Текст книги "Быт и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях"
Автор книги: Николай Костомаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Николай Костомаров
Быт и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях
© ООО «Издательство «Вече», 2019
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
К изданию 2019 г
Николай Иванович Костомаров (1817–1885) – один из самых знаменитых русских историков, входящий в список первейших ученых XIX столетия по отечественной истории. Имя его известно во всем мире, и не случайно 175-летие со дня рождения широко отмечалось в 1992 г. по решению ЮНЕСКО. Фигура Костомарова заслуженно стоит рядом с такими прославленными именами, как Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, С.М. Соловьев.
С точки зрения исторической науки подходы Н.И. Костомарова сегодня выделяются тем, что, по сути, опередили свое время. Что такое исторический труд ученого позапрошлого, да и начала прошлого столетий? Длинный перечень имен правителей, спор о событиях, упомянутых в летописях, хрониках и прочих письменных источниках, в лучшем случае описание сражений и обсуждение отдельных элементов материальной культуры. История еще система, археология только-только зарождается, а понимание единства мира вещей, которые создавали и которыми пользовались люди прошлого, осмысление их ценности как источников информации о былом, а не только как предметов из драгоценных материалов еще не вызрело окончательно, не приобрело законченный вид.
А вот «вольнодумец», адъюнкт-профессор русской истории Киевского университета Н. Костомаров говорит о необходимости изучать прошлое в его совокупности: «Царские дворы, правительственные приемы, законодательства, войны, дипломатические отношения не удовлетворяли желания знать прошедшую жизнь. Кроме политической сферы оставалась еще нетронутой жизнь народных масс с их общественным и домашним бытом, с их привычками, обычаями, воспитанием, сочувствиями, пороками и стремлениями». И хотя мы сегодня порою лишь улыбаемся, читая некоторые рассуждения ученого о, например, древней славянской мифологии (см. недавно вышедшую в серии «Неведомая Русь» книгу Н.И. Костомарова «Славянская мифология»), мы обязаны отдать ему должное при знакомстве с «Очерком домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях». Это плод работы нескольких лет. Костомаров начал трудиться над ней еще в Саратове, куда он был сослан за участие в Кирилло-Мефодиевском обществе, а завершил уже после возвращения из ссылки в Санкт-Петербурге.
«Очерк…» был опубликован в 1860 г. в журнале «Современник», но работа над ним продолжилась и после публикации. Он стал очень популярен, получил почетный отзыв Академии наук (1862) и выдержал три издания подряд, чтобы после 1906 г. исчезнуть из поля зрения массового читателя вплоть до последних годов минувшего века, да и сегодня не очень доступен.
Настоящий том основан на издании 1887 г. и дополнен для удобства читателей краткими справочными пояснениями касательно персоналий и малоизвестных слов.
К изданию 1887 г
Наша историческая литература не бедна сборниками актов и летописей и многими добросовестными исследованиями по разным отраслям русской старины. Но это составляет драгоценность или для специальных ученых, или для лиц, которым положение их и воспитание дозволяют следить постоянно за ходом науки и знакомиться со всеми текущими явлениями в ее области. Но за этим немногочисленным классом читателей есть гораздо большая масса публики, погруженная в занятия, которые лишают ее и времени, и средств, чтоб обращаться к чтению ученых исследований, решающих тот или другой вопрос прошедшей русской жизни. Нередко случается слышать укоры в невежестве и отсутствии мысли, обращенные на тех, которые, получая журналы, читают в них одни легкие статьи и оставляют неразрезанными (т. е. непрочитанными. – Ред.) ученые; но часто так поступают люди образованные и развитые и столько же в своей сфере полезные для общества, как и авторы ученых статей, не читаемых ими. Нельзя их обвинять, если после трудов на своем поприще они ищут в чтении отдохновения: невозможно требовать, чтоб их интересовал частный вопрос по науке, когда их деятельность обращена к другим предметам. Еще менее возможно, чтоб они читали сырые материалы, как, например, Акты Археографической комиссии. Но это не значит, чтоб прошедшая жизнь не возбуждала в них никакого интереса: для этой части публики нужны только не частные исследования, а очерки, из которых они могут составить себе целостные представления.
