355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Кузнецов » Фронт над землей » Текст книги (страница 6)
Фронт над землей
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 23:39

Текст книги "Фронт над землей"


Автор книги: Николай Кузнецов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Отведенные дни промелькнули быстро. За это время сменилось командование полка. Вместо А. Ф. Радченко, переведенного в другую часть, командиром стал его заместитель майор Александр Иванович Попрыкин. Комиссара Павлюченко сменил летчик Копылов. Новый политработник сразу всем пришелся по душе – вниманием к людям, заботой о них он чем-то напоминал А. Л. Резницкого.

Настало время отлета. Сначала сказали, что будем садиться где-то возле Москвы, потом аэродром посадки изменился – приземляемся в самой Москве!

– Говорят, "харрикейны" будут перевооружать.

– Наконец-то!

Вот и старт. Летим в столицу с новыми надеждами: авось на этот раз приведется повоевать как следует!

Центральный аэродром был сплошь забит самолетами самых различных типов: "чайками", "мигами", "ильюшиными", "петляковыми". Одни машины садились, другие взлетали, около третьих хлопотали бригады заводских рабочих.

– Завтра получите "харрикейны" с нашими пушками и реактивными установками, – сказали нам.

Мы усомнились: неужели такие темпы? И напрасно. Москвичи сдержали слово.

– Это тебе, Коля, не самоделки. Сила! – Иван Грачев оттопырил большой палец.

– А все-таки "ишачок" был лучше, – возразил Василий Добровольский.

– Как вы сказали? – переспросил незнакомый нам человек, следивший за работой заводских бригад.

– "Ишачок", говорю, лучше этих каракатиц, – повторил Василий. – А вы, извините, кто будете?

– Конструктор Поликарпов, не слышали? – улыбнулся наш собеседник,

– Как же! – Добровольский не смутился. – На ваших самолетах не один десяток "юнкерсов" и "мессов" сбили под Ленинградом.

– Вот как! Что за полк?

– 191-й истребительный.

– Расскажите-ка подробнее, – попросил конструктор.

Мы окружили Н. Н. Поликарпова и долго беседовали с ним, вспоминали наиболее характерные воздушные бои, рассказывали о выносливости И-16.

– Однажды Кузнецов, – Добровольский кивнул в мою сторону, – привез сто пятьдесят шесть пробоин.

– И ничего? – спросил Поликарпов.

– Жив-здоров. А "ишачок", наверное, и сейчас в строю, товарищу передал, ответил я конструктору. – Кстати, он всю финскую войну прошел. Крепкая машина.

– Спасибо, друзья мои, за похвалу, но главное все-таки люди. Очень, очень рад знакомству с вами.

Конструктора позвали, и он, простившись с нами, ушел на завод. А мы в тот же день улетели под Можайск.

Стояла ранняя весна. Отцвели подснежники, из-подростали показывались зеленые усики травы. Почки на деревьях вот-вот лопнут и превратятся в молоденькую малахитовую листву. В чистом весеннем небе затрепетали первые жаворонки. Песенно, светло и радостно. И не только потому, что на синих крыльях прилетела весна, а главным образом потому, что наши войска продолжали громить немецко-фашистские полчища. Изо дня в день победы радовали советских людей.

Боевая работа началась сразу же после того, как мы перелетели на новый аэродром. Чаще всего ходили на прикрытие наземных войск в районе Вереи. "Харитоны" стали немного тяжелее, зато оружие на них любо-дорого! Поэтому, естественно, каждому из нас хотелось помериться силами с истребителями и бомбардировщиками противника. Однако в течение нескольких дней мы не встретили ни одного вражеского самолета.

– Встретим еще, и не раз, – говорил заместитель комэска Вадим Лойко.

Вскоре полку поставили задачу обеспечивать боевые действия конницы генерала П. А. Белова, которая прорвала оборону противника и врезалась в его тылы. Много хлопот и неприятностей доставляли оккупантам отважные конники, и фашистское командование бросило против кавалеристов значительные силы авиации.

