Текст книги "Лефорт"

Автор книги: Николай Павленко

А 20 числа, по ведомостям выходцов тех азовских сидельцов, конница их отвезла всех на корабли турецкие против наших морских судов, и те их суды отступили в дальность, да и из конницы их нагайцы все разбежались, тако Господу Богу, творцу нашему, дивная по своей святой воле, за которое Его святое и неизреченное милосердие к роду христианскому в радостных слезах молебно благо благодарствовали» ^{80} .

Некоторые подробности сдачи Азова обнаруживаем и в «Отчете» Патрика Гордона: «18 утром состоялся военный совет; было решено подготовить общий штурм ко вторнику. Но чтобы не опережать события, решили пока только выбить турок с вала и не вступать в город… Осажденные видели, что насыпь уже нависает над их стеной, и не имели возможности делать вылазки – если они и пытались, то сразу вязли в рыхлой свеженасыпанной земле. А так как на помощь войск снаружи не было никакой надежды и ежечасно ожидали общий штурм, турки решились капитулировать, на что христиане выразили согласие. Из города выслали двух человек с письмами к генералиссимусу, прося выпустить их с женами, детьми, оружием и вещами. Наибольшей трудностью оказалось то, что турки не хотели выдавать предателя Яшку или Якова (немца, что перебежал к ним в прошлом году и был причиной многих зол), так как он стал турком и вступил в янычары; но все же в конце концов уступили… Турки вышли в полном беспорядке, кто как собрался, вытянули лодки на берег и погрузились вместе с женами и детьми. Тем временем черкасы и казаки вошли в город и бросились хватать все подряд, хотя этого всеми силами пытались не допустить. Комендант города и ача еще с несколькими важными особами и 16 знаменами вышли в сопровождении охраны. Их подвели к генералиссимусу, находившемуся в седле верхом у берега. Пришедшие положили наземь знамена и отплыли вниз по реке» ^{81} .

Вслед за Азовом капитулировал гарнизон форта Лютик. Это произошло при следующих обстоятельствах: накануне вечером казаки приблизились к Лютику и потребовали от гарнизона сдаться, сообщив, что Азов уже капитулировал. Гарнизон, однако, не поверил. Тогда казаки предложили выделить уполномоченных, которые бы убедились, что крепость находится в руках русских войск и что казаки не обманывают их. В тот же день гарнизон сдался.

Тридцатого июля о взятии Азова были извещены специальными грамотами правители иностранных государств – цесарь Леопольд, венецианский дож Сильвестр Валерий, а 7 августа – бранденбургский курфюрст Фридрих III. Во всех грамотах, составленных примерно в одних и тех же выражениях, содержался призыв «для общей пользы всего христианства и для крепчайшей над неприятели победы и одоления, в тот помянутой союз с нами, великим государем, с нашим царским величеством» вступить ^{82} .

Московские корреспонденты, получив известие о взятии Азова, поспешили поздравить царя с победой, особо отмечая его личное участие в ее достижении. «…Зело удивились вашему великого государя предивную кротость и смирение, – писал А.А. Виниус, – яко в такой великой победе не вознес своего сердца, но всю победу вышнему Творцу неба и земли приписа и рабов своих трудившихся (вашим же единым государским промыслом) изволил похвалити, идеже все признавают, яко ваш, великого государя, точию был промысл и одержанием с моря помощи город приклонился к ногам вашим государским. Того ради радуйся, о победоносный наш великой царю: превзошел еси Александра древнего, той бо, аще видением пленных Дариевой жены и дщери красотою их не уязвися, обаче о победах своих превознесся и не дате славы Богу… Радуйся, великий наш монарх, иже никакими трудами нипреборим был еси и, еще прежде взятия града того, верою, подобно Исусу Наввину взятием себя обнадежил еси. Радуйся, праведный наш великий воине; иже своих врагов не точию оружием, но милосердием праведным победил еси и толиких врагов поганских животом даровал».

