Текст книги "Второе азиатское нашествие(СИ)"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

 Паровоз отбуксировали в сторону, его заменили на тепловоз, и поезд тронулся в обратную дорогу. Зареванные проводницы стояли в дверном проеме последнего вагона и махали цветастыми платочками. Оставшиеся на перроне воины долго смотрели вслед удалявшемуся составу.

 Вскоре поезд скрылся за горизонтом. Военный комендант, получив инструкции особиста и слегка опохмелившись, вернулся на перрон и расшумелся:

 – Дык вас чо, совсем без оружия прислали?

 – Ну да, сказали, что нас вооружат в районе обороны, – подтвердил Максим. – Думал, именно ты и поможешь в этом деле.

 – Ну, ты, паря, даешь! Хм–хм, оружие и боеприпасы, говоришь, обещали, гм–гм, что на месте дадут… Да у меня у самого только две обоймы с патронами к моему пистолету. А тут еще вы, как снег на голову, свалились. Сплошная головная боль! Вы хотя бы сыты?

 – Вагоны с продовольствием мародеры похитили в пути, – буркнул комбат. – Доели сухой паек ещё вчера вечером, пора бы и подкрепиться.

 – Конечно! Мы хотим жрать! – пробурчал Дормидонтенко. – Голодными воевать не будем, не дождетесь!

 – И хрен с вами, не воюйте. Я вас встретил? Встретил! Прибытие в командировочных листах отметил?

 С этими словами старлей шлёпнул печать в документах и вернул комбату.

 – Готово! Отметил. А дальше вы сами по себе, а я сам по себе. Ищите еду и транспорт самостоятельно! Найдёте, куда пристроить продовольственные аттестаты, значит, вам повезло, а не найдёте, так пеняйте на себя и живите на подножных кормах до места назначения. А лучше всего без заминки сразу топайте в район обороны. Удачи!

 – А где он, наш район обороны? – решил уточнить комбат. – Укажите на карте.

 – Там… – вяло махнул рукой в неопределенном направлении комендант. – Двигайте куда хотите! Я вам не указ. Можете, как все, топать к Байкалу и пробиваться в Иркутскую область.

 – Как так в Иркутск? Мы же оттуда только сейчас приехали на станцию, – буркнул Шмуклер. – Нам велено к фронту!

 – Верно. И я вам официально говорю: не советую, постреляют вас на обочине шоссе без суда и следствия. Маршируйте лучше в обратном направлении относительно потока беженцев – к Селенге.

 – А где Селенга?

 – На востоке, – хитро прищурил глаз комендант. – Может, вам компас подарить?

 – Ладно, идем на восток, давай компас, – буркнул Максим.

 – Ну и прекрасно! Следуйте как велено – на фронт! – ехидно улыбнулся комендант, передавая Максиму компас.

 – А если вдруг решим идти не на фронт, а в тыл, то почему нельзя обратно вернуться по железной дороге? – осторожно спросил Дормидонтенко.

 – Тоннель взорван час назад, и ваш эшелон был последним, прорвавшимся на станцию. – Даже и не знаю, успели предупредить машиниста? Разгонится и врежется в завал, не ровен час…

 – Кем взорван? Противником? – удивился Озоруев. – Зачем тогда наш эшелон назад поехал в… никуда?

 Старший лейтенант скривился, словно от сильной зубной боли, и ответил:

 – Неужели вы настолько наивны? Ну, конечно же, подорван нашими. Заградотрядом. Началась паника: мол, передовые отряды диверсантов попытались прорваться к Слюдянке, но, думаю, всё это враньё. Главная цель – преградить путь к отступлению пораженцам и дезертирам. Ну а эшелону предписано вернуться назад, вот мы и исполнили приказ…

 – Не повезло нам! А ведь мы могли и не прорваться, – изрек пьяный Дормидонтенко. – Чо его не взорвали пораньше? Козлы!

 – Уймись, Степаныч, – попытался урезонить подчиненного комбат.

 – А если нам попытаться отступать по дороге на автомобиле? – не унимался Дормидонтенко. – Какой смысл нам, безоружным, пропадать в этой глуши?

