Текст книги "Лефорт"

Автор книги: Николай Павленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава шестая.
«МОРСКИМ СУДАМ БЫТЬ»

Настоящая глава нарушает хронологическую последовательность изложения событий, поскольку строительство Воронежского флота продолжалось и после смерти Лефорта, К тому же Лефорт, хотя и получил чин адмирала, в строительстве кораблей в Воронеже никакого участия не принимал, а потому его имя в данной главе практически не встречается.

Более того, Лефорт, повсюду сопровождавший Петра, так и не отправился вместе с ним в Воронеж ни до отъезда Великого посольства в страны Западной Европы, ни после возвращения в Россию. Его отсутствие в Воронеже представляется тем более странным, что в связи с пожалованием ему чина адмирала, казалось бы, сам Бог велел ему быть в Воронеже, где строились корабли, которыми ему предстояло командовать.

Возникает вопрос: чем это объяснить?

К сожалению, источники не дают на этот вопрос никакого ответа, и приходится довольствоваться догадками. Одна из них состоит в том, что Лефорт, не имея понятия ни о кораблестроении, ни о кораблевождении, мог счесть свое пребывание в Воронеже не только бесполезным, но и вредным, поскольку его некомпетентные распоряжения могли нанести вред делу. Но ведь именно на верфях адмирал мог усвоить боевые свойства строившихся там различных типов галер и линейных кораблей!

Нам представляется наиболее вероятным другое предположение: Петр сам запретил Лефорту поездку на верфи, а причиной тому была, прежде всего, мучительная болезнь адмирала, терзавшая его как до отъезда Великого посольства, так и особенно после его спешного возвращения в Россию по тряским дорогам, без отдыха, что было связано с полученным Петром известием о стрелецком бунте. Надо полагать, что Петр попросту жалел своего любимца, освобождая его от утомительных и непосильных для него поездок, которые могли разбередить рану.

Казалось бы, на основании всего сказанного можно было бы изъять данную главу из сочинения, посвященного жизни и деятельности Лефорта. Автор, однако, счел, что это обеднило бы рассказ о жизни страны, поскольку события, изложенные здесь, важны для понимания того, что происходило тогда в России.

Строительство Воронежского флота, как известно, было обусловлено намерением Петра после овладения Азовом продолжить военные действия против Турции не только на суше, но и на море. Петр не питал иллюзий относительно достигнутого им успеха – он понимал, что овладение Азовом явилось лишь первым шагом на пути завоевания выхода к южным морям: предстояла изнурительная война с Османской империей за выход к Черному морю через Керченский пролив и к Средиземному морю через Дарданеллы и Босфор. Но достичь этих целей было невозможно без наличия могущественного флота. Построенные в Воронеже галеры обеспечили победу при овладении Азовом, но военно-морской флот, способный действовать на море, должен включать в себя линейные корабли, вооруженные многими десятками пушек и укомплектованные знающими свое дело экипажами. При этом царь отчетливо осознавал, что Россия не могла достичь выхода к Средиземному морю в одиночестве – Османская империя к концу XVII века представляла грозную силу, державшую в страхе страны Восточной Европы. Чтобы добиться успеха, необходима была помощь западноевропейских государств, прежде всего таких морских держав, как Голландия, Дания, Англия и другие, способных одержать верх над турецким флотом. Об этом царь начал думать уже в то время, когда его победоносные войска возвращались из второго Азовского похода, а в Москве велась лихорадочная подготовка к встрече победителей.

Своими планами на этот счет Петр поделился четверть века спустя в предисловии к морскому регламенту: царь «всю мысль свою уклонил для строения флота, и когда за обиды татарские учинилась осада Азова и потом оный счастливо взят, тогда, по неизменному своему желанию, не стерпел долго думать о том: скоро к делу принялся. Усмотрено место, к корабельному строению угодное на реке Воронеже, под городом того же имени, призваны из Англии и Голландии искусные мастера, и в 1696 году началось новое в России дело – строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов. И дабы то вечно утвердилось в России, умыслил искусство дела того ввесть в народ свой, и того ради многое число людей благородных послал в Голландию и иные государства учиться архитектуры и управления корабельного» ^{90} .

