Текст книги "Мой помощник Карсыбек"

Автор книги: Николай Вирта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

А на мотоцикле ездила… да нет, не ездила, а носилась сломя голову. Марьям летит по степи, не разбирая дорог, по ковылю, по кочкам, по норам сурков, и только струйка газа вьется позади.

«Ну, чистый шайтан! Право, шайтан!» – думал Карсыбек, глядя, как эта девушка мчится по целине.

Соня влюбилась в Марьям с первого взгляда и тут же решила стать агрономом. А вот Карсыбек – тот до сих пор не знал, кем ему быть. Ему хотелось водить машину, строить дома, командовать походной кухней, быть милиционером, слесарем, директором совхоза. Но ведь сразу всем быть нельзя. Вот и метался бедный парень. Сегодня он решал быть трактористом, завтра – поваром…

Соне частенько становилось тошно от его легкомыслия. Серьезная девочка была эта рыжая Соня, что и говорить. И, уж конечно, раз она решила стать агрономом – она будет им…

Хорошо. Влетает Марьям в кабинет и с ходу начинает что-то требовать для своих бригад. Вцепилась в Матвея Ивановича и говорит, говорит, говорит… А у того, как заметил Карсыбек, глаза помутнели, лоб в испарине, волосы спутаны, голос совсем охрип. И захлебывается кашлем от множества выкуренных папирос.

А Марьям стучит по столу кулаком:

– Где горючее для третьей бригады? Она вот-вот должна начать пахать, вы забыли об этом? Почему до сих пор четыре трактора второй бригады стоят на центральной усадьбе? Где столы, стулья, ведра и кастрюли для бригадных кухонь?..

И в том же тоне минут десять разоряется на весь белый свет.

Агроном пытался унять ее. Куда там! Этого почтенного, ученого человека, который добровольно уехал из Тбилиси, бросив дом и прекрасный сад, она обзывает «рохлей», партийного секретаря товарища Нурманова – «главноуговаривающим», Мишу Беляновича, который попытался урезонить ее, – страшно сказать! – «всадником без головы», бухгалтера – «ходячим арифмометром»… Даже главному инженеру, которого тут, не было, досталось. Марьям назвала его «болтушкой». Так пройдясь по всем главным, Марьям набросилась на самого главного в совхозе – на Матвея Ивановича.

И только тут Карсыбек понял, как трудно быть главным! Сколько же у главного дел!.. За все отвечай, все знай, все умей сделать, все учти, ничего не забудь, умей разговаривать с людьми без криков и оскорблений, унимать таких бешеных, как Марьям, быть твердым в расправе с теми, кто приехал на целину не работать, а безобразничать или зашибать длинные рубли, принимать бесконечный поток новоселов, выслушивать жалобы, просьбы, попреки, советы, пожелания, часто противоречивые… И при всем том ни на одну минуту не терять твердости духа, держать себя в руках, чтобы часом не взорваться и не наговорить грубостей.

Карсыбек вздохнул. «А как же приходится тем, кто самые главные?» И он махнул рукой. Этого он не мог представить и в тысячной доле.

…Кое-как Матвей Иванович успокоил Марьям, бушевавшую словно буран.

Она кричит, а он смеется. Она еще пуще кричит, а он хохочет. Ну, тут Марьям не выдержала и сама рассмеялась. Ведь кричала-то она не со зла, а из добрых побуждений: очень уж любила свою работу и хотела, чтобы ничто ей не мешало.

Насмеявшись вволю, Матвей Иванович сказал:

– Ну, дочка, все выложила? – Он всегда называл так Марьям. Он очень любил и уважал в ней напористость и упорство, когда она ставила перед собой какую-нибудь цель.

– Все, – улыбаясь, отвечала Марьям.

– Хорошо. Сейчас товарищ Нурманов пойдет с тобой, распорядится насчет тракторов и всего прочего. Потом поедет в твои бригады и там поможет тебе.

Марьям и Габит Нурманов вышли, и тут Матвей Иванович напустился на свой штаб. Ох, и попало же всем! И агроному, и бухгалтеру, и Мише Беляновичу… Они только глазами хлопали. Да и что они могли сказать? Все, что им говорил Матвей Иванович, было сущей правдой.

