Текст книги "Время - Назад XX век: Хроника необъяснимого"
Автор книги: Николай Непомнящий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
СУБМАРИНА-ПРИЗРАК
В январе 1915 года германская подлодка У-31 под командованием обер-лейтенанта фон Вашендорфа вышла в боевое крейсерство.
Всякий, кому хоть мало-мальски знакомы старые морские поверья, непременно бы решил, что дело ничем хорошим не кончится. Ведь совершенно ясно, что число «31» есть не что иное, как зеркальное отображение числа «13», и к тому же лодка вышла в поход именно 13 января… Но если б только несчастливые числа! Гораздо серьезнее, что накануне с лодки состоялся массовый исход крыс. Мерзкие твари лезли во все люки, толпами бежали по сходне, сплошной вереницей ползли по швартовым концам… И надо ли теперь удивляться, что в назначенный срок У-31 из похода не вернулась? Не вернулась она и позже. Лодку зачислили в разряд "пропавших без вести", но мрачная ее история на том не закончилась… Напротив – она только началась!
Летом того же 1915 года мистер Уэлш, отставной капитан британского торгового флота, совершал обычную свою прогулку вдоль береговой черты поблизости городка Ловестофт. Как раз начинался прилив. Над морем висел утренний туманен, и во внезапном его разрыве вдруг обозначился низкий силуэт. Мистер Уэлш замер как вкопанный. Подводная лодка! И несомненно, германская… Медленно и бесшумно субмарина проскользила последнюю сотню ярдов и полезла носом на песок… "В ней было нечто жуткое, – рассказывал впоследствии мистер Уэлш. – Как если б я увидел воочию корабль-призрак".
Лодка действительно выглядела зловеще. Вся в лишаях коррозии, поросшая колониями ракушек и лохмами водорослей, она, казалось, принесла с собою мертвящий холод глубин… Через час берег оцепили усиленные наряды полиции. Под прикрытием дюн залегли с охотничьими ружьями стрелки-добровольцы. С моря подошел эсминец «Амазон» и, захватив лодку в оптику прицелов, отсемафорил ей по международному коду: "Сдавайтесь. Через пять минут открываю огонь".
Ответа не последовало. С эсминца высадили на лодку группу вооруженных моряков, те попробовали взломать рубочный люк, но без успеха: люки подлодки совсем не приспособлены для открывания их снаружи. В конце концов, на кнехты лодки завели буксир, сдернули ее с мели, оттащили в Ярмут, поставили в док, и там рабочие вскрыли автогеном обшивку корпуса – подобно тому, как вскрывают консервным ножом банку сардин. Двое офицеров, надев кислородные маски, полезли внутрь… Им открылась жуткая картина.
Экипаж субмарины составляли мертвецы. В задраенных по-боевому отсеках несли вахту мертвые матросы.
Мертвый штурман, будто задремав, склонил голову на прокладочный стол. В своей каюте сидел с книгой в руках мертвый обер-лейтенант Людвиг фон Вашендорф. Это была У-31, пропавшая без вести полгода назад. Механизмы ее были в совершенной исправности. Корпус цел. Торпеды на месте. Кладовые полны… Экипаж – мертв.
Англичане долго ломали голову над загадкой «субмарины-призрака», но к единому выводу так и не пришли.
Возможно, пребывая на позиции, лодка легла на грунт, чтобы дать отдых экипажу. Вахтенные, как это принято, должны были добавлять в отсеки воздух из баллонов. По какой-то причине закрыть обратно вентиль им не удалось, и все моряки погибли: вначале они «насладились» кислородным опьянением, затем наступила смерть от удушья. В течение долгих месяцев сжатый воздух медленно «травился» в балластные цистерны, вытесняя из них воду, и в конце концов У-31 совершила свое последнее всплытие. Возможно, так оно и было. Неясно лишь, как обо всем этом заранее узнали крысы?
ЭХО ЖИЗНИ ДЖЕЙМСА ДЖОНСТОНА
11 февраля 1942 года японский эскадренный миноносец «Амацуказе» торпедировал и потопил американскую подводную лодку «Шарк». Никому из членов экипажа субмарины спастись не удалось. На лодке служил и погиб вместе с ней матрос Джеймс Эдвард Джонстон…
Спустя 11 лет, 19 января 1953 года, мальчик по имени Брус Келли заявил, что в него вселилась душа погибшего моряка Джеймса Джонстона. Психиатры и гипнологи сначала не восприняли всерьез сказанное Брусом, но все же решили поработать с ним, поскольку увидели в данном случае редкую возможность проверить факт реинкарнации ввиду сравнительно недавней жизни и смерти Джеймса Джонстона. К тому же, как выяснилось. Брус Келли страдал клаустрофобией (боязнью замкнутого пространства) и гидрофобией (боязнью воды) неизвестного происхождения. Брус жаловался также на совершенно беспричинные боли в груди.
