Текст книги "Убийство по расписанию"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Как мне его найти? – коротко поинтересовался он, извлекая из-под пальто заветный блокнот.

– Кого? Савельева? – Аникеева отошла на пару шагов назад. – Дома, наверное. Только я его адреса не знаю. Это надо в кадрах поинтересоваться. Или у тех же анестезиологов...

В кармане медицинского халата старшей акушерки зазвонил телефон. Она быстро достала большой серый аппарат и ответила на вызов, взглядом извинившись перед Гуровым за вынужденно прерванный разговор.

– Алло! Да, я... А, здравствуйте. – Полковнику показалось, что женщина как-то затравленно взглянула в его сторону, переложила телефон в другую руку и поспешно переместилась к двери кабинета. – У нас тут кое-что произошло... Нет, я не думаю, что это серьезно, просто... будет лучше обрисовать ситуацию при личной встрече. Что?.. Хорошо, да, я спущусь. Минут через пять... Ладно. Я запомнила. До свидания.

Телефонный аппарат вновь скрылся в боковом кармане халата, а Аникеева глупо улыбнулась, адресуя эту улыбку уже Гурову.

– Вы меня извините, товарищ полковник. К сожалению, не запомнила вашего имени-отчества... Мне нужно срочно идти. По делам. Я... Я еще нужна вам? Ах, да! Мы ведь говорили про Савельева. Я почти уверена, что это он прислал письмо. А его адрес?.. Вы все же лучше пообщайтесь с анестезиологами. Они и адрес знают, и про него самого могут рассказать вам гораздо больше, чем я. Все ж таки работали вместе. Понимаете? Тамара Петровна сейчас наверняка на месте. Это в противоположном конце коридора. Хотите, я вас провожу?

– Не надо, я справлюсь. – Гуров пристально смотрел ей в глаза. Поведение Аникеевой настораживало. Особенно то, как оно изменилось после загадочного телефонного звонка. – А вы можете сделать для меня еще одну вещь, Татьяна?

– Конечно. Какую?

– Я хотел бы получить список всех людей, которые были уволены за последние полгода благодаря стараниям Завладской и созданного вами антикоррупционного комитета. Таких много?

– За полгода? – снова переспросила она. – Нет, не очень. Человек пять или шесть, наверное. Я составлю список. Когда он вам нужен?

– Чем скорее, тем лучше.

Аникеева призадумалась.

– Я сделаю его через час. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Гуров.

Она буквально выпорхнула из кабинета заведующей. Не нужно было иметь повышенной наблюдательности, чтобы понять, насколько Аникеева торопилась. К кому? Кто ей звонил? Мужчина? Женщина? На секунду Гурову пришла в голову мысль выяснить это, но затем он от этой затеи отказался. Во-первых, это могло не иметь никакого отношения к делу, а только к сугубо личным делам Татьяны, а во-вторых, даже если бы он и установил личность того или той, с кем собиралась встретиться Аникеева, ему бы это ровным счетом ничего не дало. На данный момент единственной реальной зацепкой являлся Павел Савельев.

Гуров запер кабинет Завладской, положил ключ себе в пальто и энергично направился в противоположный конец коридора. На ходу он сверился со своими наручными часами. Ровно одиннадцать. Если письмо с угрозой – не розыгрыш, до предполагаемого убийства Юлии оставалось восемь часов.

* * *

Вторник. 11 часов 1 минута

Лобанов не стал подъезжать к парадному крыльцу больницы, а скромно припарковал свой темно-зеленый «Лексус» в трех метрах на противоположной стороне улицы. С этой точки он прекрасно мог видеть любого входящего и выходящего из здания, при этом не привлекая к себе повышенного внимания. Слегка приспустив боковое стекло, он курил, откинувшись на спинку сиденья, и левой рукой, утянутой в черную перчатку, монотонно, в такт льющейся из магнитолы музыки, постукивал по рулевому колесу. Мобильник в кармане утепленного плаща заиграл тарантеллу, и Лобанов достал аппарат. Не сводя глаз с выхода из больницы, нажал кнопку соединения.

– Ну, что там у тебя? – без всяких приветствий прозвучал в трубке баритон звонившего, однако Лобанову не требовалось никаких усилий, чтобы узнать собеседника и понять, чего он от него хочет.

