Текст книги "111 баек для журналистов"
Автор книги: Николай Волковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
№ 40. Байка «Афиши московского генерал-губернатора»
Прошло 200 лет после Отечественной войны 1812 года, но редкий исследователь истории журналистики этого периода не вспоминает так называемые ростопчинские афиши. Сразу по окончании войны листовки московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина вызвали неподдельный интерес в России и за рубежом, о них много и по-разному писали вплоть до 1917 года и называли однозначно «пресловутыми» в советское время.
Мораль. В заслугу Ростопчину как губернатору, прежде всего, следует поставить осознание необходимости информировать население о военных событиях, что было присуще не всем высокопоставленным российским чиновникам в 1812 году.
Комментарий. Московский главнокомандующий извещал население о военных действиях особыми листами, которые именовали «афишками», так как их разносили по домам наподобие театральных афиш. Так Ростопчин влиял на умы горожан и держал их в курсе событий, устраняя нелепые и часто опасные слухи, коим население склонно верить в военное время. Народ призывали сражаться, не щадя жизни, чтобы «государю угодить»; уговаривали его «иметь послушание, усердие и веру к словам начальников». «Афишки» выходили с обращением к солдату и ополченцу, жителю Москвы. Некоторые исследователи говорят, что они отличались грубым подражанием языку простонародья, были пронизаны безудержным национализмом и шовинизмом. Для таких характеристик есть веские основания. Но следует заметить, что аналогичные пропагандистские издания в Европе утвердились гораздо раньше, чем в России. Совершенствуя образование за границей, Ростопчин наверняка познакомился с этой практикой и, видимо, решил использовать ее для издания своих листовок. Сам Федор Васильевич в сочинении «Московские небылицы в лицах», изданном в 1813 году, так объясняет особенности афиш: «…Известные листы (афиши) к жителям столицы более были излагаемы такой речью, которая употребительнее в простом народе. С ним-то и надо было говорить, его-то и надо было заставить слушать, чтобы не предавался ни собственным умствованиям, ни посторонним каким-либо уродливым внушениям…»
Таким образом, выпуская свои «афишки», граф Ростопчин действовал с конкретной целью – «благоразумно обуздать чернь» в ее проявлениях скорби при виде того, как враг продвигается к столице, а наши войска отступают. Нужно было не дать народу впасть в отчаяние; последнее грозило большой бедой. Чтобы достичь поставленной цели, Федор Васильевич учитывал психологию простого народа, за что современники и потомки обвинили его в притворстве, подражании языку и предрассудкам народа. Н. В. Барсук, изучавший ростопчинские афиши перед Первой мировой войной, отмечал, что если такого притворства и подделывания власти не следует допускать в мирное время, когда она должна стараться возвышать народ до себя, а не опускаться до его предубеждений, то в неспокойное время, каким был 1812 год, было поздно заниматься воспитанием. Мудрая политика состояла в том, чтобы, воспользовавшись предрассудками, ввести их в надлежащее русло, не дать выйти из границ, направить к единственно важной тогда цели – спасению Отечества.
Первая ростопчинская «афишка» – лубочная картинка с текстом – увидела свет 1 июля 1812 года. Конечно, слова выпившего Карнюшки Чихирина, от имени которого ведется повествование, могут покоробить современного интеллигентного человека своей хвастливостью и шаржем. Но возбужденному близкой опасностью московскому простонародью они такими не казались. Конечно, угрозы Чихирина в адрес наполеоновских солдат выглядят смешно: «Как! К нам? Милости просим, хоть на святки, хоть и на масленицу; да и тут жгутами девки так припопонят, что спина вздуется горой… Полно тебе фиглярить: ведь содцаты-та твои карлики!» Но в то время простой народ не столько рассуждал, сколько чувствовал и видел в этой карикатуре истину.
Германский исследователь Шницлер считает ростопчинские афиши вполне уместными для своего времени, а в прибаутках московского главнокомандующего, которыми полны его обращения к населению, видит необходимую приправу, делавшую афиши популярными.
