Текст книги "Рубикон, или Мир в латах"

Автор книги: Николай Романецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

4

Продравшись сквозь плотную завесь осеннего дождя, Рыманов без пяти восемь оказался в назначенном месте. Браслет он брать с собой не стал, надел только аварийную «мигалку» на левую руку. Так, на всякий случай. Машину припарковал за квартал до ресторана, хотя машина была новая, не меченная. Тоже на всякий случай.

Ресторан этот посещать раньше не приходилось, и, поднимаясь по широкой лестнице в зал, Рыманов вдруг пожалел, что не прихватил с собой двух-трех оперативников. Мальчишество это – идти в неизвестное место, не по своей инициативе, на встречу с так называемым «другом детства». И потому Рыманов нервничал и внимательно приглядывался к окружающим.

Войдя в слабо освещенный зал, он тут же понял, почему для встречи Мишка выбрал именно этот ресторан. Каждый столик у «Толстого Ришара» был оборудован универсальным экраном, так что это оказалось место, идеально приспособленное для всякого рода рандеву. В особенности для встреч, носящих конфиденциальный характер.

Остановившись у дверей, Рыманов осмотрел зал. Над многими столиками висели туманные шапки экранов, скрывая то, что там происходило. Рыманов прошелся по залу и, не обнаружив Мишки, уселся за ближайший свободный столик.

Ресторан оказался классическим, без всякой новомодной автоматики. К столику тут же подошел гарсон, положил перед Рымановым меню, отпечатанное на толстой золотистой бумаге. Рыманов решил, что неплохо бы и поужинать, и стал просматривать меню. Обратив внимание на стоимость блюд, удивленно присвистнул.

– Почему цены у вас так отличаются от цен других ресторанов? – спросил он гарсона.

– В нашем заведении не бывает корреспондентов, мосье, – ответил тот.

– Кроме того, к услугам клиентов имеются кабинеты, в которых можно загримироваться. Согласитесь, мосье, это большое удобство.

Удобство, подумал Рыманов. И каждый второй из персонала, наверняка, тайный агент уголовной полиции. Кажется, я все-таки свалял дурака с этой встречей!..

И тут в дверях появился Фигнер. Рыманов сразу узнал его, хотя этот уже изрядно полысевший и поседевший человек с помятым лицом очень отдаленно напоминал кудрявого красавчика Дулю. Рыманов решил сделать вид, что не заметил вошедшего, и посмотреть, как тот будет искать школьного приятеля, но Дуля, пробежав взглядом по незаэкранированным столам, направился прямо к нему.

– Привет, – сказал он, садясь. – Мне, пожалуйста, тоже самое, что и этому господину, – обратился он к гарсону. – Плюс два коньяка.

Гарсон удалился. Дуля достал сигареты и закурил, пристально глядя на Рыманова. Рыманов включил экран. Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шипением кондиционера.

– Легко ты меня узнал, – сказал Рыманов.

– Кто же не знает начальника Секретного отдела ЮНДО?

– Да вот как раз мало кто знает, что мой отдел именно Секретный!

Дуля промолчал. Он сделал несколько быстрых глубоких затяжек, как будто курил последний раз в жизни, и раздавил окурок в пепельнице.

– Я без оружия, – сказал он, глядя в пространство.

Рыманов усмехнулся. Он достал из кармана пукалку, которую взял с собой, вытащил из ручки магазин и протянул его Фигнеру.

– Кесарю – кесарево, а слесарю… – проговорил он. – Считай, теперь и я без оружия.

– Смелый, – сказал Дуля. – А теракта не боишься?

– Не боюсь, – сказал Рыманов. – Я тебе плохого не делал.

Из серого тумана выдвинулся гарсон с тележкой, быстро расставил на столе заказанные блюда и опять растворился в тумане.

– Обслуживание тут на уровне! – сказал Дуля, взял рюмку и отхлебнул.

– Угощайся.

– Зачем звал? – спросил Рыманов.

Теперь усмехнулся Дуля. Он придвинул ближе к себе тарелку и принялся жадно, с шумом есть.

– Хлеб шаш шашущный… – прошамкал он. – Двенадцать часов ни крошки во рту не было.

