Текст книги "Лубянка. Подвиги и трагедии"

Автор книги: Николай Лузан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Но Миллер остался верен генеральской чести. Он был жив и в то же время перестал существовать. В Париже его считали погибшим, а в советской тюрьме узника с такой фамилией не существовало. В камере № 110 содержался заключенный Иванов Петр Васильевич. Кто на самом деле ее занимал, знали всего несколько человек: сам нарком, следователь Власов, начальник тюрьмы Миронов и ее комендант Блохин.

Оперативная разработка генерала продолжалась, но так и не дала результатов. Не изменил он своих показаний и после допроса у наркома Ежова, который состоялся 27 декабря 1937 года. В них по‑прежнему содержались общие сведения о деятельности РОВС, и без того хорошо известные в НКВД, отсутствовали имена и фамилии агентов и курьеров, ни одним словом не упоминалось о проведенных и планируемых организацией повстанческих, диверсионных акциях в СССР и против его представительств за рубежом. Однако ему позволили жить: в том политическом пасьянсе, что раскладывался в Кремле, фигура генерала Миллера еще что‑то значила.

Так продолжалось до мая 1939 года. К тому времени на карте Европы произошли стремительные изменения. При молчаливом согласии руководителей Франции и Великобритании 12 марта 1938 года состоялся аншлюс Германией Австрии. Операция «Отто», тщательно готовившаяся в недрах вермахта, в течение суток была завершена. Затем наступил черед Чехословакии. В результате так называемого мюнхенского сговора лидеров Великобритании, Франции и Германии она, оставшись один на один с вооруженной до зубов фашистской армией, 30 сентября 1938 года капитулировала. Призывы руководства СССР к правительству Франции выполнить союзнические обязательства и совместно защитить Чехословакию остались без ответа.

В той сложной обстановке, где каждая сторона – Великобритания, Франция и Германия – вела свою игру, Сталин вынужден был маневрировать, чтобы выиграть время перед неизбежной войной. Капитуляции Австрии и Чехословакии показали ему, что рассчитывать на Париж и Лондон в обуздании Гитлера не приходится, поэтому в начале мая 1939 года между Берлином и Москвой начались интенсивные переговоры. В этой новой игре фигура генерала Миллера становилась лишней.

11 мая 1939 года нарком НКВД Берия подписал предписание: «Предлагаю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося в камере № 110, коменданту НКВД СССР т. Блохину». Последним документом, который подвел черту под земной жизнью генерала, стал акт, в котором было всего несколько скупых строчек:

«Приговор в отношении сего Иванова, осужденного Военной коллегией Верхсуда СССР, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут, и в 23 часа 30 минут сожжен в крематории в присутствии: Комендант НКВД Блохин.

Начальник внутр. тюрьмы ГУГБ НКВД Миронов».

Не менее трагично сложилась судьба тех, кто многие годы находился рядом с генералом. После бегства из Парижа Скоблин перебрался в Испанию и там при невыясненных обстоятельствах погиб. Его жена, известная русская певица Н. Плевицкая, была арестована французской полицией как соучастница похищения генерала Миллера и в декабре 1937 года осуждена к 20 годам каторжных работ. Скончалась она в тюрьме за несколько месяцев до освобождения Франции от фашистов.

Незадолго до войны советской разведкой была осуществлена еще одна операция, связанная с ликвидацией заклятого врага Сталина – Троцкого. Решение на ее проведение, как и в случаях с Кутеповым, Миллером и Коновальцем, принималось на самом верху.

В начале марта 1939 года П. Судоплатов, на этот раз с новым наркомом, отправился в Кремль на встречу со Сталиным. Как позже вспоминал Павел Анатольевич[31]31
   Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. C. 103–105.


[Закрыть], началась она с доклада Берии, который сообщил о результатах чистки разведки:

«– По указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД (к этому времени руководители советской разведки Пассов и Шпигельглаз уже были расстреляны. – Прим. авт.) и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство.

Затем Берия предложил Сталину:

– Мы выносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД.

