Текст книги "Сокровища и реликвии эпохи Романовых"

Автор книги: Николай Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Самым древним экипажем в Оружейной палате является карета английской работы конца XVI – начала XVII в. Она с занавесками вместо стекол. Кузов подвешен на ремнях. Нет места для кучера. Лошадей или вели под уздцы, или управляли, сидя на одной из них верхом. Эта карета была сделана в Англии в подарок Борису Годунову от английского короля Якова I.

Карета украшена живописью и скульптурной резьбой, которая изображает битву христиан с мусульманами, триумфальное шествие победителя, сцену охоты. Внутри кареты – кресла, обитые иранским бархатом.

Трофей Русско-польской войны

Более усовершенствованным экипажем является карета польской работы начала XVII в. Это старейший из образцов закрытого экипажа. В окна его вставлена слюда. Предполагают, что карета попала в Москву как трофей Русско-польской войны в 1655 г. или еще раньше, при возвращении патриарха Филарета из польского плена. Эту карету изобразил на своей картине «Утро стрелецкой казни» великий русский художник В. И. Суриков.

Детские возки Петра I

К экипажам второй половины XVII в. относятся детские возки русской работы, принадлежавшие трехлетнему Петру I.

В «Троицких походах» И. Е. Забелин писал: «В 1675 г. в мае боярин Артамон Сергеевич Матвеев ударил челом царевичу Петру карету маленькую и в ней 4 возника темно-карие, а на возниках шлеи бархатные, пряжки вызолочены, начельники и гривы и нахвостники шитые».

Другие интересные экспонаты из коллекции карет

Карета петербургской работы 1739 г. также имеет поворотный круг, «лебяжью шейку», рессоры и место для возницы. Она украшена живописью: на золотом фоне изображены амуры, русалки и дельфины. Резьба на карете в стиле барокко, в виде растительного узора и раковин. В окна экипажа вставлены зеркальные стекла.

К этому же времени относится двухместная садовая коляска Анны Ивановны, работы мастеров Конюшенного приказа.

На гравюре, изображающей торжественный въезд императрицы Елизаветы Петровны в Москву, в числе других придворных экипажей есть и линея, которая экспонируется в зале. Устроена она наподобие вагона с дверцами и 14 окнами, внутри скамейки и стол, обитые зеленым сукном. Снаружи линея вызолочена, расписана красками, украшена резьбой в виде листьев аканта и фантастического дельфина. В линею впрягалось 23 лошади – одна пара и семь троек. Поездка из Петербурга до Москвы занимала три дня.

Великолепна карета, изготовленная в Вене в 1740 г. Она украшена резьбой по дереву в стиле рококо, вызолочена. Роскошная рельефная резьба изображает группы мужчин, женщин и амуров с военными атрибутами и трофеями. Вокруг этой резьбы идет мелкий резной геометрический орнамент. Внутри карета обита зеленым бархатом.

Очень интересна другая венская карета 1740 г., украшенная резьбой и живописью. Здесь изображены русалки, выходящие из воды, гирлянды цветов, листьев, медальоны с гербами. Резьба в виде мелкого геометрического орнамента с букетами, раскрашенными красками, является как бы рамкой.

Подарок графа К. Г. Разумовского императрице Елизавете Петровне

Самым великолепным экипажем в собрании Оружейной палаты является карета, выполненная в Париже в 1757 г. мастером Бурнигалем. В ней наиболее ярко выражен стиль рококо. Завитки резного дерева напоминают пену и брызги морской волны. Живопись принадлежит художнику Ф. Буше. Карета была подарена графом К. Г. Разумовским Елизавете Петровне. До настоящего времени она сохранила свой первоначальный вид без реставрации.

Летняя коляска Екатерины II

Летняя коляска Екатерины II выполнена по заказу графа Орлова в Англии. Она украшена резьбой по дереву. Золоченая лавровая ветка, обрамляющая крышу коляски, гирлянды цветов, дубовые листья, знамена, трофеи и оружие производят впечатление художественного литья из металла. По кузову на золоченом фоне – живопись неизвестного, но наверняка значительного западноевропейского художника.

