Текст книги "Записки штурмана"

Автор книги: Николай Пантелей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Там нас уже встретил И. С. Полбин, указал стоянку и приказал быть у самолета. На аэродроме была множество самолетов: ПЕ-2, И-16 и много других. Я зарылся в чехлы под самолетом и уснул. Проснулся, когда меня разбудил Филя и мы пошли на обед. Здесь никакой войны не было, – в столовой пиво, все мирно, прекрасно, чисто, весело, шутки-прибаутки. Вечерком, часиков в 17 отдельные экипажи полетели на боевое задание. Мы остались на аэродроме.

Только взлетели наши экипажи и тут же на аэродром произвели налет немецкие "юнкерсы". Правда быстро взлетели наши истребители и не допустили прицельного бомбометания. Немцы побросали бомбы где-то на окраине.

Вечером мы пошли на ужин. Поужинали с пивом. В клубе – танцы. Я остался с Сергеем на танцах, а Филя пошел к самолету. После танцев мы пошли спать в каменный жилой дом в гарнизоне рядом с самолетной стоянкой. И вдруг ночью, часа в в два – шум, гам – немцы! Мы бегом к самолету. Тут же подъехал Полбин и рассказал, что несколько наших красноармейцев доложили о том, что из Старицы к нашему аэродрому движутся немцы. Полбин приказал нам взлететь, отбомбиться по немецкой колонне и произвести посадку в Клину. Полетная карта была только до Калинина. Филя, полетели!

Взлетели, ночь была лунная, вышли на дорогу Калинин – Старица на высоте 4000 метров. Видно как из-за Волги нас наводят на цель сигнальными ракетами.

– Филя, разворот!

Мы развернулись, я открыл люки, приготовился к бомбометанию. Ясно и отчетливо различаю колонну, нажимаю на сброс. Бомбы полетели и тут же на земле зарево, осветило все даже в кабине самолета. Хорошо врезали! Потом ориентируясь по дорогам, без карты, прилетели в Клин. Аэродром затемнен – ни посадочных знаков, ни огней. Но Филя мастерски посадил самолет. Мы закончили пробег и увидели справа фонарик с условным знаком: "Сюда". Зарулили на стоянку, выключили двигатели. Встречающий говорит, – сидите в кабинах и ждите указаний. Я в своей кабине "бай-бай" до утра. Это было уже 13 октября.

Наконец полк собрался. Кое-кого еще не было. В обед поступило указание перелететь нашему полку в район Кимры в пяти километрах от города на полевой аэродром. Перелетели. На аэродроме были готовы к нашему приему: капониры из веток и земли, общежитие для личного состава, столовая и обед. В первую очередь подсчитали сколько людей прибыло, и кто что знает о личном составе после "варфоломеевской ночи". На месте оказались экипажи Полбина, Демченкова, Курбасова, Преснякова, Юдина, Романенко, Юрьева и Ушакова. Экипаж Андрея Хвостунова, не долго думая, махнул к нему домой в Вязьники и прилетел в полк на следующий день.

Таким образом в полку было 9 самолетов с экипажами. Нас накормили и разместили для отдыха. Через несколько дней прибыли и наземные службы. Сашу Казакова, Борисова, штурмана эскадрильи Трофименко, комиссара эскадрильи Чернакова и других привез на полуторке Назаров. Сначала из Калинина в Клин они шли пешком, но потом разжились машиной. Она была оставлена кем-то на обочине перевернутая. Общими усилиями ее привели в порядок и остаток пути преодолели быстро.

На следующий день, 14 октября, мы были на аэродроме у самолетов. От нечего делать охотились на мышей, а их было много. Мыши залезали в самолет, и, случалось, выводили его из строя – перегрызали электропроводку. Охота эта привела к ЧП. Мышь выскочила из самолета и побежала в капонир. Я стоял с заряженной ракетницей и увидев мышь, выстрелил. Убил мышь или нет, не знаю, но капонир поджег. А в капонире стоял самолет. Забегали, засуетились, а сделать ничего не можем. Выкатить его втроем невозможно, а огонь уже к самолету подбирается. Хорошо, что прибежали соседние экипажи и вместе с ними мы с трудом выкатили самолет из горящего капонира. Пока толкали, я седым стал от волнения. Отругали меня, конечно, крепко, но серьезно наказывать не стали. Рука у начальства не поднялась. В то время я был в полку на своем месте надежный штурман и хороший вояка.