Прошло еще 33 года. Психотерапевт и гипнолог Рик Браун в 1987 году взялся вылечить Келли от его недомогании. Он рассчитывал найти их причину в "прошлой жизни" пациента. В сеансах регрессивного гипноза психотерапевт Браун узнал множество подробностей из жизни погибшего моряка. Для проверки фактического материала он связался с родственниками и друзьями Джеймса Джонстона и разослал письма во все флотские организации, где могли сохраниться документы о прохождении им службы. Результаты превзошли самые большие ожидания. Об этом свидетельствует стенограмма сеансов регрессивного гипноза, которую в сокращении опубликовал журнал «Серч» ("Поиск"):
"Рик: Сейчас начало 1942 года. Где вы находитесь?
Брус: На базе подводных лодок в Маниле.
Рик: Чем вы занимаетесь?
Брус: На подводной лодке «Шарк», бортовой номер СС-174, я отрабатываю аварийный выход из субмарины, находящейся в подводном положении.
Рик: Вы один? Есть рядом кто-нибудь?
Брус: Да, это мой напарник Роберт Миллер (реальное лицо. – Примеч. Рика Брауна).
Рик: Есть на базе какие-нибудь другие подводные лодки?
Брус: Да. Это «Порпойз» и «Спиэрфиш», а также две субмарины без названий – с бортовыми номерами 37 и 38. (В Маниле действительно находились в тот момент названные подводные лодки. Примеч. Рика Брауна.)
Рик: Чем занималась ваша подводная лодка в этом районе?
Брус: Нам не говорили, но мы знали – разведкой.
Рик: Теперь перенеситесь в то время, когда японцы напали на Перл-Харбор и началась война между Японией и США. Как вы себя чувствовали?
Брус: Ужасно. Мы были потрясены тем, что японцы сделали с нашим флотом. И поняли, что отныне мы куда больше, чем раньше, зависим друг от друга.
Рик: Сейчас утро 11 февраля 1942 года. Чем вы заняты?
Брус: Я отдыхаю в кубрике после вахты. Еще побаливает ребро. (Как вьыснилось в последующих сеансах, 8 февраля 1942 года при взрыве глубинной бомбы у Джонстона произошел перелом ребра. Примеч. Рика Брауна.)
Рик: Лодка в надводном или подводном положении?
Брус: В подводном. Сейчас светлое время суток, поэтому разведку ведем в подводном положении.
Рик: Я подвожу вас к моменту 11.30 утра, когда в субмарину попала японская торпеда. Что происходит в лодке?
Брус: Я вышел из кубрика и направился к своему боевому посту. Вдруг удар и взрыв… Корпус тряхнуло будь здоров! Погас свет, я оказался на полу. Я страшно испугался. Но вот свет опять зажегся. Я все-таки сумел подняться на ноги и снова двинулся к люку аварийного выхода. В этот момент опять раздался взрыв, это было уже точно – прямое попадание. Свет погас, и меня снова сбило с ног.
Рик: Наверное, в корпусе образовалась пробоина?
Брус: И огромная! Вода хлынула в отсек и стала быстро заполнять его.
Рик: Кто-нибудь был рядом?
Брус: Да, Уолтер Пилграм (реальное лицо. Примеч. Рика Брауна).
Рик: Кем он был на корабле?
Брус: Механиком или инженером. (В действительности Пилграм был главным электриком лодки. – Примеч. Рика Брауна.)
Рик: Вы пытались выбраться из лодки?
Брус: Это было невозможно. Отсек и коридор мгновенно залило водой. Мы поняли, что погибаем…
Рик: Вы думаете, что погибли до того, как субмарина легла на дно?
Брус: Да, мы умерли раньше…
Сеанс окончен".
Психотерапевт Рик Браун подчеркивает, что почти на все вопросы пациент отвечал точно и легко. Со временем эпизоды из жизни Джеймса Джонстона, вытесненные гипнологом из подсознания Бруса Келли, освободили его от иррациональных страхов. Пациент избавился от клаустрофобии и гидрофобии. Исчезли фантомные боли в груди. В целом «воспоминания» Бруса Келли о жизни Джеймса Джонстона и о его смерти оказались исключительно точными.
Разумеется, полученные результаты нельзя считать доказательством реинкарнации. Они лишь свидетельствуют о совпадении рассказанных и реальных событий, пережитых совершенно разными людьми, разделенными между собою десятилетиями.
