Текст книги "Трудная миссия"

Автор книги: Николай Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

До прихода лодок в Англию офицеры миссии выехали в военно-морские базы. В Розайте, например, уже были подготовлены сухие доки. Главный корабел, он же начальник кораблестроительного департамента, потребовал доковые чертежи. Но чертежами миссия не располагала. Это осложняло положение: пришлось бы привлекать водолазов, с тем чтобы снять параметры подводной части корпуса.

Мы ломали голову: как быть? К счастью, нас выручил главный корабел военно-морской базы Розайт. Когда "С-54" вошла в порт, главный корабел, наблюдавший лодку с пирса, сказал:

– Ваши подводные корабли очень схожи с некоторыми иностранными лодками, на которых у нас имеется полный набор чертежей, в том числе и доковые. Так что подберем!

И чертежи действительно были подобраны. Нет, что ни говори, а среди английских морских инженеров встречаются по-настоящему первоклассные специалисты. С ними приятно иметь дело.

Но вот в базе Розайт ошвартовалась подлодка "С-55", а затем, несколько дней спустя, и "С-56" ("Л-15" вошла в Гринок, а "С-51"-в Исландию). Переход через два океана – Тихий и Атлантический, через несколько морей это был поистине героический подвиг. Подводники выглядели теперь похудевшими, усталыми. Они буквально еле-еле держались на ногах. Мы постарались разместить экипажи лодок с комфортом, чтобы они смогли отдохнуть, восстановить силы.

В походе пострадали и сами корабли. Герой Советского Союза А. В. Трипольский, возглавлявший отряд, рассказал мне, что подводная лодка "С-56" по выходе из Панамского канала попала в зону ураганных ветров. Другой раз ее преследовали вражеские "волчьи стаи". Несколько торпед, выпущенных противником, прошли вблизи корабля. Кстати, когда лодку поставили в сухой док, на подводной части корпуса были обнаружены следы скользящего удара торпеды. Умело маневрируя, командир "С-56" капитан-лейтенант Г. И. Щедрин избежал удара, который мог оказаться роковым.

На другой лодке – "С-55" при постановке в сухой док обнаружили большую трещину в опорной станине горизонтальных рулей. Казалось, станину придется отливать заново. Но это заняло бы целых три месяца. С. Г. Зиновьев предложи г сварить ее автотеном, рассчитав при этом, что по прочности она не уступит новой. И не ошибся!

3 итоге срок ремонта сократился более чем на месяц.

По просьбе военной миссии командиры лодок составила не только ремонтные ведомости, но и заявки на запасные части, включив даже шесть гребных винтов и воздуходувки [Адмирал И. И. Виноградов, возглавлявший в годы войны от чел подводкого плавания флота, и контр-адмирал И. А. Колышкин, комантир бригады подводных лодок, рассказывали мне, что этих запчастей хватило до конца боевых действий всем североморским лодкам литеры С].

Заводские рабочие усердно трудились, заменяя на лодках вышедшие из строя детали и части новыми. Кроме того, за каждой лодкой была закреплена ремонтная бригада для очистки и покраски корпусов. В эти бригады влились матросы и старшины– подводники, и дело пошло быстрее.

Но вот наконец-то все работы на лодках были завершены. Первой вышла в море (из Исландии) "С-51", возглавляемая капитаном 3 ранга И. Ф. Кучеренко. 24 января она уже была в Полярном. "Затем из Розайта вышли "С 55" и "С-56". По пути они на короткое время зашли в военно-морскую базу Лервпк (Шотландские острова) и 8 марта биагополучно прибыли в Кольский залив. Покинула Англию и "Л-15".

А вот "С-54" все еще оставалась в английских водах.

Еще в конце января ее перевели в Портсмут, где на ней устанавливали радио– и гидролокационные станции. Когдато Портсмут служил постоянной базой для подводников.