 – По дороге на автомобиле тоже не уехать. Машин в поселке совсем нет! Одна, предназначенная для эвакуации комендатуры и военкомата, в подчинении у меня, а вторая – под жопой у начальника милиции. Взять вас с собой не могу, сами должны понимать: секретные документы, архив, военное имущество, личные вещи, семья. Машина забита до отказа! Вообще– то, можно было бы вас подбросить до укрепрайона, но у меня приказ отступать, и вам, скорее всего, предстоит топать на фронт пехом. Судьба…

 – А такси в городе есть? – сделал последнюю попытку найти выход из создавшейся ситуации хитрец Степаныч. – Или частники какие–нибудь…

 – Какое тебе такси? Кто мог, давно сбежал. Уже прошла последняя колонна беженцев из Читы. Из Бурятии народ тоже ушел. Завершают отступление государственные службы из Улан–Удэ и Петровска. Если уже не сбёгли. Но и на их машинах вы местечко вряд ли найдете.

 – А если…

 – Хватит болтать! Лично для вас никаких если! Приказ министра наступления: паникеров и пораженцев расстреливать на месте! Вы и километра не проедете, как попадете на заградотряд! Я думаю, ваш особист как раз уже докладывает по телефону, названивает своему начальству о ваших антивоенных настроениях.

 – Вот собака! А мы его салом кормили и водкой поили, – искренне возмутился Дормидонтенко.

 – Запомни, ефрейтор! Сколько этого волка не прикармливай, он всё равно останется настоящим дзержинцем! – хохотнул Озоруев.

 – Прощайте и не надоедайте мне больше со своими идиотскими вопросами. Я должен продолжить уничтожение и эвакуацию документов…

 – Погоди, начальник, а где же жрачка? – не успокаивался Дормидонтенко. – Выходит, ты решил драпануть, даже не накормив доблестных бойцов? Можно сказать, обрекаешь на мученическую голодную смерть спасителей отечества!

 Максим одернул пьяницу и затолкнул его в недружный малочисленный строй.

 – И всё же, старлей, подумай, где нам взять оружие?

 – Добыть в бою, дорогие товарищи! Могу подарить портрет Президента для поднятия боевого духа. И как говорится, трехцветный флаг вам в руки…

 Комендант, слегка приседая на кривых ногах, убежал на вокзал, и мобилизованные остались совсем одни.

 – Селенгирск, – прочитал по слогам название станции Дормидонтенко. Краска на большой табличке, которая висела над главным входом в вокзал, облезла и буквы затёрлись. Это здание и вокзалом–то назвать было нельзя. Так, обшарпанный домишко с флигелем и пристройками.

 – Эка, куда меня черти занесли! И как отсюда выбраться живым и невредимым? – ругнулся Озоруев. – Быть или не быть? Жить или не жить? Вот так и возникают шекспировские вопросы.

 Маленький городок, в котором они высадились, был скорее похож на рабочий поселок, а станция выглядела как после нашествия Мамая. Всё, что можно сломать, было сломано, что можно украсть и унести, украдено. На улицах стояла мёртвая тишина, вдоль дорог валялись брошенные в панике вещи. Ветер гонял в небе сотни газет, обрывков бумажек и клубы пепла. Возле каждого административного и делового учреждения догорали костры, и серый пепел стелился по земле ровным слоем, словно её припорошило серым снегом. Город казался совсем безлюдным: ни машин, ни играющих во дворах детей, ни спешащих по своим делам пешеходов, ни старушек на лавочках. Странный город–призрак. Но вдруг, нарушив тишину, взвизгнули на повороте тормоза, и вдали промчалась машина.

 – Сбежал–таки комендант, вот сука! – грязно выругался один из братьев и зло сплюнул в дорожную пыль.

 Никто из бойцов не отреагировал на реплику. Провинциальный городишко тоже молчал. Озоруев тупо озирался по сторонам. Три воробья купались в пыли, ленивая собака брела по шпалам – и больше никого. Ни тебе оркестра, ни тебе девушек с цветочками, ни официальных лиц. Какое–то «молчание ягнят». Обыдно, да, панымаешь ли…

 Личный состав «батальона» протопал по дороге метров двадцать, и тут бойцы увидели привокзальную «забегаловку».