Каждый день по нескольку раз летали мы в район действий корпуса П. А. Белова, и редко какой вылет обходился без воздушного боя с "лапотниками", пытавшимися бомбить кавалерийские части.

Первыми испытали оружие новых истребителей Лойко и командир звена Добровольский. От их меткого огня рухнули, объятые пламенем, два Ю-87. И экипажи вражеских бомбардировщиков сбавили спесь и без истребителей сопровождения уже не рисковали появляться.

– Уважать стали наших "Харитонов", – говорили ребята, довольные тем, что оружие, установленное на английских машинах, действовало весьма эффективно.

Ветераны полка учили искусству воздушного боя молодых летчиков. У Василий Добровольского ведомыми в звене были младший лейтенант Лукацкий и сержант Барышнев. Однажды Василий повел их на боевое задание. "Юнкерсы" под прикрытием "мессеров" рвались к сражавшимся в окружении конникам. Пока командир звена с одним из ведомых разгонял стервятников, два новичка неожиданно оторвались от ведущего. Туда-сюда виражили – нет ребят. В заданный район уже подошла другая группа летчиков, а Лукацкий и Барышнев словно растворились. Так и вернулись домой без них.

– Доложите, как это случилось? – спросил капитан Лойко, проводивший разбор полета.

– Во время первых двух атак противника Лукацкий был в строю, – рассказывал Добровольский. – Потом началась такая суматоха, что мы едва успевали отгонять "юнкерсов" и отбиваться от "мессершмиттов". В это время, видимо, и оторвались.

– Может быть, их сбили? – пытался выяснить Лойко.

– Нет, нас прикрывала третья пара, – в один голос заявили ведущие.

Разбор полета ни к чему не привел, и мы разошлись расстроенные, удрученные. Вечер и ночь, проведенные в чудом сохранившемся домике на крутом берегу Протвы, показались с год. Тихо было, словно кого похоронили. "Не так, не так" – неугомонно постукивали ходики.

А утром в полк пришла телефонограмма: "Посадку произвели пятьдесят километров восточнее Коломны. Самолеты ремонтируются. Жду ваших указаний. Лукацкий".

– Вот стручки! – покачал головой Лойко. – Зеленые стручки...

Им сообщили, что без самолетов нечего делать в полку: "безлошадников" и без того хватало. Спустя несколько дней ребята прилетели.

Заместитель командира полка собрал летчиков и, после того как Лукацкий и Барышнев рассказали о своей ошибке, обратил внимание опытных товарищей на то, чтобы больше уделялось внимания молодежи.

– Надо боевую работу сочетать с учебой, – сказал в заключение комиссар полка Копылов.

Спустя несколько дней старший политрук принес неожиданное для нас сообщение: часть должна перебазироваться в район Старого Оскола, на Юго-Западный фронт. Почему именно туда? Вот уже с 13 апреля утренние и вечерние сообщения Советского информационного бюро начинались одной и той же фразой: "На фронте ничего существенного не произошло". Не говорилось об активных действиях и на Юго-Западном направлении, объединявшем Брянский, Юго-Западный и Южный фронты. Почему же мы перелетаем?

– Затрудняюсь точно сказать об этом, – отвечая на наши вопросы, откровенно признался Копылов, – но если там концентрируют авиацию, значит, наша армия готовится к серьезным боям с противником. Думаю, на месте будет виднее. Очень прошу вас, друзья, хорошо подготовиться к перелету. Ни машин, ни тем более летчиков нам нельзя терять: они пригодятся там, где, видимо, скоро закипит большое сражение.

К совету старшего политрука, понимавшего толк в летной работе, все отнеслись весьма серьезно: каждый летчик детально изучил маршрут перелета, расположение попутных аэродромов, чтобы в случае необходимости не делать вынужденной посадки на неподготовленной площадке, вместе со своим техником и специалистами других служб тщательно проверил самолет и все его оборудование.

И работа эта не пропала даром: полк перебазировался без происшествий.