Миша Белянович попробовал было оправдаться, но Хижняков раскипятился не на шутку. Он не кричал, да и не мог кричать, но говорил такие жесткие и гневные слова, что Мише стало стыдно. Он покраснел и обещал исправить все упущенное. И тут Матвей Иванович увидел Карсыбека. Гнев, усталость, нервное раздражение еще кипели в нем. И мальчик тотчас почувствовал, что ему готовится добрая баня.

– Подойди сюда, Карсыбек, – холодно заговорил Матвей Иванович. – Во-первых, почему ты торчишь здесь?

Карсыбек сказал, почему он просидел здесь ровно пять часов, и передал Матвею Ивановичу записку главного инженера. Записка была, вероятно, не из приятных, потому что Матвей Иванович нахмурил лоб и распалился еще больше.

– Хорошо, – ледяным голосом сказал он, пряча записку в стол. – Во-вторых, ответь мне: зачем ты переманил ребят из команды Тентекбая? Кто это обещал им цветные карандаши и краски, если они убегут от него? Разве я не говорил тебе, чтобы ты не смел переманивать ребят с разъезда? Они тоже помогают взрослым и не хуже, чем вы здесь помогаете нам. Так вот: завтра же все ребята из команды Тентекбая должны уехать из совхоза и не возвращаться сюда. Ясно?

– Ясно, – пролепетал Карсыбек.

– То-то! – Матвей Иванович поднялся. – Я иду в столовую, с утра ничего не ел. – Он выглянул в окно. На дворе сгущались сумерки. – Батюшки, уже вечер, а я не заметил!

Хижняков вышел, даже не поглядев на Карсыбека. Следом вышли Барташвили и бухгалтер.

А Карсыбек сидел в уголке и плакал. Плакал он редко. И не заплакал бы теперь, если бы не эта страшная несправедливость… Плакал оттого, что Матвей Иванович поверил лгуну Тентекбаю. Плакал потому, что Матвей Иванович обидел его.

В другом углу сидел Миша Белянович и, вздыхая, переживал недавнюю вздрючку. Услышав всхлипывания Карсыбека, он подсел к нему.

– Полно реветь-то! – начал Миша с грубоватой нежностью. – Поди, не девчонка… Ну, перестань, командир воинства! Я все слышал и помогу тебе… А этот Тентекбай препаршивый парень! Ясно, наврал Хижнякову. Но, тем не менее, тебе придется помириться с Тентекбаем.

– Никогда! – Карсыбек отчаянно замотал головой. – Ни за что!

– Нет, придется, – без всякой нежности проговорил Миша.

– Он наврал на нас с Соней! – выкрикнул Карсыбек. – Он дурной малый! Он только командует, а сам ничего не делает. И его ребята пришли к нам потому, что хотят помогать строить школу… То есть когда ее начнут строить. Тентекбай дрянь!

– Тем более, – спокойно продолжал Миша. – Тем более надо вас помирить. Помирить и сделать так, чтобы Тентекбай не только распоряжался, но и работал. И потом, зачем вам с Соней ребята, которых вы переманили?

– Да не переманивали мы их!

– Ну хорошо. Положим, они сами прибежали. Зачем они вам? А почему бы вам не принять в команду ребят, которые приехали в совхоз? Человек пятнадцать таких, как ты, здесь наберется.

Карсыбеку и в голову не приходило привлечь в команду ребят-новоселов. Держались они особняком и были по горло заняты домашними делами – каждый из них помогал родителям устраиваться на новом месте. Так он и сказал Мише.

– Что ж, ты прав, – согласился Миша. – Но теперь почти все новоселы худо-бедно устроились, и домашними делами ребята заняты меньше. Я поговорю с ними, и они охотно пойдут в твою команду. Ведь вы примете их?

– Ну конечно! – вырвалось у Карсыбека.

– А на днях я соберу всех вас, позову Тентекбая, и у нас будет пионерский отряд. А пионерам враждовать нельзя.

Карсыбек чуть не подскочил от радости. Пионер! Носит красный галстук, значок… Он много слышал о пионерах от Сони.

Да ради этого он готов хоть трижды помириться с бездельником Тентекбаем!

