Текст книги "Трактир на Пятницкой. Агония"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Серый спрятал листок и пошел в соседний кабинет, где бражничали его ребята.

Все были в сборе и сидели молча, расположившись вдоль стен, а в центре, широко расставив ноги, стоял Свисток.

Серый было отшатнулся, не понимая, что происходит, но, приглядевшись, занял место среди зрителей.

Схватив за концы огромную кочергу. Свисток закинул ее за голову, уперся шеей в середину и согнул буквой «п». Потом еще поднатужился и затянул кочергу в полное кольцо, так что получился ошейник.

Все одобрительно зашумели, а Валет налил кружку водки и поднес ее Свистку. Тот выпил водку залпом, развязал кочергу и раскланялся.

Все аплодировали, только Цыган насмешливо кривил злой рот. Тряхнув черным чубом, он сказал:

– При такой бы силе тебе еще чуток ума. Свисток, и был бы ты человеком.

– Хватит грызться, – сказал Серый. – Свисток, пойдем в залу сходим. А вы сидите здесь. Ждите.

– Все задницы просидели, – раздался чей-то недовольный голос.

Серый не ответил и пошел по узкому коридору. В зале он осмотрелся и, найдя Сержа, направился к его столу. Двигался он угрюмо, загребал ногами сырые опилки, чувствовал на затылке хриплое дыхание Свистка и не мог решить, зачем идет к этому подозрительному мальчишке и что будет говорить.

Серж встал, молча склонил набриолиненную, с четким пробором голову и очень просто, как равному, сказал:

– Добрый вечер, Игорь, садись. Гостем будешь.

Услышав свое имя, Серый вздрогнул, пожал тонкую мягкую руку и сел на предложенный стул.

– Извини, дорогая, я завтра зайду, – Серж поклонился накрашенной девице, сидевшей рядом, и взял ее за локоть. Повернулся к Свистку, сунул ему в карман несколько мятых рублей и сказал: – Будьте любезны, проводите даму и посадите ее на извозчика.

Свисток не сразу сообразил, что обращаются именно к нему, недоуменно посмотрел на Серого, достал из кармана деньги и стал их разглядывать. Серому стало стыдно за своего телохранителя, и он грубо выкрикнул:

– Что уставился? Быстро! – и, изобразив на бледном лице улыбку, подражая Сержу, сказал: – Пардон, мадам. Был рад познакомиться. У меня завтра небольшой юбилей. В десять часов. Надеюсь, вы будете.

Девица пьяно покачнулась и схватила Свистка за рукав.

– Идем, что ли?

Когда они отошли на незначительное расстояние, Серж грустно улыбнулся и, как бы извиняясь, сказал:

– Мечем бисер перед свиньями, – он пожал плечами: – Такова жизнь, Игорь.

Серого бесило, что молодой франт не только его не боится, но и заставляет держаться и говорить в своей манере.

Серж щелкнул пальцами – половой Николай бросился через всю залу и, блаженно улыбаясь, замер в двух шагах.

Подошел Свисток и тяжело опустился на скрипучий стул.

– Вино, водка, коньяк? – Серж вопросительно посмотрел на гостей.

Серый молча отвернулся, а Свисток хрипло выдохнул:

– Побольше. И мяса. Серж сделал заказ:

– Графин водки, бараний бок и что-нибудь остренькое.

Половой взмахнул полотенцем и исчез. «Надо было говорить с ним в кабинете, – думал Серый и нервно теребил бахрому скатерти, – там бы гонору у него поубавилось. Брать быка за рога. Не рассусоливать. В конце концов, он мальчишка и один».

Серж скосил глаза на своего телохранителя, как бы проверяя, на месте ли он.

– Неважные у тебя дела, Игорь, – тихо сказал Серж.

– Откуда имя знаешь? – спросил Серый и повернулся к Свистку: – Сядь с той стороны и смотри в оба. Этот молодчик решил со мной в жмурки играть.

Свисток пересел и уставился маленькими свиными глазками на руки Сержа.

– Так откуда же ты мое имя знаешь? – Серый ухмыльнулся, увидев, как Серж достал из нагрудного кармана белоснежный платок и смахнул со лба пот.

– Имя узнал от Варвары, – губы у Сержа дрожали, и было видно, что он напрягается, чтобы унять эту дрожь.

