Текст книги "Уходимец"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Назад прикладом бей! – прошептала опасная добыча, и перешла в атаку, одним прыжком догнав хромого противника, перебила ему позвоночник.

Разорвав круг противников, двуногий вовсе не бросился наутёк, он замер, присев на задних лапах, в передних сжимая своё страшное оружие, и зарычал. Вожак стаи понял свою ошибку. Странный зверь оказался более опасным хищником, чем леопард, его надо опасаться не меньше, чем серого медведя, живущего в груде камней у ручья. Тот тоже часто ест корешки, но отобрать у него добычу не пытаются даже волки зимой. Вожак пролаял, и оставшаяся троица бросилась врассыпную. А человек, проводив убегающих зверей тяжёлым взглядом подошёл к пытающемуся уползти на одной передней лапе зверю и ударом ножа перехватил ему горло. Кровь оказалась достаточно хороша на вкус.

В этот раз слияние со зверем особенно удалось, не прошли даром ежедневные тренировки. Человеческое сознание, подобно воде облекло выпущенную на волю дикую сущность, направляя и корректируя результат адреналинового взрыва. Потому и схватка оказалась минутой красивого, выверенного танца. Роман-зверь, бросившись в схватку, мог и победить, но какой ценой? Вряд ли ушел бы потом на своих ногах. У Романа– человека шансов не было вовсе, его бы уже паковали в желудки для переноски к логову. Теперь же Шишагов, напившись свежей крови, рассматривал сложенные в ряд трупы хищников. Звери ростом с некрупную овчарку, но более сухие, поджарые и длинноногие. Шерсть тёмно-рыжая, с бурой полосой вдоль хребта, на брюхе заметно светлела. Морда черная, в пасти впечатляющих размеров клыки. Могучий мускулистый загривок говорит об огромной силе укуса. Круглые уши довольно большого размера, недлинный, и довольно пушистый хвост с маленькой белой кисточкой на хвосте. Этих ребят природа создала для загонной охоты стаей на крупную добычу. «А я сделаю из них себе новые штаны, потому что джинсы уже совсем изорвались, заплаты некуда ставить». Подвесив самую крупную тушу за задние лапы на подходящий сук, Шишагов сделал на шкуре первый надрез.

ГЛАВА 5

Привычно расслабившись, войти в боевой режим, резко, с поворотом, перебить ребром ладони подвешенную на верёвке палку из железного дерева. Швырнуть вверх и вперёд посох. Увернуться от падающего камня, проскочить в узкое окошко, сложившись так, что нос трётся о колено выставленной вперёд ноги. Рванувшись, с ускорением пробежать двадцать метров до ближайшего дерева. Используя силу инерции, взбежать по стволу метра на три. Взять из воздуха падающий посох. Оттолкнуться от ствола ногами, задним сальто с прогибом спрыгнуть на землю. Застыть на полусогнутых ногах, в готовности нанести или отбить удар посохом.

Переход в обычное состояние стал восприниматься, как преодоление какого-то барьера. Похоже на выныривание наоборот, наверно, похожие ощущения испытывает рыба, или дельфин, после прыжка возвращаясь в родную стихию. Собственные движения кажутся замедленными, тягучими, как под водой. Зато любое движение вокруг ускоряется, потерявший половину плотности воздух легко скользит в лёгкие и обратно, успокаиваясь, замедляет бешеный ритм сердце.