Во второй половине этого же дня на аэродроме приземлился Миг-3 и подрулил к нашему самолету. Это был капитан Хлусович, заместитель командира 180 ИАП, который много раз прикрывал наш полк. Они сидели на аэродроме Ерши ближе к линии фронта за Волгой. 14 октября авиаполк потерял связь с окружающим миром. На свой страх и риск решили перелететь в Калинин. Он с командиром полка вылетел на разведку. Прилетели в Калинин, сделали круг. Аэродром пустой, но лежат посадочные знаки. Решили садиться. Первым сел командир полка майор Сергеев, а Хлусович сделал еще один круг. Отчетливо видит Сергеева, видит как к нему подошли люди, он кому-то докладывает. Сел и он. Подрулил, выключил двигатель. Сидит и удивляется, почему Сергеев стоит на месте и не вылезает из самолета. В это время к Хлусевичу подбежал "полковник" в нашей форме и заговорил, но не русском языке, а на немецком: – "Шнель, шнель..." Стало понятно, что аэродром уже занят немцами и они, приземлившись на нем, попали в ловушку. Хлусевич оворит немцу: – "Момент, момент..." – а сам шприцует двигатель для запуска. В это время "полковник" вскочил на плоскость с пистолетом и бросился к кабине. Хлусович, своим пистолетом, который предусмотрительно достал из кобуры, внезапно врезал этого "полковника" по голове Да так сильно, что свой пистолет у него выпал из рук, а пистолет немца, когда тот от удара потерял сознание, упал в кабину Хлусовича. Мгновенно запустил двигатель, дал по газам и с места взлетел. Тут же передал по радио ситуацию идущим сзади группам своего полка. Встретил на пути наш аэродром и произвел посадку.

Потом, когда освободили Калинин, очевидцы рассказали, что Сергеева долго мучили и потом расстреляли. Нашли мы его в декабре после освобождения Калинина и похоронили в братской могиле, вместе с другими убитыми нашими воинами.

* * *

Полк вновь приступили к боевой работе. Бои шли уже в непосредственной близости от Москвы. Первая забота – это разведка, где же немцы?

Наш экипаж на бреющем полете был послан Полбиным разведать все дороги и определить как далеко и где находится противник. Все было сделано. Я в это время уже был мастер, Филя только успевал выполнять мои сигналы по световому табло: "влево", "вправо", "прямо", как договорились на земле. Задание выполнили отлично, все установили, донесение пошло высшему командованию. Погода в это время не баловала. Качество разведки понравилась командованию, и мы стали каждый день утром летать на разведку, на малой высоте и в плохую погоду. Разведка это очень сложный и опасный вид боевой работы, ведь летит один самолет без прикрытия истребителей.

Вскоре, когда собрались все остатки летного состава мы перелетели на другой аэродром – Борки. Это южнее Кимров. Аэродром был всепогодный, с бетонированной взлетной полосой. Расквартировались в деревне Теплица. Вечером в свободное время забивали "козла". Вот и все развлечения.

Обстановка на Западном фронте была ужасная. Мне как разведчику, это было виднее всех. Все дороги, ведущие на Москву были забиты колоннами танков и другой техникой немцев. Наших войск видно не было.

К нам на аэродром посадили и истребителей для прикрытия нашего полка. Они очень добросовестно выполняли свои обязанности. Когда они нас прикрывали мы потерь не имели. Но в плохую погоду они не летали и мы часто летали без прикрытия. Особенно было тяжело в конце месяца. Немцы уже заняли Волоколамск, выходили на ближние подступы к Москве. Интересно, что мы не теряли самообладания и были почему-то уверены, что Москву не сдадут. Все мы верили, что Сталин не допустит сдачи Москвы, – он же сила, умница, и видит далеко.

