Текст книги "Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)"

Автор книги: Николай Полунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Полунин Николай
Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)

Николай ПОЛУНИН

Коридор огней меж двух зеркал

Повесть вторая (*)

(*) Повесть первая опубликована в сборнике "Меч короля Артура", М.: Молодая гвардия, 1990.

1

В общем, теперь оставалось одно: ехать домой. Раскидать с капота кем-то – не Максом ли? бедный мальчик! – наломанные ветки, забраться в машину, вырулить на задней передаче обратно на гравий проселка, по нему, хрустя шинами, – до шоссе и – ехать домой. Всякий раз, когда это кончается так – с посторонними, с шумом, с гамом, с отупелыми от сознания собственной ответственности под фуражками рожами полицейских, с отупелыми от сознания собственной значимости гладкощекими деятелями из магистратов, с ярким светом – светом фар, светом ламп, – из-за которого место, где в тебя стреляли два часа назад, делается похожим на съемочный павильон, – всякий раз потом просто-напросто садиться в машину и ехать домой представляется чем-то диким...

Миновав развязку, он с Брюккского шоссе попал на "Транс-Европа-четвертое". Вышел в крайний, скоростной ряд, с удовольствием пронаблюдав, как столбик спидометра плавно вырос до отметки двести десять и замер как приклеенный. Отчего-то Питеру не захотелось петлять по маленьким дорогам, выискивая маршрут покороче, хотя так приходилось делать крюк километров в семьдесят. Ничего, не всегда самый короткий путь-самый быстрый.

...Полицейский капитан какой-никакой дурак, а отвязался быстро. Знают, знают Папину марку – глубокая тайна, интересы клиента, все такое, и хоть ты сожри на моих глазах все свои нашивки, ничего я тебе не скажу, фараон чертов. Тоже, додумался, волочить ребятишек среди ночи в участок. Я позвонил – из его же машины, кстати, – в Гамбург, и надо было видеть их морды, когда Полина разговаривала с отцом. Хотя, если честно, то не понравилось мне, как она разговаривала. "Да, отец", "нет, отец", "хорошо, отец", "конечно, отец". Ну да это теперь, наверное, уже не мое дело. Да это и никогда не было моим делом, по существу говоря. А вот сколько там обещал ее родитель за возвращение дочери, это уже меня касается самым непосредственным образом, да, да, государи мои, черта с два вам – бессребренник...

Он едва не вжал обе педали в пол. Вот идиот!!! Чек! Чек от Лэгга!.. Вынул вздрогнувшими – удивился – пальцами старый портмоне из внутреннего кармана, из портмоне – конверт. Одновременно совершенно непроизвольно поглотал, прислушиваясь к ощущениям. Не паникуй, если что – давно бы почувствовал. Так. Прозрачный квадратик – поднес к лицу, чтобы не отрываться от дороги, – оставался прозрачным. Это нет. Другой не расслоился. Это тоже нет. Так... и это – нет. Вот дела, неужели там действительно просто чек? Потряс конверт – на соседнее сиденье выпорхнула розовая полоска с металлическим отливом. Не отрава, не взрывчатка, не "горчишник" – чек. На... бросил короткий взгляд в уголок, где тлели две рубиновых и одна белая точки... на двадцать пять тысяч еврасов. Расщедрился, плешивый гриб. Хотя что ж, он ничем не рисковал, мог выписать и полмиллиона, и миллион, все равно получать бы я не явился. Он думал так, что я не явлюсь. Одна деталька: Мариус Ленц, оказывается, отвратительно стреляет.

Так. Теперь подумать, что с этим чеком делать. Двадцать минут шестого, рано, банки откроются больше чем через полтора часа, Лэгг успеет чек опротестовать. Если уже не успел. Если вообще это не дутая бумажка. Впрочем, шанс, совсем крошечный, есть. Так. На шестнадцатом километре после Санкт-Ремса, с этим его университетом на горе, имеется автобанк с круглосуточными столбиками – и из машины не выходить. Ага, вот, значит, что меня потянуло на "Транс-Евро-4", вот чего тебе не хватало, Питер Вандемир, вот чего ты все время подсознательно ждал расчета в еврасах. Ну-ну...

