Текст книги "Берта Берс. В сетях шпионажа"

Автор книги: Николай Шебуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

XVIII. В ТЮРЬМЕ

Гроссмихель большими шагами ходил по камере тюрьмы, – четыре шага к окну, четыре от окна, – как маятник, вперед и назад.

Он хотел устать, утомиться движением, чтобы заснуть и ни о чем не думать.

Но мысли вихрились в голове, и главная из них: «кто предал?»

Без предательства своих же никогда не попался бы такой осторожный, а главное, неуловимый и изобретательный агент.

Достаточно того, что жена его, с которой они живут столько лет «душа в душу», считает его самым убежденным патриотом своего нового отечества.

Кроме Карла, его телохранителя, беззаветно ему преданного, и Берты, его телохранительницы, преданной ему со всей беззаветностью возлюбленной, никто не знает о том, что Гроссмихель – тайный агент германского правительства.

Да и как узнать, когда род деятельности Гроссмихеля невесом.

Недавно Гроссмихель читал на английском языке записки знаменитого германского шпиона Армгорда Карла Грэвса*.

Германские шпионы всегда танцуют на проволоке, натянутой через пропасть.

Армгард Карл Гревс (1882 – после 1937) – авантюрист, мошенник и фантазер, подвизавшийся некоторое время в качестве германского агента в Англии; далее речь идет о его кн. «The Secrets of the German War Office» (1914), русский пер. которой под назв. «Тайны германского главного штаба (Дневник шпиона)» вышел в 1915 г. (Прим. изд.).

И очень часто проволоку эту режут с германской стороны германские ножницы.

Немецкий шпион собирает всякие сведения, полезные для своего отечества. Но иногда, и очень даже часто, узнает и сведение для своего отечества опасное.

Тогда дорогой фатерланд берет ножницы, – чирк! – и готово, верный агент прусского правительства, узнавший больше, чем надо, предательски летит в пропасть.

И Армгорд Грэвс испытал такую судьбу: он был выдан Англии своим же правительством.

Озлобленный на вероломство, он поступил на службу к Англии и написал свои «Тайны германского военного министерства».

XIX. ТАЙНЫ ШПИОНАЖА

По словам Грэвса, существуют четыре системы осведомительной службы: четыре главных государства имеют каждое свою.

Англия имеет очень хорошо поставленную службу в Индии и в своих азиатских владениях, но сравнительно поздно выступила на европейской почве.

Нельзя не упомянуть и разведочного бюро с главной квартирой в Бельгии (Грэвс пишет за год до войны); это наполовину частное предприятие, добывающее достоверные сведения для всякого, кто ему заплатит. Этому бюро обыкновенно поручают добывание технических деталей. .

Германская разведочная часть, в которой Грэвс прослужил 12 лет, разделяется на четыре отдела: армейский, флотский, политический и личный.

Первые два отдела состояли в ведении берлинского главного штаба (Grosser General Stab): это – самая удивительная организация в мире.

Политическим и личным отделом заведует сам император.

Первые два отдела занимаются добыванием тайных сведений относительно вооружения, передвижения, планов, открытий и т. п.

Политический отдел занимается наблюдением за свиданиями государей, министров и т. п.

Личный отдел – личные поручения императора.

Персонал состоит из мужчин и женщин всякого положения. Князья, графы, адвокаты и врачи, актеры и актрисы, дамы известного света, дамы полусвета, лакеи и швейцары – всеми пользуются при случае. Легко может случиться, что ваш интересный знакомый по салону парохода, экспресса или ваша очаровательная соседка в чайной комнате «Отеля Рица» – агент на жалованье какого-нибудь правительства. Великие певцы, танцовщицы, артистки, особенно из Австрии, нередко шпионы………..