Иными словами, царь поставил перед страной грандиозную задачу превращения ее в могучую морскую державу Последующее рассуждение царя можно назвать столь же искренним и чистосердечным, сколь и наивным: «…И что дивнейше, аки бы устыдился монарх остаться от подданных своих в оном искусстве, и сам восприял марш в Голландию, и в Амстердам, на Остиндской верфи, вдав себя с прочими волонтерами своими в научение корабельной архитектуры, в краткое время в оном совершился, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил».

Петр не кривил душой, когда стремился к знаниям, ибо считал себя слугой государства, монархом, обязанным личным примером воодушевлять подданных выполнять обременительные обязанности, чтобы устранить вековую отсталость России от стран Западной Европы.

Планы создания военно-морского флота и мысль о поездке за границу, чтобы убедиться, насколько западноевропейские страны в своем развитии опередили Россию, взаимно связаны между собой. Не случайно царь занимался тем и другим одновременно. Еще 25 сентября 1696 года Лефорт извещал родных: «Здесь говорят о предполагаемом путешествии; если оно состоится, я буду счастлив: я еще раз могу обнять вас». Намек на ожидаемое путешествие за границу содержится и в его письме брату Ами от 9 октября 1696 года: «Еще недостоверно, но я надеюсь, если будет угодно Богу, предпринять путешествие в Голландию. Племянник мой Петр, ваш сын, будет сопутствовать мне» ^{91} . Но еще прежде мысли отправиться в заграничное путешествие у царя созрела идея создания флота. Об этом свидетельствует грамота венецианскому дожу Сильвестру Валерию, отправленная 11 июля 1696 года, то есть еще до взятия Азова. В ней Петр извещал дожа об осаде турецкой крепости, призывая всех христианских государей внести свой вклад в борьбу с неверными, и просил прислать «тринадцать человек добрых судовых мастеров, которые б умели делать и строить всякие морские воинские суды, обещая их содержать в нашем государском призрении: платить им жалованье и отпустить на родину, когда они пожелают выехать» ^{92} .

Надлежит согласиться с обоснованным наблюдением М.М. Богословского: «Итак, в Москву в триумфальном входе 30 сентября 1696 года Петр вступил, неся две идеи: о постройке флота для Азовского моря и о заграничном путешествии».

Реализацию своих планов Петр начал с постройки кораблей. Сооружение флота являлось в большей мере внутренним делом России, в то время как заграничное путешествие требовало надлежащей дипломатической подготовки. Кроме того, Петр справедливо считал, что неприятель не смирится с утратой Азова и непременно предпримет попытку его вернуть. Чтобы сохранить крепость за собой, недостаточно было оставить в ней гарнизон, способный ее защищать. Необходимо было располагать линейными кораблями, способными отогнать турецкий флот от Азова при его попытке высадить десант.

Завоевание Азова повлекло за собой несколько правительственных распоряжений. Во-первых, царь справедливо рассудил, что завоеванную крепость турки непременно пожелают возвратить; следовательно, необходимо было восстановить ее или, точнее, построить заново. Кроме того, для защиты крепости необходимо было оставить в ней гарнизон, способный дать отпор неприятелю. Оборону крепости Петр поручил четырем стрелецким полкам. Это вызвало ропот со стороны стрельцов, что вполне объяснимо: в результате переселения их семьи в Москве остались без средств к существованию; вынуждены были стрельцы прекратить и торгово-промысловую деятельность, обеспечивавшую дополнительный доход к их скудному жалованью. Наконец, для обеспечения полнокровной жизни крепости необходимо было гражданское население – ремесленники, торговцы, женщины. Заботу об этом Петр возложил на Боярскую думу. В записке, составленной 20 октября 1696 года и названной «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фартеции от турок Азова», был поставлен вопрос: «Понеже опал (крепость. – Н.П.)разорена внутри и выжжена до основания, также и жителей фундаментальных нет, без чего содержаться не может, и того для требует указу, кого населить и много ли числом и жалованье всякая откуды взять?» Боярская дума вынесла постановление: перевести в Азов три тысячи пехотинцев с семьями из Низовых городов приказа Казанского дворца и положить им из казны жалованье по пять рублей на год человеку, хлебного жалованья по шесть четвертей муки ржаной и по две четверти овса на семью. Всем этим людям предстояло расстаться с домами и отправиться со своим скарбом в полную неизвестность.