В этот ранний час клиентов почти не было. Он запустил чек в щель, набрал все, что полагалось, нажал "ожидание" и быстро переехал на другую сторону площадки. С места за ним никто не рванулся. Закончил расчет у другого столбика и, удостоверившись, что осечки не произошло, чек обратно не выплюнуло, деньги ушли, влился вновь в поток машин. Был уже совсем день.

Вот так, Пити, ты становишься богатым. Двадцать пять тысяч – и ни на пол-евраса меньше. Слышишь, Серж? Слышишь, Перси? Ай-яй-яй, как я устал. Мысли бегут, бегут, ни за одну не зацепиться, не уследить. Устал. Надо выспаться, а то совсем все разладилось в башке. В твоей несчастной лысеющей голове, Питер Вандемир...

Не в голове. В левой половине туловища. Мозг слишком объемен, в голове не монтируется...

"– Что можно сказать сейчас о положении в целом?

Изменилось ли оно по сравнению с первыми годами? Если ли у вас

какие-либо прогнозы на будущее – ближайшие времена и более

отдаленные?

– Я бы охарактеризовал нынешнее положение так. Внутри

человеческого сообщества складывается, а во многом уже

сложилась замкнутая система, ничего общего со всем остальным

человечество не имеющая. Как система она, безусловно,

стабильна, замкнута на себя и закольцована. Если процесс еще

не завершен окончательно, то это вопрос только времени, причем

небольшого. Все попытки как-то проникнуть в нее или хотя бы

наметить возможности каких-либо контактов пока успехом не

увенчались. У меня, по крайней мере, нет таких сведений.

Правда, до сих пор мы – я имею в виду человечество в целом

действовали скорее методами стенобитных машин. По-видимому,

стоит признать, что первый этап взаимоотношений "хомо версус

хомункулюс" все же остался не за нами, хотя на данный момент

выявлено около трети всех существующих в мире андроидов.

Число, конечно, самое приблизительное. Нам надо учиться

приемам ведения осады, возможно, весьма длительной. Если

говорить о целях этой замкнутой "цивилизации внутри

цивилизации", то они практически совпадают с основными целями

человечества. То есть выживание и самовоспроизводство. За

исключением процесса познания, в той его части, которая не

требуется для выполнения обеих названных задач.

– Можно понять это так, что речь идет о возможной

конкуренции?

– Неизбежной конкуренции. Конечно, человечество огромно, и

понятны розовые надежды тех, кто считает, что оно поглотит

андроидов, как океан каплю. Но вот тех, кто утверждает, будто

оно возможно, бесконфликтное сосуществование, я не понимаю.

Андроиды внутри человечества – это пуля, засевшая в живой

плоти. Она может врасти, но рано или поздно "зашевелится".

– Вы упомянули о самовоспроизводстве. Ходят упорные слухи,

что Интерполом совместно с полициями разных стран раскрыто

несколько случаев, когда в исследовательских центрах, как

частных, так и государственных, производились, пока единично,

аналоги андроидов Балтерманца, Так ли это?

– К сожалению, так. Однако все эти исследования

производились исключительно частными лицами, на свой

собственный страх и риск, и были раскрыты еще на стадии

подготовки к изготовлению андроидов как таковых.

– Утверждают, между тем, что новые андроиды уже

производятся военными и используются для секретных

экспериментов в своих закрытых центрах. Называется ряд

территорий бывших баз ВВС США в Европе. Ходят такие слухи о

сенсационных результатах этих опытов, якобы Балтерманц не

успел или не захотел в свое время заниматься исследованиями

уже собственно андроидов, а возможности, скрытые в них,

колоссальны. Что здесь правда, а что домыслы?

– Домыслы все. Повторяю: ни одного нового андроида за

последние пять лет построено не было. Более того. Все

неудавшиеся, подчеркиваю, попытки мотивированы их инициаторами

как желание изучить дополнительные возможности выявления, и

только.

– И эти ответы были признаны удовлетворительными?

– .........

– Доктор Пиков, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

– Не всегда".

