Текст книги "Ценник для генерала"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Надеюсь, не за убийства, – задумчиво произнес Михаил. – А если так, то нам стоит поискать еще факты насильственной смерти высокопоставленных приезжих из России. Получится, что мы вскрыли киллерское агентство. Выйдет так, что «Ветеран» еще и клиентов ему поставлял.

– Да, нелепо. Но похоже. Так, а кто у нас учредитель белорусской фирмы? Ну, неудивительно, что генеральный директор является еще и собственником. Ладно, Миша, поехали на улицу Максима Богдановича. Посмотрим на контору со стороны, покрутимся.

– У меня микрокамера есть. Можем фотографии сделать. Вы же хотите иметь лица персонала, самого генерального директора?

– А ты предусмотрительный парень, Миша.

– Профессия, Лев Иванович. Я же частный детектив, привык иметь при себе разумный минимум снаряжения и оборудования.

Пройти в офисный центр оказалось не совсем уж просто. Суровый охранник, торчавший у входа, спрашивал у всех пропуска. Тех, у кого их не было, он заставлял звонить по внутреннему телефону и договариваться с арендаторами. Те заказывали пропуска на визитеров. Впрочем, выписывал их тот же самый охранник. При выходе людей из здания он отбирал у них эти бумажки и складывал на столе аккуратной стопочкой. Видимо, для отчетности.

– Надо что-то придумывать, – сказал Гуров, кивнув на охранника.

– Это мы легко, – заверил его Михаил и подошел к списку фирм-арендаторов, висевшему на стене. – Так, что у нас тут интересного есть? Названия, названия… Как будто они нам что-то говорят. А вот рекламные плакатики, это уже лучше. Смотрите, Лев Иванович, фирма «Константа» занимается поставкой хозяйственного инвентаря, оборудования и спецодежды. Звоним и договариваемся о визите с целью знакомства и изучения возможности заключения договоров поставки.

Чрез пять минут Гуров и Михаил вошли в здание вполне легальным образом. Примерно два часа понадобилось им для того, чтобы убедиться в том, что в двери «Комплект-Ресурса» почти никто не заходит. Правда, привозили воду для кулера, да еще вышли молодые женщина и мужчина.

Судя по разговору, это были бухгалтерша и водитель генерального директора. Мужчина спешил. Он должен был успеть отвезти бухгалтершу в банк, а потом где-то забрать своего босса и доставить его в офис.

– Есть смысл подождать, потоптаться тут, – предложил Гуров. – Можем этого директора сфотографировать для полного комплекта.

– Для полного комплекта я могу войти в их офис, извиниться и заявить, что ошибся этажом. Будут вам лица и других сотрудников. Годится план?

– Так пошли вместе. Фотографии нужны, но увидеть своими глазами тоже хочется. Тем более что генерального директора нет на месте.

– А как вам водитель, Лев Иванович?

– В каком смысле?

– В физиономическом. Неприятный тип, держится независимо, даже нагловато.

– Согласен, но не забывай, что он ведь личный водитель генерального директора. Тут есть отчего держать себя нагло с остальным персоналом. Такое частенько случается.

– Ладно, пусть будет по-вашему. Пошли в гости. Надо фотографировать!

Глава 7

Маша позвонила, когда Гуров и Михаил уже садились в машину, намереваясь где-нибудь перекусить. Планов на день у них было много. Например, выяснить, где и как живет руководитель и собственник «Комплект-Ресурса» – Павел Клименко. Если повезет, то, может, удастся понаблюдать за его вечерним времяпрепровождением. А это новый круг знакомых. В машине у Михаила оказался и микрофон направленного действия, и видеокамера с мощным объективом.

Михаил не успел повернуть ключ зажигания и поднес телефон к уху. Разговор был коротким. Со стороны самого Михаила он состоял из одних только междометий.

Зато потом, отключив телефон, он огорошил Гурова вполне конкретными словами:

– Лев Иванович, Машка нашла вашего Крячко.

– Что?.. Как, где? Живой?