Кажется, он и сам не знает, для чего искал со мною встречи, подумал Рыманов и последовал примеру Дули.

Они промолчали до самого конца ужина. Рыманов думал о тех словах, которые скоро придется сказать Глинке, и Глинка уйдет, а замены ему практически не подготовлено (Гиборьян пока не в счет!), и придется делить его работу между собой и Шарпом, и это тоже ох как некстати, потому что Кшижевский волнуется не зря, он никогда зря не волнуется, наш Кшижевский, а заволновался он сейчас из-за того, что близится буря, по всему видно, что близится, и разразится эта буря в Блюментале, где на днях решается судьба местной атомной электростанции, и неизвестно еще, что будет делать Ассоциация, если решат АЭС демонтировать. Вот и заволновался наш Кшижевский, потому что это он работал с мэром и Советом Блюменталя, разъяснял необходимость станции, уговаривал не останавливать ее, и похоже, эта его работа успехом не увенчалась. И не могла она увенчаться успехом, так как ни мэр, ни Совет Блюменталя об Ультиматуме ничего не знают, а сказать им об Ультиматуме Кшижевский не решился. Потому что как объяснишь

– и не только Блюменталю, а всему миру – почему молчал три года? Не поможет и тот факт, что, когда был получен от кригеров Ультиматум, не ты командовал парадом. Те, кто командовал, уже ушли в небытие, а тебе отвечать, почему не сказал сразу, как только сменил их. И не объяснишь, что боялся за весь мир. Тем более не объяснишь сейчас, когда даже многие из пацифистов отвернулись от ЮНДО. А может, не за мир ты боялся, а за свою шкуру?..

Отужинав, Дуля вновь закурил и стал жадно смотреть на Рыманова.

– Помнишь, как на Сходню бегали? – спросил он.

Рыманов поморщился. Встреча, похоже, намеревалась обратиться вечером детских воспоминаний.

– Не помню! – сказал он. – Хватает и других забот!

– Да, – сказал Дуля. – Было святое дело, была мечта человечества – загнали ее в задницу! Теперь появилось новое занятие – мечту оттуда вытащить…

Рыманов презрительно фыркнул.

– Для этого ты меня и позвал? – спросил он. – Все это мы уже слышали, и не раз!.. Много вас кругом, радетелей мечты, только работать некому. Из-за таких, как ты, все и пошло вкривь и вкось…

– Ну-у? – Дуля картинно удивился. – Неужели из-за таких, как я?

– Конечно, – сказал Рыманов. – Ты же знаешь, что ЮНДО в основе своей состоит из кригеров. Почему же ты вместо того, чтобы работать, в запой ударился?

Лицо Дули внезапно побелело.

– Почему, спрашиваешь?! – Дуля перешел на хриплый шепот. – А почему вы все наскоком берете?.. Кригеры, говоришь? Кригеры, да не те!.. Почему вы все за нашей спиной делаете? Разве не мы самые заинтересованные лица в этой истории?

– Самые заинтересованные лица, – сказал Рыманов, – это человечество! Я думаю, это тебе понятно.

– Да уж, дилемма. Человечество и мы. И дураку ясно, кому отдает приоритет ваша организация!.. Только человечество-то что-то не больно вам аплодирует. Даже подголоски ваши и те мямлить начали о свободе выбора, о безнравственности всякого принуждения… – Дуля замолк, закурил еще одну сигарету и продолжил тихим голосом: – Ты помнишь, что нам говорили, когда мы в училище поступали?.. «Защита Отечества – святой долг гражданина»!.. А потом заключили Договор, и пошла демобилизация… Ты можешь себе представить, что чувствует человек, у которого отняли работу? Но и это еще не главное… то есть главное, конечно, но не обидное, «разоружение» там, «мечты человечества» – это мы все понимаем, люди ведь тоже… – Он поперхнулся дымом и с полминуты кашлял, отрывисто и звонко. Откашлявшись, вытер глаза носовым платком и спросил: – А вот скажи мне, как понять, когда те, кто еще вчера называл тебя защитником и преподносил в День Победы букеты цветов, сегодня начинают обзывать нахлебником и говорить, что тебе всю оставшуюся жизнь надо рассчитываться за то, что столько лет просидел на шее у народа?.. Как это понять, а?