Из интервью д-ра Нестора Пикова, члена Специальной

экспертной группы Европарламента, одного из лидеров

консервативной оппозиции

На мгновение глаза застлала серая муть, машина дрогнула, почуяв, что ее готовы выпустить из рук. Питер сжал руль, тряхнул головой, раз, еще раз. Что это? Что это было? Обморок? Это у него-то? Господи, что со мной творится такое? И какой-то шепоток полувнятный... "мозг"... что-то там еще... Та-ак. Оч-чень интересно. Так. Ладно. Это потом. Он приспустил стекло, сплюнул подкатившую горечь, ткнул в сенсор, стекло въехало обратно в паз. Потом. Но надо же... Все, все, решил же потом. Так. Что я подумал важное? А, да. Про Перси. Ничего-то я не выяснил. Хотя с другой стороны – ну, погиб человек, ну, друг погиб, это, в конце концов, бывает с друзьями, так что ж теперь. Не все ли равно – год назад или пять? Что теперь-то лезть в горячее, вспомни, ты же сам не хотел. А?

– Я и сейчас не хочу, – сказал он вслух.

Дважды за время своей работы на фирму Питер испытывал необоримое желание дать Папе, патрону и благодетелю, в морду. Сейчас он испытывал такое желание в третий раз.

Ровно сутки назад, почти минута в минуту, у Папы глаза на лоб полезли, когда Питер вошел к нему в кабинет.

– Пит, я вас не вызывал, – это было первое, что пришло ему на язык. Затем: – Лина напутала? – Затем: – Но я чертовски рад видеть вас. Здравствуйте.

– Здравствуйте, Лео. Теперь сколько мне ждать, покуда вы предложите кресло?

– Разумеется, садитесь, что за церемонии, не узнаю вас.

– Спасибо.

– Ну, я не в том смысле, что вы сразу... Просто обычно вас не дозовешься.

– Я жертвую отпуском ради общего дела. А вообще, Лео, мне нравится система "день за днем". В следующий раз пошлите меня на Юпитер. Ладно. Что клиент?

– Еще теплый.

– Лео, я серьезно. Послушайте, мне интересно, чем все кончилось. Претензии. Благодарности. И потом, гонорар мне причитается вне зависимости от общего исхода операции – вы еще помните этот пункт нашего с вами контракта?

– А то вы не получили.

– Неважно, должен я поскандалить, нет?

– Ага, – сказал Папа, – я так понимаю, что вы ходите вокруг да около. Сейчас Лина принесет выпить, и мы... – Питер сделал протестующий жест. – Ах, я забыл. Конечно. Стакан молока...

– Не надо. Молоко я теперь тоже не пью.

– Питер. – Папа обошел стол, опустился в кресло рядом – Питер, что-нибудь случилось?

– Ничего. Ничего особенного. Меня убедили, что вредно. Даже молоко, представляете? Накопление молочной кислоты, повышенная утомляемость, все такое... Осталось только начать пить соки. Но это слишком грустно. Лео, – он решился, – Лео, мне нужно сунуть нос в вашу картотеку.

– Так. – Папа поднялся, навис над Питером. – Так. Это, кажется ваше любимое словечко, я не ошибаюсь? – Ушел обратно за стол, засопел там. – Сунуть нос в мою картотеку. И как вы себе это представляете? Кто вам нужен – не скажете, конечно.

Питер повел бровями. С самого начала он брал на успех процента три, не более.

– Я даже сам пока не знаю наверное, кто там может всплыть, сказал он безнадежно.

– Не знаете. Ага. Ну, пойдемте.

Питер опешил.

– Что вы смотрите? Вы достаточно сил отдали фирме, имеете право на частицу основного, так сказать, капитала. И не содрогайтесь, пожалуйста, вы не первый в истории цивилизации, кому откроются фамильные сокровища Валоски. Но все равно гордитесь.

– Я горжусь, – пробормотал Питер, следуя за Папой к лифту.

– Всего я вам не покажу, и не мечтайте. Вы, как человек суетливый, живете сегодняшним днем, так что заведомые покойники не интересуют вас, я полагаю...

