Текст книги "Путешествия к Лобнору и на Тибет"

Автор книги: Николай Пржевальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 74 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

Женщины носят короткий халат вроде кацавейки; халат этот редко опоясан, как у мужчин, но всегда оставлен нараспашку. Под халатом также рубашка; на ногах панталоны, которые, как у мужчин, закладываются в сапоги. На голове у женщин также меховая шапка; под нее одевается белое полотенце, которое опускается на спину, а передними концами иногда завязывается на подбородке. Мужчины бреют всю голову. Женщины заплетают две косы сзади, а на висках опускают волосы до половины щек и подстригают их. Незамужние девушки носят только одну косу сзади.

Предметы одежды и домашнего обихода таримцы получают из города Корла от приезжающих торговцев, частью же приготовляют сами. Холст выделывается из бараньей шерсти или из волокон кендыря, в изобилии растущего по долине Тарима. Осенью и зимой собирают иссохшие стебли этого растения, перетирают их сначала палками или руками и полученные волокна варят в воде; затем очищают его от костры, снова варят и расчесывают окончательно. Прядут женщины особым веретеном. Из пряжи, с помощью незамысловатого станка и челнока, ткут холст, весьма прочный и иногда даже довольно изящный по выделке.

Кроме приготовления холста и кое-какой выделки звериных или бараньих шкур, таримцы не знают иных ремесел; впрочем, изредка между ними попадаются кузнецы и сапожники.

Рыболовство составляет главное занятие жителей Тарима, а рыба главный предмет продовольствия. Для рыбной ловли употребляют небольшие сети грубой работы. Способ рыболовства будет изложен ниже. Здесь же скажу, что, проводя на воде большую часть своей жизни, таримцы, как мужчины, так и женщины, отлично ездят в челноках. Последние делаются из выдолбленных стволов тогрука и составляют непременную принадлежность каждого хозяйства.

Подспорьем к рыбной пище служат корни кендыря; их поджаривают на огне и едят вместо хлеба, которым пользуются лишь немногие зажиточные.

Земледелие по нижнему Тариму весьма незначительно и появилось здесь, как нам сообщали, не более десяти лет назад. Почву для посева орошают арыками. Из хлебов сеют пшеницу и в меньшем количестве ячмень. Урожай бывает не особенно хорош, так как почва везде слишком солонцевата.

Гораздо более, нежели земледелие, на Тариме развито скотоводство, главным образом, разведение баранов. Эти последние дают здесь отличное руно, но мелки ростом и с маленьким курдюком.[48]48
  Курдюк (тюрк.) – большое жировое отложение у корня хвоста курдючных овец – грубошерстных и полугрубошерстных овец мясо-сального типа.


[Закрыть] Кроме баранов, таримцы держат рогатый скот отличной, крупной породы, в небольшом числе лошадей и еще реже ослов; собаки очень редки на Тариме. Верблюдов нет вовсе, так как местность для них непригодна. Для скота здесь везде один и тот же корм – тростник; кроме того, бараны охотно едят стручки колючки.

Религиозный фанатизм здесь невелик. Семейный быт, по всему вероятию, тот же, что и у других туркестанцев. Жена – хозяйка в доме, но раба мужа. Последний может, когда захочет, прогнать свою жену и взять другую или держать несколько жен вместе. Жениться можно на самое короткое время, даже на несколько дней.

Из привычек описываемого населения резко бросается в глаза сноровка громко и скоро говорить. Если беседуют несколько таримцев, то можно подумать, что они ругаются между собой. Удивление выражается чмоканьем и приговариванием: «йоба, йоба». В административном отношении обитатели Тарима, равно как и лобнорцы, ведаются правителем города Корла, куда и платят свои подати.

Теперь, после долгого отступления, будем продолжать о самом путешествии.

Переправившись, как упомянуто выше, вплавь через реки Конче и Инчике, мы вышли на Тарим в том месте, где в него впадает Уген-дарья. Отсюда, сделав еще переход, добрались до деревни Ахтармы,[49]49
  Невдалеке отсюда, на противоположной стороне Тарима, лежит озеро Кара-куль, по имени которого таримцы получили свое название каракульцев.


[Закрыть] самого большого из всех таримских и лобнорских селений. Здесь имеет местопребывание управитель Тарима – некий Азлям-ахун. Несмотря на свой громкий титул, который, как нам переводил Заман-бек, означает «наиученейший человек», этот ахун совершенно безграмотен.