Там даже находился штаб командующего подводными силами Ветикобритании, Но в годы войны немецкая авиация сильно разрушила город и базу. Налеты совершались ежедневно, а иногда по два-три раза в день. Из-за воздушных тревог и бомбежек ремонтные работы зачастую приходилось останавливать.

Как-то во время ремонта "С-54" я заехал в Портсмут, остановился в юстишще. Утром с визитом пожаловал адмирал доков с группой морских офицеров. Позавтракав, мы вышли на балкон покурить, и вдруг завыла сирена.

Улицы мгновенно опустели. Послышался сухой треск зениток. В районе доков раздались глухие удары.

Полагалось бы спуститься в укрытие. Но я и два-три сотрудника миссии, оказавшиеся со мной, продолжали курить. Ашличане двинулись было к выходу, но, увидев, что мы остаемся, тоже вернулись, присоединились к общей беседе. Так в течение получаса мы испытывали выдержку друг друга. К счастью, ни одна бомба в гостиницу не попала.

Во время этой встречи мы обсудили вопрос об испытаниях лодки "С-54", на которой к тому времени уже установили "асдик" и радиолокационную станцию. Требовалось проверить новое оборудование в действии. Проводить же испытания в районе Портсмута, находящегося под наблюдением противника, практически было невозможно.

Представители адмиралтейства предложили перебросить подводную лодку в район Глазго, на более спокойную акваторию. Мы согласились, хотя понимали, что для этого лодке придется самостоятельно пройти через Ла-Манш, пересечь Ирландское море, где действовали авиация и подводные силы противника. Но ничего другого не оставалось.

Для проведения испытаний адмиралтейство выделило специальные самолеты и корабли. Проверка оборудования велась в течение пяти дней и показала хорошие результаты. Командир лодки капитан 3 ранга Д. К. Братишко доложил, что в Ирландском море гидролокационная станция неоднократно засекала подводные лодки.

Завершив все испытательные работы, "С-54" отбыла в Полярное.

Пройдет какое-то время, и мы узнаем, что экипажи тихоокеанских лодок в составе Северного флота проявят мужество и героизм. Две лодки – "С-56" и "С-51" станут Краснознаменными (первая из них еще и гвардейской), а командиры этих лодок Григорий Иванович Щедрин (ныне вице-адмирал) и Иван Фомич Кучеренко будут удостоены звания Героя Советского Союза.

Заканчивая рассказ о пребывании подлодок на Британских островах, должен отметить, что советские моряки вели себя исключительно корректно, памятуя старинную мудрость: со своим уставом в чужой монастырь не лезь.

Да и англичане, особенно простые люди, проявляли к подводникам искреннюю доброжелательность.

Как-то "С-54" из-за ненастной погоды задержалась в море; поздно вечером она вернулась не в Гринок, а в соседний порт. А утром сотрудник миссии, прибывший в порт, оказался свидетелем такой сцены: толпа местных жителей, окружив группу подводников, пыталась объясниться с ними с помощью жестов, но ничего не получалось.

– Что угодно, господа? – спросил сотрудник миссии по-английски.

– Мы рыбаки, – отвечал рыжебородый морщинистый шотландец. – Вы ведь русские?

– Русские.

– Мы хотели бы преподнести вам небольшой подарок:

свежую рыбу.

– Спасибо большое. Но экипаж подводной лодки обеспечен продовольствием.

– Нет, нет, примите в знак уважения.

И рыбаки начали говорить о том чувстве уважения, которое они питают к русскому народу, к Красной Армии.

Это были простые люди, и мы знали, как тяжело им достается кусок хлеба. По нескольку суток они бороздили сеспокойное море, куда прорывались подводные лодки противника. Словом, благополучие рыбаков было зыбким.

И хоть подводники питались хорошо, отказ от подарка мог бы обидеть союзников. Но рыбы оказалось слишком много – восемь мешков.

– Пригодится, сэр, – говорил все тот же шотландец. – Мы понимаем, что это маленький подарок. Но чем-то мы должны отблагодарить наших русских союзников за их храбрость. Нет уж, кэп, примите.

