления, они для меня тоже не совсем понятны. А вот второе – тут причину угадаете и вы, если я скажу, что вместе с пассажирами исчезла почтовая сумка с важной корреспонденцией, адресованной из лаборатории металлов строительного института сюда, в Иркутск.

– На имя Лидии Шелемехи?

– Откуда вы знаете?

– Она ведь работает в этой лаборатории, а сейчас приехала сюда по вызову Саклатвалы.

– Видите, вы знаете нечто касающееся этого дела. Может быть, именно потому я и обращаюсь к вам.

– Но я больше ничего не знаю.

– Хорошо, хорошо. Теперь слушайте меня. Пока вы ездили по разным странам, здесь после непонятной истории с Тарасом Чутем заварились еще более непонятные дела. Я один из тех, кому поручено их распутать. Мы раскрыли несколько разведывательных иностранных организаций, заинтересованных строительством Глубинного пути. Но есть основания предполагать, что основную мы еще не нашли. Несколько дней назад мне казалось, что я напал на след, но шпион в воздухе исчез с самолета. И не один, а с этим идиотом Черепашкиным. Сейчас в тайге ищут два трупа, однако боюсь, найдут только один… Черепашкина. По этому делу я и приехал сюда. Должен вам сказать, что в последнее время я из благопристойного юриста превратился в какого-то Шерлока Холмса и теперь ищу своего доктора Ватсона… Не для того, чтобы записывать мои мытарства, а для того, чтобы он помог мне разобраться в деле. Таким Ватсоном, я полагаю, могли бы стать вы.

– Я?!

– Да. Этому благоприятствует ваше длительное отсутствие, ваши дружеские взаимоотношения с людьми, которым грозит опасность, ваша наблюдательность. Я убежден, что она у вас есть. Наконец, ваша профессия. Мне нужен помощник, которого не могли бы подозревать в хороших отношениях со мной, которого считали бы безопасным и в то же время полезным те, кто охотится за государственными тайнами. Журналист, близко стоящий к руководящим кругам строительства, – это для любопытных весьма заманчиво. Кроме того, ваша профессия дает возможность легко передвигаться с места на место. Интересами прессы можно оправдать любую поездку, любую встречу.

Предложение Томазяна и его рассказ были для меня совершенной неожиданностью, и я не знал, что ответить. Но я не мог ему не верить. Факты, о которых он рассказывал, и то, что накануне я слышал от Лиды о Макаренко, – все это меня волновало. Я предвидел впереди немало неприятностей для тех, кого любил. Ответить согласием на предложение Томазяна мне было легко. Но я не совсем понимал следователя. Откуда у него такое доверие ко мне? По всей вероятности, он угадал мои мысли, потому что заговорил именно об этом:

– Вы удивлены, что я обратился к вам так сразу, без предварительных разговоров? Уверяю вас, что в свое время – вы только не сердитесь – я обстоятельно знакомился с вами, как со всеми, кто тогда имел какое-либо отношение к Тарасу Чутю. Впечатление от вас осталось самое лучшее. А о вашем поведении за границей рассказал один из тех, кого нам привелось задержать здесь.

Я вспыхнул. Это был намек на тот единственный случай, когда какой-то субъект, оставшись со мной с глазу на глаз, предложил мне за соответствующую плату дать «мелкую» информацию для одного агентства. Я тут же надавал ему пощечин.

– Он явился сюда?

– Да… И вынужден был сознаться.

– Я рассказал об этом случае только нашему консулу.

– Тоже знаю. Ну, а теперь мы с вами должны надавать оплеух кое-кому посолиднее.

– Хорошо, я согласен.

– Очень рад, друг мой Ватсон. В таком случае, позвольте вас коротко информировать. Мы будем встречаться редко. Для переписки я передам вам шифр. Несколько дней можете оставаться в Иркутске. По возможности, не выпускайте из поля зрения следующих людей: Лидию Шелемеху – через нее хотят раздобыть рецепт нового сплава; Самборского – у него сейчас находятся рисунки литостата новой конструкции, ну, и Макаренко. Последний знает все. Возможно, им тоже интересуются, хотя меня лично он интересует немного с другой стороны…

– Вы подозреваете его?