7 ноября нас подняли в 7.00. Поставили задачу нанести бомбовый удар по полевому аэродрому Волоколамск. Приехали на аэродром – снег валит, "ни зги не видно". Посидели до 10.00, послушали Москву по радио. Передавали репортаж о параде на Красной площади. Где-то в полдень, Полбин построил полк и зачитал приказ о награждении личного состава полка орденами и медалями.

Из тех, кто находился в строю, награжденных было всего пара человек. Остальные награжденные находились в тылу, в Переяславле-Залесском. Экипажи, оставшиеся без самолетов ("безлошадники"), ждали там переформирования.

– Поздравляю с награждением! – провозгласил Полбин.

– Ура, ура! – крикнули несколько голосов.

Видя наше разочарование, Полбин сказал, что ожидается более солидный список, и отдал команду разъехаться по квартирам, объявив, что боевой работы сегодня не будет.

Приехали мы на свою квартиру. В ней жили Борисов, я, Демченков, Корбасов, Юрьев, Жмурко и еще не помню кто, но нас было человек восемь.

Борисов говорит:

– Сейчас будем праздновать.

О чем-то переговорил с хозяйкой, затем вносит ящик водки и говорит:

– Это тебе, Коля. Я тебе обещал литр, за то, что ты меня вывел из окружения к своим, а ставлю ящик.

Хозяйка притащила целый таз жареных кур, переложила их на большой стол и мы принялись праздновать.

Погода не улучшалась, и мы отдыхали до 10 ноября. Когда облачность наконец-то рассеялась, мы пошли сначала на разведку, а потом и на боевые полеты. Летали очень часто, по 3 – 4, а иногда и по 5 раз в короткий зимний день. 1-я эскадрилья работала также ночью. У нас во второй эскадрилье было пять самолетов, а у них четыре.

Мы наносили удары по районам Дорохово, Ново-Петровскому, Волоколамску, Истре, Лотошино и многим другим пунктам Подмосковья.

* * *

Однажды во второй половине ноября, нас с Филей послали на разведку в район Волоколамска. Нужно было обнаружить КП немцев. Полетели как всегда с бомбовой загрузкой. Нашли какое-то непонятное круглое белое полотнище и красный крест на нем. Что это было не знаю, но мы об этом доложили командованию по радио. На обратном пути напоролись на "Хеншель-126" – немецкий корректировщик.

– Филя, давай собьем "Хеншеля", – предлагаю я.

– Давай!

– Маневрируй, подводи его под мою спарку.

Филя лавирует, я прицеливаюсь и луплю по "Хеншелю"очередь за очередью. Совсем вплотную подошли, а он все вертится. Я и по трассе луплю, и в прицел, никак не падает. Вижу по нам начала стрелять зенитка, я включил сбрасыватель бомб, сбросил на зенитку бомбы, а сам к прицелу. И все-таки "Хеншель" пошел к земле и больше мы его не видели.

Только прилетели домой, а нас уже поздравляют со сбитым. Оказывается наши наземные войска, наблюдали этот бой, видели, что наш самолет СБ сбил "Хеншеля" и позвонили в полк. За этот "Хеншель" я получил 1000 рублей в качестве законного вознаграждения.

Еще раз повторяю, что кому-кому, а нам с Филиппом работы было по горло, так как мы летали в любую погоду, поэтому в день часто вылетали по пять раз.

Однажды после возвращения с задания подходит к нам наш секретарь партбюро старший техник-лейтенант Пашков и говорит мне с Филиппом, чтобы мы написали заявления о приеме в кандидаты в члены ВКП(б). Мы написали, а через три дня нам вручили кандидатские билеты. Ни заседания партбюро, ни собрания не было.