ТАЙНА ОЗЕРА ИЛЬМЕНЬ – ГОД 1942-Й
Карл-Хайнц Блютвайс, ветеран Второй мировой войны, майор люфтваффе, летчик-истребитель, отмеченный многими орденами рейха, не сгорел в пламени воздушных схваток. В конце 60-х он поведал о таинственном и зловещем эпизоде своей боевой жизни. Беседа произошла в Лондоне, в Гринхаузе, где располагается Британское королевское метафизическое общество.
– Чтобы понять мое поведение во время последующих событий, придется начать с момента прибытия на Восточный фронт весной 1942 года. Только что окончил школу летчиков-истребителей в Небелькирхене, под Лейпцигом. Довольный успехом (окончил курс третьим) и положительной характеристикой, отказался от двухнедельного отпуска, ограничившись свиданием с родителями. Жаждал включиться в борьбу с большевистской угрозой Европе.
Получил назначение в полосу действий 16-й армии группы «Север» на Старо-Русском направлении. Ситуацию на этом участке фронта объяснил мне начальник штаба школы. Шесть дивизий 2-го армейского корпуса были еще в феврале отрезаны, образовав Демянский "котел".
"Ваша эскадрилья перекрывает район Илмен-зее, где русские встречают тихоходные Ю-52, возвращающиеся из полета над «котлом» уже без прикрытия истребителей. Их самолеты, забравшиеся в наш тыл, летят на остатках бензина, но продолжают преследовать транспортники или бомбардировщики. Вокруг «котла» сейчас идут очень напряженные бои, наши испытанные дивизии отражают вражеские атаки".
К месту назначения добирался почти трое суток, что можно считать своеобразным рекордом. Командира эскадрильи на месте не оказалось, доложился заместителю, оставил вещи в штабе и отправился в офицерскую кантину, которая была в соседнем домике. Шумная компания летчиков, распивавших пиво, воззрилась на меня. Щелкнул каблуками, представился: "Лейтенант Блютвайс!"
Навстречу поднялся рыжий крепыш в летной кожаной куртке. Маленькие глазки, лицо изрытое, прыщавое.
"Царнке! Обер-лейтенант Царнке!" Хотел спросить: "Рюдигер?" – но вовремя прикусил язык знание отечественной литературы не поощрялось в среде военных летчиков. Вдобавок было неясно, как у него с чувством юмора. Но мои сомнения были быстро рассеяны.
Он обменялся со мной крепким рукопожатием и неожиданно объявил: "Будвайс!"
Я попытался поправить его: "Блютвайс!" Он заржал, показав крепкие квадратные зубы, которые могли осчастливить любого японца, и снова изрек: "Нет, Будвайс! Я сказал!" Обернулся к остальным, те встретили мое новое прозвище ободрительным гомоном и аплодисментами.
Над моей фамилией подшучивали всегда, но созвучие со знаменитым «Будвайзером» – будвайским пивом (будеевицким, как варварски именуют его чехи) – прозвучало впервые.
К вечеру, на официальном представлении, Царнке был в мундире – Железный крест, "Крест с мечами", нашивки, знаки. Это был настоящий, заслуженный летчик, имевший право насмехаться над «цыпленком». Да, с прозвищем придется примириться… Недоброжелатели называли его Пикельас – был резок, даже нагл, но все прощалось ему за виртуозную технику боевого пилотажа, смелость, решительность.
Майор Берг назначил меня ведомым у Царнке – это было определенным отличием, хоть внутренне я был недоволен.
Почему рассказываю о нем? Он был причиной, почему я молчал о том, что случилось вскоре со мной.
В воздухе он не допускал никаких шуточек, был сурово собран. Только после посадки выдавал «обойму» всегдашних насмешек.
В тот день его самолет, серьезно продырявленный во время вчерашнего боя, еще не привели в порядок. Майор Берг хотел дать ему другой «мессер», пилота которого прямо с летного поля увезли в госпиталь с тяжелым ранением (машина была в полном порядке, пробоины залатали). Но Царнке предложил отправить меня в свободный поиск в одиночку. Маршрут спокойный, над озером, а русские слишком заняты «котлом». "Пускай привыкает к самостоятельности. Справишься, камрад Будвайс?!" Майор Берг сделал вид, что не заметил шутки. Я согласился.
Яркое солнце. На небе – ни облачка. Вскоре вышел в начальный квадрат барражирования, на юговосточном горизонте в пелене дыма – сполохи разрывов. Это кипел Демянский «котел», где красные напрасно топтались вокруг отрезанных дивизии. Поверхность озера была покрыта мелкой рябью, игравшей солнечными бликами.