 – Разойдись, – скомандовал комбат, и ополченцы шумной гурьбой ввалились в буфет. Удивительно, но это общепитовское заведение функционировало. Дородная буфетчица что–то вязала на спицах. Завидев посетителей, она отложила вязанье, вернулась к стойке и смерила бойцов оценивающим взглядом.

 – Ну чего уставились и мнётесь в дверях?! – произнесла она суровым голосом. – Пиво пить будете? Или поглазеть на меня пришли?

 – Удивлены, что вы не сбежали!

 – А куда я кегль пива дену? В канаву вылью? Сейчас вам продам товар и уеду! Долго топтаться будем?

 Вояки хмыкнули и купили на последние деньги пива, воблы, сухариков и семечек.

 – Мадам! А на чем вы покинете город? – спросил буфетчицу Шмуклер. – У вас есть машина?

 Дама презрительно посмотрела на Изю и, не удостоив его ответом, разлила по кружкам пенную жидкость.

 – У вас есть транспорт? – не унимался ополченец.

 – Есть, но не про вашу честь! Успеется, уеду, – буркнула она в ответ.

 – А если мы вам заплатим?

 Но хмурая буфетчица даже не взглянула на начштаба и вернулась к прерванному вязанию.

 – Мадам… – попытался повторить вопрос неугомонный Шмуклер.

 – Какая я тебе мадам! Сейчас как в морду дам!

 – Сударыня, это грубо и как–то не по–европейски. Хотя и почти стихи.

 – А мы в Азии живем! Обложить по–нашему? По–азиатски?

 – Спасибо, не надо. Сударыня…

 – Ты чо, педик, чо ли? – Буфетчица смерила Шмуклера оценивающим взглядом с головы до ног. Оценила, покачала головой. – Кажись, нет, вроде, натурал…

 – Пардон! Молчу! – и Шмуклер ретировался от греха подальше.

 Озоруев одним глотком осушил половину кружки и неторопливо огляделся, оценивая обстановку. В забегаловке из мебели находились лишь три высоких стола, за которыми можно было пить и есть только стоя. Так что те, кому было уже тяжело стоять на ногах, видимо, вынуждены были покидать заведение. В углу пылился обычный кухонный стол, а на нем – табличка «Для служебного пользования». Но стульев рядом с ним тоже не наблюдалось.

 Бойцы посмотрели на этот неприбранный стол.

 – Учтите, есть и пить стоя не буду! – громко заявил Дормидонтенко. – Я разве конь? Не хочу стоя пить….

 Буфетчица продолжала вязать, сохраняя олимпийское спокойствие.

 – Какие у тебя варианты? Пить пиво, лежа у дороги? – поинтересовался Шмуклер.

 – Я не конь! – повторил упрямо Дормидонтенко. – И не слон…

 Братья мигом выбежали во двор и притащили откуда–то деревянные лавки. Ополченцы уселись на шаткие деревянные скамьи и принялись, не спеша, расслабляться, смакуя кисловатый пенный напиток. Неумывакин приплелся следом за поднадзорными, но пить вместе со всеми не стал. Особист вновь пробормотал что–то о сознательности, патриотизме и воинском долге перед родиной, после чего схватил со стола булочку и вареное яйцо, сунул под мышку папку с документами и рванул по главной улице.

 – Очевидно, побежал разыскивать местное отделение ВЧК, – ухмыльнулся Дормидонтенко. – Соскучился по своим гнида…

 Час спустя, когда компания выпивала по четвертой, а кто–то и по пятой кружке, в пивную вошёл милиционер. Это был седовласый майор, с огромным животом, который нависал над потрескавшейся от напряжения портупеей. Судя по выпирающему «момону», он был частым посетителем заведения. Милиционер, не глядя ни на кого конкретно, представился начальником городской милиции.

 – Майор Церенжапов! Предъявите ваши документы!

 – Не понял? Церен што? Жопов? – громко икнув, переспросил сильно опьяневший Дормидонтенко. Пиво быстро сделало своё дело, превратив добровольца в свинью.

 – Для глухих и тупых повторяю: Церенжапов. Хочешь на нары, морда, на пятнадцать суток? А может, желаешь схлопотать по этой самой морде?

 – И–к! Мечтаю отсидеть пятнадцать суток! – громко рыгнул Дормидонтенко. – Пока будем сидеть на «кичмане», глядишь, и война закончится. А в морду бить защитника Отечества ни–и–и– зя–я–я!