В это время произошел несчастный случай: комиссар эскадрильи старший лейтенант Черняков и штурман эскадрильи лейтенант Трофименко в плохую погоду полетели на боевое задание в район Волоколамска. После бомбометания ушли в облака, перелетели линию фронта в облаках и в районе станции Чисмена пробили облачность над станцией. Наши наземные войска, увидев самолет, открыли по нему ружейно-пулеметный огонь (высота была метров 50) и сбили его. Экипаж погиб. Вот что значит "у страха глаза велики". Там их и похоронили незадачливые стрелки.

Во второй половине ноября 1941 года немцы усилили свои наступающие войска, потеснили наши обороняющиеся части и подошли к городу Клин.

Вот здесь нам работы хватало. Делали по 4 – 5 вылетов за светлое время суток. Летать было близко, нам быстро подвешивали бомбы, мы их сбрасывали на немцев и летели за следующей партией бомб.

Помню такой эпизод: немецкие войска входили в Клин, погода была плохая. Мы полетели одиночным самолетом. Как обычно в такую погоду, зашли в тыл к немцам, а потом с разворотом на 180 градусов вышли к дорогам, ведущим в Клин. В 10 километрах западнее Клина была развилка дорог, ведущих в город, и на этой развилке мы обнаружили большое скопление танков, самоходок и пушек. Работаем! Демченков выдерживает курс над дорогой, я включаю бомбосбасыватели на автоматический сброс бомб с интервалом 50 метров, а сам берусь за спарку. Макаров тоже лупит со своего "кинжального". Сергею Макарову с задней сферы все видно и он кричит: "Ох, здорово, как в кино!". Бомбы рвутся в колонне... Взрывы, пожары, свалка и паника у немцев. Весь боезапас израсходовали, а было 1800 патронов. Макаров докладывает – ранен в кисть руки, а потом кричит: "Нет! нет! Не ранен!..." Он поймал пулю на излете, когда мы были уже в облаках и летели домой. Оказывается пуля пробила фюзеляж самолета, попала ему в руку, ударила и застряла уже обессиленная. Вот было смеху! Мы привезли очень много осколков в самолете и в этот вечер перелетели подальше в тыл на аэродром Нерль, а на старом месте остались только истребители.

Обстановка на фронте остается сложной. Мы работаем ежедневно от темна до темна, первая эскадрилья работает ночью. В полку осталось пять самолетов: в первой эскадрилье – два самолета, в нашей второй – три. Потом добавили один ПЕ-2, где он сидел я точно не знаю. Он ходил только в дальнюю разведку и только в хорошую погоду.

В этих ноябрьских боях мы потеряли экипаж Курбасова со штурманом Жмурко и радистом. Их сбили в районе Ново-Петровского. Они сели на живот, сожгли самолет и попали к партизанам, где партизанили до прихода наших войск в декабре 1941 года.

Вот еще один любопытный эпизод. Как-то в плохую погоду уже с аэродрома Нерль нам ставят задачу: на аэродроме Калинин сосредоточилось много немецких самолетов. Нужно произвести налет, пощипать их. Летим тремя экипажами Демченкова, Назарова и Юрьева (который был старшим). Юрьев такой здоровый шутник и балагур, я его называл "ромштекс" за слишком широкое и полное лицо.

Идея была такая: взлетаем, собираемся над своим аэродромом, входим в облака, плотненьким строем идем за реку Тверца. Около города Калинина пробиваем облачность и внезапно с тыла штурмуем аэродром. Демченков и Назаров – летчики ГВФ, в облаках летают хорошо. Ведущий экипаж – мой. Все сделали по плану. Вышли на аэродром на высоте 600 метров. Самолетов там тьма. Прямо без прицела с ходу начали их бомбить и поливать пулеметным огнем. Зениток мы даже и не видели. Отштурмовались и в облака, домой.

Назаров удержался за нами, а Юрьева не видно в облаках. Пришли домой, а Юрьева все нет и нет. Значит сбили. Все расстроились, – жаль Сашку. И вдруг минут через 30 появляется Сашка над аэродромом.

