Текст книги "Силуэты на облаках"
Автор книги: Николай Сладков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Карапузики и долгоносики
Ну разве не прелесть имена у насекомышей? Все эти усачи, медляки, листовёрты? Щелкуны, карапузики, долгоносики? Наездники, бражники, уховёртки? Таких даже жалко на булавку накалывать!
Петушок
Проста петушиная жизнь – песни ори да кур сторожи.
Утром в щели курятника проникает свет – синие лучики. Наступает день петушиных забот.
Петушок своё дело знает: ищет зёрна, сзывает кур, бьётся на шпорах с чужаками, следит за ястребом.
И вдруг эта привычная жизнь рухнула и поломалась.
Однажды ни один петух не откликнулся на его клич. Не проснулись от солнца в курятнике куры – куда-то исчезли все до одной. И только хмурый хозяин, разбуженный кукареканием спозаранку, сердито ругал хорька, который передушил всех кур.
Петушок ошалело слонялся по двору, подолгу расслабленно лежал в пыли, вытянув лапку и растопырив крыло. Его гребешок – гордость его и красота! – уныло свешивался набок. Не с кем стало меряться силой, некого охранять от беды, некого созывать и угощать зёрнами. Кукарекал – ничьё сердце не закипало в ответ от его боевого крика. Ловко выкапывал зёрна – они никому были не нужны. Предостерегал – но кому нужны были его предостережения? Самому себе только…
Петушку незачем стало жить. И не миновать бы ему ястребиных когтей – такой он стал квёлый и сонный – если бы не… воробей!
Однажды, позвав по привычке кур на зерно, заметил петушок воробья. Воробей посмотрел на петуха, бочком подскочил и схватил зерно. Петушок позвал опять. Тогда прилетели два воробья. Всё сразу пошло на лад.
С утра до вечера петушок собирал зёрна и сзывал воробьев. Воробьи стайкой, озорной и крикливой, прыгали за ним и нахально хватали зёрна прямо из клюва. А он на них не сердился.
Петушок снова стал взлетать на забор и громко кричать. И хоть отвечало ему одно эхо в скалах, он не переставал петушиться. Он грозился побить каждого, кто вздумает ему помешать. Гребешок его светился, как лепесток мака. Петушок предупреждал воробьев о появлении ястреба: те, как куры, кидались в кусты. Петушок ожил и повеселел. Да, не так уж проста петушиная жизнь!..
Ротозеи
Услышат, бывало, воробьята, что воробьиха в гнездо втиснулась, – сейчас же жёлтые рты разинут. Настоящие ротозеи!
И вот ротозеи подросли, прозрели, оперились. Сидят в гнезде смирненько и только изредка почирикивают: «Чирк! Чирк!. Чирк!» «Чиркунами» стали.
Потом «чиркуны» превратились в «слётков» – вылетали из гнезда. Но и слётки не все одинаковы: одни ещё только по земле скачут – это «прыгуны́» или «скачки». Другие уже подпархивают – это «порхунчики». Но все – и «прыгуны» и «порхунчики»– непременно ещё и «трясуны». Крутятся у самого родительского носа и приседают, и клювишки разевают, и крылышками трясут от нетерпения: «Мне, мне, мне!»
На дачу
Лесная соня выехала на дачу. Всю зиму проспала она в норе под кустом – в своей зимней квартире. И была очень довольна. Но вот весна на дворе: солнце, зелень, теплынь. И стало соне под землёй неуютно: и темно, и сыро, и затхло. Перебралась соня спать на дачу. На том же кусте, под которым спала, свила она себе из травы и листьев уютное гнёздышко. Лёгкий плетёный шарик с дырочкой-входом. Покачивается в нём, как в гамаке. Дышит свежим воздухом. Принимает солнечные ванны. Ест свежие фрукты. На даче живёт.
Соловья песня кормит
Поёт соловей бойко, звонко, хлёстко. И язычок его в разинутом клювике, как колокольчик.
Без передышки поёт. И когда только ест да пьёт! А ведь песней одной сыт не будешь.
Поёт соловей, свесив крылышки. Запрокидывает головку и закатывает глаза. И клювик его тогда щёлкает, как ножницы у ловкого парикмахера. Щёлкает и выщёлкивает такие чистые и звонкие свисты, что даже листики вздрагивают и тёплый парок вырывается из горячего горлышка.
И на парок слетаются липкие комары. Под тугое перо комарам носа не подточить, вот и зудят они над разинутым клювом. Сами в рот просятся, сами прямо на язык липнут!