Рыманов поморщился. Тут Дуля прав: увы, все это было, и никуда от этого не денешься.

– Да, – сказал он, – ты прав! Но ведь должен же ты соображать, что все это перегибы дураков, которые сидят на местах и изо всех сил бегут впереди паровоза!.. Высосанные из пальца уровни демилитаризации, дутые проценты разоружения, извечные ударные темпы… Но ведь началось-то все не так!

– Кто вспомнит, как начиналось, когда увидит, чем кончилось… – сказал Дуля задумчиво.

– И потом, – перебил его Рыманов. – Вы тоже хороши! Работать надо, а не заливать дискомфорт водкой!

– Работать, говоришь… А что я умею? Чему меня научили? Штурвал самолета держать?.. Так столько штурвалов не наберется, чтобы на всех хватило!

– Но должен же ты понимать…

Стоп, сказал себе Рыманов. А почему, собственно говоря, я должен оправдываться перед этим кретином? Если ему не понять, что все это объективный процесс развития общества, что прогресс в том и состоит, что исчезают старые профессии и появляются новые, то я-то в чем виноват?.. Ведь каждый по-своему понимает! Вот учились мы с ним в одном классе, жили в одном городе, служили в одной армии, а какие разные люди получились. А если взять весь мир? Сколько стран, сколько армий?.. Не может же ЮНДО подходить индивидуально к каждому кригеру, это же просто невозможно! И даже если бы было возможно, то процесс затянулся бы на десятки лет. А разоружение людям сейчас нужно, а не через полвека! Это же сколько еще жертв появится за полвека, жертв совершенно ненужных, стариков, детей, женщин!.. Полвека! Через полвека я буду лежать на кладбище, и мне будет глубоко наплевать, стреляют над моей могилой или занимаются любовью! Но сейчас, пока я жив, мне на это не наплевать. И я душу положу за то, чтобы было второе и не было первого!

– Скажи, Михаил, ты давно в Ассоциации? – спросил он.

Дуля смотрел на него удивленно.

– А с чего ты взял, что я член Ассоциации?

Рыманов рассмеялся.

– У тебя печать на лбу: «Former Military Association»… Так вот скажи мне, Михаил: чего вы добиваетесь?

Дуля быстро взглянул на него, и было в этом взгляде что-то от затравленного насмерть зверя, безысходность какая-то и покорность судьбе.

– Ничего мы не добиваемся, – сказал он устало. – Единственное, что нас интересует, это чтобы нас оставили в покое и дали дожить остаток жизни. Неужели это так много? Это же единственное условие Ультиматума!

– А Ультиматум-то ваш, Дуля, блеф! – произнес вкрадчиво Рыманов. – Блеф, Ультиматум-то ваш, не так ли?

– Дурак ты, Рыма! – сказал Фигнер. – Тебе что, мало «Мэджик стар»?

– Э-э, нет! – Рыманов погрозил пальцем. – «Мэджик стар» – это прошлое, мы вам подобного больше не позволим. Да и где вы сил столько наберете, чтобы произвести десятки таких акций, как вы пишете в Ультиматуме?

Дуля вздохнул и встал из-за стола.

– Дурак ты, Рыманов! – сказал он. – Это тебе не детские игры в тайное общество смелых и отважных!.. Такие, как ты, все-таки угробят мир. А потом будут прыгать на его останках и орать, что они были правы. Только убеждать в этом будет некого!.. Ты извини: мне пора.

– И это все, для чего ты искал со мной встречи?

– Да… Я просто хотел посмотреть на тебя. Вряд ли мы увидимся еще раз, во всяком случае, при таких обстоятельствах.

Он показал глазами на стол и выключил экран. Бледный туман вокруг них исчез.

– Ведь когда-то мы были друзьями… – проговорил Дуля.

– Это было слишком давно! – сказал Рыманов. – Забудь!

Подошел гарсон. Расплатились молча, от предложенной гарсоном возможности загримироваться отказались настолько решительно, что тот сразу отстал. На первом этаже надели плащи и нырнули в серую морось.

– Я тебя провожу, – сказал Фигнер.