Роман каждое утро начинает с тренировок. На обрыве у водопада им построена целая штурмовая полоса, с поправкой на технологии каменного века. И после ежедневной медитации, которой он встречает восход солнца, Шишагов гонит себя на занятия. Разные маршруты, два вида их прохождения, в обычном режиме, и выпустив зверя порезвиться. Даже в обычном режиме результаты Рому удивляют, две-три сотни отжиманий или сотня подтягиваний за подход уже не кажутся большой нагрузкой. А координация движений в боевом режиме такова, что попади он сейчас на съёмки китайского боевика, тамошние звёзды могли бы удавиться от зависти на тех самых лонжах, на которых свои трюки выполняют. Зачем это нужно? После каждого цикла тренировок, после каждого входа – выхода в боевой режим и обратно необходимое усилие уменьшается, призрачнее становится разница между состояниями, случись сейчас побеседовать с каким психоаналитиком, так и не объяснить, где граница между ними, и в чём отличие. Пожалуй, только в скорости движений и восприятии. Пришпоренный организм прекращает замечать ненужные детали. Как в компьютере, когда быстродействие увеличивают, уменьшая деталировку изображения. Тускнеют цвета, смазывается фон, но взамен бросаются в глаза любые мелочи, важные для выполнения задуманного: ненадёжный камень на тропе, гнилая ветка, малейший нюанс в позе зверя, на которого охотишься. Или того, который охотится на тебя. И ты знаешь – камень повернётся под ногой, ветка сломается, а зверь через миг будет там, через два – здесь или вот здесь. Кажется, достигнуто некое сверхзнание, «прямое подключение к информационному полю вселенной». Чёрта с два, просто мозг, отсекая массу ненужной в данный момент информации, анализирует оставшуюся так быстро, что затрачиваемое время просто не фиксируется сознанием. И, стреляя из лука, бросая камень или палку, ты просто совмещаешь в пространстве цель и посланный тобой снаряд, с точностью, недоступной самому продвинутому баллистическому вычислителю.

А ещё после выхода из боевого режима очень хочется есть. Поэтому после тренировки, ополоснувшись в ручье, Роман бегом несётся в свою берлогу, отхватывает ножом кусок вяленого мяса, забрасывает в рот, и только после этого начинает готовить собственно завтрак. Выкладывает на сковородку приготовленное с вечера мясо, ставит разогреваться котелок с тушёными травами и овощами (крапива, корни рогоза и лопуха, дикий лук, вымоченные листья одуванчика, молодые побеги папоротника, немного щавеля). Иногда вместо мяса на сковородку попадает рыба, а вместо тушёных овощей – салат из зелени или какое-то подобие киселя из высушенных и растёртых в муку лишайников. Тех самых, которые неаппетитными серыми, рыжими или зелёными пятнами висят на камнях и стволах деревьев. Впрочем, таким порошком приправляются и тушеные травки, сытнее получается.

После завтрака – сборы и хлопоты по хозяйству, выделка кож или шкурок, поиск чего-либо полезного в окрестных горах. Иногда Роман уходит на несколько дней, осматривая дальние перевалы и ущелья. Вполне возможно, что много раз он топтал ногами куски руд или ещё какую-то полезную в хозяйстве субстанцию, опознать которую Роман мог только при наличии подписи. Желательно на русском языке и большими буквами.

С каждым днём солнце поднимается всё выше и выше. Чем теплее его лучи, тем сильнее прессует Рому какое-то непонятное ощущение. Давит на него капитально переделанная берлога, не спится на комфортной кровати с сеткой из кожаных ремней, постоянно попадает под ноги размножившееся барахло, надоели живописные окрестности. Простор, открывающийся со скал, тянет к себе, просится под ноги бесконечная степь. Жалко, конечно, вложенных за год трудов, комфорта какого – никакого, но смысла в сидении на скалах Роман больше не видит. Надо идти дальше, смотреть, слушать, ощущать. Шишагову тесно в уголке, ставшем для него в этом мире колыбелью.

Когда решение принято, становится легче. К своему удивлению Роман обнаружил, что большую часть приготовлений уже сделал. Имеется не очень красивая, но удобная и просторная одежда из собачьей и оленьей кожи, сшиты и обношены короткие сапоги на добротной наборной подошве. Топор, правда, так и не смог сделать, просто превратил остаток стали в полуметровый тесак. Как сумел, конечно. Увидев сие творение, самый последний негр из зулусской деревни поднял бы Рому на смех, но автор работой гордился, ему удалось не только расплющить металл, но и сложить заготовку вдвое. И она потом не развалилась! И дерево им можно рубить, проверено.