Сталин ничего не сказал, и после паузы Берия перешел к изложению задач разведки в новых условиях обстановки. Они, по его мнению, должны быть скорректированны, а именно:

– Ее основной задачей должна стать не борьба с эмиграцией, а подготовка резидентур к войне в Европе и на Дальнем Востоке. И здесь важная роль должна принадлежать агентам влияния, то есть людям из деловых и правительственных кругов Запада и Японии, которые придерживаются либеральных взглядов, имеют выходы на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения наших целей во внешней политике…»

Надо отдать должное дальновидности Берии. Как показало время, именно агенты влияния, будь то советские, американские или другие, изменяли не только политический вектор тех или иных стран, но и существующие там режимы. Не без их участия в конце 1980 – начале 1990‑х годов произошло крушение советского блока в Восточной Европе, а затем и падение партийной номенклатуры в СССР.

При этом Берия посетовал на то, что Троцкий и его сторонники сильно мутят воду среди деятелей либерального толка, и предложил «нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом. А ответственным за проведение этих операций назначить Судоплатова». И здесь, как вспоминал Павел Анатольевич, слово взял Сталин. Он, в частности, заявил:

«В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена. Устранение Троцкого в 1937 году поручалось Шпигельглазу, однако тот провалил это важное правительственное задание».

Затем, чтобы у Павла Анатольевича не возникало сомнений на сей счет, категорично потребовал:

«Троцкий, или, как вы его именуете в ваших документах, Старик, должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению в случае нападения империалистов на Советский Союз».

С того дня Павел Анатольевич приступил к выполнению очередного задания Сталина. Ему предстояло решить две сверхзадачи. Одна из них имела политический характер и состояла в том, чтобы после ликвидации Троцкого не вызвать тени подозрений в причастности к данной акции советской разведки. Но прежде чем ее выполнить, ему предстояло решить другую, не менее сложную задачу – добраться до логова Троцкого.

После бегства на Запад советского резидента В. Кривицкого и встречи в ноябре 1937 года в Париже с сыном Троцкого Л. Седовым, тот узнал о ведущейся на него охоте агентов‑боевиков Шпигельглаза. Позже его слова подтвердил и другой перебежчик, бывший советский резидент в Испании Л. Фельдбин (А. Орлов). В феврале 1939 года он направил письмо Троцкому, в котором предупреждал о готовящемся на него покушении агентов НКВД: «Лев Давидович, будьте на страже, не доверяйте ни одному мужчине или женщине, которых провокатор может прислать или рекомендовать».

После таких предупреждений вилла Троцкого в пригороде Мехико, Койоакане, на Авенида Вьена, стала напоминать неприступную крепость. Круглосуточно ее охраняли десять полицейских, помимо них во внутренних помещениях дежурили телохранители из числа троцкистов. По внешнему периметру было оборудовано несколько огневых точек, а поверх трехметрового каменного забора тянулась проволока, находившаяся под напряжением.

В сложившейся ситуации Павел Анатольевич, казалось, был заведомо обречен на неудачу, но судьба распорядилась иначе. В тот трудный момент она свела вместе двух выдающихся мастеров своего дела. Из всех возможных кандидатур на должность заместителя руководителя оперативно‑боевой группы он выбрал Эйтингона. В его пользу говорили ряд успешно проведенных в Испании разведывательно‑диверсионных операций, наличие на связи надежных агентов, в том числе среди троцкистов, а также личные симпатии. Именно Эйтингон в мае 1938 года, после выполнения Павлом Анатольевичем задания в отношении Коновальца, осуществлял его вывод в Советский Союз.

Но не только выдающиеся организаторские способности Эйтингона привлекли внимание Судоплатова. Сам не раз смотревший смерти в глаза, он знал не понаслышке, что испытывают те, кому предстоит нажимать на спусковой крючок пистолета или кнопку взрывного устройства. Только вера в правоту своего дела и тех, кто в течение долгих месяцев готовил тебя к операции, дают силы, чтобы преодолеть страх перед собственной смертью. Эйтингон не раз ходил рядом с нею, и ему можно было верить! Кроме того, за ним закрепилась слава «везунчика», а удача Павлу Анатольевичу ох как была нужна. В своем выборе Судоплатов не ошибся. Последующие годы подтвердили это, они стали не только единомышленниками, но и друзьями. Участие в операции положило начало крепкой мужской дружбе, которой они оставались верны как в минуты славы, так и в часы испытаний, когда им пришлось испить до дна горькую чашу черной неблагодарности партийных вождей.