– Хочешь убедиться, что я за тобой не слежу? – спросил Рыманов. – На это у меня есть спецы.

Говорить – во всяком случае, на равных – было больше не о чем, и до машины шли молча, аккуратно обходили с разных сторон озера на тротуаре, дружно дробили отражения фонарей в маленьких лужицах. Открывая дверцу машины, Рыманов сказал:

– Может, тебя подвезти?

– В застенки ЮНДО, что ли? – спросил Фигнер. – Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам доберусь.

– Ну, тогда будь здоров! До встречи!.. И подыскивай себе адвоката, потому что вы обречены.

– Чему быть, того не миновать! – сказал Фигнер. – Только когда начнешь нас обкладывать, учти, что это не так просто.

Он резко повернулся, перешел на другую сторону улицы и быстрым шагом удалился в сторону площади де Голля. Рыманов некоторое время смотрел ему вслед, последняя фраза Дули ему не нравилась, что-то в ней было. Он сел в машину, захлопнул дверцу и вызвал дежурного.

– Здесь Рыманов.

– Слушаю, господин начальник!

– Немедленно кэтчера! Район – по пеленгу. Ориентир – моя машина. Объект – мужчина лет пятидесяти, среднего роста, одет в серый плащ, на голове серое кепи… Никаких активных действий, только наблюдение!

Он включил маяк для пеленгатора, и тут в голову ему пришла мысль, настолько неожиданная, что его даже пробрал озноб.

Подожди, подожди, сказал он себе. Ведь это уже игра ва-банк. Не торопись, подумай!..

Думать было нечего. Риск, конечно, есть, куда же без риска. Но ситуация того стоила. И он решился. Включил двигатель, развернулся и не спеша двинулся в ту сторону, куда ушел Фигнер. Он догнал его, как и рассчитывал – около парка. Фигнер даже не вздрогнул, когда рядом взвыли тормоза. Он остановился, равнодушно глядя, как Рыманов выходит из машины.

– Что-нибудь забыл? – спросил он. – Ах да, я не вернул тебе магазин.

– Оставь его себе, – сказал Рыманов. – Хочешь я тебе помогу?..

Фигнер молча пожал плечами.

– Ты подумай вот о чем, – сказал Рыманов. – Когда все это кончится, вас ждет смерть! Никакие «Огненные меченосцы», никакие посткригеры вам не помогут. Во-первых, по сравнению с ЮНДО все это шушера, а во-вторых, «Мэджик стар» – это не политическая борьба. «Мэджик стар» – это уголовщина, сам понимаешь! И мир это тоже поймет!

Ему показалось, что Фигнер смотрит на него с интересом. Это его подхлестнуло, и он минут пять упражнялся в ораторском искусстве, доказывая Фигнеру, что заранее подготовить пути отхода – это далеко не последнее дело, это поступок настоящего умного политика, что когда FMA начнет рассыпаться, все бросятся спасать свою шкуру и всем будет наплевать друг на друга… Он услышал за спиной в парке чуть слышное шипение, понял, что «джампер» уже здесь, и умолк.

– Из всего сказанного тобой я не услышал главного, – проговорил Дуля.

– Что я должен сделать, чтобы подготовить пути отхода?

– Ничего особенного… Нужно сделать так, чтобы текст Ультиматума на фирменном бланке вашей Ассоциации – то есть, в том виде, как нам прислали

– попал в Совет Блюменталя… Это такой город в Иртании, на Восточном побережье.

– Знаю, – сказал Фигнер.

– Ах да, ты же выполнял там интернациональный долг… Так что скажешь? Устраивает предложение?

– Нет.

– Ты хорошо подумал? Ведь жизнь, Дуля. Жизнь!

– Ты так ничего и не понял, Рыма! – сказал Фигнер. – Существование – далеко не всегда жизнь. Для жизни нужна еще и свобода!.. Это до меня дошло, когда я выполнял интернациональный долг. Вот так-то, Рыма!

– Ну, смотри, Дуля!

– Смотрю, Рыма, смотрю! Ты думаешь, я встречался только с тобой?