– А вы что-нибудь знаете?

– Слышал кое-какие сплетни.

– Беда с этими сплетнями! Хотелось бы не обращать на них внимания, но этот инженер как-то странно ведет себя. Я очень хотел бы ошибиться… Но об этом мы будем разговаривать особо, Ватсон…

– Вы долго пробудете в Иркутске?

– Сегодня выеду в тайгу проверить, как организованы поиски пассажира, выпавшего из самолета. Потом вернусь и буду сидеть здесь, пока этого потребуют обстоятельства.

– Я тоже собираюсь поехать сегодня с Самборским осмотреть один из участков на строительстве.

– Прекрасно. До свидания, Ватсон!

Мы распрощались. Я пошел к себе, но по дороге заглянул к Аркадию Михайловичу, чтобы предупредить его о нашей поездке. Профессор был дома один. Тарас ушел погулять.

Профессор ехать с нами не собирался.

– Хотел, хотел поехать, – жаловался старик, – я ведь несколько месяцев здесь не был, – говорят, все очень изменилось, – но меня задерживает одно дело. Ярослав дал мне сложную задачу… Мне хочется ее решить. Нужно посидеть, подумать.

– Любопытно, что это за задача?

– Подождите, голубчик, – сказал профессор. – Лучше посоветуйте, как мне оставить у себя Тараса.

– А что такое?

– Ярославу пришло на ум забрать мальчика к себе.

– А где Тарас теперь живет?

– С прошлой осени у меня. Я надеялся, что и на эту зиму останется. Он ведь в десятый перешел. Последний год в школе. Но нет, Ярослав вбил себе в голову какую-то чепуху… А главное, Тарас мой тянется к Ярославу… Просто беда!

– А какие у вас отношения с Ярославом?

– У меня отношения неплохие. Вы ведь знаете, наверное, его теперь все ругают… Ну, а я не решаюсь… Возможно, он ошибается… Упрям очень… Обсуждать с ним эту тему невозможно. Стал нелюдим. Только со мной, с Шелемехой и Тарасом разговаривает по-человечески. Ну ладно… подождем, пока строительство закончится.

Мы условились с Аркадием Михайловичем, что он пришлет Тараса ко мне.

6. ПОДЗЕМНАЯ АНГАРА

Часам к шести Самборский появился в «Витязе Иркуте» и забрал меня и Тараса.

По прекрасному гудронированному шоссе машина помчалась на север. Машина была самым новым выпуском дорожного автомобиля. В ней можно было устроить четыре койки, имелись электрическая кухонька и радиотелефон, достаточно было поворота рычажка, чтобы поднять или опустить верх машины.

Мы ехали по направлению к Качугу, обгоняя многочисленные грузовые и легковые автомобили, так как наш шофер, по-видимому, любил быструю езду. Параллельно шоссе тянулись подъездные узкоколейки, по которым беспрерывно громыхали поезда.

– Это идут грузы на мое строительство, – похвастал Самборский.

По дороге он сообщил нам немало интересных вещей, но все время его рассказ возвращался к руководимому им строительству.

– Мы пробиваем здесь подземное русло для реки, которая будет вытекать из Байкала и впадать в Лену, – говорил он. – Как почти все на нашем строительстве, сооружение это не имеет в истории предшественников. Собственно, это будет подземная Ангара. Вы ведь знаете, в Байкал впадает примерно сто рек, среди них такие большие, как Селенга, Верхняя Ангара, Баргузин. Но из Байкала вытекает одна только Ангара, приток Енисея. Теперь из Байкала будут вытекать две реки. На подземной реке мы создадим водопад, силой своей превосходящий Ниагару. Подземная река, вытекая из Байкала, не будет знать ни весеннего половодья, ни летнего обмеления. Озеро, уровень которого на четыреста пятьдесят три метра выше уровня моря, – это гигантское водохранилище будет регулировать расход воды. Русло реки будет абсолютно ровным и пойдет под землей на высоте четырехсот тридцати трех метров над уровнем моря. Приблизительно за километр от озера мы делаем углубление в пятьдесят метров и создаем водопад, который будет приводить в движение турбины подземной гидроэлектростанции. Мощность этой гидроцентрали составит десять миллионов киловатт.