Неожиданно увидел небольшое – метров двадцать длиной – судно, плывшее на восток. С первого взгляда было ясно, что это нечто совершенно невообразимое во фронтовой зоне. Шло под парусом и на веслах.
Чтобы лучше рассмотреть его, сдвинул колпак. Это суденышко казалось сделанным на верфи – законченное, даже изящное, с поднятыми носом и кормой (на них что-то, напоминающее конские головы), аккуратным белым парусом. Весла ритмично погружались в воду. На носу толпилось несколько человек в белых одеждах (я сразу назвал их "балахонщиками"). Если бы увидел это до войны на Балтике или на озере, то решил бы, что снимают фильм о викингах.
Партизаны изготовили его в лесных чащобах и теперь плывут к своим? Бессмыслица. Весь берег блокирован.
Ясно, что это – аборигены. Недочеловеки решили покататься по озеру? Отправим их кормить рыбу!
Бросив машину в пике, совместил перекрестье с целью, плавно утопил гашетки пушки и пулеметов, ожидая привычной дрожи отдачи. Но – ничего! Небывалый случай – отказало сразу все оружие.
Вывел машину из пике и сразу отвернул в сторону, уходя от возможного ружейно-автоматного огня. Там, конечно, мог быть и пулемет. Посмотрел на судно – дикие славяне не стреляли: они тянули ко мне руки, потрясая кулаками. Увидел косматые головы, пятна лиц с бородами и даже раскрытые рты – видимо, изрыгающие проклятия.
Круто набрал высоту, нажал пулеметные гашетки – привычная вибрация. Впереди – дымные трассы.
Снова перевел машину в пике, решив всей мощью огня изрешетить суденышко. Но пулеметы и пушки отказали вновь! Цум тойфель! (К черту! – нем. – Ред.) Это какая-то мистика!
Перед выходом из пике заметил, что весла уже не пенят воду, лежа неподвижно, а все «балахонщики» столпились на носу – видимо, и гребцы решили присоединить свои угрозы и проклятия.
На вираже мотор неожиданно чихнул пару раз и затих. Перевел самолет в пологое планирование, прикидывая, дотяну ли до берега.
И тут меня что-то ударило по голове. Заблудившаяся пуля? Корабль был в стороне…
Взглянул вправо – и замер. На лбу мгновенно выступил холодный пот. Не считал себя трусом, побывал в разных ситуациях, но теперь…
На кромке кабины сидело, вцепившись когтистыми лапами, что-то отвратное, пучеглазое, напоминавшее птицу. Оно явно собиралось снова проверить крепость шлема длиннющим зубастым клювом. Перья «птицы» казались металлическими.
Совершенно инстинктивно ткнул непонятную тварь кулаком. Ее когти скользнули, и она кувыркнулась вниз.
Мотор зачихал и взревел. Так, на воду садиться не придется. Ощупал шлем – в нем зияла дыра, были пробиты поперечный резиновый валик и защитная металлическая пластина. Клюв чуть-чуть не достал до кожи.
Чертыхнувшись, покрутил верньер – в эфире ничего, кроме треска помех.
Что-то заставило меня повернуть голову. С изумлением узрел чудовище – распластав крылья, оно мчалось в пяти-шести метрах от самолета, явно собираясь напасть вновь.
Птица, летящая с такой скоростью? Это было непостижимо. Вот тут я с опозданием перекрестился и начал читать молитву. Без результата…
Промелькнула мысль о русских секретных видах оружия, россказнями о которых нас пичкали (для поддержания боеготовности!). Нет, это явно не имело отношения к военной технике. И «птица» совсем не двигала крыльями – она просто летела с неимоверной скоростью. Закрыть колпак? Нет, это не поможет – клюв легко пробил металл пластины шлема.
С трудом расстегнул кобуру, вытащил вальтер, снял с предохранителя (патрон был в стволе).
Монстр продолжал стремительный полет, постепенно приближаясь к кабине. Выстрелил трижды, от крыла и туловища «птицы» полетели искры, но видимых повреждений не было. Сунул пистолет в кобуру и сорвал «мессер» в резкое пике.
Тварь, отброшенная пулями совсем недалеко, с трудом выдерживала скорость, но не нападала.
На минимальной высоте вывел самолет из пикирования. Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах потемнело. Зловещая «птица» исчезла.
Немного отвернув, увидел на поверхности озера фонтан брызг там, где она врезалась в воду. Не был уверен, что это охладит ее пыл.