В той же записке 20 октября 1696 года, в ее второй статье, обосновывалась необходимость немедленного создания военно-морского флота. Он должен был состоять не менее чем из сорока судов, способных предотвратить набеги турок и татар. Фортуна, по словам автора записки, благоприятствовала русским: «…понеже время есть и фортуна сквозь нас бежит, которая никогда так к нам блиско на нас не бывала, – блажен, иже иметца за власы ее». С неприятелем эффективнее воевать на море, говорилось в записке: «И аще потребно есть сия, то на что же лутче мню быть, ежели воевать морем, понеже зело блиско есть и удобно многократ паче, нежели сухим путем, о чем пространно писать оставляю многих ради чесных искуснейших лиц, иже сами свидетели есть оному. К сему же потребен есть флот или караван морской в 40 или вящее судов состоящей, о чем надобно положить, не испустя времени, сколько каких судов и со много ли дворов и торгов и где делать?» ^{93}

Боярская дума вынесла на этот счет принципиальное решение: «Морским судам быть», однако без указания на то, за счет каких ресурсов и где именно надлежит сооружать флот, и из какого типа кораблей он должен состоять. Лишь на заседании 4 ноября в Преображенском Боярская дума конкретизировала постановление от 20 октября: корабли должны строить так называемые «кумпанства». Они составлялись из крупных и средних землевладельцев, являвшихся собственниками не менее 100 дворов каждый. Каждое «кумпанство» к апрелю 1698 года должно было спустить на воду по одному кораблю с полной оснасткой, вооружением и экипажем. Назван был и пункт, где надлежало сооружать корабли – город Воронеж.

Указ 4 ноября определил порядок комплектования «кумпанств»: каждое из них должно было состоять из 8 тысяч дворов, если комплектовалось из духовных землевладельцев, и из 10 тысяч дворов, принадлежавших светским феодалам. Лица, владевшие менее чем 100 дворами, освобождались от участия в «кумпанствах» и, следовательно, от выполнения натуральной повинности – их обязали вносить в казну деньги в размере по полтине с двора. Строительство кораблей на собранные с таких землевладельцев деньги осуществляла казна.

Одновременно с сооружением кораблей в Таганрог должно было быть отправлено 20 тысяч человек для строительства города и морской гавани для флота.

Крупные духовные землевладельцы, за которыми числилось 8 и более тысяч дворов, должны были строить корабли в одиночку. Так, за «святейшим патриархом» числился 8761 двор. Он должен был построить и снарядить один корабль с 8 тысяч дворов, а с 761 двором войти в компанию с другими архиерейскими домами. Троицесергиев монастырь владел 20 131 двором. Он должен был войти в компанию с другими монастырями. Всего духовные землевладельцы составили 17 «кумпанств», обязанных поставить 17 кораблей. Из светских землевладельцев «кумпанства» комплектовались по такому же принципу с тем различием, что они были поставлены в более привилегированное положение – они поставляли один корабль с 10 тысяч дворов, а всего должны были поставить 18 кораблей.

Корабельная повинность охватывала все население России, причем наиболее пагубно отразилась на гостях и торговых людях гостиной и суконной сотни. По указу 11 декабря они должны были построить 12 кораблей. Гости подали на этот счет челобитную, за что были оштрафованы поставкой еще двух кораблей. Из своей среды они должны были образовать две комиссии – одну для сбора денег, а вторую – для строительства кораблей: первая состояла из пяти гостей, а вторая из восемнадцати.

Общее руководство строительными работами «кумпанств» и сбор пол тинных денег осуществлял Владимирский судный приказ, возглавляемый окольничим Александром Петровичем Протасьевым. Он был вооружен двумя инструкциями. Одна из них определяла обязанности Владимирского судного приказа: он должен был располагать сведениями о численности землевладельцев, входивших в компанию, отводить лесные массивы, предназначавшиеся для кораблестроения, и «оные суды строить с прилежанием и поспеть к указанному сроку». Другая инструкция была адресована лично «партикулярному адмиралтейцу» Протасьеву и обязывала его «непрестанно о своем деле радеть и над кумпаниями смотреть и понуждать, спрашивать временем же и досматривать, чтоб какой лености не было и в начатом деле пренятия для того дела не учинялось».