В Ахтарме мы простояли восемь дней, так как лесная местность изобиловала птицами, а по тростникам водилось много тигров. Несмотря на ревностное преследование последних, ни мне, ни моим казакам не удалось увидеть желанного зверя. Впрочем, двух тигров мы отравили ночью на приманке, но, несмотря на то что звери съели большие приемы синеродистого калия, они все-таки имели еще силы уйти в густейшие тростники, где наши поиски оказались напрасными. Впоследствии мы приобрели три хорошие тигровые шкуры от местных жителей, которые добывают этого зверя также посредством отравы.

В Ахтарме было сделано астрономическое наблюдение долготы и широты, а барометром измерена абсолютная высота. Последняя достигает 2500 футов.[50]50
  Город Корла имеет 2600 футов абсолютной высоты.


[Закрыть] Озеро Лоб-нор поднимается над уровнем моря на 2200 футов, так что нижний Тарим имеет сравнительно небольшой наклон. Тем не менее течение в описываемой реке весьма быстрое; оно достигает, при среднем уровне воды, около 180 футов в минуту.[51]51
  Беру среднюю цифру. Мерили дважды: в начале декабря ниже устья Кюк-ала-дарья и в начале марта близ озера Лоб-нор. В первом случае скорость течения получилась 192 фута в минуту, во втором – 170 футов в тот же период времени.


[Закрыть]

Из Ахтармы путь наш лежал вниз по Тариму. Шли, то удаляясь, то приближаясь к названной реке, которая в своем нижнем течении не имеет долины в том смысле, как мы привыкли понимать это слово. Ни форма поверхности, ни качество почвы не изменяются даже возле самой реки. Та же глинистая равнина, тот же сыпучий песок, как в соседней пустыне, так и за сотню шагов от воды. Только узкая кайма деревьев, местами густые тростники да болота и озера обозначают неширокую площадь орошенного пространства.[52]52
  Впрочем, от устья Урген-дарьи до деревни Ахтармы Таримская долина резко обозначена; она имеет здесь 5–6 верст ширины и почти сплошь болотиста.


[Закрыть] Итти с верблюдами весьма трудно, так как приходится пробираться то по лесу или густым колючим кустарником, то иногда по возвышенному тростнику, корни которого, словно железная щетка, изранивают до крови верблюжьи пятки.

Отойдя всего 7 верст от места ночлега, мы пришли к рукаву Тарима, очень глубокому и сажен 25 шириной. Через этот рукав необходимо переправляться, что совершенно невозможно теперь, когда по утрам бывают двадцатиградусные морозы. Дождаться же пока река замерзнет, очень долго, так как днем всегда бывает тепло. До сих пор нас уверяли, что после Инчике-дарьи переправы вплавь уже не будет более, а Тарим перейдем по льду. Настоящую переправу скрывали, не желая, чтобы мы оставались где-либо долгое время. Опять, в самых резких выражениях, я выговаривал Заман-беку про этот случай и десятки ему подобных… Несомненно, что виною всему сам Якуб-бек и Токсобай. По их, конечно, приказанию нас ведут самой скверной дорогой и постоянно во всем обманывают.[53]53
  Дороги по Тариму лучшей нет: в этом мы убедились впоследствии на обратном пути.


[Закрыть] Притом же с Заман-беком едет целая орда; у жителей продовольствие (бараны, мука и пр.) и вьючный скот берутся даром. Все зло, следовательно, в том, что с нами едет Заман-бек. Дорогой вся эта ватага отправляется вперед, травит ястребами зайцев, поет песни. На ночевках вместе с посетителями собирается всегда человек 20; пять раз в день во все горло орут молитвы. Понятно, что при таких условиях невозможно увидать, не только что убить какого-либо зверя. Если бы не громадная важность исследования Лоб-нора в географическом отношении, я бы вернулся назад. За дикими верблюдами можно было бы сходить и из Цайдама. Не раз уже чуть-чуть не срывалось у меня [желание] обругать всю эту сволочь, этих мерзавцев, но я сдерживался во имя исследования Лоб-нора. Притом большая сравнительно экспедиция, какова теперь наша, не только бесполезна, но даже вредна в пустынях Азии. Опытом я убеждаюсь теперь в этом. С таким караваном, как теперь у нас, 24 верблюда, из них 18 вьючных, невозможно ни скоро итти, ни останавливаться в удобных местах. Идеальная экспедиция в Азии должна состоять из 6 человек: начальник, его помощник и четыре казака. Лишние люди – напрасная обуза. Дело тут не в количестве, а в качестве. При 6 казаках важны только ночные караулы, но их можно отменить, имея хороших собак. Движение большого каравана медленно потому, что при всех переправах или вообще трудных местах приходится тратить несравненно больше времени, нежели с караваном небольшим; верблюды чаще отрываются и т. п. В Тибет я не возьму с собой более 4 человек.

