Текст книги "Черные береты"
Автор книги: Николай Иванов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Николай Иванов
Черные береты
* * *
Я, приговоренный к высшей мере наказания…
…в последний раз иду по земле. Даже не по земле – по бетонному полу тюрьмы. Сзади незнакомый конвоир – осторожный, как лис. Значит, ЭТО произойдет сегодня. Сейчас. Капитан Пшеничный, некогда знакомый начальник тюрьмы, рассказывал, как ЭТО происходит. Поэтому все эти ухищрения с вызовом на неурочный допрос – уловки для непосвященных. Но не для меня. Я знаю: меня убьют в эти мгновения.
То ли специально, то ли по недосмотру, но в камере в руки попала «Комсомолка» с заметкой, в каких странах и как казнят. Могло успокоить, что более ста государств еще оставили у себя смертную казнь. Можно порадоваться и тому, что я не в Иране, Пакистане или Арабских Эмиратах, где «вэмэнэшников» попросту забивают камнями. Не прельстила и хваленая демократами Америка – там, кроме расстрелов, усыпляют газом, травят ядом, сажают на электрический стул и вешают. Выбирай – не хочу…
Я уже почти забыл, что был рижским омоновцем – настолько перекорежилась жизнь уже после августовских событий 1991 года. Мне пришили дело, о котором я не имею ни малейшего представления. Нет, я пытался удивляться и возмущаться, но потом дошло – бесполезно. Им выгодно меня убрать. Им за счастье меня убрать. И представившийся шанс они не упустят. Если бы не было этих несчастных девочек, изнасилованных и убитых в лесной сторожке, их бы придумали. В крайнем случае, такие же несчастные трупики нашли бы в Карабахе, Чечне, привезли из Югославии – но подложили бы на моем пути. Сегодня власти легче бороться с мифами о фашизме, с рвущимися к власти неокоммунистами, чем с реальными преступниками.
Поэтому я отказался от прошения о помиловании. Да и кто будет миловать? За что? В санкт-петербургской тюрьме «Кресты» уже который месяц сидит Чеслав Млынник – арестованный якобы за незаконное хранение оружия. В Москве средь бела дня гуляют банды с гранатометами, а найденный у Чеслава пистолет, оставшийся с рижских времен, возведен в ранг угрозы национальной безопасности. Командиру клеят, как, впрочем, и мне, участие в событиях у Белого дома в октябре 93‑го. По амнистии выпустили только тех, кто был на виду, кто и сейчас будет находиться под колпаком и кого можно отслеживать. А таких, как Млынник и другие безвестные, никто амнистировать не станет, и драть за них горло – тоже. Их нет в природе. Они умерли вместе с ликвидацией ОМОНа. Все!
Конвоир за спиной беззвучен. Но не для меня, у которого жизнь вошла в слух. Любой шорох за спиной говорит мне больше, чем тома книг или бесконечные бразильские и мексиканские телесериалы. Я уверен, что услышу свою смерть. Представлю ее до мельчайших подробностей. Так что моя судьба – в прошлом. Я весь остался там. Я не смог вписаться в эту новую жизнь, меня бросили на передовой, при общем отступлении. А за то, что остался жив, убьют.
Парень за спиной чуть замедлил шаг. Эту микронную долю задержки уловить оказалось очень легко, ее, собственно, и улавливать не нужно было – она сама напрягла все тело. Жизнь все-таки не хочет отдавать тело смерти, ловит все, что противится ей. А что сделается, если я вдруг оглянусь? Наверняка успею увидеть руку, ползущую в карман за пистолетом. Потом будет нервная улыбка исполнителя, спешка, и пуля полетит не в сердце, а куда-нибудь в живот. Интересно, а раненых здесь добивают или выхаживают? Вот про это у Пшеничного не спросил. Наверное, потому что и в страшном сне не могло присниться, что такое коснется меня .
А мысли дурные – про пистолет, ранение, казнь в Америке… Неужели не о чем больше подумать и вспомнить? Я, конечно, никогда не верил в Бога, но если все-таки он есть, если соединяются на том свете души, то скоро я увижу Зиту. И так слишком долго я был без нее. Зачем? Чтобы уйти из жизни как убийца двух детишек? Не имея возможности оправдаться, доказать обратное?
А вот теперь все! Шаркнула правая нога – это в правый карман полезли за оружием.