Серый решил подбавить жару и спросил у Свистка:

– Вихрь, покойничек, кажется, именно за этим столом сидел?

– Ага, – жирные щеки Свистка, изображая веселье, задрожали, а маленькие глазки переползли с рук на лицо Сержа. – А этот такой молоденький. Прямо цыпленочек, – он говорил о Серже в третьем лице, как об отсутствующем.

С Сержа слетел весь гонор. Будто вымыли новую куклу горячей водой с мылом и осталась в тазу вся ее галантерейная красота. Серому показалось, что даже перстень у него потускнел и руки стали серыми и грязными. Он довольно усмехнулся, взял из рук Сержа платок, грубо вытер ему лицо и сунул обратно в карман.

– То-то, не с Пашкой калякать, франт. Когда девку видел?

– В три часа в торговых рядах.

– Что еще сказать хочешь?

Серж полез в карман, но, увидев, как угрюмый сосед привстал, быстро положил руку на стол. Беспомощно озираясь и втянув голову в плечи, он пробормотал:

– В правом кармане брюк трубочка у меня. Нюхнуть необходимо.

– Валяй, – Серый презрительно скривился. И как это он забыл, что мальчишка нюхает?

Серж достал трубочку и, широко раздувая ноздри, несколько раз шумно втянул воздух, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

Половой опустил на стол тяжелый поднос и стал быстро расставлять закуски. В центре он водрузил огромное блюдо с бараниной, а рядом – запотевший графин с водкой.

Серый посмотрел на полового и вспомнил разговор с Пашкой. Этот рыжий действительно похож на мента. Одни глаза чего стоят. Но отец Василий божится, что парень свой в доску. Сын свояка, который все потерял в восемнадцатом, и властей парнишка боится как черт ладана. Проверить бы его для порядка.

– Прошу, господа, – Серж махнул рукой на полового, и тот, приседая, бросился от стола. – Отведайте баранинки. И не взыщите, кухня здесь далека от совершенства, – он налил в две рюмки водку, а себе – лимонад.

Серый хотел было спросить, почему тот не пьет, но вспомнил, что наркоманы спиртное не употребляют.

Свистка уже ничто не интересовало. Он опрокинул рюмку, налил водку в фужер, наложил полную тарелку баранины, и глазки его подернула пленка, как у мертвой курицы.

«Хорош помощничек, – посмотрев на него, подумал Серый. – Сейчас меня живого поджаривать можно: как ни кричи, он и ухом не поведет».

Серж закурил ароматную папиросу, пустил голубоватое кольцо и блестящими глазами посмотрел на Серого.

– Я сказал Павлу, что могу тебе помочь. Я и сейчас не отказываюсь, если, конечно, таких номеров больше не будет, – он положил выхоленную руку на плечо бесчувственно жующего Свистка. – Тебе, Игорь, придется решить: либо ты мне веришь, либо нет. Я понимаю, что при твоем положении о полном доверии не может быть и речи. Пожалуйста, проверяй, но без ежеминутных угроз. Этот человек, – он опять положил руку на плечо Свистка, – стреляет, как и ест, ничего не думая и не чувствуя.

Серый прихлебывал из рюмки и молча разглядывал Сержа. А тот говорил и говорил. Голос его мягко переливался, фразы разворачивались одна за другой, путались у Серого в мозгу, подавляли волю и притупляли бдительность. Серж опять захватил инициативу, и атмосфера за столом была такой же, как в первые минуты. Серый глядел в спокойное, уверенное лицо собеседника, и только воспоминание, как тот недавно с трясущимся ртом обливался от страха холодным потом, придавало Серому уверенность.

– Родители в Париже, а я здесь разделываюсь по кабакам с остатками фамильных побрякушек. У меня свои счеты с Климовым, и, если ты не будешь настаивать, я бы предпочел о них умолчать. Все равно мой рассказ ты проверить не можешь, так что в нем нет смысла. Согласен?

– Ладно, кончай тарахтеть. Усыпил совсем, – Серый тряхнул головой. – Ладно, я верю, что ты не мент, – он вертел в руках рюмку и думал, что можно получить от нового знакомого. – Что ты можешь и что хочешь? – спросил Серый в лоб.