Глава восьмая. Юго-Запад в огне

Активных действий на нашем фронте не было, и мы в основном дежурили на земле. Изредка на большой высоте пролетали отдельные разведчики или бомбардировщики противника да какой-нибудь нахалюга на "мессершмитте" крутился над летным полем, вызывая, по-видимому, желающих на воздушный поединок. Однако полковое начальство строго-настрого приказало не демаскироваться без особой надобности, не отвечать на вызовы фашистских истребителей.

– Еще успеем помериться силами, – говорил комиссар Копылов.

Да, тогда никто в полку не знал, что командование Юго-Западного направления готовит наступательную операцию. Планировалось нанести два сходящихся удара (с юго-запада и северо-запада) в общем направлении на Харьков, окружить, и уничтожить там группировку противника и освободить город. Неприятель, как стало известно впоследствии, тоже готовился к наступлению. Прежде всего он стремился ликвидировать барвенковский выступ и разгромить оборонявшие его войска.

О начале наступления нам стало известно не только по усилению активности артиллерии, пехоты и танков в районе Волчанска и юго-восточнее Харькова, но и по нарастанию напряженности боевых действий полка. Несмотря на то что наш аэродром находился километрах в ста тридцати от Волчанска, группы "харрикейнов" вылетали на прикрытие наземных войск по два и даже по три раза в день. Южнее нас, в долине реки Оскол, базировались другие авиационные части 436-й, 180-й истребительные полки и один полк штурмовиков. "Ильюшины" в сопровождении "харрикейнов" наносили ощутимые удары по гитлеровцам в районе Чугуева и других крупных населенных пунктов.

– Двинулся фронт! – радовались, летчики, узнав о том, что за три дня наши войска потеснили немцев под Волчанском на двадцать пять, а юго-восточнее Харькова– на пятьдесят километров.

В разгар наступления кадровикам почему-то понадобилось перевести от нас Копылова, человека, который не только воодушевлял однополчан на земле, но и показывал пример боевой выдержки, самообладания и бесстрашия в воздухе. Правда, уходил он, как мы слышали, на повышение, однако расставаться с ним было жаль. Кого-то пришлют вместо него? Не всякий коммунист, даже с солидным партийным стажем, может быть хорошим политработником.

– Ничего, друзья, надеюсь, что мы еще не раз встретимся в воздухе, сказал на прощание Копылов. – В общем, вместе будем бить фашистов!

В целях сокращения полетного времени до района боевых действий полку приказали перебазироваться ближе к фронту – на одну из площадок под Новым Осколом. И сразу же начались вылеты на задания.

Мне приказали вести восьмерку самолетов на прикрытие наземных войск, сражавшихся с гитлеровцами западнее Волчанска. В состав группы включили шесть молодых летчиков, в том числе сержанта Барышнева – невысокого белокурого застенчивого юношу.

– Его, на мой взгляд, нельзя сегодня посылать на боевое задание. Человек только что перенес моральное потрясение. Надо повременить дня два-три, пытался я убедить Попрыкина.

Дело в том, что во время посадки на новый аэродром на самолете сержанта подломился левый подкос шасси, и машина опустилась на левое крыло. Деформировалась плоскость, вышел из строя воздушный винт. Специалисты ПАРМа и механики эскадрильи быстро восстановили "харрикейн", но Барышнев очень переживал случившееся.

Сержант не отказывался от боевого задания, не ссылался на плохое самочувствие, хотя трибунал дал ему условный срок наказания. И внешне не было заметно моральной травмы, полученной им накануне, разве только голубые глаза Барышнева были грустнее обычного...

И вот мы в небе западнее Волчанска. Обстановка здесь резко изменилась. Если два-три дня назад наши войска, взламывая оборону противника, медленно, но упорно продвигались на юго-запад, то теперь наступление приостановилось. Гитлеровцы подтянули свежие силы и бросили их в контрнаступление. Значительно больше стало и вражеской авиации над полем боя. Позже я узнал, что в районе Харькова в ту пору мы имели на триста самолетов меньше, чем немцы.

