Текст книги "Неизвестная Великая Отечественная"
Автор книги: Николай Непомнящий
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Последний рейс «Армении»
«Армения» была спроектирована морскими инженерами Ленинградского центрального бюро морского судостроения под руководством главного конструктора Я. Копержинского, спущена на воду в ноябре 1928 года и вошла в шестерку лучших пассажирских судов Черноморского флота, состоящую из «Абхазии», «Аджарии», «Украины», «Армении», «Крыма» и «Грузии».
Хотя почти все эти суда строились в Ленинграде, на Балтийском судостроительном заводе (только два последних – в Киле в Германии), политическим руководством страны было решено в названиях судов выразить нерушимую дружбу молодых советских республик, что и было начертано на высоких бортах этих красавцев, которых одесситы окрестили по-своему, назвав за быстроходность «рысаками».
Что касается «Армении», то она имела дальность плавания 4600 миль, могла перевозить в классных каютах 518 пассажиров, 125 «сидячих» и 317 палубных пассажиров, а также до 1 тысячи тонн груза, развивая при этом максимальную скорость 14,5 узла (около 27 километров в час). Все эти суда стали обслуживать «экспрессную линию» Одесса – Батуми-Одесса, исправно перевозя тысячи пассажиров вплоть до 1941 года…
Их топили первыми
С началом Великой Отечественной войны судьба черноморских «рысаков» резко изменилась. «Армению» срочно переоборудовали в санитарно-транспортное судно: рестораны 1-го и 2-го классов превращены в операционные и перевязочные, курительный салон – в аптеку, в каютах установлены дополнительные подвесные койки.
Капитаном «Армении» был назначен 39-летний Владимир Яковлевич Плаушевский, старпомом – Николай Фадеевич Знаюненко. Экипаж судна состоял из 96 человек плюс 9 врачей, 29 медсестер и 75 санитаров. Главврач железнодорожной больницы Одессы, которого многие в городе хорошо знали, Петр Андреевич Дмитриевский был назначен руководителем медперсонала в звании военврача 2-го ранга…
Немногословный, выдержанный, всегда подтянутый, капитан «Армении» Плаушевский быстро обрел авторитет, и все его распоряжения и команды выполнялись незамедлительно.
На бортах и на палубе ярко-красной краской были нанесены огромные кресты, хорошо видимые с воздуха. На грот-мачте был поднят большой белый флаг также с изображением международного Красного Креста. Взглянув на него, Плаушевский тихо сказал старпому:
– Не думаю, что вермахт будет неукоснительно выполнять положения Гаагской и Женевской конвенций. Немцы традиционно в войнах особым милосердием не отличались…
Его слова оказались пророческими. С первых дней войны авиация Геринга совершала налеты на госпитальные суда на Черном море. В июле 1941 года были повреждены атаками санитарные транспорты «Котовский» и «Антон Чехов», а атакованный пикирующими бомбардировщиками «Аджаристан» («Аджария»), весь объятый пламенем, на виду у всей Одессы выбросился на мель близ Дофиновки. В августе такая же участь постигла и судно «Кубань».
Теснимая противником Красная армия в тяжелых боях несла большие потери. Раненых было очень много… Днем и ночью в любую непогоду на борту «Армении» до изнеможения трудился медперсонал. Операции, операции и бесконечные перевязки. Раненые были всюду. Особенно много было тяжелораненых. На всех палубах были слышны громкие стоны, людей мучила жажда. Многие женщины ухаживали за ранеными.
Капитан Плаушевский спал урывками, помногу часов не покидая капитанского мостика. Ему удалось совершить пятнадцать невероятно тяжелых и опасных рейсов с ранеными защитниками Одессы и перевезти около 16 тысяч человек, которых члены экипажа размещали в своих каютах с молчаливого согласия капитана, его помощников и самого боцмана. Благодаря им были спасены многие беженцы, которых в то время звали «эвакуированными»…
Погибший во время войны летчик и писатель Сент-Экзюпери сказал: «Война – это нечто такое, что может взять с лица человека столько мяса, что он навсегда будет лишен возможности улыбаться людям».