Он повернулся и ушел, маленький и одинокий, какой-то нереальный в желтом свете фонарей. Сзади послышались легкие шаги, и из парка, где приземлился «джампер», вышел кэтчер. Рыманов кивнул ему, и парень пошел вслед за Дулей.

Рыманов вернулся в машину очень недовольный собой. Разговорился перед этим кретином, а он с самого начала понял, что его купить хотят, и стоял, и выпендривался, и делал вид, будто ему страшно интересны Рымановские сентенции.

Слева бесшумно промелькнула тень, и пока Рыманов соображал, что бы это такое могло быть, впереди, там, куда ушли Фигнер и кэтчер, вдруг вспыхнул свет, и через секунду раздались сухие выстрелы.

Рыманов дал сигнал тревоги, выскочил из машины и бросился вперед. Схватился за карман. Потом вспомнил, что пукалка осталась без магазина и что и с магазином в данной ситуации это не оружие, и зло сплюнул. Когда он подбежал к месту происшествия, кэтчер стоял на колене и, сжав обеими руками здоровенный «паркер», быстро стрелял вдоль улицы в серую морось, а шагах в десяти лежал ничком на тротуаре школьный приятель Мишка Фигнер, по прозвищу Дуля, и вместо головы у него было кровавое месиво.

Разрывная, подумал Рыманов. Судя по всему, шлепнули свои же. Больше некому. Профессионально они его. Теперь даже воспоминаний из трупа на выудишь!.. За что его? Неужели за встречу со мной?.. И с кем это он еще встречался? Не с Глинкой ли?

Рядом с шипением приземлился юндовский «джампер», еще одна машина бросилась вперед, в погоню за нападавшими на Фигнера, и далеко впереди вдруг грохнул взрыв, и улица осветилась вспыхнувшем и мгновенно угасшим солнцем, и с рокотом прошлось между домами эхо. Рыманов понял – от «джампера» остались одни обломки, и мысленно поблагодарил судьбу за то, что сегодня такая гнусная погода и на улицах нет гуляющих, дело закончится лишь тремя трупами. Потом он представил себе заголовки завтрашних газет и свою физиономию на первых полосах, и ему стало не по себе. Он оставил кэтчера дожидаться следователя и прессу, сел в машину и уехал. Упоминать имя Рыманова кэтчеру было запрещено.

По дороге Рыманов вызвал Глинку.

– Слушаю! – отозвался тот.

– Вацлав! Это Рыманов. Нам надо немедленно встретиться. Произошло несколько примечательных событий, и время не ждет. Ты где?

– В штаб-квартире, в своем кабинете.

– Сейчас я буду у тебя. – Рыманов дал отбой.

Когда он вошел в здание, там царила некоторая суматоха, не свойственная этому обычно тихому заведению.

Ну и наделала шума моя встреча, подумал Рыманов.

Поднявшись на свой этаж и выйдя из лифта, он тут же наткнулся на бегущего дежурного, поймал его за рукав.

– Какие новости по моему вызову? – спросил он.

– Никаких, – прошептал дежурный.

– А куда же вы так мчитесь?

– Умер заместитель!

– Что-что? – спросил Рыманов. – Какой еще заместитель?

Дежурный вдруг встал по стойке «смирно» и идиотски-парадным голосом произнес, четко выговаривая слова:

– Пять минут назад у себя в кабинете застрелился господин Глинка, ваш заместитель, господин Рыманов!

И Рыманов с трудом сдержался. Он даже зубами скрипнул, так ему хотелось ударить дежурного кулаком прямо в торжественно-трагическое лицо.

5

Разбудил Рыманова сигнал вызова. Рыманов, кряхтя, выполз из постели и, не зажигая света, включил тейлор. На экране появилось недовольное лицо Кшижевского.

– Долго спите, уважаемый! – прозвучало вместо приветствия.

Рыманов посмотрел на часы. Было девять.

– Что случилось? – спросил он. – Я лег в шесть утра. С этим самоубийством было столько возни.

– И что? – поинтересовался Кшижевский без энтузиазма.

– Ничего. Тайных связей мы не обнаружили. Правда, выяснилось, он вчера днем встречался с Михаилом Фигнером, убитым несколько позднее около площади де Голля. Записи разговора мы не нашли, однако оснований подозревать Вацлава у нас нет. По-видимому, инициатором встречи был Фигнер.