– Жду. – Он склонился вперед и убавил звук работающей магнитолы. – Честно говоря, не нравится мне все это, Альберт. Палево какое-то.

– В смысле?

– Я позвонил ей в кабинет, но вместо нее трубку взял какой-то мужик. И есть у меня такое смутное подозреньице, что это ментяра. Как пить дать ментяра.

– Ты дуешь на воду, Илья. – Похоже, что собеседник Лобанова, в отличие от него самого, был в неплохом расположении духа. Более того, он, судя по всему, был не один. До слуха Лобанова доносились посторонние голоса, звон посуды, женский смех. – С чего вдруг такие нелепые выводы? Почему непременно ментяра?

– Чувствую, Альберт. У меня нюх на этих тварей, если ты еще не забыл. – В голосе Лобанова появилось раздражение. – Я тебе из тысячной толпы мента вычислю. И по голосу, и по походке, и еще бог знает по чему...

– У Завладской нет и не может быть никакой связи с ментами. – Собеседник откровенно старался погасить излишний пыл Лобанова. – Мы же это уже сто раз проверили и перепроверили. А вот почему ее нет на рабочем месте?.. Ты ведь говорил, что она сама позвонила тебе сегодня.

– Да, позвонила. В половине второго ночи. Сука! Сняла меня с одной чудной бабенки. Только о себе и думает. Я имею в виду Завладскую.

– Я понял, – незримый собеседник весело рассмеялся. – И что?

– А ничего. – Огрызнулся Лобанов. – Я приехал, как смог. То есть, минут пятнадцать назад. В кабинете у нее мужик, самой ее нет. Я звоню ей на мобильник, а эта зараза отвечает мне: «Я сейчас не могу говорить». – Он передразнил ее нарочито низким голосом. – И бросает трубку. Чего тут прикажешь делать?

– И что ты сделал?

– Я позвонил этой дуре, Танечке. – Лобанов спустил пониже стекло и бросил наполовину искуренную сигарету «Давыдофф» в снег. – Сейчас вот жду, когда она выйдет. А дальше... Хрен ее знает, Альберт. Нехорошее у меня предчувствие. Какой-то поганый запах в воздухе.

– Какой запах?

– Подставы. Ментов чую, говорю же тебе.

– Расслабься, Илья. – Постороннего голоса и женского смеха в трубке уже не было. Вероятно, звонивший соизволил отделиться от своей шумной компании и отошел куда-то в сторону. – У тебя просто очередной приступ паранойи. Главное, отдай им аванс. Хоть этой Тане отдай.

– А договор?

– С договором я решу. Тут обязательно Завладская нужна. Но аванс отдай. В обмен на расписку, конечно.

– Давай не будем меня учить, Альберт. Ладно? – обиделся Лобанов. – Не первый раз замужем, как говорится. Разберусь. Но я тебя предупредил, ситуация мне не нравится.

– Хорошо. Я это запомнил. И, если что, информируй. До связи.

Короткие гудки известили Лобанова о том, что оппонент отключился. Он тоже произвел сброс и убрал мобильник на прежнее место. Холодное зимнее солнце, присутствие которого на чистом небе никак не влияло на температуру, било Лобанова по глазам, и он вынужденно опустил «козырек». Рука в перчатке вновь забарабанила по рулевому колесу.

Появившуюся на парадном крыльце больницы Аникееву в небрежно наброшенной на плечи дорогой, но совершенно безвкусной шубейке и натянутой почти по самые глаза лохматой шапке наблюдатель заметил сразу. Татьяна поозиралась по сторонам, увидела на противоположной стороне темно-зеленый «Лексус», о котором Лобанов сообщил ей по телефону, и бегом устремилась в нужном направлении. Ее легкие, без каблуков, туфельки, которые она не посчитала нужным переобуть, утопали в глубоком снегу.

Лобанов не вышел из машины и даже не склонился, чтобы открыть Аникеевой пассажирскую дверцу. Ей пришлось делать это самой. Плюхнувшись на сиденье, она тяжело отдышалась. Пробежка утомила ее. Волосы выбились из «конского хвоста», и плохо расчесанные патлы висели на лице. Лобанов покосился в ее сторону, с трудом скрывая презрение.

