Текст книги "Несбыточные путешествия в небывалые страны света (Затерянные миры, т. XXV)"
Автор книги: Николай Осипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
После того дошла очередь и до нас. Прежде всего задали нам вопрос: как могли мы отважиться осквернить жилище бессмертных Счастливцев нашим приездом? По ответе нашем вывели нас вон; и Радамант, по совету Катона и Аристида, отложил наказание за наше любопытство до того времени, как мы умрем.
Между тем, позволено нам было осмотреть в той земле все редкости, и поговорить с тамошними обитателями. Оковы наши спали с нас сами собою; нас повели в город, чтобы посмотреть одного празднуемого там на то время торжества. Удивилися мы чрезвычайно, увидя, что город построен был из золота, а стены его из смарагда; мостовая выстлана в шахматы из черного дерева и слоновой кости; храмы построены из рубинов и алмазов; жертвенники же из яхонта и янтаря, на которых курилися всегдашние Гекатомбы; городские ворота из корицы, а во рвах текли душистые воды. В торговых банях топили корицею, а вместо воды окачивалися росою. Жители носят багряничное платье, выпряденное и вытканное пауками, которые здесь не имеют в себе никакого яда. В земле сей нет ни жаркого дня, ни темной ночи, но всегда светит румяная заря, как будто на рассвете. Из времен года известна там одна только весна, а ветр дует один западный. Земля и деревья покрыты во весь год цветами и плодами. Колосья вместо зерен произрастают небольшие хлебцы, похожие на грибы, следовательно, в сей земле ни молоть, ни сеять, ни печь хлебы нет ни малой нужды. В острове сем протекают триста шестьдесят пять ручьев с благовонною водою, такое же число источников с медом, до пятисот рек с маслом, и великое множество озер с вином, молоком и сливками. Обедают там на Елисейском поле под прохладною тенью густой рощи, сидят на цветах, а кушанье подают ветры. Во многих лесах растут хрустальные деревья, на которых вместо плодов висят разного рода рюмки и стаканы; если кто только до них дотронется, то в один миг наполняются они сами собою наилучшим и вкуснейшим вином. Во время обеда поют прекраснейшие стихи, а особливо из Гомера, который здесь предпочтен Улиссу. Плясуны состоят из молодых мальчиков и девушек. Музыкою управляют Эвном, Арион, Анакреон и Стезихор, который здесь примирился с Еленою совершенно. По окончании сей музыки является другой хор, состоящий из чижей, щеглят, соловьев, жаворонков и канареек.
Теперь опишем тех людей, которые на сем острове в отличном от прочих уважении и состоят в первой степени знатности. В числе их находятся некоторые древние языческие полубоги; отличившиеся в Троянской осаде герои, кроме Аякса; оба Кира, Анахарзис, Нума, Ликург, Фокион и Телл; семь Греческих мудрецов, исключая Периандра. Сократ разговаривает здесь беспрестанно с Нестором и Паламидом, или с Нарциссоме, Гиласом и Гиацинтом. Не видя тут Платона, спрашивал о нем неоднократно, и наконец узнал, что живет он в выдуманной им республике, в которой Аристипп и Эпикур играют первые роли, а Эзоп служит вместо придворного шута. Диогена никоим образом и узнать было не можно; философ сей сделался самым развратным и роскошным повесою; женился на Лаиде; с утра и до вечера поет, пляшет и дурачится, а особливо, когда выпьет лишнюю чарку. Стоикам входить в сию землю запрещено под строжайшим наказанием, и они шатаются тут около берега, старался прочистить путь к добродетели. Не видал я здесь Академиков, которые беспрестанно советуются и рассуждают, но никогда ни на чем не решатся. Из новейших знаменитых людей видел я здесь только Траяна и Помпея, но поелику время их на нашей земле пребывания отдалено не слишком много и не смешано ни с каким баснословием, то и говорить о них почитаю ненужным.
