Текст книги "Майор из Варшавы"

Автор книги: Николай Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Выглянув на всякий случай в окно, Вукс взял завернутое в бумажку синеватое лезвие «Толедо», сел на перепиленный пополам чурбак и принялся за правку. Ремня у него не было, но поручик с успехом пользовался собственной ладонью. Лезвие, согнутое в пальцах, слегка щекотало кожу, править с каждым днем приходилось все дальше, и под это размеренно-утреннее ширканье поручик задумался.

Месяц назад, расставаясь с паном Казимиром, Вукс никак не предполагал очутиться на чердаке. А ведь предполагалось, что Вукс, легализировавшись с помощью Стуса, попробует связаться с уцелевшими людьми на местах. Собственно, это и было его главной задачей, а вот как ее выполнить, Вукс придумать не мог…

Покончив с бритьем, поручик разложил все на доске в прежнем порядке и тут услыхал, как у него за спиной с приглушенным стуком откинулась крышка чердачного люка. Вукс обернулся и молча посмотрел, как Стус выбирается на чердак. Збых выкарабкался наверх, шагнул ближе к коньку чтоб можно было випрямиться, и щелкнул каблуками.

– Дзень добжий, пане поручнику!

На этом ритуал утренней встречи Стус посчитал исчерпанным и непринужденно уселся на ближайший чурбак. Вукс молча кивнул и начал поглаживать щеки, определяя плохо выбритые места. Так повторялось кажде утро, и сегодняшний день никаких изменений не предвещал.

Однако поручик ошибся. Он ожидал приглашения на завтрак, а вместо этого, повозившись на своем чурбачке, Стус осторожно прокашлялся и объявил:

– Пане поручник, сюда наш староста придет…

– Староста? – Вукс не сразу осознал смысл сказанного – Зачем?

– На нас смотреть… – Стус смущенно кашлянул и виновато поглядел на Вукса. – Дид Аньчин договорился. Они со старостой служили вместе. Говорит, кухоль самогону маю, все «вшистко в пожонтку» будет…

– Ну и черт с ним! Пусть смотрит…

Вукс принял это известие на диво спокойно. Как ни крути, а предпринять что-то надо было. Однако пассивно ждать, что там скажет за столом «пан староста», Вукс не намеревался. Порывисто встав, он вытащил спрятанный за стрехой револьвер, мельком глянул на барабан и, сунув оружие за пояс, отрывисто приказал:

– Мундир!

Стус, больше всего боявшийся, что ему влетит за дедову самодеятельность, с готовностью повиновался. И тем не менее Вукс не забыл ему об этом напомнить. Застегнув пуговицы, Вукс повернулся и строго посмотрел на Стуса.

– Если твой дед думает решать все сам, он ошибается… Ты знаешь, когда староста прийти собирался?

– Так, пане поручнику!

– Очень хорошо, – Вукс доверительно улыбнулся. – Я, Збышко, побаиваюсь… Сам понимаешь, черт его знает, что у этого старосты на уме. Будем его ждать за усадьбой.

– Карабин брать? – деловито осведомися Стус.

– Зачем? Думаю, револьвера хватит… – и, усмехнувшись, Вукс первым ступил на чердачную лестницу…

В решении поручика был свой смысл. Как там договорился дед со старостой, неизвестно, и чем черт не шутит, может, хитрый мужичок одним махом решил избавиться от нежелательных постояльцев. Так что, устраивая засаду, Вукс хотел выяснить намерения «пана старосты» и, если понадобится, сразу дать деру в лес…

* * *

Староста собирался навестить своего старого приятеля под вечер. Видно договоренность и впрямь была основательная, во всяком случае, Вуксу со Стусом загодя урывшимся на опушке, ждать долго не пришлось. На чуть прихваченной морозцем стежке послышались шаги с каким-то характерным пристуком, и прятавшийся за деревом Вукс увидел идущего к усадьбе весьма бодрого старика. В руках у него была увесистая палка, на которую он не опирался, а просто в такт шагу постукивал по земле.

Дождавшись, когда дед подойдет поближе, Вукс громко прокашлялся и, выйдя из-за дерева, заступил дорогу. По этому сигналу, прятавшийся чуть дальше Стус тоже вышел на тропинку и демонстративно зашел старику за спину. Впрочем, дед оказался не из пугливых. Он спокойно остановился и фыркнул усмешкой в густые, до желтизны прокуренные усы.