Щёлкает соловей песни и… комаров! А ещё говорят, что соловья песни не кормят…
О чём пела сорока?
Пригрелась сорока на мартовском солнце, глаза прижмурила, разомлела – даже крылышки приспустила.
Сидела сорока и думала. Только вот о чём она думала? Поди угадай, если она птица, а ты человек!
Будь я на её птичьем месте, я бы сейчас вот о чём думал. Дремал бы я на припёке и вспоминал бы прошедшую зиму. Метели вспоминал, морозы. Вспомнил бы, как ветер меня, сороку, над лесом бросал, как под перо задувал и крылья заламывал. Как в студёные ночи мороз стрелял, как стыли ноги и как пар от дыхания сединой покрывал чёрное перо.
Как прыгал я, сорока, по заборам, со страхом и надеждой заглядывал в окна: не выбросят ли в форточку селёдочную голову или корку хлеба?
Вспоминал бы и радовался: зима позади и я, сорока, жив! Жив и вот на ёлке сижу, на солнце нежусь! Зиму отзимовал, весну встречаю. Длинные сытые дни и короткие тёплые ночи. Всё тёмное и тяжёлое позади, всё радостное и светлое – впереди. Нет времени лучше, чем весна! Время ли сейчас дремать да носом клевать? Будь я сорокой, я бы запел!
Но – тсс! Сорока-то на ёлке поёт!
Бормочет, стрекочет, вскрикивает, пищит. Ну – чудеса! Первый раз в жизни слышу песню сороки. Выходит, что птица-сорока думала про то же, про что и я, человек! Ей тоже петь захотелось. Вот здорово!
А может, и не думала: чтобы петь, не обязательно нужно думать. Весна пришла – ну как не запеть! Солнце-то всем светит, солнце всех греет.
Фотозагадки
1). Фото 1.
– Не прикасайтесь! – сказала ящерица. – Это лоскуток моей кожи. Я, когда линяю, кожу с себя сбрасываю!
– Вот и трону, это моя икра! – квакнула лягушка:
– Не спорьте! – пискнуло какое-то насекомое. – Это не кожица, не икра – это мой дом. Я в нём спасаюсь от ящериц, лягушек и птиц!
Кто же из троих прав?
2). Фото 2.
«Если это дерево срубил лесоруб, то почему он его не увёз?
Если это дерево срубил для костра охотник, то почему он его не сжёг?
Если это дерево срубил рыболов, то почему он из него не сделал плот?
Ага, догадался! Это дерево срубил не лесоруб, не охотник, не рыболов. И вообще не человек!»
Кто же срубил это дерево и чем?
3). Фото 3.
Если посмотреть на это с одной стороны, то похоже на редкое насекомое. А если с другой, – то на странный гарпун. А что, если посмотреть с третьей стороны? Вот это да!
Посмотрите и вы: что это такое?
4). Фото 4.
– Смотри, мама, какая ягодина! Проглотить, – живот вздуется!
Не тронь, барсучонок, не тронь! От этой «ягоды» у тебя не живот, а нос и язык вздуются!
Что это такое?
5). Фото 5.
– Раньше, помню, это ползало. Потом, знаю, будет летать. А пока неподвижно висит. Раньше ело листья, потом станет пить нектар, а пока не ест и не пьёт. Было волосатым, станет в пыльце-чешуйках, а пока голое. Было, есть, будет.
Что было, что есть и что будет?
6). Фото 6.
Чего только не говорили! И воздушные шарики, и китайские фонарики. Сова даже сказала, что это звёзды!
А что это на самом деле?
Лесные пословицы и поговорки
Если есть в лесу волчьи следы, то есть там и волки.
Мягка у рыси лапка, да коготок остёр.
Захотел медведь мёду, да вспомнил про пчёл.
Не ищи шишки под дубом, а жёлуди под ёлкой.
Чем дольше ненастье – тем краше солнце.
Не страшно болото, если из него вылез.
* * *
– А сказки, Лесовичок, слушать любишь?
– Страх сказки люблю; так бы и слушал, так бы и слушал.
– А кто же тебе их рассказывает в лесу?
– Лес и рассказывает. Ещё и показывает. Заслушаешься и засмотришься!
– Так уж и засмотришься! В сказках и жар-птицы огненные, ожерелья и броши драгоценные. Лешие и кикиморы. А в лесу? Одни пни да коряги.