Перекусили. Свисток сыто рыгнул, отодвинул пустую тарелку и вылил остатки водки в свой фужер, довольно оглядел груду костей, поднял осоловелый взгляд на Серого и спросил:

– Что еще?

Мимо пробегал половой. Свисток схватил его за штаны и притянул к себе.

– Этого самого, – Свисток пошевелил перед носом полового жирными пальцами.

– Кофе и коньяк, – сказал, улыбнувшись, Серж.

Свисток уронил голову на грудь, а половой, отмахнувшись от требований какого-то посетителя, побежал на кухню.

– Что я могу? – спросил Серж, возобновляя прерванный разговор. – Я найду человека Климова, думаю, даже двух людей, которые крутятся где-то здесь.

Серый отшвырнул рюмку и посмотрел в лихорадочно блестевшие глаза Сержа.

– Конечно, с доказательствами, – Серж достал свою склянку.

– Спрячь. Я хочу говорить с нормальным, – Серый ударил его по руке, взял за подбородок и приподнял голову. – Каким образом и что ты за это потребуешь?

– Вряд ли ты поймешь, Игорь. У меня есть способности к аналитическому мышлению. Я много читал Эдгара По, Конан Дойля, Плевако и Кони.

– Кто такие? – Серый нахмурился.

– Я сказал, что не поймешь. Эти люди писали о совершении преступлений и их расследовании. О логике преступников, об определенных приемах и способах расследования.

– Ишь ты! – недоверчиво протянул Серый.

– Путем наблюдений и логических умозаключений можно разобраться в самой сложной ситуации и предвосхитить самый хитрый ход противника. Это интересная и азартная игра.

– И опасная, – криво ухмыльнувшись, заметил Серый.

– Потому и азартная. Для меня дело чести воткнуть в зад перо этим мужикам из милиции. Ну, и… – Серж смущенно замялся, – как я и говорил, родительские побрякушки на исходе.

– Сколько?

– Сто червонцев. Наличными, разумеется. Никаких вещей я не возьму. Только золотом.

– Сто червонцев? – переспросил Серый.

– Меньше за твою голову даже запрашивать стыдно. Еще обидишься.

Из пачки, лежащей на столе. Серый стал вытаскивать папиросу, но пальцы не слушались. Они дрожали с пятнадцатого года, когда его чуть было не приговорили к виселице. Руки задрожали во время ожидания выхода присяжных и прыгают до сегодняшнего дня. Ничего Серый с ними сделать не может, и стрелять приходится не целясь, навскидку.

Серж вытряхнул на стол папиросу и дал ему прикурить.

Серого смущали не деньги, а необходимость довериться Сержу. Аванса тот не просит, а потом ведь можно и не дать ни шиша. Но допустить ближе придется. А он умен, этот хлюст. И в какую сторону он повернет эти самые умозаключения – еще неизвестно. В игре с ним не поможет воловья сила и тупая жестокость Свистка. Кого же к нему приставить? Кто из ребят не уступит Сержу в хитрости и изворотливости? Пожалуй, и нет таких.

– О чем задумался, Игорь? Нет денег?

– Почему ты решил, что у меня нет денег? – вспылил Серый.

– Если дама такого шикарного человека, как ты, полчаса торгуется из-за грошовой шляпки, то вывод можно сделать только один. С деньгами я подожду. Теперь слушай, Игорь, доказательства, что перед тобой не хвастун. Люди Климова должны обладать следующими качествами, – Серж достал из кармана маленькую записную книжечку в кожаном переплете и крохотный позолоченный карандаш, – не блатные, так как блатных в милиции не держат. Новички в этом обществе, – он показал рукой на зал, – так как неудачи у тебя начались с месяц назад.

– Откуда знаешь? – Серый схватил Сержа за рукав. – Откуда ты, подлюга, все знаешь?

– Тяжелый ты человек, – Серж устало вздохнул. – Это секрет полишинеля. Каждый постоянный посетитель данного заведения отлично тебя знает и знает, что примерно месяц тебя преследуют неудачи.

– Столько свидетелей? – Серый оглядел зал.

– Какие это свидетели? Так, собиратели слухов. Тот сказал, этот повторил.

– Ладно, давай дальше.