Подводники не остались в долгу. Они пригласили рыбаков на обед. За столом шел дружеский разговор – в экипаже лодки нашлись люди, знавшие немного английский и выступавшие в роли переводчиков. Провожая гостей, подводники благодарили за рыбу, а шотландцы только отмахивались:

– Что вы! Что вы! Пустяки! Мы всем расскажем о встрече с русскими моряками, о том, какие это замечательные люди.

Подобных примеров можно было бы привести множество. Простые люди относились к нам с искренней симпатией. Однако среди англичан встречались и такие, которые стремились, как мы убедились, ухудшить союзнические отношения, влить ложку дегтя в бочку меда. Как правило, в такой роли выступали наши "опекуны" – так мы звали офицеров связи.

В Розайте их было трое. Из них особенно хорошо мне запомнился мистер Пен – вероятно, потому, что доставил нам кучу неприятностей. Выходец из буржуазной Польши (как мне рассказывали, до войны он имел в Варшаве мебельный магазин), мистер Пен перебрался в Лондон и скоро оказался на службе в управлении адмиралтейства.

Мистер Пен (настоящая фамилия была известна лишь его хозяевам) из кожи вон лез, чтобы испортить теплые отношения между местным населением и нашими моряками.

Однажды адмиралтейство устроило встречу советских моряков с жителями небольшого городка, расположенного недалеко от базы Розайт. Встреча, как обычно, прошла на высоком союзническом уровне. Были произнесены речи с пожеланиями крепить дружбу между советским и английским народами, был обед с тостами, интересный концерт.

Наши моряки вернулись в базу довольные. Но это мероприятие обернулось вдруг чуть ли не конфликтом с английскими военными властями. Представителя советской военной миссии С. Г. Зиновьева вызвал к себе командующий военно-морским округом адмирал Форд и заявил, что, согласно имеющейся у него информации, советские моряки занимались антиправительственной агитацией, а некоторые склоняли жителей к вступлению в коммунистическую партию.

Напрасно Зиновьев убеждал адмирала, что ничего подобного не было и быть не могло. Адмирал заявил, что обо всем случившемся он обязан доложить в адмиралтейство.

Впоследствии мы узнали, что за этим инцидентом маячила тень мистера Пена. Возможно, этому провокатору и удалось бы осложнить наши отношения с англичанами, если бы не помог случай. Адмирал Форд получил письмо от мэра того самого городка, где побывали наши моряки. Мэр благодарил адмирала за организацию встречи и просил передать благодарность русским морякам. К письму были приложены вырезка из местной газеты с отчетом о встрече и фотография, запечатлевшая проводы советских гостей.

Через несколько дней Зиновьева пригласил начальник штаба военно-морского округа и от имени адмирала Форда попросил извинения за недоразумение. Одновременно он передал Зиновьеву экземпляр газеты и фотографию.

От военной миссии определенных усилий требовало обеспечение охотников за подводными лодками (у нас их называли большими охотниками – "БО") и тральщиков, заходящих в порты Англии или Исландии по пути из США в Советский Союз. Эти небольшие суденышки строились на верфях Соединенных Штатов, где их принимала советская закупочная комиссия. Всего за время войны переход из Америки в Кольский залив – а это шесть тысяч миль по океану – совершили 82 тральщика и "БО" [См.: Кузнецов Н. Г. Курсом к победе. М., 1975, с. 356-359.].

Обычно я заблаговременно получал информацию из Москвы о движении отрядов или дивизионов тральщиков и "БО". Указывалось количество единиц, время выхода из военно-морских баз США и примерный срок их прибытия на Британские острова.

Миссия составляла план обеспечения кораблей, который согласовывался с соответствующими департаментами адмиралтейства и с командованием военно-морских баз.