– Где Завладская? – первым делом спросил он без всяких предисловий.

– Она уехала домой. – Аникеева закашлялась, прикрыла рукой рот, а затем возбужденно продолжила: – У нас тут кое-что произошло. Сегодня ночью Юлия Владимировна получила письмо с угрозой. Ее обещали убить. Тоже сегодня. В семь часов вечера.

Она испытующе посмотрела на Лобанова. Как он отреагирует? Что ему уже известно на этот счет? Однако лицо Ильи осталось совершенно бесстрастным.

– Это шутка? – только и спросил он.

– Нет. К тому же я подумала, что после той статьи в газете, на которую напала Юлия Владимировна...

Лобанов перебил ее:

– Вы обратились к ментам?

Аникеева вся сжалась, словно ожидая удара. Правый глаз задергался в нервном тике. Она медленно подняла руку и сунула в рот большой палец. Бессознательно стала грызть корявый ноготь. Взгляд развернувшегося Лобанова, казалось, готов был не только пронзить ее насквозь, но и обратить в пепел. Если Татьяна кого-то и боялась по-настоящему, так это именно его. Илья Романович никогда не вел себя грубо, никогда не повышал голос, но в нем было нечто такое, что порой заставляло содрогаться при одном взгляде на него. Аникеева и сама не сумела бы объяснить, что именно. То ли серые, глубоко посаженные глаза, выдававшие в Лобанове человека немало повидавшего на своем веку, то ли величественная посадка головы, то ли небольшой шрам у него на подбородке, ужасно поблескивающий всякий раз, когда на него падал свет.

– К нам приехал один... – запинаясь, ответила женщина. – Полковник Гуров. Я только что разговаривала с ним. Но он, как я поняла, какой-то знакомый Юлии Владимировны...

– А я и не знал, что у Юлии Владимировны есть такие знакомые. – Лобанов прищурился.

– Я тоже не знала. Но он...

– Он интересовался нашими делами?

– Нет-нет, что вы, Илья Романович. Об этом и речи быть не может. Я и с письмом-то с этим направила его по заведомо ложному следу. – В глазах Аникеевой мелькнуло что-то вроде чувства гордости. Она явно старалась произвести впечатление на собеседника. – Никто ничего...

– Не нравится мне все это, – он опять прервал Татьяну на полуслове. Рука сама потянулась в карман плаща за сигаретами, и вскоре по салону поплыл едкий табачный дым. – Очень не нравится. Надо потолковать с Завладской.

– А все из-за этого письма, – отважно ввернула Аникеева, словно с головой бросаясь в ледяную воду. – Не было его, и все шло гладко.

– Не так уж и гладко. – Лобанов разогнал дым рукой, затем вынул из плаща белый прямоугольный конверт и небрежно швырнул его на колени сидящей рядом женщине. – Возьмите. Это аванс. Остальное по завершении сделки. Как и когда она будет осуществляться, а также момент заключения договора мы обговорим с Завладской. Расписка при вас?

– Да, конечно. – Аникеева тоже просунула руку под шубу и достала сложенный пополам тетрадный лист. – Если сумма такая же, как обычно...

– Все как всегда.

– Тогда, пожалуйста. – Она передала ему расписку, а конверт спрятала под шубой. – А что вы имели в виду, Илья Романович, когда сказали, что все и так шло не слишком гладко?

– Много чего, – уклончиво ответил Лобанов. – Взять, к примеру, ту же статью. Кстати, вы выяснили, насколько достоверны слухи об уходе Завладской?

Аникеева отрицательно покачала головой:

– Никто ничего не знает наверняка. Я спросила об этом саму Юлию Владимировну, так сказать, напрямик, но она ушла от ответа. Хотя...

– Что «хотя»? – живо переспросил Лобанов.

Мысли его блуждали и никак не хотели выстраиваться в четкую линию, однако этот процесс не могла видеть Аникеева. Лобанов чувствовал себя матерым хищным волком, уловившим запах приближающихся охотников. Интуиция у него и в самом деле была звериной. Такой можно было только позавидовать. И напрасно Доронин именует ее паранойей. Пусть он катится ко всем чертям со своим недалеким и прямолинейным мышлением. Или у шефа в голове тоже было нечто такое, во что он не собирался посвящать своего верного соратника. Некая собственная игра. Лобанов уже и не знал, кому и в чем можно верить.