Тонкие полоски вяленой оленины сложены в мешок, есть запас соли, порошка из лишайника, костяные иглы и жильные нитки уложены вместе с шилом. Метров десять тонкой лыковой верёвки проверены на прочность, обмотаны вокруг хорошей бараньей шкуры и большого куска кожи – хочешь, навес сделай, хочешь, палаткой натяни, или гамаком. И ремней сыромятных хватает. Ранец новенький из лыка сплетён, наплечные лямки беличьим мехом подшиты. Лук в налуче (вспомнил Роман название), колчан со стрелами, посох из железного дерева. И праща, последнее время Шишагов с ней тренировался, но получалось ещё паршиво, в движущуюся цель не попадал. Для воды – бараний рог с пробкой на ремне, чтобы через плечо носить, котелок – кажется, всё что нужно, имеется. Осталось только порядок в хозяйстве навести – вдруг придётся обратно вернуться.

Подвесил к стропилам в берлоге и кузне всё, что могут испортить вездесущие мыши, в тайник уложил оставляемую посуду – не тащить же с собой такую тяжесть. Разложил в окрестностях лишнее продовольствие. Чем сгниёт, пусть местные обитатели съедят. Окинул хозяйским глазом – кажется, всё. Попрыгал – ничего не звенит, не болтается без толку, и ушёл, не оглядываясь, размеренным шагом тренированного пешехода.

***

Если не знаешь дорогу, нужно двигаться вдоль текущей воды. Тем более что у здешних рек голодный путник всегда найдёт, что на зуб положить. В начале пути захотелось присесть «на дорожку». Шум водопадика, птичий щебет, ласковое солнце – Роман, как-то не задумываясь, начал медитировать. Сколько он просидел так на берегу ручья? А чёрт его знает. Когда очнулся, в трёх шагах от него, придавив молодую травку тяжёлой тушей, ждал давний знакомец. Серая косматая шкура, кривые длинные когти, будто покрытые чёрным лаком. Огромная башка с маленькими ушками, не по-звериному умные маленькие глазки. Из приоткрытой пасти тянется к земле нитка слюны, большие желтые клыки чуть оттопыривают черные губы. А запах! Как со старой помойки. И вся эта прелесть сидит на заднице, выставив вперёд черные стопы задних лап, расслабившись, как дембель на хозработах. Зверь не признал в человеке добычу, но и угрозы для себя не ощутил, рассматривает. Любопытно ему.

Позже Роман удивлялся тому, что абсолютно никаких сильных эмоций это соседство у него не вызвало. Лишь немного удивился – «В самом деле, медведица. Правильно приснилась».

Они смотрели друг на друга с минуту, потом Шишагов не спеша поднялся на ноги. Поправил поклажу, кивнул лохматой:

– Бывай соседка, пора мне. Извини, угостить нечем.

И ушёл. За спиной раздался могучий вздох. Так и распрощались.

Шагается легко, подсохшая под теплым ветерком степная земля чуть пружинит под ногами. Звенит ручей. Ещё не появились орды крылатых кровососов, отравляющие жизнь летом. Роман не спешит, но и не останавливается – самый продуктивный темп, если собираешься идти далеко и долго. Прошлогоднюю траву почти под корень объели кочующие стада копытных, новая ещё только пошла в рост, и не мешает идти. Шмыгает между стеблей всякая животная мелочь, парят в небе, выглядывая её, крылатые хищники. Заливается колокольчиком невидимый жаворонок. Красота! И больше не давит на душу бессмысленность существования. Группы оленей и антилоп на всякий случай уступают дорогу, неспешно и без суеты отходят в сторону, только «дежурные по стаду» провожают взглядами непонятное существо. Встречающиеся на пути деревья всё также поражают громадными размерами. После полудня Ромин ручей с невысокого обрыва спрыгнул в небольшую реку. На берегу речки, под обрывом, грудой старых костей белеют сухие сучья и стволы посолиднее. Удобное место для привала, много дров. Спускаясь к воде, Шишагов спугнул нескольких лягушек. Большие квакушки, плюхнулись в воду, как булыжники. Побродив по отмели, Роман насобирал речных моллюсков. Чем не мидии? Сварил, поел, искупался в холодной воде и потопал дальше вдоль реки, к маячащему на горизонте леску.