 – Шел бы ты лесом, майор! У нас бугор – подполковник! – хором выкрикнули близнецы.

 Озоруев поморщился, дурацкие словечки подчиненных ему не понравились, но он тоже был не доволен излишним вниманием к их скромным персонам со стороны милиции. Однако Озоруев не стал вступать в пререкания, потому, что у милиционера был важный аргумент в разговоре: на плече, стволом вниз, висел заряженный автомат. Комбат вынул из полевой сумки бумаги и бросил их на грязный стол.

 Седовласый мент, дыша на Озоруева чесноком и перегаром, почти что обнюхал предписание, осмотрел командировочные, проверил военный билет. Затем обратился к ополченцам с патриотической речью:

 – Ишь, защитнички нашлись! Мать вашу! Хватит по тылам прохлаждаться, когда наши из последних сил воюют и вынуждены отходить на заранее подготовленные позиции под напором вражеской армии!

 Буфетчица пробурчала из–за стойки: мол, гражданин начальник ей последних посетителей распугивает и лишает выручки, но милиционер и ухом не повёл в её сторону, продолжая качать права.

 – Остальные тоже предъявите документы!

 Мобилизованные швырнули свои документы на стол и продолжали невозмутимо цедить пиво.

 -Уговорил! Всё настроение испортил. Сей минут выметемся! – согласился комбат. – Сейчас пивка пропустим по крайней кружке – и в путь.

 – А скажи на милость, где фронт–то, гражданин начальник? Подскажи, мы люди не местные… – полюбопытствовал Дермидонтенко.

 Милиционер насупился, хотел что–то сказать, но его опередил изрядно захмелевший Авось.

 – Продай автомат, дядя, нам очень нужно оружие!

 – Я те сейчас продам! – пригрозил служитель правопорядка. – Живо упеку в камеру! Шагайте отседова!

 – Мы бы с радостью, да только куда идти? – развёл руками комбат.

 Милицейский майор махнул неопределенно рукой.

 – Туда, куда надо! Я вам не проводник и не справочное. Сами ищите фронт. На шум канонады идите – точно не промахнётесь. Мне некогда. Уезжаю я, выставлять заградотряд! Не вздумайте драпать! Поймаю – шлепну! – пригрозил милицейский майор.

 Затем милиционер под ропот протестующих бойцов «конфисковал» чужую кружку пива и быстрыми большими глотками выпил её, зычно крякнул и, громко топая сапогами, вышел во двор, где долго справлял малую нужду под кроной пихты. Затем он растворился среди деревьев, и вскоре послышался шум отъезжавшего автомобиля.

 Бойцы через окно проследили за хамоватым милиционером.

 – Ну вот, ещё один силовик исчез! – обиделся на милиционера Шмуклер. – Все патриоты как один дали деру! Где наш походный трибунал? Куда девалась военная контрразведка? Мы ведь пропадем без его пистолета.

 – А действительно, где наш патриотический человечек? – вновь в один голос пробасили близнецы.

 – Сбежал последний патриот! – притворно вздохнул Шмуклер. – Остались на рубеже обороны одни масоны, морды жидовские и алкаши…

 – А вот и нет! Я, например, не жид и никакой не масон, – не согласился с ним Озоруев. – И уж тем более не алкаш.

 – Это еще надо доказать! – хохотнул Дормидонтенко. – Шнобель у вас, гражданин начальник, самый что ни на есть, настоящего сиониста Пидорова, вернее – пианиста Сидорова!

 Максим невольно посмотрел на свое отражение в тусклом зеркале, окинул взглядом свой греческий профиль, потеребил за кончик носяру и ответил подчиненному с нотками назидания в голосе:

 – Попрошу не путать мою европейско–эллиническую породу с азиатскими семитами и даже селевкидами!

 Дормидонтенко, и так–то не особо владеющий русским языком и имевший слабые познания в истории, сразу заткнулся и уважительно посмотрел на начальство. Этот горький пьяница слабо разбирался во всех перипетиях еврейского вопроса, лишь краем уха он слыхал о каких–то «Протоколах сионских мудрецов», и хотя ему лично евреи ничего плохого не сделали, но всё равно относился семитам резко отрицательно.