4. Сокровища Васильевского острова

Санкт-Петербург, как известно, основан на островах. В числе сорока островов, сохранившихся и доныне (при Петре I их было свыше ста), самым маленьким является Заячий, а самым крупным – Васильевский, расположенный в устье Невы. Его нередко именуют «островом ученых», ибо там сосредоточено наибольшее в Петербурге число высших учебных заведений и НИИ. Однако с еще большим основанием мы называем Васильевский остров средоточием коллекций драгоценных камней, да и вообще всех известных миру минералов! Дело в том, что в трех музеях острова (созданных на базе Горного института, Всероссийского геологического института и Санкт-Петербургского университета) собраны десятки тысяч редчайших и красивейших самоцветов! Подобных коллекций нет нигде в мире.

В 1773 г. императрица Екатерина II подписала указ об учреждении Горного корпуса и создания при нем «Кабинета из российских и иностранных минералов и ископаемых тел». Через полвека профессор геологии Д. И. Соколов сказал о нем: «Он полностью и порядком может соперничать с первейшими музеями Европы, превосходя их наружным великолепием своим». Еще бы! Белокаменное здание, возведенное А. Н. Воронихиным, признано шедевром архитектуры. Оно выходит главным фасадом на красавицу Неву и своим роскошным обликом как бы символизирует природные богатства России.

Горный «Музеум» института, где хранятся коллекции самоцветов, занимает самые лучшие и просторные помещения. Дивный красочный плафон, выполненный художником Д. Б. Скотти, состоит из трех аллегорических панно: «Учреждение Петром I в России горного промысла», «Учреждение Горного корпуса Екатериной II» и «Благосостояние горного дела в России при императоре Александре I».

Минералогическая экспозиция музея размещается в семи залах, в которых хранятся около 30 тыс. образцов. И, конечно, самоцветы завораживают любого. Мимо огромной глыбы уральского малахита невозможно пройти равнодушно. Поражает и восхищает не только размер глыбы (ее вес составляет полторы тонны!), но и превосходное качество природного материала. Малахитовая глыба темно-зеленого цвета была «всеподданнейше поднесена императрице Екатерине II владельцем Полевского завода господином Турчаниновым в 1789 году». Императрица, отлично понимая, что эта глыба – «чудо из чудес», не поддалась соблазну распилить уникум на куски для превращения их в ювелирные украшения, а подарила малахит музею. Такого замечательного образца нет ни в одной стране мира! Многие американцы пересекают океан, чтобы хотя бы сфотографироваться на фоне этого чуда.

Еще один уникальный экспонат, находящийся на особом хранении, знаток драгоценных камней М. И. Пыляев назвал «драгоценнейшим». Это гигантский кристалл берилла превосходного ювелирного качества. Он представляет собой шестигранную призму длиной более четверти метра приятного зеленоватого цвета чистейшей воды и без всяких трещин и включений. Весит «берилловый король» 2,5 кг! Этот красавец был найден 19 ноября 1828 г. на Урале, неподалеку от деревни Алабашка. Бесценный кристалл тоже подарил музею русский царь Николай I.

Даже в те времена этот исторический образец стоил 50 тыс. рублей золотом!

Еще одна уникальная коллекция отечественных самоцветов обосновалась в большом здании на углу Среднего проспекта Васильевского острова и 18-й линии. Поднявшись по широкой мраморной лестнице в Центральный научно-исследовательский геологоразведочный музей им. академика Ф. Н. Чернышева, посетители буквально теряются от многоцветия образцов, сверкающих гранями за стеклами витрин. В огромном зале площадью 3570 м2 хранятся более 1 млн (!) образцов минералов!