– Ага… Так-то вы, мабуть, те самые хлопци и е?

– А вы, мабудь, пан староста? – отозвался в тон ему Вукс, подходя вплотную.

– Авжеж-таки, трясця його матери, староста, – дед неожиданно заулыбался. – А скажи, хлопче, командир твий теж у кущах ховаеться, чи ти сам?

От этого вопроса Вукс опешил. Не отвечая, он впился взглядом в стоявшего перед ним деда, силясь догадаться, откуда тому известно так много.

– Эх, хлопче, хлопче… – покачал головой староста. – Чи ты забув, як вы з паном Дембицким на хуторе у пана Голимбиевского жили?

Какой-то проблеск мелькнул в голове поручика.

– То вы… дед Степан?

– Авжеж, Степан, а то, бачишь, не впизнае…

Вукс лихорадочно соображал, как ему теперь вести себя, и, чтобы оттянуть время, спросил:

– Ну а пан Голимбиевский как, не арестовали его тогда?

– Не-к… Он, как и вы, удрал.

– А на его хуторе кто сейчас?

– А вот на его хутор, я тебе, хлопче, соваться не советую…

– Это почему?

Поручик интуитивно почувствовал доверие к этому старому мужику, и его вопрос означал уже не проверку, а подлинный интерес.

– А потому, что пан доктор Голимбиевский теперь велике цабе и з нимцями хороводиться.

– Что, может, для них клинику открыл?

– Чего не знаю, того не знаю, а от тильки виявилося, що наш пан Голимбиевский из тих, из щирих…

– А ты, дед, хиба ни? – прищурился Вукс.

– Я тоби що, пальцем деланий, щоб у ту халепу влазыты?

– Да? А с чего это тебя старостой поставили?

– А бис його знає, мабуть того, що я у плену ихньому на той вийни був… – Дед Степан добродушно ругнулся. – Ты, хлопче, краще мене не перевиряй, а нехай твий хлопець видийде трохи. Нам с тобой «на штыри оки» переговорить тра…

Вукс с любопытством посмотрел на деда Степана и крикнул.

– Збышку, скочь посмотри, не идет ли кто? У нас с паном старостой разговор есть…

Глядя, с какой готовностью Стус побежал по тропинке, дед Степан усмехнулся.

– А ты-то сам в якому чине будешь? Ишь жолнеж-то твой як помчав…

Похоже и вправду дед знал слишком много, и Вукс насупился.

– Поручник…

– Ага, десь так я й миркував… – дед Степан довольно закивал головой. – А скажить, пане поручнику. Явить старому милость, чи е у вас якась ин-фор-ма-ция, чи нема?

– Какая еще информация? – насторожился Вукс.

– Та я ж про Москву пытаю, чи то правда, що ее взяли, чи то кляти германци брешуть?

– Врут, сволочи! – убежденно отозвался Вукс.

– От и я так гадав, що брешуть, – обрадовался дед Степан. – Я так соби прикидаю, нимци по зализныци и инфатерию, и машинерию гонять, а воно як в ту прорву. Як бы воны Москву взяли на холеру им столько вийська на фронт гнать?

– Твоя правда, дед… – вздохнул Вукс и напрямую спросил: – А наши со Збыхом дела, как?

– Про них й мова. Я того германа знаю, бачив. Нам всим от него добра ниц не буде, а тут дехто й нашу стару чвару раздуть питаеться…

– О какой чваре речь?

– А!.. – Дед Степан матюкнулся. – Украиньци тепер, выходит, одне, поляки – инше, москаль – ворог, а жид так той й взагали не людына…

О том, как немцы относятся к евреям, поручик был наслышан достаточно.

– И что, много у вас таких тут? – нахмурился Вукс.

– Хватает… Кожен свою правду шукає.

– Ну а ты, дед, какую правду ищешь?

– А чого тут шукаты? Он наша Анка вчепылася в твого Збыха и держит. От тут вона вся правда и е!

– Хорошо думаешь, дед, – усмехнулся Вукс. – Вот только, как я понял, нам со Збыхом отсюда забираться надо?

– Ну що ж, пане поручнику. Раз мы с тобой по одний стежини вже бигли, я тоби скажу видверто. Вам двом биля Анки робыты ничого. Нехай Збых тут лышаеться, а тебе я документ дистаты допоможу…

– Ну если так… – мотнул головой Вукс. – Можешь на нас рассчитывать.

