Текст книги "Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа"

Автор книги: Николай Постников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Август 1914 года. Вильно.

После Гумбинненского сражения много раненых было отправлено из прифронтовых лазаретов вглубь страны. «В Вильно уже увидели кровь, – сообщал в своём письме неизвестный Владимир из Варшавы в Петроград некто В.В. Дороговой, – целый поезд раненых в стычке с немцами 7-го августа» [114]114
  Т.е. раненых во время Гумбинненского сражения.


[Закрыть]. ^{169}

Ковно. Лазарет Николаевской общины.

Лазарет в Ковно принимал раненых с линии фронта 1-й армии, в том числе и тех, кого видел неизвестный Владимир на станции в Вильно. Многие из них были тяжелораненые и лежали в лазарете по несколько месяцев, одни шли на поправку, другие были безнадёжны. Н.В. Плевицкая, часто разговаривала с ранеными стараясь утешить их, помочь своим участием. Впечатлительная от природы, она глубоко переживала человеческие трагедии, разворачивающиеся на её глазах.

«– Сестрица, у меня завтра Престольный праздник… – шептал тяжелораненый. – На будущий год, Бог даст, отпраздную…

А я знала, что дни его сочтены и никогда он не увидит родного угла.

Чтобы порадовать его, я приносила ему из церкви просфору, убирала кровать …ветвями, покупала вина, фрукты и устраивала для всей палаты Престольный праздник.

Я им пела для праздника.

– И откуда, ты, сестрица, наши песни знаешь? – Удивлялись они. – Неужто сама деревенская? На мой положительный ответ я получала предложения: один говорил, что у него богатый дом, двенадцать десятин земли, сад …и если бы Бог ему послал такую «жан у », то была бы не жизнь, а рай.

Другой объявился ещё богаче: у него пасека. И, в конце концов, я всей палате по жребию обещала выйти замуж, а до того, все они мои женихи, только бы выздоравливали скорее» ^{170} .

Значение Гумбинненского сражения для всего хода Первой мировой войны трудно переоценить. Победа на полях под Гумбинненом русского оружия сорвала план молниеносной войны германского Генштаба, что явилось важнейшим военно-стратегическим итогом битвы. Поражение немецких войск у Гумбиннена так напугало германское командование угрозой потери Восточной Пруссии и даже больше, возможностью развала всего Восточного фронта [115]115
  Так начальник штаба 8-й армии Э. Людендорф считал, что если бы 1-я армия П.К. Ренненкампфа, перегруппировавшись, после Гумбинненского сражения, начала бы наступление, то «при превосходстве сил русских нам не удалось бы удержать линию Вислы» и 8-й германской армии пришлось бы отступить за Вислу, а «в тех условиях, – признался Э. Людендорф в своих воспоминаниях, – в которых развивались события, отступление за Вислу вело бы нас к поражению». (Людендорф Э.Мои воспоминания о войне. 1914—1918 гг. Т. 1.М., 1923. С. 41.)


[Закрыть], что оно было вынуждено в самый разгар битвы на Марне, в которой, по сути, решалась судьба Франции, перебросить на российско-германский фронт два армейских корпуса и одну кавалерийскую дивизию, которых и не хватило немцам для победы на Марне. Франция была спасена. «Всем нам отлично известно, – подчеркнул важность этих событий участник Первой мировой войны французский генерал А. Ниссель, – насколько критическим было тогда (во время битвы на Марне) наше положение. Несомненно, что уменьшение германской армии на 2 корпуса и 2 дивизии [116]116
  Генерал А. Ниссель ошибся, в действительности германским командованием было переброшено на Восточный фронт 2 корпуса и 1 кавалерийская дивизия. См.: напр.: Зайончковский A.M.Первая мировая война. СПб., 2002. С. 145.


[Закрыть], к чему немцы были принуждены, явилось той тяжестью, которая по воле судьбы склонила чашу весов на нашу сторону» ^{171} . [117]117
  Эту же мысль о значении Гумбинненского сражения, и не менее эмоционально, чем французский генерал А. Ниссель, высказал и представитель противника немецкий генерал Э. Людендорф, расставив, естественно, другие акценты, признав поражение, он писал: «Наше наступление на Западе также (как и на Востоке, после поражения под Гумбинненом немецких войск. – Н.П.)потерпело крушение, так как генерал Мольтке взял войска из победоносного положения, и благодаря этому 9 сентября 1914 г. совершилась драма на Марне». (См.: Епанчин Н.На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 399.)


[Закрыть]Генерал Ф. Фош, командующий 9-й французской армией в битве на Марне, а с 1918 года верховный главнокомандующий союзными войсками, высказался ещё определённее: «Если Франция не была стёрта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России» ^{172} . [118]118
  Ту же мысль о спасении Франции в августе 1914 года Россией высказал и У. Черчилль: «Быстрая мобилизация русских армий и их стремительный натиск на Германию и Австрию были существенно необходимы для того, чтобы спасти Францию от уничтожения в первые же два месяца войны». (См.: Черчилль В.Мировой кризис. М. —Л., 1932. С. 39.)


