Текст книги "Несбыточные путешествия в небывалые страны света (Затерянные миры, т. XXV)"
Автор книги: Николай Осипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Как только подъехали мы к ним близко, то напали они на нас на своих челноках, которые были сделаны из одного дупла. Но киты многих из них опрокинули. Теперь имею я весьма удобный случай описать храбрость и неустрашимость сих варварских народов, которые с удивительною и невероятною отважностью вспрыгивали на спины китов, затыкали им своими копьями ноздри и совершенно их тем одолевали. Между тем, наши Дельфины, улуча способное время, подвезли нас к берегу, где по принесенному ласточкою известию почти все животные нас уже ожидали. Не можно никак описать всей той радости и дружелюбия, с которым они нас принимали. На меня не имели они ни малейшего подозрения, потому что по данным мне от Феникса аттестатам видели ясно, что я им вредить нимало не намерен.
Причина возгоревшейся между ими войны была следующая: занесло как-то ветром к их земле из острова животных попугая, который рассказывал тамошним жителям, как у них на острове все живут мирно и дружелюбно. Самое сие подало им мысли учинить и у себя то же; а между тем, получено также известие, что дикие готовятся всею силою сделать на них нечаянное нападение.
Приехавшая со мною обезьяна была весьма искусна как в политических делах, так и в военных; хотя иногда храбрость ее с искусством и нимало не согласовалась. Построила однако ж всех зверей при входе в лес в боевой порядок. Сей лес окружен был с одной стороны большою лощиною, с другой непроходимым болотом, а сзади широкою и глубокою рекою. Всем тем, которые чувствовали себя не в состоянии сражаться, приказал наш предводитель спрятаться в густоту леса, дабы они прочим не мешали. Остальных разделил на три корпуса. На правом крыле поставил храбрых тигров, потом львов, а за ними медведей; на левом же крыле кабанов и рысей. За каждым корпусом поставлен был позади резерв, дабы в случае нужды иметь надежное подкрепление. Средину составляла легкая пехота, состоящая из небольших, но храбрых животных, которым особливо было приказано во время сражения кусать неприятеля за ноги. Между ними более всех отличалися ежи и крысы. Ордер баталии составляли олени и страусы. Воздушная же армия состояла из коршунов, ястребов, соколов, орлов и беркутов. В водяном войске распределены были моржи, тюлени, выдры и крокодилы. Проворнейшие и резвейшие обезьяны служили у предводителя вместо адъютантов, а прочие употреблялися в разных должностях при лагере, потому что в сражении недоставало у них мужества и отважности.
Армия диких народов расположена была следующим порядком: первые баталионы имели вместо оружия толстые дубины и большие деревянные палаши вострее наилучших Дамасских сабель; другие вооружены были луками и стрелами и отряжены вместо резерва; им особливо приказано было наблюдать то, чтобы во время сражения не вздумали птицы учинить с воздуха нечаянное нападение. Все они были нагие; кожа на них смуглая и расписана змеиными фигурами, дабы тем более навесть в неприятелях страха; для великолепия же и пышности носили на головах большие с перьями шапки и перьяные поясы. На проткнутых губах и щеках висели вместо украшения наподобие серег небольшие разноцветные каменья. Шли они весьма плотно, сомкнувшись и сохраняя глубокое молчание; но, подошедши близко, вступили в сражение с великим криком. Передняя стена их фронта прикрыта была тремя или четырьмя рядами стрелков, коим приказано было, пустя свои стрелы, построиться в интервалах между баталионами. Сначала разогнали они стрелами своими всех легких животных и больших птиц, которые летать были не в состоянии; но главный корпус шел как можно поспешнее, дабы не столь долго быть под стрелами, прежде нежели вступить в рукопашную схватку. Первые баталионы диких опрокинуты были стоявшими по крылам тиграми и рысями, и произошло между ними великое кровопролитие. Но подоспел туда резервный корпус и посредством натянутых своих луков храбрейших своих сопротивников заставил целовать землю, потому что ни одной стрелы не пускали они по-пустому. Вооруженные дубинами ободрились и пришли в порядок; все отважнейшие и назойливейшие звери побиваемы были без всякой пощады, а прочие обращены в бегство, преследуемы будучи дикими повсюду.