Предложение Судоплатова о назначении Эйтингона своим заместителем Берия безоговорочно утвердил. Теперь уже вместе они принялись за планирование операции и подбор ее участников. По предложению Эйтингона, ей присвоили кодовое название «Утка» – в том смысле, что после ликвидации Троцкого должны полететь информационные «утки», которые сбили бы контрразведку и полицию с советского следа. При разработке самого плана акции они учли печальный опыт Шпигельглаза и наряду с основным вариантом действий предусмотрели резервный.

Согласного основному варианту группе агентов‑боевиков, получившей условное наименование «Конь», предстояло штурмом взять виллу Троцкого и затем уничтожить его. В ее состав вошли бывшие бойцы интербригад: испанцы, мексиканцы, бразильцы, имевшие за своей спиной опыт диверсионных и террористических операций, полученный во время войны в Испании. Возглавил эту группу известный мексиканский художник и коммунист Д. Сикейрос.

Резервный план был намного сложнее основного, а сама оперативная комбинация носила многоходовой характер. На первом ее этапе предусматривалось агентурное проникновение в ближайшее окружение Троцкого, затем выход на прямой контакт с ним и в последующем, при благоприятно складывающейся ситуации, его ликвидация. Вторая группа, условно называвшаяся «Мать», была значительно меньше по составу. Ключевая роль в ней отводилась тому самому лейтенанту Рамону Меркадеру, с которым Павел Анатольевич мимолетно встречался в Испании в 1938 году, когда возвращался на Родину после выполнения задания по Коновальцу. Ему предстояло в одиночку уничтожить Троцкого.

Выбор кандидатуры Р. Меркадера был не случаен. Рамона и его мать Каридад происходившую из знатной испанской семьи, но порвавшую с ней и посвятившую себя революции, Эйтингон знал давно и очень хорошо. Под ее влиянием сын также стал профессиональным революционером. Вместе они храбро сражались в Испании, там познакомились с Эйтингоном и вскоре стали выполнять его задания в интересах советской разведки. Кроме того, твердые коммунистические убеждения, опыт боевых операций и ненависть к троцкистам, которые сделали немало, для того чтобы в войне в Испании победили фалангисты, а также внешние данные Рамона убедили Судоплатова и Берию в том, что именно он способен довести до конца задуманную ими операцию.

В июне 1939 года Судоплатов с Эйтингоном выехали в Париж и там поочередно встретились с участниками групп «Конь» и «Мать». Результаты бесед с ними убедили Павла Анатольевича в правильности выбора своего заместителя, и операция «Утка» перешла в практическую стадию. В сентябре первая группа перебралась поближе к Троцкому, в Мексику. Вслед за ней отправился и Эйтингон, позже к нему присоединился опытный разведчик‑нелегал И. Григулевич.

К тому времени Меркадер, по легенде Жак Морнар, сын бельгийского дипломата, во время работы в Париже 4‑го Интернационала, объединявшего сторонников Троцкого, познакомился с убежденными троцкистсками, сестрами Агелофф. Одна из них, Сильвия, входившая в ближний круг Троцкого и иногда исполнявшая обязанности секретаря, обратила внимание на симпатичного молодого человека. Между ними быстро вспыхнул роман, но вскоре Сильвия вынуждена была по делам отправиться в Нью‑Йорк. Разлука продолжалась недолго, в феврале к ней приехал уже не Жак, а канадец Фрэнк Джексон. Объяснение Меркадера, что он вынужден был сменить имя и паспорт, чтобы избежать призыва в армию, Сильвию вполне удовлетворило.

И пока Рамон старательно играл перед ней роль влюбленного, группа «Конь» вплотную подобралась к вилле Троцкого. К середине мая 1940 года Эйтингону и Сикейросу стали известны система ее охраны, порядок смен постов и расположение комнат, а Григулевич сумел сблизиться и наладить дружеские отношения с одним из охранников – Ш. Хартом. Раннее утро 23 мая 1940 года стало последним в жизни Харта.

Григулевич неспешным шагом подошел к воротам виллы и постучал. Харт выглянул в прорезь и, узнав приятеля, в нарушение инструкции приоткрыл створку, тем самым подписав себе смертный приговор. Находившиеся в засаде боевики, переодетые в форму полицейских, ринулись на штурм виллы. Их натиск оказался столь стремителен, что охрана не сумела оказать серьезного сопротивления, но результат атаки оказался нулевым. Боевики Сикейроса обрушили шквал огня на комнату, где заперся Троцкий с женой и внуком, но они остались живы. Мексиканская полиция сработала на удивление быстро: по горячим следам вышла на Сикейроса и арестовала.