Для этого класса читающей публики я предпринял составить очерк прошедшей русской жизни во всех ее видах. Отрывок моего труда – о торговле в нашем государстве – был напечатан в «Современнике» 1857 года; теперь я предлагаю «Очерк домашней жизни». Таким образом я надеюсь составить впоследствии очерки церковного устройства, администрации, судопроизводства, военного быта. Я далек от того, чтоб считать предлагаемый очерк оконченным трудом, но смею надеяться, что собрание рассеянных в русских и иностранных источниках сведений о нашей старой домашней жизни не останется без некоторой пользы.
I. Жилые местности
Жилые местности в старой Руси были: пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня, починок.
Название «город» принималось в различных смыслах. Первоначально это слово значило огороженное место, то есть то, что ныне ограда, огорожа. В старые богатырские времена людским жилищам часто угрожали то нашествия чужих, то свои домашние неприятели при частых неурядицах и междоусобиях, поэтому их старались укреплять – огораживать. Для такой важной цели достаточно было тогда плетня или частокола, поэтому одно и то же слово «город» (огород, город) в смысле огорожи означало и огорожу, охранявшую домашнее жилье от животных, и твердыню от неприятельского нашествия. Местности, где укрепления представляли больше надежды на безопасность в случае внешних нападений, сделались центрами прилива народонаселения: одни селились в самих городах, другие поблизости к ним, чтоб иметь возможность убежать в охранное место, когда наступит опасность. Все больше или меньше имели нужду в городах; отсюда возникло, что города получили значение преимущества пред неукрепленными поселениями и последние подпадали им в зависимость, которая по духу того времени, когда владычествовала сила, заменялась часто и легко порабощением. Но не все города имели равное достоинство по своей крепости: крепчайшие делались центром власти и им подчинялись другие. Тогда между городами образовались два рода – старшие и младшие, сильнейшие и слабейшие, или города и пригороды. В связи со стратегическими условиями подчинению меньших городов большим способствовали исторические обстоятельства народной жизни. Таким образом, собственно слово «город» начало означать господствующее место – столицу над краем, заключавшим несколько пригородов, сел, деревень. Так, Киев был городом земли полян, или земли Русской, Чернигов – городом земли Северской, Новгород – земли Новгородской, Псков – земли Псковской, Хлынов – земли Вятской, а Вышгород, Белгород были пригороды Киева, Ладога – пригород Новгорода, Изборск – пригород Пскова и так далее. Когда раздельные части Восточной Руси сплотились между собою, Москва получила смысл города всей Русской земли, но тогда само слово «город» изменило прежнее значение.
Московский Кремль в конце XVII в. С картины А.М. Васнецова
Городом не называлось уже главное правительственное место, где находился центр правления, напротив, это слово начали употреблять в обратном смысле. Москва называлась Москвою: собственное имя ее нередко принималось нарицательным именем русской столицы; говорилось: «На Москве и в городах», как теперь говорится: в столице и провинциях. В XVI и XVII веках название «город» сохраняло два значения: укрепленной местности и административного провинциального пункта. В городах происходило соприкосновение народа с властью; там была складка военной силы, которой поручен край для охранения; туда стекались государственные доходы, вносимые краем, наконец, там жители края искали убежища во время военных опасностей. По мере расширения народонаселения возникали города один за другим, и сообразно благоприятным условиям одни получали пред другими преимущества в отношении важности своей. Таким образом, города были большие или меньшие, и большие начальствовали над последними. Кроме городов, постоянно населенных, существовали еще укрепленные места, называемые острогами; они находились преимущественно в отдаленных от средоточия власти пограничных и малонаселенных областях, были вообще меньше городов и часто не имели постоянного населения: из городов посылались туда служилые люди для стражи, напеременку. Мало-помалу, смотря по надобности, эти остроги или острожки обращались в города.
Посадом называлось то, что теперь мы привыкли называть городом, и название «посадский человек» означало то же, что теперь мещанин. Посады были пунктами торговой и промышленной деятельности. Они строились близ городов, так что город находился посреди посада, и в этом смысле назывался кремлем, а посад раскидывался около него. Часто город был на горе, а посад внизу. В местах, где жителям посада опасно было оставаться в своих жилищах без защиты, посады обводились валами, стенами и рвами. У нас в отношении посада к городу было то же, что на Западе; то, что у нас называлось посад, – на Западе было city, cite, Stadt, miasto, mesto и то, что на Западе было Bourg, borgo, bourgh, bard, hrag, grod, у нас называлось город, а в древности – град. То же было в древнем классическом мире: так, Акрополь был град Афин, а сами Афины около него посадом. В нашей старой Руси поселение, подобное тому, что в настоящее время называется городом, состояло нередко из трех частей: град, или город, посад и слободы. Посад разделяется на две части: острог, или укрепленная часть близкого к городу поселения, и поселок вне острога, или собственно посад, а за ним слободы.