– Ну, от и добре, хлопче! А зараз пишли до хаты, нехай нам Аньчин дед по чарчыни нальє, а то в мене вже вси костомахи на мороз крутит.

Дед Степан, ткнув своей герлыгой в ближайший ствол, зашагал по тропинке, и Вукс, махнув Збыху рукой, поспешил следом…

* * *

Большие, почти метровые буквы «Баккерцаль», выписанные черной краской, протянулись по всему фасаду здания, прорезанного посередине въездной аркой. Стоя на противоположной стороне улицы, пан Казимир в который раз машинально читал полустертую надпись, никак не осознавая смысл написанного.

Наконец он вскинул голову и усилием воли заставил себя прочитать надпись сначала. Да, это сюда тогда въезжали подводы с мебелью, лениво переругивались возчики, и, когда очередной фургон выезжал из ворот в глубине двора, можно было видеть фанерные ящики, поставленные прямо на булыжник, усыпанный стружкой.

Пану Казимиру даже показалось, что он слышит запах свежей рогожи, в которую поставщик заворачивал стулья. Это здесь, на этом самом месте, он говорил со смеющейся Лидией, одновременно думая о своем, и каким потерянным счастьем отдались сейчас в памяти буквы давно потерявшей смысл вывески….

Все эти дни майор тщательно обходил центральный район, где безраздельно хозяйничали немцы, опасаясь любой, мало-мальской проверки. Впрочем, риск был везде, и, сознательно выбирая самый опасный участок, пан Казимир хотел сразу уточнить, в какой степени немцев еще интересует майор Дембицкий…

Правда, сейчас он уже мог не опасаться военного или жандармского патруля. В этом отношении ресторанный вечер превзошел все ожидания. Национал-«поручики» чуть ли не из кожи лезли, стремясь угодить другу пана Червенича.

От них же удалось узнать многое, поскольку «поручики» оказались информированными весьма всесторонне. Тут майору не пришлось даже прилагать особых усилий. Новые «друзья» доверительно выбалтывали все, что знали, и пану Казимиру оставалось только умело переводить разговор на нужную тему.

И все-таки, двадцать раз взвесив все «про» и «контра», буквально на последних шагах, пан Казимир продолжал колебаться. Уж слишком неожиданным для него стало предложение Червенича поступить переводчиком не куда-нибудь, а в какой-то из отделов СД.

Оторвавшись наконец от задержавшей его вывески, пан Казимир зашагал дальше, с интересом посматривая по сторонам. Бомбовая серия прошлась по центру, и теперь то одно, то другое разбитое здание глядело на улицу начисто выгоревшими окнами.

У Базарного съезда разрушения были особенно сильными. От трехэтажного обувного магазина Кронштейна, занимавшего весь угол квартала, осталась куча мусора, а стоявший напротив кинотеатр «Солейль» превратился в груду битого кирпича с вылезшим из нее уцелевшим брандмауэром. На оголившейся стене зрительного зала виднелся яркий прямоугольник экрана косо побитый осколками, отчего создавалось странное впечатление, что там так и замер конец сильно изношенной ленты.

Здесь, поглядывая время от времени на часы и сердито хмурясь, по расчищенному тротуару прохаживался Червенич. Едва завидев приближающегося пана Казимира, он заспешил навстречу и первым делом начал ругаться:

– Ты что, Котька, на волах едешь? Я тебя жду, жду!

Как ни странно, Васькина ругань вернула майору самообладание.

– Ну чего ты кричишь? – пан Казимир остановился. – Не видишь, я по развалинам путался…

– А чего тут путаться? – удивился Червенич.

По странной прихоти случая, дальше район центра совершенно не пострадал. Даже нависавшая над тротуаром башенка, возле которой по пути к Мышлаевскому пан Казимимр обычно сворачивал, как прежде блестела витражом застекленного эркера.

Чуть дальше, у подъезда доходного дома, превращенного в казарму корпуса связи, толпились девчонки вермахта в серо-голубой форме и, глядя на них, пан Казимир внезапно насупился.

– Слышь, Вась, а может, ну ее к черту, немецкую службу? Для меня ведь это все равно что в русскую рулетку сыграть…

– Вот те на! Опять ты… – выматерился Червенич. – Играть, так по-крупному. И потом, знаешь, прятаться лучше всего под фонарем.