После неудавшегося покушения в прессе поднялась невероятная шумиха, попортившая немало крови советскому руководству. Троцкий, опираясь на свои связи и финансовые ресурсы американского медиамагната Херста, раструбил на весь мир об очередном преступлении «Каина‑Сталина».

Павел Анатольевич в те дни находился в Москве и, видимо, уже не надеялся на благополучный для себя исход, когда вместе с Берией отправился на встречу со Сталиным. По его воспоминаниям, тот встретил их на удивление спокойно и, несмотря на неудачу, не стал распекать и подтвердил неизменность своего решения.

«– Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет бросать деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом, – заявил Сталин и затем потребовал: – Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса, и пошлите телеграмму Эйтингону с выражением нашего полного доверия»[32]32
   Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. C. 119.


[Закрыть].

Теперь все надежды Павла Анатольевича и Эйтингона были связаны с Меркадером. А тот медленно и уверенно приближался к намеченной цели. Еще до неудачного покушения он уговорил Сильвию перебраться в Мехико, где у него были неотложные дела в экспортно‑импортной конторе, на самом деле служившей прикрытием для выполнения задания. И она, движимая глубокими чувствами к будущему жениху, оставила Нью‑Йорк, вместе с ним отправилась в Мексику и там поспешила на встречу со своим духовным гуру. Троцкий радушно принял ее и попросил взять на себя исполнение секретарских обязанностей. С того дня в его доме все чаще стала звучать фамилия жениха Сильвии. К элегантному, вежливому господину, проявлявшему трогательную заботу о своей невесте, вскоре привыкла и охрана. С завидной регулярностью, утром и вечером, он подвозил и забирал ее после работы на вилле.

Советская разведка сделала еще один важный шаг к своей цели. Время шло, и здесь удачный случай открыл перед Меркадером дверь в дом‑крепость. Произошло это в марте 1940 года. Проживавший на вилле близкий друг Троцкого А. Росмер внезапно заболел, и Рамон, вовремя оказавшийся под рукой, отвез его в больницу. После выздоровления он привозил ему лекарства и еще несколько раз поднимался в дом.

28 мая 1940 года, на пятый день после неудачного покушения на Троцкого боевиков Сикейроса, Меркадер впервые встретился с ним. Скромный, хорошо воспитанный и далекий от политики молодой человек произвел на хозяина и Росмеров положительное впечатление. В те минуты Троцкий, видимо, забывший о предупреждении Орлова, что его убийца может предстать перед ним в лице молодого мужчины или женщины, отнесся доброжелательно к жениху своей секретарши.

По приглашению Троцкого и его супруги 29 июля Меркадер и Сильвия приехали на чай. В ходе завязавшегося разговора Рамон, умело играя отведенную ему роль, исподволь подталкивал Троцкого к политической дискуссии. Закончилась она очередной победой, Троцкому удалось пробудить у аполитичного бизнесмена интерес к своим взглядам. Меркадер пообещал не только поддержать движение материально, но и попытаться выступить в его защиту с публикациями в прессе.

17 августа он снова приехал к Троцкому, чтобы показать набросок будущей статьи, в которой пробовал себя как журналист троцкистских взглядов. Тот прочитал, высказал свои замечания, и Меркадер отправился править статью.

Эйтингон мог быть доволен: генеральная репетиция прошла успешно. Теперь у Рамона был убедительный предлог, чтобы в любое время пройти на виллу и встретиться с Троцким. С того часа операция «Утка» перешла в решающую стадию. Собравшись на конспиративной квартире, Эйтингон, Рамон и его мать Каридад еще раз просчитали каждый свой шаг и убедились в том, что на этот раз план должен сработать.

День 20 августа на вилле мало чем отличался от предыдущих. Утром Троцкий поработал в своем кабинете над рукописью, затем пообедал, а после того как на дворе спала жара, спустился в сад. В это время у ворот появился Меркадер с переработанным вариантом статьи. Охрана, которая даже предположить не могла, что под плащом гостя спрятаны пистолет, кинжал и ледоруб, не стала обыскивать и пропустила его во двор. Ничего не подозревавший Троцкий, кормивший в это время кроликов, прервал свое занятие и вместе с Рамоном поднялся в кабинет.

