Текст книги "Дежитесь ближе к жизни!(СИ)"

Автор книги: Николай Шаповал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Шаповал Николай Иванович
Дежитесь ближе к жизни!

.

Пишется, совершенствуется.

Из цикла «Как это было».

Светлой памяти...

чернобыльцу, афганцу,

офицеру-однополчанину

Николаю Ковальчуку

посвящается.

Гончаровское – Афган.

Афган – Гончаровское.

Гончаровское – Чернобыль.

Чернобыль – Конотоп.

***

В белом стиле пойдёт рассказ,

тяжко на душе,

не до рифмы мне сейчас.

***

ДЕРЖИТЕСЬ БЛИЖЕ К ЖИЗНИ!

Под звуки траурных мелодий,

салюта залпов, шум берёз,

стою я молча у могилы

с тоской в душе от горьких слёз.

Потерял я друга -

ему жить да жить – была заслуга.

Афган, Чернобыль под огнём -

прошёл я с ним, прошёл вдвоём.

Жена усопшего рыдала -

тоску, печаль мне нагоняла.

Зазвенел о гроб и мой пятак -

плач нарушил звон лопат.

На могиле горой венки, цветы -

вокруг могилы ландыши.

За потерю жизни с рентгенами в бою,

я чарку поднял горькую

за упокой души.

«Прощай, товарищ боевой!» -

друзья прощаются с тобой.

С афганской пылью и рентгеном

нашёл в земле ты свой покой.

Сроднил Афган тебя со мной,

ты ближе мне, чем брат родной.

Ратный труд твой был велик -

белокровием разбит.

Всем смертям, врагам назло,

нам в Афгане повезло,

а рентгенами Чернобыль -

здоровье, жизнь твою угробил.

У чиновника к чернобыльцам,

к их болезням – одно условие,

у врача – один ответ.

Откуда белокровие?

Почему? Потерян иммунитет?

О Чернобыле, о радиации,

о друзьях, товарищах

мне тяжко вспоминать,

за ликвидаторов обидно,

хочу я правду знать,

а за льготы стыдно.

В посёлке Гончаровское

я службу проходил,

когда вулканом смерти

Чернобыль задымил.

СЛУЖБА РАТНАЯ.

Почётно и ответственно

офицером быть,

дабы в годину тяжкую

всё наше защитить.

Служил я в Забайкалье,

служил я в Закавказье,

в Прибалтике и в Молдавии,

в Гончаровске и в Германии.

Прошёл я через Орск,

протопал я Свердловск,

но ближе мне роднее -

посёлок Гончаровск.

Посёлок Гончаровский -

военный городок,

окоп копай, траншею -

везде один песок.

В лесу ты заблудился,

попал на полигон,

сегодня там учения -

земля дрожит кругом.

Полесье, междуречье -

река Днепр, река Десна.

Край лесистый -

ольха, берёза, ель, сосна.

В лесу – земляника и малина,

и опята и маслята.

Песчаный пляж, река Десна,

сосновый воздух и тишина.

В лесу рядом – поляна Красная,

любима всеми – долгожданная.

Офицерам танкистам

погоны, звёзды замочила,

должность, звание дала.

А однажды...

были дела-а!.. дела!

Ночку буйно не спала -

генерала родила.

При Горбачёве -

борьба за трезвость.

Приказали -

поляну Красную вспахали.

Люди нынче говорят,

городок стал намного краше,

грибов, ягод стало больше,

посёлок просто не узнать?

Давно я не был там,

душа так тоскует

по своим родным, знакомым,

по грибным и ягодным местам.

Собраться вместе нам -

служивым надо бы.

Но где? Когда?

На нашем ратном,

воинском пути

я уверен, лучше Гончаровска -

места не найти.

Надо нам, друзья-однополчане...

Вспомнить службу ратную,

вспомнить прошедшие года.

Увидеть знакомые, дорогие лица,

узнать какие нынче

у каждого дела.

Пройтись бы вместе, как бывало,

по улице Танкистов,

зайти бы в КЭЧ,

по улице Артиллеристов.

Спуститься ниже.

Посидеть бы, помечтать -

под ивой у пруда.

Пройтись бы чистым лесом,

вспомнить подзабытые места.

Года бегут -

года!.. года!

Приехать надо в Гончаровское -

былое вспомнить,

надежды не теряю никогда.

Кстати, в 30-верстах от Гончаровска

АЭС, Чернобыль.

Никто не думал, что атом мирный,

нам принесёт такую боль.

АРМЕЙСКАЯ «ТРЕВОГА!»

Предмайским ранним утром

поспать бы крепким сном,

но сигнал "Тревога" поднял -

судьбе моей назло,

обдал горячим потом

и топаньем сапог

и как пылинку ветром

нас в пекло понесло.