"– Отчего же, я могу сказать, что мне не нравится. Мне не

нравится беспрецедентно широкий поток информации, время от

времени весьма сенсационных, но направленных на одно

породить в людях страх. Мне не нравится, что поток этот не

убывает, тогда как – объективно – должен был бы с течением

времени.

– Вы считаете, что паника раздувается искусственно?

– Я этого не говорила.

– Чисто теоретический вопрос. Не думаете ли вы, что в

применении к андроидам и всему комплексу проблем, с ними

связанных, паника не есть так уж противопоказана?

– Плоды ее вы видели, так же как и я. Чего же в них

хорошего? Главное, чтобы человек оставался человеком, а

напуганному человеку это сделать труднее.

– Значит, сидеть сложа руки даже перед лицом смертельной

опасности?

– Кто ее доказал, смертельную опасность? Как кого, а меня

приводимые на уровне гипотез выкладки о вероятной

нестабильности не удовлетворяют. Мне не нравится разведенная

секретность.

– Но подозрение может пасть на каждого...

– Вот именно. Вы еще до каких-нибудь "удостоверений

человека" договоритесь. С нас, по-моему, довольно кордонов в

аэропортах. Мне они тоже не нравятся.

– И тем не менее государства, введшие особо жесткий

контроль, вплоть до ограничения передвижений, могут считать

себя в гораздо большей безопасности.

– Ну разумеется. Если только андроиды – по вашей версии

не проникнут в госаппарат. Вот тогда-то ужесточение контроля в

любых видах будет играть только на них. И уж они постараются

его не умалить, а усилить. Поэтому всякий раз, когда я слышу

призывы об усилении, ужесточении, необходимости новых мер и

тому подобное, – не могу, закрадывается мысль: а кто ты-то

сам, говорящий?

– Поймите меня правильно: я ничего не хочу предрешать. Я

лишь ставлю вопрос, который неизбежно возникнет рано или

поздно: ну вот, мы научились выявлять андроиодов с большой

степенью точности, – гуманно или негуманно оставлять этих

потенциальных убийц среди людей?

– А сколько среди самих людей лиц с попросту неустойчивой

психикой, которые не сумасшедшие в буквальном понятии этого

слова, а лишь при определенных обстоятельствах способны на

убийство, даже немотивированное? Психологи утверждают, что в

целом на человечество их приходится по меньшей мере вдвое

больше, чем андроидов, оставшихся невыявленными. С ними как?

Тоже – выявить, изолировать, заточить? А потом вам не

понравится еще кто-нибудь...

– Никто не говорит о людях...

– А где мы с вами находимся, на Марсе? Речь идет о примере

решения проблемы. Мне не нравится этот пример, от него слишком

пахнет не столь давними поворотами истории самого

человечества.

– Но ведь существовали и существуют лепрозории...

– Они созданы для больных, которых, пусть пока безуспешно,

но пытаются лечить.

– Вы прекрасно знаете, что они созданы не столько для

лечения больных, сколько для охраны здоровых.

– Проказа незаразна для окружающих.

– Это не доказано. Мы, кажется, зашли в тупик. Скажите,

пожалуйста, вы за изоляцию или против изоляции?

– Я против. Я считаю, что это унизительно для самого

человека – так обращаться с носителем разума, пусть даже

рукотворного. Главное – заставить людей осознать

ответственность. Может быть, опасность, но и ответственность

тоже. Письма, которые мы получаем от наших читателей, дают нам

основание надеяться, что у нас есть единомышленники.

Из беседы с фрау Лило Баумгартен, главным редактором

"Уэропас абенд"

2

– Заведомые покойники, – повторил Питер, оглядывая ряды и ряды ящичков, составляющих целую стену помещения. Собственно, это была только одна из комнат вдоль довольно длинного коридора в бункере. В коридор выходило еще как минимум пять дверей, мимо них Папа провел его почти бегом, пропыхтев: "Это не должно вас интересовать". – А какие еще бывают покойники? Покойник – он покойник и есть, вещь незамысловатая...

– Еще бывают неустановленные. Многократные. Сфабрикованные. – Папа с видимым удовольствием наблюдал ступор Питера. – Потенциальные.

– Все мы... потенциальные. Помилуй вас бог, Лео, я ожидал чего угодно, но... Как вы в этом ориентируетесь? Бумага... да еще заполненная от руки, так?

