Текст книги "Золото лоз"

Автор книги: Николай Ладыгин

«СИЛЫ МОИ ОМЫЛИСЬ»

«Уведи у вора корову и деву» – произносили наши пращуры, безусловно веря в магическое действие Слова. Фольклорное, мифологическое слово – это Слово-Действие и одновременно Слово-Постижение. Магические жанры фольклора – прорицание возможного. В этом ряду – палиндром: слова, строка, фразы, которые можно прочитать одинаково, слева направо и наоборот (палиндром – с греческого – «бегущий назад»). Как и многое, возникшее с началом речевой деятельности человека, палиндром забывался временами, но каждый раз возвращался к людям на новом витке жизни и в новом качестве.

Образцом для русских письменных палиндромов стали греческие и латинские примеры, а также польские, один из первых палиндромов был написан Симеоном Полоцким на польском языке. В начале XIX века Державин написал две гениальные обратимые строки:

 
Я разуму уму заря,
Я иду с мечем судия…
 

Однако подлинный расцвет русского палиндрома наступил в XX веке. Классиком палиндромического стиха стал Велимир Хлебников. Его «Перевертень» (1912) и особенно поэма «Разин» (1920) дали полноценные примеры равноправности обратимой строки со строкой, читающейся только в одну сторону. В программной статье «Свояси» Хлебников отмечал: «Я в чистом неразумии писал „Перевертень“ и, только пережив на себе его строки: „чин зван… мечем навзничь“ (война) и ощутив, как они стали позднее пустотой, „пал а норов худ и дух ворона лап“, – понял их как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным „я“ на разумное небо». Таким образом, Хлебников рассматривал палиндром как проективную форму искусства слова, которая менее других просчитывается заранее.

После Хлебникова к палиндромии обращаются такие разные поэты, как Валерий Брюсов, Илья Сельвинский, Александр Туфанов. Но с начала 30-х годов всякий поиск в искусстве слова был прекращен, запрет был наложен даже на древнейшие формы поэзии. Возвращение палиндромического стиха в литературу начинается в 60 – 70-е годы. В печати появляются лишь опыты С. Кирсанова и А. Вознесенского, хотя наиболее интересно в это время работают В. Хромов, С. Сигей, Н. Ладыгин и некоторые другие авторы.

Смолянин по рождению, Николай Иванович Ладыгин (1903–1975 гг.) во время войны попадает в Тамбовскую область. Именно в Тамбове он открывает для себя возможности палиндромического стиха. Художник и поэт, человек разносторонних интересов, он на редкость легко и свободно обращался с полюбившейся ему формой. Уже первые его опыты были высоко оценены такими известными деятелями литературы, как поэты Николай Глазков и Александр Межиров, литературовед Борис Двинянинов. Однако, несмотря на все усилия, предпринимаемые друзьями поэта, напечатать в то время почти ничего не удается. Лишь в 80-е годы творчество Ладыгина становится известным читателям альманахов «День поэзии» и «Поэзия», журналов «В мире книг» и «Волга», его творчество вызывает и научный интерес в связи с возвращением в литературу имени Хлебникова.

Что же представляют собой палиндромические стихи Николая Ладыгина? На первый взгляд это просто стихотворения и небольшие поэмы, только написанные обратимыми строчками. Как правило, в них выдерживается последовательность изложения. Рифм нет, но размеры время от времени возникают, что характерно для русского свободного стиха. В палиндроме Ладыгин стремился к максимальной конкретности. Это относится и к его пейзажным стихам, и к бытовым зарисовкам, и к историческим поэмам. Всюду – конкретная природа, конкретный случай, конкретное историческое событие. Отличие, видимое невооруженным глазом, в том, что отдельные строки читаются при известном напряжении ума и понимании того, как это построено: «Золотисто, вот сито лоз» (при этом много легко читающихся строк, например: «И нет еще тени», «Силы мои омылись»). Еще одна трудность – нередко встречающиеся незнакомые слова или формы слов (богатый словарный запас, виртуозное владение языком). Наконец – необычное соседство слов. Тут Ладыгину приходилось действовать как композитору или художнику, которые создают новые произведения, отыскивая новые соединения звуков и красок.