Из числа уникальных экспонатов назовем огромную карту СССР, сложенную из 45 тыс. цветных камней высокой твердости и из более чем 3,5 тыс. драгоценных камней! На карте равнины выполнены из яшм зеленых тонов, а горы – из желтоватых и коричневых их разновидностей. Ледниковые шапки на Кавказе, Памире, Тянь-Шане отмечены благородными опалами, а моря и океаны набраны лазуритами синих и голубых оттенков.

На карте показаны 450 городов, помеченных различными самоцветами, а железные дороги, параллели и меридианы – самородным серебром. Москва обозначена звездой из рубинов с бриллиантовым серпом и молотом, Санкт-Петербург (в ту пору Ленинград) помечен драгоценнейшим александритом, а столицы бывших союзных республик – рубиновыми звездами. Госграница проложена двойной линией из красного орлеца и редкой сургучной яшмы. Показан на карте и подвиг героев-папанинцев (1937–1938). Их героический дрейф на льдине в Северном Ледовитом океане обозначен цепочкой топазов. Северный морской путь помечен синим аквамарином.

Карта была изготовлена камнерезами и ювелирами Екатеринбурга (Свердловска) и Санкт-Петербурга (Ленинграда) и долгое время украшала Георгиевский зал Эрмитажа. Этот уникальный экспонат побывал в Париже, Нью-Йорке, Токио и неизменно удостаивался почетных призов.

Редчайшая коллекция минералов собрана также в одном из старейших российских университетов – Петербургском. Ее можно увидеть в здании Двенадцати коллегий, построенном архитектором Трезини еще в начале XVIII в. Коллекция, составленная по большей части из подаренных или завещанных собраний, принадлежавших видным ученым, комплектовалась на протяжении 200 лет. Был среди дарителей и человек духовного сана – архиепископ Ярославский и Ростовский Нил, в миру Н. Ф. Исаакович (1796–1874). Была у архиепископа страсть к геогнозии (теперь геологии), и особенно к собирательству минералов. Поездил священнослужитель по Забайкалью, побывал на Саянах, Камчатке и в других краях, и отовсюду привозил минералы. Знаток самоцветов профессор Г. Е. Щуровский просто восхищался этой коллекцией: «Какие превосходные штуфы Нерчинских минералов, топазов, аквамаринов, или бериллов, аметистов, дымчатого кварца, горного хрусталя! Какое замечательное собрание тамошних халцедонов, агатов, яшм! Какие превосходные образцы рубеллита (розовая разновидность турмалина) или малинового шерла, лазурита и других минералов!»

(По материалам Ю. Туйска)

5. Легенды Лебедянского уезда

Старинный русский город Лебедянь, основанный в начале XVII в., относится к тем степным оплотам Русского государства, которые, по словам И. А. Бунина, находились «среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались “земли дикие, незнаемые” и первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первыми ложились костьми за нее».

Начало истории города Лебедяни загадочно. Историкам точно известны даты основания соседних городов – Ефремова, Данкова, Липецка, Раненбурга, Козлова. Год же основания Лебедяни неизвестен. Вместо этого вам расскажут легенды, где факт перемешан с вымыслом и корни которых уходят едва ли не в XIV в. и далее. Интересно, что ни один из названных городов не может похвалиться подобными историями.

Рассказывают, что на месте Лебедяни в незапамятные времена существовал земляной городок, построенный разбойником Кунамом и сыновьями его Тяпкой и Русой. Кунам с сыновьями разбойничали на торговом пути на Дону, а также неоднократно совершали набеги на татар. В старости Кунам пал в битве с татарским богатырем, и над его могилой сыновья насыпали курган в десяти верстах от города, на правом берегу Красивой Мечи при впадении ее в Дон. Имя Тяпки (полагают, что это прозвище означает что-то типа «рубака») сохранила Тяпкина гора в центре города на берегу Дона, на которой в начале XVII в. и была заложена Лебедянь. С именем Кунама некоторые исследователи связывают близлежащее село Куймань.