Об умении Ростопчина влиять на народ восторженно отзывались многие современники. Так, М. Дмитриев пишет, что афиши «производили на народ московский огненное, непреоборимое действие!.. Они много способствовали и к возбуждению народа против Наполеона и французов, и к сохранению спокойствия Москвы». Дмитриев называет Ростопчина «гениальным человеком, понявшим свое время». Еще один современник, князь П. А. Вяземский – поэт, литературный критик, академик Петербургской Академии наук – в своих мемуарах «Воспоминание о 1812 годе» тоже признает большое значение афиш Ростопчина во влиянии на народ. Рассказав о том, что Ростопчин отклонил предложение Карамзина составлять афиши, князь Вяземский замечает: «Нечего и говорить, что под пером Карамзина эти листки, эти беседы с народом были бы лучше писаны, сдержаннее и вообще имели бы более правительственного достоинства; но зато лишились бы они этой электрической, скажу, грубой, воспламенительной силы, которая в это время именно возбуждала и потрясала народ. Русский народ – не афиняне: он, вероятно, мало был бы чувствителен к плавной и звучной речи Демосфена и даже худо понял бы его».
Диапазон применения байки. При изучении истории отечественной журналистики и воздействия СМИ.
№ 41. Байка «Журнал стоит кафедры»
В 1840 году В. Г. Белинский написал: «Журналистика в наше время все: и Пушкин, и Гете, и сам Гегель были журналисты. Журнал стоит кафедры».
Мораль. Белинский считал, что в деле воспитания и образования современников журналистика не уступает университетскому образованию.
Комментарий. Исходным моментом воззрений В. Г. Белинского на журналистику стало понимание огромной роли прессы в распространении передовых общественных, научных и эстетических идей. Причем как истинный журналист Белинский чутко улавливал возрастающее воспитательное и образовательное значение периодики и придавал большое значение тем, кто ее издает. В 1836 году он создал обобщенный положительный портрет издателя (и редактора) журнала. В его представлении это должен быть человек, обладающий «вкусом, познаниями и талантом публициста, светлостью мысли и огнем слова; деятельный; весь преданный журналу, потому что журнал так же как искусство и наука, требует всего человека, без раздела, без измен себе; надобно, чтобы этот человек умел возбуждать общее участие к своему журналу, завоевать в свою пользу общественное мнение, наделать себе тысячи читателей».
Диапазон применения байки. При изучении истории отечественной журналистики XIX века, ее функций в обществе.
№ 42. Байка «Функционируют под различными значениями»
Однажды при обсуждении научного труда развернулась жаркая дискуссия, в которой мнения исследователя и его оппонента разошлись из-за различного понимания термина «типология прессы». Это важная часть системного подхода к изучению СМИ, в ходе которого устанавливаются не только их технологические особенности, но и гуманитарная специфика атрибутики и функций с помощью классификации главных повторяющихся типов информации, которые фиксируются в ее содержании, жанрах и форматах, средствах, зоне и времени распространения, характере и степени воздействия на аудиторию.
Мораль. Кажется, нет другого требования, столь настойчиво повторяемого исследователями журналистики, как необходимость решения очень сложного вопроса о совершенствовании категориального аппарата науки о журналистике. Категориальная культура исследования может быть основана только на достаточно полном и уравновешенном представлении о системе категорий мышления в данной сфере. Всем известна истина, что описание реальности предполагает выработку особого языка, отличного от обыденного точностью и единообразием.
Комментарий. В современной теории журналистики еще не все ключевые понятия строго определены. Одна из трудностей исследований и использования категорий состоит в том, что некоторые их языковые носители в научной литературе функционируют под разными значениями. Например, термин «типология». Плюрализм и дискуссионность мнений по поводу этого понятия возникают из-за того, что принципы типологии зависят от теоретических позиций классификаторов и целей, которые они преследуют. Чтобы избежать противоречий, многие современные исследователи СМИ снабжают свои труды разумно составленными словарями, определениями основных типов изучаемых ими информационных средств и сообщений. Однако такой подход вводит в заблуждение некоторых молодых исследователей, занимающих позицию авторов, с трудами которых они знакомы. Именно по этой причине развернулась упомянутая выше дискуссия при обсуждении представленного научного труда, в которой мнения исследователя и его оппонента разошлись из-за того, что они приняли позиции разных классификаторов, что привело к отсутствию однозначного понимания сущности изучаемой проблемы.
Необходимо полное знакомство исследователя с имеющимися «наработанными» терминологическими характеристиками и их системами, критический анализ этих систем и принятие наиболее верной характеристики термина, его точная экспликация и последовательное использование в суждениях исследователя.