После посадки рассказывает:

– Над целью я оторвался от вас и, когда вы вошли в облака, потерял. Полетел один. В облаках никогда не летал, никак курс не могу взять на свой аэродром. Выскочу из облачности – опять аэродром Мигалово, зенитки лупят. Ухожу опять в облака. Снова выйду – снова Мигалово, снова зенитки. Так вертелся минут 15, а потом плюнул, ушел на бреющем и прилетел домой. Вот, наверное, немцы думают, какой русский ас! Издевается над ними, ну и смельчак!

После его рассказа было много смеха и радости за него.

Очень много мы летали на обслуживание в тылу у немцев частей кавалерийского корпуса генерала Доватора в районе Волоколамска и Рузы. Сбрасывали боеприпасы, сухари, консервы. Летали туда ночники и я с Филиппом, так как погода была плохая. Нужно было отыскать этот район и сбросить все в определенную точку, точно туда где нас ожидали.

Как-то прилетел комиссар нашей авиадивизии полковник Ехичев. Подъехал к нашему самолету, подозвал меня с Филиппом и вручил обоим ручные часы. Это, говорит, награждает вас командующий фронтом за хорошую работу по авиационной разведке противника.

На часах была выгравирована надпись: "Герою Отечественной войны за мужество и отвагу от командующего Западного фронта". Ну, что же, приятно. Только надписи были безымянные. Это нас огорчило и мы этой награде серьезного значения не придали. Потом он нас поздравил с награждением орденами "Красного Знамени". Это было для нас неожиданностью, мы как-то о наградах не думали и не мечтали. Какие там награды, когда Родина в опасности.

Вскоре подъехал Полбин и говорит: командующий фронтом просит разбить мост через канал у города Дмитров. Он сам полетит ведущим, я с Филей – ведомые. Взлетели и пошли бомбить мост. Уже на подлете к цели радист Полбина – старшина Масюк, сообщает: отставить задание, приказано работать по запасной цели Степанково. Все это он принял по радио от командования фронта. Отбомбились мы в тот раз по Степанково. Дело в том, что передовые части немцев форсировали канал и двинулись на Пушкино, но натолкнулись на наши резервы и были снова отброшены за канал и этот мост пригодился для наших резервных войск, которые готовились к контрнаступлению.

В начале декабря немцев приостановили и мы снова собрались перелетать в Борки. В те дни к нам на аэродром пришел какой-то штатский человек и попросил И. С. Полбина разбомбить его дом в районе Яхромы. По его словам это был один из лучших домов в деревне (название деревни я не помню). Там, говорит, разместился штаб немецкого восточного фронта во главе с фельдмаршалом фон Боком. Полбин загорелся. Позвонил вышестоящему командованию. Получил "добро" на вылет и принял решение идти звеном и разбить этот дом.

Три экипажа – Полбина, Демченкова и Гаврика (из 1-й эскадрильи) полетели на высоте 300 метров, нашли эту деревню и дом и отбомбились по нему. Результатов долго не было слышно. Только когда наши войска освободили эту деревню нам сообщили, что фон Бок уцелел, но многих офицеров из его свиты мы все же убили.

* * *

5 декабря наши войска пошли в контрнаступление, начали теснить немцев на запад и очищать Подмосковье от этой нечисти.

Помню, как-то Полбин вызвал меня на свой КП и говорит, что наши войска подходят к Клину, но в 700 метрах от населенного пункта Рогачево встретили сильный огонь немецкой артиллерии, который не дает продвигаться вперед. Наземные войска просят подавить эту батарею. Давай, Коля (он никогда так ко мне раньше не обращался), возьмись за это, даю вам еще пару самолетов, прикроем истребителями, найди эту цель и умненько подави.