Единственное, что успеваю – поднять глаза. Не для того, чтобы умереть с гордо поднятой головой. А в надежде увидеть небо. Но – надо мной лишь низкий зеленый потолок. Склеп!
Выстрел звучит для меня, приговоренного, слишком громко и отчетливо…
* * *
Я понимаю, что все это может выглядеть как антидемократчина (по аналогии с антисоветчиной), но зато – правда. И уверен, что не только моя.
Автор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Спецназ в пустыне Ирака. Шеварднадзе никогда не будет прощен. «Это могли сделать только русские». Цветочки вместо Ленина и Горбачева. Как обуздать ОМОН. «Лебединое озеро» – реклама путча. «БМП – убийца». Последние «герои» Советского Союза.
1
«Копья аллаха» остановились первыми. Собрались в кружок, осмотрелись. Затем расстелили молитвенные коврики, вознесли руки к небу. После короткой молитвы, словно ищейки, принялись обнюхивать пустыню.
Своей группе «Белый медведь» разрешил снять рюкзаки, сам расстегнулся до пояса. Запестрела морская тельняшка, и спецназовцы торопливо отвели взгляды от командира. Перед вылетом в Ирак подполковник сам напоминал, чтобы из советского на них не осталось ни одной нитки – даже случайно. А сам, морская душа, талисман свой, тельняшечку, перевез.
Непорядок, конечно, но кто упрекнет в этом «Медведя», у которого за плечами десятки операций во всех краях света? Когда-то он пришел в спецназ из морской пехоты Северного флота бравым капитаном, но в Москве бравость чуть поубавили, вернее, разбавили ее разумной осторожностью, а вот кличку и тельняшку сумел «Медведь» сохранить через много лет.
А впрочем, если верить легендам, что во всех переделках «Медведя» и его группы выручала именно тельняшка, то можно было даже порадоваться, что она еще не сносилась до сегодняшнего дня – авось вынесет и на этот раз. Группы спецназа – они, как правило, одноразового использования. Так что пусть бы век носил «Белый медведь» свой тельничек…
А тем временем один из иракских «коммандос», выделенных спецназовцам в проводники, радостно вскрикнул, и остальные соплеменники переместились к нему. Длинным щупом проткнули песчаный бархан, минуту выждали. А после того, как стальная, отполированная до блеска игла была вытащена обратно, каждый потрогал блестящее жало и утвердительно закивал: значительно холоднее, значит, вода здесь есть.
Тут же сняли луки – бесшумное и молниеносное оружие, на сто метров в смотровую щель танка первой стрелой каждый готов стрелять на спор, а если еще вместо наконечника навинтить кумулятивный снарядик, то зачем таскать с собой гранатомет? В пустыню с собой надо брать, как бедуину, минимум. Расстегнули малые саперные лопатки, принялись рыть колодец. Не ведро, конечно, но на метровой глубине минут за двадцать стаканчик мутной водицы набежит. А что еще в пустыне надо, чему еще молиться?
Однако спокойно дождаться своего глотка не удалось. Начальник разведки иракской армии не зря выделил именно этих проводников из отряда «Копья аллаха»: еще никто из советских не услышал ничего и не увидел в поднимающемся от пустыни мареве, а проводник, который отыскал воду, вскрикнул, указал вперед и мгновенно раскатал свою песчаную палатку. Нырнул под нее и замер, превратившись в один из барханов. Пяти метров не хватит, чтобы отличить такую маскировку от самого песка, тем более из дребезжащего вертолета, если проводник в самом деле, его усмотрел.
А вообще-то вертолет – это хорошо. Это надежда для группы, что они идут в верном направлении. Вертолеты могут барражировать как раз над районом падения самолета. Самолета, который позарез нужен. Не весь, конечно, но кусочки обшивки, стекла, а особенно приборы – для этого они и топают черт знает какой день по пустыне, в тылу американских войск, несут вторые рюкзаки – если повезет, для груза. Пятьдесят километров южнее глотает пыль параллельная группа точно с такой же задачей. Пока все удачно, особенно линию фронта проскочили «чисто» – в стыке двух американских дивизий. Потом, правда, два раза натыкались то ли на египетские, то ли саудовские патрули, но пока те выясняли на всех языках, что за непонятная группа бродит по тылам союзнических войск, они исчезали, испарялись в пустыне.