Проверить боеготовность

перед праздником,

традицию армейскую -

знали мы давно.

Вставало солнце,

лучом светило мне в окно.

Парк боевых машин,

дежурный по парку

капитан Ильин:

"Боксы не вскрывать!

Всем перед КТП

командира ждать!"

Слишком долго

от безделья мы страдали.

"Что за странные разводы луж?

Такого не видали!"

"Солдат тревожить?

в такую рань?"

"Наверное, про нас забыли?" -

шутки в моде стали.

Казалось, в ситуации

обычной и простой,

армейская "Тревога" -

дала свой первый сбой.

Только через час

командир танкового полка

подполковник Болонихин

получил приказ.

И очень кратко -

приказ довёл до нас.

Пять часов назад, в Чернобыле

на атомной электростанции

произошла авария

с выбросом радиации.

Нам приказано сегодня -

26 апреля в восемь ноль-ноль

послать химиков в Чернобыль -

на атомную станцию

для разведки уровней радиации.

Пройдут годы, десятилетия.

Пока живы мы, ту армейскую,

необычную тревогу

26 апреля 1986 года -

мы запомним навсегда.

Для нас та странная тревога -

радиацией в душу въелась,

обдала нас лучевой,

занозой в теле затаилась,

детишек мёртвых родила,

друзей многих уложила в землю,

дорогу к дому забрала.

Был Афган кровавый -

добавился Чернобыль.

Тысячи человеческих душ -

Чернобыль белокровием угробил.

Необычная для нас тревога

26 апреля 1986 года,

нас в радиацию окунула,

нас в Чернобыль завела.

Нами военными -

"Чернобыльской тревогой"

именною названа,

а аварию в Чернобыле

"Чернобыльской катастрофой" -

назвала страна.

Ещё недавно в Афгане моджахед

стреляя в наш след,

а тут злополучный Чернобыль -

свои рентгены, нуклиды

на душу многим нам повесил.

Кстати, войну в Афгане,

нам афганцам из жизни

не вычеркнуть пером,

не вырезать ножом.

А начиналось «ТАМ» -

всё буднично и просто.

"Вам выпала честь

защищать интересы Родины

вдали за рубежом".

АФГАН. ПЕРВЫЙ БОЙ.

Жара и камни на подъём -

колонна движется с трудом.

Пыль в глаза, в машине зной -

я не гость в стране чужой.

Солдат думал о своём,

как гулял он с девушкой вдвоём.

Вспоминал...

свой первый робкий поцелуй,

мать с отцом и сабантуй.

В душе тяжесть, ощущенье -

будто едешь в подземелье.

Сознание давит мысль тоской -

вернусь ли я живой домой.

На беспощадно палящем солнце

ныло, тосковало сердце,

нерв трепетал и танцевал,

моджахеда в засаде ждал.

Безлюдный, дикий перевал

огнём и гарью нас обдал.

"Держись, братва!" -

боль и стон, нам не до слёз,

запылал наш бензовоз.

Первый бой ты не герой,

хочешь жить владей собой.

Кто стрелок, а кто мишень?..

будет с кровью ратный день.

"Саша друг – мой друг с тайги,

соперник мой – в любви враги.

Сзади, сверху моджахед-стрелец,

не поможешь – мне конец!"

"Спасибо друг, мне подсобил -

врага атаку ты отбил".

"Бей врага!" Камни сверху и один

соседа Сашу раздавил.

Мой друг, товарищ, наш комбат

и четверо молоденьких солдат

не поднимают головы,

наверное, уже мертвы,

под огнём лежат.

Враг жесток, держись солдат,

смерть за смерть, за тех ребят,

кровь за кровь, за их девчат,

за слёзы братьев, матерей,

друзей, невест и сыновей.

Вдруг наступила тишина -

добра не жди, идёт война.

Понял я, что враг хитрит

и нам ловушку мастерит.

Сержант сигару закурил -

одну большую на троих.

Затяжку сделал, не спешил...

мелькнула тень, вскочил,

удар штыком -

уложил один двоих.

Увернуться не успел,

схватился с третьим и с ним осел.

Рядом, сверху за спиной

раздался выстрел роковой.

Прощай родной братишка,

прощай родная мать.

Хотелось жить бы долго,

жить, не умирать,

но судьба у нас лихая,

тебе не повезло,

такая жизнь солдатская,

такое ремесло.

У родных, друзей, знакомых -

был ты не герой.

Груз 200 родные примут:

"Здравствуй наш родной!"

Был бы ты контужен -

врагу попал бы в плен,

ты бы долгой смертью

мучил жизнь свою.

Взрывы, стон. Идёт война!

Ему и мне. Зачем она?

Война поблажек не простит -

кровавый штык в тебя вонзит.