Да, в обстоятельствах гибели «Армении» много загадочного. Кроме поиска в архивах пришлось опросить и свидетелей той страшной трагедии, которых, увы, осталось очень мало.
В книге «Хроника Великой Отечественной…» говорится, что свои рейсы из Одессы «Армения», а также «Кубань» и учебное судно «Днепр» совершали в сопровождении эсминца «Беспощадный», что, несомненно, уберегало эти суда от дерзких атак немецкой авиации.
Наступление 2-й армии Манштейна на Крым было стремительным, к чему командование Черноморским флотом, в том числе и вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, были не готовы. Все учения флота перед войной сводились к «уничтожению» крупных морских десантов и боевым походам кораблей Черноморского флота. Никому и в голову не приходило, что оборонять Севастополь придется со стороны суши…
В октябре и ноябре 1941 года всюду царила неразбериха. Из Севастополя спешно эвакуировали все, что надо и не надо. Госпитали, оборудованные в штольнях и самом городе, были забиты ранеными, но кто-то дал приказ срочно эвакуировать весь медперсонал. Пытались эвакуировать даже прекрасно оборудованный и укрепленный командный пункт флота. Только энергичное вмешательство вновь прибывшего заместителя по сухопутной обороне генерал-майора И.Е. Петрова положило конец страшной неразберихе. Успешно начала действовать легендарная 30-я батарея Георгия Александера, огромными снарядами прошивая оба борта немецких танков и разя мотопехоту шрапнелью. На подступах к Севастополю завязались ожесточенные бои…
Трагедия на суше
Благодаря найденным документам и показаниям очевидцев удалось восстановить многие события, предшествующие выходу «Армении» в море из Севастопольской бухты 6 ноября 1941 года.
Теплоход стоял на внутреннем рейде и спешно принимал на борт многочисленных раненых и эвакуированных граждан. Обстановка была крайне нервозной. В любую минуту мог начаться налет вражеской авиации. Основная масса боевых кораблей флота по приказу Октябрьского вышла в море, включая и крейсер «Молотов», на котором была единственная на флоте корабельная радиолокационная станция «Редут-К».
Кроме «Армении» в Карантинной бухте грузился еще один бывший «рысак» – теплоход «Белосток», а у причала Морзавода грузили оборудование и людей на транспорт «Крым». Погрузка шла непрерывно днем и ночью.
Обращает на себя внимание великое множество всевозможных приказов, данных в самой категорической и устрашающей форме, в которых, в случае невыполнения, было обещание суровой кары «вплоть до расстрела». Таких приказов особенно много было после введения в Севастополе осадного положения 29 октября. И севастопольцы, и немецкое командование хорошо знали, что на подступах к городу нет частей Красной армии. Поэтому Манштейн дал приказ 54-му армейскому корпусу и мотобригаде овладеть Севастополем с ходу. Этого не произошло только потому, что командующий Приморской армией генерал-майор И.Е. Петров (потом его историки назовут «вторым Георгием Жуковым») сумел совершить многотрудный переход через горы, выйти к Севастополю, организовать крепкую оборону и спасти город. Немаловажным было и массовое проявление героизма защитниками этого «южного Кронштадта»…
Но тогда, накануне гибели, будучи на борту «Армении» и принимая доклады от помощников о ходе погрузки, капитан Плаушевский с тревогой посматривал на небо. Ему дан приказ выйти из Севастополя 6 ноября в 19 часов и следовать в Туапсе. Для сопровождения выделен только небольшой морской охотник с бортовым номером 041 под командованием старшего лейтенанта П. А. Кулашова.
Свидетельствует полковник медицинской службы М. Шапунов: «Последовал приказ 5 ноября всем флотским медицинским организациям свернуться и эвакуироваться. Чем был вызван этот строгий приказ? Ведь оборона Севастополя только начиналась (и будет длиться 250 дней)…».