– Да что вы в самом деле! – Михаил вежливо отодрал от себя пальцы Гурова, вцепившиеся в его руку. – Живой, конечно. Насчет здоровья не совсем понятно. Он лежит без документов в Ивановской районной больнице. У него множественные ушибы, включая и сотрясение мозга, но выглядит, как сказала Маша, хорошо. Одна беда, он потерял память. Может, просто амнезия после сотрясения, а может, и нет.

– А почему Маша уверена, что это Крячко, если нет документов и этот человек потерял память?

– Фотография. Простите, что не сказал вам сразу. Я стянул в транспортной милиции распечатку с его паспорта. Они такие увеличенные фото делают для розыска, знаете? Вот я одно такое и увел, а потом Маше отдал. Вы ей верьте, она в лицах разбирается, журналист же.

– Поехали! – решительно сказал Гуров. – Остальное потом. Сейчас важнее всего найти Крячко, убедиться, что он вне опасности. Может, организовать его отправку в Москву.

Через два часа Михаил, в соответствии с показаниями навигатора, уже сворачивал на нужную улицу райцентра Иваново. Этот полезный прибор тоже оказался среди оборудования, которое он имел в машине. У входа в больницу они тут же увидели знакомую «пятнашку» Маши с номером 408.

– Поставь машину подальше, чтобы они вместе не мозолили глаза, – посоветовал Гуров. – А еще лучше вообще не подъезжай к больнице. Вон туда, к магазину припаркуйся.

Маша появилась почти сразу, как только Михаил выключил зажигание. Она, видимо, поняла, что означают эти маневры, и пришла сама. Девушка плюхнулась на заднее сиденье «Хонды» и сразу полезла за сигаретами. Салон наполнился душистым запахом «Салема».

– Здесь ваш коллега, Лев Иванович, точно он. Вот, – она протянула Гурову листок бумаги с черной неопрятной увеличенной копией паспортной фотографии Крячко. – Я даже с главврачом к нему в палату заходила. Перевязанный весь, держится хорошо, но не помнит ни черта. Он как меня увидел, так сразу начал тараторить. Мол, девушка, мы с вами знакомы? Может, вы моя родственница? Помогите мне вспомнить, где я живу.

– Что-то он слишком активен для такой травмы головы, – проговорил Михаил, повернувшись к девушке.

– Это нормально. Бывает. Посттравматическое возбуждение.

Гуров слушал все это, стиснув зубы. Представлять себе таким Стаса, старого друга, было больно. Но и в том, что обсуждали его помощники, никакого цинизма тоже не было. Они просто пытались оценить состояние человека, которого Маша нашла в районной больнице, понять, его ли ищет Гуров.

– Маша, как ты нас, меня по крайней мере, хочешь представить главврачу? – спросил Гуров. – Ты что-то уже говорила ему?

– Говорила, что привезу людей, которые могут опознать раненого. Не волнуйтесь, Лев Иванович, он даже обрадовался. Ему ведь выписывать вашего товарища некуда, а держать его на восстановительном режиме бюджет больницы не позволяет. Главврач голову ломает, куда девать больного.

– Как представляться будем? – поинтересовался Михаил. – Даже из побуждений экономии нам его просто так не отдадут. Мы не родственники, документов больного предъявить не можем.

– Так, слушайте меня! – прервал эти разговоры Гуров. – Никто ничего не предпринимает. Ты, Михаил, вообще лучше останься здесь, в машине. Нечего нам толпой туда идти. Ты, Маша, представляешь меня просто как человека, который может знать больного. А остальное я сделаю сам. Главное, никаких реплик и абстрактных разговоров, вообще ничего. Это понятно?

– Да, конечно, – заявила Маша. – Вы боитесь, что у вашего товарища может быть стресс. Надо как-то осторожно пытаться восстановить его память.

Гуров хмуро посмотрел на девушку, потом решил, что для нее такого объяснения вполне достаточно. Пусть считает так, как ей удобнее, насколько фантазия позволяет. А вот ему самому предстоит тяжелая работа. Он должен определить, в каком состоянии на самом деле находится Станислав. Если это вообще Крячко, а не другой человек, очень похожий на него.