Планом предусматривались: организация встречи кораблей в военно-морских базах или портах; производство ремонта и докование; снабжение продовольствием и топливом; сопровождение тральщиков и "БО" до базы формирования очередного арктического конвоя. Иногда корабли сопровождались до Норвежского моря с заходом на Фарерские острова для пополнения запасов топлива. В этих случаях члены военной миссии (как правило, А. Е. Брыкин и С. Г. Зиновьев) брали на эскортные корабли радистов и сигнальщиков для связи с тральщиками и "БО". Перед выходом в море командиры и штурманы этпх кораблей вместе с членами военной миссии присутствовали на совещаниях, проводимых коммодорами конвоя, и получали необходимые указания и информацию. Члены советской военной миссии выступали в роли старших морских начальников по отношению к личному составу отечественных тральщиков и "БО", а по отношению к командованию баз и военных портов как представители командования ВМФ Советского Союза.

Трудностей с обеспечением тральщиков и "БО" у нас было немало. Не всегда все шло гладко, как хотелось бы.

Еще на переходе из США на Британские острова отряды и дивизионы, уклоняясь от вражеских подлодок, часто меняли маршруты следования, порой приходили не в полном составе или не в те базы, где мы их ждали. В Кольский залив, как я уже говорил, корабли шли с очередным арктическим конвоем, и, как правило, времени для подготовки к переходу было в обрез. Зачастую им приходилось догонять конвой.

Помнится, осенью 1944 года в бухту Кефлавик (Исландия) зашел отряд больших охотников, нуждавшихся в ремонте. Для обеспечения ремонта я направил туда лейтенанта Н. В. Ивлиева, офицера конвойной службы в английской военно-морской базе Халл (Гулль). Николай Васильевич принял все меры, а дней через десять "БО"

снова были в строю. Затем на английском фрегате лейтенант сопровождал их до Мурманска. Кстати, Ивлиев нередко выходил в море в составе союзных конвоев. Его можно было встретить на борту и канадского эсминца "Хайда", и английского сторожевого корабля "Сигал". А на эсминце "Онслот" он стоял на ходовом мостике рядом с командиром, когда тот выводил корабль в торпедную атаку на минзаг противника. Атака была точной: минзаг затонул. Английские матросы подобрали десятка два немецких моряков. Советскому офицеру была предоставлена возможность совместно со старшим помощником эсминца вести допрос пленных.

Как-то я дал приказание С. Г. Зиновьеву сопровождать два дивизиона "БО", которые, как планировалось, должны были догнать арктический конвой в определенной точке Норвежского моря. Дивизион капитана 3 ранга М. Н. Николаева стоял в районе Глазго, дивизион капитана 3 ранга А. Г. Егорова в районе Розайта. Согласно договоренности адмиралтейство выделяло для их сопровождения два эскортных корабля. Однако в последний момент выяснилось, что выделяется только один корабль – канадский эсминец. Время поджимало, и было принято решение: дивизион, находившийся в районе Глазго, пойдет самостоятельно, а тот, что в Розайте, – в сопровождении эсминца; Зиновьев с сигнальщиками и радистом проводят дивизион Егорова до Фарерских островов, где корабли примут топливо и встретятся с другим дивизионом.

Казалось бы, все предусмотрено, все учтено. Но, как известно, военная обстановка часто чревата неожиданностями. Так случилось и на этот раз. При входе эсминца в бухту на Фарерских островах Зиновьев установил, что у борта английского танкера стоят и заправляются топливом только пять "БО". Где же шестой?

Эсминец встал на якорь. Спустили шлюпку, и Зиновьев пошел на ней к тому охотнику, на котором был поднят вымпел командира дивизиона. Комдив, однако, ничего не знал о причинах отставания катера. Тогда Зиновьев связался с военно-морской базой в Розайте, но и там не сообщили ничего утешительного. Неужели "БО" потопили немцы?

А тут обнаружилась еще и другая неприятность. На одном из "БО" вышел из строя гребной вал: причину поломки установить не удалось. Охотник срочно требовалось отремонтировать с помощью водолазов или поднять на слип. Зиновьев столкнулся с трудностью: местные жители говорили на какой-то смеси датского и норвежского языков. Вот когда пригодились бы офицеры связи, но "опекуны", готовые сопровождать наших сотрудников на приемы и ленчи, в опасные походы предпочитали не ходить.