Переправившись на плоту через Кюк-ала-дарью, рукав Тарима, мы, как и прежде, шли небольшими переходами, останавливаясь большей частью возле деревень.

Заман-бек и его свита первое время ехали неотлучно при нас, но впоследствии, убедившись, что мы ничего особенного не делаем, обыкновенно уезжали вперед на место ночлега.

Местное население по пути нашего следования, несомненно, заранее получило приказание обманывать нас во всем, чего только мы не можем увидеть собственными глазами. Притом же и сами таримцы, не видавшие русских и, вероятно, наслышавшись про нас различных небылиц, первоначально бегали от нас, как от чумы. Да, наконец, видя, что «дорогих гостей», словно шпионов, ведут окольной дорогой и под конвоем, местное население, конечно, могло заподозрить в нас недобрых людей, тем более что цель нашего путешествия была совершенно непонятна для туземцев. Как некогда в Монголии и Гань-су, так и теперь на Тариме, обитатели этих стран решительно не верили тому, что можно переносить трудности пути, тратить деньги, терять верблюдов и так далее только из желания посмотреть новую страну, собрать в ней растения, шкуры зверей, птиц и пр., – словом, предметы никуда не годные и решительно ничего не стоящие. Под влиянием подобного настроения усердие таримцев относительно обманывания нас часто преступало границы и доходило до ребячески глупого.

Единственный человек, через которого мы могли узнавать кое-что более подходящее к истине, это был Заман-бек. Но он плохо знал местный язык; притом же и самого Замана часто обманывали, подозревая его в излишнем расположении к русским.

Для продовольствия во время пути нам доставляли баранов, которые отбирались даром у местных жителей. С нас также не брали денег за этих баранов,[54]54
  Баран на Тариме и Лоб-норе стоит 5–7 теньге, т. е. 65–90 копеек на наши деньги.


[Закрыть] несмотря на мои настояния. Впоследствии, чтобы отплатить за полученных баранов, я подарил беднейшим жителям Лоб-нора сто рублей. На Тариме же было запрещено окончательно брать деньги, и местный ахун объявил нам, что у него нет бедных.

Общий очерк ноября. Ноябрь, проведенный нами в пустынях Тарима, на одной и той же абсолютной высоте, характеризовался одинаковой ясной и теплой погодой. Правда, ночные морозы, сильно увеличившиеся вдруг в первых числах месяца, доходили на восходе солнца до -21,4 °C, но днем всегда было тепло в ясную тихую погоду. При наблюдении в 1 час пополудни ни разу не было ниже +0,8 °C; иногда же термометр показывал в это время даже в половине месяца +5,1 °C, а на солнце поднимался в конце месяца до +6,3 °C. Случалось, что на солнечном пригреве иногда пролетала муха, а 7-го числа мы еще видели стрекозу. Погода постоянно была превосходная, ясная. С восходом солнца температура повышалась быстро, но так же быстро падала вечером. Температура почвы, даже в конце месяца, доходила до +2 °C на глубине 2 футов, на 1 футе было -0,2 °C; сверху земля промерзала только на 2–3 дюйма, притом днем опять немного оттаивала. То же было и с водою. Болота и озера замерзли окончательно только к концу ноября. Река Тарим и даже его рукава были в это время еще совершенно свободны от льда; хотя по утрам шла небольшая шуга,[55]55
  Шуга – скопление рыхлого льда в водной толще или на поверхности водоема. Возникает до ледостава преимущественно на горных и порожистых реках.


[Закрыть] но днем она растаивала. Ветров было крайне мало, и то лишь слабые, обыкновенно же погода стояла тихая. Сухость воздуха была чрезвычайно велика. Дождя или снега не падало ни разу. По ночам, в долине Тарима, по болотам, тростник и кустарники постоянно покрывались инеем, который сходил лишь часам к десяти утра. Хотя ветров сильных вовсе не было, но воздух был постоянно наполнен пылью, как туманом. Далекие горы на севере, даже в более прозрачные дни, только неясно синели. Эта же пыль мешала астрономическим наблюдениям.