В посаде Китай-города. XVI в. С картины А.М. Васнецова
И теперь в землях турецких славян та же троичность: град, соответствующий нашему городу, варош – острог – и паланка – поселение за укреплением, которое может, смотря по местным обстоятельствам, соответствовать нашему посаду или слободам.
Слободами первоначально назывались поселения, жители которых пользовались какими-нибудь особенными условиями; но так как эти условия давались обществам, деятельность которых посвящена была каким-нибудь особым занятиям, то за такими обществами преимущественно удерживались названия слобод. Они были большей частью около посадов и городов.
Погост, село и сельцо, деревня, поселок, займище были поселения земледельческого класса. В древности погостом называлось поселение с церковью, при которой всегда сосредоточивались сношения окрестных жителей и устанавливался административный центр. Но когда количество церквей умножилось и таких поселений стало много, они, естественно, начали утрачивать прежнее преимущественное значение и назывались вообще только селами. Слово «погост», бывшее некогда в повсеместном употреблении, в XVI и XVII веках сохранилось только в Новгородской земле в смысле большого села со средоточием администрации для окрестного края. Различие между селом и сельцом заключалось только в величине их. Деревни были поселения без церквей. Починки были маленькие деревушки, недавно заселенные. Займище было небольшое поселение на дикой земле, занятое обыкновенно одним двором. Когда к этому двору присоединялись другие, то из займища образовывался починок; починок по прошествии времени, которое лишало его значения новизны, и по мере возраставшего населения переименовывался в деревню; а наконец, с постройкою церкви деревня изменялась в сельцо и с умножением народонаселения в село. Жилые земледельческие местности без церквей и даже небольшие сельца принадлежали к селам. Такая принадлежность одних местностей другим не была только административным распоряжением, а истекала из образа их основания, ибо новые поселения основывались посредством выселков из старых. Из сел выходило несколько семейств: основывали деревню; когда она значительно возрастала или же находились в ней зажиточные люди, чтоб построить церковь (так как в то время это было нетрудно по обилию леса и по невзыскательности церковной архитектуры), деревня превращалась в сельцо, потом в село. В свою очередь из нового села выходили жители и основывали починки и деревни, превращавшиеся в свою очередь в сельца или села, и так далее.
Главный русский форпост в Сибири – Березовский острог в XVI в.
Первое родоначальное село удерживало старшинство над своими выселками и оставалось между ними центром сношений по крайней мере до тех пор, пока время не изглаживало из памяти этой старинной исторической связи. Таким образом, в Новгородской земле погосты в смысле первенствующих поселений были старые поселения со старыми церквами, а села с новопостроенными церквами были их выселками. Смотря по историческим обстоятельствам, изменявшим движение народонаселения, и по относительной быстроте его размножения, эта связь поселений удерживалась долее или ослаблялась скорее.