Покрутил верньер рации, нажал тумблер – в шлемофонах только шуршание помех. Перешел на запасную частоту – то же самое. Дурацкий аппарат – всегда отказывает в нужный момент.
А что сообщать? Суденышко – парусное, на веслах, которое не сумел потопить, так как дважды отказало оружие? Откуда оно посреди озера, плывущее на восток? А «птица»? Решат, что я спятил, и сразу отстранят от полетов.
Почувствовал, что голова мерзнет, – шлем попрежнему лежал на коленях. Со злостью швырнул его вниз. Напрягшись, задвинул колпак.
На безопасном расстоянии облетел квадрат – и не увидел судна. Куда оно пропало? Не нырнуло же? Гладь озера была пустой.
Не сомневался, что «фокусы» с мотором и оружием, да и сама «птица», прямо связаны с «балахонщиками». Может быть, в лесах сохранились какие-то древние языческие культы, жрецы которых владели дьявольской магией? И «птица» – не секретное оружие Ивана, а что-то из черного, оккультного мира? Я снова осенил себя крестным знамением, теперь уже вполне осознанно.
Что делать? Написать в боевом рапорте обо всем? Стать объектом внимания для психоэскулапов? Стать желанной добычей для Царнке и K°? Первый самостоятельный, одиночный полет – и надо же: "корабль викингов", магия, дьявольщина, «птица»… Нет, нужно молчать.
Рация ожила, запищала. Сообщил на аэродром, что возвращаюсь. Стрелка бензинометра медленно подползала к нулю, а время поиска истекло.
Механики и оружейники уверяли меня, что все в порядке. Радиомастер что-то бормотал о "внеплановой магнитной буре".
Как мне хотелось вырезать кромку кабины с глубокими следами когтей твари! Шлем покоился на дне озера. И теперь это было последним свидетельством истинности происшедшего, а не судорогами переутомленного мозга. На следующий день царапины исчезли – зачистили напильником, потом заполировали.
Через пару дней вместе с нашим переводчиком Руди Штейном был в городе по поручению комэска.
Какая-то толстенная книга валялась на тротуаре. Быть может, меня привлекло золотое тиснение на переплете? Бездумно поднял ее, раскрыл – и остановился. Посреди страницы был рисунок того корабля.
"Что это?" – протянул раскрытую книгу Руди. Он пробежал текст, задерживаясь на словах, видимо не входивших в воинский лексикон. "Лодия – древнеславянское деревянное судно. Археологическая реконструкция", – перевел он-А как похожа на корабль викингов, нет только щитов на бортах".
Вот это да! Это были перенесшиеся из тех времен волхвы, друиды или как еще они назывались. И «птица» возникла от их заклинаний, и мотор, и оружие подчинились им. Если покопаться в их мифологии, то определенно можно найти этого отвратного монстра. Нет, нужно помалкивать.
А через неделю Царнке с напарником не вернулись на аэродром из такого же полета над озером. Береговой наблюдательный пост сообщил, что они пикировали на что-то, чего увидеть не удалось даже в мощную стереотрубу. Во время одного из заходов не вышел из пике Царнке, потом – ведомый. Радиосвязи с ним не было.
Срочно были вызваны водолазы из Момеля. На третий день извлекли тела обоих. У Царнке оказалась "осколочная рана черепа с повреждением мозга", хотя самого осколка найти не удалось. Я-то знал, какой это был «осколок» Вдобавок, вероятно, моторы остановились в момент, когда нужно было выходить из пике.
Значит, они тоже увидели призрак древнего судна. А может быть, не призрак?
На Демянском плацдарме велись тяжелые, кровопролитные бои, достигшие наивысшего напряжения как раз в это время…
Может быть, встреченные мной на водах Ильменя люди в белых одеждах были погибшими, которые отправлялись в их, славянскую, Валхаллу? (В германской мифологии – обиталише душ воинов, погибших в бою. – Ред.)
Так или иначе, я в какой-то мере чувствовал вину за гибель наших летчиков. Но что изменилось бы, если б они услышали мой рассказ? Конечно, не поверили бы. Конечно, решили бы пустить ко дну очередных нахальных русских, бороздивших воды уже немецкого Илмен-зее. Партизаны, аборигены – какая разница?
Так что на войне как на войне.
Но забыть происшедшее не мог. В ночных кошмарах пикировал на корабль с «балахонщиками», сражался с кошмарной «птицей». В госпитале после очередного ранения (американская пуля прошила голень!) однажды "превысил норму" и рассказал соседу, тоже раненному в Нормандии, о событиях весны 1942 года. Он ничего не сказал, странно посмотрел на меня. Наутро его перевели в другую палату.
С тех пор молчал.