Контакт со Стасом нужно налаживать обязательно, независимо от его состояния. Еще нужна легенда для персонала больницы. Впрочем, на первых порах она сгодится и для Стаса, если он и в самом деле ничего не помнит.

– Маша, ты не сказала, что этот человек – полицейский из России? – спросил Гуров, прежде чем выбраться из машины.

– Нет, конечно. Я ничего не говорила, просто предположила, что, возможно, знаю человека, который ищет знакомого, пропавшего примерно в этом районе. Врач обрадовался и попросил поскорее привести этого знакомого. Вот и все.

– Хорошо, молодец. Значит, так! Это вам для информации. Я представлюсь адвокатом. Скажу, что этот человек мой коллега, мы из Минска, работаем в одной конторе. Теперь еще одна часть легенды. Я скажу, что это не несчастный случай. Мол, на моего коллегу совершено нападение, связанное с его профессиональной деятельностью. Милиция бездействует. Обращаться к ней не только бесполезно, но и опасно для потерпевшего. Думаю, что врач все поймет и будет вести себя соответственно. С деньгами решим. Главное, чтобы он там полежал пока. Никто не должен знать, что Станислав выжил. Ясно?

Они с Машей шли чистенькими коридорами, мимо дверей, аккуратно выкрашенных в белый цвет. Гуров ожидал, что районная больница будет выглядеть точно так же, как и в российской глубинке. Но здесь все отличалось в лучшую сторону. Не очень богато, зато никаких ободранных стен, следов дешевой штукатурки и допотопной мебели, которая сохранилась с советских времен.

Главный врач легенде Гурова поверил. По крайней мере, он согласно и вполне серьезно кивал и даже не спросил у Льва Ивановича документов, удостоверяющих личность.

На это сыщик и рассчитывал. Зачем смотреть документы, если человек не собирается забирать пациента из больницы, а, наоборот, просит подержать подольше и обещает за это заплатить? Наличными.

Главврач шел рядом с Гуровым и рассказывал о состоянии больного. По его словам, тот получил множественные ушибы, у него трещина лучевой кости и два сломанных ребра. Сотрясение мозга, видимо, есть. Это определяется по характерным симптомам, а они налицо.

То обстоятельство, что пациент находится в активном состоянии, не удивляет. Собственно, периоды активности или возбуждения у него кратковременные. Например, когда появляются новые люди. Он просто обеспокоен потерей памяти и пытается что-то вспомнить, в остальное время апатичен, вял и много спит. Это очень хорошо в его состоянии. Поэтому врач настаивал, чтобы визит был кратким. Пациент не должен перевозбуждаться.

Гуров кивал, соглашался, обещал и пытался сдержать возбуждение внутри себя самого. Только бы не случилась беда, которая оставит Стаса инвалидом на всю жизнь! Все можно поправить, устроить хорошее лечение дома. Орлов поможет, это не обсуждается.

Гуров был намерен прямо сейчас выбить из Орлова деньги для оплаты лечения Крячко. Кстати, эти затраты тоже должны оставаться тайными. Нельзя, чтобы всплыла настоящая профессия пациента. Его хотели убить. Если тот негодяй, который собирался это сделать, узнает, что Станислав жив, то может последовать вторая попытка. А чудеса до бесконечности не происходят. Они случаются редко. Как подарок судьбы.

Врач повернулся к Гурову, как будто оценивая, насколько тот готов к встрече, потом тихо открыл дверь палаты.

– Он спит, – заявил доктор и повернулся к своим спутникам. – Это даже хорошо. Зайдите потихоньку и посмотрите. Девушка, вам, наверное, не стоит заходить. Только шуму наделаете.

Гуров мысленно поблагодарил врача за эту идею. Он вошел в палату и еле сдержался, чтобы не скривить лицо в болезненной гримасе. Старый друг Стас лежал с забинтованной головой, с гипсом на руке. Его грудь была плотно перетянута бинтами. Лицо Крячко покрывали ссадины и царапины, уже заживающие, а под левым глазом желтели остатки приличного синяка.

Дрался? Когда, с кем? Как он исчез с поезда, в котором нашли его вещи? И самое главное, зачем?