– Если поискать, найдутся карточки восьмидесятых годов, а то и раньше. Но вы за меня не волнуйтесь, я – ориентируюсь. Вы хотели поработать с моими данными – работайте. Думаю, левая сторона для вас окажется наиболее любопытной, хотя, конечно, если желаете, начинайте с правой, это как вам угодно.

В общем, от Папы можно было ожидать. Хотя в самом принципе определенный резон есть. Уж вроде все на свете бросили попытки создать абсолютно неуязвимую систему машинной записи и хранения информации. В любые электронные или, скажем, оптронные мозги можно влезть, было бы желание. Это с одной стороны. С другой стороны, в наше время каждый дурак может вломиться в любую сеть и понатыкать блокировок с высосанными из пальца допусковыми кодами, так что ты даже со своей машиной не поговоришь. Что он, каждый дурак, и делает. А здесь – вот оно, готовенькое, под рукой, в крайнем случае – секундная проверка на подлинность.

Если, разумеется, знать, где что лежит в этих совершенно неотличимых друг от друга ящичках. Питер почувствовал, как у него заныли кончики пальцев.

– Огромное вам спасибо, Лео, – сказал он как мог ядовитее.

– Не обижайтесь, не обижайтесь, Пит, право, ничего не поделаешь, это – Инструкция. Создана Теодором Валоски-вторым, непосредственным потомком Теодора Валоски-первого, основателя фирмы. Мой покойный отец свято чтил ее, чту и я, и детям своим завещаю. А теперь, – Папа шагнул через порог, коснулся стены, и в проем упала решетка.

– Вы что?!

– Все то же, все то же. – Папа развел руками. – Через три часа я отопру вас. Комфорта, увы, никакого, но форма исчерпывается содержанием, поверьте.

Питер тупо смотрел, как затворяется дверь, толстая, сейфовая, – да это и был сейф с бесценными, кстати сказать, сокровищами, – затем громко выругался, чтобы разогнать противоестественную тишину.

"...еще долго не снизится до обычного уровня. Но мы не

ставили своей задачей детально исследовать вопрос увеличения

числа совершаемых преступлений в свете ситуации с андроидами.

Прямой связи здесь никто и не отрицает, и катастрофический

взлет потребления наркотиков, и волны самоубийства, и

получивший своеобразную "популярность" в самое последнее время

новый, наиболее ужасный вид терроризма, экологический, – все

это порождения атмосферы глобального пессимизма по поводу еще

одной, добавившейся к прежним, нерешенной проблемы. Однако в

настоящей статье мы попытались убедительно показать, что

подскочивший процент безмотивного (как это представляется, по

крайней мере, в настоящий момент) киднэппинга, а то и

таинственных исчезновений детей, вряд ли может быть объясним

даже с привлечением модной ныне темы андроидов".

"Л'анализ криминалистик д'ожюрдюи". Париж, июльский выпуск

То было вчера. Сегодня, взвинченный и злой, Питер вновь наблюдал физиономию Папы и его воздетые три толстых пальца.

– Три сеанса, Пит, не больше. Опять-таки не мной заведено. Мир катится к черту – не так ли? – и должен же хоть где-то в нем быть порядок.

– Не надо вашего ехидства, Лео, я им уже сыт по горло. Вы меня не предупредили – ладно. Но я даже не взял ничего, чтобы...

– И не возьмете. С любым источником энергии туда не пройти. Хоть с разрядником, хоть с "таблеткой" в браслете. Я и то компенсатор снимал, вы же видели. (Черт, подумал Питер, закусывая губу, действительно, я мог бы и сам сообразить.) Листок бумаги и графер если вы еще не разучились писать. Один, – показал палец, – листок бумаги и моя цензура...

Вот в этот-то момент Питер и испытал сильнейший порыв, перегнувшись через стол, влепить Папе прямой в челюсть да еще подработать кистью – чтобы уж наверняка.

– О'кей, мистер Валоски, я здесь больше не работаю, – и выходя, с несказанным удовольствием шарахнул ореховой дверью.