ХХ. ГРОССМИХЕЛЬ О СЕБЕ

– А к какой категории Грэвс причислил бы меня? – подумал Гроссмихель. – Во-первых, я работал и для армии, и для флота, и для политических и личных сфер. А, во-вторых, мое общественное положение совершенно исключительно. Я избрал себе ареной – клуб. Самый крупный, самый азартный клуб Петрограда. Кажется, до меня никто не обратил внимания на эту арену, а между тем для шпионажа она самая удобная. Ведь в игорной зале бывают и представители банков, акционерных обществ, заводов, бюро– и плутократии, военные и штатские… Нервы у них взвинчены, подозрительность отвлечена игрой от их профессиональных тайн. Между картами, за ужином, между делом, в мимолетных отрывистых, брошенных невзначай замечаниях, Гроссмихель каждую ночь находит сенсационнейший материал. В особенности насчет военных заказов, военного характера вопросов, связанных с передвижением войск, передвижением личного состава, выдвиганием кандидатур.

– Ах, и клещами не удалось бы из иного человека вытянуть то или иное признание при иных обстоятельствах.

А здесь из него, как из решета, сыплются дипломатические новости и свеже-просольные анекдоты, надо только уметь наводящими вопросами провоцировать откровенни-чанье.

В игорном зале все равны, – все игроки. Тот, кто умеет приятно и помногу проигрывать, пользуется большой популярностью и симпатиями.

Гроссмихель играл, как джентльмен, видно было, что для него деньги, как таковые, не имеют цены, что он любит, как спортсмен, самый процесс игры и умеет проигрывать красиво.

Как собеседник, он человек умелый и остроумный.

А откуда у него деньги? Этот вопрос никого не касается.

Откуда деньги у этих инженеров, интендантов, банкиров, коммерсантов, лиц, не имеющих профессии или, напротив, имеющих очень видную профессию?

Из кармана.

А чей это карман, – сие покрыто мраком неизвестности.

Гроссмихель слывет не только прекрасным игроком, но и чрезвычайно добрым малым.

Скольких из здесь присутствующих он положительно спас от петли, ссужая сотней-другой в самую критическую минуту.

И никогда Гроссмихель не напомнит о долге; и многие с его поддержки отыгрывались и наигрывали целые состояния.

Ну, как не пооткровенничать с таким очаровательным партнером!

А как он внимателен, как любознателен, как умен, с таким собеседником не соскучишься.

Весть, что Гроссмихель арестован по подозрению в шпионстве, потрясла клуб.

– Не может быть! – с пеной у рта горячились одни. – Он, кроме карт, не интересовался ничем!

– Ну, конечно, шпион! – после времени догадывались другие. – То-то он так всем интересовался!

Гроссмихель ходил крупными шагами и думал:

– Неужели и Берта арестована? Неужели у жены произвели обыск и нашли красный портфель с бумагами? ведь в них, как на ладони, вся деятельность «Разрешенной правительством радиотелепатической лечебницы на Каменноостровском проспекте», «Разрешенного правительством первого бюро по найму гувернанток и немецкой прислуги», «Кружка посетительниц лазаретов “Милосердие”», «Конторы кредитоспособности», «Бюро газетных вырезок» и прочих учреждений, по его плану основанных разными лицами и через Берту получающих от него инструкции…

Неужели в руки полиции попалось письмо из Берлина, адресованное на имя мифического Соколова и содержащее инструкции ему на случай, если будет исполнена мера выселения германских подданных из Петрограда?!

Нет, это было бы слишком ужасно, Берта неуловима, это – его единственная и лучшая ученица…

ХХI. РОМАН БОННОЧКИ

… Нет еще четырех лет, как он впервые увидел ее.

Она вошла в их дом в качестве бонны, только что покинув Берлин и пансион.

Фридрих сразу понял, что может сделать в его деле красота этой полу-девушки, полу-ребенка, если, конечно, он сам не смалодушничает и не увлечется ею.

Трех вещей шпион должен бояться, как огня: вина, женщин и друзей.

К трем вещам чаще всего должен шпион обращаться, чтобы выведать тайну: к женщинам, к вину и… друзьям.