К счастью, нашлись мальчишки, которые немного знали английский поднахватались от американских и английских солдат. Они-то и согласились стать переводчиками.

На Фарерских островах имелись частные мастерские и несколько небольших слипов. Самый большой из них был рассчитан на подъем катера водоизмещением 60 тонн, а наш "БО" в два раза больше.

– Нет, – заявил хозяин слипа, – лебедка пирса не выдержит такого груза.

– А нет ли поблизости трактора? – поинтересовался Зиновьев.

Трактор нашелся. С помощью лебедки и трактора "БО"

с трудом втащили на слип. При осмотре установили причину отказа гребного вала: во фланцевом соединении оказались срезанными все шесть болтов. В мастерской выточили новые болты, отремонтировали фланцевое соединение, спустили "БО" на воду. Испытания показали, что гребной вал работает нормально...

Так с помощью местного населения корабль удалось ввести в строй.

Тем временем шестой "БО" вошел в бухту. Как выяснилось, в пути его преследовала вражеская подводная лодка, в связи с чем пришлось маневрировать, отклоняться от курса.

Теперь оба дивизиона, заправившись топливом, снова вышли в поход и догнали арктический конвой в Норвежском море. Зиновьев же возвратился на Британские острова.

Я так подробно остановился на этом, вроде бы малозначительном, эпизоде потому, что он показывает рабочие будни членов миссии.

43. ЛОНДОН – МОСКВА – ЛОНДОН

Уже несколько месяцев я просил руководство Генерального штаба и Наркомата иностранных дел вызвать меня в Москву для личного доклада. Но время шло, одно дело сменялось другим, а столица молчала. Наконец в августе 1943 года вызов был получен.

В Москве я остановился в гостинице "Москва". Встретился с И. М. Майским. Он прибыл в столицу на несколько дней раньше и уже получил назначение – стал заместителем наркома иностранных дел. Ему предстояло заниматься репарациями.

Я доложил в Генеральном штабе о работе военной миссии и обратился с просьбой направить меня на действующий флот. А на другой день в номере гостиницы раздался звонок от помощника наркома: поздно вечером предстояло быть у Сталина.

В назначенный час я с волнением пришел в приемную Председателя Государственного Комитета Обороны. Поскребышев пригласил в кабинет. И. В. Сталин медленно расхаживал вдоль стола. Кивком ответив на мое приветствие, Сталин указал мне на стул.

– Вот что, товарищ Харламов, – медленно, с густым грузинским акцентом проговорил он, – сейчас мы не можем удовлетворить вашу просьбу. Мы отозвали посла, одновременный же отзыв главы военной миссии нецелесообразен. Это будет неправильно понято нашими союзниками. Придется вам еще поработать на этом посту. Вот когда откроется второй фронт, тогда, по вашей телеграмме, мы готовы отозвать вас...

– Но судьба второго фронта решается не мной, товарищ Сталин...

Сталин на минуту задумался, потом, подойдя ко мне, сказал:

– Нет, вы недооцениваете вашей работы. Она для нас имеет важное значение.

Что мне оставалось делать? Я сказал, что готов работать там, куда пошлет партия.

– Очень хорошо, – сказал Сталин. – Собирайтесь в дорогу. Перед отъездом зайдите ко мне. Я хочу с вами побеседовать более обстоятельно. Три дня на сборы вам хватит?

Я сказал, что срок вполне устраивает. И хотя мечты о переводе на действующий флот рухнули, высокая оценка Верховным Главнокомандующим роли миссии радовала.

В оставшееся время я нанес необходимые визиты и накануне отъезда на аэродром снова был у Сталина. В кабинете, кроме нас, никого не было. Речь зашла о втором фронте:

– Как Черчилль ни брыкается, рано или поздно он вынужден будет открыть второй фронт во Франции. Ваша задача – ускорить это дело.