Держись ближе к жизни -

не унижайся, не стони.

За жизнь сражайся до конца -

победа будет у бойца.

Меньше сил у нас вдвойне -

умру героем на войне.

Вертушки шумом и огнём

сковали нервы у врагов.

Сверху службу ратную

впервые душою осознали,

увидев тела друзей, их кровь,

панамы молча сняли

со стриженых голов.

Тринадцать юношей солдат

по чей-то воле на земле лежат.

Сроднил Афган меня с тобой,

на веки-вечные. Прощай родной!

А моджахед стрелял нам вслед

и на бортах оставил след.

Мы сейчас встречаемся весной

и вспоминаем первый бой.

С песком и ветром перевал,

где я с тобою воевал.

Можно закурить нам по одной

и вспомним путь наш боевой,

далёкий – чуждый нам Афган

для всех пришельцев христиан.

Не грех и выпить по одной,

за то, что ты и я живой.

За молодых моих ребят,

что в земле сырой сейчас лежат.

За вертолёт наш боевой,

который спас меня с тобой.

Всем смертям, врагам назло,

нам в Афгане повезло.

Камень гор страны чужой,

спас от пуль, мне стал родной.

РЫБАЛКА.

Два рыбака возле АЭС

на охладителе-пруду

на ночной рыбалке, не спеша,

ловили щуку, вязя и ерша.

Клевал карась, а время шло,

рыбакам с ночёвкой не везло.

Вмиг, вспышка над 4-м блоком

молнией озарила ночную темноту

и огненным, клубящим грибом

взметнулась в высоту.

От взрывов... одного, второго

вздрогнули днепровские леса

и малиновое -

с голубым отблеском свечение

вонзилось в землю, в небеса.

Пожар! АЭС горит!

Какой тревожный,

но прекрасный и колючий вид?

Жаль! Не сумел на плёнку

запечатлеть необычную сценку

ни один пиит.

Необычным зрелищем два рыбака

с тревогой любовались долго,

слышали, как на крыше блока

пожарные ругались громко.

Начало светать -

рыбка начала клевать.

Их хобби – их судьба,

на живца живого

рыбаки в азарте -

судака наловили много.

Ночь темна была,

непонятно, какая сила

двух парней -

с ног к утру свалила.

На рассвете рыбаки необычно -

посмотрели друг на друга

и удивились, как за ночь

загорели сильно.

Стали бронзовыми,

как на мемориале

бронзовый солдат,

а уже к обеду, на скорой

отвезли их в медсанбат.

Рыбаки были первыми из тех,

кто в ту роковую ночь,

о радиации ничего не знал

и получил не солнечный,

а ядерный, чернобыльский загар.

ЭКСПЕРИМЕНТ.

Для амбиций на четвёртом блоке

при остановке на плановый ремонт,

электрики предложили

провести эксперимент,

но на испытания турбогенератора

бурбоны сами не пришли

и атомщиков пригласить забыли.

Эксперимент -

в один момент

и мы -

решим проблемы.

Наукой знаний и ума

радиация ограждена,

казалось бы, на вечные времена -

от безумия и огня.

Подумать страшно -

выйти на улицу опасно!

Завтра с чёрного утра

падёт стена от бурбонов и огня

и начнётся с радиацией долгая,

небывалая война.

Войну начнёт с человеком

не горячий атом,

а человек своим безумием,

своим экспериментом

пойдёт войной на атом.

Если бы нам сейчас -

наперёд всё знать!

Ради кого? Какого чёрта!..

войну надо начинать!

Пусть будет проклята -

та скорбная минута!

На бумаге идея эксперимента

безобидна и проста,

но запутана по смыслу слова,

как в инструкции слова.

"В случае потери

внешнего электропитания,

проверить инерцию турбогенератора

и её возможность использования

для питания систем реактора".

Для эксперимента требовалось -

всего лишь...

Перед остановкой

на плановый ремонт реактора,

заглушить реактор

и перекрыть к турбине

доступ пара.

Кстати, в Союзе от эксперимента

на атомных станциях

отказались все доброжелатели

вежливо, но твёрдо,

только директор ЧАЭС Пузанов

согласился гордо.

В турбогенераторах

и в реакторах РБМК-1000

первого поколения -

отсутствует система

реверсивного электроснабжения.

Вернее она есть,

но надо проверить, убедиться.

Эксперимент – мгновения,

уберёт недоразумения.

Если бы в работу реактора -

не вмешался человек,

работал реактор 4-го блока -

много, много лет.

Кстати, непонятно?

Почему электрики решили

провести эксперимент на атомной?

Можно было бы провести

на обычной тепловой.

ЭЛЕКТРИКИ ЭКСПЕРИМЕНТ ЯДЕРЩИКАМ НАВЯЗАЛИ,

РЕАКТОР КСЕНОНОМ ОТРАВИЛИ.