Гурову захотелось подойти к другу, присесть на край больничной койки, положить руку ему на грудь и тихо сказать что-нибудь обнадеживающее, успокаивающее. Главное, что жив, что нет особенно страшных ранений. С сотрясением мозга и потерей памяти доктора как-нибудь разберутся. Лишь бы выжил. Бедный Стас, как ему досталось! Как спокойно его лицо. Вообще-то Крячко всегда отличался выдержкой и философским спокойствием. Поможет это ему сейчас?

– Ну и что скажете? – тихо спросил врач, наклонившись к Гурову. – Он?

– Да, он, – подтвердил Лев Иванович. – Пойдемте отсюда. Там поговорим… – Гуров хотел было выйти из палаты, но резко повернулся и уставился на Крячко.

Ему показалось, что Стас подсматривает за ними сквозь чуть опущенные веки. Тут глаза Крячко открылись. Он смотрел на гостя, на врача спокойно, выжидающе.

– Это кто? – потом спросил Стас чуть хрипловатым голосом. – Откуда? Из милиции?

Гуров опешил, уставился на раненого товарища. Что?.. Милиция? Почему он так сказал?

Крячко едва ли не всю свою жизнь проработал в милиции. Только несколько лет назад ее в России переименовали в полицию. Из-за травмы головы сработала давняя привычка? Вообще-то все сотрудники управления давно уже привыкли к словам «полиция», «полицейский».

Это было первое, о чем подумал Гуров. Только потом он с горечью осознал, что Стас его не узнает. Крячко смотрел на старого друга. В его глазах было ожидание, надежда, множество вопросов, но никак не радость от встречи.

Лев Иванович вздохнул, вернулся к кровати, решительно пододвинул стул и уселся на него. Гуров очень беспокоился, что врач начнет его сейчас выгонять или останется рядом и примется слушать их разговор. Так и случилось. Врач уселся на второй стул рядом с сыщиком.

– Значит, вы ничего не помните? – спросил Гуров, начиная разыгрывать свою партию. – И меня не узнаете?

– А вы кто? Я знал вас? Как меня хоть зовут? – Крячко стал кряхтеть и приподниматься на подушках, чтобы сесть. – Хоть что-нибудь из моей жизни мне расскажите. Может, это послужит толчком для воспоминаний. Вы не представляете, как это страшно – не помнить вообще ничего!

– Редкий случай. Я пытался даже поискать такое в медицинской литературе, – сказал врач. – Обычно в подобных случаях выпадает из памяти определенный кусок воспоминаний, очень четко локализованный по времени. А тут полная потеря при внешне нормальном состоянии. Относительно, конечно. Ни комы, ни операции на черепе.

– Типун вам на язык, – проворчал Крячко и поморщился. – Головная боль просто вымотала.

Гуров размышлял. От его решения сейчас зависело многое. Легче всего назвать вымышленные имя и фамилию, сказать Стасу, что он всю жизнь прожил в Беларуси, что они коллеги по адвокатской деятельности. Но есть ли в этом смысл, не помешает ли такое сообщение восстановлению памяти?

А ведь Крячко сейчас чуть ли не узловая фигура. На него напали. Он, настоящий профессионал, понимал, кто и почему это сделал. Осталось лишь вернуть ему память, и он все расскажет. Тогда появятся ответы на многие вопросы.

«А ведь он все еще жив лишь потому, что ничего не помнит, – думал Гуров. – Наверное, в этой ситуации преступники не станут его трогать. Даже при таком развитии событий лишние трупы никому не нужны. А вот если я начну врать, тогда кто-то через доктора, по другим каналам, может, через «жучки», установленные преступниками в палате, это поймет. Негодяи сообразят, что им морочат голову, и решат, что проще все-таки довести дело до конца. Странное дело, но бывает и такое в оперативной работе, когда, разыгрывая какую-то роль, приходится прибегать к чистейшей правде. Нет, не всегда, конечно».

– Вас зовут Станислав, – спокойно сказал Гуров, наблюдая за другом. – Станислав Васильевич Крячко.