– В Англии много сторонников второго фронта. Есть они и среди членов правительства, и среди парламентариев. Главный противник – Черчилль.

– А вы действуйте через общественное мнение. Объясняйте интеллигенции, простому народу, что война против фашизма – это не только дело русских. Это дело всей прогрессивной Европы, всего мира.

Сталин расспрашивал о работе миссии, о ее людях, о тех нуждах, которые мы испытываем.

Я ехал на аэродром, вдохновленный этой беседой.

Возвращаться в Лондон предстояло через Баку, Тегеран и Каир. И снова вместе с Майским. Он должен был сдать дела новому послу СССР в Великобритании Ф. Т. Гусеву.

В день отлета я побывал на Красной площади, бесконечно близкой, дорогой. Затем прошелся по улице Горького. Кое-где окна домов еще были перечерчены бумажными крестами. Среди прохожих часто встречались военные, некоторые из них с марлевыми повязками – видно, недавно с фронта.

На взлетном поле аэродрома нас поджидал "Дуглас", выкрашенный в зеленый цвет. Самолет плавно поднялся в воздух.

Лесистые пейзажи Подмосковья сменились степными волжскими просторами; я с интересом вглядывался в места недавних боев. Через иллюминатор хорошо были видны линии укреплений, окопы, бесчисленное количество траншей и ходов сообщения, воронки от бомб, остатки разбитых автомашин и орудий, пепелища деревень и сел.

Над Сталинградом летели на бреющем полете. Внизу торчали развалины зданий, коробки домов с выбитыми окнами и дверями; многие дома без крыш. Прямые квадраты улиц и поселков завалены битым кирпичом, железом, щетинились ежами. По дорогам, ведущим к городу, длинными рядами стояли подбитые немецкие танки и орудия.

На окраинах высились остовы заводов. Сверху они казались безжизненными. Но вот показались клочья дыма:

нет, Сталинград жив. Люди на улицах разбирали разрушенные здания, восстанавливали поврежденные дома. Огромный волжский город вновь поднимался из руин.

За Сталинградом снова израненная земля: окопы, траншеи, подбитые танки, орудия – следы великого побоища.

Не надо быть военным специалистом, чтобы представить себе, с какой силой и настойчивостью гитлеровцы рвались к великой русской реке.

После короткой остановки в Баку перелетели иранскую границу. Внизу виднелись цепи гор, зеленые долины, узкие ленты рек. Так незаметно прошло время, и мы оказались на аэродроме в окрестностях Тегерана. На улицах города полно небольших частных лавочек, где торговали главным образом зеленью. Очень много лотошников. Женщины, да подчас и мужчины были в белых и цветных покрывалах – нечто вроде простыни, наброшенной на голову. Это, видимо, предостерегало их от зноя палящего солнца и той пыли, которой в Тегеране более чем достаточно.

В Тегеране нас предупредили, что перелет предстоит очень тяжелый, так как займет не менее восьми часов.

Солнце жгло нещадно. В самолете стояла невыносимая жара – дышать трудно. Мы устроились на алюминиевых скамейках, привязались ремнями. В Тегеране к нам присоединились несколько офицеров американской армии и корреспондент американского агентства Юнайтед Пресс, который любезно объяснял нам, над какими местами мы пролетаем.

Самолет поднялся очень высоко и взял курс прямо на юг. Летели над огромными горами, над местами без каких-либо признаков жизни. Через час сделали посадку в местечке Султан-абад. Тут же одноименное озеро. Аэродром, на котором приземлился самолет, покрыт такой колючей травой, что по ней небезопасно ходить. Приняв какой-то груз и заправившись горючим, самолет снова поднялся в воздух.