На том и порешили. Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
о разных важных событиях на целине и в жизни Карсыбека

1

Седьмого мая третья бригада, чья земля достаточно подсохла, начала пахать целину.

Для тех ребятишек, которые живут в деревне, пахота – дело привычное. Там землю пашут и осенью под зябь, и весной. Там этим занимаются из года в год, из века в век.

Давно, очень давно начали люди пахать землю и сеять хлеб. И в других странах и в России. Об этом занятии, как о самом главном в старину, не раз сообщалось в летописях. Первая такая запись относится к году девятьсот сорок шестому. Больше чем тысячу лет назад Русью правил князь Олег. Вы, конечно, знаете о нем. Знаете и знаменитое стихотворение о вещем Олеге. Так вот, князь Олег в одном из своих посланий к древлянам упоминает о нивах, которые вспахиваются людьми, чтобы выращивать хлеб.

При раскопках древних курганов невдалеке от города Бронницы был найден скелет женщины с серпом. Умерла она, как установили ученые, больше тысячи лет назад. В XI веке земледелие становится серьезным делом, и о нем заботятся все князья, правившие отдельными частями древней Руси. Правда, тогда сельское хозяйство велось очень просто: выбирали большой лесной участок, деревья подсушивались, потом выжигались или вырубались, корни выкорчевывались, и освободившееся место распахивали и засевали рожью или овсом, пшеницей или просом… Такой способ земледелия назывался подсечным.

Потом крестьяне поняли, что если разделить поле на три части, одна из которых должна каждый год отдыхать, то земля родит лучше. Такой способ и до сих пор называется трехпольным.

Уже тогда люди имели разные сельскохозяйственные орудия. Летописцы XV века упоминают о боронах, сохах, плугах… Появились они, разумеется, гораздо раньше. В Уставе Ярослава о земских (то есть земельных) делах упоминаются косы, серпы, заступы. В одной из летописей, относящейся к году тысяча сто третьему, пишется о лошади, как о главной рабочей силе в крестьянском хозяйстве. О том, как убирали, сушили, молотили, а потом размалывали хлеб в муку, говорится во многих очень старых летописях.

Шло время, земледелие улучшалось. Вводились новые способы обработки земли, появлялись сложные машины, люди научились лучше пахать, поняли пользу удобрений и многопольной системы обработки почвы, вводили новые культурные растения. В последнее время у нас в СССР начали на громадных площадях сеять кукурузу. Это очень ценное растение. Оно идет и в пищу человеку и в корм домашним животным, особенно коровам и свиньям.

А совсем недавно партия решила начать осваивать беспредельные степи на Алтае, в Казахстане, в Сибири и в других местах, вспахать целину.

Теперь, когда целина начала давать громадное количество хлеба, всем стало ясно, что только люди невежественные, отсталые и не знающие жизни или не желающие узнать ее поближе могут спорить: нужна ли целина или нет, права ли была партия, создавая на целине сотни новых совхозов, или нет.

История последних лет ответила этим маловерам. Целина живет, богатеет и дает нашей стране столько хлеба, сколько никогда бы не дали земли, которые пашутся больше тысячи лет подряд.

Вот почему так взволновано было все население «Тихого Угла», узнав, что третья бригада начинает пахать целину.

Не мудрено, что новоселы и работавшие на разъезде ринулись в третью бригаду, где бледный от волнения тракторист Хасан Сарыбаев готовил свою машину и плуги к тому, чтобы положить первую борозду на целине в совхозе «Тихий Угол».

Марьям и бригадир третьей бригады за несколько дней до начала пахоты еще раз измерили участок и разбили его на квадраты, по четыреста гектаров в каждом, отделив их широкими полосами от соседних квадратов (или клеток, как их зовут на целине).

Эти полосы служат дорогами. Они же должны защищать будущие посевы от пожаров.