Теперь они были одни, охрана осталась за дверью. Троцкий присел за стол и склонился над листом бумаги. Меркадер собрался с духом, вытащил из‑под плаща ледоруб. Удар пришелся вскользь, и страшный крик поднял на ноги телохранителей. Через мгновение они ворвалась в кабинет. Рамон не смог воспользоваться пистолетом, его сбили с ног и скрутили.

Что пережила в те роковые минуты мать, ожидавшая сына вместе с Эйтингоном и бойцами из группы прикрытия в какой‑то сотне метров от виллы, известно лишь ей одной. Год назад, давая согласие Эйтингону на участие Рамона в операции, она, как опытная разведчица, в полной мере осознавала всю степень риска. Но что значила для нее, Меркадера, Сикейроса, Эйтингона, Судоплатова и сотен других разведчиков собственная жизнь? Видимо, немного, когда на чашу весов ложились политические убеждения, будущее счастье миллионов людей, а впереди стояли великие цели – освобождение человечества от материального и духовного рабства.

Удача на этот раз изменила Каридад и ее сыну. Вилла Троцкого ощетинилась десятками ружейных стволов, а подоспевшее на помощь подкрепление перекрыло все подходы. Идти на штурм, чтобы освободить Рамона, было чистым безумием, и разведчики отступили. Лишь через несколько дней из сообщений прессы они и Москва узнали о смерти Троцкого и аресте его убийцы – Ф. Джексона.

Очередное задание Сталина было выполнено. Спустя год, в июне 1941 года, закрытым указом Президиума Верховного совета СССР К. Меркадер и Н. Эйтингон были награждены орденом Ленина, П. Судоплатов – орденом Красного Знамени, И. Григулевич – орденом Красной Звезды.

Но для Каридад сын, конечно, был важнее награды. Прежде всего, она являлась не разведчицей, а матерью и потому начала отчаянную и изнурительную борьбу за Рамона. Она просила, а затем начала требовать от руководства советской разведки и Берии конкретных действий по его освобождению. И они делали все, что было в их силах, но, несмотря на значительные денежные средства и помощь лучших адвокатов, Р. Меркадера так и не удалось освободить. Потерпела неудачу и попытка оперативно‑боевой группы НКВД организовать его побег из тюрьмы. Сам Рамон не отчаивался и продолжал стойко держаться. Пытки, издевательства уголовников, которых натравливали троцкисты, не сломили его волю. Как ни старались следователи, но так и не смогли добиться от него признания в связях с советской разведкой. Меркадер твердо стоял на своем, что убил Троцкого по личным мотивам, из чувства ревности.

Мексиканской контрразведке и полиции, несмотря на все усилия, так и не удалось установить истинные мотивы убийства и личность самого убийцы. Тот продолжал утверждать, что является Фрэнком Джексоном, и только в 1946 году, после бегства из СССР на Запад одного из членов испанской компартии, стала известна его подлинная фамилия. И даже после этого Рамон продолжал отрицать свою причастность к советской разведке. Борьба продолжалась, но со смертью Сталина, а затем арестом и расстрелом Берии, новые хозяева в Кремле потеряли интерес к этому делу.

Прошло еще семь долгих лет, и только 20 августа 1960 года Р. Меркадер, отсидев весь срок в мексиканской тюрьме, наконец, вышел на свободу. Правительство Чехословакии предоставило ему политическое убежище. Новые советские вожди предпочитали не пятнать свою репутацию прошлыми кровавыми делами и потому поручили Рамона чешским друзьям. В Праге он так и не появился, а через Кубу нелегально прибыл в СССР.

Что подумал Рамон, когда сошел с трапа самолета? Каковы были его первые впечатления о стране Советов? Одно можно с уверенностью сказать – это был уже не тот мир, мыслями о котором он жил все годы, пока находился в мексиканской тюрьме. В нем уже не было Сталина, Берии и романтиков‑революционеров, а идеи социализма, за которые они с матерью так самоотверженно боролись, заметно потускнели. По приезде в Москву его ждала самая высокая награда – Звезда Героя Советского Союза. Ее вручил председатель КГБ СССР В. Семичастный.