Было холодно, но, когда в районе Багдада пошли на посадку, стенки самолета быстро нагрелись и в салоне снова стало душно. Мы рассчитывали на аэродроме Хабаниа подышать свежим воздухом и предвкушали завтрак, который нам обещал экипаж. Но, выйдя из самолета, мы почувствовали, что попали в настоящее пекло. Кругом пустыня, солнце жжет немилосердно, ни малейшего дуновения ветерка. Температура, как нам сказали, около 60 градусов. Нас встретили какие-то военные в шортах и шлемах и повезли на автомашине в столовую. Здесь удалось отдохнуть: в помещении с множеством вентиляторов было прохладно. Ели рисовый бульон с мелко нарезанными кусочками мяса, пили пресную воду, которая доставляется сюда из другого места. Хлеба нам не дали, – видимо, не полагалось. Официанты, узнав, что мы русские, разглядывали нас как диковинку, а когда мы уходили из столовой, приветливо махали салфетками. Снова садиться в самолет было не совсем приятно, потому что алюминиевые скамейки нагрелись настолько, что пришлось подкладывать пальто. Но по мере того как самолет поднимался, он остывал и дышать становилось легче.

С Хабаниа мы пошли прямо на запад. Потом летели над Сирийской пустыней. Казалось, все тут мертво. Куда ни взглянешь, песок, только песок! Пересекли Трансиорданию, Палестину, потом показалось Мертвое море. Оно действительно мертвое: тихое, совершенно гладкое, как будто сковано льдом; вода серо-молочного цвета.

Мы летели над Суэцким каналом. По обе его стороны пролегли асфальтовые трассы; много зелени, расположенной причудливыми квадратиками. По каналу двигалось множество судов.

Быстро наступил вечер. Перед нами сверкнул огнями огромный город. Это был Каир. Самолет приземлился, и нас встретили представители английского посольства. В таможне аэродрома шла тщательная проверка паспортов. Со времени вылета из Москвы на наши паспорта лег пятый по счету штемпель.

Нас разместили в отеле "Мен-хауз". Утомленные перелетом и зноем, мы заснули как убитые.

Утром, сразу же после завтрака, И. М. Майский отправился во дворец короля, а я пошел осматривать город.

Яркое и горячее солнце уже высоко стояло в сине-голубом, каком-то совершенно бездонном небе. Ни облачка, ни тени! На улицах города жизнь уже кипела пестрой и мутной волной. Английские солдаты и египтяне в белых балахонах до пят, американские "паккарды" и крошечные, тяжело нагруженные ослики, шикарно одетые европейские дамы и полуголые ребятишки темнокожие, крикливые, с перемазанными лицами, – все это как-то странно и непонятно перемешалось.

Мои познания о Египте того времени были невелики.

Я знал, что страной правит реакционнейший король Фарук, который заигрывал с Гитлером и Муссолини. Но на дворе стоял сорок третий год. Позади были Сталинград и Курская битва. И египетская сторона пожелала установить дипломатические отношения с Советским Союзом. Воспользовавшись своим пребыванием в Каире, И. М. Майский намеревался встретиться с главой правительства Египта Наххас-пашой.

Вернувшись из дворца короля, Майский сообщил мне, что все государственные деятели уехали в свои летние резиденции на берегу моря. Наххас-паша находился в Александрии.

– Придется лететь туда, – сказал Майский. – Ну как, Николай Михайлович, составите мне компанию?

Я заколебался. Но Майский продолжал уговаривать, нажимая главным образом на мои "морские струны".

– В Александрии только что построен новый порт: вам его будет полезно посмотреть.

После такого довода я согласился. Майский куда-то позвонил, и в наше распоряжение был предоставлен самолет.

В Александрии нас встретили с исключительным гостеприимством. И дело было, конечно, не в наших персонах.

Весть о блестящей победе советских войск под Курском, Орлом и Белгородом опередила нас. Английские моряки говорили об этом величайшем сражении, не скрывая своего восхищения. Эль-Аламейн был перед Курской битвой бледной тенью. При всей национальной чувствительности, англичане говорили об этом вслух.