И с места в карьер Фридрих повел сложную, опасную игру: надо было влюбить в себя, но самому не влюбиться, надо было влюбить в свое дело эту крепкую, свежую, ароматную розу, но не уколоться об ее шипы, надо было добыть беззаветно преданную рабу, не сделавшись самому рабом.

Это чрезвычайно трудно: женщины, одаренные такой притягательной красотой, действуют на мужчин, как на мух клейкие бумажки «Смерть мухам».

Красота Берты – «Смерть мужчинам!»

Приклеится к ней какой-нибудь неуловимый тип, тут его и бери голыми руками и вей из него веревку.

Чтобы после его и повесить на этой веревке.

Влюбить в себя Берту оказалось вовсе не трудно. В Петрограде у нее не было вовсе знакомых; у Фридриха прекрасные, проникновенные глаза, он смугл и строен, у него такие холеные руки и аристократические манеры, он так безумно щедр и окружен ореолом фаталиста: вся жизнь для него – смелый, дерзкий вызов судьбе: все на карту.

ХХII. О МАННОЙ КАШКЕ

В один из воскресных вечеров, – воскресенье выходной день Берты, – Фридрих столкнулся с бонночкой у подъезда; Берта уже возвращалась домой из отпуска, а Фридрих отправлялся в клуб.

– Так рано, и вы уже домой!..

– Так поздно, и вы из дома!..

– Вы прекрасно могли бы пойти в театр или вообще как-нибудь провести еще часа два…

– Одной? Вы думаете, это весело?

– А вы разве пробовали вдвоем?..

Берта вспыхнула и еще больше похорошела.

– Я говорю, вдвоем с подругой… Ну, садитесь в автомобиль. Я вас прокачу по островам. Вы не видали острова, не знаете Стрелку?

Сверх ожиданий Берта, не упрямясь, вошла в его автомобиль, и они помчались.

– Вот счастливец! Вы можете кататься каждый день…

– То, что можно делать каждый день, перестает быть счастьем.

– Так неужели же вы несчастливец!.. У вас такая хорошенькая жена, такие миленькие дети, такая масса денег и такая… ха-ха-ха…

– Ну, договаривайте, договаривайте…

– …Такая очаровательная гувернантка!..

Фридрих в первый раз видел Берту такой разговорчивой, смелой и оживленной…

– Ну, положим, гувернантка не у меня, и я принужден завидовать Воле…

– Вы хотите, чтобы я кормила вас манной кашкой, как Волю…

– Манная кашка… фи!.. Это символ семьи и ее добродетелей…

– Вы говорите таким тоном, как будто семья вам наскучила…

– То, что видим каждый день, перестает быть счастьем…

– Позвольте… Но неужели может перестать быть счастьем такая прелестная женщина, как ваша жена?..

Фридрих не отвечал. Он барабанил пальцами по ручке дверцы и вполголоса повторял:

– Манная кашка! Манная кашка!

И вдруг резко повернулся к ней:

– Берта! Вы любите родину?..

– Родину? – изумленно переспросила Берта. – Какую родину?

– Мою родину.

– Россию?

– Нет, Германию.

– А вы разве германский подданный?

– Ну, конечно. И это мое счастье. Семья – это манная каша. Я делаю вид, что с удовольствием кушаю это блюдо. Но, во-первых, я не хочу быть несправедливым по отношению к жене: ведь она ради меня также сделалась германской подданной, отреклась от родины… А, во-вторых, надо, чтобы никто в мире не догадывался, что ты несчастлив, и тогда сам забываешь об этом…

Берта насторожилась:

– Зачем вы все это говорите мне?

– А я и сам не знаю, зачем… Должно быть, затем, что в вас увидел прекрасный цветок, выращенный на полях моей обожаемой родины… должно быть, затем, что с вами я могу говорить на настоящем берлинском языке, а не на чухонском наречии… Вы заметили, как говорит по-немецки жена?..