В разведку Р. Меркадер больше не вернулся и занялся рутинным делом: работал старшим научным сотрудником в Институте марксизма‑ленинизма. По советским меркам он был обеспечен всем, о чем только мог мечтать обыватель: четырехкомнатной квартирой, госдачей и персональной пенсией, не уступавшей генеральской. Но что они значили для человека, в свое время отказавшегося от богатства? Вероятно, ровным счетом ничего. Рамон задыхался в советском бюрократическом социализме и рвался на Кубу, где пламенный Ф. Кастро предпринимал отчаянные попытки сохранить дух революции.

В 1973 году ему разрешили уехать в Гавану в качестве советника команданте. А спустя три года Меркадер, один из последних и трагических героев своего бурного и противоречивого времени, ушел из жизни. Он до конца оставался революционером, трагизм положения которого как нельзя точно передают слова, однажды сказанные им П. Судоплатову: «Если бы пришлось заново пережить сороковые годы, я сделал бы все, что сделал, но только не в сегодняшнем мире. Никому не дано выбирать время, в котором живешь»[33]33
   Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. C. 125.


[Закрыть]. Похоронили Героя Советского Союза Рамона Меркадера, как и принято у разведчиков, скромно и тихо на Кунцевском кладбище под именем Рамона Ивановича Лопеса.

Он выполнил задание вождя: его главного и непримиримого врага, Троцкого, не стало. К концу 1940 года на политическом поле Советского Союза несокрушимой глыбой высился только он один – «великий, мудрый и непогрешимый товарищ Сталин». Зарубежные противники – полуразложившийся РОВС и раздираемая противоречиями ОУН – еще продолжали покусывать и постреливать из‑за угла, но их укусы и выстрелы не были смертельно опасны. Что касается внутренней оппозиции, то ее остатки под присмотром армии надзирателей постепенно превращались в «лагерную пыль».

После победы в Великой Отечественной войне казалось, что социализм Сталина восторжествует не только в Восточной Европе, Азии, но и в самой цитадели империализма – США. В 1959 году у всесильной Америки прямо под боком завелась революционная Куба. Но прошло всего 46 лет с того дня, когда над Кремлем громовыми раскатами прозвучали победные салюты, и в августе 1991 года гигантская советская империя рухнула.

Столь стремительное крушение было полной неожиданностью не только для большинства граждан Советского Союза, но и для тех на Западе, кто спал и видел себя хозяином ее несметных богатств. Винить в этом одни только иностранные спецслужбы, хотя и они приложили к этому свою руку, глупо и наивно. И тем не менее их радиоголоса: «Голос Америки», «Свобода», «Свободная Европа» – сделали гораздо больше, чем все, вместе взятые, разоблаченные НКВД – МГБ – КГБ шпионы. Изо дня в день методично и тонко они промывали мозги советскому обывателю, замордованному постоянным стоянием в бесконечных очередях и уставшему ждать обещанных очередным советским вождем молочных рек с кисельными берегами.

Спустя 74 года после своего образования и через 38 лет после смерти Сталина советская власть сгнила на корню. В конце 1980‑х годов правящая партийная номенклатура уже не имела ничего общего с теми «кремлевскими мечтателями», которые, движимые благими намерениями, пытались на развалинах Российской империи построить земной рай. Но именно тогда, в далеком 1917 году, ими были заложены мины замедленного действия под фундамент здания социализма.

Большевистские вожди, в большинстве своем бывшие арестанты и ссыльные, как всякая новая власть, став у государственного руля, поспешили обнародовать злоупотребления старой и тут же принялись совершать свои. Закон подменили политической целесообразностью. Голодные обмороки наркомов, убийство председателя Петроградской ЧК Урицкого и покушение на Ленина породили в качестве временной меры социальной защиты спецохрану и спецпайки для членов Совета народных комиссаров. О своих привилегиях вожди революции открыто не объявили и продолжали твердить народу о всеобщем братстве, равенстве, начав при этом жить «спецжизнью». А в это время страна под оглушительный гром партийных фанфар, возвещавших народу об очередной победе социализма, стремительно погружалась в одну огромную лагерную зону.