– Эх, будь моя воля, я бы здесь такое устроил, – мечтал Пашка-афганец, наблюдая за очередной колонной наливников, везущих горючее к линии фронта – безмятежных, неряшливо, не по-военному растянувшихся и не охраняемых.
– Что? – равнодушно поинтересовался «Белый медведь».
Уж кто кто, а спецназ мог бравировать тем, что никогда не лез в политику: «Гусары газет не читают». Их дело – добыть, достать, купить, украсть осколок снаряда или пробитую мишень на полигоне, а если сильно повезет – какой-нибудь прибор, образец металла, щепотку нагара. Одним словом, технику и технологию. Обыкновенная военная разведка, существующая в каждой уважающей себя стране. Естественно, что для этого надо лезть в те точки на тех континентах, где американцы, англичане, немцы – да мало ли государств в НАТО, числящихся вероятными противниками, испытывают свое оружие. Будем знать, из чего и чем стреляют – найдем, чем защищаться. На каждый яд ведь есть свое противоядие, и единственная загвоздка – добыть сам яд.
А для этого как раз и существует спецназ. Добытчики. И сидят парни в Москве на Полежаевке – только офицеры, капитаны в положении рядовых. Сидят, уже разбитые по группам и направлениям. Ждут своего часа. Момента, когда и где высунется жало с ядом. И когда в августе 1990 года Соединенные Штаты погрозили Саддаму Хусейну за его вторжение в Кувейт, «ближневосточное» направление напряглось. «Золотые подворотнички»11
Офицеры-аналитики, собирающие всю информацию по регионам и готовящие доклады для руководства страны.
[Закрыть] утверждали однозначно: Саддам не побоится угроз Америки, Америка же не простит такого равнодушного к себе отношения – война неизбежна. И в первую очередь потому, что выгодна Соединенным Штатам. А если смотреть глубже и попытаться найти все подводные ручейки конфликта, то можно смело утверждать: это война провоцируется. Она желанна для США. Десять лет до этого Ирак воевал с Ираном, защищая, в общем-то, интересы всех государств в Заливе. Но вместо «спасибо» Саудовская Аравия и Кувейт резко увеличивают добычу нефти, цена на которую, естественно, стремительно падает.
Это был неожиданный ход и удар по вымотанному войной Ираку: именно за счет продажи нефти он рассчитывал поправить свои экономические дела. И Саддам пригрозил Кувейту, который до 1961 года вообще был иракской территорией и который никогда не признавался Багдадом как суверенное государство: ребята, мы знаем, что вы выполняете волю и установку США, но лучше давайте жить дружно. Тем более, что существует между государствами Залива договоренность, сколько производить и за какую цену продавать нефть.
К этому времени в Ираке, терпящем многомиллиардные убытки, стали исчезать продукты питания, промышленные товары. Саддам опять пригрозил Кувейту – не Саудовской Аравии, а «своему» Кувейту, одновременно наблюдая за реакцией в мире, и в первую очередь США. И Америка сделала тайный ход – она дала понять, что эти споры вокруг нефти – чисто внутриарабское дело, США не намерены вмешиваться в эти проблемы.
Купили Саддама, заставили поверить в это. И посадил Саддам свою армию на автобусы, и именно на автобусах въехали иракцы на свою бывшую территорию. Тут-то США и захлопнули мышеловку: уже на следующий день в ООН их представитель потребовал немедленного наказания агрессора.
К этому времени Советский Союз потерял уже всех союзников в Восточной Европе, и, словно испытывая зуд угодить Западу еще больше, удивляя искушенных политиков недальновидностью, демонстративно рвал отношения с Кубой, африканскими странами, Северной Кореей. В друзьях оставались только некоторые арабские страны, а среди них самый преданный и сильный Ирак. Многие годы, а точнее двадцать лет, иракская армия закупала советскую военную технику, советские майоры и подполковники помогали армии Саддама становиться одной из самых грозных, заставляющих уважать себя сил в третьем мире.