Свидетельствует участник обороны Севастополя полковник мед службы А. И. Власов: «Начальник отделения Главной базы 5 ноября получил приказание… госпитали и лазареты свернуть. На «Армению» было погружено около 300 раненых, медицинский и хозяйственный персонал Севастопольского военно-морского госпиталя (крупнейшего на флоте), во главе с главврачом его, военврачом 1-го ранга С.М. Каганом. Здесь же оказались начальники отделений (с медперсоналом), рентгенотехники… Здесь же разместились 2-й военно-морской и Николаевский базовый госпитали, санитарный склад № 280, санитарно-эпидемиологическая лаборатория, 5-й медико-санитарный отряд, госпиталь от Ялтинского санатория. Были приняты на теплоход часть медперсонала Приморской и 51-й армий, а также эвакуированные жители Севастополя…»
Капитан Плаушевский знал, что при отсутствии охранения только темная ночь может обеспечить скрытность плавания и не даст возможности авиации противника атаковать «Армению». Каковы же были его удивление и досада, когда ему передали приказ Военного совета флота выйти из Севастополя не в вечерних сумерках, а на два часа раньше, то есть в 17 часов, в светлое время суток!
Такой приказ сулил гибель, и некоторые историки склонны были считать, что он исходил из недр абвера адмирала Канариса, от его спецслужб, занимавшихся «дезой».
Свидетельствует полковник И.М. Беличенко, бывший специалистом по скрытной связи при командующем Черноморским флотом: «В тот день по неудовлетворительно работающей проводной связи из Ялты сообщили контр-адмиралу Н.М. Кулакову, что в городе собралась большая группа руководящих работников и партактива, которых не на чем эвакуировать… выбор пал на «Армению», и она пошла к своей гибели…» Однако «Армении» удалось проскочить в Ялту.
Но вот загадка. «Армения», выйдя из Севастополя в 17 часов, ошвартовалась в Ялте только через 9 часов (?!), то есть около 2 часов ночи. Оказывается, в пути последовал новый приказ сделать заход в Балаклаву и там забрать работников НКВД, раненых и медперсонал, ибо немцы продолжают наступать.
Фактически положение не было столь угрожающим, и людей могли забрать другие суда. Капитан Плаушевский отлично понимал, что столь драгоценное ночное время сокращается неумолимо, и тем не менее не мог игнорировать новый «убийственный» приказ!
Море штормило, в небе рваная низкая облачность. «Армения», ошвартовавшись, незамедлительно принялась за погрузку людей, которых на причале собралось великое множество.
В самой Ялте неразбериха. Милиция отсутствует. По трубам в море выпустили массандровские вина. Кто-то грабит магазины и склады. Все улицы и переулки, выходящие на набережную, перегорожены брустверами, сложенными из мешков с галькой и песком, что совсем не гармонирует с вечнозелеными пальмами…
Капитану Плаушевскому доложили, что в Ялте ожидает погрузки «партактив», работники НКВД и еще одиннадцать госпиталей с ранеными.
Свидетельствует доброволец Е.С. Никулин: «С вечера мы о теплоходе «Армения» еще ничего не знали. Ночью, часа в два, нас разбудили и повели почти строем по середине улицы в порт. В порту стоял громадный теплоход.
Вся пристань и мол заполнены людьми. Мы влились в эту толпу. Посадка на теплоход шла медленно; за два часа мы с пристани продвинулись на мол. Давка неимоверная! Погрузка шла примерно с двух часов и до семи утра. Поперек мола стояли бойцы НКВД с винтовками и пропускали только женщин с детьми. Иногда прорывались через оцепление мужчины. Погода была ненастная, часто шел дождь. Полная луна проглядывала в разрывах черных, быстро несущихся облаков. Через мол перекатывались волны. В городе начал гореть склад горючего, и громадные черные клубы дыма ветром несло на город. Наступал рассвет…»
Трагедия на море
Из записок адмирала Ф.С. Октябрьского: «Когда мне стало известно, что транспорт «Армения» собирается выходить из Ялты днем, я сам лично передал приказание командиру ни в коем случае из Ялты не выходить до 19.00, то есть до темноты. Мы не имели средств хорошо обеспечить прикрытие транспорта с воздуха и моря.