 Шмуклер почти не реагировал на эти банальные рассуждения о еврейском вопросе. Но доцент решил оставить последнее слово за собой, поэтому он сладко заулыбался и сказал:

 – Я тоже не масон, я ученый, поэтому мне приятно иметь дело с образованными людьми! Уверен, что с комбатом нам свезло! Наш подполковник – цельный и волевой человек, к тому же культурный и образованный.

 На этом неприятный разговор и завершился. Шмуклер не подал вида, что сердится, но горький осадок на душе у него остался. Доцент с грустью размышлял о том, что напрасно он подался на эту войну, всё равно он чужой русакам и лучше было бы поступать как соплеменники: сидеть дома или уехать в «землю обетованную». «Как ни старайся–я буду для этих дормидонтенков лишь русскоговорящим…» – подумал Изя и тяжело вздохнул.

 Глава 6. Следы военной катастрофы

 Президента Васю среди ночи разбудила и подняла на ноги резкая трель красного телефона. Это активизировалась и ожила «горячая линия» с Америкой!

 – Мистер Президент! Хэллоу! – бодро поздоровался наш президент с не нашим. – Хау ду ю ду?

 – Хэллоу! Вери велл! Всо о кэй! – вяло ответил ему голос на другом конце провода. – Как обстоят дела, мой друг Васьылый? Как здоровье супруги?

 – Наши дела обстоят хорошо!

 – Как это карашо? А мне директор ЦРУ доложил, что пал ваш Дальний Восток? И Чита тоже…

 – Читу удерживаем! Чита – это наша неприступная крепость…

 – Слава господу Богу нашему! Держись, друг Васьылый…

 – Мистер Президент! Мы держимся, но нужна ваша помощь и помощь всего демократического мира. Россия и Америка должны совместными усилиями остановить интервенцию общего врага!

 – Мы? Должны? Общий враг? Удивительные вещи ты мне говоришь, Васья. Кажется, совсем недавно это были ваши лучшие друзьйа и союзники по антизападной коалиции, и ты Васьылий, как это по–русски: вылизал им сапоги до блеска…м–м–м… как блудящий кота свои яйки… Я правильно сформулировал?

 – Кто старое помянет, тому глаз вон…

 – Ну, ладно–ладно. Забудем. Северную половину Сахалина–то удержайт?

 – Удержим… если поможете, например, подкинете дивизию морской пехоты…

 – Поможем! О кей. Я вышлю авианосец, канонерки и эсминцы, ну и морпехов.

 – Спасибо, мистер президент…

 – Но есть вариант более выгодный! Я предлагайт продать часть этого острова нашей страна, вернее, передайт в концессию примерно на сто лет… Иначе какой резон гибнуть американским морским пехотинцам за ваш интерэс? Нам плевать на выгоду компании «Роснефть». Как я объясню сенаторам и конгрессменам выгода наш государства, если отправим войска на Дальний Восток? А вот если они там будут защищайт международные нефтяные компаний, тогда – другой разговор… Подумайтэ, Васьылий…

 – Я подумаю…

 Матюхин швырнул трубку на рычаг аппарата и выругался.

 – Проклятые торгаши и международные ростовщики! Повязали по рукам и ногам путами!

 ***

 Комбат допил пиво и велел заканчивать отдых. Озоруев оглядел захмелевших бойцов и нахмурился.

 – Оправиться! – скомандовал бравый подполковник, а сам подумал: «Эх, подкинул черт вояк… Бери Боже, что нам не гоже…»

 Солдаты без лишних слов гурьбой выползли во двор и сразу же облюбовали всё ту же одинокую пихту, недавно помеченную милиционером. Дверь в пивнушку за ними с шумом захлопнулась, и изнутри лязгнул тяжелый засов. Вскоре буфетчица вышла через служебный выход, переодевшись в куртку–косуху и просторные джинсы. Бой–баба! Тетка вывела во двор мотоцикл, лихо оседлала железного коня и нажала на газ. Мотоцикл умчался по улочке на запад, а бойцы, разинув рты от удивления и не прерывая процесса, смотрели с грустью ей в след.