– Это двадцать Днепрогэсов! – сказал с увлечением слушавший инженера Тарас.

– Приблизительно… Но, кроме этой гидростанции, мы строим еще две. Одну на Шаманском, другую на Падунских порогах Ангары. Они находятся в ее среднем течении. Первая станция – мощностью приблизительно в два, вторая в два с половиной миллиона киловатт. Строится еще несколько небольших гидростанций. Одна из самых своеобразных – Зиркизунская на реке Иркут. Недалеко от Байкала Иркут протекает узкой, глубокой долиной. Обходя горный Зиркизунский хребет, Иркут делает узкую петлю километров в сорок длины. Мы пробили под этим хребтом четырехкилометровый туннель, сбросили реку с высоты семидесяти метров и поставили станцию на пятьдесят тысяч киловатт. Когда у вас будет время, обязательно поезжайте и посмотрите на этот искусственный водопад. Там очень живописная местность: дикие горы, тайга. Чудесно охотиться. Кажется, вы когда-то увлекались охотой, не правда ли?

– Было такое, – сказал я.

Когда мы приехали, уже смеркалось.

Здесь, под землей, развернулись большие работы. Об этом свидетельствовали многочисленные копры.

– Мы отдохнем, немного закусим, а после этого спустимся в мое подземное царство, – сказал Самборский. – Там нам будет все равно, день или ночь наверху.

Оставив машину во дворе большого приземистого, напоминавшего грузовую железнодорожную станцию здания, мы прошли в контору начальника надземных работ на этом участке. Самборский коротко расспросил о положении дел, а потом распорядился заказать нам в буфете еду и приготовить костюмы для спуска в шахту.

– А без специального костюма спускаться нельзя? – поинтересовался Тарас.

– Можно, но там во многих местах по колено вода, а камни и песок могут испортить обувь. Кроме того, возле машин пачкаются костюмы.

Мы съели несколько бутербродов, выпили кофе и переоделись.

Самборский привел нас к ближайшей шахте. Надвигалась ночь, но работы не прекращались. Ярко светили фонари, грохотали по рельсам небольшие поезда, гудели тяжелые восьми– и десятитонные грузовики.

Мы вошли в клеть подъемной машины.

После сигнального звонка пол клети словно выскользнул у нас из-под ног. Но вот скорость падения начала уменьшаться, и вскоре клеть остановилась.

Инженер открыл дверцы, и мы вышли в огромную подземную галерею. Нас встретили два человека. Один из них закрыл дверцы и дал сигнал поднимать клеть. Второй подошел к Самборскому; это был дежурный по участку.

– Мы с товарищами осмотрим работу на всем секторе, – сказал ему Самборский и обратился к нам: – В месте, где мы сейчас находимся, пройдет русло подземной реки, которая будет вытекать из Байкала и впадать в Лену. Кстати, Лена станет еще полноводнее, чем теперь. Она будет судоходна до самого Качуга, а наши подземные шлюзы свяжут ее с Байкалом. Тогда большие морские пароходы сумеют проходить из Ледовитого океана до Байкала, а пароходы поменьше пойдут оттуда вверх по реке Селенге до Монгольской Народной Республики, то есть в глубину Центральной Азии.

К месту, где мы стояли, с грохотом приблизился поезд из больших вагонеток, наполненных породой. Автоматически сбросив груз на подъемный конвейер, поезд двинулся назад, а конвейер быстро понес породу нагора.

– Пожалуйста, вызовите нам электродрезину, – обратился Самборский к дежурному.

Дежурный позвонил по телефону и сказал, что дрезина будет через пять минут.

– На этой дрезине нам придется ехать не менее получаса, – пояснил Самборский. – Пока обращаю ваше внимание на стены этой галереи. Они прорезаны в цельных гранитах, сиенитах и трапах. Кое-где попадались более мягкие породы и подземные воды, и мы, чтобы избежать размывания этих пород водой, цементировали стены. Там, где воды не было, мы не применяли специального внутреннего оборудования стен. Этим наши подземелья отличаются от подземелий главного туннеля, где все цементировано и, кроме того, покрыто специальной стеклянистой массой – пайрекс-алюминием. Стоит это очень дорого.