Накануне, дневная смена -

получила полный инструктаж.

Подготовилась к эксперименту,

блок выбега ротора установила,

закончила его монтаж.

Телефонный звонок

диспетчера Киевэнерго

в один момент -

задержал эксперимент.

Реактор, вопреки технологии

пол суток эксперимента ждал,

на малой мощности работал -

закислялся, тормозился,

потенциал смерти набирал.

День Победы,

Первомай!

Встречай с победой -

праздник Май.

В Киеве думали, решали -

традиции ломали.

В полночь – разрешили.

Ввели поправки.

Делу время и сейчас,

ночная смена – народ бывалый,

решит проблему и без нас.

Так думали бурбоны -

надеясь на законы.

Перестройка Горбачёва

и его свобода слова

заменили все дела

на красивые слова.

ПЯТЫЙ БЛОК ГОТОВИЛИ К ЗАПУСКУ.

Между тем, накануне праздника

руководство станции

спецам четвёртого блока

доверило пятый.

Свои кадры со станции,

обычные энергетики,

прошли переподготовку -

заполнили четвёртый.

Пятый – готовили к запуску.

Все должности с повышением

заполнили своими,

оклады министерские -

будут не чужими.

У новоиспечённых операторов

знаний еле-еле,

тем более, навыков управления

закисленными реакторами

нет их в тёмном деле.

И вообще, такой процесс

мало изучали.

Все ядерщики считали

делом ясным и обычным.

Кроме того, смене Акимова

не дали времени

самостоятельно изучить

программу испытаний,

не провели инструктажа,

не провели занятий.

КОГДА ЛЮДИ МИРНО СПАЛИ.

Сердце часто застучало,

душу тяжестью прижало.

На Спасской зазвенели колокола.

Полночь. Тишина.

Процесс пошёл. Начало.

Оператор реакторного цеха

по приборам режимы проверял,

один стажёр у дежурного за столом -

схемы изучал,

второй, более шустрый -

наблюдал за экспериментом.

Начальник смены Акимов

оператору 4-го блока,

что-то разъяснял,

зам. директора АЭС Дятлов

прохаживался вдоль щитовой

и молчал.

"Мне лично не понятно!

Зачем эксперимент?"-

спросил задумчиво

у оператора студент.

"Студент! Отстал от жизни.

Сколько можно повторять?

Экономика должна быть экономной -

пора давно бы знать".

Оператор щёлкнул тумблера -

в сознании оператора

начался разогрев реактора.

На пункте «Зет» -

провал мощности!

"Откуда?

В инструкции такого нет".

Нестандартная ситуация

выветрила все знания из сознания.

Получилось, как у мальчишки -

из его дырявой книжки.

Тили-тили!

Трали-вали!

Это мы не проходили!

Это нам не задавили!

Пробел в учёбе школьника -

звучит безобидно и смешно.

Ситуация непроста

для ядерщика специалиста.

Неуч с атомом в руках -

страшнее террориста.

Старался оператор,

час потел и час сражался,

но заторможенный реактор -

мудрил, не подчинялся.

Оператор! Лучше сутки отдохни

и всё сызнова начни.

На эксперимент, как на парад,

сотрудники сошлись.

Спорили, решали -

вскоре, молча, разошлись.

Начальник смены Акимов:

"Что за вздор?

Оператор Топтунов!

Опускай стержни!

Глуши реактор!"

"Не позволю!

Подымайте мощность реактора,

иначе завтра вас двоих уволю!"

Разгневанный Дятлов

прохаживался вдоль щитовой

сердился и ругался.

Кстати, в управлении ЧАЭС -

не было ядерщиков,

все обычные энергетики,

в том числе и Дятлов.

ЭКСПЕРИМЕНТ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Вначале ночной смены

Акимову и Топтунову

удалось в свои руки

взять инициативу.

Нынче покорились,

приказы Дятлова

выполняли молча,

не обронив и слова.

Не сама машина ходит,

человек машину водит,

а ведь люди разные встречаются...

"Товарищ Топтунов!

Подымай мощность реактора.

После эксперимента я думаю,

хватит у вас мозгов

товарищ оператор

заглушить реактор".

Дятлова запрет

на остановку реактора,

нарушил техпроцесс -

в аварию включил зелёный свет.

Акимов и Топтунов,

кривя душою,

инженеру Дятлову -

подчинились с болью.

Скрипя от негодования,

и страдая обидой в фальше,

стержни регулировки и защиты

оператор подымает выше – выше...

Уже вся система

потенциал смерти набрала.

Почти все стержни наружу вышли,

а мощность, как будто умерла.

Интересно! Сколько стержней

"там" внутри осталось?