– Перечисленными качествами, по моим сведениям, обладают, – Серж сделал паузу и закурил. Посмотрел Серому в глаза и, четко выговаривая каждую букву, сказал: – Парень по кличке Ветерок, что сидит за третьим от нас столом, половой Николай, который нас обслуживает, я, твой покорный слуга, и наконец, – Серж откинулся на стуле, пустил несколько колец и тихо закончил: – и наконец. Цыган.

Свисток грузно зашевелился, поднял голову и вытер ладонью слюнявый рот.

– Вздремнул я, – он вздохнул, – опохмелиться бы, – он встал и начал топтаться на месте: видимо, затекли ноги. – Это что еще? – вся огромная фигура Свистка затвердела и подобралась, а маленькие глазки зло уставились в глубину зала. – Серый, – он схватил главаря за плечо, – видишь ту козявку со стекляшками на носу, что выкамаривает в проходе с двумя девками?

Серый увидел худощавого мужчину средних лет в широкополом пиджаке, в галстуке бабочкой, который лихо отплясывал с двумя пьяными девицами одному ему известный танец. На носу у гуляки подпрыгивало пенсне с черным шнурком.

– Вижу. Ну и что? – посмотрел Серый на своего подручного.

С удивительным проворством Свисток нырнул за портьеру двери, ведущей к кабинетам, и стал махать руками, подзывая к себе Серого.

– Одну минуту, и мы продолжим наш разговор, – сказал Серый и вышел.

– Серый, – подручный тяжело дышал, и его щеки тряслись больше обычного. – Серый, ты знаешь, кто эта козявка? Это мент из центральной уголовки! Понял?

Серый выглянул в зал. Мужчина в пенсне стоял, покачиваясь, с бокалом в руках и что-то объяснял своим собутыльникам. Серый поманил пальцем Сержа.

– Знаешь его? – спросил Серый и ткнул пальцем в направлении щуплой фигурки.

– Того, кто стоит? В первый раз вижу. Здесь он не бывает, – ответил Серж.

– Ты кому веришь? Баклану, который антрацит нюхает? Ваньку не валяй. Серый. Сгоришь ведь! Два года назад этот мент при мне повязал на Сухаревке Ленечку. Втихую взял и отправил в браслетах в уголовку, – Свисток ударил кулаком в грудь. – Я его, как увидел, сразу срисовал.

Серый пожал плечами.

– Я его не знаю, и он меня не знает. Ты урка ушлый. Пошли, Серж, закончим наш разговор.

За стол Серый сел таким образом, чтобы видеть весь зал и лицо Сержа. Тому же, чтобы посмотреть в зал, надо было обязательно обернуться.

– Так на чем мы остановились? – спросил Серый, улыбаясь. – Было названо имя Цыгана. Так что Цыган?

Серый наслаждался. Он видел, что Серж волнуется, и, улыбаясь, наблюдал, как у него на лице выступили мелкие капельки пота. Но почему? Мент или просто трус?

– Смотри, сам идет, – Серый тихо рассмеялся и показал на мужчину в пенсне, который, покачиваясь и прижимая к себе не менее пьяную девицу, шел к кабинетам.

– Если этого человека убьют, я вам не помощник, – пробормотал Серж.

– А ты мне уже и не нужен, – Серый веселился от души. – Ты назвал четырех человек. Я их запомнил. А это же мент. Ты мне два часа объяснял, что у тебя с ними старые счеты. Сиди, – Серый опустил руку в карман, хотя пистолета при нем не было.

– Идиот, – зашептал Серж. – Идиот, ты сейчас все испортишь. Этого человека мы знаем и выявим через него остальных. Но только через живого, – Серж говорил захлебываясь. – Ты понял? Только через живого.

Серый встал.

– Идем, – он посмотрел в проход и увидел улыбающуюся морду Свистка. – Кажется, опоздали. Идем проверим.

В коридоре они встретили Валета, который вел под руки упирающуюся девицу и говорил:

– Краля, зачем нервничать? Ваш кавалер – наш старинный друг и приятель. Иди себе. Пей и гуляй спокойно, за все будет уплачено.

В кабинете, собравшись в кучу, шумели ребята. Неожиданно из самой гущи выскочил Цыган с наганом в руке. Черные кудри прилипли ко лбу, а в глазах было такое бешенство, что Серый сделал шаг в сторону.

Цыган подпрыгнул и с размаху ударил Свистка по голове рукояткой нагана, потом – сапогом в пах. Когда Свисток упал. Цыган стал топтать его ногами.

– Прекратить! – крикнул Серый. На Цыгана навалились трое, отняли наган и оттащили в угол.

– Где? – спросил Серый.

Все расступились, и Серый увидел человека в пенсне. Он лежал вдоль стенки, лицом вниз, между худых лопаток торчала корявая ручка ножа.

Серый оглядел кабинет. Цыган сидел на стуле с закрытыми глазами и шумно дышал. Двое ребят держали его за руки. Серж стоял, прислонившись к притолоке, и держал у носа свою склянку. Свисток сидел на полу, щупал ручищами голову и что-то бормотал.

– Хозяина! – сказал Серый и, когда отец Василий явился, кивнул на тело и приказал: – Убрать! Валет и Хват, помогите вынести во двор. Цыган, закрой дверь в залу.

Через пять минут кабинет принял свой обычный вид.

– Садись, – Серый показал Сержу на стул. – Цыган, подойди. Почему у тебя пушка при себе? Хочешь сгореть сам и сжечь остальных?

– Если мы сгорим, то не по моей вине. Вот бандюга, мокрушник чертов! – Цыган сморщился и показал на Свистка. – Чуешь, что сделал твой любимчик? – он схватил Серого за рукав и стал трясти. – Ты понимаешь или нет? Если милиционер пришел с заданием, то обязательно на связь к кому-то. И именно к тому, кого мы ищем. Мы имели возможность прозреть, но останемся слепыми. Если он был здесь просто так, то этим убийством мы вывели на себя уголовный розыск. Я одному рад, – Цыган показал пальцем на Свистка, – теперь ты стопроцентный покойник. О сегодняшнем убийстве уголовный розыск узнает, самое позднее, завтра. Они о нас сейчас все знают. Они тебя за это дело на дне морском найдут. Считай, что на тебя уже побрызгали водой и зашили в мешок.

Серый переводил взгляд с Цыгана на Сержа и обратно. Эти двое говорят одинаково. Но кто из них кто? Он улыбнулся неожиданной мысли, подошел к Сержу и громко сказал:

– Мой новый приятель. Свой в доску.

Потом подошел к Цыгану и, обнимая его за плечи, зашептал:

– Присмотрись, Цыган Внимательно присмотрись, понял?

– Чего же не понять? – громко сказал Цыган. – Мы с Михаилом старые знакомые.

Глава шестая
Не для того погиб человек…

Климов нажал кнопку настольной лампы, и строчки протоколов стали выпуклыми и рельефными. Климов откинулся в кресле и прикрыл на секунду глаза.

Дело, с которым знакомился Климов, поначалу показалось ерундовым, и его поручили самому молодому оперативнику в отделе. Витун, как ласково звали Виктора Конова старожилы, только прибыл с шестимесячных курсов, поскрипывая новенькой портупеей, и любой правонарушитель без труда угадывал в нем работника милиции. Витун взялся за расследование рьяно, но через несколько дней к первому заявлению о мошенничестве прибавилось второе, потом третье. А мошенник, продающий алчным или доверчивым людям под видом золотого песка медные и бронзовые опилки, разгуливал на свободе и продолжал совершать одно преступление за другим. Проверка по картотеке МУРа ничего не дала. Приметы, называемые многочисленными потерпевшими, не подходили ни к одному из известных в Москве мошенников. Следовательно, разыскиваемый преступник был или приезжим, или талантливым новичком.

Мошенничеством заинтересовались «старички».

Шленов провел большим пальцем по усам и сказал:

– Сегодня некогда, а завтра обедать не буду и за час словлю золотушника.

Прошла неделя, Шленов ходил хмурый и отмахивался могучей рукой от шуток товарищей. А преступник то всучит свое «золотишко» приехавшему в Москву крестьянину, то разыграет из себя налетчика, который торопится сбыть левый товар, и «удачливый» нэпман приобретает по дешевке полкилограмма медного «золота». Имя преступника оставалось неизвестным, а предугадать, где и когда он появится со своим холщовым мешочком, Шленову не удавалось.

Когда количество заявлений перевалило за десяток, Климов решил сам ознакомиться с материалами. Вот они лежат – тоненькие приплюснутые папочки, разные и одинаковые одновременно, как различно одетые братья-близнецы. Климов не волшебник – сидя в кабинете, ничего конкретного предложить не может. Если бы пойти в город, потолкаться среди людей, может, и попался бы на глаза этот ловкий пройдоха. Но уходить из кабинета нельзя. Климов сложил все дела в аккуратную стопку, выстроил рядком злополучные холщовые мешочки с опилками, потом посмотрел на них и улыбнулся. Такие дела спать не мешают. Конечно, начальство по головке не погладит, но совесть не мучает и злости на этого мошенника нет. Может, и не прав он, Климов, но нет злости, и все тут. Потерпевших не жалко, а порой даже смех разбирает, когда они хватаются за голову и рассказывают, как их провели.

Климов достал из стола листки, полученные днем от Николая, стал их читать и переписывать аккуратным ученическим почерком. Банду Серого в одну сторону, остальных – в другую. А этого парня Климов вроде знает, встречал где-то… Около двадцати лет, среднего роста, русоволос, кудряв, веснушки на носу и щеках… В скобках стоит буква «м».

Климов, как мальчишка, хлопнул в ладоши. Мошенник! Этот САМЫЙ мошенник, чьи приметы он сегодня перечитывал много раз. Вот ловко! Климов вылез из-за стола, открыл дверь и крикнул в гулкий коридор:

– Витун! Витун, зайди на минуточку!

Через минуту Конов вошел в кабинет. Климов сразу отметил происшедшую в парне перемену: портупея исчезла, вместо щеголеватого полувоенного костюма старенький пиджачок и полузамызганные клеши, на ногах – стоптанные штиблеты.

– Тебя не узнать, Витун. Прямо блатной с Сухаревки, – сказал, улыбаясь, Климов.

– Вконец замучили, – Конов покосился в коридор. – И какой я представитель в этом наряде? – он одернул пиджак и поправил сползающую на живот кобуру.

– Сейчас ты им нос утрешь, – Климов протянул Витуну листок с фамилией и адресом мошенника. – Возьми машину и езжай. В квартиру входи вместе с шофером и тащите его сюда, паршивца. Обыск не делай, никаких доказательств не надо. Завтра вызовем всех потерпевших. Они на очных ставках преступника опознают. Он вмиг расколется.

– Где же вы его отыскали, Василий Васильевич? – спросил Витун удивленно. – Я ноги до крови стер, бегая по городу, а вы два часа – и… – он хлопнул рукой по листку.

– Его отыскал другой человек. Но для ребят жулика нашел ты, – Климов подтолкнул Конова к дверям: – Давай, давай, пока машина на месте.

Затрещал телефон.

– Климов? Слушай, Климов, говорит Власов из политпросвета. Ты почему молчишь?

– Тебя слушаю, – ответил Климов.

– Вот, ты слушай. Ты почему саботируешь? Бывший красный командир – и саботируешь партийные мероприятия. Ты почему молчишь?

– Тебя слушаю, – повторил Климов.

– Ты слушай, слушай. Я на тебя жаловаться буду, ты уклонист, Климов. Я четыре раза тебе звонил и предупреждал, что в четверг у нас митинг, посвященный смычке с деревней. Звонил?

– Звонил, – Климов вздохнул. – Ты понимаешь, Леша, у меня в этот вечер получилась нечаянная встреча с бандитами. Постреляли малость.

– В тебя?

– Ив меня тоже, Леша, – ответил Климов и улыбнулся, представив озабоченное лицо приятеля. – Но не попали.

– Так зачем же вы, товарищ Климов, мне об этом рассказываете? И не называйте меня по имени, я вас, кажется, не в кино приглашаю. Я вас категорически предупреждаю, что буду жаловаться. Послезавтра у нас митинг, посвященный благоустройству Москвы. В семь часов. Вы знаете, что в Москве полтора миллиона жителей и жилой площади не хватает. Знаете? Попробуйте не прийти!

Климов пожал плечами и повесил трубку. Телефон, снова захлебываясь, затрещал.

– Василий Васильевич, это я, – раздался глухой голос Панина. – Жду на углу Кадашевской набережной и Старомонетного переулка. Приезжайте скорее и обязательно на машине.

Что могло случиться?

Машину можно вызвать из управления. Но пока дозвонишься, пока она придет. Климов буквально слетел с лестницы и побежал. На полпути он остановился, вспомнил, что наган остался на столе, махнул рукой и побежал дальше. На Ордынке еще гулял народ, и кто-то свистнул ему, заулюлюкал, затопал ногами.

Вот и Старомонетный, еще немного – и набережная. Климов, тяжело дыша, перешел на шаг, вглядывался, напрягая зрение, стараясь рассмотреть, где может его ждать Николай. На углу стояла повозка, темная маленькая фигурка копошилась около лошади. Климов нарочно вошел в бледный круг уличного фонаря.

– Сюда, – сказала фигурка и махнула рукой.

– Ты? – удивленно спросил Климов, с трудом узнавая Панина в мужицкой рубахе и картузе. – Что случилось?

Панин молча стоял и держал лошадь под уздцы, и было в его молчании и одеревенелой неестественной позе что-то такое, отчего у Климова ноги сразу стали чужими, и он тяжело навалился на возок.

– Лавров жив? – спросил он.

– Лавров жив, – ответил Панин.

И тут Климов почувствовал под своим локтем чьи-то ноги и негнущимися пальцами ощупал тело под мешковиной.

– Вот, – Панин протянул руку и медленно разжал пальцы. На вздрагивающей ладони лежало пенсне со шнурком.

– Кто? – спросил Климов, отыскивая под мешковиной голову, погладил.

– Свисток узнал, – Панин отвернулся. – Забирайте. Мне надо возвращаться.

Климов поднял маленькое тело.

– К себе не несите. Я должен был его утопить. Если у вас его увидят, то моего тела не получите, – зло сказал Панин, вскочил в возок и хлестнул лошадь.

Климов сгорбился и прижал к себе мертвого Фалина.

– В четыре будь на Зубовской, – сказал он тяжело и зашагал по набережной.

Климов нес Фалина, как носят детей, держал крепко, но не очень, будто боялся причинить боль. Каждый шаг отдавался звенящей болью, в голове было пусто, и обрывки мыслей появлялись и пропадали, как титры на экране кинематографа.

«Утром он живой и веселый радовался полученному заданию… подушечка на стуле… Куда же ты, дружище, пошел, если тебя могли узнать?»

На углу Ордынки ему удалось остановить извозчика. Пролетка заскрипела и сильно наклонилась на один бок, а извозчик, не оборачиваясь, сердито буркнул:

– Напиваются до зеленого змия. Если измарает карету, платить будешь.

Климов продолжал держать Фалина на руках, уложил его голову себе на плечо и сказал:

– Гнездниковский переулок.

В кабинете начальника Фалина уложили на диван и пригласили доктора.

Климов сидел в кресле, грыз мундштук потухшей трубки и смотрел на происходящее со стороны, будто это его не касается. Врач, высокий полный мужчина, молча раздвинул стоящих у дивана людей, склонился над Фалиным, приподнял ему веки, пощупал пульс, бережно положил маленькую ручку обратно на грудь и так же молча пошел к выходу. В дверях он закашлялся, снял очки и прикрыл глаза тяжелой ладонью.

Оперативные работники стали расходиться, каждый украдкой бросал взгляд на Климова, за дверью раздавались их приглушенные голоса, потом все стихло.

В кабинете остались, как и утром, трое: начальник, Климов и Фалин.

– Кто? – спросил начальник.

– Свисток, простите, Володин узнал.

– Кто привез?

– Панин.

– Смелый парень.

– Смелый, – Климов поднял голову, – Как же можно было Фалина посылать, раз его бандиты знают?

Начальник заскрипел стулом, что-то переложил на столе, взял карандаш, неожиданно швырнул его в корзину для бумаг и глухо сказал:

– А кого здесь не знают, Василий? Нет таких. Людей всего-то, – он растопырил пальцы, – раз-два и обчелся. Где их взять, людей-то? Сашка был отчаянный парень и умница редкий. На самые опасные задания ходил. Позавчера по его данным мы ликвидировали банду в Марьиной роще. Почище твоего Серого были налетчики.

– А мне Фалин говорил…

– Знаю, – начальник вышел из-за стола и сел на диван в ногах у Фалина. – Знаю, Василий. Он всем одну и ту же сказку рассказывал, мол, бумажной волокитой занимается. Но у него пальцы на правой руке почти полностью парализованы были и писать он не мог. Стрелять левой рукой научился, а писать нет. А может, и умел, да скрывал. Фалина разве поймешь? Хитрющий мужик.

Начальник рассказывал о Фалине то в прошедшем времени, то как о живом, в настоящем. Говорил медленно, теряя нить, тер голову ладонями и повторял последнее слово.

– Настоящий человек Сашка, и жил красиво. У Деникина в штабе четыре месяца провел, и люди рассказывали, что он один дивизии стоил. Феликс Эдмундович мне звонил, интересовался, как живет Александр, и привет передавал. У Фалина туберкулез легких в тяжелой форме, потому-то он такой и худенький. Я как узнал про болезнь Фалина и про работу в разведке, начал беречь его. В прошлом году мы Сашку лечиться отправили, да разве он лечиться будет? Доктор мне говорил, что безнадежно у Александра с легкими. Он и сам это знал, потому и лез в самые опасные операции. А как почувствовал, что я его от дел потихоньку отстраняю, такой скандал устроил, что в этом кабинете люстра дрожала.

Я, говорит, на задержание не годен, писать я не могу, только и умею, что шататься по бандитским малинам. Ты, – это он про меня, – не начальник, а близорукий, бесхребетный интеллигент, и тебе нельзя руководить людьми. Стал про расстановку кадров говорить и Владимира Ильича цитировать, чуть ли не в контрреволюции обвинил.

Я тоже не из бумаги, и меня нахрапом не возьмешь, – начальник поправил подушку под головой Фалина. – Выставил я его из кабинета и влепил трое суток домашнего ареста. Он по-военному повернулся и вышел, потом приоткрыл дверь и говорит: «Готовься, через три дня я тебе устрою варфоломеевскую ночь». Что это за ночь за такая, Василий?

Климов пожал плечами.

– Что-нибудь из истории, наверное.

– Может, и из истории, от этого мне легче не было. Через три дня Сашка явился и доложил, что готов для дальнейшего прохождения службы. Меня его эти военные выражения всегда смущали, а тут он, склонив голову набок, посмотрел на меня, как на врага народа. У меня даже сердце сжалось. Нет, думаю, не отступлю. Здесь твердость нужна. Выслушал я его и сухо так сказал: «Хорошо, товарищ Фалин, когда понадобитесь, я вас вызову». Он щелкнул каблуками и говорит: «Я у секретаря подожду». И вышел, я слова вымолвить не успел.

Проходит минут тридцать, звонят от Феликса Эдмундовича. Не знаю, что Александр там наговорил, но попало мне крепко. Слова сказать не дали. «Использовать Фалина на самых боевых участках работы. Об исполнении вечером доложить лично Дзержинскому». И – бряк трубку. Не успел я пот вытереть, а он уже стоит в кабинете, лицо каменное, смотрит мимо меня, и пенсне, точно полевой бинокль, поблескивает.

«Александр Фалин явился по вашему приказанию, товарищ начальник».

Вот такой человек Сашка.

Больше всего он в людях не любил самокопания и всякие интеллигентские переживания. «Мы боевой отряд и не можем пока обходиться без потерь, – говорил он. – Человек бесценен, но каждая смерть должна только укреплять нашу уверенность в правоте дела, за которое мы боремся, закалять нас, а не размагничивать. В этом наш долг перед погибшими товарищами».

И еще, – начальник хрустнул пальцами, – я одобряю твое бережливое отношение к людям, Василий. Но мне не нравится, что ты разоружаешься.

Климов кашлянул и заерзал в кресле.

– Да, разоружаешься, – повторил начальник. – Ты считаешь, что мы полностью победили и война окончилась. Сражения, мол, ведутся во время войны, а наша сегодняшняя работа – обычная мирная профессия, и человеческие потери должны быть исключены на сто процентов. К сожалению, это далеко не так. Ты не читаешь зарубежные газеты? Знаю, что не читаешь, и я тоже не читаю. Но мне рассказывают товарищи, что пишут о нас буржуи. Мол, в красной России бандитский террор. На улицах валяются трупы, большевики не в силах унять разгул бандитизма, они гниют изнутри. Тебе понятно? Сейчас мы на огневом рубеже. Ты, я, Фалин, твои ребята. Каждый бандитский налет – не только потеря для рабочего класса энного количества материальных ценностей, но и политическая акция против Советской власти, подрыв ее престижа.