– А зачем это делают? – поинтересовался Тарас.

– Спроси у Ярослава Васильевича, – ответил Самборский, явно не желая говорить с мальчиком на эту тему. – Вы знаете, – обратился он ко мне, первые полгода мы невероятно мучились здесь с твердыми породами. На основании первых опытов казалось, что до Байкала придется пробиваться не менее восьми лет.

– И как же вы вышли из этого положения?

– Вот сейчас пройдем дальше, и я покажу вам «чудо-юдо рыбу кит», которая спасает строительство.

В это время подошла электродрезина. Она должна была повезти нас на «фронт работ», как называли здесь место, где происходила основная выборка грунтов.

Дрезина оказалась очень удобной машиной. Она напоминала небольшой автомобиль, посаженный низко над землей. Кроме шофера, в нее могли сесть еще три человека.

Мы заняли места, и водитель пустил свою машину. Она мчалась по галерее, словно по шоссе, иногда выезжала на рельсы для вагонеток и тогда еще больше ускоряла свой бег. Я и Тарас с увлечением смотрели, как перед нами появлялись и исчезали то хорошо освещенные, то полутемные туннели, вернее – галереи и переходы, с различными машинами и оборудованием. Людей было мало.

Мотор дрезины гудел и мешал разговаривать.

Я старался представить себе, как сюда хлынет вода. Заполнит ли она весь этот туннель? По всей вероятности, нет, потому что высота здесь больше двадцати метров и почти под потолком идет балкон-коридорчик, где смогут быть люди, когда потечет вода. Но все же коридор слишком узок для того количества воды, которое потребуется станции в десять миллионов киловатт. Воспользовавшись задержкой дрезины, я спросил у инженера об этом.

– Верно, – ответил он мне. – Но я забыл предупредить вас, что здесь будет несколько параллельных рек. Мы думаем, что это безопаснее для строительства. В случае какой-нибудь аварии выйдет из строя только часть нашей подземной реки.

Дрезина двинулась дальше, но теперь она шла уже не так быстро – то и дело приходилось объезжать грузовики, все чаще попадались на дороге группы людей, разные машины.

Вдруг послышался сильный звонок, и впереди одна за другой вспыхнули три красные лампочки. Дрезина остановилась.

– Что случилось? – опросил я.

– Дальше ехать нельзя, – сказал шофер. – Сигнал предупреждает о длительной закупорке на дороге.

– Как видите, сигнализация у нас действует прекрасно, – с довольным видом заметил Самборский. – Ну что ж, дальше можно пройти пешком, здесь недалеко. А дрезина, когда освободится дорога, подойдет за нами.

И Самборский повел нас по подземелью.

Коридор, по которому мы шли, значительно расширился. Потолок его, поддерживаемый толстыми колоннами, поднялся еще на десяток метров, и, когда я смотрел вверх, откровенно говоря, мне становилось страшновато. Это чувство страха напоминало ощущение, которое испытываешь, когда смотришь с крутой скалы в пропасть.

Рабочих встречалось все больше и больше. Часто приходилось переступать через рельсы. Вокруг виднелись колоссальные подъемные краны. Казалось, мы попали в большой морской порт.

Скрежет невидимых машин стал таким громким, что нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Я не всегда разбирал, что мне говорили Самборский или Тарас.

Колоссальные прожекторы освещали все вокруг. Казалось, было светлее, чем днем. От яркого света болели глаза. Почти у всех, кого мы встречали, были на голове странной формы шлемы, а на глазах – темные очки. Я заметил вслух, что свет режет глаза.

– Сейчас мы получим очки-светофильтры, – сказал Самборский.

– А зачем здесь столько света?

– Проверяют туннель. Нужно, чтобы даже иголка не спряталась от глаз строителей.

Вскоре мы заметили вдали большой яйцеподобный цилиндр на гусеницах. От него и исходил наполнявший подземелье скрежет.