«Интересно, почему местные сосны вдвое крупнее наших, железное и вовсе огромных размеров достигает, будто секвойя какая-то, а берёзы, дубы и прочие деревья, включая ёлки, обычного размера»? Высокий холм, который с трёх сторон огибает река, по большей части, зарос лиственными деревьями. Для ночлега Роман выбрал растущий на опушке старый дуб, на который было несложно забраться. Засветло затащил наверх пяток жердей, укрепил их между двумя сучьями, крайние подняв выше центральных, чтобы получилось этакое «корыто». На случай ночного дождя растянул сверху кожаный навес. На жерди уронил охапку еловых лап, и застелил сверху бараньей шкурой. Всегда, когда есть возможность, нужно потратить время, и оборудовать место для ночлега на совесть, ведь даже короткий сон в комфорте лучше, чем всю ночь пытаться дремать, замерзая или ворочаясь на неудобной постели. Молодые побеги папоротника, листья щавеля и зажаренная на углях змея – поедая свой немудрёный, но сытный ужин, Рома вспомнил, как трудно было прокормиться год назад. Теперь всё необходимое для пропитания собирается на ходу, сейчас он знает, где и что искать и умеет взять нужное, не сильно задерживаясь. За день, проведённый в пути, много раз можно было подстрелить оленя или антилопу, но Роман не видел в этом необходимости. Столько мяса ему не съесть, и не утащить, а губить животное для того, чтобы несколько раз поесть, он считал глупостью.

Постель спружинила, принимая в себя уставшее тело, приятный запах елового лапника успокаивал, и человек уснул, не обращая внимания на брачную перекличку лягушек и доносящиеся со всех сторон звуки ночной жизни.

Мимо опушки шли на водопой и обратно стада зубров, рылись в палой листве кабаны, разыскивая прошлогодние жёлуди. Где-то недалеко хищники задрали оленя – Шишагов спал, как младенец, равномерно посапывая и время от времени переворачиваясь с боку на бок.

День за днём, не торопясь, двигался Роман вдоль речных берегов. Иногда несколько дней проводил на одном месте, в первый раз пришлось пережидать непогоду, во второй раз дорогу пересекало огромное стадо зубров. Бурые рогатые туши почти весь день неспешно брели мимо сидящего на холме человека к какой-то известной им одним цели. На следующий день, пересекая оставленный стадом след, Роман до полудня шел, стараясь не ступать в ямы и подсохшие лепёшки.

Жизнь в степи била ключом, и Роман то и дело останавливался понаблюдать за стадом оленей или брачными поединками дроф, часами смотрел, как коршун охотится на мышей.

А мог просто лежать в траве, бездумно глядеть в небо, разглядывать проплывающие облака. Это неспешное движение, без цели и забот, всё сильнее затягивало Шишагова. Засыпая вечером, он с нетерпением ожидал утра, которое позволит продолжить путь к горизонту.

В памяти осталось самое интересное: стадо кабанов загнало на дерево и взяло в осаду оплошавшего молодого леопарда, разъярённые свиньи яростно перекапывают землю вокруг ствола, а хищник жмётся к стволу, испуганно таращась на бушующую под ним свинину. Дикий кот, который тащит от реки рыбину, весом и размером с себя самого. Когда Рома подходит поближе, полосатый разбойник поднимает шерсть, яростно шипит и бросается на человека, защищая свою добычу. Уважая героизм отмороженного котофея, Шишагов по большой дуге обходит добытчика. Молодой жеребец, впервые собравший свой табун, ревниво бросается на любое проходящее мимо животное, более-менее походящего размера. Он ржёт, всхрапывает, вытянув шею и опуская голову к самой земле, трясет короткой щёткой гривы, роет землю копытом – пугает. Потом галопом, задрав хвост подобно боевому знамени, бросается к нарушителю спокойствия и пытается ударить его копытом или ухватить крупными жёлтыми зубами. С гнедым задирой Роман играет, уходит от ударов и укусов, шлёпает ладонью по крупу. Кобылам эта возня надоела, и они неспешно направляются дальше в степь. Жеребчик замечает, что драгоценные супруги оказались слишком далеко, прекращает атаки, громко ржет над Ромой и бросается догонять уходящее семейство.