Барометрические наблюдения не совсем удобно было производить в юрте. Барометр, принесенный со двора, имел всегда более низкую температуру, нежели воздух в юрте. Ртуть в маленьком термометре скорее нагревалась, нежели в барометрической трубке; ради этого приходилось ждать некоторое время, между тем инструмент сильно пылился.

Пройдя 190 верст вниз по Тариму,[56]56
  Считая от устья Уген-дарьи.


[Закрыть] мы достигли того места, где Кюк-ала-дарья снова соединяется с главной рекой. Здесь мы вторично переправились (на плоту) через Тарим, который, на месте переправы, называемой Айрылган, имеет лишь 15 сажен ширины при глубине 21 фут.[57]57
  На переправе Айрылган я с одним из казаков вывалился в Тарим из лодки. По счастью, мы успели выплыть на берег и отделались лишь купаньем в холодной воде (9 декабря).


[Закрыть]

9 декабря. Мы за Таримом. Пройдя 5 верст, пришли на берег Тарима, через который переправились на плоту. Ширина реки здесь сажен 15, глубина 3 сажени; течение довольно быстрое. Вступление на Тарим ознаменовалось для меня неожиданным сюрпризом. Перед вечером я поехал с казаком Бетехтиным на другую сторону Тарима охотиться за фазанами. Лодка была, как и все суда на Лоб-норе, из выдолбленного ствола тогрука. Вместе с нами в лодку был взят и Оскар [собака]. Переехали хорошо, но у противоположного берега наехали на бревно; начали с него сниматься – лодка опрокинулась, и мы полетели в воду, окунувшись с головой. Оскар выплыл тотчас же на берег, мы же ухватились за обернувшуюся лодку, и нас понесло вниз по течению. Начало относить на средину; между тем казаки на противоположном берегу, не имея лодки, не могли подать нам помощи. Лодка, за которую ухватился я с казаком, от неравновесия тяжести начала вертеться, и с каждым ее поворотом мы окунались в воду. Тогда я бросил лодку и поплыл к берегу, до которого, правда, было не более 10 или 12 шагов, но на мне, кроме теплого одеяния, были надеты ружья, сумка и патронташ. Однако опасность придала силы – я доплыл до берега и вылез на него. Казак же, не решившись плыть, влез на лодку, и его несло по течению. Между тем услыхали в деревне, и прибежавшие жители бросили Бетехтину веревку, за которую вытащили его на берег. Затем мы, уже на плоту, переплыли обратно на свой берег. Тотчас мокрое платье было снято, я вытерся спиртом и напился горячего чаю. Затем, переодевшись, отправился, но уже на своем берегу, за фазанами, чтобы согреться хорошенько ходьбою. Конечно, не особенно приятно попасть в воду в декабре, но зато я первый купался в Тариме!

Соединившись с Кюк-ала-дарьей, Тарим снова достигает 30–35 сажен ширины и сохраняет такие размеры до впадения в озеро Кара-буран. Верстах в пятнадцати выше этого впадения, на правом берегу описываемой реки, выстроено небольшое квадратной формы глиняное укрепление (курган), в котором, во время нашего перехода, помещалось лишь несколько солдат из Корла.

Погода за все время нашего пути по Тариму, т. е. в течение ноября и первой половины декабря, стояла отличная – ясная и теплая. Правда, ночные морозы доходили до -22,2 °C, но лишь только показывалось солнце, температура быстро повышалась, так что в полдень в первый раз ниже нуля (в тени) была наблюдаема лишь 19 декабря. К этому времени, вероятно, замерз и Тарим, хотя, может, и не сплошь. Ветры дули лишь изредка и притом слабые; воздух был чрезвычайно сухой и постоянно наполнен пылью, как туманом. Атмосферных осадков не выпадало вовсе. По словам местных жителей, снег на Тариме и Лоб-норе выпадает как редкость, раз или два в три, четыре зимы; лежит обыкновенно лишь несколько дней, иногда и того меньше; дожди летом также крайне редки.

* * *

От вышеупомянутого глиняного форта на Тариме мы направились не на Лоб-нор, до которого уже было недалеко, а прямо на юг, в деревню Чархалык,[58]58
  Причина, почему мы не пошли прямо на Лоб-нор, заключалась в том, что наши спутники находили для себя удобнее зимовать в Чархалыке. При этом нас опять обманули, уверяя, что прямого пути на Лоб-нор нет.


[Закрыть] заложенную лет тридцать назад ссыльными, а частью добровольными переселенцами из Хотана. В настоящее время описываемая деревня состоит из 21 двора[59]59
  В том числе 9 дворов лобнорцев.