Связь работала надежно, командир приказание получил и, несмотря на это, вышел из Ялты. В 11.00 он был атакован самолетами-торпедоносцами и потоплен. После попадания торпеды «Армения» находилась на плаву четыре минуты».
Отсутствие документов, уничтоженных в 1949 году и позднее, бросает тень на адмирала Ф.С. Октябрьского, потому что любой историк может заподозрить, что адмирал ищет себе оправдание задним числом, спустя годы после ужасной трагедии. Однако следует признать, что он, как командующий флотом, знал оперативную обстановку на театре, знал, где находится «Армения», знал и время, когда она отвалила от причала, запруженного людьми, знал он и то, что при господстве немецкой авиации в воздухе «Армения», лишенная охранения, представляет собой идеальную мишень для торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков. Поэтому весьма вероятно, что приказ и даже очень строгий, «ждать ночи» он действительно передал капитану Плаушевскому, но на «Армении» произошло какое-то зловещее событие, заставившее капитана нарушить приказ Октябрьского. В этом кроется еще одна тайна гибели теплохода…
Исследуем события и вернемся назад. Достоверно известно, что первоначальный приказ капитану Плаушевскому был четко сформулирован: забрать раненых и медперсонал и из Севастополя следовать в Туапсе в ночное время суток.
Затем последовал срочный приказ, возникший под могучим прессом НКВД (как свидетельствуют полковник И.М. Беличенко и Н.С. Малиновская, бывшая сотрудница Ялтинского отдела НКВД, депутат горсовета): следовать в Ялту для спасения партактива и раненых. Время выхода теплохода из Севастополя изменено на два часа.
Третий приказ, переданный капитану Плаушевскому, заставил его, не заходя в Балаклавскую бухту, также забрать представителей местной власти и раненых. Людей грузили с рыбацких баркасов и катеров (свидетельство той же Н.С. Малиновской).
Четвертый приказ, переданный капитану «Армении» Ф.С. Октябрьским ранним утром 7 ноября, предписывал покинуть Ялту не ранее 19 часов, оказался странным образом нарушен, и капитан отправился в плавание без охранения навстречу своей гибели.
Обратимся к свидетельству катерника с морского охотника М0-04 М. М. Яковлева.
«7 ноября, около 10 часов утра, в районе мыса Сарыч над нами пролетел немецкий разведчик, а через непродолжительное время над водой, на бреющем полете, едва не касаясь гребней волн (погода была штормовой, и нас болтало основательно), в наш район вышли два вражеских торпедоносца. Один из них начал делать разворот для торпедной атаки, а второй пошел в сторону Ялты. Открыть огонь мы не могли, так как крен катера достигал 45 градусов. Торпедоносец сбросил две торпеды, но промазал, и они взорвались в прибрежных камнях мыса Айя.
Нас поразила сила взрыва – не видели мы до этого более мощного, и почти все разом сказали, что если второй торпедоносец достанет «Армению», то ей несдобровать… Так оно и получилось».
После торпедирования «Армения» была на плаву четыре минуты. Спаслись лишь несколько человек, в том числе старшина Бочаров и военнослужащий И. А. Бурмистров. Видел гибель теплохода и командир морского охотника старший лейтенант П. А. Кулашов.
Попытка путем запросов и переписки с Одессой найти других свидетелей трагедии также не увенчалась успехом. Украина бессовестно перлюстрирует все письма, и они приходят со следами вскрытия и грязным штампом: «Письмо поступило со следами клея на конверте».
Через немецких ветеранов пытались найти экипаж торпедоносца, атаковавшего «Армению», дабы уточнить детали и координаты гибели теплохода, так как немецкие архивы славятся большой сохранностью документов. Ответ пришел неожиданный: «Архив люфтваффе вывезен в СССР».