Для отвода участков дубрав, предназначавшихся для каждого из 52 «кумпанств», были назначены думный дворянин Иван Петрович Савелов и дьяк Никита Павлов. Они справились с заданием к середине марта 1697 года: описали леса, составили необходимые чертежи, определили расстояние отведенных участков от реки Воронеж и оценили возможность сплава леса. Выполнив задание, Савелов и Павлов сочли необходимым поделиться своим мнением относительно качества леса: «дубовый лес плох, крепковистый, не высокий и не гладкий и не толстый»; однако оценить степень его пригодности для кораблестроения «без корабельных мастеров и без знающих людей невозможно». Сомнения Савелова и Павлова на ход работ не повлияли: к началу августа 1697 года отвод лесов «кумпанствам» был завершен. Еще до окончания этой работы думный дворянин и дьяк доносили, что «плотники и работники леса рубят, и пилуют, и заготавливают, и те заготовленные леса из лесов почали вывозить на Воронеж и складывают на отводных указных местах» ^{94} .

Работников, способных выполнять работу, как черновую, не требовавшую квалификации, так и квалифицированную, непосредственно связанную с постройкой кораблей, не хватало. С завоеванием Азова и строительством флота связано введение новой трудовой повинности; со всей страны были согнаны плотники на верфи и на сооружение Троицкой крепости у гавани в Таганроге. Они оказались в крайне тяжелом положении – без крова в зимнюю стужу и осеннюю слякоть, со скудными запасами сухарей в котомках, они валили лес, пилили доски, расчищали дороги, углубляли фарватер реки, строили корабли. Треть, а то и половина людей, приверстанных к кораблестроению, не выдерживали столь тяжелых условий жизни и спасались бегством. Случалось, бежали все до единого привезенные в Воронеж. Весть об изнурительных условиях работы на верфях достигала уездов, где шла мобилизация работников, и население, дабы избежать этой повинности, разбегалось по лесам. В особенно тяжелом положении оказалось население прилегавшей к Воронежу округи – именно она поставляла основной контингент работников верфей и гавани.

Представление о том, какое количество плотников было необходимо для строительства Воронежского флота, дает штатное расписание, учитывавшее потребность в людях при постройке одного корабля: требовалось иметь одного мастера и одного подмастерья из иноземцев, двух иноземных плотников, двух мастеров-кузнецов из иноземцев, четырех русских кузнецов, 60 плотников «самых добрых, со всякими ж плотничьими снастьми», одного резчика «со всякою снастью», одного столяра, одного лекаря с аптекой и одного живописца или маляра «со всякими красками» – итого 74 человека ^{95} .

Не подлежит сомнению, что самым трудным делом было укомплектовать штат иноземными специалистами. Их полный комплект отсутствовал во всех «кумпанствах». Во всяком случае адмиралтеец Протасьев в мае 1697 года жаловался Головину, что голландец Франц Тиммерман взял на себя обязательство поставлять мастеров-иноземцев, «но по се число мастеров не поставил ни одного человека». В дальнейшем дело с мастерами несколько выправилось, и Протасьев извещал царя в конце того же 1697 года, что некоторые «кумпанства» уже спустили на воду несколько галер.

Для борьбы с беглецами были приняты крутые меры. Количество беглых отчасти уменьшилось и благодаря средству, предложенному Протасьевым, – введению помесячной смены работников. «И от того, – рассуждал Протасьев) – в деле великая споризма будет и им работникам льготнее, и бегать, мню, что не станут. А то истинно часто бывает, что все уйдут и работы оставят, покамест из городов вышлют, а у меня все дело стоит; и наказание чиним за побег довольное, однакож от того не перестанут».

Воронежское кораблестроение и сооружение гавани и крепости в Таганроге положили начало экстраординарным трудовым повинностям Петровского времени. В последующие годы правительство прибегало к ним столь часто, что остается гадать, из каких источников сельское и городское население черпало ресурсы, чтобы утолить ненасытную жажду казны в деньгах, работниках, рекрутах, подводах для перевозки грузов и т. д.