В палиндромическом варианте явления, описываемые поэтом, освобождаются от однозначности. Речь становится «двояковыпуклой» как определил палиндром В. Хлебников. Например, в стихотворении «Протопоп Аввакум» палиндромичность помогает воссоздать без стилизации страстный аввакумовский слог, причем не на уровне отдельных строк, даже таких мощных, как: «Ада псари и распада!», а на уровне целого. Или пример из поэмы «Иван Грозный», самое начало:

 
Ум, роняя норму,
Лих и хил.
 

Можно сказать об этом и как-то иначе, но впечатление неизбежно будет потеряно. От того, что строки читаются в обе стороны, создается ощущение не субъективной, а объективной истины. Читайте это с другой стороны – и получите тот же результат. Так, старинные ярмарочные артисты, например, особенно не морализировали по поводу того, что ругательство, посланное в чей-то адрес, вернется к тебе же. Они произносили всего одну строку:

«На в лоб, болван!» На всякий случай эффект можно проверить, прочитав в обратную сторону. А прочитав у Ладыгина строку: «О Вера моя, о марево», или «И жар и миражи» – невольно задумаешься, почему же так единственно сходятся слова?

До сих пор книг, состоящих целиком из палиндромических стихов, в России не выходило. Эта первая. Первая она и у Николая Ивановича, которому в 1993 году исполнилось бы 90 лет.

Обращаясь к неведомому читателю, Николай Иванович писал:

 
Один души пишу дни до
Отказа. Кто
Ты? Пойми опыт
И жар и миражи.
 

Палиндромические стихи Н. И. Ладыгина воскрешают слог древней русской литературы, восходящей к библейскому слогу, одический пафос Ломоносова и Державина, фольклорную веру в слово. «Звуки лиры» спасающие «дела людей» от «пропасти забвенья», здесь как бы удваиваются. О палиндроме можно сказать словами самого Николая Ивановича, что это «року укор». Разве не в этом, не в преодолении роковых обстоятельств и состоит один из многих смыслов искусства?

Сергей БИРЮКОВ.

Николай Ладыгин
ЗОЛОТО ЛОЗ
_{Палиндромические стихи и поэмы}

I

 
Не сова ли била в осень
Лапой? И опал
Лист от сил
Ее?
 

 
Не дремуч умер день,
Нет, сам он – заря, разномастен.
Колер елок
Как
Еж, тот же,
Золотисто, вот, сито лоз.
 

 
Теша манила калина, машет:
Я алая!
И ладили да кадили дали,
И нет еще тени,
Но сыро. Голубое обуло горы. Сон.
 

 
Ах это поле! Не лопот эха,
А сок и сок. Коси, коса,
И налети, роса. Да, сорите, лани,
Убегая. А Гебу…
И Геба, беги.
 

 
Да, над
Лугом могу ль
Те пени не петь!
Они убыли силы буйно, —
Там холмы, дым лохмат,
И лик шурги игрушки ли?
 

 
Или так и ладно? Вон, дали катили
И воля. Лови
Ее.
Как
Удел с опыта. Ты по следу
Иди.
 

 
Не див, а завиден
Лес-то отсель,
Лес. У ракиты быт и карусель.
 

 
Или леса заселили
Девы – те в цене цветы. Ведь
То весна в авансе. Вот
Они, как атака, кино,
Как
Море, залп лазером…
 

 
Ах это поле! Не лопот эха,
А сок и сок. Коси, коса,
Яро года… Надо, горя,
Те Дивы видеть,
Те пени не петь.
 

 
У города на дорогу
Ураган нагару
Летел,
А голого лога
Лен еле зеленел.
 

 
А лес у села,
Как
Золото лоз…
Дарю, рад,
Зорям имя роз.
 

 
Летев с ветел,
В озере зов
Учил кличу
И
Воле перепелов.
 

 
В озере зов,
И горели в иле роги
Коряг. Ярок,
Нов зари мира звон.
 

 
Тут
Не вид дивен,
Не день,
Тот от
Леса насел, —
А летела,
Алела
Весна. Дан сев.
 

 
На реке рань,
До воды, до вод
Осоки косо
Сели. И лес
Висел. Лес ив.
 

 
И кричали у ила чирки,
Тут —
Коростели, лет сорок,
Тополя лопот,
И ели милей
Дива на вид.
 

 
Еще
Не день.
Хорошело поле, шорох
И лад вдали, —
И мани, трактор-крот, картинами
Силача. Качались
Низины низин
И гор-то отроги.
 