– Станисла-ав, – произнес больной, как будто прислушиваясь к звуку, пробуя его на вкус. – Крячко-о. Вот зараза, не радует слух!

Гуров молча пожевал губами. Прогресс есть. Сейчас Станислав выдал одно из своих самых любимых словечек: «зараза».

– Вы не расстраивайтесь, – попросил Гуров. – Полежите, полечитесь. Постепенно все вспомните. Никто вас не торопит.

Крячко понимающе смотрел на Гурова, но вопросов больше не задавал. Это было как-то странно. Ведь врач только что рассказывал, что его пациент всех замучил расспросами о себе. А тут пришел человек, который его явно хорошо знает, а вопросов нет. Успокоился, почувствовал надежду?

Врач поднялся со стула, положил Гурову руку на плечо и заявил:

– Я думаю, что вашего товарища не стоит переутомлять. Сейчас он испытал своего рода стресс, связанный с вашим появлением. У него возникла надежда на восстановление воспоминаний, а это сильные эмоции. Я даже вижу заметную разницу в его поведении. Будем дозировать ваши встречи и беседы. Скажем, по два раза в день. Утром и вечером. Но не очень поздно. Больной не должен перевозбуждаться перед сном. Не позже шести вечера. Хорошо?

– Да, конечно, – согласился Гуров и сказал Стасу: – Я приду завтра утром, и мы пообщаемся.

– Хорошо бы, – со странной интонацией проговорил Станислав. – Не представляете, как тоскливо тут лежать одному. Эх, а еще видения всякие во сне, воспоминания… Кто мне подскажет, какие из них ложные, а какие истинные?

– Я подскажу, – пообещал Гуров. – Я хорошо знаю ваше прошлое, Станислав Васильевич. Разберемся.

Гуров и врач вышли из палаты, где к ним сразу в кильватер пристроилась Маша.

Лев Иванович принялся громко рассуждать, стараясь делать вид, что скрывать ему совершенно нечего:

– Насколько я помню, доктор, чаще всего выпадают как раз последние воспоминания. Я прав?

– Да, ретроградная амнезия как раз этим и отличается.

– Но это не главное, – продолжил Гуров. – Важно остальное вспомнить. А что предшествовало травме, куда он упал, это не самое существенное в жизни. Надо, чтобы он себя вспомнил, потихоньку возвращался к нормальной жизни. А то ведь он и в магазин сам не сможет ходить. Да, беда!..

Гуров и Маша вернулись в машину. Девушка тут же забралась на заднее сиденье и полезла за сигаретами.

– Сделали дело, – доложила она, опередив Гурова. – Друг опознан, но с памятью у него пока беда. Наверное, он и маму родную сейчас не узнает. Вот ведь загадка какая – мозг человека.

– Помолчи, Маша, – попросил Гуров и стал рассказывать сам: – Значит, так. Я решил попытаться вызвать у него воспоминания, выложив часть правды. Я сказал, как его зовут, но не стал распространяться о нашей работе в полиции и о том, что он тут на задании, полученном в Москве.

Михаил очень внимательно выслушал Льва Ивановича, потом спросил:

– Почему? А вдруг он что-то интересное, очень важное уже узнал? А это нам в работе еще как пригодится!

– Вот как раз поэтому. Видите ли, ребята, его хотели убить, это очевидно. Люди так просто из поезда не пропадают, а мой друг, с которым я не один десяток лет проработал вместе, никогда не был малахольным. Его спасло только то, что он потерял память. Учтите это. Еще я думаю, что за ним будут наблюдать. Может, санитарку свою подставят или аппаратуру в палату воткнут, чтобы слушать наши разговоры. Как только он вспомнит, кем на самом деле является, ему конец. Учтите это.

– Я могу достать машинку, которая определяет наличие «жучков», – предложил Михаил. – Будете, по крайней мере, точно знать, есть они в палате или их там нет.

– Хорошо, привези. Это сделать надо обязательно. Наличие «жучков» нам скажет о многом. Теперь мы свою работу на время приостановим, чтобы заняться моим другом. Единственное, что можно себе позволить, это последить за генеральным директором «Комплект-Ресурса». Нужно получить представление о его окружении, образе жизни. Вот вы этим с Машей и займитесь. А я найду какое-нибудь жилье в городе и поработаю со Стасом.