[Закрыть] и глиняного форта, в котором помещаются ссыльные.[60]60
  114 человек обоего пола.


[Закрыть] Они обязаны заниматься хлебопашеством на пользу казны; прочие же жители сеют для себя. Вода для орошения полей получается из р. Чархалык-дарья, вытекающей из соседних гор. Эти горы стоят на южной стороне Лоб-нора, достигают громадных размеров и известны под именем хребта Алтын-таг. Верстах в трехстах[61]61
  Одиннадцать дней пути на вьючном осле.


[Закрыть] к юго-западу от Чархалыка на р. Черчен-дарья лежит небольшой город Черчен,[62]62
  Не есть ли это Ч а ч а н Марко Поло? В Черчене, как нам говорили, в настоящее время не более 30 дворов, но за достоверность подобного нельзя ручаться.


[Закрыть] правитель которого ведает Чархалыком. От Черчена далее к юго-западу десять дней пути до большого оазиса Ная (900 дворов), откуда через три дня приезжают в город Керия, имеющий, как нам сообщили, до трех тысяч домов. Из Керии, через город Чжира, путь лежит в Хотан. Последний, равно как Керия и Черчен, находится в зависимости от Якуб-бека кашгарского.

Женщины и дети из оазиса Черчен

В одном дне пути от Керии в горах добывают золото. Золотые рудники находятся также в пяти переходах от Черчена, в верховьях Черчен-дарьи. Здесь, как нам говорили, ежегодно добывают около шестидесяти пудов золота, поступающего в казну Якуб-бека.

На том месте, где ныне расположен Чархалык, видны развалины глиняных стен старинного города, который нам называли Оттогуш-шари.[63]63
  Т.е. город Оттогуша, бывшего некогда здесь ханом.


[Закрыть] Эти развалины имеют около трех верст в окружности; впереди главной стены были выстроены сторожевые башни. Кроме того, в двух днях пути от Чархалыка к Черчену лежат, как нам сообщали, развалины другого города – Гас-шари. Наконец, близ Лоб-нора мы нашли остатки третьего города, весьма обширного. Это место зовется просто Коне-шари [Куня-шаар], т. е. старый город.

Город, несомненно, весьма древний, так как время сильно уже поработало над ним. Среди совершенно голой равнины лишь кое-где торчат глиняные остовы стен и башен. Большей частью все это занесено песком и мелкой галькой. Город, вероятно, был обширный, так как площадь, занимаемая развалинами, пожалуй, имеет верст пятнадцать в окружности. Могильная тишь царит теперь на этом месте, где некогда кипела людская жизнь, конечно, со всеми ее страстями, радостями и горестями. Но все прошло бесследно, как мираж, который один играет над погребенным городом…

От местных жителей мы не могли узнать никаких преданий о всех этих древностях.

К лучшим результатам привели расспросы относительно давнего пребывания русских староверов на Лоб-норе. О них рассказывали нам лица, видевшие собственными глазами пришельцев, явившихся в эту глушь Азии, вероятно, искать обетованную страну – «Беловодье». Первая партия, всего из десяти человек, пришла на Лоб-нор в 1861 г. Осмотрев местность, двое из переселенцев вернулись обратно, но через год явились большой партией в 160 человек.[64]64
  По словам других, русских было только 70 человек; впрочем, большего вероятия заслуживает первая цифра.


[Закрыть] Здесь были, кроме мужчин, женщины и дети. Все ехали верхами и на вьючных лошадях везли свою поклажу. Мужчины большей частью были вооружены кремневыми ружьями. Некоторые из партии умели исправлять эти ружья и делать новые; были также плотники и столяры. Дорогой русские ловили рыбу и стреляли кабанов. То и другое употребляли в пищу, но до своей посуды или чего-либо съедобного не позволяли дотрагиваться. Вообще люди были смелые, старательные. Некоторые из них поселились на нижнем Тариме, близ нынешнего форта, выстроили себе тростниковые жилища и провели в них зиму. Другие же расположились в Чархалыке, где построили деревянный дом, быть может, церковь. Дом этот только недавно снесло водой при разливе Черчен-дарьи.