– Собирается Юлия Владимировна увольняться или нет, но, я думаю, она бы сказала мне, если бы собиралась выйти из нашего общего дела. Ведь я понимаю, что без нее ни вы, ни кто-либо еще не станет иметь со мной дел.

Лобанов едва заметно ухмыльнулся. В этом своем предположении старшая акушерка точно не ошибается. Доронин откажется от сотрудничества без участия в этом деле Завладской. Ему куда проще будет найти новую больницу и новых поставщиков. Но что останется при этом ему, Илье Лобанову.

– Дайте мне адрес Завладской, – потребовал мужчина, стряхивая пепел с сигареты себе под ноги. – Вы его знаете?

Он все еще держал в руках расписку Аникеевой. Склонился и вынул из бардачка под приборной панелью шариковую ручку. Татьяна машинально отметила, что даже при этом Лобанов не снял с рук перчаток. Она продиктовала ему адрес загородного коттеджа Завладской и на словах попыталась объяснить, как найти это место. Дома у заведующей Аникеева была только дважды, но память на местность у нее была отменной. Лобанов старательно записал все, что она поведала ему. Удивленно повернул голову.

– Вы ждете чего-то еще?

– Нет, я... – Аникеева стушевалась. – Если вам больше ничего не нужно, я, пожалуй, пойду...

– Идите. – Он опустил исписанный лист в карман. – И на всякий случай оставайтесь на связи. Мало ли что. Да, и еще! Приглядывайте за этим вашим полковником. Нам не хотелось бы лишних проблем по вашей вине. – Лобанов сделал особенные ударения на словах «нам» и «вашей».

– Да. Я поняла.

* * *

Вторник. 11 часов 18 минут

– Это не зацепка, Стас. – Гуров прислонился к подоконнику, придерживая сотовый телефон возле уха одним плечом, а сам в это время отыскивая нужный ему номер в своей записной книжке. – Мало ли кто с кем отмечает разные праздники. Люди пьют вместе, обнимаются. Лучше скажи честно, что в тебе сейчас говорит элементарная мужская ревность.

– Постой, Лева. – Крячко едва ли не орал в трубку. – А разве это не ты всегда пропагандировал версию о том, что случайных совпадений не бывает? Особенно в нашей профессии.

– Да, это мои слова, – не стал спорить Гуров. – Но я и не говорю, что это совпадение. Я лишь сказал, что это слабая зацепка. Если не сказать, что вообще не зацепка. Она сказала тебе, чем занимается Щетинин?

– Она и фамилии-то его не знала. Говорит, что он пришел к ним в больницу на праздник с главой районной администрации. С Ромашовым. Знаешь такого?

– Только понаслышке.

Гуров нашел наконец нужную запись в книжке, заложил пальцем страницу и освободившейся рукой нормально взял телефонный аппарат. Возбужденный голос напарника уже не так сильно бил по барабанным перепонкам.

– А как вообще получилось, что Валет уже на свободе? – не унимался Крячко. – Если мне не изменяет память, этому гаду впаяли четырнадцать лет, а к настоящему моменту из них прошло никак не больше половины.

– Ты меня об этом спрашиваешь? – Краем глаза Гуров заметил, как из интересующего его кабинета, где, по словам Аникеевой, обитали анестезиологи, вышел высокий мужчина с густой рыжей бородой. – Я не работаю на администрацию колонии, Стас. Слушай, позвони в управление Орлову. Или лучше Цаплину. Пусть прочешет базу данных по этому делу. А заодно и по Ромашову. К твоему сведению, я тут делом занимаюсь, а ты там в приятном для тебя обществе прохлаждаешься.

– Я тоже работаю, – обиженно откликнулся Крячко. – И сижу в засаде. Так что...

– Ладно, угомонись. Звони Цаплину. Будет стоящая информация, дай мне знать.

– Слушаюсь. – На этот раз Станислав был полон сарказма.

Гуров нажал на своем телефоне кнопку сброса и тут же принялся набирать новый номер, сверяясь с записной книжкой. Мужчина с бородой уже скрылся на лестнице, но дверь в кабинет он не запер. Значит, там еще кто-то остался.