Кто считал? Около шести.

Наконец-то, мощность

начала расти.

А вдруг, эксперимент

придётся повторить?

Вопреки технологии,

решили сами.

Заблокировали многие

аварийные системы.

Кстати, эксперименты

с выбегом ротора

неудачно ранее прошли,

может счастье улыбнётся,

Пузанов, Дятлов и Фомин -

будут, нынче, короли земли.

"Товарищ Акимов!

Начинай эксперимент!"-

потребовал

у подчинённых Дятлов.

ВСЕ СМОТРЯТ НА ПРИБОРЫ И ТИШИНА.

При малой мощности реактора

начался эксперимент,

эксперимент не ядерный -

чисто электронный.

Клапаны турбогенератора

инженер управления турбинами

Киршенбаум – закрыл дистанционно,

в восьмую турбину подачу пара

перекрыл надёжно.

Эксперимент пошёл...

Блок выбега ротора

отработал правильно.

Эксперимент закончился,

кажется, успешно.

Акимов:

"Оператор Топтунов!

Глуши реактор!"

Поздно...

Протон, нейтрон -

можно умом понять,

но глазом -

атом не видать.

Раскисленный реактор

с выведенными из активной зоны

стержнями управления

начал греться.

Быстро. Аварийно.

Перегрелся. Закипел.

Реактор водяной -

превратился в паровой.

Оператор Топтунов!

Атом наступает грозно!

Дабы не было беды -

нажми кнопку АЗ-5 защиты

пока ещё не поздно.

Но, нет! Оператор поспешил -

одну из систем реактора

по приказу Дятлова -

отключил быстро и покорно.

Так мирный чернобыльский атом

в неумелых руках

превратился в грозный атом,

вызвав у простых землян

недоверие и непомерный страх.

РАЗГОН.

Реактор 4-го блока

без поглотителей нейтронов

стал жадно

мощность набирать,

быстро, аварийно.

От перепада температур -

купели – жара

вся система задрожала.

При фазе пара в контуре

атом жаждою страдал,

до красна разогревался -

тело расширял.

При обратной фазе

кулаки сжимал,

со скрежетом и треском

боль водой снимал.

От огня, воды и пара

сталь булатная трещала.

Дебет, кредет и баланс

вошла система в резонанс.

Сталь закапала слезами,

металл пошёл на перекос,

а нейтроны за руки взявшись,

пошли с атомом в разнос.

Атом, почуяв свободу, волю,

бетон, железо рвал,

сняв оковы тяжкие -

наружу выползал.

ПРЕРВАННЫЙ ОБХОД.

Гремя обидою тайком,

инженер Перевозченко

по винтовой лестнице тихонько,

подымался вверх один пешком.

Как же так? И почему?

Понять никак я не могу?

Меня, начальника реакторного цеха,

участника эксперимента,

в деле важном и крутом,

отправил Дятлов в цех

с контрольным, будничным обходом.

С душевной пустотой,

разгоняя гнев, тоску,

Перевозченко, не спеша,

одолел 43 отметку.

Зашёл в центральный зал,

на "пятачке" минуту постоял.

Какая мощь?

Какая сила атом?

Человек покорил

своим умом, своим трудом.

Прилив духовных сил

почувствовал Перевозченко,

гордость за свою работу,

партии родной сказал спасибо

за её заботу.

Гнев сошёл – в душе покой,

всех "друзей" послал подальше

и махнул рукой.

Перевозченко в аномалии раздора -

сам себя не узнал,

на "пятачке" реактора -

самовластно чечётку станцевал.

И про инженера Дятлова -

песенку запел,

подбирая с юмором слова.

Неподъёмную работу

На себя Топтыгин взял,

Будет тяжкою наградой

Его новая медаль.

Стукнул пяткой

о плиту защиты "пятачка",

не жалея каблука,

лихо спел и станцевал,

как запорожец гопака.

Я стою на «пятачке»

Умного реактора,

Все нейтроны в моей руке

Разбивают ядра.

У дверей операторов -

Кургуза и Генриха

Перевозченко остановился,

сделал шаг, хотел зайти,

но не решился.

Мимоходом осмотрел

погрузочно-разгрузочную машину,

вышел на балкон, поймал душою -

запах тёплой ночи, ночную тишину,

а сердцем -

во всех прелестях весну.

В темноте светился город Припять -

город атомщиков

и где-то там среди огней -

его тёмное окно,

наверняка, родные спят -

уже давным-давно.

Перевозченко осмотрел внимательно

бассейн с водой,

полностью заполненный

отработанным ядерным топливом,

похлопал его по бортам,

поговорил, как с другом,

один на один с собой.

Обошёл его вокруг,

шагами сделал его обмер,

вдруг....

остановился... замер...