Однако мост между Ираком и СССР, выстроенный и тщательно отделанный в интересах обеих стран, рухнул в одночасье, когда министр иностранных дел Шеварднадзе проголосовал в ООН за американское предложение – ведение боевых действий против Ирака. Это был самый сильный и неожиданный удар по арабам. Уж если не поддержки, то хотя бы нейтралитета ждало руководство Ирака от своих друзей. Китай, с которым Саддама ничего не связывало, не стал поддерживать инициативу наказать агрессора обязательно с помощью оружия и по-восточному мудро воздержался. Советский же политик, забыв, а если, видимо, точнее, так и не усвоив главное свойство политика – искать компромиссы в интересах собственной страны, торопливо, боясь отстать, поднял вверх руку – война!
И тронулась военная армада из тридцати стран на оставшегося в одиночестве Саддама. Операция под кодовым названием «Щит пустыни» разворачивалась с благословения ООН в «Бурю в пустыне» – впервые мировое сообщество не смогло или не захотело искать мирного решения проблемы.
Войны всегда на совести политиков, не сумевших переломить ход истории в свою пользу. Поэтому войны всегда преступны. И не могут люди, развязывающие ее – под любым предлогом, быть прощенными. В момент голосования в ООН все, поднявшие руки, стали на одну ступень с Саддамом Хусейном. В войнах ищите политику, а в политике – интересы. А мертвые проклянут всех…
Из Багдада «делали ноги» бизнесмены и политики всех мастей. И только советские нефтяники и военные специалисты давали подписку: мы остаемся. Добровольно. Мы не можем все бросить и предать.
Народ всегда был умнее и благороднее своих политиков.
И ежедневно, уже в условиях жесточайшей мировой блокады, занимали свои места у нефтяных установок русские мужики, прекрасно понимая, что первый удар будет нанесен именно по нефтеносным – золотоносным для Ирака, артериям. Оставались рядом с зенитными расчетами советские офицеры, бросающие пусть и во многом неправого, но друга, против оскалившегося ракетами, кораблями, самолетами-невидимками, 700-тысячной армадой сухопутных войск и польским женским госпиталем противника.
Если бы все это было направлено только против армии Саддама в Кувейте! Объединенные силы под командованием американских генералов начали боевые действия в первую очередь против страны, позволившей себе смелость пренебречь интересами США в этом регионе и продиктовавшей новые условия политической игры. Война началась также против технического потенциала Ирака, против его экономики – не случайно в первую очередь взрывались мосты, заводы, плотины, научные центры по всей иракской территории. Трезвым политикам было ясно, что война начинается против возможности арабам самим решать свои дела в Заливе. И задача, цель «Бури в пустыне», поддержанной СССР – подорвать государство, сумевшее поднять голову в «жизненно важном для США регионе». Чтобы другим неповадно было. О Кувейте уже не говорилось: бомбились города Ирака, территория Ирака, люди Ирака. И какое счастье привалило Америке, когда и советские политики оправдали такие действия. Советский Союз, все эти годы бывший противовесом всех амбиций на мировое господство Америки, опасно нарушал это равновесие.
17 января 1991 года, в 3 часа ночи – ах, как любят виновные темноту, «Буря в пустыне», задуваемая из Америки, опустилась на Аравийский полуостров.
И практически беспомощной выглядела проданная Ираку советская боевая техника. Злословила «демократическая» пресса: мол, и где же качество хваленой военной промышленности? Вот видите, люди русские, крестьяне да рабочие, куда шли ваши денежки – в прорубь. На поверку-то оказалось, что результат нулевой. А посему – долой ВПК. Кастрюли вместо ракет! Может, и не совсем умно, зато честнее перед собственным народом.
И мало кто ведал, а практически почти никто не знал, что это было очередное предательство советских политиков. Теперь уже собственной военной техники. Не идет разговор о том, что в первые же дни войны наша космическая разведка засекла, вскрыла все до одной позиции крылатых ракет, нацеленных на Багдад. Ничего не стоило передать эти данные на наши ракетные установки, находящиеся на вооружении Ирака, ведь никто не отменял Договор о дружбе и взаимной помощи между двумя странами. Суть в другом.
Как прошелестел слух, Шеварднадзе приехал к разведчикам и изрек: мы все – военные преступники и должны за это покаяться перед всем миром. А чтобы покаяние было искренним, выдать американцам шифры помех для советских ракет, находящихся у Саддама.