 
Еще
Гул. Еще луг
Ревел. Клевер
Косили, сок
Летел.
 

 
Али лавину нива лила
Урожая? Аж ору:
Ура! Чару!
Дар гони, виноград!
 

 
Голо. День недолог.
На поле мело. Пан —
Мороз взором
Нес осень.
 

 
И лоб одолело до боли
Ее
Гудение, и недуг
Зло полз.
 

 
Но слетел сон,
И ладили, жили дали,
Или на мир озими зори манили? —
Не сев ли жил весен?
 

 
Не совы в осень
Туром орут —
Нов зимы дым и звон:
 

 
Там холм лохмат
В инее нив,
Тут
Мороз узором
Окно тонко
Лепил. И пел
У сел, в лесу.
 

 
И он севером, как море весной
Бушевал… В лаве шуб
Ужо хожу
И я лугами. Зима, гуляй!
 

 
Не сила романа морали сень
У сел воля. И сияло в лесу
Золото лоз.
 

 
Нежа лань, налажен
Лад. И даль
Нова. Вон —
Олени. Синело.
 

 
Лед зари раздел
И косогор, и рог осоки.
Не жар сражен.
 

 
Дева ведь
Умолима. Милому —
Тебе щебет
Ее:
– Гуляй! Я – луг.
Я – месяц. Я – семя.
Я, де, белее лебедя,
Машу душам
Будущим. Ищу дуб.
Или
Удалого ладу.
 

 
Ты пой, опыт,
О лесе. Все лес! Весело
У сел в лесу.
Моден не дом,
Тут
Топот,
То по лугу лопот,
То хохот.
 

 
Кот – юла малюток —
Тише тешит.
Лен с арки краснел,
Как
Сурик. И Русь
Молодите, дети… Долом
Иду. Гитара: та-ра-ти! Гуди!
 

 
Ты пой, опыт,
Мир им!
Моден не дом
И клуб. Булки
Маслил сам.
Около молоко,
То рис у сирот,
Лес и кисель!
 

 
Ешь, лобан, на больше!
Даст еду детсад.
И ребята: – Батя, бери! —
Как
Ром, юмор
У ребят я беру.
Но снеди ваза. Завиден сон
У сел в лесу.
 

 
Иду. Гитара: та-ра-ти! Гуди!
Ты пой, опыт.
Мир им.
Он же дан надежно!
 

 
Лег на храм архангел,
И разно тон зари
Он видит, и дивно
Ему в уме.
 

 
Еще
Лег на храм архангел
Но кис. С икон
Лак сатана таскал
Девкам. Мак ведь,
Намазались. Сила заман.
Но вздохи их – од звон.
 

 
Летел бог. Облетел
Весной он сев
Ярового, говоря:
– Олимп! Мило!
Лише, решил:
– Гори, рог
Луны! – Вынул
Лиру, курил,
Сел в лес.
Но взмок-то пеший, и шепотком звон:
Трам-трам! Март-март!
 

 
Тут
Солнечен лось,
Как
Леший, шел,
Лосих и соль
Лизал и лазил.
 

 
Тут
И часок косачи
Ломались. Сила, мол,
Ломит и мол.
 

 
Летел бог. Облетел
И край, и арки
У дорог к городу.
 

 
Лише, решил:
– Гори, рог
Луны! – Вынул
Лиру. Курил,
Потопывая… А вы – потоп?!.
 

 
Нега ли, сила ген?
Будила дали, дуб,
То полыни соки, лик осины, лопот
Ее?
 

 
А на диво нови дана,
Толпяся, плоть,
Зелена. Да не лез
Мороз уже, как еж узором.
 

 
В овраге нега рвов —
Не диво. Виден
В окно ров. А жаворонков
Туча чуть
Колеблет тел белок.
 

 
У дорог к городу —
Силен дивно фон – виднелись
Рессоры. Вырос, сер,
Как
Колесо, лопух. У полос елок —
 

 
Ил, сора заросли.
Ужи, вижу.
Писк, сип,
Шип… Ишь
Ты, быт.
Тут
Иволги миг лови,
У сел: ку-ку! К лесу
Катило. Все с воли так
Течет.
Ты бог! О, быт!
 

 
– Лешка-рыбак! Кабы рак шел!
Ялик у киля
Течет!
 