– А в результате Глинка покончил с собой? – сказал Кшижевский. – Ты можешь прибыть ко мне? Прямо сейчас?

– Через сорок минут буду, – пообещал Рыманов.

Кшижевский отключился.

Ну и ситуация, думал Рыманов, производя привычные туалетные манипуляции. Совет Безопасности наверняка проведет расследование. Самоубийство заместителя начальника Секретного отдела ЮНДО – это вам не баран начихал! Это может рассматриваться как политическая акция. Да еще под каким соусом ее подать!.. Придется покрутиться нашему Кшижевскому, чтобы при расследовании не всплыла информация об Ультиматуме и «Мэджик стар». Для него это верная политическая смерть!.. Ух ты! Вот она, маленькая щелочка! И ее можно превратить в огромную щель, сквозь которую господин Кшижевский провалится. Только надо все очень-очень хорошо продумать. Здесь даже Олль не помощник… Информация должна просочиться так, чтобы на первом этапе развития событий никто не мог заподозрить, что источником ее является мистер Рыманов. Это, образно говоря, главное условие начального этапа, ибо никому не известно, на что способен смертельно раненый зверь по кличке «Кшижевский». А вот когда агония закончится, мир обязательно должен узнать, кто свалил зверя и спас планету от той пропасти, в которую тянул ее бывший генеральный директор ЮНДО.

И тут он хлопнул себя ладонью по лбу.

Господи, сказал он себе. Да как же все просто!.. Вацлав, милый ты мой, ты даже представить не мог, какие возможности создаешь для меня своей смертью. Теперь, правда, не снять тебя на видеопленку, но можно обойтись и листочком бумаги, отпечатанным на твоем «Консуле». Ай как хорошо!.. И печать твоя личная у меня, и подпись я запросто подделаю, она всегда была проста, твоя подпись, и один экземпляр письма я оставлю у себя. Все равно, получив сейчас такую бумагу, ни один редактор не станет организовывать проверку. Не та обстановка и не того уровня информация. Да и мне ли быть неосведомленным, как к ЮНДО относятся теперь средства массовой информации!.. А потом, когда буря пронесется, всем быстро станет ясно, что и подпись поддельная, и бумага вместо видеокассеты – странное послание! – и само появление информации чуть-чуть, самую малость, но поздновато для бедного Вацлава Глинки. А главное, всем станет ясно, каковы причины происходящего. И найти настоящего виновника утечки информации будет не так уж и сложно. Тем более, что тогда он и не подумает скрываться… Вот так-то! И проделать все это надо сразу после встречи с Кшижевским. Иначе момент окажется упущенным, и акция покажется всем подозрительной изначально.

Приведя себя в порядок, он быстро позавтракал и спустился вниз. Выгнал из подземного гаража бронированную «тойоту», изготовленную по спецзаказу, привычно проверил «карандашом», не подсунули ли за последние часы в салон «жучка», и удовлетворенно крякнул, ничего не обнаружив.

Все-таки мы были предусмотрительны, подумал он, когда заказывали машины из чистого пластика. По крайней мере, магнитную мину не подбросят.

Потом он вернулся в дом, переключил автоматику на режим «Отсутствие хозяев» и, зарядив в диктофон чистую кассету, положил его в боковой карман. Потом натянул под пиджак бронежилет. Так, на всякий случай. Выйдя из дома, он захлопнул дверь и сменил код на замке. Когда домашняя автоматика заэкранировала пуленепробиваемые стекла, сел в машину.

А все же я вчера был очень неосторожен, думал он, вводя в кибершофер маршрут движения. Неужели расслабился, увидев под Мишкиным посланием давний детский знак?.. Нельзя так! Не те времена наступили!.. А как все начиналось! Как хорошо все начиналось! Разве не купались мы в радости тогда, десять лет назад, когда был подписан столь ожидаемый большинством населения планеты Великий Договор? Какие были митинги на следующий день, какой был праздник! Как качали на руках офицеров, срывающих с себя погоны! Крики, объятия, лозунги, поцелуи, цветы… И Сковородников, бурчавший в толпе: «Рано еще радоваться! Умоемся еще кровушкой!»… И я, оравший ему, что он дурак, что он всегда по-дурацки всем недоволен, что сегодня не время для дурацкого пессимизма… Сковородников мрачно огрызался, а я обнимался и целовался с девушками, выпрашивающими на память об этом дне пуговицы с моего мундира. Так и вернулся на базу без пуговиц.