В словах Червенича «был сенс», и пан Казимир до сих пор осторожничавший, напрямик высказал самую суть:

– Боюсь я, Васька! Все равно боюсь…

– Зря боишься, – Червенич воспринял слова товарища без всякой насмешки. – Как говорят, фирма солидная. И шушваль мелкая, вроде тех, из «Европейского», при одном твоем виде дрожать будет.

– Ладно… – сжал зубы пан Казимир. – Но эти-то в СД, кто?

– Люди, кто же еще… Кстати, герр майор Хюртген, твой шеф будущий, трус ужасный, чуть что – за сердце хватается. Болезнь симулирует, боится, на фронт отправят.

– Ладно, не успокаивай, – пан Казимир фыркнул. – Кстати, когда ты успел такие подробности разузнать?

– Встречались… Они меня к себе сватали, а я тебя рекомендовал. И скажу откровенно, Костя, я не сегодня-завтра махну отсюда. Немцы мои родные места заняли. Думаю съездить туда, проститься…

Услышав последнюю фразу, пан Казимир внимательно посмотрел на Червенича, но ничего не сказал. Чего-то Васька недоговаривал, но, чувствуя, что это сугубо личное, майор промолчал.

Примерно с минуту Червенич стоял на месте, глядя прямо перед собой, потом встряхнулся и, двинувшись с места, сказал:

– Да, чуть не забыл, Жеребковское управление из Парижа о тебе отзыв прислало, и местные прямо горой за тебя. Так что бояться нечего…

Поручительство эмигрантского цетра стоило многого, и пан Казимир тяжело вздохнул:

– Ну если так, рискну я… Когда пойдем?

– Я сказал в гостинице ждать буду. Как дежурному позвонят, отправимся. – Червенич на ходу повернулся к пану Казимиру. – Да брось ты, все у нас тики-так!

Не отвечая, пан Казимир пошел за Червеничем. Будь что будет, раз уж столько сделано, отступать по меньшей мере неразумно…

* * *

Раньше в этом здании пану Казимиру бывать не приходилось, и сейчас он удивленно заметил, что дом, такой невзрачный с виду, вытянут в глубь квартала. Час назад в гостинице прозвучал долгожданный звонок, и уже через десять минут Червенич с паном Казимиром были у проходной. Дежурный пропустил их беспрепятственно, и они очутились во внутреннем дворике, в котором пофыркивали моторами несколько легковых автомашин.

Отсюда через боковую дверь они вошли в здание и оказались в длинном кольцевом коридоре, все окна которого выходили не на улицу, а во двор. Вышагивая вслед за Червеничем, пан Казимрир в каждом окне видел чуть поворачивающиеся после каждого простенка лакированные крыши автомобилей.

Отыскав нужный кабинет, Червенич распахнул дверь и, еще у порога щелкнув каблуками, громко доложил:

– Герр майор! Военный переводчик Червенич и господин Ленковский согласно вашему приказу прибыли!

За большим столом сидел молодой лысоватый немец, безуспешно старавшийся придать своему лицу величественное выражение.

– Гут, господин Ленковский! – Хюртген сморщился и страдальчески потер грудь ладонью. – У вас прекрасная аттестация, но я хотел бы кое-что уточнить…

– Я весь внимание, герр майор… – пан Казимир наклонил голову.

– Это правда, что вы владеете немецким, французским, русским и польским языками?

– Да, я учился в Петершулле и даже могу сказать, что, судя по выговору, герр майор уроженец Баварии.

– Так это же превосходно! – Хюртген расплылся в улыбке. – Тогда у меня только один вопрос… Подойдите.

Хюртген сдвинул лежавший у телефона лист бумаги, и пан Казимир увидел высунувшуяся из-под него фотографию.

– Прошу посмотреть.

Вместе с бумагой Хюртген пододвинул снимок к краю стола и прижал пальцем фотографию. Пан Казимир наклонился и, стремясь скрыть охватившее его волнение, начал протирать стекла пенсне.

– Кто этот господин?

Хюртген слегка передвинул палец и показал на усатое лицо в центре снимка.

– Зибельс… – Пан Казимир поднял голову. – Фотоснимок сделан в Вильно в 1928 году. И можете снять листик, там сбоку, крайний, я…

– Чудесно, господин Ленковский…

Хюртген убрал бумагу и смешно закрутил головой, сравнивая фото пана Казимира с оригиналом.