– Ишь ты – пни да коряги… А ну-ка, взгляни вон туда!
– Пень вижу. Пень как пень.
– Ты всматривайся, всматривайся.
– Это зачем же?
– Примета такая: если хочешь, чтобы пень зашевелился, начни в него всматриваться. Он и оживёт и зашевелится. Гляди ещё и напугает – ну прямо как в сказке!
«… И нету туда ни пути, ни дороги. А ты иди! Через ручей светлый, через речку тёмную, через гарь и болото. За болотом ельник непроглядный, посреди ельника полянка светится. Посреди той полянки он и сидит. Сидит и молчит…»
«За оврагом ольховым – горка сосновая, за горкой сосновой – моховое болото. На болоте бугор вересковый. Дерево посредине бугра непонятное: стоит, скрипит да из дупла смотрит..»
«Одолень-трава, одолей ты мне злых людей, одолей чародея и ябедника!» И только сказал так – распахнулись листья папоротника, а под ними бриллианты да самоцветы, браслеты, броши да ожерелья.
«Под горой каменной – озерце зеркальное, а в озерце – кикимора болотная. День и ночь в зеркало смотрится…»
«Не простой там лес, особенный. Вверх посмотришь – сердце забьётся, по сторонам посмотришь – сердце дрогнет, вниз посмотришь – сердце замрёт. Лежит внизу змея рябая. На тебя смотрит и улыбается. Будто что-то про тебя знает…»
– Что ж, увидел небось? – спрашивает Лесовичок.
Я даже вздрогнул:
– Увидел, увидел…
– Ну вот и ладно. А то: пни да коряги! Сказки, брат, к вам в дома из леса пришли. Сказки и сейчас по лесам прячутся. Ты только всматривайся, всматривайся…
Белые фигурки
Всю ночь таинственно перешёптывались деревья: что-то творилось в лесу.
Утром стало видно: в лес пришла зима. Под холодными лесными сводами, покорно склонив головы, застыли скорбные белые фигуры.
Вместе со снегом в лес налетели и набежали диковинные невиданные существа.
Они расселись по пням и сучкам, взобрались на ёлки и сосны: странные молчаливые фигурки, неподвижные, незнакомые, но на что-то очень похожие…
Вот вылез из сугроба лесной человечек в огромной папахе и бурке. Вылез и уставился на побелевший лес. А может, и не на лес, а вот на эту печальную фигурку, похожую… нет, ни на что лесное не похожую! Обласкало солнце пригорюнившуюся фигурку, и с мохнатых ресниц её закапали слёзы…
Но тут кто-то бодрый вскинулся на дыбки: то ли зайчик, то ли белочка, то ли собачка, И эта непонятная зверюшка прискакала в лес вместе со снегом и вместе со снегом пропадёт из леса. Это зверёк-оборотень. Сделай шаг в сторону – и он вмиг исчезнет: прикинется простым сучком, запорошённым снегом.
Вот птица не птица, зверь не зверь. Шею вытянуло, крылья свесило: того и гляди улетит! А тронь – упадёт и рассыплется в прах. Останутся на снегу вмятинки – следы неведомого существа.
Белые медведи и белые совы. Белые зайчики-ёлочки стоят столбиками, ушки на макушке, лапки на пузечке: насторожились и замерли. И не спеша бредёт средь дремучих снегов белый сказочный слон.
Полон лес диковинных зверей и птиц. Знает снежный человек: нигде таких не увидишь, только в лесу и только зимой.
Жар-птица
Я думал раньше, что жар-птица живёт только в сказке. Но оказалось, что жар-птица живёт и в лесу. В сказку она просто перелетела из нашего северного леса. Удивительного в этом ничего нет: ведь наш северный лес полон сказок…
Шёл я однажды по тёмному еловому лесу. Был закат, и солнце, как багровый глаз леса, уставилось мне в лицо. Я прикрыл глаза рукой от солнца и колючих веток.
Но вдруг яркий свет пробился сквозь пальцы. Я отдёрнул руку от лица и замер: из-за чёрного дерева выглядывала огненная птица! Сияние шло от неё, на голове полыхал огонёк.
Птица не испугалась меня. Она выпорхнула из-за дерева и смело уселась на открытый сучок. Мне стало страшно за неё: она вся пылала!
Казалось, не птица, а живое пламя на огненных крыльях перелетает с ветки на ветку: того и гляди подожжёт лес!
Жар-птица исчезла так же внезапно, как и появилась.