«Жучков» в палате не оказалось. Михаил, изображавший личного водителя Гурова, внес туда свертки и пакеты с фруктами и кое-какими средствами индивидуальной гигиены. Пока Гуров топтался посреди помещения, пространно расписывая, что и зачем он привез, Михаил успел пройтись с прибором вдоль стен и не уловил никаких сигналов. Немолодая женщина-санитарка помогала Станиславу распаковывать продукты и не видела, чем занят Михаил. Да она все равно не поняла бы смысла его действий, даже если обратила бы на них внимание.

Гуров вчера вечером связался с Орловым и обрадовал его тем, что Стас найден, жив, но находится в непонятном состоянии. Вопрос с деньгами генерал-лейтенант решил за пять минут. Идею восстановления памяти Крячко прямо в белорусской больнице он поначалу не одобрил, но потом согласился с доводами Гурова. Любая попытка срочно вывезти Стаса в Москву могла навести преступников на мысль о том, что он начал вспоминать. Нарываться на бомбу в самолете, подвергать опасности жизнь пассажиров поезда или других видов транспорта, разумеется, не стоило.

Санитарка уселась в углу и принялась вязать.

Гуров подсел к Стасу и стал задавать вопросы:

– Ну и какие у тебя появились воспоминания, Станислав Васильевич?

– Да никаких. – Крячко поморщился, глядя почему-то не на Гурова, а на санитарку. – Видения какие-то во сне бывают. С чем связано – не понимаю, вспомнить о том, что они имеют какое-то отношение к моей прошлой жизни, не могу. Чертовщина самая настоящая!

– И что за сны или видения?

– Кладбище, например, – закинув здоровую руку за голову и не сводя взгляда с санитарки, стал рассказывать Крячко. – Запущенная могилка, на которую давно никто не приходил. Главное, я хорошо знаю, что мне звонили по телефону, просили навестить, убраться. Вдруг в моей жизни и вправду есть такая могилка, а? Может, там мать лежит, а какая-то женщина мне напоминает? Знакомая матери, родственница? В офис названивает, когда там посторонние люди находятся. А водитель Аллочке говорит, чтобы трубку повесила, вроде ее это не касается.

Гуров нахмурился, пытаясь понять, что за бред вдруг стал нести Крячко. Аллочка какая-то, водитель. Он оглянулся на санитарку, а та только скорбно покачала головой.

– Больница мне чаще снится, – продолжал Крячко. – Вроде у меня друг был, а у него жена. У нее плохо с сердцем…

Гуров насторожился. Другом вполне мог быть он сам, а женой – Мария Строева. Недавно Лев Иванович отправлял ее в частную клинику по подозрению в заболевании сердца. А потом выяснилось, что ничего страшного нет.

Зато Гуров выхлопотал семейную путевку в санаторий МВД и летом уехал с женой на отдых. Хотел подлечить ее. Многие тогда шутили, что любимчик генерала Орлова заслужил полноценный отдых с семьей, чего давно уже не могли позволить себе другие офицеры управления.

Даже Стас тогда завидовал другу. Не это ли он стал вспоминать? Но почему?..

– А потом вдруг с сердцем оказалось все хорошо, – делился Стас своими снами. – Это же только во сне такое бывает. Друг с женой уехал в санаторий, а я вижу, как по волнам плывет китель с погонами. Это потом я вспомнил, что такие кадры в кино мелькали. Не помню в каком. Или в театре? Вот бы в театр попасть, соскучился даже. А про могилку часто вижу. И вроде с Украиной как-то связано. Вот вы мне скажите, Богдан – это украинское имя? Отчество от него ясно какое – Богданович. А вот если фамилия такая же, то где в ней ударение ставить? Мысли путаются, наверное, отдохнуть надо. – Стас чуть помолчал и добавил совсем тихо: – Мне бы такую зарплату! Двести сорок тысяч в квартал.