В приемной, заполненной, казалось, одними испуганными глазами Лины в распахнутых ресницах, его догнал голос Папы с пульта: "Пит, пожалейте свои нервы, а двери я себе еще закажу. Приходите завтра на второй сеанс".

– Опять? – сочувственно покивала Лина.

– Пусть заводит себе верблюжью упряжку. Рабовладелец.

– А вы и приходите завтра и помиритесь. Как всегда.

– Как бы не так! (Хлопнуть дверью – театральщина, конечно, но слава богу, что в последний момент мне пришло это в голову... Ах вы, глазки вы глазки, не слишком добрую шутку я затеял с вами сыграть... Ничего, переживет. Тем более, что в конечном итоге все должно кончиться хорошо. Должно.) Как бы не так, – произнес он, уже остывая.

– Ну хотите, я вас помирю? Сделаем вот что. Сейчас успокойтесь, пойдите выпейте чего-нибудь, а в девять часов мы будем с вами ужинать. Вы мне будете жаловаться на своего отвратительного шефа. Договорились?

Договорились, подумал Питер, выходя на лужайку под грабами. Поссорился я просто замечательно, и пригласила она меня сама. Да еще при всех, так сказать, микрофонах. Что ж, поглядим теперь, какие выгоды может извлечь тот, кто знает то, чего не знают другие. Собственно, до девяти у меня не так уж много времени.

– Но я не представитель ни "Электрик", ни "Моторс", ни каких других ваших заокеанских партнеров. Я по сугубо личному делу.

...После того печального – а каким он еще мог получиться? – ужина с Линой прошло почти полтора суток, и Питер, находясь в полутысяче километров от своего дома, созерцал бесстрастное, все повидавшее лицо. Ничего, сейчас мы его расшевелим.

– Боюсь, сэр Вуди не сможет принять вас. Попробуйте обратиться к нашему заведующему контактами с прессой, это двумя этажами выше, комната двадцать четвертая-Д.

Видно отсюда было далеко. Город, изгиб реки с несколькими мостами, холмы на западе, покрытые, как зеленой пеной, аккуратными рощами. Сорок седьмой этаж. Снаружи три здания, круглые, как свечки, кажутся молочно-белыми, но изнутри стены абсолютно прозрачны, и черт его знает, как это получается. Черные – ясно, а белые?

– На обороте карточки я черкнул пару фраз – возможно, это заинтересует вашего патрона.

– Сэр Майкрофт Вуди, – с достоинством начал секретарь, – является председателем Объединенного Совета директоров...

– Вот-вот, то же самое я как-то видел в вашей рекламе, вы взгляните все же, что я там написал.

Секретарь был выдрессирован отменно – и бровью не повел. "Я доложу сэру Вуди", – и только. Через полминуты Питера пропускали в кабинет.

Вуди был в точности такой, каким красовался на своих предвыборных плакатах пару месяцев назад, еще до того, как с треском провалился. "Би-Эм, Майкрофт Вуди, Космотакси. Это еще не лифт, но очень похоже!" Моложавый, седые виски, добрые морщинки в углах глаз. Мечта задержавшихся в развитии девиц и платонический кумир домохозяек. Питер даже разочаровался – ну нельзя же так явно показывать, что ты только хозяйский паяц для публики. Хотя – он страшно хочет стать политиком, этим все сказано.

Сэр Вуди старательно делал вид снисходящего божества, но во взгляде, на самом донышке, корчилась пиявочка страха. Этого, подумал Питер, дрессировали похуже.

– Господин Вуди, я не люблю длинных предисловий. Сразу главное: я не шантажист и не вымогатель. Мне пришлось немножко попугать вашего секретаря, готов признать, что тут я рисковал, но он, как мне и представлялось, в курсе, – просто иначе мне было бы к вам не прорваться. Я имею к вам взаимовыгодное предложение.

– Откуда вам известно об... инциденте в э-э... – Сэр Майкрофт не докончил фразы, но и голос у него оказался под стать – то что называется глубоким и уверенным. Как только он с такими данными умудрился оказаться никуда не избранным?

– Неважно. Сейчас вы должны понять, что из посторонних это пока известно только мне. Ваш опытный образец ковырнулся в океан, но вы, я думаю, хорошо обставили это дело, и пока шума никакого нет. В заинтересованных кругах по крайней мере.