И вновь сказало «спасибо» за нежданный подарок американское командование и внесло в свои ракеты и на свои самолеты советские «скользящие» помехи. И потому бессильно шарили по военному, наполненному чужими самолетами, небу наши комплексы – против самих себя нашу технику воевать не учили. Не предвидели конструкторы такого предательства. И плакали в бессилии не уехавшие из-под огня советские офицеры, догадываясь о причинах безрезультативной стрельбы своего прекрасного оружия. И падали американские, английские, французские и другие «…ские» ракеты, бомбы, снаряды на жилые кварталы иракских городов. И злословили, подвывали мидовцам советские журналисты, как всегда, до конца ничего не зная и сами не ведая, что творят.
Такая вот странная война началась в самом начале 1991 года между непонятно кем и непонятно за что. А скорее всего, наоборот: слишком хорошо понятно против кого и ради чего.
2
Единственные, кто проявил хоть какое-то благоразумие в это время, оказались разведчики. И то, видимо, потому, что «гусары газет не читают», а значит, и менее всего оказались пропитаны общей эйфорией охаивания Родины и распродажи ее интересов.
К тому же военные – в любой стране, не только в нашей, более всего хотят видеть свою родину сильной. А если она уже стала таковой, то зачем расшатывать ей углы? Это же идиотство – поджигать весь дом ради того, чтобы вывести тараканов. Хотите наводить порядок – делайте уборку, но при чем здесь фундамент, стены и крыша, да еще одновременно?
Не зря, видимо, твердилась офицерам и установка: «Вы служите не Генеральному секретарю и не министру обороны, a Отечеству. Вот ваш интерес». А для обороны страны нужны были новые образцы техники и вооружения, которые союзные силы бросились испытывать на иракской земле.
После того как в Ирак прилетела группа «Белого медведя», прилетела в тот момент, когда все бежали из опасного района, по крайней мере «Копья аллаха» воспряли духом: советские люди их не бросили, врут газеты. А с советскими мы непобедимы. И коль прилетели первые, будут и вторые.
«Белый медведь», пряча взгляд, пожимал тянувшиеся к нему руки «коммандос»: он прекрасно знал, что сюда больше не прилетит никто. Они первые и последние. Но сказать об этом людям, вдруг поверившим в спасение, не мог. Они – разведка. Разведка – и все!
Поэтому, когда Паша-«афганец» мечтательно покачал головой и пообещал в тылах американских войск устроить что-то невысказанное «такое», «Белый медведь» и спросил его равнодушным голосом, зная, что ничего не будет:
– И что же?
– Я бы элементарно сорвал наступление. Действуя только здесь, в тылу. Вы посмотрите, как они ездят – словно у себя в Чикаго. А наглых надо всегда наказывать.
– Пашенька, наша задача, – подполковник оглянулся на иракцев и понизил голос, – не воевать на какой-то одной стороне, а собирать данные для своей страны. В войнах пусть разбираются политики и историки. И выясняют, кто прав, а кто виноват.
– Они разберутся, – подал голос «язычник» Серега – переводчик то ли с пяти, то ли с восьми языков. – Чтобы разбираться в войнах, надо хотя бы знать, как пахнут портянки или… как за один оклад приобретается «наждак», – он кивнул на самого молодого, первый раз вышедшего на операцию Мишку Багрянцева. Тот, морщась от боли, снимал «песчанку», подставляя врачу ярко-красную, в пятнах засохшей корки, спину.
– Тропическая язва, – определил врач еще три дня назад, когда Багрянцев впервые пожаловался на зуд и чесотку. Еще можно было Мишке вернуться назад, но не было гарантий, что не попадется он в руки постов и дозоров, рыскающих по дорогам. А попадаться, тем более в самом начале операции, было нельзя.
Конечно, и не дался бы никому в руки Мишка: задачу на самоликвидацию он заложил себе в мозг четко и совершенно трезво, граната на этот случай всегда на животе. Жены и детей, слава богу или аллаху, нет, батя сам военный, поймет, если что. Спецназ, в отличие от своего вечного соперника по добыванию информации, мог погордиться тем, что ни один спецназовец не был взят в плен, никого не пришлось обменивать или выкупать. Исключение, правда, составляет Зоя Космодемьянская, которую почему-то столько лет все еще продолжают считать партизанкой, хотя она чистая разведчица. Но то – война, сорок первый год.