ГЛАВА 6

– Нда-а, действительно, чуден Днепр при ясной погоде – почесал Шишагов в затылке. До противоположного берега больше двухсот метров, на песчаный пляж набегают вполне себе приличные волны. Не море, конечно, но на Припять уже похоже. Чайки орут, кулик вдоль воды бегает. Течение спокойное, русло реки петляет, огибая многочисленные холмы. Берега почти на всём протяжении заросли камышом и рогозом, заболочены. Пешком вдоль берега идти – сплошная полоса препятствий получится, и на неприятности в зарослях легко нарваться, там и кабаны стадами бродят, и те, кто ими питается. Топать по холмам тоже неохота. Надо изобретать флот. Хорошо хоть материала навалом, причём в прямом смысле этого слова. На лугу в месте впадения в большую реку той речки, вдоль которой Роман топал до сих пор, после паводка обсохло множество древесных стволов. Осталось только решить, что именно строить, и отобрать подходящие брёвна.

Сначала Роман хотел делать плот, несколько часов лазил по завалу, выбирал брёвна, которые легче было достать, и проще перетаскивать. Мимо неохватного дубового ствола, лежащего у самой воды, сначала прошёл, не приглядываясь, слишком толстый и тяжёлый, не сдвинуть в одиночку. Потом вернулся, несколько раз обошёл его вокруг. Видно, когда дерево несло потоком, сильно ударило о скалу, и ствол раскололся практически пополам, от корней до вершины. Пришедшая в голову Шишагова мысль сначала показалась глупой, была с негодованием отвергнута, но оказалась настойчивой и уходить отказалась.

– Вот если здесь и здесь отделить лишнее, и выдолбить середину, то получится классная лодка. А лодка намного удобнее плота – утверждала мысль.

– Это ж работы сколько! – возмущался здравый смысл.

– Мы куда-то торопимся? – ехидно удивилась провокаторша – А ствол можно пережечь в двух местах, тогда и нос с кормой обтёсывать почти не придётся…

– Ещё и нос с кормой обтёсывать?

– А иначе какая это нафиг, лодка? И вообще, нечего свою лень выдавать за здравый смысл, самозванец, работай давай! – победно заявила мысль и Роман послушно поплёлся собирать дрова для костров.

Первый блин вышел комом, и более тонкую половину ствола Роман испортил, причём лодка была почти закончена. Жалея свои ножи, сердцевину ствола он выжигал. Разводил огонь, ждал, пока прогорит, потом стёсывал угли и разводил огонь снова. Всего раз оставил огонь без присмотра, отошёл по нужде в камыши, и не смог вовремя вернуться – поссорился с семьёй кабанов. Когда удалось удрать, борт уже прогорел. Жалко было ужасно. Для успокоения выследил этих паскудных родственников Пятачка, и поджёг камыши, в которых они прятались. Пока свиньи в панике разбегались, завалил одного подсвинка. Свежая печёнка и запечённый в земляной печи окорок несколько пригасили горечь потери.

Наученный горьким опытом, вторую половину ствола Роман обрабатывал не спеша, осторожно и тщательно. К тому моменту, когда свинина подошла к концу, лодка была почти готова. Пять метров от носа до кормы, полтора метра от борта до борта в самом широком месте. Тяжёлая, как совесть чиновника, зато крепкая, как его лоб. Для спуска на воду пришлось катки делать. Чуть спину не свернул, пока сталкивал. Вёсла получились кривоватые, но грести вполне можно, попробовал. Даже мачту поставил, небольшую, и парус сплёл из рогожки, уж чего-чего, а рогоза по берегам хватало. На носу, на помосте из сучьев, уложил толстый слой сырой глины, обложенной камнями – очаг для костра. Ближе к корме место для ночлега, там можно тент натянуть. Когда выжигал, на корме скамеечку оставил, удобную. Анатомическую, можно сказать. Вместо якоря – большой камень на лыковой верёвке.

Управляемость у Роминой лодки оказалась лишь самую малость лучше, чем у плота, не хватало ему сил на то, чтобы разогнать вёслами массивное судно, так что в основном плыть придётся со скоростью течения, зато находиться в лодке всяко приятнее, чем на заливаемых волнами брёвнах. Борта над водой поднимаются сантиметров на тридцать – сорок, не должна речная волна внутрь захлёстывать.