Заметив четверку "мессершмиттов", шнырявшую в поисках легкой добычи, я предупредил своих ведомых:

– Внимание, справа и ниже нас "худые".

Молодые летчики начали волноваться. Это стало заметно по их самолетам: то один нарушит заранее установленную дистанцию или интервал, то другой.

– Спокойнее! – подбодрил я ребят.

"Мессершмитты" намеревались нанести штурмовой удар по нашим наземным войскам. Как только первая пара остроносых машин приготовилась пикировать на избранную цель, я подал команду:

– Атакуем!

Первая четверка "харрикейнов" устремилась вниз. Длинная пушечная очередь и "мессершмитт", шедший за своим ведущим, задымил, потом вспыхнул и почти отвесно пошел вниз. Представляю себе воодушевление молодых летчиков: на их глазах был сбит враг, значит, нечего бояться фашистских истребителей, надо смелее навязывать им бой, действовать инициативно, решительно!

Второе звено, ведомое одним из наших "стариков", преследовало напарника подожженного нами "мессершмитта". И вдруг один из "харрикейнов" оторвался от группы, словно спешил поскорее расправиться с ненавистным гитлеровцем. "Кто этот смельчак? Почему он так безрассудно действует?" – тревожно подумал я. Но что-нибудь предпринять уже не успела два "месса" хищно набросились на оторвавшегося "харрикейна" и сбили его.

Погибшим оказался сержант Барышнев. Через два дня его привезли и похоронили с почестями.

Вечером 13 мая Совинформбюро сообщило, что на харьковском направлении наши войска перешли в наступление и успешно продвигаются вперед. Затем мы узнали, что в этом районе уничтожено и подбито не менее ста пятидесяти вражеских танков, захвачено много трофеев и пленные. О действиях авиации пока не говорилось ничего. Только в вечерней радиосводке 15 мая появилось несколько слов: "За три дня боев... сбито сорок самолетов противника".

15 мая немцы потеряли пятьдесят шесть машин, мы – тринадцать. Подробности харьковских боев стали известны всем из сообщения "В последний час" 16 мая.

Позже противник предпринял ряд мощных контратак. Появилось изюм-барвенковское направление. Враг остановил наши войска.

По напряжению, которое испытывал 191-й истребительный авиационный полк и соседние части, мы догадывались, что немцы имеют превосходство в воздухе. Активность вражеской авиации усиливалась. Над опорными пунктами наших наземных войск появились "юнкерсы" в сопровождении истребителей, приходилось с утра до вечера барражировать в районе боевых действий.

Ранним утром шестерка истребителей нашего полка, возглавляемая капитаном Гончаренко, получила задание вылететь для прикрытия с воздуха наземных войск. Солнце еще не поднялось, но горизонт уже был светлый. Пройдя на бреющем у самого края леса, мы взмыли вверх и минут через десять увидели линию фронта. Она обозначалась всплесками орудийных выстрелов и грязными облачками частых разрывов снарядов.

Вражеские зенитки молчали, но опасность подстерегала нас совсем с другой стороны. Четыре "мессершмитта" внезапно вынырнули со стороны восходящего солнца и ринулись в лобовую атаку. Ощетинившись дулами пулеметов, они прошли совсем близко от нас, едва не зацепив крыльями плоскости "харрикейнов".

Что такое? Обычно немцы побаивались ходить в лоб, уклонялись на встречных курсах, а тут сами лезут на рожон, да еще разворачиваются для повторной атаки. Может быть, они отвлекают на себя внимание, чтобы дать возможность другой группе самолетов нанести удар по войскам, которые мы прикрываем?

Я пристально посмотрел по сторонам. Ничего подозрительного. В небе только наши истребители да все те же четыре "мессершмитта". Идем навстречу врагу.

Засверкали огненные вспышки. Снаряды рвались слева от моей машины. Это ударил лидер фашистской группы. Я создал скольжение вправо. Вовремя! Очередь пронеслась совсем близко, снарядом даже повредило законцовку левого крыла.

