Текст книги "Волчья стая"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Алексей Макеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

– Вот такие сведения я насобирал про эту «Палестру», – устало закончил Гуров. – Более чем любопытное заведение. К настоящему моменту там сорок человек воспитанников. И мне представляется крайне важным ознакомиться с их личными делами. Да и вживую встретиться было бы неплохо! Скорее всего, я сегодня этим и займусь. Но сперва – встреча с безутешной вдовушкой. Ты как договорился с ней? Где и когда? Не повесткой же ее вызывать, нет к тому пока что оснований.

– Да никак толком не договорился, – с досадой сказал Станислав. – Она просила позвонить ей утром на мобильник, мол, прояснит свои планы на среду и сообщит нам, когда и где сможет с нами встретиться. Давить на нее у свежей могилки я посчитал неэтичным. Кроме того, ты уж мне поверь, эта дама не из тех, на которых имеет смысл давить! Придется сыграть по ее правилам.

– Придется… – задумчиво повторил Гуров. – Что ж! Сыграем. Тем более что утро – вот оно, уже наступило. Мы с тобой всю ночь проболтали. Без особых, увы, результатов. Ни четких версий случившегося, ни строгого плана дальнейшего расследования. Я сейчас кофе сварю, попьем для поднятия тонуса, подождем с часик и позвоним Екатерине Федоровне.

Да! За окошком уже отгорел яркий сентябрьский рассвет, осеннее небо над столицей наливалось пронзительной синевой наступающего дня. Погода обещала быть великолепной, в этом году бабье лето в Москве выдалось просто на удивление. А то, что друзья просидели всю ночь напролет, так это не первый был случай в их практике. И наверняка не последний.

Лев пошире раскрыл форточку, впуская струю свежего осеннего воздуха в пропитанную табачным дымом атмосферу кухни. Затем он достал медную турку на длинной ручке, и через несколько минут устало зевающий Крячко ощутил божественный аромат свежесваренного «Сантоса». Как и его шеф, генерал Петр Орлов, Лев Гуров не слишком жаловал растворимый кофе, как бы тот ни назывался. Лев ловко соорудил несколько бутербродов, разлил кофе по чашечкам и улыбнулся «другу и соратнику»:

– Сейчас, сыщик, тебе станет немного веселее. Я же знаю, что на голодный желудок у тебя мозги хуже работают. У меня, кстати, тоже. Давай так: пока едим, о делах ни полслова. Я сейчас еще музыку хорошую поставлю. А уж потом, когда отдохнем чуток, вернемся к нашим баранам и прикинем планы на сегодняшний день.

Хорошей музыкой в представлении полковника Гурова оказался Бернстайн – «Age of Anxietu» – «Время желаний». Вообще с тех пор, как Лев Гуров женился на Марии Строевой, та приобщала мужа к серьезной симфонической музыке, исправляя его, по выражению Марии, «вульгарные» вкусы, и вполне в этом преуспела. Итак, магнитофон издавал прекрасные звуки музыки Бернстайна, друзья-сыщики сосредоточенно жевали, в окно гуровской кухни весело светило сентябрьское солнышко… Благодать! Только вот на краю стола, портя все это благолепие, так и лежали три страшных предмета, унесшие жизнь троих людей, как бы напоминая: дело только начато, преступник – или преступники! – на свободе, и кто может быть уверен в том, что жертв больше не будет?

– Я предлагаю следующую схему наших дальнейших действий. – Гуров благодарно кивнул, принимая от Станислава очередную сигарету. – Сейчас я созваниваюсь с Екатериной Федоровной и договариваюсь о встрече. А вот после того, как я с ней побеседую, я навещу знаменитую «Палестру» и пообщаюсь по душам с тамошними воспитанниками. Можешь считать меня хоть фантазером, хоть кем угодно, но меня не оставляет мысль, что две последние смерти – дело рук кого-то из них. А может быть, и смерть солдатика. Кстати, на «убиеньке» отпечатков дактилоскописты не обнаружили?