До слуха донёсся

шипящий, странный звук,

глухой, тупой удар

и непонятный -

виброударный стук.

Перевозченко вздрогнул,

как робот повернулся

и его душу -

наполнил ужас, страх.

Биозащита ядерного реактора

в центральном зале,

как живая качалась

в сильный ветер на волнах.

Свинцовые,

многопудовые блоки защиты

в дикой пляске,

как всадники верхом,

подпрыгивали вверх,

один другого выше

с грохотом и шумом.

Со скоростью гружёного состава,

приближающего на всех парах,

нарастал непонятный гул и страх.

Дрожали стены,

трещала арматура,

сыпалась штукатурка,

с потолка падала и билась

пластмассовая оснастка.

Перевозченко в растерянности -

бросился к лестнице на выход

к главному щиту управления,

с каждым шагом чувствуя,

приближение опасности.

Надо срочно сообщить Акимову!

Надо срочно заглушить реактор!

Накипевшее в душе -

выложить всё Дятлову.

Перевозченко не бежал,

а летел по крутой

винтовой лестнице вниз,

не успевая перебирать ногами,

притормаживая падение

о поручни руками.

Побил себе все руки,

колени и бока.

В переходном коридоре -

увидел Валеру Ходемчука.

Валера с недоумением смотрел

на вибрирующие насосы

и ещё больше удивился,

увидев бегущего начальника.

Хотел что-то сказать,

но не успел.

Перевозченко, как метеор,

стрелою промчался мимо

по коридору прямо.

Вот уже 10-я отметка -

этажерка-де аэратор.

Одна мысль терзала

трудягу Перевозченко,

надо быстрее, срочно -

заглушить реактор.

ПОД КОЛПАКОМ У АТОМА.

Оператору на щит управления

из множества сигналов

аварийный поступил сигнал,

все отчётливо услышали

глухой, тупой удар.

Сработал автомат защиты.

Но какой ужас, страх?

Кого судить в грехах?

У атома даже челюсти свело,

но ситуацию не спасло.

Атом сказал: "Спасибо всем -

за блокировку всех систем".

Стержни регулировки мощности

заклинило в пазах.

В деформированных каналах

застряли аварийно.

Автомат защиты сработал поздно.

В активной зоне реактора

началась ядерная война.

Началась неуправляемая

цепная реакция,

война нейтрона с ядрами урана.

Война набирала силу,

как снежная лавина.

На пульте управления реактором

зашкалили приборы,

всё мигало, всё звенело -

в недоумении переглянувшись,

один на другого смотрели операторы.

Упал, опрокинувшись, чей-то стул,

сверху нарастал непонятный гул.

Еле не сорвавшись с петель

в щитовую открылась дверь.

В ожидании гробовой развязки,

как страх из детской сказки,

с грохотом и шумом

к операторам влетел Олег,

своим внешним видом

напугал у пульта всех.

"Оператор Топтунов!

Срочно глуши реактор!

Там... в центральном зале...

на "пятачке", на ядерном столе

свинцовые плиты биозащиты,

как всадники на лошадях верхом,

на метр вверх подпрыгивают,

стены дрожат кругом.

Там в реакторном... ужас! Там беда!

В жизни такое не видел никогда!"

Топтунов в растерянности,

чувствуя беду,

дважды нажал кнопку АЗ-5 -

включил защиту.

Напрасно старался оператор

заглушить реактор.

Устройство автоматики -

ранее сработало,

но в деформированных каналах

стержни заклинило.

Со скоростью приближающего

на всех парах поезда

нарастал непонятный гул,

приближалась непонятная беда.

Играли нервы, дрожали стены,

как живые мигали приборы.

Все, переглянувшись,

смотрели на начальника смены.

Акимов с недоумением -

смотрел на приборы.

АВАРИЯ.

От взрыва – одного, второго

здание резко пошатнулось,

как под бомбёжкой,

всё заходило ходуном.

Потухло освещение.

Аварийное загорелось.

Ещё толчок. Снова...

задрожало всё кругом.

Фейерверки, пыль и дым.

Треск от коротких замыканий.

Электро кабеля горят огнём.

Прошёл, какой-то миг и тишина.

Немая сцена. Минута, две.

Авария? Не может быть?

А может началась ядерная война?

Влипли с экспериментом!

Выходы завалены кругом.

"Кто у нас?..

самый быстрый и молодой?"

"Кравчук! Бегом!..

Быстро! залезь на кровлю

и посмотри, что случилось?..

взрыв, наверное, паровой".

Кравчук высоты не испугался,

на крышу блока вмиг забрался.

Что случилось? Отчего и почему?

Вопреки стараниям,

в темноте ничего не разглядеть,

всё в огне, в дыму.

Что за странное свечение?

Наверное, опасное?