– Вы сегодня несправедливы к ней. Я могу подумать, что вы нарочно клевещете и на нее и на себя, чтобы сейчас признаться в любви мне, дурочке-гувернантке, и вскружить ей голову… Недостает еще, чтобы вы предложили мне пойти в ресторан и там за бокалом шампанского поболтать о любви к отечеству…

– Я не знал, что вы такая злая и такая… умная… Из всего, что вы сказали, верно одно: мне страстно хочется поболтать с кем-нибудь о моем милом Берлине… Вы недавно оттуда, и мне кажется, в ваших волосах еще сохранился запах липового цвета старых немецких лип…

– О, да вы поэт! Вы говорите, как в бульварных романах нашей милой родины…………….

– Позвольте… Но в каких же еще романах, как не в бульварных, богатый герой, собираясь делать признание своей жертве, говорит о любви к отечеству… Как будто вам кто-нибудь мешает бросить Россию и уехать на родину…

– Мешает…

– Кто? Семья?..

Он отрицательно качнул головой.

– Клуб?

Он отрицательно качнул головой и улыбнулся.

– Кто же? Что же мешает вам вернуться на родину?

– Родина! – и, словно спохватившись, что сказал больше, нем надо, резко замолчал.

ХХIII. НА СТРЕЛКЕ

– Герой моего романа говорит загадками. По-французски это называется epater le bourgeois…[4]4
  Эпатировать буржуа (фр).


[Закрыть]

Фридрих молчал и думал:

– Она владеет и французским языком… Это то, что мне нужно…

Берта продолжала:

– Герой угрюмо молчал… Вдруг взгляд его сквозь дверцу автомобиля упал на ландшафт и он непринужденно воскликнул: «Какая красота», и они оба стали восхищаться природой…

– Так, что ли? – насмешливо и даже фамильярно засмеялась Берта.

– Нет, совсем не так… Острова действительно восхитительны, но я восхищаться ими не намерен. Чем восхитительнее здесь природа, тем более возмущаться буду я… Ну, разве не возмутительно, что здесь, в центре города, на очаровательной Неве, такой допотопный кустарный ресторан, как «Славянка»… Каких очаровательных вавилонов настроили бы мы, немцы, здесь, на Стрелке… А русские свиньи выстроили отвратительную будку, из которой торгуют кислым квасом и кислыми цветами… Да и то только летом… Восхитительный вид! Ну и что же дальше? Надо этот восхитительный вид коммерчески учесть и разработать, тогда он будет еще восхитительнее; и на это способны только мы, немцы… Вся Россия, с ее невероятными, сверхъестественными сокровищами, это – восхитительный вид. Но учесть восхитительные виды России сумеют только немцы. Русские свиньи дальше вот таких ресторанов и будок не пойдут. В них русские свиньи будут объегоривать русских же свиней, сдирая рубли за то, что у нас в Берлине не стоит марки. Вся система русской промышленности и торговли сводится к тому, чтобы с русских же, со своих же драть рубли за то, что не стоит и марки… Немцы уже пришли и заняли передовые позиции: – балтийский край и южные колонии делают свое дело… Да и Петроград завоевывается нами: в банках, на заводах, на фабриках, – везде засел и окопался немец. И выбить его с позиций трудно. Посмотрите адресную книгу «Весь Петербург», – какое изобилие звучных немецких фамилий… Мы бескровно завоевывали Россию, но не о таком завоевывании я мечтаю. Придет час, – о, он даже близко, – когда великий Вильгельм Второй скажет: «Пора»… И пойдет на Варшаву и пойдет на Петроград… И насыщенная немцами Русь сдастся немецкому завоевателю без боя… Петербург… даже само название этого города немецкое…

Берта слушала, не проронив ни слова, горячую и искреннюю речь Фридриха.

А он, чувствуя на себе ее взгляд, изливал всю свою ненависть и презрение по адресу неумытости, неумелости, неприглядности «русских свиней».