– Нет, – развел руками Крячко. – Сейчас все умные стали, сериалы по ящику смотрят и Маринину со Степановой читают. Так что преступник был в перчатках, это очевидно. Однако есть один интересный момент! Перчатки-то были шерстяные! Поэтому на рукоятке, на стержне этой пакости, остались микроворсинки шерсти, крохотные такие волоконца. То есть если каким-то чудом мы эти перчаточки найдем, то экспертиза без труда сможет подтвердить их идентичность. А где перчатки, там и хозяин, нет?

Гуров с явным сомнением покачал головой: пойди найди те перчатки! Если убийца не дурак, то они уже благополучно сгорели. Да и даже если бы нашли, что с того? Слабо как-то прослеживается дальнейший путь от перчаток до того, на чьих руках они были надеты. Хотя… В их теперешнем положении нельзя пренебрегать ни малейшим шансом. Так что и перчатки поищем, куда ж мы денемся!

– А вот тебе еще информация к размышлению, – продолжал Станислав, – относительно убийства на кладбище. Я сам момент броска «убиеньки» видел только мельком, краем глаза. Не ожидал, знаешь ли, подобных поганых сюрпризов. Но! Процентов на девяносто я убежден, что убийца бросал свою снасть с левой руки. Это неплохо бы у трассологов и баллистиков уточнить: место, откуда он «убиеньку» метнул, известно, его положение – тоже, равно как и положение трупа. Угол, под которым заточенный гвоздь вошел в тело Анджея Сарецкого, почти прямой. Сильный, убойный бросок можно осуществить только одним способом, вот, посмотри.

Крячко взял смертоносный обрезок лыжной палки с железным шипом на конце, отвел руку со свисающей шипом вниз «убиенькой» к бедру, а затем сделал резкое движение по дуге, направленной вперед и вверх.

– Да знаю я, знаю, – отмахнулся Гуров. – И мысль твоя мне ясна: если поставить такой вопрос, то грамотный эксперт без особого труда определит, какой рукой был произведен бросок. Все верно. Значит, возможно, что преступник – левша. Это здорово бы нам помогло. Эй, дружище, прекрати размахивать этой пакостью! Выпустишь случайно из руки – мебель мне попортишь, а то и пришьешь ненароком собственного начальника.

Крячко расхохотался, но смертоносное оружие послушно положил на место. Ведь вот придумают же люди такую гадость!

– А мне чем прикажешь заняться? – спросил он, слегка усмехаясь. – Вряд ли ты отправишь меня домой отсыпаться, знаю я тебя, мучителя, рабовладельца и плантатора. Да я бы и сам не уснул после столь интересных ночных разговоров. Так что давай, ставь задачу.

– Поставлю, – кивнул другу Гуров, – и очень серьезную. Ты отправишься в управление, к компьютерщикам, а конкретно – к Диме Лисицыну. Пусть бросает все остальные дела и подключается к нашему расследованию.

Молодой, но безумно талантливый капитан Дмитрий Лисицын, сотрудник группы обработки электронной информации, был добрым приятелем Гурова и Крячко. В управлении к нему все относились с неизменной симпатией. Это был человек скромный, порой до застенчивости, и сдержанно-остроумный. Иногда Лисицын казался несколько чудаковатым. Подлинный ас в своей области, блистательный программист, он уже не раз помогал сыщикам в расследовании самых хитрых и запутанных дел. Лев Иванович и Станислав Васильевич пользовались у Дмитрия безоговорочным и восторженным уважением, он восхищался этими людьми, их сыскным талантом и оперативным мастерством. Поэтому был у Гурова и Крячко своего рода приоритет: безо всяких приказаний сверху, от генерала Орлова, Лисицын считал их запросы самыми важными и помогал сыщикам не за страх, а за совесть.