Я посмотрел обстановку, нанес на карту, отметил ориентировочно место этой батареи, и не совсем уверенный в успехе, пошел к самолету и рассказал Филиппу о задаче. Сели в самолет, бомбы подвешены по 8 ФАБ-100. С нами летят Назаров и Юрьев с экипажами. Мы взлетаем и плотненько идем к цели. Я предупредил, что бомбы ведомым экипажам надо сбрасывать по отрыву бомб от нашего самолета. В Борках к нам подстроились два истребителя – старший лейтенант Долгушин и Макаров. Подлетаем к Рогачеву, отчетливо его вижу. Приготовил прицельные данные и определяю цель. Обнаружил, что в 700 метрах от Рогачева виднеется какой-то мысок, усыпанный воронками нашей артиллерии и идет перестрелка. Что-то неладное, коль этот мысок не могут взять. Давай, думаю, рубанем по нему. Прицелился и дерганул по две бомбы с интервалом 30 метров. За мной бросили бомбы и ведомые. Прилетели домой, я доложил, что сбросили бомбы 700 метров восточнее Рогачева и мы пошли отдыхать. Пошли в лес, разожги костерок...

На другой день утром подъехал Полбин и зачитал нам телеграмму: "Вчера в 15.30 три самолета СБ разбили батарею противника и тем самым обеспечили нашим войскам продвижение на Клин. Примите благодарность летчикам от наземных войск."

Вот это здорово! Вскоре Клин и Калинин были взят нашими войсками.

Немцы в панике отступают, бросают технику. Мы летаем как на полигон дороги забиты немцами, только движутся не на восток, а на запад. Морозы сильные, немецкие самолеты не летают, у них нет антифриза.

Тут и капитан Борисов, наш комэск говорит:

– Коля, слетай со мной. Я поведу звено, а штурмана эскадрильи нет.

Полетели. И тут я увидел, как он боится летать. Подлетаем к цели, слабо бьет зенитка, очень слабо. Он надулся, красный весь и кричит: – "Бросай бомбы!" Я отвечаю, что цели еще нет в прицеле, а он все торопит и торопит. Вот тебе и командир эскадрильи... Конечно, я свое дело сделал и задачу мы выполнили успешно. Но я обо всем рассказал Демченкову и Назарову. Они отозвали Борисова в сторону и по-своему поговорили с ним, о чем потом рассказали мне.

В эти дни мне присвоили звание старшего лейтенанта и назначили штурманом звена, а это значило, что по всем правилам мы с Филей должны были расстаться, он ведь не был командиром звена. Но Филя заявил, что он будет летать только со мной.

Это были последние мои боевые вылеты в битве за Москву. По данным штаба полка я совершил под Москвой, начиная с Климова, 168 боевых вылетов. Это, конечно, много. В среднем по два вылета в день.

* * *

Несколько слов о командире экипажа. Командиром экипажа бомбардировщика всегда назначали летчика. Но исходя из моего опыта боевой работы, я с этим не согласен. И, пожалуй, я прав. Летчик – это водитель самолета. Посудите сами: огневых средств он не имел, самолетовождением не занимался, даже полетной карты не имел. Имел для приличия карту в планшете и все. Бомбометанием он тоже не занимался и имел самое тусклое понятие, как надо анализировать погоду и выбор маршрута. Летчик всегда полагался на штурмана и в полете был послушной слугой штурмана. Вот, например, Филипп Трофимович Демченков. Летчик он, безусловно, классный. Но его дело взлететь, выдержать режим полета, указанный штурманом, пролететь в облаках с выдерживанием заданных мною условий, посадить самолет в сложных метеоусловиях днем, а иногда и ночью. Остальное его не касалось – все делает штурман и все боевые успехи экипажа зависят от него. Поэтому, по существу, командир экипажа в бомбардировочной авиации это понятие относительное и совсем себя не оправдывает. Ведь в танковых войсках, например, командир танка не водитель, он руководит ходом боя, то, что делает, например, штурман самолета, команды которого летчик выполняет безоговорочно, иначе успеха не будет. Так вот и делал, например, Ф. Т. Демченков. Вот почему, когда я с ним слетался, он категорически возражал летать с кем-либо кроме меня. Дело доходило даже до скандалов с командованием. Когда меня назначили штурманом звена и я должен был летать с командиром звена капитаном Гавриком, он пошел к И. С. Полбину и со скандалом вынудил Полбина пойти на попятную. Ну а то, что я был мастером самолетовождения и бомбометания, я узнал из книги Л.В. Жолудева "Стальная эскадрилья".