Перед отплытием Роман сходил в степь, добыл небольшую антилопу. Постное мясо дольше сохранится, чем свинина, даже если его сильно не солить. На следующее утро сложил в лодку все свои нехитрые пожитки, запас дровишек, и отчалил. Так получилось, что Шишагов никогда не имел дела с большими реками, самое большее – ночные марши вдоль Днепра, ещё в военном училище, но вся оставшаяся в памяти информация – плеск чёрной воды и ненавистные извивы дамбы. Тем интереснее будет путешествовать. Роман спокойно, не напрягаясь, грёб коротким веслом, перебрасывая его с борта на борт, выводя лодку на стрежень. Прохладный ветер с верховьев заставил набросить на себя кожаную куртку, заслуженную спутницу его приключений. Выгреб на середину, направил нос вниз по течению, и успокоился. Поехали.

Река несет свои воды много быстрее, чем топает пешеход. Проплывают мимо бортов обрывы глинистые и песчаные, пляжи сменяются заболоченной крепью. В прибрежных зарослях крякают и шумят утки, гуси и прочая водоплавающая пернатость. Оставляя на воде характерный след, плывут бобры или ондатры, а может быть нутрии, ни разу не удалось рассмотреть ближе, осторожные зверьки ныряют при приближении лодки. Роману нравится река. Поток то широко разливается, замедляясь, завивается водоворотами, пытаясь закружить лодку, то разгоняется на неглубоких местах. На одном из бродов пришлось бросить якорь, пережидать пока пересечёт реку стадо диких быков, голов пятьдесят. Этот вид не походил на зубров, звери были намного крупнее, массивнее, покрыты короткой шерстью чёрного цвета, бычьи головы украшают большие острые рога, изогнутые вперёд и вверх. Зайдя в воду по колено, животные пили, потом двигались дальше. Быки и коровы пересекали реку, задирая морды, в самом глубоком месте вода доходила им до середины боков. Поднятые ими волны ощутимо раскачивали лодку. Подростки держались выше по течению, и в некоторых местах им приходилось пускаться вплавь. Вниз по течению потянулась широкая полоса мутной воды, в воздухе запахло мочой. Роман вытащил якорь и заработал веслом раньше, чем последние звери вышли из воды, ему почему-то захотелось поскорее убраться с этого места.

***

Для того чтобы сделать ловушку для рыбы, нужно совсем немного материалов и несколько часов работы. Сначала из лозы или ивы сгибаются обручи разного диаметра, самый большой, до метра – центральный, вдвое меньше – концевые и парочка промежуточных, среднего размера. Затем к обручам лыком или еловыми корешками привязываются гибкие прутья или тонкие палки. При этом нужно не забыть сделать сбоку дверцу для извлечения попавшейся рыбы. Завершает дело изготовление входов. Из тех же палок, привязанных к внешним обручам, формируется направленный вовнутрь открытый конус. Если палочки около двух сантиметров в диаметре, их связанные между собой внутри ловушки концы образуют кольцо, не нужно делать отдельный обруч.

Такую морду, или вершу Роман изготовил на второй день путешествия, прямо на ходу. Осталось придумать причину, по какой рыба должна в неё заплывать. Земные рыболовы набивают сосновую шишку хлебным мякишем, но у Ромы с хлебом напряжёнка. Пришлось напрягать мозг под девизом «почувствуй себя рыбой». На привале наварил корней лопуха и аира, размял в кашу. Мелко нарубил дождевых червей, добавил цветочной пыльцы, смешал с остальной массой. Получившуюся смесь натолкал в раскрывшуюся шишку, шишку забросил в ловушку, а ловушку вечером установил в камышах, там, где в их зарослях остался просвет, ведущий в одну из стариц. Приткнул лодку к мели посреди реки, и уснул под плеск воды и утиное кряканье. Утром вытащил из ила вёсла, удерживавшие корму на месте, столкнулся с мели и стал выгребать к своей верше. Ого! Столько рыбы в одном месте Роман ещё не видел. Затаскивая ловушку, чуть не опрокинул лодку. Высыпав рыбу на дно, старательно выбрал из трепыхающейся массы и выбросил в реку всю рыбу меньше локтя длиной, и всё равно осталось много. Понял, что сегодня уже никуда не поплывёт, и направил лодку к берегу, стараясь выбрать место, где растёт много ольхи.