Обнаружились и технические трудности организации кораблестроения в таком масштабе. В те времена отсутствовала общепринятая теория кораблестроения, и в каждой стране корабли сооружались в соответствии с вековыми традициями и навыками. Именно поэтому приемы кораблестроения в Голландии отличались от английских, а последние – от датских, итальянских или испанских. Сооружение Воронежского флота велось под руководством мастеров разных национальностей, что нередко приводило к конфликтам и недоразумениям: то, что считал правильным датчанин, отвергалось англичанином. А если, например, последнему была предоставлена административная власть, то есть присмотр за несколькими кораблестроителями, то датчанин часто не мог взять в толк, что от него требует англичанин. Мастера вынуждены были, кроме того, поступаться правилами и нарушать хорошо им известные пропорции – дело в том, что корабли предназначались для плавания в море, а сооружались вдали от него, на верфях притоков Дона. Фарватер их даже в половодье исключал возможность продвижения кораблей с глубокой осадкой. Поэтому вынуждены были строить плоскодонные корабли, что уменьшало их мореходные качества, в частности скорость.

Работы выполнялись «кумпанствами» двумя способами: подрядным или хозяйственным, то есть либо заключением контрактов с подрядчиками, в роли которых выступали иностранцы (Франц Тиммерман, Елизарий Избрант, Эндрюс Болдуин и др.), либо артелью русских плотников, организованной населением северных и северо-западных районов, где это ремесло было распространено. Хозяйственный способ кораблестроения возлагал ответственность за своевременную постройку корабля и его оснащения на «кумпанство». В этом случае расходы «кумпанств» становились меньшими, поскольку из них исключалась оплата услуг подрядчиков.

Особую заботу правительство проявляло к обеспечению кораблей! артиллерией. Было решено приобрести в Швеции 600 пушек. Шведский король Карл XI решил преподнести подарок московскому правительству в знак своего участия в борьбе с «неверными» – 300 пушек. Уже после его смерти и восшествия на шведский трон Карла XII пушки были присланы в Нарву, откуда их перевезли в Новгород, затем в Москву и наконец в Воронеж. Эту акцию следует считать отнюдь не бескорыстной: подлинная цель шведской короны состояла в том, чтобы отвлечь внимание России от ее северо-западных границ и намерения вернуть территории, обеспечивавшие ей выход к Балтийскому морю и захваченные Швецией в годы Смутного времени. Кроме того, в Швеции было закуплено 388 пушек, 100 стоп картузной бумаги и 400 пил – «кумпанствам» в целях экономии леса было запрещено обрабатывать доски топорами.

Какова была общая сумма расходов на создание Воронежского флота? Ответить на этот вопрос практически невозможно, ибо на пути исследователя, пытающегося произвести соответствующие расчеты, стоят непреодолимые трудности: главная из них состоит в отсутствии источников с указанием стоимости постройки каждого корабля. Попытка суммировать расходы по типам кораблей тоже бесплодна, ибо даже однотипные корабли имели неодинаковые размеры, оснащение, вооружение, а следовательно, и разную стоимость. Так, за строительство баркалона, по размерам считавшегося вторым после линейного кораблясудном, подрядчики брали от 8100 до 9880 рублей, а за баркалон «кумпанства» во главе с князем Яковом Никитичем Одоевским подрядчик Франц Тиммерман взял 5100 рублей. С гостиного «кумпанства» казна запросила по 12 тысяч рублей за корабль, видимо, линейный, и гости согласились уплатить назначенную сумму. Поэтому в порядке прикидки можно назвать приблизительную сумму расходов на сооружение Воронежского флота – не менее полумиллиона рублей. Это немало, если учесть, что доходная часть бюджета страны в 1680 году составляла 2 миллиона 439 тысяч, а в 1701 году – 1 миллион 464 тысячи рублей ^{96} .

Выше назывался срок готовности Воронежского флота – корабли должны быть спущены в реку Воронеж в период весеннего половодья 1698 года. Предполагалось, что к этому времени на родину из-за границы возвратится Великое посольство и Россия возобновит активные боевые действия против Турции. Но к тому времени внешнеполитическая ситуация коренным образом изменилась. В 1698 году в Карловцах, в Славонии, начал работу международный конгресс, завершившийся подписанием мира между государствами «Священной лиги» (включая Россию) и Османской империей. Вместо борьбы за выход к южным морям предстояло вести борьбу за выход к Балтийскому морю. Это, однако, нисколько не повлияло на продолжение строительства Воронежского флота.