Птицы, хотя бесчисленным своим множеством и составляли на воздухе огромные тучи, но рассыпаемы были тотчас все врознь дикими стрелками, и гораздо больше причиняли людям вреда своим падением, нежели носом и когтями. Водоземные животные также очень мало имели успеха, потому что дикие, будучи храбры, проворны и расторопны, прогоняли их очень легко назад в воду. Бедные животные лишилися бы всей надежды, если бы не подоспели туда змеи, которые за медлительною своею ходьбою от главной армии отстали. Дикие, услыша их шипение и страшася ядовитого их угрызения, обратилися в бегство. Звери гнали их с ужасным остервенением и производили между ними неслыханное кровопролитие.
По одержании победы раздалися в воздухе многоразличные вопли, крики и восклицания; спрятавшиеся в лесу животные выбежали с малыми своими детенками. Раздавалося повсюду эхо птичьей музыки, которая бы была еще и того приятнее, если бы не присовокупили к ней своих криков и четвероногие животные, которые желали также оказать свою радость громогласно.
Между тем, услышали вдруг ужасный стук в барабаны и играние на трубах, и увидели вдали многочисленное войско, идущее в наилучшем порядке. Наконец, когда новая та армия подошла поближе, то увидели, что то были обезьяны, которые для наведения за шутку нечаянного страха нарядилися в завоеванные у диких вооружения; били в обтянутые кожами лукошки и дули в извитые морские раковины и бараньи рога. Страх обратился тотчас на радость. Одни воткнули себе к бокам вместо шпаг стрелы, и для забавы фехтовали ими со своими товарищами. Дубины же были для них не под силу и владеть ими они не умели. Другие танцевали новомодный балет, подражая телодвижениям диких на их пиршествах, именинах, свадьбах и прочих веселых собраниях.
Наконец подняли ужасный крик ночные птицы, что при многих сопровождающих его признаках и приметах служили предвозвещанием великого несчастья. После того пришли бывшие в свите главного предводителя обезьяны и принесли печальное известие, что во время сражения лишился он жизни. Произошел повсюду страшный вой, шум и крик, по прошествии коего приступили животные к избранию нового себе начальника. Змеи присваивали ту честь себе, потому что были главнейшею причиною одержанной победы; четвероногие животные не уступали в том праве никому в рассуждении своей многочисленности; а птицы доказывали принадлежность себе владычества красотою своих перьев и способностью летать по воздуху. Но попутай, на которого все во всем полагались и который был первою причиною всего возмущения, уговорил всех, чтобы позвать меня и потребовать при том случае моего совета.
Для лучшего и безопаснейшего смотрения на происходившее сражение взлез я на одно высокое дерево и сидел на нем спокойно, обращая повсюду любопытные мои взоры. Слезши с оного, представил животным чрез посредство попугая, что надлежит необходимо с дикими заключить мир, потому что раздор их и несогласие не преминут они употребить в свою пользу и не замедлят улучить случай отмстить им за свое поражение. К заключению же союза и произведению договоров брал я на себя быть у них посредником.
Все звери согласились на сие беспрекословно. Я отправился в путь с попугаем и еще другим животным, которому все положение той земли было наизусть известно. Сыскавши диких, учинил им присланные со мною от сопротивников их мирные предложения, на которые они согласились без всякого прекословия, не опамятовавшись еще от последнего своего поражения. На возвратном своем пути нашел Европейских моих сотоварищей, которые, соскучившись о моем отсутствии и не могши снести щекотливых подстреканий нетерпеливого своего любопытства, пустилися вслед за мною. Утвердя между воевавшими надеждный мир, начали мы собираться в дальнейший путь, будучи весьма довольны тем, что избежали столь великих опасностей и увидели такое множество редких и невероятных случаев. Простяся со зверями и дикими народами, поехали к другим островам, о которых рассказывали нам чрезвычайные чудеса и несбытности.
Первый остров, на которой мы пристали, казался нам весь огненным, почему и приметили его еще в самом дальнем расстоянии. Но, приближась к берегу, увидели огненных людей с долгими и узкими лицами, у коих голова похожа была на аптекарскую колбу. Они переходили беспрестанно с одного места на другое и ежеминутно переменяли свой образ и положение. Мы подарили им небольшое количество курительных порошков, что приняли они с великою учтивостью и благодарностью. Нам же подарено было от них по рубашке из несгораемого полотна или асбеста, дабы мы могли удобнее переносить жаркий их и горячий климат. Однако ж при всем нашем с ними дружеском обхождении не могли мы избежать некоторых неприятных случаев. Огненные те люди имели по природе непреодолимую склонность ко всяким сгораемым вещам; почему, с умысла или ненароком потираясь около наших судов, некоторые из них зажгли. Люди наши, бросясь в море, начали по несчастью прыскать на сих Периандров (так они назывались) водою, которая производила на них большие раны, так что в опрыскнутых местах лишалися они всей своей блистательности и делалися обгорелыми головнями. Для излечения их потребно было на больные места до тех пор дуть, покамест рана вся покроется огнем и сравняется с прочею огненною кожею.
Они нас приняли с чрезвычайною ласкою и учтивостью. Пищу принимают они снизу, подобно как деревья. Испражнения их состоят в некоторого рода испарениях, которые испускают из себя головою. Когда захотят несколько подвеселиться, то заставляют брызгать на себя по нескольку капель водою, дабы потом тем более разгорячиться. Для лучшей же красоты и пригожства натираются серою и канфарою, отчего кажутся голубыми и фиолетовыми. Все они стараются как можно достать двойной водки и спирта, который, зажегши, глотают пламень оного с великою приятностью и удовольствием. В любви также не без горячности и чрезвычайно любят целоваться. Распложаются и размножаются почти невероятно, потому что от каждого поцелуя рождается младенец, который, едва только получит свое существование, как вдруг начинает расти и увеличиваться до тех пор, покамест, поблиставши довольное время, покрывается пеплом или золою. Болезни сей подвержены они все без исключения. Желающие от нее излечиться приказывают на себя дуть мехами или махать опахалами; однако ж от сего приметным образом они тончают, уменьшаются и исчезают. Мучительнейшею для них казнью почитается то, когда присудят кого окунуть в воду.
Из сего огненного острова поехали мы к ледяному, который с ним ни в чем не сходствовал нимало. Сначала попалися нам прозрачные люди, подобные кристаллам и движущиеся с необычайною скоростью. Увидя нас, прикатилися они к нам по льду, как будто на коньках. Ноги были у них в ступне чрезвычайно узки, тонки и остры, что и способствовало им немало к удобнейшему катанию. Имели долгую бороду, и из носа их висела сосулька наподобие слонового хобота. Вместо языка было у них две челюсти с довольным количеством зубов, коими колотили они друг о друга вместо разговора, подобно как в лихорадочной дрожи. Многие из них столь искусны и проворны в колочений зубами, что можно подумать, будто играют они на трещотках. В наряд носят большие жемчуга и алмазы, от которых происходит великий блеск и сияние. Всякий свет ненавидят смертельно, кроме звездного; на воздух выходят в одно только зимнее время. Опасаяся теплоты, живут в глубоких пещерах. Удивительнее всего то, что, несмотря на врожденную в них естественную стужу, потеют они иногда до смерти; но из пота их происходят другие подобные им творения. Для лучшего их увеличивания надобно поливать их водою при месячном сиянии. Гнуться и нагибаться они никак не могут, и при малейшем к тому понуждении ломаются. Впрочем, столь откровенны и чистосердечны, что вся их внутренность видна ясно снаружи.
Принявши нас весьма ласково, надарили нам великое множество обледенелых плодов и большие блюда мороженого. Сначала обращалися с нами весьма холодно; но потом убеждали нас неотступно в их земле остаться, однако ж за несносною стужею не могли мы никак на то согласиться.
Оставя ту землю, приехали в умеренную страну, и, по счастию достигли до королевства Нумизмации. Удивлялися несказанно находящимся в природе переменам и произведению в свет двух столь друг другу во всем противных народов. В государство то прибыли мы благополучно. Земля сия расположена таким образом, что не всегда в нее прийти можно, когда кто хочет. Многие искали ее во всю свою жизнь, но никак не находили. Жители говорят всеми языками и очень хорошие переводчики; а особливо Хризандры и Аргирандры, которые разговорами своими могут приводить всякое сердце в чрезвычайную чувствительность. Прочие же находятся там почти без всякого уважения, потому что все вообще наклонны к обманам. Сии народы происходят от Меркурия и прекрасной Сулфурии; вид имеют весьма удивительный, потому что видны у них одни только головы и шеи. Гербы свои и родословные носят всегда с собою на своей спине; зависят непосредственно от Лидийской царицы; а прочие подвержены острову Стихотворцев. В какой величине родятся, в такой и остаются до самой своей смерти, нимало не прирастая и не уменьшаясь, выключая только то, что черты их лица сглаживаются и получают другую фигуру. Причиною же тому то, что они по природе лживы и непостоянны. Часто сии обманщики надевают на себя другую кожу и являются Хризандрами и Аргирандрами, так что многие в них тогда обманываются. На сем острове потчевали нас весьма великолепно, несмотря на то, что он совсем бесплодный; однако ж привозят в него великое множество всякой всячины отовсюду.
Все почти народы имеют к жителям сего острова невероятную привязанность и стараются иметь их при себе во что бы то им ни стало. Залуча же к себе и зная непостоянный их и переменчивый нрав, запирают за многие замки, чтобы они от них не ускользнули. Впрочем, они на все способны и ко всему пригодны, мешаются во все и все на свете сделать в состоянии. Помощью их многие народы сравняли великие горы, засыпали глубокие пропасти, построили города, населили пространные пустыни, учинили плодоносными каменные утесы, осушили глубокие моря, наводнили сухие и печальные степи и непроходимые места сделали проезжими.
Я приметил, что из Нумизматов можно сделать все, что хочешь, одних обласкал учтивостью, а других убеждал почти насильно; и помощью их достал себе судно со всеми нужными для нас припасами. Отъехавши от острова несколько верст, настала в море ужасная буря, которой, бросавши нас несколько времени, прибило наконец к острову Стихотворцев, расстоянием от Нумизматского царства на изрядное отдаление.
Самая первая встреча для нас был украшенный сединою старец непротивного вида с почтенною бородою; но мозг свой носил завязанный в узелку под пазухою. Сей болезни подвержены в той земле почти все жители. На все чинимые нами ему вопросы отвечал он нам одними только кривляньями и коверканьями, между коими давал знак рукою, что хочет нам показывать дорогу. Следуя по стопам его, пошли мы на высокую гору с двумя холмами, на которой собрано было великое множество народа для взирания на восходящую Аврору, почитаемую там первою богинею по Солнце.
Едва только успела Богиня открыть свои глаза, как отдернули они все багряные завесы ее кровати, и, пожелавши ей, припевая на разные погудки, доброго утра, одели ее в пурпур, или багряницу, примешавши в одежду ее золото, лазурь и рубины без всякого вкуса и порядка; уверяя ее притом, что такое украшение издали весьма красиво. Потом нанизали на розовые ее пальчики жемчугу и алмазов, дабы она сыпала их по траве, мураве и цветочкам. Но едва только успела она одеться, как от топота Солнцевых коней восстала такая густая пыль, что скрыла ее от людского взора. Однако ж, несмотря на то, Стихотворцы старалися всячески воспевать на лирах своих торжественно восхождение сей утренней Звезды, или попросту сказать Денницы, которая в их земле рождалася и умирала.
Между тем, прилежные и неусыпные часы запрягали коней в Солнцеву колесницу и украшали храм рождающегося Феба светозарными цветами. Я, стараяся примечать удаление Авроры, увидел вдруг, что Солнце взошло уже нарочито высоко.
Провожавшие нас тамошние жители ответствовали на все наши вопросы, важным видом, отборными словами и великолепными выражениями подражая разговору богов Олимпийских, коим они стараются во всем уподобляться. Все они чрезвычайно бедны; живут в шалашах и лачугах, сплетенных из хвороста или камыша; на головах носят шляпы, украшенные разными цветами. Одежда их состоит из лавровых и плющевых листьев, которые зимою нимало не греют, а летом не не делают прохлаждения. Волосы их возлюбленных хотя и златовидны, но на платье своем сего металла никогда они не употребляют. Питаются дикими плодами и медом, а пьют одно только молоко и воду. Честолюбие их столь велико, что рады они спорить о чести и блаженстве своего состояния и с самим Юпитером. Впрочем, земля их довольно изрядна и я не могу тому надивиться, что так они нуждаются и нищенствуют, имея в богатствах великое изобилие.
Рассказывая о своей земле, изображают они свои поля изумрудовыми, цветы свои багряницею и лазурью, древесный цвет серебром, а плоды на древах золотыми. С кристалловидною их водою ни самый Нектар сравняться не может. Голыши свои и речные каменья почитают алмазами, жемчугом и перлами. Но при всем том, не имеют у себя ни куска хлеба и, подобно Мидасу, посреди всех своих сокровищ умирают с голоду. Все рассказываемое ими кажется им таковым в самом деле.
Сколько ни таращил я глаза свои, но из всех проповедуемых мне сокровищ не видал ниже малейшего следа или тени. Народ сей весьма чуден, легкомыслен и своенравен, делает разного рода шутовства и дурачества, а особливо во время деторождения, которое происходит у них без малейшей боли, но напротив того, с превеликою забавою и удовольствием. Удивительнее всего то, что рождают они детей своих, не имея нужды в женском поле. Случается часто, что производят они на свет чудовищ и уродов; но всякий отец почитает свое исчадие красавцем. Сие должно почитать отменнейшим для них от Юпитера благоволением; ибо, если бы могли они замечать свои пороки и недостатки, то сошли бы с ума от огорчения и досады. Детей своих любят до безумия, но прочие оказывают к ним великое презрение. От сего самого и рожденные ими живут недолго. Дети воспитываются у них самою нежною и деликатною пищею, которая называется у них Модою и Вкусом.
Они зачинают и рождают своих детей весьма чудесным образом. Дитя начинается в мозговом черепе, а рождается чрез пальцы правой руки. Беременны они бывают неравное время, соразмерно воспламеняющему их Пиитическому жару. Больших ребят родят они не вдруг, но по малым кусочкам; а потом соединяют уже их в одно тело, или кучу. Многие выходят на свет неполными или, лучше сказать, половинчатыми, потому что другая половина иногда не дозревает. Однако ж и такие дети бывают приняты очень благосклонно, если рождены именитыми отцами, произведшими уже прежде их несколько подобных им творений.
Сей народ утопает в глубочайшем непросвещении, и не обожает ничего, кроме любовницыных глаз и прелестей. Поклонение их Аполлону и Музам происходит более от привычки, нежели от любви и усердия. Приехавши в их землю, не мог я довольно надивиться тому, что не говорили они ни о чем ином, как только о вещах пустых, бездельных и невозможных, как наприм.: о лесах с пригорками и берегами, о полях с тенистою прохладностию, о лугах, испещренных разноцветными деревьями, и о прочих тому подобных несбыточностях. Перед нашим оттуда отъездом умер у них самый тот герой, которой давал им пищу и пропитание, ибо столь они сами по себе ленивы, что умерли бы с голоду, если бы о прокормлении их кто-нибудь не старался. Для бессмертной памяти приказано было бальзамировать его солью остроумия, и, одевши в сделанное Риторикою платье, вышитое в узор стихотворческими цветами, погребсти во храме гремящей Славы.
В назначенный для сего таинственного торжества день собрался весь народ на приуготовленное нарочно для того место в глубоком молчании. По пролитии многих слез, по испущении бесчисленных жалобных восклицаний и по изъявлении беспредельных отчаянных восхищений увенчали сохраняющую достохвальный прах его урну лаврами и кипарисом. В самое то время вооружены были все те, кои почиталися во всем свете знаменитыми, достопамятными и непобедимыми, также и неустрашимыми героями. Тогда возвысили его над всем, что есть на земном шаре великого, пышного, громкого, высокого и величественного. Воздвигли ему Пиитические жертвенники, на которых воздавали жертву его великодушию, сострадательности, человеколюбию и честности. Окружили его блеском, светом, славою и сиянием. Другие в память его воздвигали живые истуканы, вечные трофеи и бессмертные памятники; воспевали громогласные концерты, на которых прославляли великие его дела и неподражаемые добродетели. Во время сего торжества прилетела вдруг с облаков гремящая Слава, подхватила драгоценное имя редкого сего человека, унесла его из виду и рассеяла по всему свету.
По окончании сей церемонии оставили мы ту землю и при благоприятном ветре приплыли к острову Пигмеев, которые были чрезвычайно малого роста; земля же их не более пяти верст в окружности. Напротив того, остров Исполинов имел в себе до нескольких сот тысяч Географических миль пространства. Оба сии острова лежат друг с другом в ближайшем соседстве; находятся под управлением Стихотворцев, которые предписывают им законы, какие заблагорассудят, и живут между собою в изрядном дружелюбии. Самые великаны из Пигмеев не более аршина вышиною. Сначала сочли мы их за кроликов, потому что, увидя нас, пряталися они по кроликовым норам и заячьим логовищам; но, подошедши к ним поближе, узнали, что они были подобные нам люди.