Представьте себе такую картину. Вот на одной из клеток созревает богатейший урожай. Идет мимо какой-нибудь растяпа-курильщик, бросает окурок в сухую, как порох, пшеницу… Сразу же начинает полыхать пожар. А тут еще потягивает свежим ветерком – его в степях не занимать стать. Огонь, гонимый ветром, немедленно перебрасывается на соседние клетки. И пиши пропало – горит труд человеческий, горят несметные богатства! Если бы не было широких полос, пожар мог бы охватить всю степь. Но на дороге огню встает пустое межклеточное пространство. Здесь нет ни травы, ни пшеницы – только пыль. Машины и тракторы уничтожили все растения и превратили полосу в обыкновенную дорогу. Огонь, добравшись до полосы и не находя для себя пищи, угасает.

…И вот тракторист Хасан Сарыбаев, за которым наблюдали десятки глаз, завел двигатель трактора. Тот взревел и несколько минут работал вхолостую.

Потом Хасан тронул трактор. А к нему прикреплен мощный плуг.

Хасан подъехал к краю первого квадрата. Лемехи плугов опустились и стали на прошлогодний ковыль. Трактор засопел, зафыркал, закряхтел, как бы набирая силы, и лемехи врезались в землю.

Люди третьей бригады стояли на границе квадрата шеренгой в десяти метрах друг от друга, чтобы Хасан провел первую борозду, как по линейке.

Но Хасан не смотрел на выстроившихся товарищей, орущих и машущих ему руками, шапками, косынками. Его глаза устремлены вперед, руки – словно натянутые канаты. Он весь в поту. Он заприметил вдали какую-то точку и держит трактор прямо на нее, прямо-прямо, не глядя ни на кого… И вот точка достигнута! Хасан повернул трактор.

Первая борозда на земле, которой не касалась рука человеческая, проложена! Громовое «ура» несется по степи.

Кому они кричат «ура»? Кого приветствуют? Тракториста Хасана?

Полно! Каждый из них достоин того, чтобы вознести ему славу до небес. Каждый достоин тех радостных криков и чувств восторга, каким был награжден в тот день Хасан Сарыбаев – один из героев и тружеников целины.

Имен их не пересчитать.

Никто не ушел, пока Хасан пахал клетку. Желтовато-бурое пространство превратилось в сплошное черное поле.

…Потом вступили в строй остальные бригады «Тихого Угла». Грохотание тракторов не прекращалось днем и ночью. И днем и ночью приходили на разъезд длинные составы цистерн с горючим и громыхали по степным дорогам бензовозы, подвозя топливо для тракторов.

В мае подняли семь тысяч гектаров целины, в июне – еще три. Матвей Иванович сообщил в город, что совхоз вспахал половину отведенной ему земли… И тут случилось нечто невероятное.

2

Об этом случае надо рассказать подробнее. Земля совхоза «Тихий Угол» располагалась вдоль восточного берега Черной речки. Дальше, если помните, шли земли совхоза «Восточный».

Проезжая иногда по самой южной границе своего участка, Матвей Иванович удивлялся: он не примечал там никакого движения. А между тем кончался май. Соседям тоже давно бы надо было пахать целину. Но на полях совхоза «Восточный» не слышалось ни голоса человеческого, ни шума тракторов.

– Эх, опаздывают! – с тревогой говорил Матвей Иванович партийному секретарю Габиту Нурманову – они обычно вместе ездили по бригадам.

Ну ладно, соседи соседями, а своя рубаха ближе к телу.

Так вот, сообщает Матвей Иванович куда надо, что совхозом вспахана половина земли, а ему звонят по телефону и сердито говорят:

– Позвольте, товарищ Хижняков, зачем же вы занимаетесь обманом? Вы вспахали всего треть отведенной вам площади.

Разговор этот слышал Карсыбек. Он сидел в кабинете Матвея Ивановича, поджидая по какому-то делу Мишу Беляновича. И слышит Карсыбек, как Матвей Иванович, волнуясь, говорит в трубку:

– Как – треть? Мы вспахали десять тысяч гектаров. А это и есть почти половина нашей земли.

– Нет, – отвечают ему, – только треть. Матвей Иванович кладет трубку и недоуменно пожимает плечами.

– В чем дело? – спрашивает он главного агронома. – Уж не перепутали ли мы с вами что-нибудь в отчете?

– Да нет, быть того не может, – отвечает Барташвили. – Сводка правильная, я сам три раза проверял отчеты бригад.