 
– Абы рыба…
О била, либо.
Окунь? Ну-ко!..
 

 
У кущи щуку
Дед
На кукан
Вел, как лев.
Он пел о киле великолепно,
О лесе весело.
 

 
Ели в иле
Бел хлеб.
Пел слеп
Дед:
– О-хо-хо!
Диво вид,
А вода адова
Оглодана надолго.
Анилина
Туда дадут…
 

 
А Нина, Нина
Тут как тут,
Молодо подолом
Алела.
 

 
Леша шел
И чудил идучи.
То хохот,
То ропот, то порот
Он, но
На воле целован
Ладно. Он дал
Ладе медаль —
Розу, как узор,
У кущи щуку,
Окуня. – Ну-ко,
Мед, идем!
 

 
А лада гадала:
Тени нет.
Пел слеп
Дед.
 

 
Не окопы… Ты покоен,
Нежен
И рад. Опыт ты подари
И Ладе медали.
Ты бывал славы быт.
 

 
На лугу лань
Нес я, а в озере березовая сень
Лепетала. Тепел
Лес у сел.
 

 
И гашу шаги
И жалко поклажи
(Дева ведь).
И жарко, но кражи,
Ода, не надо.
 

 
Или дол охолодили
Тени? Нет,
Не мал пламень.
Мечту ребенка так не берут, чем
Отражала жар-то?
 

 
Рода задор
Я вижу, живя,
Умом. И диво, по-видимому,
И маг не решит. И шеренгами
Ясли… Сон носился
С окопа на покос.
 

 
А дар-то отрада
И магу… Лугами
Я омыт, и ты моя.
На лугу лань
Нес я, а в озере березовая сень
Лепетала. Тепел
Лес у сел.
 

 
Мело полем.
Оно,
Как
Лед, угрюмое. Реомюр гудел
И лад, и вывихи вы видали.
Но синел клен, и сон
Липы выпил.
Мок сук, и куском
Алым звень. Не взмыла,
А летела
Заря. Раз!
И розами – зима. Зори
Алели. Милела
Ты, выть
Низин.
Вон, в тине, в зареве вера звенит вновь.
А ну, летите, Луна!
Были миги милы б,
Али сон. А зима, гуляя лугами, заносила
Дороги и город.
 

 
Дол оглашал голод
Реки. Напиши, паникер,
Как
Лес осел,
Как
Лес окосел,
Или
Надолго оглодан.
 

 
Еще
Рабы бар
Силились:
Или бар грабили,
Или бор гробили.
 

 
Мото-пилы выли потом.
В омуте нет умов.
И лише психи спешили,
В резерв
Воровали. Пила воров —
Сила. Вались,
Дубы. Будь,
Бор, гроб.
От чинуши пишу. Ничто!
Не сосен
Жаль, – лаж
Ему в уме.
И он до одной
Липы выпил
Сока. Накось!
 

 
Ты, быт,
Нов, обуздал ад зубов. Он,
Как
Мор губил, и бугром
Рос, как сор.
 

 
Не дыми, зимы день,
Мороза разором!
Ох и лижут стужи лихо, —
И на сцене: бубенец, сани,
Кони, сон осинок.
 

 
И шумело полем. Уши
Те опешили. Лише поет,
Летя мятель.
Видели лед ив?
 

 
А луна канула,
Села за лес
И отсияла. Валяй! Стой!
Но сани… дороги… миг. О, родина – сон.
Молод я, долом
Иду, буревая. А веру буди.
 

 
Но сняло полян сон.
Дед —
Мороз босиком, и мок, и с обзором
Катил, и так
То вилял, теплел, петлял. И вот,
И его пал апогей,
И март улетел утрами.
 

 
Тучи ли были чуть,
И розово зори,
И лилии лили:
Май, миф и фимиам.
 

 
Летит ель,
Дорога, город
И лес ив. Висели
Рано флаги. Мигал фонарь.
Катили так
Сани нас.
 

 
А жены, нежа…
Те – в сон. Но свет
Летит сел. Блестит ель,
Да стужи лижут сад,
То висел лес. И вот,
Как
Урод, ору:
Ура! Пылай фиалы! Пару!
Анна!
Дорогая! А город
Летел.
А дороги нет. Тени города
Тащат,
Но конь —
Терпело поле – прет.
 