– Есть у него такая хитрая программка, – задумчиво продолжал меж тем Лев, – «пересечение множеств». Впрочем, ты же с ней уже несколько раз сталкивался, и работали вы с Димой исключительно успешно. Загрузите все данные по персоналу «Палестры», покойников двоих – Давиденко и Сарецкого – тоже не забудьте. Все, что можно выудить из личных дел и прочего, а как выуживать – это уж твоя забота, я же сказал, что задание будет не из легких. Хорошо бы еще сходные данные на всех воспитанников получить, но тут уж по возможности. И попроси Петра: пусть свяжется с Министерством обороны, чтобы они перекачали Дмитрию все личные дела офицеров и прапорщиков батальона химзащиты. Да, того самого, где солдатик погиб.

– Согласятся ли? – с ноткой сомнения сказал Станислав. – Данные-то эти закрытые!

– Согласятся! – уверенно ответил Гуров. – Петр Николаевич умеет быть очень убедительным, а допусков и подписок у нас столько, что… И опять же – это твои проблемы, ты профессионал или кто? Ну вот и решай!

– И что дальше?

– Что, неужели еще не понял? – усмехнулся Лев. – Меня интересует – не было ли каких-нибудь пересечений, на любом уровне, вплоть до чисто бытового, у кого-то из «Палестры» и кого-то из батальона химзащиты. Может, командир батальона в один детский садик с истопником «Палестры» в сопливом детстве бегал. Это я, понятно, к примеру, но суть ясна?

– Чего тут неясного, – проворчал весьма недовольный Станислав. – Нам с Димочкой не впервой заниматься подобными делами, но работа ведь адова! Ведь с нуля начинать придется, и это еще если вояки согласятся дать материалы!

– А то у нас когда-нибудь больно сладкая и легкая жизнь была… – философски заметил Гуров. – На то мы с тобой и сыскари. Такая вот романтика.

– Это у кого как, – с непередаваемым ехидством в голосе заметил Крячко. – Мне с Лисицыным корпеть, как проклятым, над громадной грудой сырого материала, который, кстати, еще нарыть надо. А вот некоторые, между прочим, будут беседовать с красивыми женщинами и подрастающим поколением, заниматься психологическими изысками и парить в горнем воздухе высокого сыска. Эркюль, понимаешь, Пуаро! Комиссар, прошу заметить, Мегрэ! И всегда вот так… – Тут Станислав резко посерьезнел: – О! А не пора ли звонить красивой молодой вдове? Держи, вот ее номер.

– Пора, пожалуй, – кивнул Гуров, набирая номер сотового телефона. – Алло? Екатерина Федоровна? Здравствуйте, это вас полковник Лев Иванович Гуров беспокоит. Нам необходимо встретиться и серьезно поговорить. Да, чем раньше, тем лучше. Нет, Екатерина Федоровна, ждать до завтра я никак не могу. Я, знаете ли, занятой человек, причем занимаюсь не детскими играми в песочнице, а расследованием убийств. В частности, вашего мужа, уж как бы вы там к нему ни относились! Нет, это вы меня послушайте! Я ведь легко обижаюсь, а вы представить себе не в состоянии, какие неприятности человеку может доставить обиженный мент моего уровня. Мало того, что полковник, я еще и старший оперуполномоченный по особо важным делам. Минимум – это я уже сегодня организую вам очень строгую и грозную повестку, с обязательным вручением, под расписку. Желаете перенести разговор со мной на завтра? Извольте. Но говорить придется у нас, в управлении, и в то время, которое я укажу в повестке. И тон разговора будет совсем другой. То есть как не явитесь?! Явитесь. Иначе вас приведут. Уж не в наручниках ли, говорите? А хотя бы и в них. Да хоть взвод адвокатов, я же ясно сказал: расследуется дело об убийстве. Теперь уже о двух убийствах. Если не трех! И мне необходимо поговорить с вами, нет, не допросить, а именно поговорить. Получить интересующие меня показания. И я их получу, уж хотите вы того или нет. Так что, выписывать мне повестку на завтра? Ах, не стоит… Я тоже так думаю. Так куда мне подъехать?

По мере того как Гуров выслушивал ответ Екатерины Федоровны, лицо его принимало несколько удивленное выражение.