II. Города
Потребность возведения городов возрастала у нас вместе с расширением пределов русского мира. Города заводились прежде, чем поселения; в местах незаселенных: чтобы дать возможность жителям существовать на новоселье, надобно было приготовить для них оборону. Таким образом, южные степи Московского государства не иначе заселялись, как под прикрытием множества городов, городков, острогов, засек и всякого рода укреплений; в низовьях Волги долгое время только города, уединенно стоявшие на сотни верст один от другого, указывали на господство русской державы в безлюдной земле. В Сибири каждый шаг подчинения земель власти государя сопровождался постройкою городов и острогов. Повсюду в XVI и XVII веках постройка городов была одной из первых забот правительства и городовое дело важнейшей из повинностей всего народа. Когда в старых актах говорится о постройке городов, то разумеется под этим возведение и устройство укреплений, и в этом случае само слово «город» означало ограду, а не то, что находилось в ней; говорилось: города каменные (включая в это название и кирпичные), города деревянные и земляные. В XVI веке каменных и кирпичных оград было чрезвычайно мало, исключая монастырские стены, которые чаще, чем городские, делались из кирпича. При Михаиле Федоровиче, после того, как Смутные времена показали ненадежность деревянных твердынь, ощутительная потребность охранения государства со всех сторон побуждала выписывать из Голландии мастеров для каменных построек. Как медленно шло это дело, можно видеть из того, что в Астрахани, несмотря на ее одинокое и небезопасное положение, прежде 1625 года не было каменных стен. При Алексее Михайловиче, по свидетельству Котошихина, во всем Московском государстве были, исключая монастыри, в двадцати городах каменные или кирпичные укрепления; но это число кажется преувеличено; по крайней мере, собирая рассеянные известия того времени по этому предмету, едва ли можно насчитать их столько (Москва, Новгород, Ладога, Псков, Смоленск, Тула, Нижний, Казань, Астрахань, Яик, Ярославль, Путивль, Вологда, Полоцк). Вообще же бесчисленные города, усевавшие пространство русских владений, были с укреплениями деревянными или земляными, то есть с валами и с тыном по валу. Города располагались так, чтоб около них находилась естественная защита: вода или ущелья; часто одна сторона стены, а иногда и несколько сторон примыкали к озеру, пруду или болоту; с других сторон, менее обезопасенных местоположением, под стенами проводился ров. По большей части деревянные укрепления соединялись с земляными разным способом: например, насыпался вал или осыпь, а на осыпи устраивалась деревянная стена или тын; или же стена стояла на плоской земле, но за нею следовала осыпь; или же деревянные стены были присыпаны хрящем, то есть кучею каменьев, песка и земли. Простые остроги или острожки делались без осыпей, и их деревянные стены были ограждены только рвами. Часто город, окруженный деревянной стеной и рвом, был еще раз обведен осыпью или деревянною стеною – так называемым острогом, а между городом и острогом находилось поселение. Такое городское расположение было и в самой Москве: Кремль с Китай-городом составлял сердцевину столицы; на значительном промежутке от них была проведена кругом другая стена так называемого Белого города; далее, также после значительного промежутка, земляной вал, обшитый деревянной стеной. Подобное устройство было и в других городах: в Казани был каменный кремль, а за ним следовал посад, окруженный острожною деревянною стеною; в Астрахани также был каменный кремль, а его окружала другая каменная стена, соединявшаяся с кремлевскою вдоль Волги, и промежуток между кремлевскою стеною и этою последнею назывался, как и в Москве, Белым городом. В Пскове среднее укрепление называлось Детинцом: оно стояло в углу, образуемом рекою Великою и впадающей в нее Пековой. От угла, противоположного той стороне, где была Великая, шла стена вдоль реки Псковы и упиралась в башню; от этой башни в обе стороны шли стены, огибавшие город, построенный на двух сторонах реки Псковы; эти стены сходились к двум углам Детинца на берегу реки Великой. Сверх того, в середине города, на левой стороне Псковы, в сторону от Детинца, существовал еще один внутренний город, называемый Кромом, а за пределами большой внешней стены, огибавшей весь город, был ров, за которым расположено было многолюдное поселение, называемое Застеньем, обведенное деревянною стеной. В Новгороде на Софийской стороне был каменный город, окруженный земляным валом; между тем и другим находился посад; укрепления земляного города шли неправильными линиями, то приближаясь к каменному, то удаляясь от него; за пределами земляного расположены были поселения, тоже в древности еще раз обведенные стеной, а на Торговой стороне был другой город с башнями и рвом. Некоторые монастыри (они вообще в тот век были твердынями) имели такую же форму укреплений; например, в Кирилловском в начале XVII века была кругом монастырского строения каменная стена; а подалее, на значительном от нее расстоянии, по тому же направлению, эту каменную стену окружала деревянная острожная стена, за которой с внешней стороны проходил вокруг нее ров. Во множестве небольших городов был такой же порядок; за стеною, обыкновенно деревянною, опоясанной рвом по наружной стороне, часть посада, иногда же и весь посад охранялся другою стеною, острожною.