– Шли бы вы, уважаемый, – проговорила санитарка, торопливо подойдя к Гурову. – Видите, опять заговариваться начал. Ох, прав доктор! Все это – только видимость улучшения. У него и в самом деле какие-то центры в мозгу задеты.

– Да-да, конечно. – Ошарашенный Гуров поднялся со стула и стал пятиться к двери.

Крячко с закрытыми глазами поудобнее устраивался на кровати. При этом он старательно постанывал и кряхтел.

Гуров вышел в коридор. Потом из палаты выскочила санитарка и побежала в ординаторскую. Она вышла оттуда вместе с дежурным врачом, который поспешил в палату. Санитарка только сердито махнула Гурову, чтобы он уходил. Лицо у женщины было очень озабоченное. Гуров уловил слово «опять», брошенное ею. Значит, Стас часто заговаривается. Вот как…

Гуров вышел из больницы, свернул за угол и нашел в сквере пустую лавку, на которую попадали солнечные лучи, пробивающиеся через кроны деревьев. Он уселся на нее и закрыл глаза. Приятное осеннее тепло пригревало кожу, аромат прелой листвы щекотал ноздри.

Дословно вспомнить все, что в палате молол Крячко, было не сложно. Могилка – какая, чья, где? Потом Стас вдруг стал распинаться про отчество или фамилию Богданович. Перед этим он упомянул какую-то Аллочку.

До Гурова наконец-то дошло! Офис «Комплект-Ресурса» находится на улице Максима Богдановича. Аллочкой, как вчера удалось установить им с Михаилом, звали тамошнюю секретаршу. Они намеренно ошиблись офисом, долго извинялись и флиртовали именно с этой особой.

Важными оказались и последние слова Крячко про желаемую зарплату в двести сорок тысяч в квартал. Эти слова Стас добавил уже почти шепотом, когда стал имитировать, что состояние его ухудшается. Он намекал на ту самую фирму.

Да, Крячко именно имитировал потерю памяти! Стас сразу узнал Гурова, когда тот впервые заявился в палату. Он откровенно и талантливо валял дурака второй день подряд, а теперь поделился оперативной информацией про «Комплект-Ресурс».

Свою роль он играет уже не первый день. Санитарка ведь сказала «опять»!.. Значит, Крячко лежал в больнице и отшлифовывал симптомы, ждал Гурова. Выходит, Стас понимает, что гарантия его жизни – невозможность что-то рассказать. Способ самый простой – отсутствие памяти. Ай да Станислав Васильевич!

«Ладно, это мы выяснили, – рассудил Гуров. – Он мне показывал, что помнит меня, рассказывал про Марию, как она лежала в клинике в кардиологии. Намекал на ведомственный санаторий МВД – китель, плывущий по воде! Стас сказал достаточно, чтобы я, посвященный человек, все понял. Друг прикидывается, это ясно. Теперь надо разобраться, о чем он мне говорил. – Гуров потер ладонями лицо, осторожно посмотрел по сторонам. – Главное, радости не показывать. Я сосредоточен, я угрюм, у меня масса проблем».

Гуров поднялся и тяжелым усталым шагом пошел по аллее. Он загребал ногами опавшие листья и снова вспоминал слова Крячко, произнесенные недавно в палате.

«Могилка, звонит женщина, которая является родственницей или подругой покойной матери. Аллочка. Что он про нее? Какой-то водитель советует ей не брать трубку и не говорить шефу.

Водителя мы с Михаилом в офисе видели, оба сошлись, что тип неприятный. Персонала в конторе мало. Водитель генерального директора, который еще и бухгалтера возит. Значит, там нет других водителей. Выходит, Станислав имел в виду именно этого человека.

А почему Аллочка должна была трубку повесить? Значит, тот звонок предназначался не ей. А кому? Наверное, шефу? А кто у Аллочки и водителя шеф? Сам генеральный директор. Клименко!»

Маша с Михаилом приехали в два часа ночи. Гуров не спал. Он все это время лежал на диване в одежде с закрытыми глазами и думал. Потом мобильный телефон коротко пропиликал рядом на стуле о том, что поступило СМС-сообщение. Лев Иванович прочитал на экране условный код из трех слов и пошел открывать.