Матвей Иванович знал, что Барташвили человек дотошный и ни за что не подпишет какую-нибудь бумажку, пока трижды не проверит, все ли в ней точно. И опять пожимает плечами.

– Вернее всего, – успокаивает его Барташвили, – в областном центре у людей мозги набекрень пошли от множества дел. Вот и напутали.

Ну, посудачили, да на том и кончили. Через месяц посылают из совхоза новую сводку. А ее опять режут в два раза. Матвей Иванович взвыл от ярости и бросился в город. Отмахал он триста километров по сквернейшей дороге, является к начальству. А начальник делает ему выговор:

– Плохо пашете, товарищ Хижняков!

– Как – плохо? – переспрашивает Матвей Иванович. – Мы уже две трети целины вспахали.

– Ошибаетесь, – говорит ему начальник ледяным тоном. – Не две трети, а половину.

– Позвольте, если вы умеете считать, то пятнадцать тысяч вспаханных гектаров как раз и составляют две трети нашей площади.

– Ничего подобного. Пятнадцать тысяч – это не две трети, а чуть поменьше половины.

– Уж просто не знаю, у кого из нас двоих мозги не в порядке…

Начальник рассердился:

– При чем тут намеки на мозги? У вас земли тридцать две тысячи гектаров.

– Сколько? – не сразу понял Матвей Иванович.

– Тридцать две тысячи, которые вы должны вспахать. Да еще десять тысяч резервной целины…

Матвей Иванович ушам не верит:

– Откуда же это?

– Да ведь вам передали всю землю совхоза «Восточный». Разве вы не знаете об этом?

– Первый раз слышу.

– Неужели вы не получали приказа министра о том, что совхоза «Восточный» не будет, а вся его земля передается вам?

– То есть ни духом ни слухом.

– Тьфу ты! – И тут начальник кого-то обругал. – Значит, забыли вам послать приказ.

– Оно и не мудрено, – улыбнулся Матвей Иванович. – У вас, поди, всяких приказов не одна сотня.

– Сотня? Тысячи, уважаемый, тысячи! Ладно. Забирайте эту землю и пашите.

– Да что вы! – Матвей Иванович руками замахал. – Да как же я ее вспашу? У меня людей столько не найдется и тракторов не хватит.

– Ничего, поможем тракторами и трактористами, – успокоил начальник совсем убитого Хижнякова.

Подумать только, в этом году вспахать, а в будущем засеять тридцать две тысячи гектаров! Это после тех пяти тысяч гектаров, которыми так гордился его колхоз в далекой черноземной области! Правда, там не было такой могучей техники, какую партия бросила на целину.

Хорошо. Приказ есть приказ. Ведь сам Хижняков сказал новоселам: «Мы с вами на фронте». А на фронте сначала выполняют приказ, а уж потом рассуждают: правильный он или нет. Матвей Иванович подсчитал в уме и сказал:

– Мне надо еще двадцать тракторов.

– Да хоть тридцать! – в восторге воскликнул начальник.

– Нет, зачем же… Они пригодятся в других совхозах, – хмуро заметил Матвей Иванович.

– Вы настоящий патриот целины и коммунист! – восторженно проговорил начальник.

– Уж какой есть, – усмехнулся Матвей Иванович. – Мне не впервые такие «подарки» принимать на свою шею. Года четыре назад я работал в черноземной области главным агрономом совхоза «Пятилетка». Просидел там шестнадцать лет, а потом меня позвали в другой, очень хороший совхоз. Я, конечно, обрадовался. Вызвали меня в областной комитет партии и сказали: «В том богатом совхозе и без вас обойдутся, а вот не поехать ли вам, товарищ Хижняков, председателем колхоза в село Крутые Горы?.. А тот колхоз считался самым большим в области, но и таким плохим, что надо бы хуже, да не найти Меня это предложение обухом по голове трахнуло. Да ничего не поделаешь: коммунист должен быть там, где плохо. Ну, поехал я в Крутые Горы, горюшка хлебнул предостаточно, но колхоз все-таки поставили на добрый путь…

– Так, значит, вам и карты в руки! – рассмеялся начальник. – Были вы председателем большого колхоза, теперь будете директором большого совхоза. Гордитесь, товарищ Хижняков!