Астраханский кремль в наши дни. Вид в сторону Никольских ворот и Артиллерийской башни. Фото С. Петрова
Как каменные, так и деревянные стены не составляли правильных очертаний; так, например, в одном деревянном городе стена в одном месте суживалась до 31 сажени, а в другом расширялась до 98. Почти всегда город в одних местах был шире, в других – параллельных первым – уже. Окружность городов соразмерялась с местоположением и важностью города. В Новгороде, например, каменный город был в 498 саженей кругом, земляной – в 712, деревянный – в 2406. Окружность астраханского каменного города заключала 1017 саженей. В других местах мы встречаем окружность второстепенных городов в 112, в 184, в 395, в 550 саженей и так далее.
В каменных стенах всегда делались наверху зубцы, такие высокие, что иногда занимали более трети вышины всей стены. По протяжению всей стены возвышались башни, в каменных городах – каменные, в деревянных и земляных – деревянные; но случалось, что при деревянных городских стенах башни были каменные, как, например, в Ярославле. Кроме башен в стенах делались различной формы выступы: городни, выводы, костры, кружала (круглые выемки, где обыкновенно помещались кладовые со входами изнутри и амбары); обломы (скатные пристройки, выдававшиеся в наружную сторону) с деревянными котами (катками или колесами без спиц), которые спускались на неприятеля во время осады; печоры (углубления внутрь стены); быки (расположенные рядами большие выступы), на которых строились укрепления, образовывавшие сверху другую стену. Стены разделялись по пространствам между башнями, называемыми пряслами. Эти пространства имели различное протяжение в одном и том же городе. Так, в новгородском каменном городе пространство между башнями в одной стороне было до 70 саженей, в другой – до 50, в третьей – до 40 и менее. В новгородском земляном городе между одними башнями было 150 саженей, между другими – 46. В Тотьме вообще от 17 до 25 саженей. В одном деревянном городе, в южном краю Московии, на одной стороне вся стена имела 35 саженей, на другой – 44. В Воронеже в 1666 году в одном месте пространство между башнями заключало 155 саженей, в другом – 30, в третьем – только 18 и тому подобное. По пряслам устраивались окна, при которых припасались камни и колья, чтоб метать на осаждающих, и бои, узкие отверстия, откуда стреляли из пушек и пищалей. Таких боев в больших городах было три ряда: подошевный, средний и верхний. В Астрахани на пространстве в 425 саженей, составлявших часть городской стены, было 509 боев. В малых городах их было обыкновенно два ряда: подошевный и верхний. Толщина и высота стен в разных городах была так же различна, как и окружность. В Астрахани в 1649 году каменная стена в толщину была в 1,5 сажени, а в вышину с зубцами 4 сажени, без зубцов 2,5 сажени; сами зубцы возвышались над стеною на 1,5 сажени и в толщину были в полсажени. Стены Московского Кремля в XVI веке, по свидетельству англичан, имели в толщину 18 футов. В Кирилловском монастыре вышина внешней стены была до 16 аршинов, внутренней – 10; толщина первой – в 9,5, а внутренней – в 1,5 аршина. В Суздале вал с приступной, то есть с внешней, стороны имел от 8 до 10 саженей вышины, а с внутренней – от 3 до 6. Земляные валы делались книзу шире, кверху ýже: таким образом, в этом же суздальском вале толщина его у земли была от 8 до 10 саженей, а наверху простиралась только до 1,5 сажени.
Изнутри по стенам проводились лестницы и ходы, обыкновенно из башен от одной к другой; местами эти ходы имели тайные выходы наружу. На больших выступах, или быках, устраивались мосты, на которых, как сказано прежде, возвышалась другая стена. Вдоль городских стен устраивался мост, по которому можно было иметь движение по всей окружности. Очень часто стены города были двойные, тройные и четверные. Пространство между стенами засыпалось землею, или было соединяемо поперечными бревнами, или же оставлялся промежуток. Сверху делались над ним кровли из теса или решетины. Эти кровли были иногда высоки.