Из трубки потянулись длинные монотонные гудки. После четвертого или пятого по счету бодрый молодецкий голос откликнулся:

– Не могу поверить. Лев Иванович! Приветствую-приветствую! Чертовски рад слышать. А я уж думал, у меня определитель номера с ума сошел. Чему обязан такой честью? Очередное следствие зашло в тупик, и великий сыщик вновь вспомнил о своем недостойном коллеге, давно не видевшем ничего, кроме своего запыленного монитора.

– Может, ты сначала выслушаешь меня, Юра. – Гуров невольно улыбнулся. Если уж Юрий начнет говорить и никто его при этом не остановит, то поток его слов не будет иметь конца. – А потом уже обсудим твои предположения.

– Извиняйте, Лев Иванович. Не прав был, погорячился. Так что случилось?

– В одном ты прав. – Полковник перелистнул несколько страниц в своей записной книжке и нашел пометку, сделанную им самим в кабинете Завладской. – Мне нужна твоя помощь. Но услуга пустяковая, Юра. Мелочь...

– Мелочь, но приятно, – не удержавшись, ввернул тот. – И что же это за мелочь?

– Мне нужно найти одну газету, – ответил Гуров. – Называется «Харьков таймс».

– Смешно, – собеседник хихикнул.

– Не то слово. Так вот мне нужен «Харьков таймс» за шестнадцатое января. Сможешь найти через Интернет?

– За этот год?

– За этот.

– А какая статья? – У Юрия проснулся профессиональный азарт. Гуров даже представил, как в этот момент он нацепил на нос очки и ухватился за карандаш.

– Это я и хотел бы знать.

– Ясно. И на какую тему, значит, тоже неизвестно.

– Неизвестно.

– Ну, это несколько осложняет поиски, Лев Иванович. – Оппонент нарочито стал напускать на себя деловой вид. – Я, конечно, не говорю, что это невозможно. Попробую покопаться на Хар-би-си и на Политик-Инфо...

– Давай без этих твоих словесных выкрутасов, – взмолился Гуров. – Мне эти слова все равно ни о чем не говорят. Как скоро ты сможешь найти газету?

– Часика через два.

– Многовато.

– Я постараюсь быстрее.

– Хорошо. Как только найдешь, сразу звони.

Полковник выключил телефон, убрал его вместе с записной книжкой в карман и пошел к кабинету анестезиологов. Дверь была слегка приоткрыта, но Гуров предпочел тактично постучать.

– Да, войдите, – донесся до него приятный женский голос.

Гуров открыл дверь и вошел. Тамара Петровна, о которой упоминала Аникеева, оказалась женщиной высокой и широкоплечей, с короткой мужской стрижкой. Вообще весь ее облик, включая черты лица, был сугубо мужской, что очень не сочеталось с ее мелодичным тоненьким голоском. Она лежала на диване слева от двери, закинув на подлокотник босые ноги. Шерстяные носки валялись на полу, а медицинская шапочка, как аккуратно уложенная ресторанная салфетка, возвышалась на груди Тамары Петровны. Увидев на пороге совершенно незнакомого человека, женщина быстро села. Ее широкие ступни коснулись пола.

– Что вам нужно, мужчина?

– Извините. – Полковник натянул на себя маску растерянности и простоватости. – Я ищу своего шурина. Он тут работает у вас.

– Какого еще шурина? – Тамара Петровна нагнулась, проворно подхватила с пола шерстяные носки и надела их на ноги.

– Пашу Савельева.

– Он уже тут не работает. – Речь Тамары Петровны стала резкой и отрывистой. – Слава богу. Вашего шурина уволили на прошлой неделе.

– Как уволили? – изумился Гуров. – За что? Почему? Паша – отличный специалист, насколько мне известно.

Полковник жалел о том, что упустил того мужчину с рыжей бородой, вышедшего из кабинета в момент его телефонных переговоров. Найти общий язык с мужчиной было бы проще.