Я бы сам не поверил своим глазам и никому бы об этом никогда не рассказал, но я успел её снять. Вот она, сказочная жар-птица нашего сказочного северного леса!
Ледяные цветы
Холодина!
Слипаются ресницы, слипаются ноздри.
Вздохнёшь – стынут от холода зубы.
Снег визжит под ногами, как поросёнок.
На солнце смотреть нельзя: колют глаза синие лучики, усыпанные толчёным стеклом инея.
Речушка замёрзла, но на самой быстрине чёрная водомоина. Над полыньёй пар – речка дышит…
От её холодного дыхания вырастают на закраинах льда белые венчики цветов.
Дыхание зимы, как и дыхание весны, родит чудесные цветы. Только ледяные цветы холодны и мертвы.
Страшный невидимка
Страшный невидимка объявился в лесу. Жуткие дела стали твориться там. Кто-то безжалостно содрал с деревьев листья. Кто-то примял, перепутал и положил травы.
Бесследно исчезли птицы – пеночки, зяблики и дрозды. Вчера ещё видели и слышали их, а сегодня нет ни одной.
Звери и птицы испуганно прятались в чаще.
Но невидимка находил их и там. Он делал всё что хотел, всё перекраивал на свой вкус и лад. Взял и выкрасил зайцам задние ноги в белый цвет, будто на каждого зайца белые трусы надел. Рыжих белок сделал серыми, пёстрых куропаток – белыми. Барсуков, ежей и енотов до того запугал, что попрятались они в норы, забились под корни деревьев и носа не кажут. Перетрусили лесные жители. Что ни день, в лесу страшные новости. Исчезли куда-то лягушки и жабы. Пропали бабочки и мухи.
Больше всех перетрусили сеголетки, те, кто только нынче на свет появились. Ничего подобного они не видели; вот натерпелись страху!
Да что сеголетки, если старый медведь и тот стал берлогу облюбовывать, чтобы спрятаться от страшного невидимки.
А невидимка бродит по лесам и полям, гнёт деревья, свистит, волны на берега выплёскивает. То землю дождём размочит, то морозцем закуёт. Все дороги, мосты поломал, канавы водой залил. И никто с ним ничего поделать не может: не видно его, невидимка он!
Русалка
Весенней ночью сидел я у костра на берегу озера. Весенняя ночь всегда полна звуков. Вот быстрый свист крыльев и всплеск: сели на воду утки. Возятся под берегом водяные крысы. Шлёпает кто-то по воде: наверное, по мелководью бегают чибисы.
Знакомые и мирные звуки ночи.
И вдруг переполох! С отчаянным кряканьем взлетели утки, крыса плюхнулась в воду, странно заскрипели крылья взлетевших чибисов. По этому скрипу узнаешь чибисов и в темноте. Удивительно, что летом и осенью крылья у чибисов перестают почему-то скрипеть.
И сквозь кряк, плеск и скрип ухо поймало звук совсем незнакомый. Казалось, кто-то осторожно плыл вдоль берега, раздвигая тяжёлым телом осоку и сухой тростник.
Я быстро вскочил, отошёл от костра и стал всматриваться в чёрную воду. Глаза с трудом привыкали к черноте. Сперва я только отличил воду от неба, потом чёрный тростник от чёрной воды. Тростники вздрагивали, похрустывали, клонились. И я, наконец, разглядел большое мокро-чёрное тело, медленно плывущее к берегу. Тростник и осока с шорохом раздвигались, пропуская его. Ни головы, ни хвоста, только блестящая мокрая спина.
Помедлив, непонятное существо изогнулось и наползло животом на мелководье. Тут я разглядел длинные чёрные руки, прижатые к бокам. Вдруг руки судорожно забили по воде – и из воды поднялся широкий чешуйчатый хвост. Чёрное существо с руками и чешуйчатым хвостом вскинулось, стало подскакивать и перекатываться, подминая тростник и осоку. Мелькали руки, хвост хлестал по воде, взлетали брызги, и волны выплёскивались на берег.
В руках у меня было ружьё. Но что за существо бьётся у берега: очень уж оно походило на человека!
Тучи совсем закрыли небо, ничего стало не видно.
Всплески скоро отдалились, затихли, и только ветер постукивал тростниковыми палочками.
Опять прилетели и плюхнулись на воду утки. Завозились под берегом крысы. Послышался скрип чибисиных крыльев.
Сидя у костра, я напрасно ломал голову. Я перебирал всех, кто может плескаться ночью в воде. Выдра? У выдры толстые лапки-коротышки, а тут длинные чёрные руки.