Башни, возвышавшиеся над стенами городов, были по фигуре круглые, четырех-, шести– и восьмиугольные. Кровли на них иногда были так велики, что сами по себе превышали вышину остального строения; так, в Олонце вышина башни до кровли была 5 саженей, а с кровлей – 11. Вообще вышина, длина и ширина башен была очень различна и не одинакова в одном и том же городе. Например, в Воронеже в 1666 году одна башня имела в вышину 7 саженей, а другие – 5, 4, 3 и даже 1. Вышина вообще не соразмерялась с объемом башен; например, в одном городе из двух башен в 1,5 сажени в диаметре одна была вышиною в 3 сажени с половиною, другая – в 1,5 сажени. Редко длина башни была одинакова с шириною. Чаще всего в одну сторону они были длиннее, в другую, внутреннюю, короче, например 4 сажени длины и 2,5 ширины. Но самая обыкновенная мера башен была около 3 саженей в длину и 2 в ширину. В некоторых городах башни строились в уровень со стеною, в других выступали сажени на 2, 3 и даже 4 в наружную сторону. Количество башен в городах было чрезвычайно различно, смотря по объему стены: в новгородском каменном городе их было 10, в земляном – 9, в деревянном – 37; в Астрахани – 10, в Яике – 8, в Олонце – 13, в Тотьме – 7, в Смоленске и Муроме – 14, в Воронеже – 17, в Архангельске – 9, в Кирилло-Белозерском монастыре – 23. Те, которые стояли по углам, назывались наугольными, стоявшие посередине стены – средними, с воротами – проезжими, без ворот – глухими. Везде были тайнинские башни, стоявшие обыкновенно поблизости к реке; оттуда делали подземные ходы со срубами, иногда саженей на 6—10 и более. Башни назывались по урочищам, по местности или же по их назначению, например разважская, новинская, водяная, набережная, поваренная, квасоваренная, также по именам праздников или святых, например Пречистенская, Введенская, Никольская. Последнего рода названия давались преимущественно проезжим башням. Башни разделялись на ярусы, которые снаружи обозначались террасами во всю окружность строения, называемыми в те времена мостами. Этих ярусов было обыкновенно три: нижний, или подошевный, средний и верхний, а иногда, особенно в небольших городах, только два. В каждом ярусе устраивались бои; в подошевном стреляли из пушек, и потому он назывался пушечным, а в верхних над ним – из пищалей и мушкетов, и потому они назывались пищальным и мушкетным боями.
Не всегда в одном и том же городе были башни с равным количеством боев. Так, в Смоленске в некоторых башнях были неполные бои, хотя с полным количеством мостов. Например, в одной башне бои устроены были только в среднем мосту, в другой – только в верхнем, а в нижнем и среднем не было боев. Ходы по башне были иногда снаружи, иногда изнутри, так что башня в середине по столбу разделялась на отделы, а верхние отделы с нижними соединялись посредством лестниц. Иногда на кровлях башен устраивались чердаки, клетки, или караульни, небольшие надстройки для обозрения далеких предметов; в них также были наготове пищали. Количество проезжих башен соразмерялось с величиною города. В каменном новгородском городе из 10 башен было 6 проезжих, в земляном из 9–3, в Воронеже из 17 – 6, в Белозерске из 8–2, в Инсаре из 8–3, в Муроме из 14 – 2 проезжие и третья с воротами водяными, то есть ведущими к воде, в небольших городках из 4 башен строилось по 2 проезжие; никогда не строились города с одним только выходом. Ворота в башнях были толсты и широки, и потому проезжие башни всегда значительно были и выше, и массивнее глухих; например, в 7,5 сажени длиною и столько же шириною. В воротах вделывались боевые окна, как в глухих башнях и в пряслах. Над ними находился образ святого или какого-нибудь большого праздника, и по имени образа называлась башня; а в некоторых городах в башнях над воротами устраивались маленькие церкви. Ворота запирались огромными замками. В мирное время, однако, створы ворот не запирались, а только на ночь опускалась решетка, а для удобства в самих воротах проделывались калитки, которые также запирались особыми замками. Обыкновенно на проезжих башнях устраивались боевые часы и вестовой колокол, который всегда был массивнее и громче обыкновенных церковных или благовестных колоколов. Его называли также полошным колоколом, потому что звонили в него на тревогу и призывали народ к сбору. Вместе с вестовым колоколом стояла вестовая пушка, из которой стреляли только тогда, когда подавали сигнал. На прочих башнях привешивались также колокола; в них звонили во время отбоя неприятеля или вылазки, для возбуждения охоты к битве и храбрости. В темные ночи на башнях зажигались свечи в слюдяных фонарях. Случалось, что перед самими проезжими башнями делали острожки или города в малом виде. Так, в Муроме перед двумя проезжими воротами сделаны были острожки: один длиною в 8 саженей, а поперек в 3 сажени, другой длиною 4, а шириною 3 сажени.