– Ах, Берта, Россия вырождается, а не нарождается, как думают они… Вы не знаете этой системы спаивания друг друга, которая отнимает ум, энергию, волю, силу у этих далеко не глупых, далеко не безвольных и слабых по натуре славян. Они насыщены парами алкоголя… Это – потомственные алкоголики; если мы не заберем их в руки, они все равно погибнут. И мы заберем, уже близок этот день!..

– Вы, кажется, хотите сказать, что скоро Германия объявит войну России… Но у России есть могущественная союзница – Франция…

– Браво, фрейлейн Берта! Вот когда мне хочется схватить вашу ручку и поцеловать ее, как в бульварном романе. Но я не сделаю этого. Потому что у меня настроение не романическое, а вы менее всего похожи на героиню бульварного романа…

– Вы хотите сказать, что я не гожусь в героини?..

– Кто знает?.. Быть может… Даже наверное годитесь…

– Отчего вы мне не ответили на вопрос о возможных союзниках России?

– Германия будет иметь таких союзников, каких сама пожелает…

Вдруг автомобиль круто повернул и остановился.

– Что случилось? – Фридрих раскрыл дверку. – Полюбуйтесь, Берта… Вот наш главный союзник…

– Кто это?

– Пьяный!..

На мостовой лежал полутруп мастерового.

– А вот – фабрика наших союзников…

Фридрих указал на залитый огнями ресторан.

– Ну, если рассчитывать на таких союзников, так далеко не уедешь. Россия может в один прекрасный день бросить свою водку…

– Ах, милая Берта, Россия спаивалась веками, и нужен по крайней мере век, чтобы из нее хмель вышел…

XXIV. ДОСТОЙНАЯ ДОЧЬ БЕРЛИНА

– Позвольте, господин Гроссмихель, ваш тон и обращение «милая Берта» мне не нравятся… это почти на ты…

– Герой бульварного романа сказал бы: «Ах, фрейлейн Берта, простите мне мое минутное увлечение. Но мне вы напомнили одну такую же прелестную девушку, с которой я в детстве играл под каштанами… Вообще, мне кажется, что с вами я уж давным-давно знаком и близок и на ты…» Но я не скажу этого… Напротив, я готов поклясться, что в первый раз вижу такую оригинальную и восхитительную фрейлейн…

Берта запела по-испански:

Не клянись… Что клятвами начнется,

То проклятьем может кончиться, дитя.

– Боже мой! Да у вас прекрасный голос!

– Вообще во мне непочатый край всяких возможностей!.. Но и вы тоже хороши!.. Как это вы успели шепнуть шоферу, чтобы он остановился у ресторана?.. А клуб?.. Разве игрок может прожить ночь без того, чтобы не испытать счастье?..

– Бульварный герой сказал бы: «Что такое клуб! Я сегодня попытаюсь испытать счастье в другом месте…»

– Faites votre jeu, monsieur!..[5]5
  Делайте вашу ставку, месье (фр.).


[Закрыть]

– Ого! – подумал с восхищением Фридрих. – Девица, достойная дочь Берлина и достойна участи более полезной, чем воспитания моего сына…

В эту ночь Фридрих не был в клубе.

Испытал ли он счастье, или не испытал с Бертой Берс, только на следующий день категорически заявил Марье Николаевне, что, по наведенным им справкам, фрейлейн Берс вовсе не пригодна для роли руководительницы его детей.

Марье Николаевне самой не по вкусу пришлось, что Берта, не спросившись, ночевала не дома и не могла объяснить где, так как в Петрограде у нее не было ни одной близкой души…

Фридрих поселил свою возлюбленную в маленькой, уютно и даже роскошно обставленной квартирке в двух шагах от клуба.

Через неделю Берта ненавидела Россию и русских так же, как и он.

И когда Фридрих предложил ей быть его помощницей в деле снабжения германского главного штаба агентурными сведениями на предмет войны 1913 года**, она ответила горячо:

– Deutschland dber alles!..