Менее образованные, чем А.А. Виниус, отечественные льстецы умолчали о превосходстве царя над Александром Македонским, но также выражали свое восхищение. Л.К. Нарышкин, дядя царя: «Что нам воздать за такие твои труды, есть ли бы не морской караван удержан был; а то, мой государь, твоими трудами ускорено». Б.А. Голицын: «Не токмо Бог порадовал тебя, моего государя, за твои правые труды, но и всю вселенную, о чем зело со многим радостным плачем, воздав руки, ликоствовали и хвалу Богу возсылали с воплем пения глаголюши: слава во вышних Богу». Г.И. Головкин: «В нынешний, государь, радостный день радостными душами благодарим Господа Бога за превысокую Ево милость о призрении за твои труды, за которые невозможно человеком ничем заплатить, о взятии Азова. И особый твой труд о строении галер на Москве, и в трудном пути и на Воронеже, и поспешения Доном на море кто может достойно прославить! И самое неприятелю баше в Азов вход и препятие без желания своего здравия, и первой неприятелю страх и вашему воинству добычю кто может пред всем светом утаити!»

«Князь-кесарь» Ромодановский: «Писал ты ко мне, господине, о взятии Азова города, и мы обрадючись великой Божий милости, благодарные молитвы воздав за ваше здравие и храбрость, чинили воинскую радость, а притом и потом чрез сие писание ваше к Богу усердное моление и храбрость и над бусорманы всякое мудрое снискание ко взятию Азова похваляем адмирала и при нем генералов, и всех надлежащих чинов начальных людей, и пехоту. И тебя, каптейна, за усердное твое к Богу моление, и всех чинов за милостивое твое к ним спомо-жение похваляем, и вам, что паче многие в трудах ты, господине, пребываешь и нам желаемое исполняешь, и по всему твоему делу, мним тя быть подобна многим верою к Богу, яко Петра, мудростию, яко Соломона, силою, яко Самсона, славою, яко Давида; а паче, что лутчее в людях чрез многие науки изобретается и чрез продолжные дни снискательства их, то в тебе, господине, чрез малое искание или токмо чрез видение все то является во всяком полном исправном том деле. И потом не многих тебе достойную в деле твоем воздать похвалу, токмо Бога молю о милости Ево, дабы тебе впредь милостивое человеколюбие Божие такой поиск везде даровал чрез твое намерение ко имени своему в похвалу; как ныне явилось» ^{83} .

Среди приведенных выше панегириков Петру послание Ромодановского по форме – наиболее тяжеловесное, но по содержанию богаче прочих, поскольку автор уловил главное в поведении царя – умение быстро оценивать обстановку и столь же быстро принимать решение. Ромодановский единственный из всех отметил заслуги «адмирала», то есть Лефорта, в овладении Азовом. С его стороны это была чистой воды лесть, ибо никакого реального участия ни в морском сражении, ни в осадных работах Лефорт не принимал. Мучимый тяжелой болезнью, он не мог командовать флотом и участвовать в действиях, решивших судьбу Азова.

Овладение Азовом еще не означало установления господства России на Азовском море, поскольку от крепости остались в целости лишь стены. Предстояло восстановить укрепления города, то есть устранить результаты осадных работ русских войск, а также соорудить жилые здания для гарнизона. Уже на следующий день после взятия Азова Петр предложил цесарскому инженеру составить план возведения новых крепостных сооружений. Через три дня план был готов. В нем предусматривалось возведение пяти каменных бастионов и ретрашементов с наружной стороны крепости.

Царь намеревался превратить Азовское море во внутреннее море России, в плацдарм для продвижения через Керченский пролив в Черное море, а из него – в Средиземное. Для этого надлежало обзавестись портом на Азовском море. Надобность в нем определялась тем, что Азов был расположен не на берегу моря, а в устье Дона.

Двадцать шестого июля царь в сопровождении генералов на галерах отправился в море для поисков удобной бухты. На противоположном берегу он причалил к необитаемому мысу, издавна известному казакам под названием Таганрога. Место было признано удобным для основания гавани для военно-морского флота.

О роли Лефорта в событиях, решивших судьбу Азова, нам ничего не известно. Морское сражение произошло 20 мая, когда Лефорт еще находился в Черкасске. 24-го числа он писал оттуда Петру, поздравляя его с одержанной победой: «Мы пили ваше здоровье, также из пушек палили за победу, дарованную нам Богом… Я весьма несчастлив, что меня там нет. Болезнь моя верно проходит. Надеюсь с Божьей помощью принять участие в другой победе».