Имя капитана Владимира Яковлевича Плаушевского выбито на скрижалях Аллеи Славы в Одессе, близ могилы Неизвестного Матроса, как и имена капитанов других «рысаков», нашедших последний приют на дне Черного моря. Вечная им слава!
Сокровища рейха на затонувшей субмарине?
Рассказывает Лев Вяткин, летчик:
– В 1963 году я осваивал полеты на сверхзвуковых истребителях МиГ-19 на аэродроме, расположенном вблизи Тикси, в центральной Арктике.
Однажды в июле того же года я, взяв кинокамеру (был воскресный день), с солдатом Ивановым отправился на берег Неелова залива.
За военным гарнизоном лежала бескрайняя тундра, как ковром покрытая ярко-желтыми цветами, похожими на мать-и-мачеху.
Мы с Ивановым к 13 часам прошли километров двенадцать и вышли на участок охотника-якута дяди Васи, где были расставлены хитроумные ловушки для песцов. Еще через час вышли к его хижине – небольшому домику, сложенному из бревен.
Пострекотав кинокамерой и запечатлев нехитрое жилье якута, я перевел объектив на стоящую рядом железную бочку и снял ее телевиком. Солнце светило сбоку, и я отчетливо различил на ней орла со свастикой! Откуда здесь бочка из германского рейха? Да еще совсем как новая!
Вообще-то железных бочек из-под солярки, бензина и керосина вокруг Тикси великое множество. Особенно американских, завезенных сюда еще во время войны. Но как сюда попала эта?
Скоро появился дядя Вася. Он явно был рад гостям, достал вяленый осетровый балык метровой величины и предложил чаю.
Мы напились крепкого чая и стали собираться в дальнейший путь по берегу залива. Уже прощаясь, я спросил дядю Васю: «Откуда эта бочка, как она попала сюда?» – «Бочка-то? – переспросил якут. – Река принесла. Совсем недавно…»
Попрощавшись с якутом, мы пошли по берегу к дельте Лены, где она делится на несколько рукавов и впадает в море Лаптевых.
Спустя много лет, будучи в редакции газеты «Советская Россия», я услышал, что в устье Лены найдена секретная база немецких подводных лодок, хорошо оборудованная, с большим запасом топлива. И тогда стал ясен невероятно большой радиус действия нацистских субмарин, торпедировавших караваны союзников, следующих в Мурманск с вооружением и техникой.
Ясно стало также, откуда могла взяться нацистская бочка с дизельным топливом, выброшенная на берег неподалеку от фактории дяди Васи.
У меня хранится вырезка из газеты «Труд» за июнь 1989 года с сообщением из Копенгагена под названием «Тайна У-534». В ней говорится следующее.
Некто Оге Енсен, 45-летний датчанин, профессионально занимающийся поиском затонувших судов, обнаружил на дне Каттегата на глубине 65 метров нацистскую субмарину У-534. Она была потоплена британскими летчиками в мае 1945 года. Датчанин не скрывал своей радости и сообщил, что он искал эту лодку двадцать лет.
Последний рейд У-534 связан с загадочными обстоятельствами. В ночь на 5 мая 1945 года она вышла с военно-морской базы в Киле, взяв курс на север в Норвежском море. Оставшиеся в живых два члена ее команды утверждают, что накануне отплытия поздно ночью к причалу подъехали две автомашины с номерами абвера.
Штабной полковник передал командиру подводной лодки письменный приказ адмирала Дёница принять на борт особой важности груз и следовать в место, которое указано в запечатанном сургучными печатями пакете. Пакет надлежало вскрыть только при выходе в открытое море.
К погрузке груза особой важности приступили немедленно. Он состоял из одиннадцати алюминиевых ящиков, одинаковых по габаритам, но разных по весу. Некоторые были настолько тяжелы, что с ними с трудом управлялись несколько дюжих матросов. Помощник капитана, решив, что там боеприпасы, просил соблюдать особую осторожность членам экипажа. Однако оберст, все время поглядывавший на часы, сказал помощнику, что груз не опасен, но весьма ценен для рейха.