"Видимо, опытный разбойник, шутки с ним плохи! – подумал я и тотчас на фюзеляже поравнявшегося со мной "мессершмитта" заметил желто-черного зверя, похожего на огромную кошку.

Стремительно развернув машину, я осмотрел воздушное пространство. Четверка "мессеров" быстро уходила вверх, а на смену ей тут же появилось еще три пары. Однако они не пошли на сближение с нами, держались на почтительном расстоянии.

Возвратившись на аэродром, мы обсудили детали минувшего боя. Все были удивлены необычным тактическим приемом немцев.

– Я еще ни разу не видел, чтобы гитлеровцы первыми предпринимали лобовую атаку, – в раздумье сказал Василий Добровольский. – В чем тут дело?

На этот раз ответа мы так и не нашли. Но вскоре убедились, что на нашем участке фронта появился опасный и коварный противник. Из очередного полета Василий Добровольский привел машину с двумя большими пробоинами в лобовой части центроплана. Снаряды "мессершмиттов" разворотили обшивку и перебили управление элероном. Судя по почерку, это была та же самая четверка "мессершмиттов".

– Они атаковали нас нахально, – рассказывал Василий. – И тоже со стороны солнца. Их тактический прием – атака в лоб, как и в прошлый раз. Значит, надо смотреть, ребята, в оба!

Особенно мы волновались за нашу молодежь. Еще не очень опытные летчики, они могли оказаться жертвой фашистских истребителей.

– Будьте внимательны, – предупреждали мы новичков, – следите друг за другом в воздухе, не отрывайтесь от ведущего и своей группы, тщательно продумывайте систему взаимодействия и выручки в бою.

К сожалению, не было возможности особенно опекать их – время было очень горячее.

...Четверка фашистских истребителей вновь появилась около полудня, когда в воздух во второй раз была поднята группа капитана Гончаренко. Рассредоточившись по фронту, "мессеры" устремились нам навстречу, обрушив на советские самолеты огонь всех своих пушек и пулеметов. Против меня и моего ведомого, как и ранним утром, оказалась основная пара немцев. Они применили старый маневр, который теперь уже не был для нас неожиданностью. Кстати, шаблон в воздушном бою – характерная черта гитлеровских, летчиков. А с врагом, действующим по шаблону, бороться, как известно, значительно легче.

Я увеличил скольжение самолета вправо и перенес точку прицеливания с кабины "мессершмитта" на середину его правого крыла. Нажал на гашетку. Оружие фашиста внезапно захлебнулось, умолкло, и "месс" проскользнул слева чуть ниже меня. На его фюзеляже – огромный желто-черный тигр.

Теперь я понял, почему огонь моего истребителя не причинял немецкому асу никакого вреда. Устремляясь в атаку, он тоже создавал незаметное скольжение вправо, и мои снаряды проходили в стороне от его левого крыла. Я ввел необходимую поправку. Хозяин "тигра" догадался, что его маневр перестал быть секретом. Стало быть, надо держаться осторожнее. И действительно, его повторная атака была совсем вялой. Вернее, немец даже не атаковал, а лишь обозначил маневр и отвернул в сторону еще задолго до того, как вышел на расстояние прицельного огня. Точно так же вели себя и три других вражеских истребителя. Они ориентировались на "тигра", а тот предпочел уклониться от новой встречи.

Вскоре фашистские самолеты ушли вверх и растворились в ослепительно-голубом небе.

После вылета я рассказал товарищам о своих наблюдениях и маневре, который применил против атаковавшего меня "мессершмитта". Оказывается, они тоже разгадали тактику неприятеля. Мы живо обсуждали результаты только что проведенного короткого боя, в то время как механики готовили самолеты к новому вылету.

Разведка донесла о большом скоплении вражеской техники на левом берегу Северного Донца. Штурмовики должны были нанести удар по фашистам, а нам приказали прикрыть "илы" с воздуха.

Ждать пришлось недолго. Летчики уже сидели в кабинах, когда над аэродромом показалось восемь "ильюшиных". Мы попарно взмыли в воздух и быстро пристроились к своим подопечным.