– Хм-м, – протянул он. – Дача, говорите? Ну, почему бы и нет, в конце-то концов. Пусть будет дача. Битцевский лесопарк, от въезда по центральной дороге направо и по берегу пруда? Отчего же, понял. Ждите меня в течение ближайшего часа. Только не фокусничайте, если я вас там не найду, то действительно очень и очень всерьез рассержусь.

Представь себе, – он изумленно покачал головой, положив трубку и повернувшись к Станиславу, – она на их даче, в Битце. Это, кстати, совсем рядом с интернатом, так что мне получается даже удобнее. Н-но… Странное, однако, поведение для женщины, вчера схоронившей мужа. Слишком уж демонстративно она показывает свое равнодушие к покойному! А учитывая то, что у нее на глазах вчера угробили человека, которого Екатерина не могла не знать, получается вовсе странно. Наигрыш, как моя супруга выражается, получается. Нечто ненатуральное и противоестественное!

– Я же говорил тебе, – Крячко сделал некий неопределенный жест рукой, в котором, однако, чувствовалось скрытое удовлетворение, – та еще пичужка! А разговаривал ты с ней отлично, хоть и сблефовал насчет наручников и прочих ужасов. С подобной публикой только так и надо! Но, помяни мое слово, ты с ней намучаешься, это твердый орешек. Возможно, она что-то знает. Почти наверняка о чем-то догадывается. Но вот в том, что она своими догадками захочет поделиться с нами, я очень сильно сомневаюсь. Как планируешь добираться до Битцевского лесопарка, на своем «Пежо»?

– На чем же еще? И тебя попутно в управление заброшу. Вот, кстати, думаю: не стоит ли зайти в кабинет и прихватить из сейфа «штайр»?

– Ну это ты перехлестываешь, – рассмеялся Станислав. – Неужели она показалась тебе настолько опасной за две минуты разговора, что ты на встречу с несчастной вдовицей собираешься приехать вооруженным до зубов? Ты еще взвод ОМОНа для поддержки и страховки возьми! Не смеши меня, дружище!

– Да так, – слабо улыбнулся Гуров, – что-то сердце не на месте. Предчувствия дурацкие. Но ты прав, так скоро собственной тени пугаться начнешь. Нечего народ смешить!

Вот так и получилось, что в свой кабинет полковник Гуров заходить не стал, а, высадив «друга и соратника» на стоянке управления, развернулся и поехал в сторону Битцы. И его десятизарядный полуавтоматический бельгийский пистолет так и остался в сейфе. Через полтора часа Лев Иванович сильно пожалеет об этом! Многое сложилось бы по-иному, проще и яснее, захвати он на встречу с Екатериной Федоровной свой проверенный и пристрелянный «штайр»! Но кто мог предположить тем утром среды, как странно обернутся события?

* * *

…Ни звука шагов, ни шороха, ни какого-либо еще предупреждения не будет! Он знал это твердо, как и то, что его враг куда сильнее и опытнее его. И все же он должен убить этого человека, иначе не сможет жить сам! В темноте спортзала он, казалось, различал блеск глаз врага, оскал его белых зубов. Ему мерещились мягкие нащупывающие шаги: это его враг охотился за ним. Но он понимал, что все это происходит лишь в его воображении, как понимал и то, что вскоре нервы начнут сдавать, и тогда у него не останется вовсе ни единого шанса!

Главная опасность заключалась в том, что он не сможет предугадать, когда его враг нападет, когда сделает решающий бросок. Нет, никаких предупреждений не будет! Враг опытен, он бросится, как только его обнаружит, а это – вопрос времени.

Нужно было очень внимательно следить за дыханием, потому что он всей кожей чувствовал: враг где-то совсем, совсем рядом, возможно – в паре шагов. Пока что его спасала лишь кромешная темнота, но неосторожный вздох мог выдать его врагу! Нет, дыхание должно быть равномерным, иначе враг схватит его, когда его легкие будут пусты.