Диапазон применения байки. При исследовании СМИ.
№ 43. Байка «Четыре газеты смогут принести врагу больше зла, чем стотысячная армия»
Наполеон Бонапарт говорил: «Четыре газеты смогут принести врагу больше зла, чем стотысячная армия». И активно использовал это оружие в своей полководческой деятельности. Еще в начале первой Итальянской кампании он для подъема духа 45-тысячной армии, значительно уступавшей по численности противнику и испытывавшей острую нехватку провианта и обмундирования, издавал вдохновляющие приказы и военные бюллетени. Их адресатами были не только войска, но и широкие слои населения как во французском тылу, так и на завоевываемых территориях. В 1797 году Наполеон создал две газеты, распространявшиеся в войсках: «Курьер итальянской армии» и «Франция глазами армий». Кроме того, в Париже выходил «Журнал Бонапарта и добропорядочных людей». Во время своего Египетского похода Наполеон основал еще одну газету – «Египетский курьер». Подвластная ему европейская пресса о многих важнейших событиях просто умалчивала, заполнялась сообщениями, которые преувеличивали успехи французов и искажали действительное положение дел в неприятельском лагере. Порой это были фальсификации, инспирированные самим императором. По его же приказу соседние страны наводнялись тысячами памфлетов, брошюр и прокламаций, а в Великой армии для каждой кампании издавались распространявшиеся повсюду официальные бюллетени – первоисточники военно-политической информации. Все это имело целью поднять дух войск, деморализовать и подавить противника, сбить его с толку лживыми известиями, расположить к себе мирных жителей, внушить им представление о своем величии и таким образом еще до завершения военных действий проложить путь к победе.
Мораль. У Наполеона был значительный опыт в использовании печатного слова как эффективного оружия для достижении победы над противником. Его методы информационного воздействия и управления прессой не раз позволяли добиваться поставленных политических, военных и личных целей.
Комментарий. Особенно активными были усилия пропагандистского аппарата Наполеона в отношении стран, с которыми шла война или которые еще предстояло покорить. В 1812 году для завоевания России он в максимальной степени использовал не только экономические и военные ресурсы подвластных ему европейских стран, но и возможности их прессы. Блестящие качества полководца, лидера и организатора, коим он был в военных и государственных делах, позволили ему преуспеть и в умении манипулировать общественным мнением. В личности Наполеона столкнулись не только воля и власть, но и понимание роли печати, владение средствами публицистики, которые он умело применял на всех этапах своей карьеры. Как ни один другой полководец прошлого, Бонапарт подчинил военно-стратегическим целям буквально все доступные способы обуздания общественного мнения. Большое значение придавалось прессе. Есть обширная литература о взаимоотношениях Наполеона и печати. Она свидетельствует о том, что деятельность императора в этом направлении была необычайно мощной; по мере укрепления своей диктатуры он возвел необходимость целенаправленного воздействия на общественное мнение до уровня высокой государственной политики.
Диапазон применения байки. При изучении истории воздействия СМИ.
№ 44. Байка «Подвиг филантропа-издателя»
В феврале 1813 года коллежский советник Павел Павлович Пезаровиус, выходец из семьи священника одного из приходов Лифляндии, окончивший курс в Йенском университете со званием доктора философии, получил разрешение издавать газету «Русский инвалид». В этом человеке не было ничего такого, что предвещало бы успех печатного издания: Пезаровиус никогда не подвизался на журнальном поприще и не имел средств. Однако он был одержим идеей издавать газету, «чтобы весь доход от издания, за вычетом издержек на печатание, употребить на вспоможение инвалидам, солдатским вдовам и сиротам». Кроме того, у него было сильное желание оказаться в военном строю, в чем ему отказали. Любовь к военному делу привела к тому, что в 1810 году Пезаровиус брал в ночное время (другие часы были заняты госслужбой) частные уроки строевого шага у унтер-офицеров Преображенского полка.
Мораль. Огромное значение имела благотворительная цель газеты, которая привлекала многих подписчиков. Члены императорской фамилии в числе первых субсидировали частное издание Пезаровиуса. В газете ежемесячно публиковался подробный отчет, на что шли привлеченные деньги.