Между тем в продолжение зимы, равно как и по дороге, большая часть русских лошадей погибла от трудности пути, дурного корма и обилия комаров. Новое место не понравилось пришельцам. Дождавшись весны, они решили двинуться восвояси или итти еще куда-нибудь искать счастья. Китайский губернатор Турфана, которому в то время подчинен был Лоб-нор, приказал дать переселенцам необходимых лошадей и продовольствие, а один из наших корлинских спутников, именно Рахмет-бай, провожал обратно русских до урочища Ушак-тала, лежащего на пути из Кара-шара в Турфан. Добравшись до этого последнего, переселенцы отправились в Урумчи. Куда они затем делись, неизвестно, так как вскоре началось дунганское восстание, и собщение с затяньшанским краем было прервано. Вот все, что можно было узнать относительно пребывания русских староверов на Лоб-норе.

Климат декабря. В первой своей половине этот месяц был совершенным продолжением ноября: та же ясная, тихая и днем теплая погода, по ночам морозы до -22,2 °C. Даже 16-го числа, в час дня, термометр в тени поднимался до +4,8 °C. Тарим и его рукав Кюк-ала большей частью были свободны от льда, хотя по ночам, а иногда и днем, шла шуга, которая затирала реку и смерзалась в сплошную массу лишь на крутых изворотах течения. По всему вероятию, Тарим сплошь не замерзнет в нынешнюю зиму, да едва ли это бывает и в другие зимы.

Со второй половины декабря стало холоднее, и 19-го числа, в 1 час дня, первый раз было ниже нуля (-3 °C), но и то при облачной погоде и слабом ветре. Кроме того, со второй половины описываемого месяца стали чаще перепадать ветры (слабые) и облачные дни.[65]65
  Облака преобладали перистые и слоистые. Ветер хотя был и слабый, всегда поднимал в воздух густую пыль [приписка на полях дневника].


[Закрыть] Впрочем, все это зависело, вероятно, от влияния гор, лежащих невдалеке от деревни Чархалык, где мы находились в то время. Затем, с поднятием к горам (на охоте за дикими верблюдами), температура еще более понизилась, и даже в полдень мы наблюдали в конце декабря -7,9 °C. В долине собственно Тарима, удаленной от гор, вероятно, и во второй половине декабря было по-прежнему тепло. Снег в течение всего месяца не падал ни разу. Его не было даже и на горах Алтын-таг, несмотря на их значительную высоту.

Сухость воздуха, даже на самом берегу Тарима, была очень велика: руки и губы постоянно сохли, намоченная чашка мигом сама просыхала. Температура почвы, даже в последней трети месяца, была высока (на 1 фут -0,3 °C, на 2 фута +1,4 °C).

Отдохнув неделю в Чархалыке, я оставил здесь большую часть своего багажа и при ней трех казаков, с остальными же тремя и моим помощником Ф. Л. Эклоном отправился на другой день Рождества в горы Алтын-таг, на охоту за дикими верблюдами, которые, по единогласному уверению лобнорцев, водятся в названных горах и пустынях к востоку от Лоб-нора. Заман-бек со своими спутниками также остался в Чархалыке.

Теперь в наш караван взято было только одиннадцать верблюдов и верховая лошадь для меня; Эклон ехал на верблюде. Запаслись мы также и юртой на случай сильных холодов; продовольствия взяли на полтора месяца. Проводниками нашими были двое лучших охотников Лоб-нора. По словам этих проводников, охота за дикими верблюдами в глубокую зиму мало представляет вероятия на успех. Тем не менее мы решились попытать счастья. Дело это нельзя было откладывать до весны; тогда предстояла другая работа – наблюдение пролета птиц.

Опишем сначала Алтын-таг.

Хребет этот начинает виднеться еще с переправы Айрылган, т. е. верст за полтораста, сначала узкой, неясной полосой, чуть заметной на горизонте. После утомительного однообразия долины Тарима и прилегающей к нему пустыни путник с отрадой смотрит на горный кряж, который с каждым переходом делается все более и более ясным. Можно уже различать не только отдельные вершины, но и главные ущелья. Опытный глаз видит издали, что горы не маленьких размеров, и не ошибается. Когда мы пришли в деревню Чархалык, то Алтын-таг явился перед нами громадной стеной, которая далее к юго-западу высилась еще более и переходила за пределы вечного снега.

Нам удалось исследовать описываемые горы, т. е. собственно их северный склон, на протяжении около 300 верст, считая к востоку от Чархалыка. На всем этом пространстве Алтын-таг служит окраиной высокого плато к стороне более низкой лобнорской пустыни.