Он стоял и ждал, и ожидание становилось все более невыносимым! Не за что было зацепиться, не было никакой возможности хоть как-то сориентироваться в полной темноте спортзала. И в этой темноте вокруг него бесшумно, как призрак, кружил его смертельный враг. Человек, убить которого он хотел больше всего на свете! Впрочем, нет! Ее он хотел убить еще сильнее… Но убьют, почти наверняка, как раз его самого! Где сейчас его противник? Спереди? Сбоку? Ведь даже в темноте легче встретить врага лицом к лицу, самое ужасное, если он нападет сзади.

Именно сзади на него и напали! Нет, они не столкнулись, а просто в своем медленном бесшумном кружении по спортзалу сблизились настолько, что подсознание и натянутые нервы послали в его мозг сигнал о резко возросшей опасности. Но поздно! В следующее мгновение противник захватил его горло и подсек колени, прежде чем он успел нанести удар затылком в лицо схватившего его человека. Руки его оставались свободными, и он ухватился за большой палец своего врага, разрывая удушающий захват. Он не собирался умирать так просто, он не желал смириться с поражением и тем более просить пощады. Он был молод, силен, в его груди клокотала безумная ненависть к этому человеку! Они рухнули на пол. Враг ударил ногой. Промахнулся! Ударил снова и на этот раз попал. Ух, до чего же больно!

Но теперь локтем назад ударил уже он и тоже попал, причем качественно. Враг издал тягучий кашляющий стон, который отозвался в его душе райской музыкой. Нет, мы тоже кое-что умеем! Пусть он моложе врага, пусть он в полтора раза легче его и значительно слабее физически, но… Еще посмотрим, кто кого! Глаза заливала багровая пелена страшной, запредельной, сатанинской злобы. Он был тысячу раз готов умереть прямо сейчас, лишь бы прихватить с собой на тот свет своего смертельного врага и обидчика.

Они катались по полу спортзала в кромешной темноте, не желая расцепить свои объятия. И вдруг его плечо уткнулось во что-то твердое, скорее всего, в стойку спортивного гимнастического бревна. Он мгновенно воспользовался неожиданным упором, поднырнул вниз, оттолкнулся от врага, надеясь вырваться, вновь раствориться в темноте и передохнуть от схватки. А там и продумать новую тактику, потому что лишь один человек выйдет сегодня живым из спортзала интерната «Палестра»! И этим человеком будет он, а не его враг! Ему не хватило долей секунды! Ослабив толчок, противник согнул его буквально пополам особым приемом из арсенала джиу-джитсу, парализуя руки. Теперь врагу оставалось только добить его точным ударом под грудину, в солнечное сплетение.

…И в эту страшную секунду он проснулся. Сердце колотилось так, что грудная клетка, казалось, вот-вот разорвется. Он весь был в холодном, липком поту, буквально плавал в нем. Во рту было сухо, а руки и ноги тряслись противной мелкой дрожью. Словно он действительно, наяву, а не во сне дрался сейчас насмерть.

«Вот так, – со злой тоской подумал он, – я не могу одолеть его даже во сне! Что же наяву-то будет, а?! Впрочем… Наяву я буду вооружен. И у меня есть одно бесценное преимущество: они не знают, что… Что я уже все знаю со вчерашнего вечера. Хоть лучше бы мне никогда этого не узнать, лучше бы мне умереть в неведении. Но они по-прежнему считают меня слепым щенком, своим безмозглым орудием. Им придется убедиться, что это не так! Я буду мстить. И мстить я буду ей, а не ему. Я ненавижу его, но в чем он, собственно, виноват? Самый обычный самец, который вовсе не хотел сделать мне смертельно больно, наплевать ему на меня! Но вот она… Ее я убью. И сделаю это прямо сегодня. Я люблю эту женщину больше жизни, но я ее убью. Потому что после такого черного предательства человек не имеет права жить на свете. Она использовала меня как половую тряпку, из-за нее я убил двоих человек. Я же самого Вожака завалил! Я же против закона Стаи пошел, и все об этом догадываются. А вот когда эти догадки перерастут в уверенность, за мою жизнь и рваного червонца никто не даст. И правильно. И за дело. Так что времени у меня немного. Но прежде я поквитаюсь с ней за ее ложь и подлость! Она обещала через год-другой выйти за меня замуж! Она говорила, что никого не любила и не любит так, как меня! Она ласкала меня, она спала со мной, она – моя первая женщина, ее желания были для меня законом. И я верил ей, верил слепо, как лопоухий щенок… А я ведь знал обо всех тех слухах, которые… Но вчера я видел все собственными глазами, там, на даче!»