Со смертью Сталина в марте 1953 года были отменены 58‑я и другие «мокрые» статьи, упразднены «особые совещания» и ликвидированы наводившие на всех ужас суды так называемых «троек». С того дня закончилось всевластие органов государственной безопасности над партией. Теперь без согласования с секретарями ЦК им запрещалось вести оперативную разработку правящей номенклатуры. Но, обезопасив себя и партийный аппарат от политической охранки, Первый секретарь ЦК КПСС Н. Хрущев одновременно утратил единственное средство контроля над ним и тем самым заложил еще одну мину замедленного действия под фундамент сталинского социализма. История показала, что диктатура партии или вождя существует до тех пор, пока сохраняется всесилие политической полиции.

К октябрю 1964 года власть Коммунистической партии трансформировалась во власть ее гигантского аппарата. Окрепнув и осознав свою силу, этот идеологизированный административный монстр, исподволь поглядывавший на жизнь подобных чиновников на Западе, далеко не из преданности идеалам марксизма‑ленинизма, а из‑за угрозы потери своих привилегий сместил Хрущева с должности. На этот раз обошлось без шумных разоблачительных процессов и расстрелов, договорились тихо и мирно. Товарищи по партии приняли запоздалое покаяние Хрущева в возрождении культа личности (как говорится, кого черт не путал) и по «состоянию здоровья» отправили в отставку, под присмотр КГБ, растить так милую его сердцу кукурузу.

Новый Генсек ЦК КПСС Л. Брежнев в течение нескольких лет пытался навести глянец на изрядно потускневший облик социализма, но вскоре утомился и, грубо говоря, «лег на должность». Наступил золотой век застоя. Новая общность людей – советский народ – пока еще с энтузиазмом продолжала строить развитой социализм. Сотни тысяч романтиков в дремучей сибирской тайге возводили БАМ – эту магистральную дорогу в коммунизм, а в Кремле дряхлеющий генсек едва успевал принимать одну награду за другой. И хотя от них за версту веяло «липой», тем не менее этот запах все сильнее кружил ему голову. И чем тяжелее становился «иконостас» на груди Брежнева, тем скуднее выглядели прилавки магазинов. Магическое слово «дефицит» стало главным лозунгом эпохи застоя. И вот тогда наиболее циничная и дальновидная часть партийной номенклатуры принялась не покладая рук закладывать фундамент своего будущего благополучия.

Приписки и искажения плановой отчетности, захлестнувшие страну в начале 1980‑х годов, фактически ознаменовали окончательное установление экономического союза между партийными аппаратчиками и дельцами теневого бизнеса. Приход к власти в 1985 году генсека М. Горбачева, верного старому партийному принципу – «сдай ближнего и все вали на нижнего», подтолкнул предусмотрительных номенклатурщиков и теневиков к решительным действиям.

Сначала в самых радужных красках народу обрисовали завораживающую картину «социализма с человеческим лицом», а потом, как быка на бойне, грохнули по сознанию звериным обликом сталинизма и породили в умах великую смуту. Вслед за этим, словно по команде, на телевидении и в прессе стали тиражироваться «архангельские мужички» и «сибирские строители», которые своим «освобожденным трудом» кормили не только себя, но и охотно еще «семь генералов».

Лед тронулся, и страна приготовилась к очередному чуду – в 2–3 года решить свои проблемы за счет «архангельских мужичков». Где они сейчас и кто о них теперь вспомнит? Послужив хорошей ширмой, они канули в никуда. На смену им пришли уверенные в себе и своем будущем нахальные рыжие молодцы, исподволь внушавшие с экранов телевизоров окончательно потерявшим голову гражданам старый большевистский лозунг о том, что стоит только поделить наследие проклятого тоталитаризма, и жизнь тут же засверкает всеми красками западной рекламы.

Август 1991 года стал последним действом, когда партийно‑комсомольская номенклатура и крепко ставшие на ноги нувориши руками наивных «победителей» убрали бездарную, прогнившую насквозь и даже не способную защитить себя верхушку КПСС. В их лице они смели последние атрибуты так называемого социализма с человеческим лицом. Затем, предоставив возможность доморощенным демократам политически и морально добивать оставшихся коммунистических ортодоксов, прорабы перестройки, засучив рукава, занялись настоящим делом – принялись отнимать и делить общенародную собственность. Так на развалинах развитого социализма возникло незримое, но фактически существовавшее мафиозное государство. Государство, в котором неограниченный произвол чиновников и нормы «зоны» олицетворяли собой закон, а расстрельные команды киллеров выступали его исполнителями.