Любопытно, Кравчук забрался

по лестнице повыше.

Ужас! Сколько камней

на горящей крыше?

В дыму – просвет,

Кравчук увидел, наконец,

горела крыша 4-го блока,

а на третьем – нет.

Из Припяти с мигалками -

мчались машины на пожар.

Над центральным залом -

клубами подымался пар.

На голову сыпались -

чёрные лохмотья, сажа.

У Кравчука от радиации и копоти -

почернела кожа.

Над АЭС и Припятью -

от огня и жара

всё небо пылало -

оранжевым отблеском пожара.

ПОЖАРНЫЕ И ПОЖАР.

С крыши 4-го энергоблока

валит чёрный дым,

сверкнуло пламя,

горит рубероид и гудрон.

Из подвального тоннеля

потянуло дымом,

блеснул огонь.

Вокруг реактора на земле, на крыше,

даже за трубой в далёкой нише,

валяются графит, уран -

обломки от реактора,

жара, дым, огонь -

свечение из кратера

и тихая украинская ночь.

40 метров высота -

вода со шлангов на лету

превращалась в пар,

в радиоактивную воду и кислоту.

Огонь... Вода... Гудрон...

Трещал и лопался гранит,

как змей гремучий,

шипят реактора обломки -

уран, бетон, графит.

Пожарный, как обычно,

с делом явно необычным,

о радиации ничего не знал -

тушил большой пожар.

РЕНТГЕНЫ! РАДИАЦИЯ!

Вода, огонь, дым, гудрон -

во рту железа сладость.

Першение в горле -

головокружение, слабость.

Пожарных начало шатать -

до изнеможения тошнило,

до изнеможения рвало.

Героям надо знать,

где соломки подослать.

Наверное, отравились дымом?

А может газом или гудроном?

«Рентгены! Радиация!» -

ударил в сердце, как ножом,

кто-то страшным словом.

С большим трудом -

пожар потушен.

Вставало солнце -

озоном пахло всё кругом.

От ожогов, копоти, рентгенов

пожарных не узнать.

Пожарных, как котят,

пришлось всем миром

с крыши доставать.

Пожарные тут-же, на скорой

попали в реанимацию.

Впитав сотни,

тысячу рентген и выше,

страдали от лучевой.

У дежурного врача в больнице,

который пожарных осмотрел,

живот загорел через халат,

как будто, в Африке на солнце.

НА ЛЕЧЕНИЕ В МОСКВУ.

В Москву для лечения -

отобрали больных

по радиационному загару,

двадцать восемь человек

наиболее пострадавших,

из числа дежурной смены

и числа пожарных.

Больные лечились

в лучшей клинике страны,

с применением новейших

средств и технологий.

Впечатление, люди вернулись

из ядерной войны.

Даже американский учёный -

специалист уникальный

Роберт Гейл из Нью-Йорка

приехал спасать пожарных

и других с лучевой больных.

Больные с лучевой болезнью

по отдельным палатам

в одиночку все лежали,

мучились от нуклидов

и с надеждой, болью,

не ведая о соседе,

в муках умирали.

В телах пожарных

изотопов столько накопилось,

что тела ночью,

как призраки "светились".

На Митинском кладбище в Москве

для каждого пожарного,

мини "Саркофаг" соорудили

и каждого пожарного,

как маленький Чернобыль,

с честью похоронили.

Рок судьбы избрал двоих,

сделал сиротами

жён, детей и их родных,

выбор делал, не спешил

и как удав своим гипнозом,

пожарных тоже прихватил.

СТАЖЁРЫ ДОЛОЖИЛИ ТОЧНО.

Акимов знал,

стержни управления и защиты

застряли на полпути.

Их надо!.. срочно!

из центрального зала

вручную опустить.

Но как туда зайти?

Рядом у тренажёра

толкались два стажёра.

Акимов: "Бегом!..

в центральный зал вдвоём!

Надо!.. покрутить рукоятки

и стержни вручную опустить.

Любой ценой!..

надо реактор заглушить!"

Кудрявцев и Проскуров,

как Александр Матросов,

в последнем решающем бою,

бросились наверх

в центральный зал к реактору,

с каждым шагом

приближая смерть свою.

До 36-й отметки бежали

по лестничным маршам,

прыгая через куски бетона,

задыхаясь от дыма, гари

и чихая от запаха озона.

У реакторного зала всё в руинах.

Кругом валялись битые конструкции,

во все стороны торчала арматура,

а над головой светилось

ночное небо...

в оранжевом отблеске пожара.

Плита герметизации реактора

"Елена" лежала на боку,

во все стороны торчала арматура,

а там... далеко внизу,

завывая как в дымовой трубе,

из кратера разрушенного реактора

шёл голубой огонь,

подымалась сажа и озон.