Городовые стены или валы окаймлялись всегда рвами разной глубины и ширины, проведенными по направлению твердынь с их внешней стороны. В небольших городах встречались рвы глубиною в сажень и шириною в 2 сажени или глубиною в 2 сажени, шириною в 2,75 сажени; но в больших городах рвы были и глубже, и шире, и достоинство их вообще полагалось в том, чтоб они были глубоки и круты. В иных местах в эти рвы проводили воду, а в других забивали сваи, называемые частиком или чесноком; а иногда сам чеснок утыкали сверху железными спицами; иногда, кроме того, рвы обносили особою оградою из дубовых бревен.
Надвратная башня ограды Николо-Карельского монастыря, 1691–1692 гг. Ныне находится в музее «Коломенское».
Случалось, что таких рвов за главною стеною или городским валом было несколько рядов, один возле другого по одному направлению.
От рвов в наружную сторону проводили отводные стены и делали длинный ряд укреплений, называемых надолбами. То были столбы из толстых бревен (обыкновенно дубовых), поставленных тесно один возле другого и составлявших сплошную стену. Надолбы были двойные и тройные, то есть в два и три ряда; ряды эти соединялись между поперечными связями из бревен наверху и таким образом представляли вид коридоров всегда в извилистом направлении. Около Воронежа такие коридоры шли от города на протяжении 5,5 версты до караульного городка, устроенного для наблюдения и для подачи вестей в город; иногда же ряды надолб шли от города верст на 20 и даже более и были окаймлены рвами, а местами между ними устраивались башенки. Там, где нужно было сделать выход, устраивались ворота с опускными колодами. От таких мест пускались в стороны ряды новых надолб, называемых отметными, а от этих в надлежащих местах расходились в боковые стороны другие отметные. В некоторых местах в надолбах делались тайные выходы, известные одним служилым людям. Надолбы на своих поворотах упирались в лесные завалы, то есть кучи срубленного и сваленного леса шириною саженей в 20 или 30. Неприятель, подступая к городу, должен был сначала пройти через эти завалы, потом путаться около лабиринта надолб, уничтожать их и тогда уже достигнуть городских укреплений, которые, как выше сказано, были нередко двойные и тройные и сопровождались двойным и тройным рядом рвов. Дороги, служившие сообщением для городов, пролагались вдоль надолб и проходили через устроенные в них ворота, которые, в случае нужды, запирались, как выше сказано. Кроме надолб существовали еще укрепления, называемые тарасами. Они состояли из бревен продольных и положенных на них поперечных и если были в два ряда, то покрывались сверху дранью. Для укрепления берегов от полой воды близ города ставили такие тарасы и насыпали внутрь рядов их землю. Тарасы приставлялись также к пряслам городских стен в разных местах.
В окраинных сторонах от городов до городов проводились земляные насыпи и по их протяжению устраивались в разных местах жилые и стоялые острожки. Первые были те, где постоянно жили служилые: они впоследствии обращались в города; в другие же посылались служилые на временную службу: последние нередко возникали и скоро потом исчезали. По сторонам устраивались лесные засеки, состоявшие из куч наваленного леса, обведенные рвом, но иногда делались в них башни, и они принимали вид построенных наскоро городов. Эти засеки возводились преимущественно в лесных местах; туда отряжался засечный приказчик с отрядом служилых; они должны были, заслышав о неприятеле, тотчас подавать весть в город. Таким образом, южная часть Московии представляла ту особую физиономию, что, при своей малонаселенности, усеяна была городами и острогами с надолбами по окрестностям и была изрезана земляными валами в разных направлениях со множеством лесных засек и завалов. Все эти укрепления делались наскоро, а потому скоро и разрушались; теперь, кроме остатков валов, нет и следа их, да и в то время, когда они строились, край был больше защищаем твердостью служилых людей, чем этими бревнами. «Наши городки не корыстны, – говорили в XVI веке донские казаки крымскому хану, – оплетены плетнями, увешены тернами, да доставать их надобно твердо головами».