Высокое же плато по южной стороне описываемых гор составляет, по всему вероятию, самую северную часть Тибетского нагорья. Так, по крайней мере, можно с большой вероятностью предполагать, судя по рассказам местных жителей, которые единогласно уверяли нас, что юго-западные продолжения Алтын-тага тянутся без всякого перерыва (несомненно, все также каймой более низкой пустыни) к городам Керии и Хотану К востоку, по словам тех же рассказчиков, описываемый хребет уходит очень далеко, но где именно оканчивается, лобнорцам неизвестно.

В обследованной нами средней части Алтын-тага топографический рельеф этих гор таков. Первоначально, от Чархалыка до р. Джагансай, хребет стоит отвесной стеной над бесплодной, покрытой галькой равниной, почти той же абсолютной высоты, как и озеро Лоб-нор. Далее, от р. Джагансай до р. Курган-булак (а быть может, и еще восточнее), т. е. как раз к югу от Лоб-нора, равнина, отделяющая это озеро от описываемых гор, поднимается хотя равномерно, но довольно круто,[66]66
  Средним числом около 120 футов на версту.


[Закрыть] так что подножие Алтын-тага (у ключа Асганлык) находится на 7700 футов абсолютной высоты. У самого Курган-булака и далее к востоку до р. Джаскансай являются перепутанной сетью невысокие глинистые холмы, которые, восточнее только что названной речки, сменяются холмами сыпучих песков, известных под именем Кум-тага. Этот Кум-таг, по словам лобнорцев, протянулся широкой полосой к востоку (вероятно, все у подножия Алтын-тага) и не доходит до города Ша-чжеу лишь на два дня пути.

К стороне пустыни Алтын-таг образует отроги и разветвления, между которыми лежат неширокие долины,[67]67
  Иногда верст десять в длину и четыре-пять в ширину; чаще же менее.


[Закрыть] поднятые иногда до одиннадцати тысяч футов абсолютной высоты. Соседние вершины возвышаются над этими долинами приблизительно (на глаз) еще на две или три тысячи футов. Такой же высоты, вероятно, достигает и главная ось описываемых гор, спуск которых к югу, к стороне высокого плато, несомненно, короче. Так [получается] по рассказам наших проводников и по общему характеру строения большей части среднеазиатских хребтов.

Хотя нам и не удалось, по причине глубокой зимы и недостатка времени, перейти за Алтын-таг и измерить абсолютную высоту местности на южной стороне этих гор, но несомненно, что там расстилается высокое плато, поднятое над уровнем моря не менее 12 или 13 тысяч футов. Так, по крайней мере, можно предполагать, судя по огромной абсолютной высоте долин передовых уступов Алтын-тага. Проводники наши, не один десяток раз охотившиеся на той стороне описываемых гор, сообщили нам, что если итти к югу по старой дороге, которою прежде (до дунганского восстания) калмыки ходили в Тибет, то тотчас же за Алтын-тагом расстилается высокая равнина шириною верст пятьдесят. За нею стоит опять поперечный хребет (верст двадцать шириной), не имеющий собственного названия, а за этим хребтом вновь является равнина шириною верст до сорока. Эта равнина обильна ключевыми болотами (сазами), и по южную ее сторону высится огромный вечноснеговой хребет Чамен-таг. Обе вышеупомянутые долины уходят к востоку за горизонт; туда тянутся и хребты, параллельно друг другу. К западу же все три хребта – Алтын-таг, Безымянный и Чамен-таг – соединяются недалеко от города Черчена в один вечноснеговой хребет – Тогуз-дабан, подтянувшийся к городам Керии и Хотану.

В самом хребте Алтын-тага местные жители различают названиями две части: горы, ближайшие к лобнорской пустыне, называются Астын-тагом (т. е. нижние горы), а удаленные к гребню хребта – Устюн-тагом (т. е. верхние горы).

В наружной окраине Алтын-тага преобладают глина, мергели, песчаники, известняки; выше часто встречается порфир, реже гранит. Воды в описываемых горах очень мало; редки даже ключи, да и в тех вода большей частью горько-соленая.

В общем, описываемые горы характеризуются своим крайним бесплодием. Только по высоким долинам и в ущельях здесь можно встретить кое-какую растительность: два, три низких уродливых солончаковых растения, преобладающих по высоким долинам; три, четыре породы сложноцветных, низкие кустики Potentilla [лапчатки] и Ephedra [эфедра] и др.