Начиная с конца мая Лефорт находился под Азовом, но болезнь по-прежнему не давала ему возможности в полной мере проявить себя в качестве военачальника или тем более флотоводца. Его первое письмо в Москву датировано 20 июня; в нем он извещал: «Я нахожусь с его величеством на реке; флот состоит из 29 галер; помощь (азовскому гарнизону) пришла; она остановилась в трех лье от Азова на море, в виду наших кораблей; но ей невозможно пробиться, потому что его величество приказал построить два форта при устье реки». Неприятельские корабли не могли войти в устье Дона еще и потому, что путь им преграждали те самые цепи, которые в прошлогодней кампании были сняты с каланчей. Исход войны за Азов был ясен Лефорту. Он отправил в Москву пророческие слова: «Крепость продержится недолго и принуждена будет сдаться» ^{84} .

Азов сдался 19 июля 1696 года, а 25 июля Лефорт со свитой погрузился на бот, чтобы отправиться в обратный путь водой, – езда в коляске приносила ему сильные страдания. Только 10 сентября он добрался до Немецкой слободы. 25 сентября Лефорт писал отсюда матери: «Я много вытерпел в походе, но радость, что все удалось так хорошо, заставляет меня забыть о настоящих страданиях. Врачи и хирурги делают все возможное. Объем раны очень велик и глубок. Они надеются, впрочем, восстановить мое здоровье».

В тот же день он написал письмо и сестрам, в котором описал свое возвращение из похода: «Водным путем я прибыл на расстояние восьми дней от Москвы, откуда должен был дальше ехать в санях. Для моего багажа в моем распоряжении было 200 перекладных лошадей. От Азова водным путем до первого города России я был в дороге пять с половиной недель. Хвала Господу, что я здесь и что вышло согласно желаниям его царского величества… За мной ухаживают четыре врача и около тридцати хирургов, пекущихся о моем выздоровлении. Дай Бог им успеха. Что касается меня, то я до невозможности страдаю».

Сохранилось несколько писем, отправленных Лефортом царю на пути в Москву. Как и его предыдущие письма Петру, они бедны содержанием; едва ли не главная их цель – проинформировать царя о состоянии здоровья адмирала. 9 августа Лефорт сообщал из Паншина, что добирался досюда две недели из-за встречного ветра и непрерывных сильных дождей: «Я на дорога ден три больной был, а теперь, слава Бог, горазда луче и думаю, что рана моя скоро хочет себе запираит». 15 сентября он писал уже из Немецкой слободы: «Слава Бог, что я гораздо луче стал… А лекарств давольно примаю». 17 сентября он пишет новое письмо царю и, в частности, советует беречь изменника Якушку, «докамест время яво будет». И опять о своем здоровье: «А я примаю беспрестан медикамент. Бог знать, надолго эта будет. Слава Бог, есть лучше».

Представляют интерес подписи Лефорта под письмами Петру. Они свидетельствуют о его исключительном положении в окружении царя, точнее, в его «компании». Близкий в то время к царю А.А. Виниус подписывался, например, так: «Челом бьет холоп твой Андрюша Виниюс»; будущий фельдмаршал Б.П. Шереметев: «раб твой Бориська Шереметев»; будущий канцлер Гавриил Иванович Головкин: «Ганков». Даже дядя царя, Лев Кириллович Нарышкин, подписывался уменьшительным именем: «Левка, пад пред ногами, милости бью челом». Исключение составляли подписи Бориса Алексеевича Голицына и Федора Юрьевича Ромодановского. Оба ставили свои подписи латинскими буквами, без употребления слова «холоп». Б.А. Голицын: «Lieutenant Borisco Galitin», а князь-кесарь Ф.Ю. Ромодановский: «Pirawi knis Fedor Romodanofiski».