Утром у берега я увидел помятую осоку, и вода была от мути ржавая. Значит, не показалось: кто-то тяжёлый ворочался там. В полной растерянности я пошагал домой.
Другой весной, на том же озере, я опять повстречал «русалку». Но было это уже днём. Она лежала в осоке; виднелась мокрая спина и прижатые к бокам руки. Днём она была не чёрная, а зелёная, в буроватых и желтоватых разводах. Теперь-то я узнал её!
Это была огромная щука, которая выползла на отмель метать икру. Два щурёнка-молочника – её руки! – плотно стиснули её с боков.
Я подошёл слишком близко: щука-икрянка зашевелилась, молочники отошли – щука раскинула руки! И вдруг мощный удар пятнистым хвостом: рыбы рванулись, как стремительные торпеды, рассекая воду и волоча за собой водяные буруны! Ещё всплеск – и всё исчезло; лениво распрямлялась примятая осока, да мелкая волна бормотала у берега.
«Русалка» опустилась в свой тёмный омут.
Спортсмен
У сойки язык без костей и клюв закрывается редко. Любит похрипеть, поорать. И любопытная до смерти. Суёт нос даже в охотничий шалаш, ну и попадает под выстрел.
Я соек за любопытство не убивал. Охотнику её любопытство на пользу.
Если кричит, – значит, кого-то видит. Может, волка, может, лису или хоть зайца.
Шёл я с фоторужьём и услышал соечий крик.
Сердце не камень – полез я в чапыгу. Порвал рукав, оцарапал колено, угораздил в крапиву.
Перетерплю: вдруг и на самом деле волк, лиса или хоть заяц!
Сойка орёт – я лезу. Уже оба колена оцарапал, на сучок напоролся – наконец выдрался.
На полянке ни волка, ни лисы, ни зайца. Растёт посредине сыроежка; в сыроежке дождевая вода. А на краю сидит лягушонок! Выкупался в сыроежке, как в ванне, и на краешек загорать выкарабкался. Сидит, на меня смотрит. Слушает, как сойка орёт. Отдыхает после водных процедур. Свежим воздухом дышит, принимает воздушные ванны.
Будьте знакомы
Птиц надо знать. Что за охотник, если он не знает, за кем охотится!
Лучше всего различать птиц по окраске. Но это тогда, когда видишь их близко. А если они летят высоко над головой? Когда никакой окраски не разберёшь, когда виден один силуэт, когда даже белая чайка кажется чёрной? Тогда по силуэту нужно и опознавать. У птиц не только окраска разная, разный и силуэт.
Силуэт надо запомнить, а лучше зарисовать. И если он окажется точно такой, то это чёрный коршун.
Не разглядишь окраску птицы и в темноте. Тут тоже может выручить её силуэт.
Вот вальдшнеп.
Он в сумерках летает над лесом. То цвиркает, как сверчок, то урчит, как лягушка.
А это вот козодой. Он сидит всегда вдоль сучка и трещит. Или летит, звонко крича: «Уик! Уик!» – и хлопает крыльями, как в ладоши.
Как медведь сам себя напугал
Вошёл в тёмный лес медведь – хрустнула под тяжёлой лапой валежина… Испугалась белка на ёлке – выронила из лапок шишку.
Упала шишка – угодила зайцу в лоб.
Сорвался заяц с лёжки – помчался в гущину.
На тетеревиный выводок наскочил – переполошил всех до смерти. Сойку из-под кустов выпугнул. Сороке на глаза попался – та крик подняла на весь лес.
У лосей уши чуткие, слышат: сорока стрекочет! Не иначе – охотников видит.
Пошли лоси по лесу кусты ломать!
Журавлей на болоте вспугнули – те закурлыкали. Кроншнепы закружили, засвистели уныло.
Остановился медведь, насторожил уши.
Недоброе творится в лесу: белка стрекочет, сорока и сойка трещат, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат тревожно. И позади кто-то топочет!
Не уйти ли подобру-поздорову?
Рявкнул медведь, уши прижал да как даст стрекача!
Эх, знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила.
Так сам себя медведь напугал, сам себя из тёмного леса выгнал.
Одни следы на грязи остались.
Скатерть-самобранка
По лесу идёшь – под ноги смотришь. Лес не тротуар, – можно и споткнуться.
Я ногу занёс, а под ногой живой ручеёк. Широкое шоссе.