И со злой тоской, с закипающими в глазах слезами черного отчаяния он вспомнил, как, вне себя от невыносимого любовного томления, он нарушил их уговор и отправился вчера поздно вечером к ней. Но разве он не заслужил своей награды?! Дверь была не заперта, и он тихонько поднялся по лестнице на второй этаж, к хорошо знакомой спальне, из окошка которой струился мягкий свет ночника. Сюрпризец хотел преподнести, идиот такой! Вот и получил сюрпризец сам, по полной программе…

Сквозь щель неплотно прикрытой двери ее спальни он вдруг услышал такие знакомые стоны и всхлипывания, а затем и финальный восторженный вопль, словно у дикой кошки, который ему тоже уже не раз приходилось слышать! Он сперва не поверил своим ушам и робко, предельно осторожно заглянул в дверную щелку: да что же там такое происходит? Но глазам верить приходилось: два обнаженных тела на смятой простыне кровати, слившиеся воедино. Его Прекрасная Дама в объятиях этого… Этого… В чьих именно объятиях, он понял с первого взгляда. Дыхание у него перехватило, земля под ногами зашаталась. Он опрометью бросился вниз, на улицу, понимая, что еще секунда этого непереносимого зрелища, и его сердце не выдержит и разорвется на кровоточащие куски прямо в груди. Нет, в тот момент он не смог бы сделать им ничего, будь он даже вооружен. Слишком сильна и неожиданна оказалась боль, слишком велико было потрясение и силен шок!

«Но сегодня все будет по-другому, – угрюмо, но уже спокойнее думал он. – Я ее привычки неплохо изучил, если с утра погода не испортится, то я знаю, где ее искать. И теперь уже я поступлю несколько неожиданно! Выстрел у меня будет только один. И если они будут вдвоем, то достанется он именно ей. Пусть отправляется за Вожаком, в страну Вечной Охоты. Любил он это выражение… А что будет после этого со мной, не имеет большого значения. Хотя… Почему не имеет? Не стоит умирать раньше смерти, может быть, мой сегодняшний сон, – странно, как мне вообще удалось заснуть! – и сбудется. Только с несколько иным финалом. Может быть, я вообще смогу вытравить ее из сердца. Если смою боль и унижение предательства ее кровью. Я должен это сделать. И я это сделаю!»

За окном уже серел мутноватый рассвет, а дел было невпроворот: необходимо серьезно подготовиться. Он встал с кровати, быстро оделся, стараясь не разбудить своих соседей по комнате. Затем проскользнул в дверь и спустился в подвал, к одному из тайников Стаи. Привычно перебирая холодные металлические детали, части своего оружия, он мрачно усмехнулся. На душе становилось все спокойнее, только вот странный холод сковывал ее сильнее и сильнее, точно заработала какая-то внутренняя заморозка, анестезия.

«Вот и хорошо, – подумал он. – Я должен быть спокоен и хладнокровен, чтобы руки не тряслись и в глазах слезы не стояли. Как тогда. Как в пятницу. И все у меня получится. Как получалось до сих пор. Теперь нужно срочно унять дрожь от туго натянутых нервов, не обращать внимания на холодок страха, отбросить мысль о возможном поражении. К черту все рассуждения, не относящиеся к предельно ясной цели – отомстить. Надо хотя бы попытаться! И не трусить! Милиция? Ой, держите меня трое! Да не верю я в тупорылых ментов. Они хороши в тех случаях, когда Васька пырнул кухонным ножичком Ваньку „на почве совместного распития спиртных напитков“. В моем случае они спасуют, я их не боюсь. Если я вообще кого боюсь, так только самого себя».

…Вот здесь он был прав безоговорочно! Таких людей стоит бояться. В любом возрасте.