– Да чего там! – отмахнулся Матвей Иванович. – Слава, знаете, меня вовсе не прельщает. Сами понимаете: большое хозяйство – большие хлопоты. А у меня их и без того предостаточно…

Все это Матвей Иванович, посмеиваясь, рассказывал за ужином в доме начальника станции Ильяса Жаркенова. Он поздно приехал из города, встретил Ильяса, и тот пригласил его к себе.

Матвей Иванович был частым гостем в дружной семье Жаркеновых.

В тот же день у Жаркеновых ужинал Карсыбек. И он тоже слышал рассказ Хижнякова о том, как он стал директором громаднейшего совхоза. Спустя некоторое время Карсыбек рассказал мне эту историю.

А я рассказываю ее вам.

3

Пахали все лето и кончили пахоту только в сентябре.

В тот день, когда последний трактор проложил последнюю борозду, Карсыбек и Соня забрались на верхушку водонапорной башни.

Перед ними на много километров прямо, вправо и влево, по обоим берегам Черной речки, лежала степь, какой Карсыбек даже во сне не мог бы увидеть.

Вокруг – бесконечное количество черных клеток, между ними – широкие дороги. Сколько машин прошло по ним! Сколько людей проехало!..

А позади необозримого вспаханного пространства – оно тянулось на сорок километров вдаль и на много километров на восток – белели палатки новоселов, красноватые вагончики бригадных станов, рассеянных далеко друг от друга. В ближних бригадах, станы которых можно было рассмотреть с башни, Карсыбек и Соня видели ряды тракторов – они сделали свое дело. Рядом высились комбайны. Им предстояла работа в будущем году. Эти гиганты с хоботами, задранными вверх, как у слонов, издали казались чудовищными животными, что бродили тут на заре жизни нашей планеты.

Вы спросите: почему же Матвей Иванович, вспахав целину, не засеял ее в том же году озимым хлебом, как это делается в других областях? Он не мог сеять озимый хлеб. Зимы здесь такие суровые, что побег пшеницы, выброшенный семенем, непременно погибнет от холода и ветров. На целине в тех местах сеют только то, что успевает созреть за короткое, но очень жаркое лето: золото нашей страны – яровую пшеницу, «царицу полей» – кукурузу, просо, овес, подсолнечник, овощи, травы. Может быть, когда-нибудь люди придумают, как сеять озимый хлеб и на казахстанской целине.

Однако вернемся к Карсыбеку и Соне, сидевшим на вершине водонапорной башни.

Влево Карсыбек и Соня видели поселок Степного разъезда. Он так разросся, что, не происходи все это на глазах Карсыбека, он не узнал бы места, где родился. Его родной домик был едва приметен среди множества высоких домов с островерхими крышами из разноцветного шифера. Дома располагались теперь не только по одну сторону железнодорожной насыпи, но и переползли через нее.

Еще левее, там, где с прошлой осени начали рыть котлован, высилось могучее, тяжелое белокаменное здание такой вышины, что водонапорная башня по сравнению с ним казалась карликом. Это элеватор. Правда, его еще не достроили, но в будущем году он примет сотни тысяч пудов целинного хлеба. Чуть подальше строили зерносушилку. А вправо от нее раскинулось огромное, огороженное забором поле, заставленное тракторами и машинами автомобильной базы, готовящейся к тому, чтобы перевозить хлеб из бригад на элеватор и зерносушилку. Рядом, тоже за забором, – большая площадь, заваленная ящиками и бочками. Там же под навесами лежали горы мешков, набитых мукой, крупой, сахаром. Это торговая база. Сюда свозили из дальних городов все, что надо новоселам: еду, обувь, одежду, велосипеды, мотоциклы, мебель, посуду, постельные принадлежности, радиоприемники, часы – все, без чего заводской рабочий, рабочий совхоза, крестьянин или интеллигент не могут обходиться.

А ведь на целину приехали и пожилые – правда, не очень много – и молодежь, и все они тянутся к культуре так жадно, что просто невозможно дать им все, что нужно.

4

Партия позвала молодежь на штурм целины. Только в один Казахстан только за один год, когда начали распахивать степь, приехало сто шестьдесят три тысячи юношей и девушек. Приезжали одиночки, приезжали люди семейные.