Поэтому не будет он, капитан Михаил Багрянцев, дождавшийся наконец-то выхода на операцию, первооткрывателем в этой области. Никакой геростратовой славы. Он сгорит, разметает себя на куски, зароет себя в песок, перегрызет сам себе глотку, а еще лучше – несмотря ни на какие боли, пойдет дальше месте со всеми.
– Не свалюсь? – единственное, что спросил у врача, когда «Белый медведь», отвернувшись, разрешил ему самому сделать выбор.
– Свалиться не свалишься, но проклянешь и пушинку, когда опустится на тело.
– Деревья, как я вижу, здесь не растут. Иван, я готов идти дальше, – повернулся Мишка к подполковнику.
Обращение в спецназе, к тому же вышедшему на операцию, принималось только по именам, и это оказалось не меньшей проблемой в подготовке, разведчиков, чем все остальное. Если ты только получил капитана, а перед тобой – подполковник с черт знает каким количеством орденов, а ты ему – Ваня… Есть все же в обращении офицеров свой шик и своя притягательность, кастовость, а здесь – как в ватаге уркаганов. Но что поделать, конспирация тоже слагается из всяких таких неожиданностей.
Высох Мишка, на некогда круглом подбородке даже ямочка проявилась. Полными оставались только губы, они не худеют, вот и кусал их Мишка в кровь, чтобы не стонать от «наждака». И все за один оклад и идею, как говорит «язычник» Серега.
– О-о-отставить, – пропел «Белый медведь», как только дело коснулось денег: в разведке о них, а также неустроенном быте и семье не говорят. По крайней мере, это не тема для общего разговора. – Паша, помоги с водой, – отослал он «афганца» к проводникам.
Тот заглянул в колодец, полез за таблетками для обеззараживания воды. Одна на стакан – и ни одного микроба в живых. Правда, пьешь будто химический раствор, и удар по почкам, надо думать, наносишь мощнейший, но главное – не заболеть сейчас. Дойти, доползти до этого чертового, милого, прекрасного F-117, американского самолета-невидимки «Стеллс», которого все-таки сумели подбить иракцы и который рухнул где-то в пустыне. Дойти до него первыми, потому что американцы тоже спешат к месту падения. Но они с тягачами, кронами, грузовиками, чтобы вывезти весь самолет. А им весь самолет не нужен – только образцы. Кусочки. Каждому по рюкзаку. А уж потом наши специалисты разберутся, что к чему и почему летает. Взять «товар» и дойти назад. «Если ты не придешь назад, то как же войска пойдут вперед?» – этот вопрос-плакат вдалбливается спецназовцам перед каждой операцией. Так что это в самом деле главное – достать и принести.
А болезни, награды или взыскания – это потом. Спецназовца сделать нельзя, им надо родиться. Надо иметь душу авантюриста, достаточно бесшабашную голову и сердце романтика. Потому что задачи, которые ставятся спецназу, для нормального человека изначально кажутся не то что невыполнимыми, а просто дикими и сумасшедшими. Ну-ка, допустим, приказали вам добраться до Африканского побережья, отыскать там пятно мазута на берегу, оставшееся после стоянки натовского корабля, и привезти ведро этого самого песка с мазутом в центр Москвы. Кто хочешь у виска покрутит. А ведь привозят…
Так что группы спецназа в конечном итоге оцениваются не по тому, чему их научили – хотя учат тоже будь здоров, кое-что об этом написал Суворов в своей книге «Аквариум». Спецназ оценивают по тому, кого подобрали. И не случайно в нем нет голливудских Рэмбо-суперменов: здесь более важен дух, чем мускулы. Да и неудобны здоровые парни в разведке – проблемы с маскировкой, переброской, когда порой лишний килограмм проводит грань между жизнью и смертью, с питанием опять же. Нет, мускулами пусть играют ребята в кино, одурачивая мальчишек и сводя с ума женщин. А в настоящей разведке надо тихо, скромненько, ничем не выделяясь и не проявляясь, желательно без шума и грохота. Потому что работа, а не кино.
И само собой, молчание. Ордена можешь носить по ночам на майке, знакомым представляться каким-нибудь управленцем, а жене и детям время от времени врать про командировки в Ташкент или Читу. И особо не проявлять эмоций, когда прощаешься с ними. Надежда-то в конечном итоге на возвращение, то есть тельняшку «Белого медведя» или что-то подобное…
Нет, не место спокойному, рассудительному и трезвому человеку в спецназе.