 Облегчившись, Озоруев скомандовал: «Строиться!» и сам зашагал во главе колонны. Отсутствие особиста не осталось незамеченным. Неумывакин, действительно, основательно задерживался, но его искать не стали, о его пропаже никто не переживал. Хотя нет, конечно же, переживали: ведь только у Володи Неумывакина был пистолет с патронами. Мало ли какие лихие люди в дороге попадутся? Вдруг шайка мародеров или грабителей–дезертиров? Возьмут и отнимут последние харчи, и как потом жить дальше? Озоруев положил травматический пугач и ракетницу в боковые карманы. Вещевые мешки, туго набитые консервами и сухарями, мешали идти быстро, но есть что–то надо! Налегке брёл только пьяный Дормидонтенко.

 Эх, путь–дорога! Кто знает, сколько предстоит прошагать до расположения дивизии или полка? Озоруев задал ритм (левой, левой, левой!), и батальон поначалу бодро зашагал в ногу, но вскоре бойцы устали и ковыляли как придется.

 – Не хватало ещё строевую песню ему исполнить, – бурчал анархист Дормидонтенко. – Службист! Дорвался до власти, офицерюга! А ведь по–первости прикидывался своим парнем…

 Солдаты вышли из мертвого города на вольный простор и остановились. Впереди, за огородами, и далее, за вспаханным полем, между отрогами тайги лежал широкий тракт, а по нему на запад спешила вереница легковых автомашин, набитых вещами, так что над багажниками высились настоящие холмы из шмоток. Это спешили беженцы. Вскоре далеко за горизонтом раздался громкий взрыв. После взрыва по дороге промчались десяток авто, и суета на трассе полностью прекратилась.

 Когда бойцы дошли до разбитого шоссе, только устойчивый запах бензина напоминал о недавнем движении по дороге. Пехотинцы двинулись дальше на восток. Через час они вошли в тайгу. Пихты и ели ветками нависали вплотную над обочинами. Не пройдя и километра, батальон наткнулся на военную технику. Чуть впереди, сразу за поворотом, по направлению к фронту, посреди дороги сгрудилась колонна брошенных в панике бронемашин. Замыкающим колонны стоял с опущенной к земле пушкой древний танк Т–55.

 – Привет, старичок! – обратился к танку–ветерану Озоруев и, поравнявшись с ним, ласково погладил танк по нагретому солнцем корпусу, вспомнив свои молодые курсантские годы. – Я на таком учился более тридцати лет тому назад!

 – Нечего сказать, современная техника, – хмыкнул Дормидонтенко. – Как говорят старые танкисты, неприхотливая и надежная в эксплуатации машина – это минимум электроники и максимум мускульной силы! Зато, если подобьют, легко ремонтировать, главное дело, быстро оттуда выковырять обгоревшие трупы, чтобы не завоняли… Дырку заварить, заполнить башню новым экипажем и вперед – снова в бой!

 – Это ты точно подметил! – согласился Озоруев. – Чем быстрее отскрести от брони изнутри говно и мясо, тем меньше вони и неудобств сменщикам…

 Комбат громко воскликнул «оп–ля!», наигранно кряхтя, неторопливо залез на танк и прошёлся по трансмиссии. Хозяева танка по–прежнему не подавали никаких признаков жизни. Тогда Макс, заметив валяющуюся под ногами кувалду, взял ее в руки и несколько раз с силой стукнул по башне.

 – Бум–бум–мм–м! – глухо изнутри отозвалась неодушевленная броня, а человеческих голосов он так и не услышал. Видимо, в танке не было ни одной живой души. А мертвые? Кто знает, что скрыто за задраенными люками… Он заглянул в ящики и нашёл ключ, открыл командирский люк, заглянул внутрь: башня чернела пустотой.