Чистить окуней ещё та морока. Но пару штук Рома обработал довольно быстро. Порезал на куски, и почти до верха наполнил ими свой походный котелок. Залил чистой водичкой из небольшого родничка и поставил на очаг, поддерживая махонький огонёк, лишь бы варево чуть-чуть булькало. Выкопал в береговом откосе печурку, нажёг углей. Пока прогорали дрова, выпотрошил ещё несколько рыб, не сдирая чешуи. Слегка присолив тушки изнутри, щедро обмазал их полужидкой глиной, завернул в лопухи, уложил на угли и засыпал сухим песком. Сверху снова развёл огонь. Нашёл целую плантацию черемши, нарвал большой пук и вернулся к лодке. Снял с огня котелок, слил юшку в миску и начал жадно хлебать, дуя в ложку, щурясь от удовольствия, прикусывая от зажатого в левой руке пучка зелени. Доел, прямо из миски выпил остатки, вытер пот со лба и после этого не торопясь, аккуратно выбирая косточки из разварившейся рыбьей плоти, начал поедать окуней.

Процесс чревоугодия был прерван непонятной вознёй в ближних кустах. Шишагов и сам не заметил, как оказался на берегу в боевой стойке. В полусогнутой правой руке прямым хватом зажат нож, в левой, отведённой чуть назад, тесак – обратным. Шум повторился, и из раздвинувшихся веток на Романа уставились два ярко-голубых глаза. Лохматый зверёныш потянул носом воздух, и решительно направился к источнику вкусного запаха, не обращая на человека никакого внимания. Одно ухо порвано, на спине дымчато-серая шерсть в нескольких местах слиплась от засохшей крови. Лапы заплетаются, но этот комок шерсти сосредоточенно топает к котелку с рыбой. Лодочный борт оказался для него неодолимой преградой. Лапы не держали зверёныша, он срывался, падал на спину, но упорно вставал и опять пытался добраться до еды. Разгневанная мамаша, визита которой ждал Шишагов, всё никак не появлялась. Роман осторожно осмотрел заросли – никого. Вернулся к лодке, подхватил зверя под живот, и посадил в лодку. Выбрал кости из самого большого куска рыбы и, отщипывая, стал кормить нежданного гостя. Тот, не смущаясь, брал пищу из рук и глотал, практически не жуя. Кусок рыбы умял, и вякнул, требуя добавки.

– Обойдёшься – проворчал Шишагов – Сначала это перевари.

Собеседник недовольно зашипел в ответ, развернулся и полез дальше в лодку. Добрёл до лежащей на дне рыбы и вцепился в голову ближайшей. Живая рыбина дёрнулась, но зверёнок только крепче сжал зубы и обхватил добычу лапами.

– Ну ты нахал! – Рома отобрал рыбу, снова подхватил детёныша под живот и посадил к себе на колени.

– Нельзя тебе пока добавки, откуда я знаю, как долго ты нежравши по кустам лазил?

Он осмотрел пострадавшее ухо, осторожно раздвинул мягкую шерсть, разглядел начавшие заживать ранки на плечах и спине. Нагноения не нашёл, уже хорошо. Похоже, его нового знакомца кто-то пытался достать из укрытия лапой с очень серьёзными когтями. Роман никак не мог понять, чьё дитя лежит у него на коленях, пытаясь поймать руку передними лапами. Размерами и пропорциями зверек похож на взрослого фокстерьера, только лапы длиннее, широкие, с мягкими подушечками. Когти втягиваются, но не полностью. Куцый хвост, с другой стороны – крупная круглая голова, на кончиках треугольных ушек намёк на кисточки. Мордашка почти кошачья, но чем-то отличается. Челюсти массивнее, череп крупнее? Может быть. Теперь Ромину руку поймали и передние, и задние лапы. Найдёныш ласково урчал, пытаясь прихватить молочными полупрозрачными клыками за пальцы. Роман ласково почесал голое пузечко.

– А это что у нас? – раздвинул он задние лапы – О, да ты девка, оказывается! Смелая, наглая, бесстыжая деваха. Ты мне нравишься, мелкая. Будешь Машкой. Поедешь со мной?