…Спокойно разделить нацеженный стакан опять не удалось: пятнами-стрекозами вновь обозначились вертолеты. Неужели и в самом деле дошли?
Нырнули под палатки, переждали облет.
– Так, орлы, стали в стойку, подобрались, обозначились, – сам первым подобрался подполковник. Даже Багрянцев, морщась от прикосновения к форме, тем не менее тоже повел плечами, расправился. – Желательно до темноты выйти в точку, ночь поработать – и сматываться. Как на это смотрим?
– Сматываться – это хорошо, – оскалился Пашка, предчувствуя дело, которым два года занимался в Афгане и на двух операциях уже здесь. – Люблю сматываться.
Старший среди «коммандос» неодобрительно посмотрел на русских и начал убирать волосяной аркан, который несколько минут назад расстелил вокруг себя против всякой ползающей гадости: в пустыне заранее радуются только глупцы. Русские вроде на таких не похожи, но тогда бы и вели себя так, как подобает воинам.
Однако и его лицо тронула счастливая улыбка, когда под вечер, словно по заказу «Белого медведя», они разом увидели распластанную на песке черную металлическую птицу. Разведчики упали на песок, боясь поверить в успех и одновременно привыкая к нему. Облизали пересохшие губы. Один из иракцев машинально поймал перебегавшего ему дорогу серого жучка, столь же машинально переломил его пополам и принялся высасывать из него жидкость. Повезло – и до самолета дошел, и перекусил.
– Паша, – отдал первый приказ «Белый медведь», и «афганец» проворно вытащил из своего рюкзака небольшой японский автоген. Заправил в него батарейки. Готов.
– Юра, – последовал второй приказ. Связист тоже понимающе кивнул и, отвернувшись от всех, склонился над рацией, набирая на дискету шифрограмму.
– Миша, – продолжал отдавать команды подполковник, и Багрянцев, главный специалист по минам, пополз к самолету. За ним последовал «технарь» Коля – именно он будет определять, где что вырезать и снимать.
Гуляем! Работа! Пошла, милая.
«Копья аллаха» взяли в жиденькое кольцо самолет, в котором уже орудовали спецназовцы. Просто чудесно, что успели найти «невидимку» до темноты. Ночь скроет их следы в пустыне, даст время уйти…
– Я готов, – первым закончил свою работу связист.
– Мы тоже, – отозвался, вылезая из чрева самолета, «технарь». Глаза его возбужденно блестели от того груза и количества проводов и приборов, которыми он был увешан и опоясан.
Сматываться. Жадность губит фраеров.
– Уходим, – махнул для всех «Белый медведь».
Связист выстрелил в небо «посылку» – зашифрованное, загнанное в один сигнал донесение. Где‑то в космосе его перехватит спутник, переадресует Москве, та – Багдаду. Кому надо, расшифруют и поймут: параллельную группу можно возвращать, образцы взяты, выходим в условную точку, держите наготове вертолеты для вывоза группы.
…Через три дня последним самолетом с последними советскими специалистами из Ирака вылетела и группа техников по гидросооружениям. Они опаздывали к рейсу, и поэтому их привезли прямо к самолету, минуя таможенные формальности. Свои новенькие и, судя по всему, достаточно груженные чемоданы они взяли с собой в салон и запихали под сиденья. Пассажиры, сами не ахти ухоженные и чистенькие, с сочувствием глядели на их сбитые, в ссадинах и язвах руки, обгорелые лица, слезящиеся, воспаленные глаза.
А в штабе американского экспедиционного корпуса метались громы и молнии – куда до них песчаным бурям, начавшимся на полуострове. Велись допросы, тут же снимались погоны с офицеров, ответственных за эвакуацию подбитого F-117, с фронта перебрасывались все новые и новые подразделения на проческу пустыни в районе падения самолета. Боясь скандала в собственной стране официальные лица стали отрицать факт потери самолета-«невидимки» – не сбивали такой, и все тут.
– Это могли сделать только русские, – оглядев самолет и место трагедии – именно трагедии для американской безопасности и престижа, высказал убеждение командир «зеленых беретов», заброшенный накануне под Багдад для диверсий и теперь срочно вывезенный обратно для помощи в поисках разведчиков. – Я боюсь, что образцы надо уже искать не здесь, а в Москве. Видимо, это будет самое сильное поражение в нашей победе.