Комментарий. Число подписчиков «Русского инвалида» быстро росло (к концу апреля 1813 года их было 800). Это объяснялось исключительной оперативностью, с которой на его страницах освещался ход войны. Видя огромный интерес читателей к военной информации, Пезаровиус стал выпускать «Чрезвычайные прибавления» к газете, где сообщалось о победоносных сражениях русской армии с наполеоновскими войсками. Издатель впервые применил необычную для России и популярную за рубежом форму распространения газеты: «Чрезвычайные прибавления» раздавались за наличные деньги (по 25 коп. медью за экземпляр) детям, преимущественно солдатским, а те продавали их на улицах и бульварах и получали обыкновенно вдвое или втрое более. Тем самым Пезаровиус преследовал благотворительные цели.
Содержание «Русского инвалида» было таково, что он не мог не привлечь внимание читателей. В нем перепечатывались донесения о действиях нашей армии за границей, статьи из «Северной пчелы» и переводы из иностранных газет. Статьи из иностранной печати переводил известный ученый А. Х. Востоков, который являлся первым сотрудником «Русского инвалида». В это же время Пезаровиусу предложили свои услуги два молодых чиновника (имена неизвестны), которые взялись переводить прокламации «к немецкому народу», прокламации печатались в армии и присылались в редакцию полковником Эйхеном, получавшим их от штаба действующей армии. Таким образом, полковника Эйхена можно считать первым корреспондентом «Русского инвалида». Самым ценным сотрудником газеты оказался почтамтский цензор Оденталь, к которому для проверки поступали все иностранные газеты.
С 1814 года «Русский инвалид» стал выходить два раза в неделю, а «Чрезвычайные прибавления» – три-четыре раза в неделю, по мере получения «новейших известий». Последние преимущественно состояли из военных новостей. Определяющими в газете стали: раздел «Россия», где печатались «внутренние известия» и «благодеяния»; раздел «зарубежных новейших известий», содержавший сообщения о военных действиях, вооруженных силах и героических подвигах воинов, а также иностранные новости и происшествия; раздел «смеси», в котором публиковалась различная информация, анекдоты, заметки о забавных случаях и т. п. Пезаровиус старался поддерживать установившееся мнение читателей о том, что «Русский инвалид» получает известия через особых курьеров. Пользуясь и дальше сотрудничеством с почтамтским цензором Оденталем, газета по-прежнему первой сообщала известия с театра военных действий. Через год число ее подписчиков выросло до 4000.
Значительное место в «Русском инвалиде» занимала тема патриотизма. В нем регулярно печатались патриотические передовые статьи, которые, несомненно, принадлежали перу самого издателя. К такому выводу можно прийти, судя по стилю безымянных статей: они очень похожи на заметки и комментарии Пезаровиуса; содержат повторяющиеся выражение и оговорки, например «издатель не умедлит сообщить читателям своим все подробности, какие ему о сем доставлены будут». В заметках говорилось о славе отечества и любви к родине; высказывалось поклонение царствующему дому и уважение к русскому войску, покрывшему бессмертною славою свои победоносные знамена.
Симпатии издателя к русской армии и ее истории проявлялись с первых номеров газеты и с течением времени все более усиливались. Уже во втором номере «Русского инвалида» за 1813 год был напечатан «Приказ Петра Великого воинству своему в день сражения Полтавского». Очевидно, публикуя строки этого приказа, Пезаровиус хотел напомнить русскому воину, за что он сражается на войне с французами. В «Русском инвалиде» часто встречаются статьи о прошлом русской армии, истории разных родов войск, полководцах и героях минувших войн.
Известный исследователь Отечественной войны 1812 года Н. Ф. Дубровин отметил в «Русском инвалиде» 1813–1815 годов свыше 130 статей, представляющих несомненный исторический интерес. Пезаровиус сделал все, чтобы его газета соответствовала данному направлению, о чем он высказался так: «Всегдашним и непременным характером “Русского инвалида” будет настоящий Русский дух, который, чуждаясь национальнаго эгоизма, будет всегда обнаруживаться в любви и почитании Великаго Отечества нашего и при всяком случае будет выражаться с силою, жаром и достоинством».