Подумать только – сто шестьдесят три тысячи человек! Их надо было разместить, накормить, дать работу, научить новой специальности тех, кто либо вообще ничего не умел делать, либо делал у себя то, что целине, ну, никак не требуется.

Правда, за работой дело не стало. В первый же год новоселы Казахстана распахали миллионы гектаров целины.

И тут, как везде во всей нашей стране, властвует один закон: будешь честно, по-ударному, как говорится, работать – больше заработаешь. Больше заработаешь – больше купишь для себя, для своего дома, лучше, богаче, культурнее будешь жить.

Конечно, каждый целинник мечтает о своем собственном домике. И многие из них уже обзавелись ими. Государство продает им дома в кредит. А что это значит? Каждый новосел, желающий построить домик, получает тринадцать тысяч рублей. Выплачивает он их государству в течение десяти лет, равными долями. И государству не внаклад и новоселу выгодно: не тотчас выкладывать деньги на обзаведение жильем.

А в тысяча девятьсот шестидесятом году, как мне сказали, каждый целинник будет жить в отдельной квартире из двух – трех комнат, с канализацией, водопроводом и электричеством. Электричеством уже сейчас залиты все совхозные поселки. А в Казахстане таких поселков руками молодых людей за три года возведено триста тридцать семь! Триста тридцать семь больших поселений! Тут и школы, и клубы, магазины, больницы, бани, пекарни, столовые, мастерские, аптеки – то есть все то, что вы видите на своей улице, если живете в городе или в селе, если вы там выросли.

Конечно, далеко не все построено… И далеко не все может купить новосел в совхозном магазине. И клубы не совсем благоустроены, и больниц не хватает, и с едой бывают оплошности.

Есть добрая русская пословица: «И Москва не одним днем строилась». Так же и на целине. И там все будет, как в любом благоустроенном рабочем поселке, каких много вокруг Москвы и других городов.

Дай срок – все придет!

И уж если молодежь, отважная молодежь того целинного совхоза, о котором так много рассказывали мне Карсыбек, Соня и другие дети, не покладая рук работала в голой степи, в снежные бураны – они свирепствовали там вплоть до апреля, – в лютые морозы, а потом в ужасающую жару, да еще при ветрах небывалой силы, вспахала десятки тысяч гектаров земли, – этой ли молодежи бояться чего-нибудь?!

Ведь главное-то сделано!

Да, главное в совхозе «Тихий Угол» сделано. Не только вспаханная земля – плод героических усилий – лежала перед Карсыбеком и Соней, дыша теплом, и не только палатки да вагончики мелькали перед их глазами. Они видели улицы, проложенные там, где недавно высился только дом, занятый конторой совхоза. Теперь уже десятки домов, больших и маленьких, разбежались во все стороны.

А там, где Матвей Иванович воткнул кол, назвав его в шутку «школой», – там стояла первая в совхозе школа, предмет мечтаний Карсыбека, Сони и других ребят.

Настоящая школа, со светлыми классами, учительской, библиотекой, физическим кабинетом. Везде новешенькие парты, шкафы и столы. Все блестит, все свежее…

Школу ставили новоселы, только что обучившиеся строительному делу. Новоиспеченные плотники, никогда до того дня не державшие в руках пилы и топора, возвели стены. Кровельщики, всего-то полгода назад и думать не думавшие о такой профессии, покрыли школу шифером. Штукатуры, которые о штукатурке знали столько же, сколько мы с вами, оштукатурили школу снаружи и внутри. Маляры – малярная кисть им и не снилась – покрасили стены, парты, столы. Печники, никогда не державшие в руках кирпичей, выложили печи.

И сделали всё на славу – вот что удивительно! Впрочем, иначе и быть не могло. На стройке школы каждый день бывали Матвей Иванович или Габит Нурманов, а чаще всего Миша Белянович. Все они в один голос твердили строителям:

– Строим первую целинную школу – вам это понятно?

– Понятно!

– И чтоб сделать как следует, по-целинному!

– Есть сделать по-целинному! – хором отвечали строители.

А голоса ребят из команды Карсыбека и Сони звучали звонко в этом хоре голосов.