 
Бах! Ухаб.
Как
Вор в ров
Лечу. Учел,
И, как
На луну лань,
Уселся я с лесу.
 

 
Нежен с азарту. С утра заснежен,
Не опоен.
Да занят я. Назад
Хочу. Ну, чох,
Теребя, немного меня, берет,
Но вынул я с луны вон —
И на сани.
Вижу: жив.
 

 
Но с Новым годом! О, догмы, – вон! Сон
Или
С ухаба Бахус,
Как
Кремень не мерк.
 

 
Ужели лежу
У дивана, на виду?
Катили так
Сани нас.
 

II

 
…То вино, то взоры роз. Вот они, вот, —
Вейтесь, сети Ев!
То ли пилот —
Лев осовел.
Или бичом очи били?
Или разом озарили?
И Леву увели.
 

 
А лес-то, от села
Он далече. Ладно, —
Не сосен
И елей
Шорохи, – хорош
Ты, быт!
 

 
И Олю юлой
Носило. Воли сон,
Как
Чад удач.
Но сама дама – сон,
А тонка, как нота
«Си». Бич и чибис.
 

 
Лев цвел.
Недаром юмора день,
Как,
Сила был… Улыбались.
Сила в Оле… Целовались.
 

 
Он жених, и нежно,
Ох и лихо…
А ропот опора
Ее.
 

 
Но сияй, сон,
И ропот, сияй. Стопори,
Ас, газуя у ЗАГСа.
Да светит Ев сад!
 

 
Невидим и дивен
Мокал бог облаком
В озере… Зов
Летел.
Вон в тине взлетел. Звенит вновь.
 

 
Или
То совы – в осот?
Тени ли? Нет.
В озере зов
Адама… Да,
Ты начал, плача, ныть.
Али на марево вера манила?
 

 
– Отче, что
Еве
Отчина? Да ничто
И арий рай.
И ей
Не сад да сень,
А чад и дача.
 

 
А вот речь чертова
Еве:
– Не тужи. Вижу тень
На лике. То отеки, лань,
Или гримаса. Мир гили
Тут. —
Ему, врагу, не заразен угар в уме.
 

 
Но медово демон
Увел Еву.
Но там Адама дама тон
Давала в ад,
И разумела дни миндалем у зари.
 

 
Демона рано мед
Отведала. Дев-то
Умаление, и не ламу
Туда дадут.
Черту тут речь
Вела: – Да, лев
Ада,
Ум и опыты пойму,
Но дале, Селадон,
И Адаму ума дай,
А то барана работа.
 

 
Теша, муж машет:
– Вижу, жив
Ты. Сыт,
Утоп в поту,
Но тон
Яр. Зря
Шипишь,
Как
Ода неба. Бабе надо
И гения, и неги.
Я – левая. Авеля,
Идол, плоди…
Мокал бог облаком
В озере. Зов
Адама… – Да,
Или быт и Лилиты били
Чертенята?.. Тянет речь
Так седой: – О, дескать,
То воли рапорт… Утро парило. Вот
Оно,
Лад жен не ждал.
 

 
Тащат
Комок
Мод в дом,
Или
Вянут, уняв
Себя-то, хотя бес
Тут как тут.
Анархия их рана.
 

 
Ее ли милее
Моды дом?
Шелк и клеш,
Как
Тент? Нет!
Ее ли милее
Луг? Зари разгул?
Ее ли милее
Ты, поле? Пел опыт,
Как
Тень: – нет!
Лети, бог, обитель
Ищи:
Ее ли милее,
Дум латы – Талмуд?..
Ее
Тело – полет,
И воззови
Мечту, дадут чем
Маня, арии рая нам.
Ее
Тело – полет,
Оно
Как
Роз узор,
Как
Роз улыбка. Так был у зорь
Не вид дивен,
А ты, база быта.
Но ты тонка, как ноты тон,
И ловка, как воли
Топот.
 

 
У чар тебе трачу,
Как
Улисс, силу
И Олимп милой
Дарю, рад.
 

 
Я нема, заменя
Нянь.
О, вера! Вот это варево!
И от супа каша капустой
Несет. А тесен
Коли мирок, укори, милок.
А за
Тем и одежка также доймет.
Корыто, ты – рок.
 