– Что вам нужно?

– Сотрудничество. Я, как вы уже знаете из карточки, частный агент, сейчас по поручению своих клиентов занимаюсь делом, в котором замешана личность, возможно, небезызвестная и вам. Эта персона сидит на каналах информации между комиссиями ООН по космосу и... э-э... организацией, которую представляет. Вы – одна из крайне малочисленных частных космокомпаний...

– Мы – единственная независимая фирма, – поправил Вуди. – Право на независимый выход в космос – только у нас. Кроме того, остальные производители техники, не более, и к тому же практически все они сейчас, даже в Штатах, переданы владельцами государству.

Еще бы, подумал Питер, куда приятнее получать денежки за аренду, чем платить налоги. Он сказал:

– Тем более. Вы наверняка находитесь в сфере его интересов, это следует из простой логики вещей. Мне не хотелось бы, чтобы он узнал о моем интересе к нему. С другой стороны, у меня попросту нет возможностей самому разрабатывать его связи. Он мне не по зубам, понимаете? Как видите, я откровенен. Но действуя с вами заодно, я смогу добиться результатов. Говоря еще точнее – действовать в основном придется вам, так как я сейчас безусловно нахожусь под его наблюдением.

– И в данную минуту?

– Не думаю. Я, во всяком случае, приложил максимум усилий, чтобы оторваться. – Питер помолчал и повторил: – Действовать придется вашей службе. У вас ведь есть своя собственная независимая соответствующая служба?

– Признаться, – Вуди оставил вопрос без ответа, – я не совсем понимаю выгоды "Би-Эм, Космотакси" в предполагаемом сотрудничестве.

– Они очевидны. Двадцать девятого вы получаете заказ на еще девять ваших "Тритонов-ЬЬ", "Европейская Космическая" специально для вас закупает дополнительные пуски с Кейп-Йорка. Но там, конечно, откажутся от этой идеи, дойди до них слухи, что лежит в Дрейковом проливе. Максимум полезных сведений с вашей стороны – и мое гробовое молчание и до двадцать девятого, и после.

Сэр Вуди тронул "кубик света" у себя на столе, тот послушно запереливался. Ну и стол – ничегошеньки на нем, кроме дурацкой безделки.

– Ваше молчание и до двадцать девятого, и после, – повторил сэр Вуди своим глубоким голосом.

– Я неудачно выразился, господин председатель. Вижу, мои предложения вас не увлекли. Увы, мне пора, боюсь, меня заждались друзья, они всегда тревожатся, когда меня долго нет.

Вуди перевел взгляд с потухающей игрушки на Питера. Тот и не думал вставать.

– Гарантии?

– Мое честное слово. Наш обоюдный интерес.

– Вы все-таки шантажист. Хорошо. Работайте с моим помощником по специальным вопросам. Это Никлас Ротенберг, спросите у секретаря. Все детали – с ним. А сейчас прошу прощения – шестнадцать пятьдесят. Я все же англичанин и обязан придерживаться правил. – И сэр Майкрофт Вуди расцвел вдруг своей многажды тиражированной улыбкой.

Ага, как я – филиппинец, подумал Питер. Хотя кто его знает. Вот и сидел бы себе за Проливом.

Спустя полтора часа он выходил из здания, где этажи – каждый стоимостью в три миллиона еврасов – с сорок шестого по сорок девятый занимала штаб-квартира "Би-Эм". Обстоятельно усевшись в машину, на полную врубил кондиционер. День был солнечный, жаркий, облегчения не приносил даже ветерок с близкой реки. Питеру в лицо потек ледяной воздух.

А вот этого не надо. Ты разогрет. Конденсат...

...Звучок от попискивающего кондиционера дошел до его сознания. Черт! Черт, черт, черт! Питер больно ударил кулаки друг об друга. Мерзкая дрожь унялась, в глазах просветлело. Да что ж это такое?!

С огромным трудом поднял руку к замку, с огромным трудом вырулил со стоянки. Точно во сне – когда каждое движение дается с десятикратным усилием. Однако минуты через две, когда он уже ехал по мосту, далеко не такому ажурному и аккуратному, как издали, это прошло.