Александрийский порт поражал прежде всего размерами акватории. Цепочка невысоких холмов опоясывала линию берега, изогнувшуюся дугой на многие десятки километров. Англичане (разумеется, руками египтян) построили действительно прекрасные причалы и пирсы, склады и систему оборонительных сооружений. На рейде дремали суда с флагами многих стран мира.

В сопровождении английских морских офицеров я отправился осматривать порт и бухту. Строительство порта обошлось союзникам довольно дорого. Проектировщики, видимо, допустили какой-то просчет, поскольку сооружения все время заносило песком, и это причиняло эксплуатационникам массу хлопот.

Во время осмотра бухты к нам подошел катер. Молодой офицер-англичанин, красивый и стройный, убедившись, что перед ним советский адмирал, сообщил: командующий Средиземноморским флотом его величества адмирал Каннингхэм просит пожаловать на обед. Не знаю, каким образом командующий узнал о том, что я нахожусь в его водах, во всяком случае, отказываться не принято. Тем более что мне было любопытно познакомиться с этим человеком. После того как под его командованием в районе Сицилии был разгромлен итальянский флот, в Англии имя адмирала Каннингхэма попало на первые полосы газет.

В этом бою адмирал принял смелое решение: поскольку командующий итальянской эскадрой старался уйти от боя, Каннингхэму необходимо было настичь его и войти с ним в огневое соприкосновение. Но из-за крупной волны эсминцы английской эскадры не могли развить высокую скорость. Тогда Каннингхэм послал крейсера и линейные корабли вперед, и они разгромили итальянскую эскадру.

Разумеется, Каннингхэм шел на риск, оставив крупные корабли без прикрытия эсминцев. Итальянцам ничего не стоило бы их потопить. Но победителей, как говорят, не судят.

Вероятно, это был талантливый флотоводец: осенью 1943 года он станет первым морским лордом.

Каннингхэм находился на борту флагманского корабля. Мы обменялись рукопожатиями, и адмирал пригласил меня в каюту. Держался он с большим достоинством. За обедом не скупился на комплименты в адрес нашей армии и флота. Офицеры вторили своему командующему. После обеда мы остались одни.

– Я читал о вашей победе над итальянским флотом, – сказал я адмиралу. Вы приняли смелое и, я бы сказал, рискованное решение. А если бы противник бросил свои эсминцы на ваши тяжелые корабли?

Каннингхэм тонко усмехнулся.

– Как моряк и адмирал, вы правильно назвали это решение смелым. Но, если хотите знать, оно было не только смелым, но и тщательно продуманным. Дело в том, что до войны я целых семь лет был военно-морским атташе в Италии. С командующим итальянским флотом я был знаком лично. Можно сказать, мы выпили с ним не одип ящик виски и шерри-бренди. Я достаточно хорошо изучил характер этого адмирала. По натуре он человек нерешительный. Посылая тяжелые корабли вдогонку за его эскадрой, я был уверен, что мой давний знакомый не решится оставить свои корабли без прикрытия.

Я подумал: в чем, в чем, а в уменье разбираться в людях, в искусстве использовать слабости противника в СВОРХ интересах англичанам не откажешь!

Мы тепло попрощались с адмиралом.

В Каире мы пересели на "Либерейтор" английских ВВС. Самолет взял курс на Гибралтар. Летели на высоте 3,5 тысячи метров. Машина свернула вправо и пошла над Средиземным морем. Нас начало болтать. Вскоре показался берег Испании и Гибралтарский пролив, над которым высилась знаменитая скала. Самолет обошел ее, сделал круг и совершил посадку. Вещи мы оставили в самолете и на трех автомашинах поехали по приглашению к губернатору крепости Гибралтар. Каково же было мое удивление, когда в этой крепости, можно сказать на краю света, я встретил моего давнего московского знакомого – генерала Макфарлана, который в трудный сорок первый возглавлял английскую военную миссию. Естественно, начались воспоминания и взаимные расспросы о военных новостях.