После возвращения в Москву в августе 1696 года Петр вынужден был возобновить розыск о стрелецком бунте, и это помешало ему отправиться в Воронеж, чтобы посмотреть, с каким успехом ведется кораблестроение. Царь задержался в Москве на два месяца и прибыл в Воронеж лишь 31 октября, проведя в пути восемь дней. 3 ноября в письме к Виниусу он объяснил причину столь продолжительного путешествия: «Мы в сем пути несказанную нужу принели от непогодов, однако по суетному времени той же час позабыли, как приехали». Позабыть трудности пути царю помогли впечатления от увиденного. Скромный и тихий городок превратился в грандиозную строительную площадку, на верфях города трудились многие тысячи согнанных со всей России плотников, кузнецов, пильщиков, работников, валивших вековые дубы и доставлявших их на верфи. «Мы, слава Богу, во изрядном состоянии нашли флот и магазейны обрели», – делился царь с Виниусом. 19 ноября он сам заложил по своим чертежам линейный корабль, названный им «Предестинацией», то есть «Божьим предвидением», длиной в 130 футов (40 метров), шириной в 32 фута (9,8 метра), вооруженный 58 пушками.

Первое впечатление Петра оказалось, однако, обманчивым. Более основательное знакомство с состоянием дел на верфях опрокинуло радужные представления об успехах в постройке кораблей. Оказалось, что часть нанятых за границей кораблестроителей, называвших себя мастерами, таковыми не являлись. Это и неудивительно: хорошо знавшие свое дело корабельные мастера были востребованы у себя на родине, на службу же в Россию нанимались те, в чьих услугах в их собственных странах не нуждались. К тому же Владимирский судный приказ, осуществлявший общее руководство воронежским кораблестроением, не выполнил обещание прислать в Воронеж макеты кораблей, которыми должны были руководствоваться корабельные мастера. Все это не способствовало высокому качеству построенных кораблей.

Цесарский резидент Гвариент сообщал в Вену 29 ноября 1698 года: «Жар и восторг, с которыми приготовлялись к наступающей войне, почти охладели; государь исключительно занят переделкою и постройкою кораблей. Дорого построенные корабли дурны и скорее годятся под купеческий груз, чем для военных действий» ^{97} .

Главная причина брака заключалась в использовании сырого, непросушенного леса. На верфях «кумпанств» отсутствовали эллинги, и сооружавшиеся корабли использовали доски только что срубленных дубов; доски эти подвергались воздействию непогоды. Кроме того, нередко вместо железных гвоздей использовались деревянные.

В итоге многие корабли оказались непрочными или недостаточно устойчивыми на воде. Две комиссии, осматривавшие корабли на их пригодность к эксплуатации, обнаружили в некоторых из них существенные недостатки. Так, проверяющие нашли, что «три шихбомбардира (мелко сидящие двух– и трехмачтовые суда, используемые для бомбардировки крепости с моря. – Н.П.) гостиных, хотя через неискусство мастера недоброю пропорциею сделаны, однако же по нужде их употреблять возможно», а два корабля, сооруженных казной на итальянский манер, сделаны «пропорциею не зело доброю, паче же зело худою крепостию». Кумпанские корабли Девичья монастыря, вологодского архиерея и стольника Зыкова также имели серьезные дефекты. Корабли «кумпанств» светских землевладельцев «плошая вышеписанных размером и крепостью», а корабли Т.Н. Стрешнева, князя Я.Ф. Долгорукова и Б.П. Шереметева «худшие из всех кораблей размером и крепостью». Общая оценка качества построенных кораблей удручающа: «Все же сии кумпанские корабли есть зело странною пропорциею ради своей долгости и против оной безмерной узости, которой пропорции ни в Англии, ниже в Голландии мы не видали, мню же, что и в прочих государствах таких нет же; но уже тому поправлению учинить невозможно» ^{98} .

Тем не менее на Воронежский флот Петр возлагал большие надежды – он решил использовать его в качестве средства устрашения турок. Еще не завершились переговоры на Карловицком конгрессе и не удалось заключить договор о двухлетнем перемирии с Турцией, а царь решил продемонстрировать туркам свою военно-морскую мощь и тем вынудить султана стать более податливым в мирных переговорах. Надобность в замене краткосрочного двухлетнего перемирия с Турцией многолетним или даже вечным миром становилась тем острее, чем успешнее продвигалось оформление Северного союза.