Будто понимая, о чём его спрашивают, зверёк лизнул человеку руку. Через пару минут поевший и угревшийся детёныш уснул, и Роман, уложив его на тёплую шкуру, продолжил заниматься своими делами. Выкопал из углей запечённые в глине рыбьи тушки, и стал потрошить оставшуюся рыбу, стараясь не шуметь. Мелкая спала, свернувшись клубком, изредка подёргивая лапами и ушами. Роман то и дело отрывался от работы, чтобы посмотреть на лохматое чудо.

Через час – полтора малышка проснулась, подошла к борту, и требовательно мяукнула. Роман помог ей перебраться через борт. Когда лохматая девочка сделала свои дела и вернулась, вывалил перед ней кучку рыбьих молок и набитых икрой ястыков.

Оставил самую маленькую рыбу сырой – для Машки, остальную подвесил на связанном из жердей каркасе над дымоходом земляной печи. Обтянул конструкцию куском кожи, превратив в подобие дымохода. И стал на горячие угли подбрасывать влажную ольховую стружку. Наевшаяся Машка приковыляла к нему и улеглась рядом, привалившись тёплым бочком к бедру.

Роман увлёкся процессом получения дыма, добавлял стружек и щепы, следил, чтобы топливо тлело, а не горело открытым огнем, и перестал следить за окружающим пространством. Только когда найдёныш зашипел, прижавшись к ноге, соизволил оглянуться.

– Так вот ты какой, северный олень! – процедил сквозь зубы Роман – Вот и верь всяким киплингам после этого. Вы ведь с ним одной крови, да, мелкая?

У кустов, из которых не так давно вылезла Машка, стоял тот, чьи когти оставили отметины на её шкурке. Стоял неподвижно, не обращая на человека ни малейшего внимания, уставившись на детёныша жёлтыми гляделками. Больше всего он был похож на рысь, над которой долго экспериментировали всякие генетики. Скрещивая со львом. От последнего зверю достались размер, короткая грива и мощные челюсти. Над гривкой торчат треугольные уши с кисточками, шерсть стального оттенка с тёмными пятнами, короткий толстый хвост дергается из стороны в сторону. Могучие длинные лапы скорее рысьи, с поправкой на разницу в размерах. Опасный противник.

Маха отчаянно боится, но гнёт спину, скалит зубы и пытается рычать, собираясь дорого продавать свою маленькую жизнь.

– Что, Машка, в вашем прайде сменился папик, и решил обойтись без усыновления сирот? Будешь жить, мелкая, я так хочу.

Роман встал, проваливаясь в боевой режим, и в качестве вызова швырнул под ноги новому повелителю камышовых джунглей горящую головню. Машкин отчим попятился и зарычал. Вроде негромко, но у Романа волосы на затылке зашевелились. В ответ человек молча шагнул вперёд, закрывая собой детёныша и чуть разводя в стороны руки с оружием. Оба замерли, уставившись в глаза друг другу.

«Молодой. Крупный, сильный, но совсем молодой ещё. Драка с Машкиным папой была утром и далась нелегко, правую переднюю лапу бережёт. «Уходи, Серый. Я не хочу драки, но девку убить не дам, моя добыча». И Роман снова на полшага сместился вправо, закрывая собой выглядывающего из-за сапога детёныша. Остатки прошлогодней травы вокруг брошенной Романом головни начали разгораться. Роман качнул отполированной плоскостью ножа, пустил противнику в морду солнечный зайчик. Хищник не рискнул напасть. Он ещё раз зарычал, и отступил в кусты. Шишагов попятился, и, не поворачиваясь к зарослям спиной, отступил к лодке, по дороге подхватив Машку на руки. Ударом тесака перерубил чалку, задницей оттолкнул долблёнку от берега, забросил в неё звереныша и только потом запрыгнул на борт сам. Подхватил шест, и в несколько толчков вывел лодку на глубину. Холодный пот струйкой стекал по спине. Кровь – по кисти правой руки, клыки у Махи молочные, но не маленькие, когда с земли поднимал, хватанула на совесть. На берегу удалялась импровизированная коптильня и вместе с ней принесенный из дальнего далека на собственном горбу кусок выделанной кожи.