Как редкость, я видел иногда засохшие цветки Statice [кермек] и вьющийся Evonymus [бересклет]. По дну ущелий растет тамарикс, на более сырых местах тростник (до 9000 футов абсолютной высоты), изредка встречаются дырисун, Calligonum [джузгун], хармык – Nitraria, кое-где тогрук и шиповник; последний, впрочем, мы нашли лишь в ущелье ключа Асганлык. Большая часть поименованных растений найдена также и в соседней пустыне, в ее окраине, прилежащей к горам; вдобавок, здесь является еще низкий, корявый саксаул.

Замечательно, что, несмотря на все бесплодие Алтын-тага, здесь иногда появляется во множестве саранча, которая летом 1876 г. объела все листья и метелки тростника, – лучшей поживы здесь не было. Притом саранча поднималась в горах до 9000 футов абсолютной высоты.

* * *

Обследованный нами северный склон Алтын-тага не богат животной жизнью. Зверей гораздо более встречается, как нам сообщали, на высоком плато, по южную сторону описываемых гор, в особенности под горами и в горах Чамен-таг [см. список на следующей странице].

Кроме того, по сообщениям охотников, в горах Чамен-таг водятся: Arctomus sp. (caudatus?) [длиннохвостый сурок] и Antilope hodgsoni [антилопа оронго].

Если сравнить настоящий список со списком млекопитающих долины Тарима, то можно видеть, что в Алтын-таге (вместе с Чамен-тагом) живут десять видов, не водящихся на Тариме и Лоб-норе. Из этих видов Pseudois nahoor [куку-яман],[68]68
  Куку-яман (нахур, голубой баран) – парнокопытное млекопитающее. Длина тела до 165 см. Рога у самцов длиной до 80 см. Обитает в высокогорьях Центральной Азии, на Памире.


[Закрыть] Poephagus grunniens [дикий як] и Antilope hodgsoni [оронго][69]69
  Оронго – парнокопытное млекопитающее. Высота в холке около 80 см. Рога только у самцов. Обитает в высокогорьях Тибета и Ладакха.


[Закрыть] свойственны исключительно Тибету и достигают здесь северной границы своего географического распространения.

Вот список млекопитающих Алтын-тага:

Птиц в Алтын-таге также немного. Зимою мы нашли здесь лишь 18 видов, а именно: Gypaetus barbatus [ягнятник], Vultur cinereus [гриф], Gyps himalayensis [снежный сип], Falco aesalon [дербник], Aquila fulva [беркут], Accentor fulvescens [бледная завирушка], Leptopoecile sophiae [славковидный королек], Turdus mystacinus [чернозобый дрозд], Linota montium [горная чечетка], Erythrospiza mongolica [пустынный снегирь], Carpodacus rubicilla [большая чечевица], Corvus corax [ворон], Podoces tarimensis [таримская саксаульная сойка] (до 10 000 футов абсолютной высоты), Fregilus graculus [клушица], Otocoris albigula [рогатый жаворонок], Сaccabis chukar [кэклик], Megaloperdix sp. [улар], Scolopax hyemalis [горный дупель].

Климат Алтын-тага зимой характеризуется сильными холодами при малоснежье, по крайней мере, на северном склоне описываемых гор. Летом, по словам охотников, здесь часто падают дожди и дуют сильные ветры.

Кроме охотничьих тропинок, в описываемых горах существуют две дороги: одна ведет от Лоб-нора в Тибет, другая – в город Ша-чжеу [видимо, Су-чжоу]. Обе эти дороги теперь заброшены. Калмыки со времени дунганского восстания[70]70
  Дунганское восстание началось в 1864 г. и охватило громадные территории Западного Китая и Кашгарию. Было жестоко подавлено китайцами в 1878 г.


[Закрыть] перестали ездить на богомолье в Лассу [Лхасу]. По шачжеуской же дороге несколько лет назад пробрались две или три партии дунган, уходивших от китайцев. Этой тропинкой шли и мы до ключа Чалык; далее наши проводники не знали дороги. Последняя на перевалах, а иногда и в других местах, обозначена кучами сложенных камней. По всему вероятию, путь от Лоб-нора в город Ша-чжеу идет и далее по горам Алтын-тага, так как в соседней пустыне нет воды.

В течение сорока дней мы прошли у подножия Алтын-тага[71]71
  С 26 декабря по 5 февраля.


[Закрыть] и в самих этих горах ровно пятьсот верст, но за все это время встретили, и то случайно, лишь одного дикого верблюда,[72]72
  Этого верблюда я стрелял на 500 с лишком шагов и не попал: памятный промах для охотника.


[Закрыть] которого убить не удалось.