За Волчанском развернулись на юг и пошли вдоль причудливо извивающейся внизу ленты Северного Донца. Под нами проплывали зеленые поля, перелески и довольно крупные лесные массивы. Временами у самой реки попадались деревушки тихие, мирные, как и небо, налитое чистой майской голубизной. Но голубизна эта была обманчивой. Обманчивой была и мирная зелень мелькавшей под крыльями земли. Мы хорошо знали, что каждый метр ее перерыт траншеями, разорван воронками от бомб, исковеркан снарядами и полит кровью.

Вскоре я заметил встречную шестерку штурмовиков. Она возвращалась с боевого задания. А впереди и чуть справа в тугой клубок сцепились наши и фашистские истребители. Ввязываться в бой мы не стали: у нас было свое задание. Впрочем, немцам и так здорово перепало – один из "мессеров", объятый черным дымом, свалился на самом берегу Донца.

Штурмовики, прибавив скорость, еще ближе прижались к земле. Зорко оберегая их, мы шли к намеченной цели. Вскоре впереди по курсу показался лес. "Илы" круто взмыли вверх и, вытянувшись с левым разворотом в цепочку, стали переходить в пикирование. На лесной массив, где укрывалась вражеская техника, посыпались бомбы и реактивные снаряды. Снизу замелькали языки пламени. Это открыли огонь вражеские зенитки.

Бомбовые удары следовали один за другим. Замкнув наклоненный к горизонту круг, штурмовики ходили над лесом конвейером, уничтожая фашистские танки и автомашины.

Наконец ведущий "илов" сделал третий заход, расстрелял весь боекомплект и, отвернув на восток, вышел из атаки. За ним последовали остальные штурмовики. Это был самый ответственный момент, когда от нас, истребителей, требовался максимум внимания. Дело в том, что при выходе из атаки круг, обеспечивающий огневое прикрытие каждого находящегося в нем самолета, разрывается, и обычно последний штурмовик остается незащищенным. "Мессы", как правило, подкарауливают его, и, если нет надежного прикрытия, он становится их добычей.

На этот раз все обошлось благополучно. Замыкающий пристроился к группе, и мы легли на обратный курс. Прошли уже около половины пути, как вдруг с северо-запада появилось несколько быстро увеличивающихся черных точек. Видимо, опоздали фашисты, не смогли своевременно помешать "ильюшиным" отбомбиться. И вот теперь хотят взять реванш. Сильно растянувшись на дистанции, вражеские истребители шли на высоте около двух километров. Я насчитал четыре пары "мессеров". Наша группа успела миновать Волчанск и приближалась к Валуйкам, когда "мессершмитты", не сбавляя скорости, свалились на нас сверху. Но мы уже подготовились к атаке. Охраняя друг друга, штурмовики снова образовали круг, а истребители замкнули второй круг чуть выше их, так, чтобы и самим чувствовать себя увереннее, и в то же время надежнее защищать своих подопечных.

Разделившись на пары, фашисты атаковали нас одновременно с разных сторон. Поливая огнем истребители, они пытались проскочить вниз, к "ильюшиным", но мы сдерживали их натиск. Взаимная поддержка всегда выручает в бою, поэтому экипажи работали очень слаженно.

Бой становился все ожесточеннее. Видимо, немцы не отказались от своего намерения расплатиться с нами за удачно проведенную штурмовку – атака следовала за атакой.

Наконец двум гитлеровцам удалось прорваться сквозь наше кольцо и приблизиться к "илам". Вот-вот полоснут вражеские очереди. Тогда пара "харрикейнов" рванулась внутрь круга. Испугавшись их стремительного броска, "мессершмитты" отказались от своего намерения и потянули вверх. "Харрикейн" гораздо тяжелее "мессера". Двигатель слабее, аэродинамика хуже. Поэтому тянуться вверх за неприятелем было невозможно, и вслед ему только засверкали огненные трассы.

Очередная атака на штурмовиков была отбита, но она не дешево обошлась нам...