– Ваши сведения устарели. Паша – просто психически неуравновешенная личность! Его уволили за взяточничество. Скажу вам честно, я не верю, что он безбожно обирал пациентов, как это подала стерва Завладская, да в это и никто не верит, но уволить Савельева стоило. От этого все только облегченно вздохнули. Работать с психом и постоянно ждать, когда у него шарики за ролики занесет, невыносимо. Наша работа такого подхода не терпит. Так что, если вы увидите своего шурина, передайте ему лично от меня...

– Как же я его увижу? – Гуров растянул губы в глупой улыбке. – Я думал найти его здесь. А домашнего адреса у меня нету. Я сам из провинции, приехал, чтобы... В общем, неважно. Где же мне теперь искать Пашу?

С минуту или чуть больше Тамара Петровна пристально и как-то настороженно взирала на полковника, словно прикидывая, насколько он психически нормален в противовес своему шурину, а затем не очень охотно произнесла:

– Я могу вам дать его адрес. Он у меня записан.

Женщина поднялась с дивана. Теперь она показалась Гурову еще выше и крепче. Ей бы не анестезиологом работать, а выступать за национальную сборную по баскетболу. Положив шапочку на стол, Тамара Петровна выдвинула верхний ящик, достала из него обычную школьную тетрадку в клеточку и чистый лист формата А-4. Последний она разорвала на четыре равные части, три убрала обратно в ящик, а один оставила. Длинный палец с острым ногтем заскользил по исписанной тетрадке. Наконец она нашла то, что искала, и переписала Гурову домашний адрес Савельева. Вышла из-за стола и протянула листочек полковнику.

– Спасибо, – сказал Гуров и тут же поинтересовался, состроив любопытное лицо провинциального увальня: – Так, по-вашему, Пашу уволили ни за что?

Тамара Петровна усмехнулась и пожала своими широкими плечами.

– Это не мне судить, конечно, но я считаю, что в нашей больнице есть и более коррумпированные личности, нежели Паша Савельев.

– Могу себе представить, как он недоволен, – забросил наживку Гуров.

– Я уже сказала, что ваш шурин псих. Он грозился убить Завладскую, и я не удивлюсь, если он это сделает. Чрезмерное употребление алкоголя никого еще не доводило до добра. Только если до белой горячки...

– Паша много пьет?

– Спросите его об этом сами.

Всем своим видом Тамара Петровна давала понять, что Гурову пора идти. Вести дальнейшие дискуссии она не собиралась. Полковник еще раз поблагодарил ее и вышел из кабинета. Жаль, что он не столкнулся с мужчиной. Его бы он разговорил. Гуров огляделся по сторонам, посмотрел на листок с адресом, написанным анестезиологом, и быстро пошел в направлении лестницы. Ключ от кабинета Завладской он решил пока не сдавать. Если ниточка с Савельевым никуда не заведет, то ему, скорее всего, еще предстоит сегодня вернуться в больницу.

Когда полковник вышел на улицу, вновь пошел снег. Легкий и ненавязчивый. Спустившись с крыльца и поплотнее запахнув ворот пальто, Гуров направился к припаркованному «Пежо». На нижней ступеньке он остановился и, достав из кармана сигареты, закурил. В этот самый момент он и заметил Аникееву. Женщина выбралась из салона темно-зеленого «Лексуса» и, низко склонив голову, побежала к больнице. Ветер развевал ее незастегнутую шубейку. В снег упал прямоугольный конверт, Татьяна остановилась, подняла его и старательно отряхнула от налипших белых хлопьев. Затравленно оглянулась на «Лексус», словно проверяя, заметил ли сидящий в салоне ее мимолетный казус, и опять побежала дальше. Гуров отошел в сторону. Чисто автоматически он зафиксировал в памяти номер «Лексуса». С того места, где он стоял, тонированные стекла автомобиля не позволяли разглядеть людей внутри.

Аникеева пробежала мимо полковника, не заметив его. Ее подбородок уткнулся в ворот шубы, а лохматая шапка была слишком низко надвинута на глаза. «Лексус» тронулся с места, развернулся на проезжей части и стремительно укатил прочь. Гуров проводил его глазами. Акушерка вошла в здание больницы. Полковник глубоко затянулся, заложил руки в карманы и двинулся вперед. Он почти физически ощущал, как его поджимает неумолимый бег времени. История, в которую втравил его Крячко, нравилась Гурову все меньше и меньше. Какое-то щелкнувшее внутри его шестое чувство подсказало сыщику, что Завладская не ошиблась, восприняв всерьез полученное письмо с угрозой.

* * *

Вторник. 11 часов 45 минут

Крячко придвинул к себе пепельницу и несколько раз энергично затянулся. Альбом с фотографиями по-прежнему лежал перед ним в раскрытом виде. Он изучил каждый снимок из прошлой жизни Юли, но ни одного знакомого лица больше не встретил. Фотография, на которой Завладскую обнимал Щетинин, лежала в стороне. Вставлять ее обратно в альбом Крячко пока не хотел.

– Может, еще чаю? – предложила хозяйка.

Стас повернул голову. Юля стояла возле раковины спиной к нему и мыла посуду. Ее роскошные волосы скрывали почти половину плеч. Открытые босоножки на невысоком каблуке почти не скрывали изящную миниатюрную ступню с ровными, окрашенными в серебристый цвет ноготками, и это была единственная обнаженная часть тела, которую мог видеть Крячко. Остальное могло лишь дорисовывать его богатое воображение. На какое-то время мысли о Валете улетучились, уступив место желанию подняться из-за стола, подойти к Завладской и обнять ее за талию. Крячко медленно поднял взгляд, переместив его с округлых розовых пяток женщины на скрытую джинсами попку. Блестящие буковки «R» и «S» на правом заднем кармашке светились в падающих через круглое окно солнечных лучах.

– Не сердись на меня. – Крячко потушил сигарету, жестко вдавив ее в дно хрустальной пепельницы. – Я просто слегка вспылил. Занервничал, что ли... Понимаешь? Юляша! Ну, перестань. Если тебе так уж хочется, можешь звать меня Стасиком. Так, правда, зовут тараканов, но...

– При чем тут тараканы? – Она обернулась, и Крячко заметил, что ее мокрые от воды руки дрожат. – Я привыкла так говорить. И не могу понять, что же тут обидного. Обычное ласковое обращение.

– Хорошо.

– Ничего хорошего. – Запястьем она откинула со лба челку и, опустив руки, прислонилась к раковине. Теперь Стас отлично мог видеть каждый пальчик у нее на ногах. – Он, видите ли, занервничал. А каково сейчас мне, ты не подумал? Часов через семь какой-то псих намеревается прикончить меня. Знаешь, что страшнее смерти, Стас?

– Стасик, – с улыбкой поправил ее Крячко, рассчитывая столь нехитрым способом разрядить ситуацию. – Зови меня Стасик.

– Неважно. – Завладская поморщилась. – Так ты знаешь, что страшнее...

– Знаю. Ожидание смерти. Это, кажется, какой-то классик сказал.

Юля кивнула. Вода лилась у нее за спиной и разбивалась о дно раковины. Уже помытая посуда стояла слева на полосатом полотенце.

– И очень правильно сказал. Я только сейчас поняла это. Когда это касается лично тебя...

– Послушай, Юляшенька. – Крячко все-таки поднялся на ноги и шагнул в направлении Завладской. – Я понимаю тебя. Прекрасно понимаю... И еще раз прошу простить меня. А что касается этого самого ожидания смерти... Постарайся об этом не думать. Я здесь, и, пока я здесь, тебя никто и пальцем тронуть не посмеет. А Лева сейчас ищет того, кто прислал тебе письмо. И я уверен, что он найдет его. Еще не было такого случая, чтобы Лева потерпел поражение в схватке с убийцами-психопатами. Поверь мне. И если бы ты перестала нервничать, – он взял ее за руку – пальцы Завладской продолжали нервно подрагивать, – то смогла бы помочь нам. Мне и Леве.

– Чем помочь?

– Ты должна хорошенько подумать, кому и зачем нужно убивать тебя. «Куча врагов» – это понятие абстрактное. Это все равно, что сказать: «У меня нет врагов». Постарайся что-нибудь вспомнить, Юля. Конфликты, серьезные разногласия, угрозы... Не такие кардинальные, как эта последняя, но...