Уже тогда и у помощника, и у тех, кто непосредственно был занят размещением груза, сложилось убеждение, что в ящиках золото в слитках и какие-то чрезвычайно важные документы, которые нужно было срочно вывезти в безопасное место.
Но самое поразительное было то, что, как уверяет оставшийся в живых помощник капитана У-5 34, вскрытый пакет содержал приказ следовать к берегам советского Заполярья, в море Лаптевых, затем в секретную базу в устье Лены с заходом в промежуточные базы во фьордах Норвегии, затем на Северной Земле. Здесь груз надлежало выгрузить, затем тщательно спрятать в указанном месте и, заправившись топливом, вернуться тем же маршрутом в Киль. В случае успешного выполнения трудного задания всех членов субмарины ждала заслуженная награда.
Любопытно, что о секретной базе нацистских подводных лодок на Северной Земле стало известно советскому командованию только после окончания войны. Эту базу обнаружили полярные летчики во главе с П.П. Мазуруком. Ее долго искали, так как моряки подозревали, что большая автономия нацистских субмарин в Северном море обеспечивается секретными базами на безлюдных островах, изобилующих бухтами, гротами, почти неприступными с суши и невидимыми с воздуха, но пригодными для стоянок субмарин в периоды навигации или, лучше сказать, в период военных действий, для перекрытия такой важной морской артерии, как Северный морской путь.
Но как могло случиться, что нацисты знали географию советской Арктики лучше, чем начальник Главсевморпути, доктор географических наук И.Д. Папанин, ведь для отыскания подходящего места для баз такого рода в неисследованных районах Арктики требуются время и средства.
…Утром 25 июля 1931 года знаменитый немецкий воздухоплаватель и конструктор дирижаблей, доктор Гуго Эккенер (1868–1945) прибыл на дирижабле «Граф Цеппелин» в Ленинград с 42 исследователями на борту.
Эккенер пригласил принять участие в воздушной арктической экспедиции известного профессора Р.Л. Самойловича (бывшего начальником полярной экспедиции на ледоколе «Красин» в 1928 году), аэролога профессора П. А. Молчанова, инженера Ф.Ф. Ассберга и радиста высшей квалификации Э.Т. Кренкеля. Эккенер рассказал, что крупнейший в мире воздушный корабль для чрезвычайно ответственного полета над малоисследованными районами Арктики был подвергнут значительным доработкам. Кроме того, размещено много научной аппаратуры, фотоаппараты для перспективной и вертикальной аэросъемки, дополнительное радионавигационное оборудование.
Советским ученым были предоставлены комфортабельные каюты, и «Граф Цеппелин» взял курс через Баренцево море к Земле Франца-Иосифа, куда он и прибыл через 34 часа. Там его в бухте Тихой ожидал ледокол «Малыгин» для обмена почтой.
Затем дирижабль продолжил полет по маршруту: Северная Земля – полуостров Таймыр – побережье Новой Земли – Архангельск – Ленинград – Берлин.
На всем пути следования велась интенсивная исследовательская работа. Непрерывно велась аэрофотосъемка (тысячи снимков!) участков суши, аэрогеологические и метеорологические наблюдения, выявлялись закономерности перемещения льдов, шли геомагнитные и навигационные наблюдения в совершенно неизученных районах.
Конечно, воздушная экспедиция Эккенера и Самойловича была сугубо научной, но ее материалами, конечно, воспользовались немецкий Генеральный штаб и адмирал Дёниц при разработке плана военных операций на северных коммуникациях…
Гроссадмирал Дёниц совместно с Генеральным штабом разработал подробную доктрину о действиях подводных лодок в северных морях и с одобрения Гитлера приступил к их интенсивному строительству. Вступив во Вторую мировую войну с 57 субмаринами, Германия на судоверфях к весне 1945 года построила 1153 единицы, которые отправили на дно 3 тысячи судов и 200 боевых кораблей.
Наше и союзное командование были изрядно удивлены, когда в их руки попали немецкие субмарины вместе с экипажами. Эти лодки обладали почти бесшумным подводным ходом, что значительно затрудняло их обнаружение средствами гидроакустики, а запас топлива позволял им проходить без дозаправки до 8500 миль.