"Настоящими мастерами самолетовождения и бомбометания стали Иван Сомов, Николай Пантелей и Федор Фак. Первый из них был удостоен ордена Ленина и двух орденов Красного Знамени, остальные награждены двумя орденами Красного Знамени. Некоторых из наиболее отличившихся в боях летчиков и штурманов командование представило к званию Героя Советского Союза". (Жолудев Л.В. Стальная эскадрилья. – М.: Воениздат, 1972) – Hoaxer.

* * *

Наш полк уже "обезлошадился". У нас осталось четыре самолета и мы в первой половине января 1942 года перебазировались в город Калинин на аэродром Мигалово. Демченкову и мне И. С. Полбин дал десять дней отпуска и мы с Филей 16 января поехали в Москву к его сестре и брату. Филя за 100 боевых вылетов получил вознаграждение 5000 рублей (его давали только командиру экипажа).

Ехали в Москву двое суток на перекладных (попутных автомашинах), железная дорога еще не работала. Мороз был ужасный.

Филя с сестрой пошли на рынок, купили теленка и мы целую неделю бузовали, ели, пили какое-то розовое вино, ходили по кинотеатрам и отсыпались. У меня в кинотеатре "Ударник" вытащили из планшета 1500 рублей и я полностью был на иждивении Филиппа. Он меня принял с удовольствием, как боевого друга.

Во время нашего пребывания в Москве вышел указ Верховного Совета о награждении Филиппа орденом Ленина, а меня орденом "Красное Знамя". Филя был сильно обижен, как так, говорит, тебе "Красное Знамя" – это боевой орден, а мне "Ленина" – его же свинарки получают.

Возвратились мы в полк 26 января, когда уже работала железная дорога, а из Клина добирались на попутке. По пути туда и обратно видели результаты своей боевой работы, о чем невозможно написать из-за множества увиденного.

По прибытии было много новостей: экипажи Хвостунова, Назарова и Юрьева с самолетами передали в 34 БАП, а остальные собираются уезжать на переучивание. 20 февраля мы погрузились в эшелоны и тронулись в путь. Куда никто не говорил. И только 23 февраля мы прибыли в город Киржач, недалеко от Орехово-Зуево. Для нас подготовили праздничный банкет с хорошей закуской и выпивкой.

В феврале мы начали переучиваться с СБ на ПЕ-2. Переучивались три месяца февраль, март и апрель. Разместились в Киржаче, в помещении дома отдыха. Переучившись начали летать на ПЕ-2. Бомбили ночью с пикирования. В мае 1942 года вылетели получать новые самолеты ПЕ-2, и облетывали их весь июнь. Потом получили направление на фронт, под Сталинград.

Прибыли под Сталинград на аэродром Гумрак 13 июня, сделали шесть вылетов с пикированием. В одном из вылетов наш самолет был сбит "мессершмитом". Летчик Демченков выпрыгнул первым, самолет потерял управление. Выпрыгнувший вторым воздушный стрелок-радист Бирюков зацепился за горящий самолет и погиб. Я пытался выправить управление, но в конце – концов тоже выпрыгнул. Приземлившись, я обнаружил Демченкова, сломавшего при прыжке ногу. С помощью крестьян я спрятал его в деревне и пошел через линию фронта. Перейдя линию фронта я позвонил Полбину, чтобы за нами выслали два самолета ПО-2. Прилетели за нами Семенов и Власов. Я объяснил им маршрут и мы вместе полетели в тыл к немцам за Демченковым За этот полет Власову дали Героя, а мне орден Отечественной войну 2-й степени (кстати, по номеру мой орден из первой сотни), так как аттестация на Героя у меня уже была. Потом Василий Сталин меня вместе с Демченковым направил в Кремлевский госпиталь, где я пробыл неделю, и две недели был на амбулаторном лечении.

После лечения я был направлен для продолжения службы в Инспекцию ВВС.

[...]