Вперёд и назад торопятся муравьи: вперёд налегке – назад с добычей. Я посмотрел назад и увидел большой муравейник. Там, у самой муравьиной тропы, птичка – лесной конёк. Она нагибается и хватает муравьев одного за другим.
Не везёт муравьям: их все любят. Любят дрозды и зарянки, дятлы и вертишейки. Любят синицы, сороки и сойки. Любят хватать и глотать. Вот ещё один любитель – лесной конёк.
Только вижу, любитель это особый: не ест муравьев, а грабит! Отнимает от муравьев гусениц, мух и жучков. Высматривает, что повкусней, и, как увидит, – отнимет.
Тянется живой конвейер. На нём чего твоя птичья душа желает. Клюй – не хочу! Молочная река, кисельные берега. Скатертью муравьиная дорожка. Всё на ней припасено. Сам выбирай, сам бери. Скатерть-самобранка.
О лешем
Забрался я как-то под свою ШАПКУ ночью. Приплёлся ко мне и Лесовичок. До рассвета было не близко, и мы, слово за слово, разговорились.
– Скажи мне, Лесовичок, а лешего ты в лесу встречал?
Лесовичок хитренько усмехнулся, зыркнул на меня зелёными глазками и стал что-то шептать.
– Чего ты там шепчешь? – не удержался я.
– Да так, по привычке: сам с собой разговариваю. Да и нельзя про лешего-то громко говорить. Да ещё ночью.
– А ты шепни: встречал или не встречал?
– Как не встречать? Встречал, конечно. Вот только что встретил, как к тебе шёл. Во-он в той лядине.
– Ну и какой же он, леший-то? Говорят, что у него на одной ноге копыто, а на другой лапоть?
– И так бывает, – усмехнулся Лесовичок.
– А верно, что он людей по лесу водит?
– Ещё и как! Потеха: кружат, как зайцы, по одному месту, а он знай хохочет.
– Ну вот что, Лесовичок, меня ты не проведёшь, не на простачка напал. Никаких леших в лесу нет.
Вот тут леший огород копал.
Тут леший дрова рубил.
– Так уж и нет! Поменьше, правда, стало, но ещё порядочно. Ишь ты, прыткий какой – нету! А кто деревья зимой в дугу сгибает? Кто зимой стучит по ночам палкой по стволам? Кто в чащобе голосом дурным кличет? Вот тебе и нету.
– Погоди, погоди! Деревья снег сырой гнёт, по ночам стволы от мороза потрескивают, а голосом дурным сова или филин кричит.
Лесовичок захихикал.
– Гляди, знайка какой! А кто не знает – те всё на лешего валят. Особенно – кто один в лесу ночь проведёт. С вечера ещё хорохорится: никаких леших нет, всё суеверия, бабушкины сказки! А к утру, смотришь, глазки испуганные, ушки торчком, как у зайца, и от всякого шороха дёргается.
– Так что же, Лесовичок, получается?
– А то получается, что леший – это ваше незнание. Я в лесу каждый шорох, каждый запах, каждую тень могу объяснить. А незнайке всё то послышится, то покажется, то причудится.
– Ну, а всё-таки: есть леший в лесу или нет?
– А вот мы сейчас проверим. Ну-ка, приложи ладонь к уху.
Я прислушался. Кто-то возился в болоте и тихонько икал. Икнёт и губами мокрыми пошлёпает. Никогда раньше я такого не слышал.
– Слышишь? – шепчет Лесовичок, и глазки его зелёные светятся.
– Слышу, – шепчу и я. – Кто это?
– Он это, леший… Огород в лесу копал, на болото мыться пришёл.
– Огород?
– Ну да, огород. Ты что, никогда лешева огорода не видел?
– Н-нет…
– А как он дрова на зиму запасает – тоже не видел?
– Не видел…
– А как зимой саночки по снегу возит?
– И саночки…
– Ну, тогда я тебе покажу. А пока помолчим. Рассветает, Сейчас журавли на болото танцевать выйдут. Готовь своё фоторужьё.
Рассветало. Небо справа пожелтело, и все лужи на болоте справа от нас стали жёлтыми. Слева небо было зелёное. Луна висела на еловой лапе, как зелёный фонарь. И все лужи слева были зелёными.
И вот между зелёными и жёлтыми появились чёрные журавли.
Они стали танцевать, выбивая ногами разноцветные брызги.
(Лесовичок загадал загадки, а вы разгадайте: кто землю вскопал, кто осину срубил?)