Балтийцам и морякам-североморцам удалось поднять лодки У-250 и У-502 VII серии и даже ввести их в строй еще во время войны, и они с некоторыми другими трофейными субмаринами несли службу в составе советских ВМС до 1958 года, а одна из таких лодок «дослужилась» до 1974 года!
По мнению наших моряков, немецкие субмарины значительно отличались от отечественных. На них были шнорхели – устройства для подачи воздуха к дизелям, когда лодка находилась под водой, гидравлические системы управления механизмами, гидродинамический лаг и еще целый ряд новинок.
Были у нацистов и лодки, построенные специально для плавания в северных морях вблизи берегов. Конечно, для них нужны были специальные базы для заправки топливом, короткого отдыха экипажа и ремонта. Поэтому использование пустынных островов и устьев рек нашего Севера под секретные базы надо признать довольно оригинальным и дерзким решением. (Известно, что строительством баз занималось ведомство Тодта.) Видимо, немецкий Генеральный штаб, а также гросс-адмиралы кригсмарине Дёниц и Редер были уверены в полной скрытности и недоступности своих баз подводных лодок в водах Арктики. Только этим можно объяснить столь рискованный поход У-5 34 с таинственным грузом. Строгий приказ командиру лодки свидетельствует о чрезвычайной ценности одиннадцати металлических ящиков, погруженных на борт 5 мая 1945 года.
Субмарина У-5 34 смогла дойти только до острова Анхольт, где на мелководье была обнаружена с воздуха английскими летчиками и затем потоплена. Здесь она и была найдена на дне Оге Енсеном через 44 года. Ее удалось обследовать аквалангистам. Видеосъемка затонувшей лодки не оставила сомнений, что на морском дне действительно покоится У-534!
По мнению датских специалистов, узнать точно, какой груз приняла на борт субмарина и были ли там только золото и драгоценности, можно, только подняв ее на поверхность. Но сделать это с зарывшейся в придонный ил 76-метровой лодкой и сложно и дорого. Нужны многомесячные подготовительные работы и около 3,5 миллиона датских крон.
В 1991 году несколько международных компаний, специализирующихся на подъеме затонувших судов, заявили о своем желании участвовать в намечавшемся предприятии, после чего какие-либо сведения о судьбе У-534 прекратили поступать в печать.
А теперь вернемся к нашему путешествию по берегу Неелова залива с солдатом Ивановым, к устью Лены.
Передвигаться с каждым часом было все труднее из-за завалов гниющего леса.
Я решил взобраться на крутой берег и снять круговую панораму на кинопленку. Сверху горизонт расширился, и раскинувшийся ландшафт поражал безлюдьем и дикостью.
При спуске с обрыва я случайно обратил внимание на то, что под небольшим слоем земли сохранились большие пласты снега и льда. В руках у меня была крепкая палка, и я начал ею разрывать снег. Снег начал осыпаться, и вдруг из-под него показался человеческий череп и кости. Тщательно обследовав это место, я пришел к выводу, что лет сорок назад здесь засыпало снегом человека, из обвала ему не удалось выбраться, и он погиб. Решив, что он, возможно, был погребен не один, мы принялись раскапывать снег и землю и нашли только сильно изъеденную коррозией бляху поясного ремня.
Каково же было наше удивление, когда Иванов, потерев ее, воскликнул: «Немецкая, на ней свастика!» Действительно, такие бляхи носили солдаты и унтер-офицеры кригсмарине. Возникал вопрос: как на этот пустынный берег попал немец? Однако пришло время возвращаться в гарнизон…
На следующий день мы рассказали о находке коменданту-полковнику и показали место на карте. Комендант поднял брови и долго соображал, наконец уверенно сказал: «Под Сталинградом немцы были, а здесь нет. Находка случайная и ни о чем не говорит. Забудьте о ней и не морочьте себе голову…»
На этом все и кончилось.