Письма Лефорта подписаны так, как будто корреспонденты находились на одинаковой ступени социальной лестницы. В них отсутствуют уменьшительные производные от имени автора или слова «раб» или «холоп». Лефорт подписывался либо: «Остаюсь твой верный слуга Лефорт, генерал адмирал», либо еще проще: «Лефорт, генерал и адмирал». Заметим, что в годы, когда Лефорт еще не был знаком с царем, он подписывался точно так же, как и русские подданные. Так, в челобитной, поданной в 1686 году в Посольский приказ с просьбой о сыске грабителей, напавших на его двор, он писал: «Бьет челом холоп ваш, иноземец полуполковник Францко Лефорт».

В то время как Петр подыскивал место для гавани, в Азове кипела работа по ремонту крепостных сооружений, строительству домов для остававшегося гарнизона, а также велся окончательный подсчет трофеев. О их общем количестве Петр известил Виниуса 5 августа: «В Азове и Лютике пушек взято больших и малых и баштыкин 132,1076 пищалей и стволов целых и ломаных, 1 пансырь да 57 бахтерцов, 64 сабли целых да 16 ломаных, пороху пуд с 1000 или болыпи, также и иных всяких припасов немало взяты. Господа инженеры Леваль и Брюкель непрестанно труждаются в строении города, того для и войск отпуск еще удержаны» ^{85} .

Успех в овладении Азовом обстоятельно объяснил участник обоих Азовских походов генерал П. Гордон в «Отчете об осадах Азова в 1695 и 1696 годах». Он назвал несколько причин: 1) христиане вдобавок к коннице имели вдвое больше пехоты, чем раньше; 2) гарнизон крепости был едва ли не вдвое слабее, чем в первый раз, и состоял в основном из новых и необученных людей; 3) в городе сильно не хватало припасов, особенно свинца, и не было никакой надежды получить провизию; 4) не было, как в прошлом году, тройного начальствования над русской армией, а следовательно – разногласия и соперничества; командование сосредоточилось в одних руках, а кроме того, начальники следовали советам лучших специалистов; 5) русские подошли на шесть недель раньше и не дали туркам переправить в город провизию, амуницию и подкрепления; 6) разгром флота турок обескуражил осажденных, отнял у них решимость и надежду на успех: они видели, что устье Дона прочно охраняется русским флотом и сильными, хорошо укомплектованными людьми фортами; 7) велась огромная работа по продвижению насыпи к стенам, так что насыпь грозила нависнуть и похоронить турок под собой живыми. Помешать этому они не могли – ни делая вылазки, ибо вязли в рыхлой земле, ни утаскивая землю внутрь города, что было невозможно из-за их малочисленности.

Но главную причину успеха Гордон видел в «предводителе», то есть его царском величестве, исключительными заботами, стараниями и неустанными трудами которого была добыта победа ^{86} .

В августе же Петр отдал распоряжение об организации в Москве торжественной встречи победоносного войска. Организацию встречи царь поручил Виниусу. Выбор этот был не случаен: царь считал, что Виниус, как человек опытный, побывавший за границей, знаком с проведением подобных церемоний. «Понеже писано есть: достоин есть делатель мзды своея, того для мню, яко удобно к восприятию господина генералиссимуса и протчих господ, чрез два времени в толиких потах трудившихся, триумфальными воротами почтити, – писал царь Виниусу, – месту же мню к сему удобному на мосту чрез Москву реку устроенном, или где лутче. Сие же пишу, не яко уча, но яко помня вашей милости о сем николи там бываемом» ^{87} .

Обдумав порядок встречи в деталях, царь счел, что победителям непристойно участвовать в торжествах в поношенной экипировке, и велел изготовить две тысячи шляп и «к стрельбе все пушки с доволным порохом». Заключил свое послание царь словами: «И в протчем изволь вспомогать, что надобно будет к оным воротам».

Подготовка к встрече потребовала немало времени. Так, Виниус известил царя, что, по признанию мастеров, триумфальная арка может быть в полной готовности не ранее 18 сентября. Из этого следовало, что ни войскам, ни царю не надлежало спешить в Москву. Петр, не привыкший коротать время в безделье, нашел себе полезное занятие – не менее месяца он провел на железоделательных заводах близ Тулы, принадлежавших его дяде Л.К. Нарышкину Царь выковал на них несколько полос железа, причем потребовал себе обычную плату за труд. Кроме того, он распорядился заготавливать припасы для будущего флота – пушки, ядра, якоря и т. д.