В то время когда два "месса" прорвались внутрь круга, другая пара ударила по незащищенному "харрикейну" с внешней стороны, сверху. Машина Андрея Аравина резко опустила нос и, вращаясь вокруг продольной оси, стремительно пошла к земле...

Воодушевленные удачей, фашисты снова рванулись в атаку. На этот раз двое из них бросились на самолет Павла Храпкова. У немецких летчиков было три преимущества: во-первых, капитан не видел их, так как шел впереди, во-вторых, их было двое против одного и, в-третьих, они нападали сверху. Однако гитлеровцам не удалось осуществить свой замысел: я вовремя заметил их. Реакция была почти мгновенной. Резко рванул машину вправо и вверх. Мощная очередь заградительного огня отрезвила противника, и "мессы" поспешно отвалили в сторону.

Следует сказать при этом, что мой маневр таил в себе некоторую опасность. Спасая Храпкова, я набрал большую высоту, чем была у моих товарищей, вследствие чего между мною и впереди идущим истребителем образовался разрыв. Противник не замедлил воспользоваться этим.

Пронизав строй штурмовиков, снизу вверх, в хвост машине капитана Храпкова с левым доворотом выходил еще один "мессер".

Я круто перевел самолет в пикирование и за счет запаса высоты и мощности двигателя стал быстро приближаться к вражескому истребителю. Необходимо опередить фашиста! Косые лучи солнца на мгновение осветили часть фюзеляжа "мессершмитта", и я увидел на нем желтого с черными полосами и раскрытой пастью огромного тигра. Так вот это кто – старый знакомый!..

Фашистский ас уже торжествовал победу, не замечая стремительно приближающейся к нему машины. Увидел меня он слишком поздно – когда оказался в моем прицеле. Немецкий летчик попытался вывести самолет в горизонтальное положение, переведя мотор на полные обороты. Но теперь это не имело решающего значения: с короткой дистанции я послал длинную пушечную очередь.

Снаряды достигли цели – вспороли обшивку крыльев "тигра" по обе стороны кабины.."Мессершмитт" потерял скорость и стал медленно оседать. Затем, опустив нос, вошел в крутую спираль.

Потеряв "тигра", фашисты ослабили атаки, а вскоре и вовсе отошли от нашей группы на северо-запад.

Штурмовики благополучно возвратились на свою базу.

На следующий день двенадцать неприятельских истребителей блокировали наш аэродром. По всей видимости, они решили взять реванш за вчерашнюю штурмовку.

Неожиданно вынырнув из-за леса, фашисты с бреющего полета начали расстреливать неповоротливые "харрикейны", которые пытались взлететь.

На помощь поднялась четверка "харрикейнов" из полка майора А. Б. Панова, базировавшегося неподалеку от нас. Силы были явно неравны. Советские летчики вступили в схватку с восьмеркой "мессеров", но отвлечь на себя все самолеты противника не смогли. Четыре фашистских истребителя продолжали висеть над аэродромом.

Между тем на юго-западе на высоте полутора-двух тысяч метров появились две девятки вражеских бомбардировщиков. Звено за звеном Ю-88 шли вдоль линии железной дороги в сторону станции.

Связанные неравным боем с "мессерами", летчики Алексея Борисовича Панова все-таки нашли возможность атаковать "юнкерсы". Один из "харрикейнов" пристроился к хвосту бомбовоза, но вынырнувший снизу "мессер" пропорол его короткой пулеметной очередью. Прикрывавший товарища летчик не дал фашисту уйти – снял его метко сработавшими пушками. Оба самолета, беспорядочно кувыркаясь, пошли к земле. Вскоре почти одновременно от них отделились черные точки, а над ними вспыхнули белые купола парашютов.

Дым от горящих на станции эшелонов поднимался кверху, затем ветром его сносило на аэродром. В этом дыму в полукилометре от стоянок опускались в лес два парашютиста. С земли невозможно было определить, какой из них наш, какой немец. Командир полка, встретив первого попавшегося ему на глаза летчика Ивана Бунакова, приказал:

– Бери людей и немедленно в лес. Немца надо взять живым! – Он указал рукой на опускающегося парашютиста.