Пробывши в сей земле сутки трои, встретился я с Гомером и просил его сказать мне: где он родился? потому что Грамматики спорят о месте его рождения еще и поныне. Он сказал мне, что в рассуждении столь великого их о нем спора и нерешимости и сам почти не знает, откуда родом в самом деле; но думает, что рожден в Вавилоне и назывался там Тиграном. О слепоте его не спрашивал я нимало, потому что видел своими глазами совсем тому противное.
Между тем, подошел к нам Пифагор, который кончил уже все над собою перемены и испытал семь преселений; а теперь и сам не знал, как ему называться: Пифагором, или Евфорбием? Приняли мы его весьма ласково, потому что один его бок был из настоящего чистого золота. После того пришел также к нам полужареный Эмпедокл; но принят был от нас очень грубо, потому что все боялися заразиться от него меланхолиею.
В самое то время пришло из ада известие, что Фаларис и Бузирид под предводительством разбойников Сцирона и Потиокампта учинили там возмущение и намереваются учинить на Благополучный остров сильное нападение. Радамант поставил всех героев по берегу моря в боевой порядок и предводительство над ними препоручил Тезею, Аяксу и Ахиллесу. Герои наши осталися победителями; Ахиллес же наделал тут столь много чудес, что почти и поверить тому не можно. На правом крыле и Сократ работал не хуже, нежели в сражении при Делии; и в награду за то дан ему в предместий города прекрасный сад, в котором завел он свою Академию. Побежденные сосланы были опять в ад и приказано их мучить вдесятеро больше прежнего.
Между тем, произошла здесь новая и совсем неожидаемая история. Цинир, сын корабельного нашего кормщика, влюбился в Елену, которая также смотрела на него чрезвычайно благосклонными глазами. Любовь их не могла долгое время быть в сокровенности, потому что при столе, на гуляньях, на вечеринках и во всех собраниях старалися они быть всегда друг подле друга, а часто по нескольку минут и пропадали, а особливо в саду или рощах. Наконец согласилися они убежать на соседственный остров, и подговорили на свою сторону троих из наших людей, не сказавши нам о том ни слова, потому что мы бы им того никак не позволили. Предприятие свое произвели они в действо в ночное время и выехали в море так, что никто того не приметил.
Менелай, проснувшися поутру и не нашедши своей жены, поднял ужасный шум; вскочил с постели, как безумный; разбудил брата своего Агамемнона, и пошел с ним вместе жаловаться Радаманту. На рассвете посланные в погоню, возвратившись назад, привезли известие, что в самой почти неприметной отдаленности видно какое-то судно. Радамант приказал тотчас сесть на корабль пятидесяти героям и догонять беглецов сколько можно. Они старалися столь усильно и с таким прилежанием, что около полудня их догнали; связали им руки розовыми плетнями и привели обратно в гавань.
Елена плакала, рвала на себе волосы и со стыда не могла поднять глаз кверху. Радамант, расспрося преступников, сослал в наказание в смирительный дом; нам же приказал на другой день выехать оттуда непременно, дабы не случилось еще какой-нибудь подобной тому проказы. Мне весьма было жалко и прискорбно расстаться со столь приятным обиталищем; а тем более, что боялся вдаться опять в новые бедствия. Герои Елисейских полей старалися меня всячески утешать и показали мне то место, которое назначено для меня после моей смерти. Прощаяся с Радамантом, просил я рассказать мне, которой нам держаться дороги и дать знать что-нибудь о будущей нашей судьбине. Он, показавши нам соседственные острова, сказал: «Видимые вами в огне пять островов называются Адскими; далее их лежит остров Сновидений, а потом остров Огигия, на котором живет Калипса. Проехавши оный, придете вы к Антиподам и должны будете прожить несколько времени между дикими народами. Наконец, испытавши над собою многие невероятные чудесности, возвратитесь в ваше отечество». Сказавши сие, вырвал из земли репейный корень и отдал мне, советуя употребить оный для себя в случае нужды. Между тем, приказывал, что, когда мы приедем к Антиподам, то не высекать огня из сабли, не есть волчьих бобов и не подходить ни к одному мальчику, которому еще не миновало осьмнадцати лет. Причем обещал, что если я последую его совету, то по смерти моей поселен буду в Острове благополучных. Приуготовясь к отъезду, просил я Гомера сочинить мне надпись, которую бы я мог прибить в гавани на каком-нибудь столбе. Она содержала в себе следующее: «Один из счастливых смертных видел здесь дивные чудеса и возвратился в свое отечество благополучно и с удовольствием».
Пробывши там еще следующий день, простилися мы с обитающими на том острове героями и отправилися в море. Герои провожали нас до самого корабля. Между тем, Улисс, отведши меня к сторонке, дал письмо к Калипсе; но только так, что Пенелопа не могла того приметить. Радамант послал для препровождения нас искусного кормщика Назилиона, дабы мы не могли по соседственным островам заплутаться.
Едва только потеряли мы из виду тот остров, как въехали в густую и вонючую мрачность. Вместо росы капало смолою; еще издали слышен был смолистый и серный чад и запах, как будто от жареной на огне мертвечины; между тем, слышны были хлопанья от сеченья и побоев, звук цепей и крик мучимых преступников. Пристали мы к одному из островов, который был окружен крутыми утесами, и посредине коего находился один только сухой пригорок без воды и без травы. Вскарабкавшись кое-как по каменистой и обросшей терном тропинке, дошли до места наказания, которое утыкано было шпажными клинками, копьями и алебардами; орошали его три реки, из коих одна протекала кровью, другая грязью, а третья пламенем. Видны были в них рыбы, подобные обгорелым головням или угольям. На острове том не было никакого другого прохода, кроме одних узких ворот, при которых стоял на часах нелюдим Тимон. Под путеводством нашего провожатого вошли мы туда и увидели из мучимых там нескольких наших знакомцев. Можно там найти таких людей, которые провожают за деньги повсюду, показывают все тамошние редкости и рассказывают о жизни и мучении каждого из осужденных. Более всех страдали там лжецы и баснословные писатели, как наприм. Геродот и Ктезий. За дымом, чадом и вонью не могли мы пробыть в том месте долгое время, и как можно старалися, вышедши на берег, сесть на свой корабль и отвалить от острова.
Отплывши несколько верст, подъехали к острову Сновидений и при вечерних сумерках вошли в гавань Сна, которая была вся обсажена маковым лесом и наполнена нетопырями и совами. На острове том была одна река, проистекающая из двух Снотворных источников. Городские стены были довольно высоки и раскрашены наподобие радуги пестрыми красками. В город входили четырьмя воротами; двое из них лежали к полю Хладномыслия; одни были железные, а другие глиняные. Сими выходили оттуда дурные и печальные сновидения. Другие двое ворот выводили в гавань; одни были построены из рога, а другие из слоновой кости. Мы вошли в город сквозь последние. Владычествует над сим островом Сон, коего дворец лежит по левую руку от входа. На правой стороне воздвигнут храм Ночи, которая почитается здесь богинею; а далее построен храм Куроглашения. Сон имеет у себя двух министров, Тараксиона и Плутокла, которые рождены от Ничего и Фантазии. Посреди площади протекает Источник мыслей. Одна сторона храма посвящена Правде, а другая Лжи. Островские жители весьма между собою различны; одни красивы и стройны; другие же малорослы и безобразны. Первые одеты великолепно, подобно как цари на театре; а другие покрыты лохмотьями и лоскутками. Нашли мы там многих из наших знакомых, которые зазвали нас к себе, употчевали по самое горло и при отъезде пережаловали всех Князями и Королями. Пробыли мы там двенадцать ночей, и во все то время ничего иного не делали, как только ели и спали. Наконец, проснувшись от громового удара, пошли на свой корабль и отвалили от гавани.
Чрез трои сутки приехали в остров Огигию. Еще до прибытия нашего туда распечатал я Улиссово письмо, опасаясь того, чтобы сей обманщик не сыграл и с нами какой-нибудь шутки. В письме том нашел я следующее:
«Улисс Калипсе. Едва только я тебя оставил, как претерпел кораблекрушение, и с великим трудом при помощи Левконои спасся на Феакийскую землю. Пришедши домой, нашел у жены моей великое множество любовников, которые объели и пропили все мое имение. Я перебил их всех до смерти; а потом умерщвлен и сам Телегоном, которого родила мне Цирцея. Теперь живу на острове Благополучных, где оплакиваю те удовольствия, которыми наслаждался с тобою, и сожалею о том, что не остался у тебя навсегда и отказался от предлагаемого мне тобою бессмертия. Если только удастся мне отсюда убежать, то будь уверена, что меня опять у себя увидишь. Прощай!»
Сошедши на остров, нашли мы очень скоро Калипсину пещеру в самом том виде и положении, как она описана Гомером. Калипса вышивала обои. Прочетши поданное мною ей письмо, начала неутешно плакать. Просила нас к себе в гости и употчевала великолепно. В продолжение стола задавала нам разные вопросы; а особливо спрашивала нас: так ли Пенелопа пригожа и целомудренна, как о ней говорят писатели?
Пробывши у ней несколько времени, возвратились на свой корабль и на другой день при попутном ветре поехали далее. Двои сутки качало нас жестоко бурею, а на третий день напали на нас варвары, ездящие по морю на шестиаршинных тыквах. Когда тыквы на гряде высохнут, то выколупывают они из них всю середину; семечки употребляют вместо каменьев, листья вместо парусов, а из стволов делают мачты. По долговременном с нами сражении увидели мы других морских разбойников, которые нападшим на нас были злейшие неприятели, почему они, заприметя их, разбежалися в разные стороны. Мы, оставшися на свободе, распустили скорее паруса по ветру и побежали в открытое море, не ожидая конца сражения. Но по всему видно, что победителями остались последние; числом их было гораздо больше, а и суда их состояли из ореховых скорлуп, а не из тыквов.
Избежавши опасности, перевязали наших раненых и наблюдали всевозможную осторожность, дабы не подвергнуть себя опять нечаянному нападению. Предосторожность наша была для нас и небесполезна, потому что пред захождением солнца напало на нас около двадцати человек, ездящих верхом на Дельфинах, которые скакали по воде, как самые резвые лошади. Подъехавши к нам близко, окружили нас со всех сторон и бросали в нас рачьими глазами, которые были величиною больше страусова яйца и могли бы нас утопить непременно; но мы, стреляя в них из нашего оружия, прогнали до самого их острова, который был пустой и бесплодный, что и принуждало их по морю разбойничать.
Около полуночи настала великая на море тишина. Мы нашли гнездо ледяной птицы, которое почли сначала за подводный камень; но, осмотря обстоятельнее, сошли на него и увидели, что свито оно из тростника и камыша; нашли в нем около пятисот яиц, из коих самое меньшее было величиною с сороковую бочку. Находящиеся в них цыплята были уже почти совсем высижены и под скорлупою пищали.
Отошедши еще несколько далее, увидели невероятное чудо. Нарисованная на корме нашего корабля птица начала петь и махать крыльями. Бывший с нами штурман не имел на голове ни одного волоса; но вдруг сделался мохнатым и кудрявым. Середняя мачта, укоренившись, пустила ветви и принесла плоды. Удивляясь таковым чудесностям, просили мы богов, чтоб они их от нас отвратили. Но проплывши немного, увидели еще больше дива. Целый лес кедров и кипарисов стоял на воде прямо и плавал без корня. Сначала сочли мы то твердою землею; но, подошедши ближе, усмотрели свою ошибку и заблуждение. За густотою того леса не могли никак сквозь него продраться, почему, втаща наш корабль на вершины, распустили паруса и побежали по верхушкам, как будто по льду. Тут вспомнил я об одном стихотворце, который называл море густым и кустистым. Проехавши лес, опустили опять корабль на воду, поплыли по гладкому морю и наконец пришли к одной пристани. В том месте вода разделялась надвое, оставя посредине между собою глубокую стремнину, в которую бы упали мы неизбежно, если бы не успели заблаговременно подобрать паруса. Осматриваясь во все стороны, увидели водяной мост, соединяющий поверхности обоих морей, и по нему вошли в другой Океан.
Море сие было тихо и спокойно; нашли мы на нем немалое число небольших островов, к которым пристать было весьма легко и удобно, и где мы старалися запастися съестными припасами и водою. Услыша вблизи чудное мычание, побежали к тому месту с великою поспешностью, наделся там найти коровьи стада. Но к великому нашему страху и удивлению увидели диких людей, имеющих бычьи головы и подобных баснословным Минотаврам. Мы старалися спасаться от них бегством; но они, нас догнавши, захватили в когти свои троих наших попутников. Прибежавши на корабль, схватили мы скорее оружие и пошли выручать своих товарищей; но нашли уже их разорванных на части и съеденных. В исступлении нашем и бешенстве побили более пятидесяти диких и двух взяли в полон. За недостатком в съестных припасах многие советовали поступить с ними так точно, как они поступали с нашими людьми; но большая часть соглашалась их поберечь, дабы посредством их достать настоящую пишу. Итак, променяли их на сыр, сушеные рыбы, чечевицу и нескольких треножных оленей.
Отдохнувши несколько времени и дождавшися попутного ветра, поехали далее, и, отъехавши немного, увидели в море великое множество рыб, а в воздухе большие стада птиц, почему и полагали наверное, что должна тут быть неподалеку земля. А между тем, увидели весьма странных плавальщиков. То были люди, которые плыли на спине, имея между ногами долгую палку, служащую им вместо мачты и на которой натягивали они небольшие паруса, управляя их руками; и таким образом каталися по всему открытому морю. Другие из них разъезжали на пробочных корках, в которые были запряжены цугами Дельфины. Нас они нимало не беспокоили; но, подъехавши ближе, удивлялися образу нашего мореплавания столько же, сколько мы им дивились.
Около вечера пристали мы к одному острову, на котором жили одни только женщины. У них было только по одной ноге, но и та ослиная; а впрочем, были совершенные красавицы, и недостаток свой старались прикрывать долгими юбками; но мы то приметили очень скоро.
Они приняли нас весьма ласково и проводили в свое жилище. Мне приветствия их показалися несколько подозрительными. Стараяся примечать везде пристальнее, увидел я запрятанных по углам несколько человеческих костей и черепов, почему для предосторожности вынул тотчас из кармана репейный корень, данный мне Радамантом для употребления в случае самой крайней нужды. Потом, обнажа шпагу, принуждал хозяйку мою признаться мне чистосердечно, какие они были люди. Она сказала, что они не что иное, как морские женщины, которые заманивают к себе чужестранцев и, наскуча ими, съедают. Я, связавши ее, вскочил на крышу дома и, призвавши к себе громким голосом всех моих товарищей, рассказал им все мною слышанное. Между тем, хозяйка моя, распустяся, превратилася в воду, в которую я, сунувши мою шпагу, вытащил оттуда всю в крови. Не дожидаясь далее ничего, побежали мы на свой корабль и на самом рассвете поплыли в море и приехали к Антиподам.
Принесши благодетельствующим богам благодарственную жертву, советовали между собою, что нам делать. Одни из наших сотоварищей хотели сойти на землю, и осмотри оную, возвратиться в свое отечество, потому что мы уже нашли то, чего искали. Другие же намерены были, оставя корабль на берегу, идти далее во внутренность той земли и сочинить подробное описание о нравах и обычаях ее жителей. В продолжение сего спора поднялася вдруг ужасная буря; корабль наш разметало в мелкие щепки, и всяк должен был спасаться, сколько куда мог и умел.
Думаю, что струсил бы тут и сам Геркулес, когда бы увидел свое судно, разбитое в щепки, и надежду возвратиться в отечество уничтоженною совершенно. Но мы утешали взаимно друг друга и ободряли, сколько у кого случилось на тот раз ума и мочи. Одни из нас расклали огни; другие разошлися по берегу и ходили во внутренность той земли. Некоторые, возвратяся к вечеру, сказали нам, что земля та обитаема, обработана и населена многими неизвестными нам животными; но человеческих следов и признаков они не видали. Более всего удивлялися они тому, что там овцы паслися вместе с волками, ястреба летали в одном стаде с голубями, журавли играли с лягушками, а рыбы плавали дружественно с выдрами и бобрами.
Между тем, пришли к нам обезьяны, одетые великолепно по-Европейски, и звали нас к своему Королю. У каждого из сих послов сидел на руке попугай, который служил им вместо переводчика и умел говорить на всех языках. Мы, повинуясь Королевскому повелению, пошли за ними. Дорогою рассказали они нам, что мы находимся в Острове животных, который зависит по покровительству от Баснословного царства. Остров сей окружается многими другими, как наприм. Островами Великанов, Волшебников, Пигмеев и прочих чудовищ, которые состоят все под управлением Стихотворцев, коих остров отсюда недалеко и разделяется на многие малые провинции, как напр. Смехотворную, Слезливую, Баснословную, Бестолковую, Усыпительную и Разбудительную.
Во всех сих провинциях за величайшее преступление почитается то, когда кто скажет об одной вещи дважды. В остров сей иначе войти не можно, как оставя свой рассудок при входе под караулом; при возвратном же пути можно его и опять взять назад; но по большей части находят уже его подделанным, попорченным и фальшивым.
Республика животных, говорил нам один из посланников, управляется Фениксом. Владетель наш хочет вас видеть нетерпеливо, потому что от рождения своего не видал еще ни одного человека. На острове сем не позволят вам быть очень долгое время; ибо нам запрещено под жесточайшею казнью иметь обращение с человеками. Законодавец наш, предписавши нам правила общежития, научил любить и понимать друг друга; но дар слова дан одним только попугаям, скворцам и сорокам. Обезьян же в рассуждении острого их понятия и склонности к подражанию научил одеваться по-Европейски. Ласточки употребляются здесь вместо архитекторов и домостроителей; свиньи и кроты служат у нас пахарями; муравьи наполняют запасом наши житницы. В древние времена управлял нами Эзоп; но, принужден будучи отлучиться от нас к человекам, препоручил нас в управление Фениксу, который живет многие века. Министрами и придворными при нем служителями определил обезьян; войска набрал из львов и барсов; часовыми назначил собак и гусей; должность переводчиков препоручил попугаям; лекарями поделал журавлей и единорогов. Все животные живут здесь в мире, тишине, согласии и спокойствии. «Но чем же питаются плотоядные животные?» – спросил я у нашего провожатого. – «Им отдают на съедение дряхлых стариков и преступников».
Между сими разговорами дошли мы до Фениксова дворца. Он сидел в большой галерее, освещенной сидящими на потолке узором блестящими в лесу червячками. При дверях стояло на часах по два льва и по два барса. Мы, увидя их, пришли в чрезвычайный страх; но в сопровождении нашего путеводца прошли сквозь них благополучно. Феникс сидел посреди галереи на золотом престоле, украшенном разными жемчугами, под балдахином из амбры и кораллов, испещренных по некоторым местам алмазами. Но сам собою превосходил весь блеск своего престола. Шея его была подобна чистейшему золоту; крылья огненного цвета с неболазуревыми полосами; на голове же вместо короны светозарная утренняя звезда. От престола его по обе стороны на приуготовленных в виде амфитеатра местах сидели разноцветные и разновидные птицы, из которых одна другую превосходила своею красотою; а многие из них, особливо же из самых лучших, красивейших, редчайших и прекраснейших, порхали в той галерее по воздуху. Внизу стояло бесчисленное множество павлинов с распущенными хвостами. Увидя такое великолепие, соделалися мы от удивления почти неподвижными. Наконец Феникс приказал некоторым птицам, разумеющим наш язык, учинить нам приветствие; а потом и сам чрез одну сидевшую у него на руке параклитку изъяснился нам, что весьма рад нашему приезду; расспрашивал нас о наших путешествиях и немало тому удивлялся. Оконча всю ту церемонию, пошел во внутренние свои покои и приказал угостить нас в своем дворце великолепно.
Едва только успели мы с ним распрощаться, как окружило нас великое множество пустозвонов, которые раскричали нам всю голову любопытными своими и пустыми вопросами. Мне и без того казалося там время чрезвычайно долго, потому что желал нетерпеливо как можно скорее возвратиться в Европу и рассказать приятелям своим случившиеся со мною приключения. Присланный за нами провожатый отвел нас в назначенные нам покои, которые были обиты самыми редкими обоями, вытканными шелковыми червями и пауками. Накрыли для нас там стол и употчевали прямо по-приятельски. В продолжение стола плясали перед нами обезьяны, одетые в Арлекинское платье, и ученые собаки, наряженные по-цыгански; а между тем, канарейки, чижи, щеглята, зяблицы, жаворонки и соловьи пели такой концерт, какого, думаю, нигде и никогда не бывало.
На другой день провожатый наш, пришедши за нами, повел нас в Фениксов дворец посмотреть годового тамошнего торжества. Мимоходом заметили мы, что там по окошкам сидели на часах гуси, а при дверях стояли собаки, на крыше же дворца посажен был сокол, чтобы примечать, что делается вдали. Пришедши в Фениксовы покои, даны нам были места подле его. Попугай говорил при сем торжестве такую речь, которая привела всех в удивление. После того прилетели всякого рода птицы под предводительством Орла, который, сделавши в воздухе несколько реев, опустился к ногам Феникса в знак своего ему повиновения, и, поднявшись опять на воздух, пропал из виду. Прилетевшие с ним птицы расселись по сучьям около стоящих деревьев и запели общий концерт, при котором били такту лебедь и кукушка. Ястребы производили войну с куропатками; но, поймавши их, выпускали опять без всякого вреда на волю. Петухи, разделившись на две партии, произвели между собою столь жестокое сражение, что наконец Феникс принужден был приказать их разогнать. Павлины танцевали весьма важно заморские менуэты; хотели было подражать им в том и Индейские петухи, но осталися со стыдом и насмешками и оказали явно собою истинное различие между хвастовства и настоящих достоинств. Феникс удивлялся тому, что не было тут ночных и водяных птиц; но попугай донес ему, что первые дожидалися ночи, дабы собою не обеспокоить прочих пернатых животных; а другие собралися около берегов вместе с рыбами, дабы показать гораздо больше пышности и великолепия. После того вошли четвероногие животные и, разделяся на две партии, учинили между собою примерное и забавное сражение. Овцы и козы нападали на волков; мыши побеждали кошек; медведи прыгали разные контротанцы; обезьяны, кривляяся, играли на флейтах; лошади лягались, брыкались, скакали и производили великое множество разных карусельных оборотов, которые заведены сначала в Гишпании жившими там несколько времени Маврами; слоны плясали по натянутым веревкам. Одним словом, куда бы Феникс ни обратил свои взоры, везде находил для себя новые удовольствия и забавы.
Между тем, услышали вдали шипение змей. Ползли они медлительным шагом, поднявши головы кверху, дабы тем более показать свою важность и величие. Старую свою кожу с себя сбросили, а оделися в новую, чтобы показаться гораздо пышнее и богатее. Предводительствовал ими Василиск. Ядовитая сия гадина питала в себе смертельную ненависть к Фениксу и, проходя мимо, бросила на него ядовитый взор, при котором Феникс наклонил тотчас голову, распустил перья и начал почти кончаться. Блестящее на перьях его золото и лазурь потемнели; и он умер бы непременно, если бы на крик животных не прибежал туда Единорог и не коснулся до умирающего животворным своим рогом. А между тем, горностай бросился на Василиска, впустил в его голову острые свои зубы и предал его смерти. В то самое время животные, остервеняся, пустилися на пагубных сих гадин и, растерзавши их, очистили свет от смертоносного их яда.
После того Феникс, пооправяся от приключившейся ему болезни, пошел на морской берег смотреть приуготовленного для него торжества от рыб и морских птиц. Дорогою встретили его пчелы, которые к прежнему торжеству не поспели для того, что дожидалися Муравьев. Поднесли ему в подарок несколько сотов меда, которые раскладены были на бабочкиных крыльях в узор наподобие павлиного хвоста. Рыбы собралися в одном заливе, составляющем вид амфитеатра. Птицы сели по деревьям, дабы тем более умножить великолепие зрелища. Киты сделали из себя полумесячный строй и пускали из ноздрей своих разные фонтаны, которые покрыли все море нежною и тонкою пеною.
Прежде, нежели Фениксе дошел до берега, послали рыбы к нему навстречу несколько крылатых и летающих рыб, дабы тем доказать ему, что власть его столько же распространяется и в воздухе, сколько на земле и воде. Вскоре за ними показалися многие тысячи черепах, несущих на хребтах своих все редчайшие сокровища жидкой той стихии. Одни из них несли на своих черепокожных спинах целые горы амбры, другие большие куски кораллов, перемешанных с жемчужными раковинами, которые, открывался сами собою, показывали в недре своем бесценные перлы. Черные обезьяны, вынимая из раковин белый жемчуг, возвышали драгоценность его еще более.
В собранном кругу водяных животных были также морские и на водах обитающие птицы, из коих отличался особливо предводительствующий ими лебедь изогнутою и долгою своею шеею, которую поднимал с великою гордостью и величественным видом. Как скоро увидел он Феникса, то полетел с прочими приморскими птицами на воздух и, сделавши в нем несколько разных оборотов, опустился на поверхность моря, где начали за ним гоняться тюлени и составили настоящее театральное сражение. Наконец, по произнесенному лебедем крику, все рыбы построилися своим строем и производили свои рыбьи эволюции. После всего весь берег наполнился различными чудовищами разных величин и видов. По воде же начали плавать Перломутры, у которых задняя часть раковины служит вместо судна, поднятая кверху голова вместо паруса, передние перья отправляют за весла, а хвост исполняет должность руля.
В самое лучшее время сего торжества прилетела из отдаленных стран болтливая ласточка с таким нерадостным известием, что сделала весь наш праздник хуже сочельника. Она рассказывала, что Антиподские животные учинили противу диких возмущение и просят Феникса прислать к ним вспомогательное войско и предводителя, потому что из тех животных за разноголосицею никто начальствовать не в состоянии.
Немедленно собран был верховный совет из отрыгающих жвачку животных, в котором определено послать туда министром искуснейшую в политических делах обезьяну. Мне захотелось поехать туда в той же свите, несмотря на то, что Феникс на оное никак не соглашался, но наконец по усильной моей просьбе позволил. Мне дали двух Дельфинов, из которых на одного сел я сам, а на другого поклал мои пожитки. Отправилися мы в ту же самую ночь, потому что важность дела не терпела ни малейшего отлагательства, и варвары готовы уже были учинить на животных нападение. Китам приказано было содержать на море неутралитет и делать нам прикрытие, дабы мы не могли быть отрезаны, потому что некоторая часть диких убежали на море, дабы избавиться от лютости зверских животных, которые, бегая по полям, терзали все, что им ни попадалось.