К 28 сентября триумфальная арка была готова, но не все полки прибыли к месту сбора в Коломенском. Наконец 30 сентября состоялся торжественный въезд войск в столицу. Это было зрелище, небывалое доселе.

Москвичи впервые увидели триумфальную арку высотой в пять и шириною в шесть или семь сажен с колоннами, фронтонами, украшенную статуями Геркулеса и Марса. Имелись здесь и вирши, высмеивавшие незадачливых турок, оборонявших Азов, и прославлявшие победителей. Над изображением паши была помещена такая неуклюжая надпись:

 
Ах, Азов мы потеряли;
И тем бедство себе достали.
 

Над мурзою:

 
Прежде на степях ли ратовались,
Ныне же от Москвы бегством едва спасались.
 

Победителям адресовались следующие слова, начертанные на арке:

 
Придох, видех, победих.
Возврат с победы царя Константина
Победа царя Константина над нечестивым
Царем Максентием римским.
 

Перед статуей Геркулеса:

 
В похвалу прехрабрых войск морских
На море турки поражены,
Оставя Москве добычу,
Корабли их сожжены.
 

По сторонам ворот были протянуты полотна с изображением штурма Азова с надписью:

 
Москва агарян побеждает,
На многие версты прехрабро прогоняет.
 

Шествие победоносного войска открывали девять всадников, конюшенного чина, за ними вели «с седлом слитным, на седле палаш». Затем опять девять всадников, за которыми следовал конюший с пищалью. В карете, запряженной шестью вороными лошадьми, восседал Н.М. Зотов, державший в одной руке меч, а в другой щит. Карету Зотова сопровождали участвовавшие в походе дьяки и певчие. За каретой вели шесть нарядно оседланных лошадей. За ними следовала карета, в которой сидели генерал-комиссар Ф.А. Головин и кравчий К.А. Нарышкин. За каретой вели нарядно наряженных лошадей, принадлежавших Ф.Я. Лефорту. За ними следовали две пустые коляски, а затем сани, запряженные шестью богато украшенными лошадьми. В санях сидел генерал-адмирал Лефорт. Ехать в карете он не мог из-за тряски, но даже и в санях испытывал сильные боли.

За санями Лефорта следовал капитан, то есть Петр, во главе бомбардирской роты. Заметим, под Азов Петр отправлялся в чине простого бомбардира. Взятие Азова дало основание присвоить ему чин капитана. Петр шагал в черном немецком платье с белым пером на шляпе и с протазаном в руке.

Перед триумфальными воротами Лефорт, превозмогая боль, вышел из саней и вместе с царем подошел к Виниусу. Тот произнес в рупор приветственные слова в его честь:

 
Генерал, адмирал! Морских всех сил глава,
Пришел, зрел, победил прегордого врага,
Мужеством командира турок вскоре поражен,
Премногих же оружий и запасов сий лишен,
Сражением жестоким бусурмане побеждены,
Корыстие их отбиты, корабли запалены,
Оставшие ж ся в бегство ужасно устремиша.
Страх велий в Азове и всюду расшириша,
По сих их сила многа на море паки преиде,
Но в помощь град Азов от сих никто же вниде,
Сие бо возбранила морских ти воев сила,
Их к здаче град Азов всю волю наклонила.
И тем бо взятием весело поздравляем,
Труды же командора триумфом прославляем ^{88} .
 

Нет сомнений, что это приветствие было сочинено по приказу царя. Тем самым Петр хотел отчасти компенсировать своему приятелю страдания, испытанные им во время похода. Роль адмирала в морском сражении в виршах была сильно преувеличена.

Выслушав приветствие, генерал-адмирал сел в сани и отправился в путь. За ним мимо ворот проследовал Большой полк генералиссимуса Шеина, сопровождаемый литаврщиками, трубачами и тридцатью всадниками в панцирях. Далее следовала пустая карета, запряженная шестерней, и при ней двое карлов; за каретой ехал конюший, а за ним вели восемь нарядно оседланных лошадей. Здесь же шли хор музыкантов с зурнами, набатами (большими барабанами) и накрами (бубнами) и две роты трубачей.