Вильгельм намеревался объявить войну в 1913 г., чему немало доказательств (Прим. авт.).

Для начала Фридрих посоветовал Берте открыть бюро по рекомендации гувернанток и немецкой прислуги.

Бюро понравилось, благодаря дорогой рекламе, сразу.

Рекомендованные Бертой гувернантки попадали как раз в такие дома, которые были так или иначе полезны Фридриху.

Военные, дипломаты, интенданты, инженеры, поставщики на армию и т. п., и т. п. и не подозревали, что все они у Берты на отчете.

Агенты в юбках доносили ей о каждой мелочи, и донесения «бабушке» Фридриха сделались еще содержательнее…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГИПНОЗ ИЛИ СТРАСТЬ

I. ГДЕ БЕРТА?

После таинственного исчезновения в цирке и таинственного ночного визита к Гроссмихелю Берта поселилась в радиотелепатическом институте фон Таубе, – в одном из шикарных домов Каменноостровского проспекта.

Лучшего, более безопасного пристанища и выдумать нельзя.

Ведь здесь можно жить без прописки. Ведь вся прислуга лечебницы – свой брат. Ведь за день здесь перебывает масса посетителей; где тут дворнику усмотреть, все ли уехали, не остался ли кто ночевать.

Институт Таубе основан по мысли Гроссмихеля.

Берта познакомилась случайно с этим гипнотизером и рассказала Фридриху, как чисто работает он и как могучи его внушения.

Фридрих сразу понял, что такой гений – клад; если ему подбирать пациентов, в особенности пациенток, из дипломатических и вообще из соответственных сфер, они в состоянии гипноза могут снабжать гипнотизера самыми ценными сведениями, могут превратиться в агентов Таубе, не подозревая, что они изменяют отечеству и выдают политические тайны шпиону.

Институт Таубе поставлен на широкую ногу.

Посетительницу встречал лакей в черном фраке и по обитому темно-зеленым сукном беззвучному полу проводил в салон. Салонов для ожидания три. Один большой – общий и два маленьких для лиц, которые желают по каким-либо соображениям ожидать в одиночестве.

Сами кабинеты внушений обиты темно-зеленым сукном с пола до потолка. Наверху лиловый лампион.

У Таубе четыре помощника, которых тот обучил своему ремеслу; все четверо, как и лакеи, конечно, немцы.

Сам Таубе отбирает себе только интересных пациентов. Помощникам же приходится возиться, главным образом, с дамочками, желающими похудеть.

Половина играющих «на похудение» дам – актрисы.

Две-три актрисы, в числе поклонников которых состоят видные сановники, принимаются самим Таубе.

Это – сухой, высокого роста брюнет с властными, демоническими глазами. В кинематографе ему заплатили бы дорого, если бы он играл роли демоничных героев. Фамилия Таубе[6]6
  Таубе по-немецки – голубь (Прим. авт.).


[Закрыть] не подходила к нему; он походил скорее на ястреба.

Таубе достаточно только пристально взглянуть, властно сказать «спите!», и жертва была всецело в его руках. Он диктовал ей, что надо сделать. Она, даже уйдя от него к себе, несколько дней была под гнетом его воли.

Для агентурных целей радиотелепатический институт изумительно удобен.

Ведь клиентки сами с риском для собственной шеи выполняли адские замыслы шпиона, и мало того: принося драгоценные сведения, сами же платили Таубе по 5 р. за визит.

Через Берту эти сведения шли к Гроссмихелю, и им обменивались на тысячи марок.

Гроссмихель, хотя и был фактическим изобретателем радиотелепатического (при чем тут радий, никто не знал) института, но, как и везде, действовал анонимно через Берту.

Во всем Петрограде только Берта да Карл знали, что он – агент германского правительства.

Это был крупный плюс. Таубе ни разу даже не видал Гроссмихеля и не слышал его фамилии.

Берта поселилась в одной из задних комнат в личной квартире Таубе. Ее приезд был как нельзя более кстати.