– А что случилось дальше?

– Дальше я перешел советский кордон у Крайска, через Зембин добрался до Борисова и выполнил все, о чем просил господин Зибельс. Как мы договорились, я написал ему, но ответа не получил.

– Зибельс не мог ответить. Что было с вами?

– Все просто. На улице меня случайно опознал мой бывший солдат. Как царский офицер, я угодил на север и отуда бежал в 34-м.

– Господин Ленковский. – Хюртген важно выпрямился. – Я хотел бы знать, почему вы не сообщили о ваших заслугах?

– Но я за собой заслуг не числю… – пожал плечами пан Казимир.

– О, зер гут! Я не люблю людей, предъявляющих претензии, не имея заслуг, и уважаю людей с заслугами, но без претензий. Я удовлетворен. Господин Ленковский, вы пока можете быть свободны.

Пан Казимир недоуменно посмотрел на Хюртгена и, не понимая, в чем дело, так и стоял, пока Червенич не подтолкнул его.

– Ну, пошли, пошли…

– Пан Червенич, задержитесь!

Услышав это, пан Казимир вздрогнул и на ватных ногах вышел из кабинета. В коридоре было совершенно пусто. Ни солдат, ни конвоя, вообще никого. Пан Казимир метнулся к окну и начал лихорадочно дергать ручку оконного шпингалета. Окно выходило во внутренний двор, а там всего полтора метра до земли, там авто и там открытые ворота на улицу…

Мысли пана Казимира скакали, как загнанный табун, ручка с хрустом подалась, и одновременно позади хлопнула дверь. Майор резко обернулся и, к своему удивлению, увидел широко улыбающегося Червенича. Пан Казимир отпустил скользский латунный шарик и сдавленно спросил:

– Ну что?..

– Порядок, Костя! С этой минуты ты – личный переводчик герра майора. И кстати, а почему ты не сказал, что путался с ними еще тогда?

Мгновенно успокоившись, пан Казимир, как по наитию, сочинил:

– Я не путался, Вась… Я в Париже без денег сидел. Там они меня как Ленковского и подцепили. А когда я узнал, что Зибельс немец, вообще смылся. Хорошо еще Зибельса через год в Вильно у Красной кирки пристрелили…

– Пристрелили его, говоришь? Значит, все не так? – догадался Червенич.

– Не совсем так… Ну, работал я один раз под этим именем, работал. Как чувствовал: всплыть может, вот и подстраховался через пана Генрика. Он-то действительно бегал из лагеря…

– Ну ты и жук, Котька… Да теперь все ерунда! Главное, твой лесничий тебя не подвел, все тики-так сошлось!

Червенич радостно хохотнул оттого, что их выдумка так удачно совпала с неожиданно всплывшими обстоятельствами и вдруг увидел крошки засохшей краски, насыпавшейся со шпингалета.

– Ты что это, Костя, никак через окно удирать наладился?

– А ты как думал? Я ждал, тебя вот-вот там схватят, а меня здесь…

– Да, глубоко копнули аккуратисты чертовы! Архив у них поставлен. Но и у тебя, Костя, нюх тоже соба-а-чий, выходит не зря боялся… Да, на этот раз курок в пустой барабан ударил…

Червенич задним число осознал грозившую им опасность и замотал головой.

– Э, нет худа без добра! Зато теперь все проверочки прошли, комар носа не подточит. Идем, Хюртген приказал тебя оформить немедленно… А потом, в кабак!

И уже шагая вслед за Червеничем по коридору, пан Казимир еще раз оценивающе глянул в окно. Да, возможность побега была хорошая…

* * *

В воздухе, вместо бодрящего снега, висела сырая, пронизывающая до костей «мжичка». В ее туманном облаке мокрый лес становился неуютным, и человека против воли тянуло в тепло, под крышу, к разгорающемуся огню.

Если б не участки молодого ельника, маленькому отряду Малевича пришлось бы совсем плохо. Там исчезало раскисшее месиво опавших листьев и только там, наломав лапника, можно было спрятаться от дождя и согреться, привалившись к стволу подросшей елки.

Люди, мало-помалу собравшиеся вокруг Малевича, уходили в лес поодиноке, и само собой у них не было ни баз, ни оружия, ни продовольствия. Сам отряд насчитывал семь человек, а из оружия имелись две винтовки, один наган и сто шестнадцать патронов.