Уже после смерти Лефорта, 13 марта 1699 года, царь вновь отправился в Воронеж, где завершались приготовления к спуску на воду «Предестинации» и к Керченскому походу Воронежского флота. Получив известие о заключении П.Б. Возницыным двухлетнего перемирия с турками, Петр решил отправить в Константинополь для продолжения переговоров думного дьяка, руководителя Посольского приказа Е.И. Украинцева. При этом Петр внял совету Возницына отправить посольство не традиционным путем по суше, а непременно морем и на военном корабле. Совет вполне импонировал царю – во-первых, возможностью опробовать в море свое детище – корабль Воронежского флота, а во-вторых, удобным для России случаем предстать перед Турцией в новом качестве морской державы.

Подготовке эскадры к походу и спуску «Предестинации» Петр уделял огромное внимание. «Его величество, – записал вице-адмирал Крюйс в своем «Журнале», – в сей работе неусыпно так с топором, диселем, калфатом (плотничьими инструментами. – Н.П. ), молотом и мазаньем кораблей и гораздо прилежнее и больше работал, нежели старой и весьма обученный плотник» ^{99} .

К концу апреля корабль был готов к спуску. Петр сам установил на корабле мачты и часть пушек. «Предестинация» заслужила восторженные отзывы современников. Ф.А. Головин писал Ф.М. Апраксину: «…О корабле, сделанном от произволения монарха нашего известую: есть изрядного художества… зело размером добрым строением, что с немалым удивлением от английских и голландских есть мастеров, которое уже многих лет сие искусство употребляют, и при нас спущен на воду и щезлы (мачты. – К П.)подняты, и пушек несколько постановлено». Головину вторил голландский дипломат Ван дер Гульст, тоже присутствовавший при спуске корабля: «Корабль сей весьма был сооружен его царского величества русскими работниками без содействия немецких мастеров…» Голландскому путешественнику Корнелию де Бруину довелось осматривать «Предестинацию» в 1703 году. Он записал: «Один из этих военных кораблей, выстроенный под надзором и по указанию его царского величества, блистал перед всеми остальными всевозможными украшениями, и в нем капитанская каюта обита была ореховым деревом» ^{100} . Петр, как видим, успешно выдержал экзамен на звание конструктора и кораблестроителя.

Отправку флота к границе морских владений Турции – Керчи, равно как и морское путешествие Украинцева в Константинополь, следует вне всяких сомнений отнести к акциям государственного значения. К Керчи намечалось отправить эскадру в составе двенадцати линейных кораблей, четырех галер, тринадцати бригантин (малых кораблей типа галер с двумя мачтами) и одиннадцати галиотов (малых галер с одной-двумя мачтами). Командование эскадрой царь поручил генерал-адмиралу Ф.А. Головину, занявшему эту должность после смерти Лефорта. Впрочем, Головин отправлял ее номинально, поскольку, как и Лефорт, не владел ни опытом, ни знаниями в военно-морском деле – он лишь дважды преодолел на корабле пролив, отделяющий Англию от Голландии. Фактически эскадрой командовал сам Петр и, видимо, с большим рвением – это был его первый опыт командования эскадрой, состоявшей из разных по размерам и назначению кораблей.

Эскадра вышла из Воронежа 27 апреля и добиралась до Азова почти месяц – корабли бросили якорь у крепости 24 мая. К 30 июля все было готово к отправлению эскадры в Керчь, но пришлось задержаться в Азове еще на две недели в ожидании западного ветра, поднявшего уровень воды в устье Дона и давшего возможность кораблям с глубокой осадкой выйти в море. Лишь 18 августа эскадра из двадцати двух кораблей при пальбе из всех орудий бросила якорь в десяти верстах от Керчи.

Керченский паша был заранее осведомлен о прибытии русских кораблей. Однако их количество и мощь поразили его. Формально эскадра сопровождала посла Украинцева, отправлявшегося в Константинополь на военном корабле «Крепость». В столице Османской империи полагали, что русское посольство, прибыв на корабле в Керчь, продолжит свой путь по суше. Каково же было удивление паши, когда на рейде он увидел не один посольский корабль, а целую эскадру! Удивление перемежалось со страхом, ибо паше были неведомы подлинные цели эскадры. Он мог противопоставить русскому флоту лишь девять галер и четыре корабля.