И продолжалось все нормально. Тогда же, при подписании Договора создали Организацию Объединенных Наций По Вопросам Разоружения. Громов, помнится, еще заявил, что аббревиатура «ЮНДО» звучит на русском совершенно по-идиотски. А я ему отвечал, что «ЮНЕСКО» поначалу тоже, наверное, звучало не слишком привлекательно… Как бы там ни было, а мы тогда же решили, что борьба за разоружение без нас не обойдется и наше место только в рядах этой самой ЮНДО. Надо сказать, очень своевременно решили, потому что тот, кто раздумывал долго, вскоре остался без работы… А какие толковые люди стояли тогда во главе организации! За дело брались аккуратно, пользовались исключительно экономическими рычагами… Эй, парень, ты не хочешь сдавать свой пистолет, да? Мы тебя прекрасно понимаем и потому предлагаем продать его, все равно он тебе не понадобится!.. А у вас, мистер, мы бы хотели купить ваш оружейный магазин. Что? Нет, насчет цены вы не ослышались, именно столько мы вам и предлагаем… Торопитесь, мосье, оружие дешевеет, как бы вам не пришлось потом рвать на себе волосы… Денег не жалели, высвободившиеся от гонки миллиарды и умная налоговая политика позволяли такую роскошь. И никакого нажима, никаких особых мер. Колеблющихся подгоняли толпы собственных сограждан, грозясь разгромить магазины. Сограждан сдерживали, отвлекали от колеблющихся, помогали «выпустить пар»… По всей Земле уничтожали оружие. Соревновались друг с другом, кто быстрее и больше уничтожит. Жесткий контроль и надзор. Все в руках ЮНДО, вся помощь – ЮНДО, ЮНДО – главный герой нашего столетия, надежда человечества, символ прогресса. Выкупали частные заводы по производству военной техники. Сотни тысяч людей работали над их реконструкцией и перепрофилированием. Да здравствует конверсия!.. Не поддающиеся перепрофилированию демонтировали. Пресекали попытки консервации. Уговаривали, убеждали, специальное ведомство ЮНДО занималось дискредитацией наиболее твердолобых милитаристов в глазах общественного мнения… Одновременно с конверсией взялись за армейских. Стариков с почетом провожали на пенсию, уносили с митингов на руках, расчувствовавшиеся генералы вытирали платочками слезы. Для тех, кто был помоложе и пожелал переучиться, организовывали бесплатные курсы, давали приличное пособие, чтобы мог начать новую жизнь. Тех, кто не желал, снова уговаривали, убеждали, подключали общественное мнение. Тяжелое было время, и сил не жалели. Потому что понимали: это не капитан Мортон и не лейтенант Белов меняют мундир на штатский костюм, это меняет шкуру целая планета. А линька никогда не проходит легко… Трудное было время и простое. Потому что были миллионы добровольных помощников, особенно среди молодежи. Здорово помогали «зеленые». Впрочем, во многих местах именно они и были сердцем движения, его честью и совестью. Впереди шли средства массовой информации, рассказывали о победах, анализировали временные неудачи, пропагандировали, уговаривали, убеждали. Гасили раздоры в среде деятелей искусства, стыдили колеблющихся, поощряли понимающих, возились с националистами, экстремистами и черносотенцами. И опьяненные первыми успехами, проморгали поворот.

Господи, когда же эта скотина, именующая себя Человеком Разумным, станет разумным действительно? Сколько еще раз ее надо четвертовать, сколько раз посадить на кол, сколько раз заставить жрать собственное дерьмо, улыбаясь и похваливая?..

Некоторым первые успехи показались слишком малыми. Хотелось погромче, поярче, а главное, побыстрее. Чтобы попасть в анналы, чтобы потомки вспомнили добрым словом и возложили цветы к памятнику… Кое-где появились арестованные. А потом и первые казненные. Сила не рождает добра, только если временно и для непостигающих глубину событий… Сила не рождает правды, только если видимость ее и до определенного предела… Сила рождает ответную силу.