Бунаков и человек десять механиков, добровольно пожелавших участвовать в деле, поспешили к месту приземлеиия парашютиста. Вскоре метрах в пятидесяти они заметили на верхушке дерева белый парашют и рослого летчика, освобождающегося от лямок. Рассредоточив людей полукольцом, Иван Бунаков рукой подал знак: ложись!

Внимательно наблюдая за парашютистом, ребята поползли. Когда оставалось метров тридцать, Бунаков с пистолетом в руке вскочил, бросился вперед. За ним последовали остальные. Парашютист оторопел от неожиданности. С удивлением следил он, как вокруг него смыкается кольцо людей, вооруженных винтовками и пистолетами.

Приблизившись метров на пятнадцать, Бунаков крикнул:

– Хенде хох! – и направил пистолет в грудь летчика.

– Ты что, Иван, с ума сошел, что ли? – послышался спокойный голос "пленника".

Бунаков опешил. Приглядевшись, он узнал своего друга из соседнего полка, Володю Елисеева. Растерялся настолько, что не знал, как быть дальше.

– Разве это ты? – еле выдавил он из себя, продолжая держать пистолет наготове.

– Как видишь, – спокойно ответил летчик.

– А где же немец?

– Не знаю, не видел, – сказал Елисеев.

Группа вместе с "пленником" направилась на аэродром. Однополчане от души посмеялись над Иваном и его помощниками.

Короток досуг летчиков. Но и уставшие после многократных вылетов за день, мы жадно прислушивались к голосу радио и газетным сообщениям. Еще 18 мая вместе с однополчанами я слушал сводку Совинформбюро: на харьковском направлении наши войска вели наступательные бои и, отбивая контратаки противника, продвигались вперед. А в направлении Изюм, Барвенково вели упорные бои с перешедшими в контрнаступление гитлеровцами.

Через десять дней харьковского направления не стало, а на изюм-барвенковском наши войска отражали ожесточенные атаки танков и пехоты противника. Потом перестали говорить об Изюме и Барвенково, а харьковское направление снова стало упоминаться в сводках числа с 10 июня.

– Что-то неладное там, – угрюмо заметил Вадим Лойко, показывая трубкой в сторону Харькова. – Началось хорошо, а чем кончится – трудно сказать.

У всех на душе было тревожно. Кое-кто поговаривал, что не сегодня-завтра полк снимется с аэродрома и перелетит глубже в тыл, на северо-восток. Однако приказа о подготовке к передислокации не было, и мы по-прежнему ходили на боевые задания.

Драться с противником с каждым днем становилось все тяжелее: фашистская авиация намного превосходила нас численно. Потери тоже давали о себе знать – в полку становилось все меньше самолетов.

Однажды вечером начальник штаба П. И. Солдатенков сообщил летчикам нерадостную весть:

– Получен приказ оставить аэродром. Новое место базирования – Тростянка, километров с полсотни отсюда. Готовьтесь, друзья, к перелету: немецкие танки прорвали линию обороны наших войск и двигаются по шоссе на северо-восток.

– Сюда? – спросил Лукацкий.

Солдатенков молча кивнул: сюда. Потом жестко добавил:

– Только без паники!

Ночь прошла неспокойно. Мы часто выходили из землянок и прислушивались к каждому долетавшему до нас издалека звуку. Иногда доносилось урчание моторов, редкие выстрелы. Мы опасались, как бы к нашему аэродрому не вышли фашистские танки и не передавили последние самолеты,

С рассветом стали готовиться к перебазированию. В первую очередь на новый аэродром отправили основную группу технического состава. Оставили только тех, кто был необходим для обеспечения вылета и завершения ремонта неисправных машин.

Постепенно аэродром пустел. "Харрикейны" уходили на сопровождение штурмовиков и после выполнения боевого задания производили посадку в Тростянке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю