Текст книги "Идеальный маньяк (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ну как известно, – развела руками директор. – Вы же сами сказали – это школа. Здесь трудно скрыть подобные вещи. Кто-то видел их вместе, рассказал одному, тот другому, дошло до родителей, они примчались ко мне взбешенные…

Она покачала головой, вспоминая, и вздохнула. Гуров молча слушал.

– Был жуткий скандал, – негромко продолжала Горецкая. – Отец бушевал, грозился упечь Костю за решетку как растлителя несовершеннолетних, мать глотала успокоительные таблетки… Честно говоря, я подумала, что все – Костю посадят, меня снимут с должности, а произошедшее станет достоянием общественности.

– Но этого, как я понимаю, не случилось.

– Да, – подтвердила Горецкая. – Неожиданно на помощь пришла сама Алена. Меня, признаться, поразило ее хладнокровие и невозмутимость. Она спокойно заявила родителям, что вполне взрослая, отдает себе отчет во всех своих действиях и ее никто совращать не пытался. И если родители вздумают написать на Широкова заявление в прокуратуру, она станет все отрицать и они будут выглядеть глупо. И тут родителей ждал новый шок после таких откровений. Они вдруг увидели, что их дочь вовсе не маленькая глупенькая неопытная девочка, а зрелая женщина, которая прекрасно осведомлена о том, что такое половая жизнь и современные способы контрацепции. Она им целую лекцию прочитала об этом. Причем в присущей ей манере – спокойно и без эмоций.

– А вы об этом откуда знаете?

– А я при этом присутствовала, – пожала плечами Горецкая. – Разговор происходил в моем кабинете. В общем, после него родители сочли за лучшее эту историю замять. Им уже стало страшно, что об их дочери начнут говорить как о распущенной девице – вы понимаете, что я имею в виду.

– Понимаю. А что Широков?

– О! – Горецкая закатила глаза. – Он так перепугался, что поспешил уволиться. И я не стала удерживать. Он был деморализован. Думаю, его поведение сыграло большую роль в том, что они с Аленой расстались. Гораздо большую, чем вмешательство родителей. Просто Алена вдруг посмотрела на него совсем другими глазами. Именно в тот момент она поняла, что он вовсе не взрослый мужчина, а сопливый мальчишка.

Горецкая сделала паузу и внимательно посмотрела Гурову в лицо.

– Вы, Лев Иванович, если подозреваете Костю в причастности к нападениям на женщин, лучше выбросьте сразу это из головы и не тратьте время, – сказала она. – Он на это не способен.

– Что, такой порядочный человек? – усмехнулся полковник.

– Нет, – ответила Тамара Валентиновна с какой-то грустью. – Просто он трус. Потому-то он и уволился тогда. Я видела, как Алена на него смотрит – с изумлением, даже недоверием, что ее мужественный физрук краснеет, бледнеет, потеет, мычит что-то невразумительное. Он испугался, как ребенок, которого застали за тасканием конфет из закрытой коробки, припасенной к приходу гостей… Господи, да он испугался до такой степени, что, заикаясь, заявил, что готов жениться на Алене. А она вдруг взглянула на него так, что даже мне стало не по себе. И произнесла: «А я к такому счастью совершенно не готова. Боюсь, оно слишком велико для меня». И столько презрения было в ее голосе!

В голосе Горецкой звучала досада на, как показалось Гурову, Константина Широкова.

– Вам жаль его? – спросил полковник.

– Как вам сказать… Он знал, на что идет. Даже если тебе всего двадцать четыре года, нельзя забывать о том, что ты педагог. То, что сделал Костя, с точки зрения педагога недопустимо. С обычной человеческой же точки зрения вполне понятно и заслуживает сочувствия. Мне бы только хотелось, чтобы он вел себя ну… более достойно, что ли. А он испугался. Он и сейчас сбежал, потому что испугался, – с уверенностью сказала Горецкая. – Он трус. Какие нападения на женщин, о чем вы? Он бы обделался там, в кустах, от страха! Даже не ищите его, не тратьте время.

Гуров молчал, анализируя услышанное. Да, кажется, Горецкая говорит правду. В ее рассказе полковник не нашел никаких нестыковок. Все убедительно, все правдоподобно. Но вот только как-то уж слишком усердно она его убеждает не искать в этом направлении, слишком отводит внимание от Широкова, слишком настаивает на его невиновности. Или ему это только кажется?

Хорошо, если отбросить субъективное мнение Горецкой – что мы имеем? У Константина Широкова была связь со старшеклассницей. Причем он считал это любовью. Потом, когда его прижали к стенке, сбежал. Сбежал из школы, а потом из дома. Если принять как факт, что он трус по жизни, то именно так он и должен был поступить. И вообще, школьный роман и нападения на женщин – как это может быть связано? Глубины подсознания? Психическая ненормальность? Но то, что молодой человек влюбился в красивую ученицу, – это как раз естественно и нормально. Ненормально резать женщин в кустах. И как-то подобное поведение не укладывалось в психологический портрет Константина Широкова, который полковник успел нарисовать в своей голове. Если, конечно, он нарисовал его правильно.

– А где сейчас Алена Милютина? – поднял он глаза на Горецкую.

– Оканчивает одиннадцатый класс, – ответила та. – Вся эта история не слишком на нее повлияла. Она все такая же – красивая, уверенная в себе, спокойная.

– С ней можно поговорить?

– Сейчас? Увы, она болеет. У нас тут эпидемия гриппа началась. Если и дальше пойдет, со следующей недели закроют на карантин. Я, конечно, могу вам дать ее адрес – не имею права отказать, если вы будете настаивать, но… Честно говоря, мне бы этого не хотелось. Не советовала бы я вам с ней встречаться. Ничего нового вы все равно не узнаете. Поверьте, я рассказала вам всю правду, – Тамара Валентиновна приложила руки к груди, словно желая подчеркнуть этим свою искренность.

И все-таки Гуров взял адрес Алены Милютиной. Затем он отправился по психоневрологическим диспансерам, дабы лично побеседовать с персоналом и выяснить, не состоит ли у них на учете человек, поведение которого схоже с тем, которое демонстрирует маньяк из Свиблово.

Освободился Гуров только к девяти вечера. Последним объектом был диспансер у Белорусского вокзала. Выйдя из него, полковник озабоченно взглянул на часы. Сегодня ему нужно было обязательно еще раз попасть в фитнес-центр «Идеал». Сев в машину, Гуров погнал автомобиль в сторону Свиблово.

Зазвонил телефон, и полковник услышал голос дежурного:

– Лев Иванович, тут интересные материалы пришли… На некоего Полищука. Настолько интересные, что я решил позвонить.

– Давай говори, – сказал Гуров, не прекращая движения.

– Значит, полтора года назад Борис Полищук был задержан по обвинению в попытке группового изнасилования. Его, правда, потом отпустили, но я подумал, что вам это может быть интересно. Материалы у меня, отправить их вам или подержать?

– Пришли с посыльным, я, как вернусь, посмотрю. Спасибо!

Не успел Гуров отключить связь, как телефон зазвонил снова – долго молчавший Крячко напоминал о себе.

– Да, Стас. Переговорить бы не мешало, это точно. Ты сейчас куда? Нет, вот домой погоди. Ты вчера собирался поговорить с Кожуховым и его внучкой? Вот давай сегодня ими займемся. Я как раз еду в фитнес-центр, так что нам с тобой по пути. Встретимся на «Рижской», я тебя подхвачу и все обсудим по дороге. А потом я в центр, а ты к Кожухову. Ничего, не поздно. Ради такого случая можно и побеспокоить. Давай!

Глава 6

Когда Гуров подъехал к метро «Рижская», Станислав Крячко уже ждал его.

– Здорово, – протянул он руку Льву Ивановичу. – Как успехи?

– Сначала ты о своих докладывай. Что с друзьями Умецкой?

– Да ничего, – сразу же охладил пыл приятеля Станислав. – Никаких зацепок.

По словам Крячко выходило, что никто из знакомых Ирины не мог даже предположить, что с ней случится такая трагедия. Фитнес-центр она посещала недавно, близко познакомиться там ни с кем не успела, отзывалась о нем хорошо. Тренером ее была Ольга Шестакова, о которой, кроме имени-фамилии, Ирина больше ничего не знала. Убивать ее, по мнению друзей, было не за что и некому. Все сходились в том, что это дело рук маньяка, которому безразлична личность жертвы.

– Если хочешь знать мое мнение, я тоже так считаю, – заявил Крячко.

– Ладно, оставим пока твое мнение и будем опираться на факты.

– А факты пока что свидетельствуют против Константина Широкова, – сказал Крячко, – который сбежал, и где его искать, непонятно. Ты что нахмурился, Лева? Не согласен?

– Не уверен, – помотал головой Гуров и рассказал Крячко о том, что он узнал в лицее сто девяносто пять.

– Так это же все объясняет! – воскликнул Станислав, хлопнув себя по лбу. – А я-то голову ломаю, какая связь с нападениями на женщин!

– И какая? – покосился на него Гуров.

– Так он же педофил! – резюмировал Крячко и, видя озадаченный взгляд Гурова, принялся быстро развивать свою мысль: – Вот она, психическая ненормальность, налицо! А я думал: зачем ему, обычному парню, женщин резать? А педофил само по себе явление ненормальное!

– Стас, я знаю и разделяю твою неприязнь к педофилам, но в данном случае согласиться с тобой не могу, – решительно сказал Гуров. – Какой педофил? Ему самому двадцать четыре года, мальчишкам совсем!

– Двадцать четыре, Лева! – многозначительно поднял палец Крячко. – Двадцать четыре! А ей сколько? Пятнадцать! Подобные отношения между ними, по-твоему, дело нормальное?

– Ей семнадцать, – поправил Станислава Гуров. – А на вид – все двадцать пять. Я видел ее фотографии. Там та еще девица. Опытнее многих учительниц, я уверен. И вообще ты сам себе противоречишь. Если Широков, как ты выражаешься, педофил, то при чем тут зарезанные женщины? Они, обрати внимание, все не нимфетки! Ирине Умецкой – двадцать семь.

– А Маринке Агафоновой – восемнадцать! – тут же вставил Крячко.

– Восемнадцать лет – уже не ребенок. К тому же мы до сих пор не установили, что эпизод с нею как-то связан с другими эпизодами. Лихачевой, между прочим, вообще за тридцать! Не вижу я его интереса здесь! Петр точно прав в одном: нам нужно понять эту ситуацию, нам нужно видеть нашего злодея, чувствовать, знать, чего он хочет, чтобы мы могли предугадать его следующий шаг и предотвратить его.

Они подъехали к фитнес-центру, вылезли из машины и прошли в ворота сквера. Не спеша шли по дорожке, переговариваясь вполголоса. В здании фитнес-центра горели все окна, там уже вовсю шли занятия, и сейчас Гуров собирался-таки провести беседу с Эммой Эдуардовной Гришаевой, с которой не договорил утром. Сейчас, к вечеру, он считал, что у него достаточно козырей на руках. Он уже получил данные по интересующим его вопросам.

– Стас, я поднимусь, после договорим, – сказал Гуров, подавая Крячко руку. – Удачи!

Станислав пожал ее и не спеша двинулся дальше по аллее. Гуров же поднялся наверх, в фитнес-центр, где его ждал неприятный сюрприз: выяснилось, что Эмма Эдуардовна Гришаева посреди рабочего дня уехала из фитнес-центра, не объясняя причин. Занятия вместо нее вела Ольга Шестакова.

Гуров поколебался, потом выглянул в окно. Еще видна была фигура Крячко, шествующего по аллее. Гуров быстро спустился вниз.

– Стас, подожди! – крикнул он, догоняя Крячко.

Тот остановился.

– Что, так быстро управился? – удивился тот.

Гуров сказал, что Гришаевой в центре нет. Но Крячко этим фактом не слишком озаботился.

– Все равно Широкова надо искать! – упрямо сказал он. – Чую я, не просто так он свалил. То, что он трус, только подтверждает мою догадку. Разве смелый человек станет нападать на женщин? Да еще так – с опаской, из-за кустов?

Гуров не ответил на этот вопрос. Он вдруг замер и крепко сжал руку Крячко. Станислав оборвал фразу на полуслове и удивленно взглянул на друга. По его взгляду он понял, что Гурова что-то насторожило. Лев одними глазами сделал ему знак и тут же, пригнувшись, подался в сторону, огибая посадки. За спиной Крячко росли кусты и деревца. Они тянулись полукругом, и Гуров, отойдя от Станислава метров на пятнадцать, пробирался к ним с другой стороны. Он двигался бесшумно, потом, остановившись возле кустов, подал знак Крячко. Станислав тут же все понял и с шумом ломанулся в кусты. Тотчас послышался треск сломанных веток, и оттуда рванулась чья-то фигура.

Гуров рассчитал все точно: он сообразил, что в кустах кто-то скрывается, и знал, что если Крячко напролом ринется через кусты, то неизвестному ничего не останется, как броситься от него назад. Тут его и примет сам Гуров.

Знал это и Крячко, потому особенно и не торопился за убегавшим человеком. Он даже не волновался, а бежал тяжеловато и лениво, приговаривая на ходу:

– Стой, мерзавец! Не заставляй пожилого человека сердце напрягать!

Гуров был настроен более серьезно. И хотя он тоже особо не беспокоился за исход дела – все-таки их было двое, – сердце его билось чаще в ожидании кульминационного момента. Затаившийся в кустах человек мог оказаться тем самым маньяком, которого они ищут.

Гуров нащупал в кармане пистолет и сжал его, подтянув вверх. При расследовании подобных дел он всегда носил ствол в кармане, а не в кобуре: удобнее, потому что порой значение имеют даже не секунды, а их доли. И сейчас как раз был такой случай.

Топот ног приближался. Полковник еще выше подтянул пистолет. Прямо на него из кустов выскочил человек. Гуров, не вынимая оружие, спокойно и быстро выбросил вперед правую ногу, и человек тут же растянулся на асфальте, вскрикнув от неожиданности и боли. Из рук его в сторону Гурова полетел какой-то длинный предмет, и полковник автоматически отшвырнул его носком ботинка.

– Ну я же тебе говорил – стой! – с каким-то сожалением произнес показавшийся из-за деревьев Крячко. – Одышку только у меня вызвал.

Его правая рука так же наполовину торчала из кармана, как и у Гурова. Никаких признаков одышки у Станислава не наблюдалось. Видя, что лежащий человек не проявляет особой прыти, да и оружия, по всей видимости, у него нет, Крячко довольно хмыкнул и отпустил ствол. Подойдя к лежащему человеку, он наклонился над ним и сказал:

– Давай, герой, поднимайся! Я за тобой не первый раз гоняюсь.

Человек медленно сел на земле, шаря руками по асфальту и нащупывая что-то – видимо, свое оружие. Крячко обошел Гурова и поднял с земли этот предмет. Им оказалась длинная палка, выструганная из ветки.

– Это ты с этим, что ли, воевать с нами собирался? – с удивлением спросил Крячко, вертя палку в руках. – Или женщин убивать?

– Никого я не хотел убивать! – сердито произнес человек, поднимаясь с земли и отряхиваясь.

Крячко достал фонарик – помня о плохом освещении сквера, он теперь всегда носил его с собой, позаимствовав в запасниках сына. Когда тот был еще подростком, карманные фонарики одно время были его страстью, и все его одноклассники их коллекционировали. Со временем увлечение, как водится, прошло, а фонарики остались бесхозно валяться в коробке из-под монитора. Сын давно забыл о них, однако выбрасывать запрещал категорически, и жена, делая уборку в доме, каждый раз ругалась и грозилась выбросить этот хлам. А сын всякий раз отстаивал свое нехитрое имущество. Станислав решил внести вклад в наведение порядка в доме и позаимствовал сразу два фонарика из коллекции сына, справедливо полагая, что тот даже не заметит пропажи.

Длинный луч ударил в лицо стоящего перед ним человека, и тот заслонился от него рукой.

– Да уберите вы! – чуть не плача попросил он.

Крячко, понимая, что соперник не является опасной фигурой и сопротивления оказывать не собирается, повернул в сторону фонарь. Человека уже можно было рассмотреть. Перед ним и Гуровым стоял растрепанный молодой мужчина, в котором Крячко узнал Виктора Гордина…

– Опа! – воскликнул он. – Добрый вечер, приятная погода! Гордин! Так это вы тут ужасы на население наводите?

– Ничего я не навожу! – Виктор был крайне раздосадован.

Он шагнул к Крячко и хотел выдернуть у него из рук палку, но Станислав убрал руку за спину.

– А что делаешь? – переходя на «ты», спросил он.

– Преступника я здесь выслеживал! – зло сказал Гордин, глядя в сторону.

Крячко переглянулся с Гуровым и захохотал. Гордин, кусая от обиды губы, выкрикнул:

– И ничего смешного! Я же говорил, что буду защищать свою жену сам!

– Слушай, защитник, – сказал Крячко, с каким-то детским восторгом крутя в руках самодельную палку. – Ты бы хоть оружие посерьезнее достал! Ей-богу, ну с этим дрыном просто смешно охотиться на маньяка-убийцу, честное слово! Его даже барышни из фитнес-центра не испугаются!

Потом, отсмеявшись, сказал уже другим тоном:

– Я вас, Виктор, уже предупреждал, чтобы вы в это дело не совались?

– А кто мою жену защитит? – упрямо спросил Гордин дрожащим голосом.

– Ну уж явно не ты! – с пренебрежением махнул рукой Крячко. – И вообще топай давай домой отсюда, пока я тебя на пятнадцать суток не оформил! Герой-защитник!

– За что? – возмутился Гордин.

– За то, что мешаешь следствию и путаешь следы, – строго сказал Крячко. – Второй раз уже я тебя предупреждаю. На третий посажу. Понял?

Гордин помолчал, в душе явно не согласный с политикой Крячко. Однако посмотрев в строгие глаза полковника, покорно опустил голову и сказал:

– Понял…

Он с сожалением посмотрел на свою палку, оставшуюся в руках у Крячко, повернулся и хотел уже уходить прочь, как его окликнул Гуров:

– Виктор, подождите!

Гордин обернулся.

– У меня к вам есть несколько вопросов. Вы на машине?

Гордин подтвердил.

– Если не возражаете, давайте побеседуем в ней.

Гордин пожал плечами и провел их к припаркованному у входа в сквер серебристому «Хэндаю». Гуров сел рядом с ним, на соседнее с водительским сиденье, Станислав Крячко устроился сзади.

– Скажите, как давно вы тут промышляете? – спросил Гуров.

– В каком смысле? – не понял Виктор.

– В смысле, в Робин Гуда давно играешь? – мрачно пояснил ему сидевший сзади Крячко.

Гордин обиженно засопел.

– Не обижайтесь, это у полковника Крячко от досады на самого себя, – чуть улыбнувшись, сказал Гуров. – Он-то рассчитывал, что сейчас на него прямо из кустов маньяк выскочит и доблестному полковнику останется лишь эффектно защелкнуть на его руках наручники. Признаюсь, мне и самому этого хотелось. Но… Это было бы слишком просто и хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому придется продолжать поиски с помощью расспросов, анализа и прочей дребедени, далеко не столь интересной, как засада, погоня и захват преступника.

Гуров говорил серьезно, только глаза его улыбались. Гордин посопел и ответил:

– Второй день я тут выслеживаю. С тех пор как узнал, что девушку с занятий убили.

– А до этого? Не следили? – Гуров старался скрыть свое разочарование.

– Нет. Я только иногда встречал Катю. Но теперь буду делать это постоянно, – твердо заявил тот.

– Это мы уже слыхали, – подал голос Крячко. – И ты слышал, что я говорил. Встречать встречай, а вот выслеживания свои идиотские прекрати. Потому что в итоге и тебя кокнут, и супругу твою. Вам-то все равно, а мы со Львом Ивановичем получим лишнюю головную боль.

Гордин покосился на Крячко, словно желая понять, всерьез говорит полковник или шутит, а тот смотрел на него грозным взглядом.

– А когда вы раньше встречали свою жену, – вмешался Гуров, – не замечали здесь кого-нибудь постороннего? Ну, может, не совсем постороннего, – поспешно поправился полковник, поняв, что выразился не слишком удачно: это же не личные владения, чтобы делить прохожих на своих и посторонних. – Ну, может быть, крутился здесь кто-то подозрительный? Или слишком часто появлялся?

– Да вроде бы нет, – подумав, сказал Гордин. – Был, правда, какой-то старичок. Прогуливался здесь. Но что в этом удивительного? Старички любят гулять перед сном, это естественно.

– Почему естественно? – не понял Крячко.

– А что им еще делать-то? – искренне удивился Гордин.

– Узнать его сможете? – уточнил Гуров.

– Не знаю, – неуверенно ответил Виктор. – Попробую.

– Ну ладно, спасибо, – сказал Гуров, выбираясь из «Хэндая». Потом повернулся и протянул Гордину свою визитку. – Вот, если вдруг что-то вспомните или обнаружите, позвоните, пожалуйста, по этому номеру.

Когда они с Крячко шли по дорожке сквера, Лев вдруг сбавил ход.

– Ты чего? – удивился Станислав.

– Смотри, наблюдает за нами кто-то, – произнес Лев.

Крячко вдруг и сам ощутил на себе чей-то пронизывающий взгляд, который будто сверлил его насквозь. Он посмотрел вперед. У решетки сквера маячило лицо кляузника-пенсионера Жигалкина. Он рассматривал Гурова и Крячко жадным взглядом своих глаз-буравчиков. Он так старался хорошенько их рассмотреть, что прилип к решетке и лицо его буквально расплющилось о нее. Поняв, что Гуров и Крячко заметили его и направляются в его сторону, Жигалкин быстро отошел от решетки и зашагал прочь.

– Кто это? Ты его знаешь? – спросил Гуров.

– Редкая сволочь, – бросил Крячко. – Старый доносчик.

– Хм… – задумчиво произнес Лев.

– Да брось ты, нам он ничем не грозит, – успокоил друга Крячко.

– Я не об этом, – проговорил Гуров. – Доносчики – люди ведь своеобразные. И полезные.

– Да? – удивился Станислав. – Ты же всегда с предубеждением относился к сплетням, не считал нужным слушать доносчиков!

– Как знать… – пробормотал Гуров. – Мне вот сейчас как раз с таким человеком нужно беседовать. Правда, в другом обличье – новом, современном. Только суть от этого не меняется.

– Да? – недоверчиво спросил Крячко.

– И отсутствие в этой связи на работе Эммы Эдуардовны Гришаевой меня еще больше настораживает… – думая о своем, сказал Гуров.

– Слушай! – воскликнул Крячко, осененный идеей. – А что, если это сама Гришаева?

– Что – сама? – не понял Гуров.

Крячко, возбужденный собственной догадкой, принялся бурно излагать мысль:

– Мы ищем мужика, а вдруг это баба? Баба, понимаешь?! Ведь он не насилует, заметь! Он просто убивает! Ну или калечит! А это очень по-женски. К тому же она женщина крепкая, как ты говоришь, физически развитая, так что ей справиться с этими соплюшками раз плюнуть! И ведет себя подозрительно! Про машину наврала, с работы умчалась…

– Ну а зачем ей это надо? – с сомнением спросил Гуров.

– Лева… – назидательно проговорил Крячко, положив другу на плечо свою тяжелую руку. – Баба есть баба!

– Да перестань ты, что ты заладил – баба, баба! – поморщился Гуров. – Слушать противно!

– Ой, какие мы нежные! – не смутился Крячко. – А я твердо убежден, что эти воздушные создания в критической ситуации хуже мужиков! Все негативные чувства у них – зависть, жадность, лживость – проявляются многократно сильнее! Ты никогда не замечал, как ведет себя водитель автобуса, когда его догоняет опаздывающий пассажир?

– Да я уже давно на автобусе не ездил, – Гуров не понимал, что хочет доказать Крячко, и старался поскорее отделаться от него. Но тот, охваченный азартом, продолжал с энтузиазмом:

– Зря, Лева! Зря ты отдаляешься от народа! Тебе, Лева, как сыщику, от народа отдаляться нельзя, ты его тогда понимать перестанешь!

– Ну, Гришаева-то у нас явно не яркий представитель народных масс, – заметил со скепсисом Гуров.

– А все равно баба! – Логика Крячко была железной. – Вот ты понаблюдай, – увлеченно развивал он свою теорию, – Мужик-водитель, если видит, что пассажир его догоняет, он либо сразу уедет, либо дождется его – тут уж как повезет. А вот баба – она намно-ого коварнее! Она сперва дождется, когда человек добежит, а потом перед твоим носом двери захлопнет и уедет!

И Крячко победно посмотрел на Гурова.

– Все-таки не вижу я мотива для убийств у Гришаевой. – Страстные доводы Станислава нисколько не убедили Льва в правоте друга.

– А чего далеко ходить? Может, она им завидует!

– Чему? – пожал плечами Гуров. – Она директор фитнес-центра. И намного обеспеченней в жизни, чем Ира Умецкая, которая с мужем еле-еле на малосемейку наскребла, с родительской да божьей помощью.

– Вы вульгарный материалист, Лева! – сморщился Крячко и принялся загибать пальцы, перечисляя: – Молодости их, устроенной личной жизни, перспективам… Ты, кстати, не интересовался, как у нее с личной жизнью?

– Полагаю, что не слишком. Она упоминала, что постоянно задерживается на работе, а дома у нее только взрослая дочь.

– Во-о-от! – со значением протянул Крячко. – Не придаете вы, Лев Иванович, значения, таким очевидным фактам! Вам бы все сложные логические умозаключения выводить! А баба – она существо простое. Ей нужны деньги и мужик.

– Слава богу, тебя твоя жена сейчас не слышит, – проворчал Гуров.

– У моей жены как раз со всем этим сложилось, – распрямил плечи Крячко. – Поэтому она и довольная.

– Да? – ехидно спросил Гуров. – А кто неделю назад жаловался, мол, Наташке не угодишь, вечно всем недовольна?

– Это давно было, – беспечно махнул рукой Крячко. – К тому же ей как бабе положено поворчать и мужика своего попилить. Без этого у нее полного счастья нет.

– Но одной зависти, Станислав, мало, чтобы пуститься во все тяжкие. Тем более – повторяю твои же аргументы – она женщина. Ты много женщин-убийц встречал? Да еще убивающих из зависти? Это же нужно иметь определенную патологию, чтобы на такое решиться из зависти.

– А кто тебе сказал, что у нее нет патологии? – взвился Крячко. – Ты ее в психоневрологическом диспансере проверял? Ты вот сегодня десяток их объехал, держу пари, что про одних мужиков расспрашивал! А поинтересоваться бабами тебе и в голову не пришло.

Гуров мысленно с досадой отметил, что тут Крячко оказался прав. Он действительно даже не подумал расспросить специалистов-психиатров о женщинах с маниакальными наклонностями. А Крячко, явно довольный тем, что умыл друга, увлеченно продолжал:

– Баба-маньячка, классический случай! Слушай… – загорелся он. – Давай я к ней домой смотаюсь по-быстрому. Я сразу пойму, нормальная она или со сдвигом.

– Нет уж, – решительно отказался Гуров. – Я сам. Ты мне все дело завалишь.

– Это почему? – обиделся Крячко. – Чай, не салага какой-нибудь!

– Потому что у тебя у самого маниакальный блеск в глазах зажегся. Ты, Стас, меня извини, опер ты, конечно, хороший…

– Ну, ты прямо как Косой: «Ты, доцент, конечно, вор авторитетный…»

– …но есть у тебя одна черта – упрямство, – не обращая внимания, закончил фразу Гуров. – Оно порой на пользу идет, но не всегда. Ты как упрешься в какую-то версию, которая тебе по вкусу пришлась, так и прешь как танк и отступать от нее не хочешь, пока тебя лбом о стенку не припечатает. Так что дуй-ка ты по намеченному маршруту к старику Кожухову. Да только смотри при внучке его слово «баба» не упоминай. И теорий своих насчет женской пропащей натуры не развивай.

– За кого вы меня держите? – притворно обиженно сказал Крячко, выходя за пределы сквера. – Удачи вам, Лева. С вашим гнилым либерализмом. Пишите письма!

И он, приподняв воображаемую шляпу, исчез в темноте двора. Гуров зашагал обратно к зданию фитнес-центра. По дороге ему навстречу семенил кляузник Жигалкин. Увидев полковника, он остановился и обнажил в улыбке редкие желтые зубы. Он почтительно снял с головы шляпу – настоящую, в отличие от Крячко – и посторонился, давая Гурову дорогу. Полковник взглянул на него мельком – человек этот был ему неприятен, – подумал о чем-то, на полсекунды задержав шаг, но Жигалкин уж больно подобострастно взирал на него, и Гуров прошел мимо.

Поднявшись на второй этаж, он сразу же двинулся к кабинету Гришаевой. Эмму Эдуардовну он там застать не рассчитывал, но он и не хотел сейчас беседовать с ней. Он прошел в узкий коридорчик, где в удобном мягком кресле восседала Анастасия Николаевна Борзина.

– Эммы Эдуардовны нет, – заявила она полковнику таким тоном, словно ее в очередной раз побеспокоил какой-то неугомонный и бестолковый сосед, постоянно наведывающийся в ее квартиру.

– Ну вот пока ее нет, Анастасия Николаевна, я побеседую с вами. – Не дожидаясь приглашения, Гуров опустился на стул. – Как вам новое кресло, удобно?

– Вполне, – сухо ответила Борзина. Сомнение в искренности интереса полковника мелькнуло в ее глазах, и все-таки она не удержалась и спросила: – А что?

– Да боюсь, оно вам не подходит, – произнес Гуров, глядя прямо в глаза Борзиной. – Как любое место, занятое не по праву и не по заслугам.

Борзина невольно стала выпрямляться, заявляя о своем достоинстве. Потом вспомнила о своей равнодушной манере держаться и бросила:

– Начальству виднее, кого в какое кресло сажать.

– Начальству виднее, – согласился Гуров. – Особенно если начальству деваться некуда.

Борзина отвернулась и со скучающим видом стала перебирать лежавшие на столе бумаги, давая понять, что у нее нет времени отвечать на обвинения Гурова в ее адрес.

– Вы кто по образованию, Анастасия Николаевна? – негромко спросил Гуров.

– А что? – снова спросила та, уже не скрывая раздражения. – Этот вопрос тоже входит в вашу компетенцию?

– В мою компетенцию многое входит, Анастасия Николаевна. А вот вы сейчас не правы. Вы делаете уже вторую ошибку.

Борзина старательно рассматривала бумаги, но интереса к словам Гурова скрыть не могла. Она ничего не говорила при этом, но полковник видел, что она внимательно слушает и пытается определить, что же он знает и чего хочет.

– Первую вы сделали, заняв это место так быстро, откровенно и нагло, – сообщил полковник. – Сам по себе этот факт бросается глаза, особенно в тот момент, когда ведется расследование убийства. Что, жадность обуяла, взалкали? Ну так попросили бы просто денег и сидели бы тихо-мирно! Нет, у вас еще и тщеславие взыграло. Хотя с вашей бывшей специальностью упаковщицы на кондитерской фабрике работа секретаря, согласитесь, не слишком подходящее занятие, правда? Квалификации вам явно не хватает. Вы и сейчас не знаете, что делать, туда-сюда бумажки двигаете. А хорошему секретарю этого не нужно. Он всегда знает, что актуально на данный момент. А вы – нет. Потому что конфеты заворачивать в бумажки вы умеете, вас этому учили, и опыт есть, а вести делопроизводство – нет. И Эмма Эдуардовна это отлично знает. И тем не менее почему-то берет вас к себе секретарем с повышением оклада, разумеется, хотя думаю, что в качестве уборщицы вы ее устраивали больше.

Полковник сделал паузу. Борзина сидела внешне спокойная, но судя по выступившим пятнам у нее на щеках, а также по тому, что она его не перебивала и внимательно слушала, он убедился, что его утренние подозрения подтвердились.

– А вторая ваша ошибка, – закинув ногу на ногу, продолжал Гуров, – состоит в том, что вы уж слишком откровенно пытались меня отшить. Уж больно по-хозяйски вы себя сразу почувствовали здесь, хотя и кабинетик-то этот не бог весть какой, да и должность ваша. Вам не пришло в голову, что к вам приехал опер по особо важным делам, полковник. Вам, как хорошему секретарю, следовало меня принять радушно как только можно и директрису свою прикрыть, сказать, что, мол, неважно почувствовала себя Эмма Эдуардовна, устает сильно, вот и уехала пораньше. Но вы не волнуйтесь, я ей позвоню, передам, что вы приезжали по ее душу, она с вами обязательно свяжется. А пока не хотите ли чаю-кофе-печений, дорогой полковник, я вам сейчас все это с радостью организую. Но нет, вы, как человек алчный, заняв это место и утешив свое копеечное тщеславие, тут же стали тяготиться чьим-либо посторонним обществом. Я мешаю вам наслаждаться вашим успехом. Только вот что я вам скажу: для таких людей, как вы, этот ваш взлет – потолок. И то на короткое время. Потому что мыслите вы лишь на один ход вперед. Но только дальше вы не двинетесь. Не хватит вам на это ума.