В самое то время возвратились они с войны, которую имели с журавлями, над коими одержали славную и знаменитую победу. Каждый из воинов принес с собою по две или по три неприятельские головы, которые, поднявши кверху, держали за конец носа. В продолжение той воины повытаскали они из журавлиных гнезд до нескольких сот тысяч яиц, которые принесли в подарок своим женам и любовницам.
Не можно было довольно надивиться, с какою неустрашимостью нападали они на своих неприятелей, которые были перед ними настоящие Исполины и продалбливали носами своими черепа их до самого мозга, если у кого не было на ту пору шлемов, кои делали они из ореховых скорлуп. Однако ж щедрая Природа, поправляя слабость их сложения, наградила их пылкостью разума. Во время сражения приметили они, что у неприятелей их ноги весьма тонки и ломки; и для того всегда с той стороны им вредить старались.
Увидя нас, пришли они в робость; но рассмотревши данные нам свидетельства и паспорты, по коим позволялося нам проехать все баснословные земли, приняли нас весьма благосклонно и прыгали на нас, подобно маленьким собачкам.
Знатнейшие между ними господа заставляли себя носить козлам и баранам. Мы провожали их до самого их жилища. Они ходили чрезвычайно тихо и медлительно, что наводило нам в дороге немалую скуку. На другой день стали делить добычу. Церемония та началася игранием на свирелях, которые служат в той земле вместо труб и литавров. Потом стреляли в цель по одной птице, которая была величиною с муху и поймана в паутину. Стреляют они духовыми ружьями, сделанными из яровой соломы.
Жители сей земли живут не более осьми лет; женщины их на пятом году начинают рождать детей, которых прячут в норы наподобие кроликов; в противном же случае журавли, нашедши, их поглощают. Малые сии творения весьма веселы, забавны и остроумны. По вечерам для препровождения времени занимаются кукольными комедиями. Впрочем, чрезвычайно бережливы и нимало не расточительны. За великое у них уже почитается мотовство и роскошь, когда кто поставит на стол целую воробьиную ножку или пару жареных на вертеле мух. Вертела их делаются из осей или усов от ячменных колосьев. Вместо стаканов служат у них половинки вишенных косточек. Питье их состоит из двух или трех капель утренней росы, которую собирают они весною и сохраняют в гусиных яйцах, служащих им вместо сороковых бочек. На место тарелок употребляют лещовую чешую, а вместо чашек и блюд дубовые желуди. Дремучие их леса состоят из самого мелкого кустарника, на который лазят, как будто на высочайшие кедровые деревья. Величине нашей удивляются чрезвычайно, и думают, что, имея такой огромный рост, упасть весьма опасно.
Выехавши из сего острова, хотелось нам проехать на остров Желаний; однако ж все наши старания были напрасны; ибо на тот остров не всегда удается попасть, когда хочется, почему и принуждены мы были пристать к Колдовскому острову, не возмогши побывать и на острове Истюлинов, несмотря на то, что великую все имели к тому охоту, потому что рассказывали нам о нем чрезвычайно чудные и невероятные вещи. Жители того острова переходят самые большие реки одним шагом, удят канатами китов и катают в кегли большими горами.
Когда пристали мы к Колдовскому острову, то один из наших матросов, бывший уже несколько раз в том месте, говорил нам, что более всего надлежит остерегаться пить воду той земли, а употреблять свою собственную, потому что сие средство предохраняет от всякого колдовства и очарования. Между тем, вышли мы на Зороастрово поле, которое называется по имени стоящего на нем столичного их города. Вдруг наступила неожидаемо темная ночь, так что не могли мы ничего видеть перед глазами. По земле сей путешествовать весьма опасно, почему принуждены мы были расположиться на траве там, где тогда стояли, и довольствоваться тем, что с корабля взяли с собою.
Товарищи мои заснули очень крепко; а я, не могши никак сомкнуть глаз от беспокоящего меня пронзительного кошачьего крика, принужден был встать со своего места, чтоб их прогнать; но вдруг очутился в пространной пещере, освещенной бесчисленным множеством фонарей и факелов.
Кошки, вошедши в ту пещеру, превратилися в прекраснейших девушек. Все они, схватив друг друга за руки, начали плясать хороводом, посреди коего прыгал козел чудными скачками и коверкался удивительными и почти невозможными кривляниями. Девушки старалися ему подражать во всех его телодвижениях. По окончании сей пляски козел тот сел в угол; девушки подходили к нему одна за другою, целовали его в бороду и увенчивали цветами. В продолжение сей церемонии прилетело по воздуху несколько человек на метлах и помелах, и по прибытии каждый из них старался приносить тому козлу свою жертву; но козел отвергал их всех с презрением. Прибылые те, гости думая, что в обряде своем в чем-нибудь проступились, начинали жертвоприношения свои сызнова; козел же продолжал оказывать свое неудовольствие, и наконец дал знать небольшим киванием головы, что стоит, прижавшись в уголку, некто из посторонних. Все, бросясь на меня кучею, схватили кому где попалось. Я иначе не мог избавиться от определяемой мне казни, как прокуся себе до крови руку и написавши на бумаге некоторые показанные мне знаки. По исполнении сего козел сказал, что я принадлежу к их собранию; и тогда началися опять пляски, скачки, крик, шум и рукоплескания с такими восхищениями, что никто не мог разуметь один другого. Прекраснейшим из сего собрания оказывал козел свои приветствия и ласки по обыкновенному своему обычаю и обряду.
Оконча все сие, накрыт был посреди пещеры великолепный стол, наполненный различными вкуснейшими ествами. Все сели за стол в глубоком молчании, работая больше зубами, нежели языком и губами. Но как все их кушанья показалися мне весьма невкусны, то сказал я стоявшему за мной прислужнику: Подай соли! В одно мгновение ока исчезло все, и я очутился один в потемках и принужден был пробыть в том положении до самого утра. На рассвете возвратился к моим товарищам, которым, однако ж, боялся рассказывать случившееся со мною приключение, опасаясь того, чтобы не стали они надо мною смеяться.
Но несмотря на все то, повел я их с собою в город Зороастрию, где все дома казалися нам волшебными зданиями. Во всех дверях и окнах стояли и сидели прекраснейшие женщины, которые бросали на нас ласковые и приятные взоры, коими бы я непременно пленился, если бы не признал их за самых тех, которых видел в пещере. Когда вошли мы в другую улицу, то вскружили нам голову находящиеся там торгаши и бродящие по улицам разносчики, которые кричали беспрестанно: «Господа! не изволите ли хиромантических или физиогномических таблиц? Не хотите ли узнать, кто из вас счастлив или благополучен? Не угодно ли купить особливого таинственного спирта, посредством коего можно пройти более ста верст без отдышки? Вот редкий корень для отыскания потерянных вещей и укравшего их вора! Купите вот этот кошелек, из коего сколько ни будете вытрясать денег, но он всегда останется полон! Возьмите для себя сию травку, которую, положа под голову, увидите во сне возлюбленную свою или невесту!»
Наконец, избавяся от сих безотвязных крикунов, пришли мы в дом к одной добренькой старушке, которая была знакома некоторым из наших матросов и приняла нас весьма благосклонно. В то самое время один из моих сотоварищей сделался вдруг опасно болен и находился почти при последнем издыхании. Вся настоящая причина его болезни состояла в воображении. Он возмнил о себе, будто бы был очарован. Мы по совету тамошних знающих людей делали над ним разные опыты; но все они были без всякого успеха. Между прочим, купили телячье сердце, которое, проколовши тупыми иглами, варили в медном нелуженом котле, и на каждый взвар нашептывали некоторые волшебные слова. Сие средство если больного и не избавляло, но по крайней мере служило ему некоторою отрадою хотя в том, что испортивший его колдун умрет непременно мучительной смертью. Когда в котле выкипела вся вода, то явилася в той горнице большая черная женщина с пламенными глазами и текущею изо рта пеною. При входе ее положили тотчас к порогу метлу, дабы она не могла от нас уйти вон. Но сия фурия подошла к постели больного, отдернула занавески и спросила грозным голосом: «Чего ты от меня хочешь?» В самое то время выскочили из угла четверо наших служителей, которые по нашему научению должны были отпотчевать ее на обе корки; но едва только подняли руки, как ведьма та, дунувши на них, оборотила неподвижными статуями; а сама, севши на лежащую у порога метлу, вылетела в окно и пропала из виду, оставя по себе чрезвычайную вонь и нестерпимый запах.