 
И посуду, сопи
И омывай… А вы, мои
Мечты, – сон? Но сыт чем
Он? Но
Он муж, умно
На покосе окопан,
Как
Лед, и сонно сидел.
И чуть тучи
От стирок, укорит сто
Раз… А базар?
То зараза. Раз от
Раза базар
Нес еду, чудесен,
А лапа хапала.
Иди,
Купи пук
Лука! Акул
Коли масса, милок.
А дома та мода —
Сор повис, и вопрос
Тот —
Короб уборок.
 

 
То база забот
Леденит в тине дел,
То плита – катил пот,
То пол – хлопот
Тени. Нет
И разминки к ним зари.
 

 
Ты покорена. Не рок – опыт
Умоли, – мужу милому
Не ворчи. Бич ровен
Пути и туп.
Я – няня,
Я – нюня.
И так-то откати,
И обузу, бой
И мир прими,
И, желанная Анна, лежи.
 

 
Не диво, но виден,
Не жених и нежен,
Томен. Не мот.
Как
Копер, крепок.
Муж! Ум
И воля. Лови
Удалого ладу!
 

 
Но косы с окон
Силачу ручались
Мы-де, не дым.
Девы ведь
Те возопили: – Позовет
На лугу лань
И его. Гей,
Казак!..
А мудра жар-дума.
 

 
«Шагадам! Мадагаш!»
Возня, лопот, то полян зов,
Или
То ветер? Орете вот:
Налево – в Елань,
А направо – товар пана,
Тут
И лира, царевич и вера царили.
 

 
Ого, ты того
Не желала – лежень!
Силы разве дев зарылись?
Телу – май амулет,
Улетит сев – цвести телу…
 

 
А карта батрака?
Откинем. Умен? И кто?
Зал, как лаз,
Но диво-то видно:
Тот —
Нелеп с пелен,
Тот —
Несоосен,
А блуд у лба.
Тот,
Как
Молоко! Слыл соколом!
И если мил сей,
Как
Милого оголим!
Беду сил и судеб
Вел лев.
Беда все же свадеб
Не видна, мутна. Дан туман дивен,
Но он —
Лев осовел,
Дал клад
И лад вам! А вдали
Дебри, мир бед,
Тенет,
Сети обе. Не бойтесь,
Тут
Я. А зал – горе, сероглазая,
Я-то, хотя
Дед,
Унес к сену
Беду судеб.
Шагадам. Мадагаш!
 

 
На морщине нищ роман,
Дорогая. А город
Откинь. Никто
Не ловил. И волен
Я-то. Хотя…
 

 
Как
Тать,
Как
Леший, шел
Мохом
И косили соки
Обид. Ибо
И Он. И Ты тиной
Даете ад…
Да что тот чад!
Нам сила – талисман
Лет и тел.
И не сон осени,
А свод ивы, вид овса
И елей
Несут эту осень
Нежности нам… Манит сон жен.
 

 
Унес к сену
Я Анну-лань. На, лунная.
Вино нив.
Ее
 

 
Камка, как мак,
Или то лозы золотили
Ее?
 

 
И мак был улыбками,
И маками
Алела
Анна.
 

 
У сел зима. Там из лесу
Дорога на город.
И дуга за села, за леса загуди,
Але! Дуга загудела.
 

 
Но кто тот конь,
Отче, что,
Как
Лев с ума даму свел,
Нес, ослепил и пел сосен
Сагу? Отче, что? Угас?
 

 
– Нет еще. Тень
Или богема (там его били).
Как
Тина мутит и туманит.
И отупел, слеп. У той
Вороны норов —
О-го-го!
 

 
О гетерке – секрет его.
Сила в оказии. Заковались
Они демоном едино.
Тот
Мед его Бог. Едем!
 

 
Та милка – климат
Моря! Ода! Дояром
Ужо хожу,
А воркую у крова
Ее.
Она рано,
Как
Молоко, сияла. Валяй соколом,
И девушке векшу веди.
 

 
Весна. Да… Задан сев.
И мяло поля, и сияло полями.
Вестимо, томит сев,
То колхоз… Ох, локоть
Ее!
Или руки! Курили
Они вино.
Тело – полет
На луну. Ну, лань!
И на лике веки лани
И косы высоки.
Какие волоса!.. Соловей, как
Тенор, тронет,
Уведя деву
Лесом… Осел
Лунищи нуль —
Украду сударку,
И ей
На душе в зареве, развешу дань.
 