Самым большим желанием Питера сейчас было взять номер в первой попавшейся гостинице и отлежаться там, в тишине и темноте. Но у него было еще дело в этом городе, и поэтому он ехал в южные его районы, почти полностью отданные торговым фирмам любых видов, размеров и могущества и с ними – богу Меркурию, который им, как говорят, покровительствует. Тьфу ты, и здесь Меркурий. Бог Меркурий и проект "Меркурий". Позавчера Питером был сделан заказ в одном из здешних магазинов. Ответили, что заказ сложный, потребуется не менее суток на исполнение. В любом случае забирать заказ не следовало лично, но он уже решил, что поедет в "Би-Эм", да и надоело ему шарахаться из-за каждого пустяка. Плевать, все равно его здесь никто не знает. В панорамное зеркало ему до сих пор был виден гигантский, раз в пять больше натуральной величины, макет мини-челнока типа "Гермес", как бы стартующий с одного из трех зданий-близнецов.

А, вот оно что. Меркурий и Гермес – это ж одно и то же. Покровитель торговли, вестник богов олимпийских. И кажется, даже покровитель воровства. Все усложняем, а чуть копни – и вот она, простая ассоциация, плоская и бесхитростная, как мычание. Человек – он и живой-то – существо незамысловатое... Что же мне делать с тобою, Питер ты Вандемир, толстое незамысловатое существо, и с тем непонятным, что стало вдруг с тобою происходить! Не в том даже главная беда, что оно, непонятное, непонятно само по себе, а в том беда, что рано. Рано, слишком рано начало твориться непонятное, а это означает только одно: где-то ты прокололся. Где?

3

– Ты будешь к обеду, милый?

Питер посмотрел на жену, как она присела на краешек плетеного кресла, все еще держа синий стакан, полный, а другой рукою подхватывала его салфеточкой под резное донце. В вазочке сегодня были тминные крекеры, а к ним джем из Бад-Швартау; Элла знала, что такое, на первый взгляд несочетаемое сочетание, Питер очень любит. Он не притронулся к ним. Глянул на темнеющую сторону неба и круглые вершины старых ив на его фоне. Питер с Эллой сидели на широкой открытой террасе второго этажа и считалось, что у них завтрак.

– Еще не знаю. Наверное, нет.

Обиделась. Я отказался что-либо объяснить, я был даже груб, это несправедливо. Хотя с какой, собственно, стати я должен что-то объяснять?

– Итак, – сказал, вытягивая ноги, – в каких еще грехах погряз мир, какие беды грядут?

Элла вздохнула, послушно стала пересказывать. Общее состояние мира хотя и удовлетворительно: имеющие место конфликты благополучно гасятся совместными усилиями сверхдержав, – но, одновременно, в силу отдельных амбиций тех же сверхдержав, в новых регионах грозят разразиться новые конфликты. В ближний космос летаю по-прежнему в основном гражданские, в дальний – по-прежнему в основном военные. Люди так и остались недовольны, что между ними ходят неотличимые от них нелюди, но сделать, кажется, никто ничего не может, и вполне понятное раздражение выливается в студенческие беспорядки в развитых странах и военные путчи в странах развивающихся. Ученые никак не научатся управлять погодой, и дожди происходят там, где нужна сушь, и наоборот. Все требуют приступить, наконец, к изъятию радиоактивных и иных свалок из Мирового океана, но военные и политики противостоящих блоков дружно молчат – похоже, они накидали туда такого, что теперь и сами не представляют, как быть...

– Пити, – во второй раз позвала Элла, – ты слышишь меня?

– Что? Да. – Он оторвался от созерцания клубящейся теперь уже гораздо ближе тучи. – Да, конечно, я тебя слышу. И слушаю.

– Пити, что случилось?

– А что случилось? Что вы все заладили – что случилось, что случилось. Ничего. Мог я разлюбить молоко? Прочел, что в зрелом возрасте вредно... вот, представь себе, прочел, да. В каком-то твоем медицинском журнале, от скуки. Русский, кажется, какой-то, только с армянской фамилией...