Шеина, как и Лефорта, приветствовал Виниус такими же тяжеловесными виршами. Смысл их выражен в одной из строк:

 
Радуйся, полководче, агарян победивый!
 

Приветствие Шеину, как и Лефорту, сопровождалось пальбой из пушек.

За Шейным двигался начальник артиллерии стольник Вельяминов-Чернов, за ним волокли по земле 16 турецких знамен. За ними шествовал Преображенский полк, за которым везли на подводе, запряженной четырьмя лошадьми, изменника Якушку. На телеге был сооружен помост, на нем виселица и две плахи с воткнутыми топорами, а также предметы, предназначавшиеся для пытки: ножи, хомут, десять плетей, двое клещей, два ремня – все это недвусмысленно намекало на судьбу предателя. Обреченный на смерть был одет в турецкое платье и чалму, на груди висела доска с надписью: «Злодей». На перекладине виселицы имелась еще одна назидательная надпись: «Переменою четырех вер Богу и изменою возбуждает ненависть турок, христианам злодей».

За телегой изменника шествовал Семеновский полк, за ним – иноземные инженеры. Последними шли полки генерала Гордона: за Бутырским солдатским полком следовали стрелецкие.

Франц Яковлевич в письмах к брату любил подчеркнуть свое особое положение при дворе и особое внимание царя к своей персоне. Описал он и торжественный въезд в Москву после азовской победы. «Я имел честь, – извещал он брата Амии 9 октября 1696 года, – пройти первым с моими морскими частями, в которых его царское величество исполнял должность командира. Так как я не мог перенести ни кареты, ни коляски, то проехал город, в котором мне не было необходимости останавливаться, не слезая, в санях, запряженных шестью лошадьми его величества, изумительно убранными. Я имею двенадцать упряжных лошадей, подходящих для такого въезда. Мне были устроены овации, а у триумфальных ворот преподнесены в подарок красивые ружья и пистолеты. Вся пехота стреляла из ружей троекратно, также стреляли из всех морских пушек. Все другие генералы следовали в процессии. И это длилось с утра до вечера. Один изменник, который в прошлом году сбежал к туркам, был взят в плен при сдаче города. Его вели через Москву с завязанными руками к месту, где стояла виселица; около него было два палача. Этот изменник причинил нам много вреда. Он из Данцига – был лютеранином, затем москвичом, а в Азове – турком. Вчера его колесовали живьем, после чего в знак милости ему отсекли голову. Еще никогда въезд в Москву не был таким величественным. На следующий день его царское величество милостиво пожаловал обедать ко мне со всеми морскими офицерами. Стреляли из пушек и трубили в трубы…

Через 15 дней у меня будет большое веселье. Будут фейерверки и некоторое количество пушек, приблизительно 200 человек после бала и разных музыкальных выступлений будут у меня обедать. Хотелось бы быть в лучшем здоровье, тогда и дела были бы лучше. Сделаю все, что в моих силах, чтобы развеселить такое благородное общество. Не поверите, если я вам скажу, насколько царь огорчен моей болезнью. Я не желал бы умереть только из-за того, чтобы не причинить ему огорчений. Милости его огромны – он уже двадцать раз говорил, что предпочел бы лучше потерять важные дела. Врачи и хирурги получат выговор, если они меня оставят без надзора; повсюду, куда я иду, за мной следуют и смотрят, чтобы я ничем не злоупотреблял из того, что вредно моему здоровью. Уже год, как я веду умеренную жизнь, и вино мне запрещено. Я вооружаюсь терпением. Иногда, несмотря на все, я выпиваю стаканчик для утоления моих болей, если это возможно» ^{89} .

Еще раз скажем, что торжественная встреча генерала и адмирала далеко не соответствовала заслугам Лефорта при взятии Азова. Но дело было не только в желании царя отблагодарить своего любимца, пребывавшего в крайне тяжелом болезненном состоянии, за участие в успешно закончившейся кампании. У Петра был еще один резон для чествования адмирала. Оно символизировало роль в овладении крепостью любимого детища царя – кораблей Воронежского флотах