 
Ах, и так шалим. Милашка тиха.
У ребра жар беру,
И лад ивы видали.
На муть туман
Лилово лил,
Мокро. Губы бугорком,
Но сияли. Виляй, сон,
Как
Сила молодая! А доломались
Ив те ветви.
 

 
И дяди,
И тети —
Сила пока – копались
Тут,
А женили-таки, и катили, нежа,
Ига шаги,
Ломали дух, – удила, мол.
Катили так
И волны светлого, оголтев… Сын, лови!
На, мамань.
И верен себе, бес, не реви.
Агу! Уга!
Я – тятя.
 

 
О, голы былого!
И леди сидели,
И леди видели,
Как
Лоб туфли бил футбол.
 

 
И они валили лавиной.
Лето. Потел
Народ до ран.
Охи… Тренер тихо:
– Иди,
Мадам,
И дев веди,
Аню и Дусю… Судию на
Мыло! Голым
Рот воплем смел повтор.
 

 
А вдали сила – два
Голиафа. И лог
Туманен, а муть —
То от
Гона ног.
 

 
Вижу, жив
Еле Пеле
И тесно он сети
У ниш Яшину,
Как
Лада, плел. Падал,
Либо бил,
А то подкатом и мимо. Так до пота,
Будто тот дуб,
Или
То ров у ворот,
А непроходим. И до хор пена
Летела тел.
 

 
Ух! Рев сверху.
Тут,
Мадам,
Ищи
Логово… Гол!!!
 

 
И леди видели,
Как
Лоб туфли бил футбол.
 

 
Мал куклам
Шалаш.
Сеня нес
Идолов Володи,
Тот
Лепил и пел:
А-ла-ла!
 

 
Алла
Мотала халатом,
Али, взяв, язвила
Идолов Володи,
И не свалила в сени,
А либо побила,
Как
Миша, нашим
Топором. О, ропот:
Лева плакал, плакал Павел,
Веры рев.
Мастер орет сам:
– Али Маша ваша мила?
Лису кто… откусил?
 

 
И шутит, уши,
Теребя, берет:
– То вина Мани, вот
ее!
А Лиза-мазила
Дрогнула. Шалун горд,
Утих, и ту
Или
Те минуты быт унимет.
 

 
Катя пятак,
Катала так
Или
Сколок с
Идолов Володи,
То был куклы бот.
 

 
Алла
Мотала халатом,
Сони нос
Утирала, Риту
Али Женю нежила.
 

 
Тут
Леша шел,
Анна.
И те дети —
Магия и гам.
Мир им!
 

 
Анна
Возникла с Урала. Русалкин зов
Ее —
Жар и мираж.
 

 
Или на реке ранили
Ее,
Или не ценили,
Или туманы, вы, намутили.
 

 
Она ранена. Рано
Дрогнула. Шалун горд,
Как
Силач. Миги мчались
Короче вечорок.
 

 
Он довлел в одно,
То вилял, и вот…
От часа что?
Роз улыбки? Дик был узор.
 

 
Тут
Дебри. Мир бед.
И вертушка, как шут, реви.
И нет лета. Тел тени…
Не нам утро. Бор туманен,
И не сойти осени.
– Ищи, – пытала ты, – пищи
Уму
И телу. Лети,
Удал, и ладу
Уведи – деву.
 

 
На реке рань.
Мани, лодка, к долинам
И на лоно лани.
 

 
Весна – море, роман, сев,
А наружу рана.
Весна – реверанс Ев,
А нам ореолы, былое романа.
 

 
– Носа фасон
Ровен. Я не вор,
Не та рука. Аккуратен,
Не замучен, не чумазен,
Не лиса. Силен.
А напущу пана
Я, беса на себя —
И лейтенант. На нет и ели —
Дубки. Дик будь,
Моду гни, боряся Робин Гудом.
Изредка, так дерзи.
Анна,
Алла —
Обе небо.
У нивок идут они и ноту диковину
Тянут. Унять
Себя, бес,
Как
Могу? Лугом
Иди.
Я следом оделся,
Учел и лечу,
Лезу в узел,
Ушами машу.
Ва-банк! Набавь
Жару, кураж!
 

 
Вот огонь, но готов
И от той
И от этой
Отказ. А казак-то
Отчаян я. А что
Шипишь?
Миша – нашим,
Миша – вашим,
Мат и тут, и там.