Последний раз поесть удалось позавчера, и, чувствуя сосущую пустоту в желудке, Малевич повернулся к лежавшему рядом Бирюку.

– Слушай, чего-то Дубяка долго нету?

– Придет… – отозвался Бирюк. – Племяшей еще собрать надо…

Сегодня с утра Дубяк, бывший председателем сельсовета, ушел в село, где жили его племянники. Вчера вечером они все до хрипоты спорили, решая, как поступить. Дубяк собирался забрать хлопцев в лес, а Малевич, хорошо знавший, что без связи с местными отряду не продержаться, хотел с их помощью организовать хоть какую-нибудь разведку. В конце концов порешили, пускай Дубяк идет за харчами, а там, по ходу дела, решает, как быть.

Малевич встряхнул головой и начал тереть ладонью лицо. Ожидая Дубяка, он так и так прилаживался к стволу, пытаясь заснуть, но голод давал о себе знать, и теперь только отпечаток коры на щеке напоминал о безуспешной попытке «кемарнуть».

Стараясь малость скоротать еле ползущее время, Малевич, начавший уже испытывать беспокойство, не выдержал и спросил:

– Слушай, Бирюк, а с Дубяком, как оно? Я, знаешь, волк стреляный, как бы чего не вышло…

– Не веришь… – Бирюк завозился на своей подстилке из лапника. – Я тебе, комиссар, тоже не верил, пока ты двух полицаев из винта не ссадил. А Дубяк… Я с ним вырос… А потом мы в 19-м из Сибири с фронта пишки пивроку шли.

– Да? – Малевич посмотрел на Панасюка. – Ну если так, тогда дело другое…

Внезапно порыв ветра прошелся по верхушкам, ветви глухо зашелестели, и неожиданно в их шум влился стук, как будто неподалеку ударили палкой по дереву. Бирюк с Малевичем враз встрепенулись и прислушались. Стук повторился, и Бирюк первым вскочил на ноги.

– Дубяк пришел! Я ж тебе говорив, комиссар, прийде…

Все остальные тоже повылезали из-под елок, и через минуту коротенькой цепочкой, пригибаясь под низкими ветками, товарищи Малевича по одному выбрались из ельника и зашагали по неширокой просеке.

Еще через пару минут Малевич, возглавлявший отрядик, увидал в туманной мороси три шедшие навстречу фигуры и про себя чертыхнулся. Упрямый дядько таки забрал племяшей с собою. Однако в глубине души Малевич не слишком осуждал Дубяка: пожалуй, как ни крути, а для хлопчаков-комсомольцев в лесу риска меньше.

Наверно, о том же думал и сам Дубяк, потому, едва приблизившись, он первым делом сказал:

– Ты, комиссар, не ругайся, так склалось. Племяши мои як раз тикаты збиралысь, а тут ще й полицаи в селе…

– У вас что, пост полицейский?

Малевич посмотрел на жавшихся за спиной Дубяка хлопцев. Были они щупловатенькие, белобрысые, скорее всего, погодки, и рядом с кряжистым Дубяком выглядели совсем мальчишками. Один из них, чуть повыше, видимо, старший, выдвинулся из-за дядькиной спины и довольно бойко ответил:

– Ни, поста немае. То полицаи так приехали, по хатам ходят, сало, та всякий провиант сбирают. Казалы, що поки пидводу не наберуть не поидуть…

– Сколько их? – быстро спросил Малевич.

– Двое, с фурманкою. Озброени…

– А вы что, из-за них убежали?

Малевич спрашивал сейчас машинально, мысль о подводе с салом гвоздем засела в мозгу.

– Навищо вы так? – похоже было, что мальчишка малость обиделся. – Нам староста, дид Степан, давно казав, щоб тикаты, мы вон и зброю дисталы, а тут як раз й дядько прийшлы…

Словно боясь, что его словам не поверят, хлопец потянул с плеча длинное, какое-то нескладное ружье и потряс им в воздухе.

– Ге, хлопче, а де того дристопала здобув? – стоявший рядом Бирюк со смехом развел руками.