И пошло. Колеблющиеся отшатнулись. Слишком уж часто в истории человечества люди сталкивались с волюнтаризмом. И вот в огне вспыхнувших мелких конфликтов возникла Ассоциация Бывших Военных. Появилось понятие «кригер». В результате планета получила новую войну… Надо сказать, что армейские сливки приняли не нашу сторону. И все отъявленные головорезы тоже. В общем, мы оказались перед лицом некоего подобия всемирной гражданской войны.

Года три борьба шла с переменным успехом. FMA помаленьку консолидировала свои силы. Мы тоже были не лыком шиты. Борьбы в городах избегали обе стороны. Чтобы не травмировать население. Мы – потому что и так выглядели в глазах общественности нападающей, а значит, неправой стороной. Они – потому что не хотели отталкивать общественность от себя. Ведь в историческом масштабе они были все равно обречены, хотя подпитывающая среда, конечно, имелась: уголовники, мафия да и мало ли на планете недовольных и неудачников. Впрочем, мы бы их все равно медленно, но верно раздавили. Но вмешались сиюминутные политические цели. И новое руководство пошло вразнос. Арестовали и расстреляли нескольких деятелей Европейского Штаба Ассоциации, хотя их причастность к активно действующим бандам выглядела проблематичной. И FMA ушла в подполье. Нашим руководителям были предъявлены обвинения в нарушении прав человека, но их было уже не остановить, тем более что Генеральная Ассамблея ООН постоянно брала ЮНДО под защиту. И тогда последовала диверсия на атомной электростанции «Мэджик стар», а еще через два месяца миру был предъявлен Ультиматум. Точнее, конечно, не миру, а руководству ЮНДО (мир о нем и до сих пор не ведает), но суть его от имени адресата не менялась. После этого уделом нашим стала оборона. Мы по-прежнему блокировали банды и громили подпольные склады оружия, но в стратегическом смысле все это уже было отступлением, ибо главного удара мы бы нанести не решились ни за что. Деятели FMA ситуацию прекрасно понимали и наглели с каждым днем все больше и больше. Сначала они стали убивать своих бывших соратников, оказавшихся по другую сторону баррикад. А после нашей акции «Туман» (попытка захвата Ближневосточного Штаба FMA) провели одновременно серию террористических актов против руководителей ЮНДО. Так мы с Кшижевским оказались на нынешних своих должностях. Увы, у нас не хватило ни смелости, ни сил, чтобы что-то изменить. И мы по-прежнему обороняемся. Когда кригеры нападают на склад с продовольствием, мы, постреляв для видимости, отступаем, потому что боевикам Ассоциации тоже надо чем-то питаться. А иначе им придется грабить население. И хотя Кшижевский считает, что это было бы нам только на руку, больше его никто не поддерживает, так как сие выглядит уж совсем гнусно. Зато жестко беремся за своих, благо это самое простое. И структура начинает давать сбои. Вот и обороняемся… А сколько сил отнимает охрана различных объектов! А обвинения со всех сторон, что ЮНДО демонстрирует всему миру свою полнейшую несостоятельность и беззубость. Горлопанам легко: они ничего не ведают об Ультиматуме. Тем более, что прежнее руководство Организации сумело выдать диверсию на «Мэджик стар» за обычную аварию, никакого отношения к нашему ведомству не имеющую… И все яснее и яснее становится, что процесс медленно, но верно тянется к катастрофе, а мы бессильны, потому что даже представления не имеем, на чем реально базируется Ультиматум. И Кшижевский не позволяет активизировать работу в этом направлении. Нельзя, мол, провоцировать Ассоциацию… А ведь Рассел Якоби (псевдоним Генрих), пропавший в Тайгерленде, успел доложить о каких-то Д-излучателях, которыми располагает FMA. Этой информации Кшижевский не придал никакого значения. И операцию с Ридером мы затеяли без ведома Кшижевского… Нет, шеф – трус, и пора ему уходить, пока дело не закончилось катастрофой. А потом вся надежда на Гиборьяна и Шарпа…