Первой в квартиру ввалилась Маша, довольная и шумная. На ее коленке багровела царапина. Колготки в этом месте были порваны. Гуров спросил, что случилось, но девушка только отмахнулась и кинулась в ванную. Оттуда был слышен ее голос. Маша умывалась и пыталась рассказывать, как они сегодня следили за Клименко.

Михаил только устало улыбнулся, прошел на кухню, вымыл там руки, а потом нагнулся и стал шумно пить прямо из-под крана. После этого он вытер рот, уселся на кухонный табурет и прижался спиной к стене.

– Человек он, прямо скажем, нелюдимый, – заговорил Михаил. – Вторую половину дня просидел в офисе. В семь вечера отправился домой, причем на такси. Машка проводила его до квартиры. Через час он потушил свет.

– А вы не подумали, что Клименко мог покинуть квартиру иным способом, чтобы сбросить «хвост»?

– Подумали. Точнее, предположили, что такие варианты могут нас ждать. Но к семи вечера я уже имел на руках его автобиографию и знал домашний адрес. А Машка прицепила ему на ботинок маячок. Не факт, что он не поменял обувь, но из подъезда дома напротив я через оптику наблюдал за окнами три часа. Он сидел за компьютером в темноте. Потом все же включил свет, поужинал, врубил телевизор и повалился на диван перед ним. В одних трусах. Я так понял, что он уснул.

– Тоскливо живет генеральный директор, – заметил Гуров. – Одна надежда, что этот день был не типичным для него. Я только одного не понял. Почему он из офиса поехал домой на такси?

– А это отдельная песня, Лев Иванович. Его персональный водитель в вечернее время ездил по городу, разговаривал с людьми. Некоторые из них приезжали на встречу с ним на не очень дешевых машинах. Если время терпит, то снимки, которые умудрился сделать, я покажу утром. Они у меня на карте памяти фотокамеры. Там лица, крупные планы, номера машин.

– А коленку Маша где ободрала?

– Эта подруга слишком близко подобралась к водителю господина Клименко и его собеседникам. Вот они и воспылали к ней симпатией по причине состояния алкогольного, а может, и наркотического опьянения. Пришлось отбивать.

– Засветились вы с ней, – Гуров покачал головой.

– Ничего подобного, – устало заметил Михаил. – Они даже не поняли, кто их бил, в темноте рассмотреть лица девушки тоже не успели.

– Ладно, убедили. А имя и фамилия у водителя есть?

– Есть. Его зовут Лукин Владимир Никандрович. Белорус, уроженец Минска. Судим за разбой, но прошел вторыми ролями, поэтому получил мало.

– Про самого Клименко вы что конкретно узнали?

– Павел Александрович Клименко родился в Пинске, там окончил школу, оттуда ушел в армию.

Гурову удалось даже бровью не повести, узнав место рождения Клименко. Он слушал с постным, равнодушным лицом, как будто ему излагали дежурную информацию, которая вряд ли когда пригодится и просто не может иметь никакого отношения к их делу.

– После службы в армии он ввязался в аферы, умудрился не сесть, но криминальных дел не бросил. Второй раз попался уже в конце девяностых фактически на рэкете и подделке документов. Отсидел пять лет, а потом осел в Минске. Фирму открыл, я полагаю, на те деньги, которые у него не смогли конфисковать. Теперь он законопослушная сволочь.

– Почему сволочь?

– Потому что им заинтересовались вы. У вас есть что-то на его фирму. Вы работаете по нескольким убийствам, специально для этого приехали сюда из России. И не из районного УВД, а из Главного управления уголовного розыска.

– Убедительно, – согласился Гуров. – Что-нибудь есть на родителей Клименко?

– Отец умер еще в начале девяностых. Кажется, несчастный случай в состоянии алкогольного опьянения. Мать тоже, но гораздо позже. Лет на десять.

– Оба похоронены в Пинске? – равнодушным голосом спросил Гуров.

– Да, на одном кладбище, но в разных могилах.

– Сын навещает могилки? Как часто он ездит в Пинск?