В эпицентре взрыва,

в самом пекле радиации,

стояли обречённые стажёры,

загорали на глазах от радиации,

стали чёрные, как негры.

С удивлением, сгоряча -

посмотрели друг на друга,

вниз убежали молча.

НАВЕРНОЕ, БАК С ВОДОЙ ВЗОРВАЛСЯ.

Вернувшись вниз,

Кудрявцев и Проскуров

начальнику доложили внятно,

обоих бегло выслушав,

стажёрам не поверил Дятлов.

"Мужики! Вы не сумели

разобраться толком.

Реактор цел. Снесло

крышу взрывом,

а что-то на полу горело.

Надо срочно спасать

перегревшийся реактор.

В активную зону для охлаждения

надо воду подавать

и до конца – заглушить реактор".

Как обычно, как всегда,

где тяжёлая беда,

родилась легенда.

Реактор блока цел,

бак с водой взорвался.

Чиновник не разобравшись,

засекретил ЧэПэ,

заочно оправдался.

ВОТ ТАК... НИ ЗА ЧТО?

И УМИРАЮТ ЛЮДИ.

Вверх – вниз, бегом,

не чувствуя под собою ног,

от отметки к отметке

бегали по очереди в темноте

с фонариками Топтунов – Акимов,

глотая радиацию и смог.

"Что с реактором?

Как сказывается подача воды?

Сколько проложено рукавов?" -

с минуты на минуту постоянно

требовал доклада

помутневший Дятлов.

От жары и радиации

Акимова и Топтунова

тошнило и рвало,

во рту железом пахло,

шатало и трясло.

До конца смены в эпицентре ада -

оба мучились, страдали.

Сильнее всех почернели оба -

от радиации, йода и пр. нуклида.

Дежурная смена блока станции

не знала ситуации,

по приказу Дятлова в темноте -

напрасно подавала воду,

Приближая новую беду,

отравляя подземелье станции.

В итоге у 134 сотрудников ЧАЭС

развилась лучевая болезнь.

Многие из них умерли

вместе с пожарными,

первый – на десятый,

последний – на сотый день.

Умер начальник смены Акимов,

умер оператор Топтунов.

Умерли два стажёра -

Кудрявцев и Проскуров.

В Митино на кладбище в Москве -

вместе с героями пожарными

рядышком лежат, все -

красиво, величаво, в ряд,

как и пожарные -

только, без наград.

ГЕРОЕМ СТАТЬ НЕ СУЖДЕНО.

После взрыва

тревожно прогремевшим,

Дятлов помрачнел,

морально опустился низко,

Масштабы катастрофы

принял сердцем близко,

шумел и суетился.

Товарищ Дятлов!

Сходи! Сбегай наверх!

Посмотри в окно

на свою работу.

Оцени ситуацию!

Убедись ты лично!

Но, нет!

Пойти наверх посмотреть -

сколько наломал он дров

не решился Дятлов.

ПРАВДА ВЫЛЕЗЛА НАРУЖУ.

Директор станции

не спешил с докладом.

"Произошёл на ЧАЭС

пароводяной выброс", -

в Москву доложил скромно -

Дятлов рано утром.

И только поздним вечером

на заседании госкомиссии

в донесении Фомин написал пером:

"Реактор разрушен!

Нашли вокруг ректора

куски гранита,

сборки со стержнями

и куски графита".

Государственная комиссия

в тот же миг

приняла решение

на эвакуацию населения.

ПОЛ ЕВРОПЫ РАДИАЦИЯ НАКРЫЛА.

Между тем, реактор бушевал,

горел графит, кипел уран,

тысячами рентген

сиянием северным светился,

пугая всех землян.

До бела разогревался

и как рассерженный верблюд,

радиацией плевался,

омертвляя всё вокруг.

Радионуклиды, радиация,

как опиум, как дурман,

ползли по огородам и дворам.

Покорили – Новозыбков, Речицы,

Репки и Клинцы.

Одолели – Овруч, Гомель, Могилёв,

подымались выше облаков.

Разносились ветром,

с дождём на землю приземлились,

загрязняя всё кругом.

Окропили нуклидами -

Николаевку, Семёновку и Климов,

обошли стороною -

Шостку, Нежин и Чернигов.

А облако, радиоактивной пыли,

по ветру пол-Европы обошло

и радиацией, и нуклидами

всё живое обожгло.

МОКРОЕ ДЕЛО.

Кстати, странно, как-то

сработала система,

загнав в тупик страну, народ -

могучее, былое племя.

Поигрались взрослые с реактором,

как дети в детскую игру.

То ли неучи самоучки -

Дятлов, Топтунов, Акимов,

то ли диспетчер Киевэнерго -

тайный агент ЦРУ.

Разобраться бы КГБ в причине?