– А-а-а… – в свою очередь, усмехнулся Дубяк. – То моя була. Це як я колысь в пана Цихоцького обьезчиком був… Зосталася. Але стрелялка добра и патронив ще штук зо тридцять е…

Все вокруг заулыбались, новичков обступили, и Малевич, не выдержав, тоже усмехнулся. Старое ружье напомнило ему молодость, такой же «Бердан-2» был на ихней веске у старого егеря…

Воспоминания Малевича оборвал Бирюк, который, потянувши его за рукав, негромко сказал на ухо:

– Решай, комиссар. Нам все одно, або жебрачиты, або грабуваты, а полицаи те, мабуть над вечир с села поидуть. От тильки зброи обмаль.

На щеках у Малевича проступили желваки. Да, Бирюк прав, нужно было решать. Надежда наткнуться на нетронутое поле боя оказалась призрачной, значит, все равно оружие придется брать у врага, а тут две винтовки и подвода с провиантом сами идут в руки…

Слова Бирюка только помогли Малевичу осознать зревший подспудно замысел, и он с неожиданно прорвашимися в голосе командирскими нотками прикрикнул:

– А ну, хлопцы, тихо! – потом обратился к Дубяковым племянникам: – Полицаи какой дорогой поедут?

Воцарившая после окрика тишина враз сменилась одобрительным гулом:

– Верно, комиссар… Скильки можна… Захопыты треба!

Малевич никак не ожидал такой митинговой реакции и уже собрася повторить приказание, но его опередил Дубяк:

– Ну чого вы гармидер вчинылы? Раз дило до стрельбы иде, то все треба по-вийськовому… Наказуй, комиссаре!

Через десяток минут, выяснив все подробности и отправив младшего Дубяка в село на разведку, Малевич повел отряд к намеченному месту засады. Нужно было успеть обойти село и выйти туда, где по словам хлопцев лес вплотную подходил к дороге…

* * *

Под вечер «мжичка» стала пронизывающей, сырой туман окутал деревья и заставлял людей с сожалением вспоминать даже сухой утренний ельник. Цепочка из восьми человек, возглавляемая Дубяком, пробравшись звериным ходом, сбилась с шага, и небольшой отряд сгрудился на мокрой поляне. Дубяк долго вглядывался в неясные силуэты и только потом повернулся к Малевичу.

– Ну, комиссар, здаеться пришли…

Малевич встряхнул головой и, стирая морось, начал тереть ладонью лицо. И правда, впереди едва различимая сквозь деревья проглядывала разъезженая, местами залитая водой, дорожная колея.

Обходный путь оказался долгим, и младший Дубяк, шедший через село прямиком, уже ждал их в обусловленном месте. Едва увидев продиравшегося через кусты Малевича, он бросился навстречу и, захлебываясь от волнения, поспешно доложил:

– Все майже повызбиралы, товаришу комиссар! Таки злодиюки, таки злодиюки, усе хапають и на фурманку грузять…

– Погоди, – приостановил Малевич слишком эмоциональный доклад. – Оружие хорошо посмотрел?

– А як же!.. Автоматив немае, ну, може, в кого пистоль е, но так не видно. Гранат теж не бачив, тильки винтовки.

– Хорошо. Теперь беги на опушку и смотри. Как они из села выедут, сразу к нам, понял?

– Поняв…

Паренек нырнул под деревья, потом выбрался на дорогу и обочиной побежал в указанном направлении. Проводив его взглядом, Малевич, прикинув, что и второму племяннику Дубяка здесь тоже не место, распорядился:

– А ты, хлопче, отдай дядьке берданку, а сам давай в другую сторону. Там вроде дорога через поляну идет, вот и смотри, а то, не дай бог, еще полицаи подъедут, тогда нам будет засада…

Племянник умоляюще посмотрел на дядьку, но старый Дубяк забрал ружье и полез в карман за патронами.

– Рано тебе тут, еще насмотришься. Делай що говорять. Ноги молодые, от и беги…

Обиженно шмыгнув носом, молодой Дубяк послушно помчался куда сказано, а Малевич, проводив его взглядом, жестко сказал:

– Мужики, помните, они нас не пожалеют. Главное – внезапность. Стрелять, когда упряжка поравняется с этим кустом. – Малевич показал на чахлые веточки, торчавшие у самой колеи. – Все стоим с одной стороны. Двое из винтарей, а я с наганом, значит, на подхвате. Твой выстрел из «бердана» тоже резервный, понял, Дубяк?