 Озоруев окинул взглядом следующую машину. Предпоследним на обочине дороги со спущенными колёсами стоял свежевыкрашенный бронетранспортер устаревшей модификации. Все люки этого БТР–70 были открыты настежь. Максим спрыгнул с танка и подошёл к бронемашине. Заглянул в один из люков, ни живого, ни мертвого – никакого. Бойцы обыскали бронемашину и обнаружили в ней автомат с пустым пристегнутым магазином. Боезапаса к пулеметам тоже не было, но Озоруев нерасстраивался: не беда, не в этом, так в другом БТРе что– то да найдётся. Ополченцы побрели дальше в сторону фронта, осматривая по пути каждую единицу техники. Насколько глаза могли охватить горизонт, обезлюдевшая дорога, была забита брошенной техникой: бронемашинами, танками, автомобилями. Колонна тянулась далеко к горизонту, и казалось: это лежит приготовившийся к броску гигантский стальной удав. Бойцы предпринимали тщетные попытки «оживить» хоть какую–то из машин или найти что–то полезное внутри. Напрасно Озоруев надеялся поживиться – техника стояла без топлива, без боеприпасов, без экипажей. Судя по масляным пятнам и нагару на земле, машины долго тарахтели двигателями на холостых оборотах, а затем, исчерпав запасы топлива, одна за другой заглохли. Видимо, после этого экипажи организованно, по команде, ушли в тыл, или без всякого приказа попросту разбежались. Непонятно было только одно: куда они могли удрать, раз позади заградотряд чекистов, а впереди противник. «А может быть, никаких кордонов нет и в помине, и дорога назад в европейскую часть России открыта? И слова милиционера – одна пустая угроза, и тогда можно отправиться на Запад?» – размышлял комбат. Он задавал сам себе вопрос за вопросом, но не находил на них ни одного ответа.

 Чем дальше они шли, тем Озоруев сильнее недоумевал: «И где же боеприпасы? Солдаты все патроны расстреляли в воздух? Однако стрелянных гильз на дороге и на обочине не наблюдалось. Выходит, войска шли на войну без снарядов и патронов?»

 Макс беспрестанно крутил головой в надежде найти хотя бы охрану покинутой техники. Тщетно – вокруг ни одной живой души.

 «Грустная картина, – подумал он, – можно сказать, трагическая. Как в хрониках о сорок первом годе».

 Озоруев велел братьям забраться в крытый грузовик, наполненный ящиками.

 – Эй, вы там аккуратнее шурудите: вдруг груз заминирован, – предостерег комбат разбушевавшихся в кузове бойцов. Те ломиком безжалостно взламывали ящики, совсем не боясь взлететь на воздух.

 – Авось обойдется, – махнул в ответ фаталист Авессалом.

 Фаталисты, бездельники и поху…сты! Что бы он ни говорил братьям, те на все его замечания отвечали «авось» и «небось». Недаром же к ним с детства приклеились соответствующие их характерам прозвища.

 Братья Емельяновы быстро выяснили, что грузовик почти под завязку набит пустыми снарядными ящиками. А где же сами снаряды? Куда они–то девались? Артиллеристы выстрелили по противнику или пальнули в воздух? Или вороватые тыловики снаряды давно украли и продали? Огорчению Озоруева не было предела.

 – Брателлы, живо вниз, оставьте в покое пустую тару! Лучше добудьте бензин! Хоть одну канистру! Искать, искать, искать! Бегом–марш! Марш!

 Нестор–Небось почесал затылок и с возмущением спросил у комбата:

 – А почему мы? Опять начальство русский народ притесняет! Почему Изю не гоняете?

 Авось моргнул несколько раз длинными девичьими ресницами и поддержал брата:

 – И верно, опять жидовская морда сачкует, а мы пашем!

 Максим нахмурился и поднес по очереди свой крупный кулак к курносым носам близнецов.

 – Между прочим, «жидовская морда» мною назначена начальником штаба батальона! И он два часа нес половину нашего продовольственного запаса, да ещё и канцелярию: печатную машинку и бумаги. Потел, надрывался, но никто из вас не изъявил желания ему помочь или заменить. А ну, марш на поиск бензина! По машинам, черносотенные рожи!

 Братья хотели заикнуться о бездельничающем пьянице ефрейторе Дормидонтенко, но кулак начальства был перед глазами, передумали и пошли выполнять задание.

 Дормидонтенко ухмыльнулся, радуясь тому, что комбат встал на его защиту, но не тут–то было.

 Озоруев тотчас нарушил его покой.

 – Чему ухмыляешься, каторжное мурло? Обленился, разгильдяй! А ну, живее костер разводи, сейчас будем обедать. Война войной, а обед по распорядку! Или ты собрался меня голодом морить?