«Русский инвалид» с первых дней был посвящен благотворительности. Пезаровиус сделал все, чтобы он соответствовал намеченной цели и добился того, что «любезные сограждане» горячо выразили «признательность героям», инвалидам, семьям погибших, «совершив доброе дело соединенными силами». Павел Павлович, не имевший ни «редакции, ни комитета вспоможения инвалидам», одновременно со сложным трудом по изданию газеты вел огромное предприятие с оборотным капиталом свыше 700 тысяч рублей. Насколько добросовестно был поставлен учет поступавших средств, находившихся под добровольным контролем общества, которому все было известно по месячным отчетам кассы, печатавшимся в «Русском инвалиде», показывает точность исчислений – вплоть до копеек. Одних только «вспоможений» издатель оказал на сумму свыше 140 000 рублей. Это был огромный труд бескорыстного филантропа, который работал один за целые благотворительные комиссии и общества; причем филантропа, распределявшего пособия по особым правилам, а не произвольно, и добивавшегося того, чтобы они доходили до конкретного адресата. Вопрос о широкой благотворительной деятельности П. П. Пезаровиуса ждет отдельного исследования.
Газета «Русский инвалид» была передана ее основателем Военному министерству и просуществовала до 1917 года.
Диапазон применения байка. При изучении истории русской журналистики.
№ 45. Байка «Одиннадцатый вариант»
В 1967 году в «Журналисте» известный репортер Анатолий Гудимов рассказал, как он, будучи начинающим корреспондентом, сдавал в «Комсомольской правде» свой репортаж о выступлении Георгия Димитрова в зале Политехнического музея.
«…Это была моя первая профессиональная работа, к тому же в номер, и я с дрожью, как загипнотизированный, смотрел на белый квадрат оставленного “окна” на четвертой полосе почти сверстанной газеты.
Перепечатанный на машинке репортаж я положил перед заведующим отделом информации М. Смоленским. Он молча, не трогая его, скосил глаза и прочитал. Затем своей рукой, похожей на медвежью лапу, скомкал и бросил в корзинку.
– Дерьмо!.. – лаконично сказал он. – Тебе дали пятьдесят строк, а ты на двадцати рассказываешь о погоде, словно над музеем не было крыши… Пиши снова…
С таким же результатом я написал второй, третий, четвертый варианты… Наконец надо мной сжалился Михаил Розенфельд. Он был старше меня на два года и в то время уже слыл известным журналистом.
– Иди, бедолага, – сказал Миша с сочувствием. – Я тебе напишу!
Через полчаса на столе Смоленского лежал казавшийся мне верхом совершенства новый вариант.
– Мишка Розенфельд писал! Дерьмо. Скажи ему: Политехнический музей – не старинное здание, оно построено незадолго до революции. Садись снова!
Поздно вечером, когда все сроки сдачи в набор вышли, Смоленский вытащил из корзины все десять вариантов, разгладил их ладонью, разложил перед собой и одним махом написал пятьдесят строк одиннадцатого варианта.
– Иди, перепечатывай, репортер несчастный!.. – сказал он мне с усмешкой.
Я кипел от возмущения. Все это казалось мне неприкрытым издевательством. А теперь я с благодарностью вспоминаю тот первый крутой, предметный и немногословный урок. Смоленский добивался предельной лаконичности при наибольшем количестве необходимой для читателя информации. В пятидесяти строках одиннадцатого варианта репортажа было сказано: где, когда и по какому поводу выступал Г. Димитров, дана теплая характеристика этому замечательному человеку, рассказано об энтузиазме, с которым слушали оратора, и в то же время приведено краткое содержание его речи. Попутно сказано и о зале музея, и о слушателях, и о многом другом.
Ранним утром я с гордостью читал свой первый репортаж в “Комсомолке”. Как сие ни забавно, это действительно был мой репортаж. Смоленский не добавил от себя ни одного слова, только выбрал из пятисот или шестисот строк, написанных мною в тот вечер, пятьдесят самых лаконичных и нужных».
Мораль. Эту историю знаменитый журналист вспомнил в связи с тем, что, к сожалению, многие репортажи, прочитанные им в одной из республиканских газет, не были одиннадцатым вариантом. В них было много не относящихся к делу лишних слов и событий, делавших повествование расплывчатым.
Комментарий. Ветеран журналистики считал, что жанр репортажа требует особой лаконичности, почти телеграфного языка, а содержание – стремительного динамичного развития. Репортаж не терпит лишних, не играющих роли и маловажных деталей.
Диапазон применения байки. При обучении основам творческой деятельности журналиста.