– Само собой. С этой дуры палить, себе дороже. – Дубяк опустил ствол и, откинув затвор, начал заталкивать в казенник толстый патрон с посеревшей от времени свинцовой пулей.

Малевич хотел еще что-то добавить, но тут неожиданно вмешался Сережка-москвич, единственный прибившийся к отряду танкист-окруженец.

– Товарищ комиссар, а если еще и с другой стороны…

Но старый Дубяк тут же осадил его:

– Ты, Серега, уразумей. Так мы вси в один бик стрелять будем, ну а в рази чого, то тикаты теж вси разом и теж в один бик. Дийшло?

– Убегать?.. – закипятился Сергей. – Да я б с той стороны!..

– Не горячись, хлопче, – Малевич положил руку Сергею на плечо. – Тут дело серьезное. Панас верно говорит, может, еще и драпать придется, ну а в случае чего, не я один, а вы все на подхвате…

Разговор прервало быстрое шлепанье шагов по мокрой дороге. Из-за поворота выскочил младший Дубяк и, увидав своих, замахал руками.

– Едут! Вдвох…

– Ну, молодец! Хорошо… Теперь скочь до брата, – Малевич кивнул головой в сторону поляны, – и, если там пусто, подавайтесь по-троху назад. А как у нас стрельба кончится, то сразу сюда, но осторожненько… Понял?

– А може, я тут?.. – начал было хлопец, но тут уж рявкнул дядька:

– Цыть, я сказав! – племянника как ветром сдуло, а сам Дубяк повернулся к Малевичу. – Командуй, комиссар…

Но командовать не пришлось. Двое с винтовками спрятались за стволы потолще, Малевич, держа наган наготове, залез поближе к колее, а остальные отошли назад под деревья и там затаились.

Едва засада успела распределиться, как послышалось звяканье сбруи, и из-за поворота показалась груженая фурманка. Она подъезжала медленно. Лошади выгибали от натуги шеи, и все равно подвода, заваленная мешками, то и дело проваливаясь колесами в разъезженную колею, еле ползла. От каждого толчка, сидевшие рядышком полицаи, пьяно покачивались, и при этом один из них лениво потряхивал вожжами, а другой, похоже, дремал, опершись на поставленную стоймя винтовку.

До намеченного куста еще оставалось порядочно, когда кто-то не выдержал, и из леса раздался первый, особенно громкий выстрел. За ним горохом зачастили другие. Один полицай сразу ткнулся носом, но второй успел выпрыгнуть из фурманки. Решив, что он хочет сбежать, Малевич рванулся вперед и выскочил на дорогу. За ним бросились остальные, хлопнуло еще несколько запоздалых выстрелов, и через минуту все было кончено.

Разлезающиеся, насквозь промокшие постолы отчаянно скользили по грязи и, метнувшись к первой подводе, Малевич почему-то подумал: «Сейчас с полицая сапоги сдеру!»

Убитый наповал возница повис над колесом и, стаскивая его с сиденья, Малевич услышал, как из четвертной бутыли с бульканьем выливаются остатки самогона.

Только теперь комиссар сообразил, что в ответ не было сделано ни одного выстрела, и огляделся. Все, прятавшиеся в засаде, выскочили из-за деревьев и возбужденно галдели. Только Сережка-москвич, уже успев выскочить на дорогу, нетерпеливо рвал винтовку из-под полицая, свалившегося прямо в грязную колею.

– В лес! – заорал, приходя в себя Малевич. – Быстро! Подводу и полицаев в лес!

Убитых прибрали быстро, но с фурманкой ничего не получалось. Завернутая в лес упряжка никак не могла вырвать колеса из грязной засасывающей колеи. Сообразив, что подвода нагружена мешками, Малевич схватил верхний и, нанюхав через мешковину нестерпимый дух свиного сала, скомандовал:

– Разбирай груз! Гони налегке! Вороши листья! Следы маскируй!

Полупустая фурманка легко покатились между деревьев, успевшие примчаться сюда молодые Дубяки старательно закидывали листьями оставшиеся после колес полосы, и только теперь Малевич позволил себе расслабиться…

* * *

Задержавшись у ворот католического кладбища, пан Казимир огляделся. Людей на улице было мало, и только по другой стороне куда-то к центру направлялась группа рабочих. Впереди вышагивал мастер-немец, а последним торопился маленький подмастерье. Плечо у мальчишки оттягивала большая сумка, увешанная мотками электрического провода.