 Дормидонтенко бросился на поиски дров, благо они были под рукою: снарядные ящики валялись вокруг. Работал он плохо, потому что его мучило похмелье. Трясущимися руками Степаныч разбивал кувалдой пустую тару и на полусогнутых дрожащих ногах таскал дрова к месту для привала. Для привала выбрали полянку по тенистыми березами. Посадив несколько заноз в ладони, ефрейтор постепенно разозлился.

 «Я ещё могу понять, когда на марше сквалыга комбат зажимал фронтовую норму пайка», – рассуждал сначала про себя Степаныч, но не удержался и начал говорить вслух.

 – Ну, оно, конечно, так: экономия, придержал, чтобы не отстал кто по пьянке в пути от эшелона, но теперь–то в самый раз выдать страждущим воинам! Коли мы добросовестно прибыли на фронт, знать, пора выдавать фронтовую норму – сто грамм! Я, можно сказать, из–за этих бесплатных наркотовских ста грамм только и согласился пойти на войну! А если суммировать не выданные за эти дни сто грамм, долг набегает больше литра! Ведь только из–за этой наркотовской дармовой выпивки я не убег от мобилизации!

 – Наркомовских, – поправил его Шмуклер.

 – Чего? – угрожающе пробубнил ефрейтор, недовольный посторонним вмешательством в ход мыслей и сжал кулаки.

 – Я говорю: не наркотовских, а правильно говорить – наркомовских.

 – Да пошёл ты, умник, куда подальше, – вновь выругался Степаныч.

 На самом деле комбат водку не жалел и не зажимал, её просто у него не было. Ни водки, ни спирта. Одно из трех: либо водку в суматохе забыли загрузить в вагон, либо загрузили, но украли в пути вместе с вагоном, либо запас горячительного тайком от них выпили тыловики и сами расписались о получении. Третий вариант был вероятнее первого и второго. Комбата занятого мыслями, где же найти оружие, боеприпасы и бензин, не занимали вопросы о пропавшей водке…

 Постепенно, сломав несколько спичек, ефрейтор всё же сумел разжечь костерок трясущимися руками. На огонек вернулся Изя, который перестал обижаться на матерки пьяного товарища. Он подвесил котелок с кашей с помощью сложного сооружения из шести автоматных шомполов, которые нашлись в одной из машин. Новый начальник штаба сел на остов снарядного ящика и задумался, глядя на пламя костерка. А задуматься ему было над чем:

 «Надо же так умудриться вляпаться в историю! Я последний живущий в Москве еврей и попал под всеобщую мобилизацию, которая почему–то коснулась лишь пятерых человек со всей столицы. Хорошо ещё комбат не тупой службист, а вроде бы даже интеллигентный человек. Да и дело своё, как мне кажется, знает хорошо. Молодец: о подчинённых пекётся, первым делом обед для подчиненных организовал. Надеюсь, с ним не пропадем…»

 Дремавший Дормидонтенко встрепенулся и посмотрел на костер.

 – Изя, не спи, помешивай кашу! Попробуй её на вкус, доцент! – напоминал Шмуклеру ефрейтор и, снова пробормотав ругательства, мгновенно засыпал. – Сожжёшь закуску – пришибу! – повторял он свою угрозу каждый раз, когда просыпался.

 Шмуклер не спорил, а меланхолически кивал головой в ответ, даже не пытаясь поставить на место зарывавшегося подчиненного. Он неторопливо водил ложкой по стенкам котелка и тихо мечтал о свидании с родным Сионом.

 Близнецы вернулись ни с чем. Нет, конечно, они пришли не с пустыми руками, явиться совсем без трофеев они бы не посмели. В опустевших кабинах Авось и Небось нашли противогазы и комплекты химзащиты. Прорезиненные плащи могли вполне пригодиться солдатам, чтобы укрыться от вероятного дождя. Помимо плащей были и другие находки: кто–то из водителей в панике бросил два штык–ножа, три саперных лопатки и пистолет. Пистолет, видимо, потерял какой–то недотепа офицер. Последней находке Макс обрадовался больше всего: уж теперь–то будет, чем отбиваться от шаек мародеров, дезертиров и прочей нечисти, которая всегда сопутствует воюющей армии.

 «Да мало ли от кого защититься! – размышляя Максим. – А ну как набегут волки? Или стая голодных бродячих собак? Или диверсанты появятся. Хотя в случае нападения патронов хватит лишь застрелиться…»