Она выдернула свою руку из руки Крячко и тут же отошла в сторону. Нервно закусила верхнюю губу. Стасу показалось, что в эту секунду Завладская готова была расплакаться. Он даже в школе никогда не видел ее в таком состоянии и не представлял, что она может быть такой. Юля всегда производила на него впечатление девочки сильной и уверенной в себе. Неужели он ошибался? Или это время так изменило ее?

– Я не хочу говорить об этом. – В ее голосе засквозили визгливые истеричные интонации. – Не хочу ничего вспоминать. Разговоры об этом еще больше заставляют меня нервничать. Разве ты не понимаешь?

Крячко остался стоять там, где его оставила Завладская, а хозяйка прошла к столу и пальцами подцепила за ручку кружку, из которой Стас пил чай. Нервная дрожь не оставила Завладскую, кружка выскользнула из рук, покатилась по столу, расплескивая остатки чая, подтолкнула стеклянную вазочку со вставленной в нее одной-единственной карликовой розой. Юля вскрикнула, Крячко проворно бросился вперед, но не успел. Ваза грохнулась на пол, и осколки брызнули в разные стороны. Один из них попал на штанину Станислава, отскочил от нее и упал к ногам.

– Видишь, до чего ты довел меня, Стасик? – Глаза Завладской стали красными, а по левой щеке скатилась сиротливая слезинка.

– Успокойся. Все в порядке. Я помогу тебе.

Они вместе опустились на корточки и стали собирать с пола осколки. Один из крупных кусков стекла они схватили одновременно. Юля поморщилась.

– Оставь, ты обрежешься, – сказал Крячко.

Он дернул осколок на себя раньше, чем Завладская успела его отпустить, и острый край врезался Станиславу в кожу.

– Черт!

Из рассеченной ладони закапала кровь.

– Боже мой, Стасик! – Женщина мгновенно забыла обо всех своих переживаниях. – Нельзя же быть таким неуклюжим. – Она бросила собранные осколки обратно на пол и схватила его за руку. – Дай я посмотрю.

– Да все нормально. – Крячко раскрыл ладонь.

Рана была достаточно глубокой и на самом деле причиняла ему немалую боль. Но полковник старался держаться мужественно. Ярко-алая кровь уже залила ему пальцы, и несколько капель каким-то образом умудрились попасть на край рукава.

– Надо срочно промыть.

Перед Крячко снова была та самая сильная и уверенная в себе девочка, которую он помнил. Она заставила его подняться и пойти к раковине. Пустила из крана холодную воду и сунула руку Крячко под струю. Минуты полторы они так и стояли. Она, глядя на его ладонь, а он – на ее красивый профиль. Затем Завладская выключила воду, присела возле буфета и выдвинула нижний ящик. Достала флакончик йода и упаковку бинтов.

– Не стоит, Юляша. – Крячко попытался высвободить руку. – Всего лишь царапина.

– Ничего себе царапина. Стой и не кривляйся.

Умелые руки медицинского работника ловко обработали рану, а затем аккуратными пластами стали накладывать на ладонь Станислава белоснежный бинт. Крячко лихорадочно сглотнул. Нежные прикосновения Завладской, а также ее забота о нем были приятны мужчине. Она завершила манипуляции тугим узлом между большим и указательным пальцем, но выпускать руку Крячко из своей не торопилась. Он счел момент крайне благоприятным и решительно подался вперед. Его губы коснулись губ Юлии. Сначала она никак не отреагировала на этот пылкий отчаянный порыв, но уже через секунду ответила ему. И в тот момент, когда он вознамерился закрепить первоначальный результат, оставленный на барной стойке мобильник Завладской буквально взорвался громкой мелодией из какого-то голливудского вестерна. Женщина быстро отстранилась, на секунду потупила взгляд, а затем с таким видом, будто ничего не произошло, направилась за телефоном.

– Алло! – В ее голосе появились игривые интонации. – Да, милый, здравствуй. Нет, я дома... У меня произошло кое-что. Неприятности, да. Но мне не хотелось бы говорить об этом по телефону. Нет, не совсем... – Она коротко бросила взгляд на Крячко. – С одним старым знакомым... Перестань, Костя, как ты можешь. Ты что, первый день меня знаешь? У меня действительно проблемы... Что? Нет, приезжать не надо. В этом нет необходимости. Я потом тебе обязательно все расскажу. Если...