Неподалеку от разбойничьего городка в Романцевском лесу жил пустынник Петр, известный по всей Рязанской земле своими христианскими подвигами. После гибели отца Тяпка и Руса пришли к Петру и приняли от него монашеский образ, поселились рядом с пустынником и в 1353 г. построили Ильинскую церковь. Разбойничий городок стал сторожевым, а дружина разбойников, оставив грабежи, несла сторожевую службу на Дону. В 1380 г. церковь и городок были разрушены татарами Мамая.

Некоторое время спустя в обители появился «некий владетельный князь», лишенный своей отчины и вынужденный скрываться на этой глухой окраине Рязанской земли. Князь этот не кто иной, как последний Великий князь Смоленский Юрий Святославович, убивший свою жену Юлианию Вяземскую и, «будучи лишен своей отчины, не терпя горького своего безвременья, срама и безчестия», бежал сначала в Орду, а затем в Рязанскую землю. Князь внес в церковь значительные вклады, построил кельи для иноков, принял иноческий чин и здесь окончил свои дни, «плачась о грехе своем».

Есть и другая версия этой легенды: в первой половине XIV в. Иван Калита направил в Орду дань хану Узбеку с боярином Тяпкиным, в просторечии именуемым Тяпкой. Тяпкин же присвоил подарки хана и бежал с ними в здешние Романцевские леса. Здесь он собрал шайку вольницы, основал городок на берегу Дона и стал грозою татар, убивая ханских баскаков и освобождая русских пленников. В одном из таких набегов он освободил русского священника, который сначала поселился в его городке, а затем перебрался в лес на расстоянии версты от города, где около 1353 г. построил церковь Святого Ильи о двух этажах: нижний для жилья, верхний для богослужений. Позднее Тышим со своими товарищами также поселились около церкви и, приняв монашество, основали небольшой монастырек. В 1380 г. он был разорен татарами, бежавшими с Куликова поля. Несколько позднее в монастыре поселился пустынник Петр. Окончательно монастырь был разорен татарами в 1542 г.

Здесь следует остановиться и заметить, что история о Смоленском князе Юрии Святославовиче – реальный исторический факт. После гибели жены он, как сообщают летописи (Воскресенская, Софийская И, Никоновская и др.), «на чюждей стране скитаяся и странствуя в изгнании, преходя с места на место в пустынях… пребываше в пустыни, в монастыри у некоего старца христо-любца, игумена Петра, добрым житием тщася угодити Богу; и тамо, неколико дней поболев, пребыв в печалех и скорбех, преставися, и проводиша его честно и погребоша его с надгробными песнями, и погребен бысть ту Сентября в 14 день 6915 (1408) года». Могло это происходить в Лебедянских краях? Безусловно. Но так же безусловно это могло происходить и в любом другом уголке Рязанской земли.

Кстати, легенды Венева монастыря утверждают, что история с князем Святославом и пустынником Петром произошла именно в Веневом монастыре.

Но вернемся к нашему повествованию. В XVI в. разбойничал в здешних местах знаменитый герой русского фольклора атаман Кудеяр. Пристанищем его, как утверждают, был земляной городок близ села Владимирское, Гудово тож. По одним сведениям, здесь был склад его имущества, по другим – сторожевой пост, окруженный валами и рвами. Предание говорит, что городок этот был отбит у разбойников донскими казаками и ватага Кудеяра погибла в бою. Остатками жилища Кудеяра местные жители считали две чугунных вереи от ворот, стоявшие близ церкви села Преображенское. Остатки городка Кудеяра в середине XIX в. представляли собой «два вала, один со рвом, от подошвы до вершины сажен трех, а другой без рва и мало заметен, оба длиною более 100 сажен».

С именем Кудеяра связывается и таинственная галерея, вырубленная в скалах на берегу Дона в 30 верстах от Лебедяни. Галерея, по описанию, представляет собой «подземный тайник в пять этажей, причем каждый этаж соединен с нижним посредством вертикального колодца, то с одной, то с другой стороны поочередно; таким образом, тайник представляет собой зигзагообразный тоннель, стены и потолок которого выложены громадных размеров каменными плитами». Другой тайник находится у деревни Ратмановой, третий – у села Венюкова.

В следующем столетии прославились в здешних местах еще два разбойника, Наян и Тарас, жившие в двух верстах от нынешнего села Доброго, на берегу р. Воронеж. Тарас был не только разбойник, но и чернокнижник, и посещал окрестные селения для грабежа весьма своеобразным способом: расстилал на воде свою епанчу, садился на нее и плыл по реке, удивляя и пугая жителей. Все прибрежные села дрожали перед ним. Несколько раз жители просили у правительства защиты, однако присылаемые для поимки Тараса солдаты не могли подойти к разбойнику ближе чем на ружейный выстрел, а ни пули, ни даже орудийные выстрелы не вредили ему. Истребить злодея сумел один местный священник, который присоединился к очередной воинской команде, посланной на поимку Тараса, и застрелил разбойника из пищали.

Жители села Доброго указывали в лесу два высоких кургана, стоящих в полуверсте друг от друга, где, по их словам, располагались жилища Наяна и Тараса.

Исторические реалии подтверждают, что здешние места на протяжении по крайней мере 200 лет были наводнены «татями, бродягами и беглыми». Здесь проходил один из главных путей беглецов на Дон, в казаки, и этим путем «на Дон в молодечество» пробирались веками многие тысячи русских людей. Иные из них начинали свое «молодечество» еще в Москве, разбивая лавки богатых купцов, и документы XVII в. пестрят наказами московских властей лебедянским воеводам, чтобы «тех воров и разбойников в городах и уездах сыскивать». Многие из беглецов так и не доходили до Дона, оседая в лесах, в то время обильно покрывавших территории Лебедянского и соседнего уездов, и уездная администрация с тревогой сообщала в Москву: «А ведомо, что и смертные убойцы есть же в лесах и в дорогах».

От разбоев в первую очередь страдало население уезда. В 1681 г. разбойники даже ограбили Лебедянский Троицкий монастырь: ночью ворвались в ограду, «разбили» игумена и братию, вырубили церковные двери и сняли оклады с Евангелия и икон, а через пять дней явились опять, пограбили имущество и ризницу. В 1695 г. в уезде скрывалась группа разбойников, бежавших из Москвы с награбленным добром: «и деньги, и ефимки, и золотые, и низанье, и посуда серебряная, и оловянная, и медная, и в ломах, и в слитках, и жемчуг, и запаны, и персни, и серги, и кресты; и та рухлядь воровская».

Разбои продолжались и на протяжении всего XVIII в. В 1765 г. Екатерина И, для искоренения воров, разбойников и пристанодержателей, указала в каждой волости избрать сотских, чтоб они, под страхом смертной казни, доносили Лебедянской воеводской канцелярии два раза в год о благополучии в этом отношении вверенных им сел и деревень. Однако, несмотря на меры правительства, вплоть до начала XIX в. по дорогам уезда было опасно ездить. Последним лебедянским разбойником следует, очевидно, считать помещика Филина. С шайкой вооруженных дворовых людей он выезжал на разбой, «грабил и мучил разных людей, и был от него страх великий». Филина вызывали в суд, он игнорировал вызовы; когда же за ним в имение явилась полиция, Филин «выгнал оную и грозил ей ружейными выстрелами». Пришлось губернатору выслать из Тамбова в Лебедянский уезд воинскую команду. Было это в 1802 г. Где разбойники – там и клады. Как рассказывали старики, в одном из курганов близ села Троекурова «заключено столько золота и серебра, что сокровища сего не стоит весь Лебедянский уезд». Клад этот, однако, никому пока найти не посчастливилось. А вот другие клады – были.

Россыпные серебряные и медные монеты, в основном восточные, золотоордынские и Великого княжества Рязанского – частые находки на пахотных полях в окрестностях Лебедяни. Здесь же был найден резной по кости образок с серебряным басменным ободком, датируемый XTV в. В селе Каликино на огороде в 1901 г. был найден клад из 568 серебряных ордынских монет и чугунная ваза. Клад рязанских монет XV в. весом более фунта был найден в селе Черепянь на Дону, а другой, в котором обнаружены медные и серебряные кресты, восточные монеты и монеты рязанского князя Ивана Федоровича (1409–1458) – в Покрово-Казацкой слободе. Интересно, что по времени происхождения эти находки совпадают с временем легендарных Кунама, Тяпки и пустынника Петра. Видимо, какая-то историческая база под Лебедянскими легендами все-таки есть.

Серьезных археологических раскопок здесь не проводилось, хотя разведки по Дону и Красивой Мече открыли большое количество славянских поселений и курганов XII–XIV вв. Пока же здешние древности, как с грустью писал еще в XIX в. исследователь, «изглаживает соха, не дождавшись археологического заступа».

6. Сокровища Степана Разина

В июне 1671 г. в Гамбурге вышла газета «Северный Меркурий», которая стала бойко раскупаться горожанами. В ней была помещена корреспонденция английского купца Томаса Хебдона, находящегося в далекой России, в Москве. Как очевидец, он подробно описал казнь Степана Разина и сделал это весьма оперативно, послав корреспонденцию в Европу через два часа, после того как палач закончил свою работу, известив тем самым негоциантов и дипломатов о том, что вновь возобновляется торговля с Россией.

Томас Хебдон писал: «По всему миру уже несомненно разнеслась весть о том, как мятежник, по имени Степан Разин, стал главарем множества казаков и татар, как он захватил город Астрахань и все Астраханское царство и совершил разные другие тиранства и как, наконец, он всячески стремился привлечь на свою сторону донских казаков, чтобы нанести сильный удар по Москве.

Следует знать, что упомянутые донские казаки сделали вид, будто они с ним согласны. Однако они с ним поступили так из хитрости, дабы поймать лису в ловушку. Выведав, что Разин со своим братом остановился в убежище, где он ничего не опасался, казаки напали на него и захватили его с братом в плен.

В прошлую пятницу 1000 мушкетеров-стрельцов доставили его сюда, и сегодня за два часа до того, как я это пишу, он был наказан по заслугам. Его поставили на специально сколоченную по такому случаю повозку семи футов вышиной: там Разин стоял так, что все люди – а их собралось более 100 000 – могли его видеть.

На повозке была сооружена виселица, под которой он стоял, пока его везли к месту казни. Он был крепко прикован цепями: одна очень большая шла вокруг бедер и спускалась к ногам, другой он был прикован за шею. В середине виселицы была прибита доска, которая поддерживала его голову; его руки были растянуты в сторону и прибиты к краям повозки, и из них текла кровь.

Брат его тоже был в оковах на руках и ногах, и его руки были прикованы к повозке, за которой он должен был идти. Он казался очень оробевшим, так что главарь мятежников часто его подбадривал, сказав ему однажды так: “Ты ведь знаешь, что мы затеяли такое, что и при еще больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца”.

Этот Разин все время сохранял свой гневный вид тирана и, как было видно, совсем не боялся смерти.

Его царское величество нам, немцам и другим иностранцам, а также персидскому послу, оказал милость, и нас под охраной многих солдат провели поближе, чтобы мы разглядели эту казнь лучше, чем другие, и рассказали бы об этом у себя соотечественникам. Некоторые из нас даже были забрызганы кровью.

Сперва ему отрубили руки, потом ноги и, наконец, голову. Эти пять частей тела насадили на пять кольев. Туловище вечером было выброшено псам. После Разина был казнен еще один мятежник, а завтра должен быть казнен также его брат.

Это я пишу в спешке. О том, что еще произойдет, будет сообщено потом.

Москва, через два часа после казни, 6 июня (по старому стилю) 1671 года».

Нужно отдать должное Томасу Хебдону за точность описания. Спустя неделю в «Северный Меркурий» он послал еще одну корреспонденцию:

«Умер еще один из главных мятежников, прозванный Чертоусом, а его люди разбиты под Симбирском и вынуждены были отступить… Объявлен указ о даровании жизни и милости тем, кто сам сдался в плен.

Достоверно известно, что недавно казненный мятежник действительно был у них главным бунтовщиком Степаном Разиным. Его брату залечили раны после пыток, и вскоре его должны отправить в Астрахань, чтобы найти клады, закопанные там Степаном».

И вот тут-то после казни Степана Разина на Красной площади начинается весьма интересное и загадочное для историков действо. После того как палач разделался с Разиным и подручные поволокли на плаху его брата Фрола Тимофеевича, тот вдруг срывающимся от натуги голосом крикнул: «Слово и дело государево!» И сказал, что знает тайну писем (?) и кладов Разина. Казнь Фрола была отсрочена.

По свидетельству очевидца-иностранца Конрада Штуртцфлейша, уже превращенный в кровавый обрубок Степан Разин вдруг ожил и прошипел: «Молчи, собака!»

Это были последние слова Разина, и их Штуртцфлейш записал латинскими буквами.

Как видно из документов, Фрола Разина уже через два дня жестоко пытали в Константино-Еленинской башне Кремля, и его показания были сообщены царю Алексею Михайловичу:

«…и про письма сказал, которые воровские письма брата его были к нему присланы откуда ни есть и всякие, что у него были, то все брат его, Стенька, ухоронил в землю… поклал в кувшин, и засмоля закопал в землю на острове по реке Дону, на урочище, на прорве, под вербою. А та-де верба крива посередке, а около нее густые вербы».

О показаниях Фрола Разина немедленно докладывали царю, который проявил большой интерес к кладам Степана, ибо по «отпискам» воевод, у бояр и богатого люда «разбойник» награбил зело много добра всякого». В пытошной на дыбе, орущий от нестерпимой боли в вывороченных суставах Фрол показал, что после разгрома восстания при бежавшем в Кагальник атамане был «сундук с рухлядью» и драгоценностями.

Показания Фрола были опубликованы известным историком Н. И. Костомаровым, они довольно интересны и в них просматривается некая психологическая деталь: сделанный безымянным мастером из слоновой кости Константинополь (Цареград), видимо, очень нравился Степану, и он не пожелал с ним расстаться даже в минуту смертельной опасности, послав за этим сокровищем своего брата.

Весть о том, что во время казни на Красной площади брат Степана Разина крикнул: «Слово и дело» – и что царь хочет выведать у него места кладов, быстро распространилась среди московского люда, а затем и по всей России. Скоро возникли легенды о кладах Стеньки Разина и жуткие истории о заговоренных сокровищах его, зарытых в разных местах на берегах Волги.

Историки не отрицают фактов существования «кладов разбойника Разина», но вскоре никто этой темой не занимался. Конечно, восставшие взяли приступом несколько городов и при этом экспроприировали значительные материальные ценности, принадлежавшие имущим слоям, и вполне уместен вопрос: «Куда делось все то богатство, которое попало в руки Разина?»

Известно, что отец Степана старый казак Тимофей Разя, участник многих войн и походов против турок и «крымчаков», умер в 1650 г., когда будущему атаману было всего 19 лет. При этом характер его, как рассказывали старики, был резкий, крутой и смелый необычайно, что сильно его выделяло. Однако он был умен, рассудителен, сообразителен и инициативен в боевых стычках. В его родной станице Наумовской эти качества ценились…

Осенью 1652 г. Степан подал войсковому атаману челобитную, дабы он отпустил его из пределов Войска Донского на богомолье в Соловецкий монастырь к святым угодникам Савватию и Зосиме… По пути он дважды побывал в Москве, узнал порядки московские. Через шесть лет, в 1658 г., его включили в состав посольства казацкого и он вновь побывал в Москве. Царь Алексей Михайлович обсуждал с казаками важные вопросы, касающиеся защиты южных рубежей государства Российского.

Сам факт включения Степана в состав посольства, когда ему было 28 лет, говорит о том, что ему была оказана честь и что авторитет его был велик. Из сохранившихся документов известно, что Степан Разин казацким атаманом был выбран около 1662 г. и неплохо командовал казаками в битве при Молочных Водах. В мирное время вел переговоры с калмыками, турками, татарами и, как уверяет людская молва, неплохо изъяснялся на этих языках.

Много лет собирал я в поездках по Волге и Каме легенды и сказания о Степане Разине, их скопилось у меня приличное количество. Среди них есть и такие, которые содержат народную версию о том, как Разин стал разбойником.

В них тема о кладах Степана Разина начинается со времени его Персидского похода «за зипунами», как шутливо называли поход казаки, который был предпринят в 1667–1669 гг. Тогда на стругах со своей ватагой Степан двинулся от Красного Яра к Гурьеву, затем на Дербент – Баку и далее в Персию на Орешт – Гилянь – Фарабад, прошел вдоль восточного побережья Хвалынского моря (Каспия) и вернулся к острову Дуванному и Свинному близ Баку. Затем, после короткого отдыха, проследовал на своих стругах мимо Астрахани к Черному Яру на Дон в Кагальницкий городок.

По мере следования стругов Степана людская молва шла, опережая их. Особенно много разговоров шло о том, что Степан Разин ушел из Персии с зело великой добычей.

«Приехал Стенька из Персидской земли и стал астраханскому воеводе челом бить: “Отпиши царю русскому, что, вот мол, разбойничал, а теперь прошу у него милости”. У Стеньки много добра всякого из-за моря привезено было, у воеводы глаза и разбежались! Что ни завидит воевода, всего-то ему хочется и того, и другого, и третьего. Понравилась ему у Стеньки шуба. “Продай, – говорит, – шубу, подари, нешто тебе ее жалко?”

А шуба была заветная, не дает ее Стенька. Грозит воевода: “Царю пожалуюсь!” Отдал Стенька шубу со словами: “На тебе шубу, да чтобы не надеяла она шуму!”

Так оно и вышло. Стенька после всю Астарахань (так в XVII в. называли Астрахань. – Л. В.) разорил, а с воеводы Прозоровского снял шкуру, как шубу, спустив ее по самые пятки»…

Из персидской земли Стенька красавицу вывез – сестру иранского шаха. Милуется он с ней, а товарищи и давай смеяться: «Видно, – говорят, – она дороже нас стала – все с ней возишься!»

Так что же Стенька? Взял княжну в охапку да в Волгу и бросил, не пожалел. «На, – говорит, – ни чем-то я тебя не одаривал!»

Интересно, что легенда о том, что Степан «заговоренный человек» и был неуязвим, возникла еще при жизни Разина. Царицынский воевода в 1670 г. отписывал царю: «Того атамана есаула Разина ни пищаль, ни сабля, ничего не берет».

В народе же говорили так: «У Стеньки кроме людской и другая сила была – он себя с малых лет нечистому продал – не боялся ни пули, ни железа; на огне не горел и в воде не тонул. Бывало, сядет в кошму (кош – купеческое небольшое судно без палубы. – Авт.), по Волге плывет и вдруг на воздух на ней поднимался, потому, как был он чернокнижник…

Его в острог не раз садили за решетки, да на запоры. А он возьмет уголь, напишет на стене лодку, спросит воды испить, плеснет на стену этой водой – река станет! Сядет он в лодку, кликнет товарищей – глянь, уж на Волге Стенька!»