[Закрыть]Должное исторической победе 1-й армии под Гумбинненом отдал и такой проницательный политик, как У. Черчилль. Много лет спустя, в мае 1930 года, вспоминая о тех уже далёких военных годах, он написал на страницах английской газеты «The Daily Telegraph»(«Дейли телеграф»): «Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака III корпуса, тяжёлые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику, она покинула поле сражения, оставив на нём своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России» ^{173} .

В своей книге «Гумбиннен – забытый день русской славы», вышедшей в Париже в 1937 году, русский генерал А.П. Будберг, как и У. Черчилль, отметил роль III армейского корпуса в Гумбинненском сражении: «Чудо на Марне было предрешено 20 августа на поле встречи XVII немецкого и III русского корпусов» ^{174} . [119]119
  А.П. Будберг в августе 1914 года исполнял должность Генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии.


[Закрыть]

И даже генерал А. Макензен в своём ответе на письмо бывшего командира III армейского корпуса генерала Н.А. Епанчина от 8 февраля 1938 года признал: «Ваше превосходительство, я особенно подтверждаю, что III корпус русской армии, коего вы были командиром, доблестно сражался против моего XVII корпуса в бою у Гумбиннена 20 августа 1914 года. С высоким и исключительным уважением к вашему патриотическому поведению в этом бою остаюсь, глубокочтимый господин генерал, Вашему Превосходительству преданный солдат фон Макензен, генерал-фельдмаршал Королевско-Прусской армии» ^{175} . Передавая этот ответ-письмо в руки внука генерала Н.А. Епанчина Э.А. Фальц-Фейна, А. Макензен признал поражение 8-й армии под Гумбинненом. По словам Э.А. Фальц-Фейна, старый фельдмаршал сказал: «Войны проходят, и старые противники не должны оставаться врагами. Мои войска в 1914 г. были разбиты наголову русскими под командованием вашего деда. Он был достойным противником, и я с удовольствием сейчас пожал бы его руку» ^{176} .

Если же говорить о командовании 1-й русской армии, то следует с сожалением признать, что Гумбинненское сражение показало отсутствие полководческого таланта у П.К. фон Ренненкампфа. Он не сумел оценить обстановку перед битвой и решить её в свою пользу. Не смог тщательно спланировать ход сражения, отмобилизовав все имеющиеся в его распоряжении силы, задействовать в битве конницу Хана Г. Нахичеванского (114 эскадронов, 48 пулемётов, и 54 орудия) и 5-ю стрелковую бригаду (8 батальонов с 32 пулемётов, 24 орудия) ^{177} . Отдал инициативу немецкому командованию. Не почувствовал внутреннего напряжения боя, а значит не смог отыскать слабые места у противника и ударить по ним. По словам участника событий начальника штаба 27-й пехотной дивизии полковника Л.А. Радус-Зенковича, «командующему армией не пришлось проявить никакого влияния на ход его (Гумбинненского сражения. – Н.П.).Поэтому в действиях русских 7/20 августа нельзя заметить общего плана» ^{178} . Более того, П.К. Ренненкампф проявил слабость и безволие в самые решительные, критические минуты сражения, он даже потерял на какое-то время контроль над ходом боя, что не соотносится с должностью командующего армией [120]120
  К полудню, в самый разгар битвы, не выдержав натиска немцев, отступили XX армейский корпус и 40-я пехотная дивизия, оголив фланги III корпуса, который сдерживал атаки немцев в центре русской обороны, и тем самым создав реальную угрозу его окружения. Казалось, ещё немного, ещё последнее усилие и последний натиск со стороны немцев, и натянутая струна лопнет, оборона III корпуса будет прорвана, русские будут опрокинуты и уничтожены. В этот переломный момент сражения, командующий III корпусом генерал от инфантерии Н.А. Епанчин сохранил выдержку, не потерял присутствие духа и ясность ума, и принял, как выяснилось потом, единственно правильное решение. Видя, что наступательный порыв немцев выдыхается, он около двух часов дня отдал приказ о контрнаступлении, которое и решило исход Гумбинненского сражения. Именно этот приказ, по телеграфу, и попросил отменить П.К. Ренненкампф, но Н.А. Епанчин отказался. (См.: Епанчин Н.На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 407.) В ответ П.К. Ренненкампф приехал в штаб III армейского корпуса и, не сдерживая себя, по словам Н.А. Епанчина: «…бросился мне на грудь с плачем. “Николай Алексеевич, что же это будет”, – повторял он в совершенном расстройстве». (См.: Епанчин Н.На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 407.) Такое поведение П.К. Ренненкампфа граничило с истерикой, и в этот момент он вряд ли был способен адекватно командовать армией.


[Закрыть].

После начала панического отступления немцев с поля боя П.К. Ренненкампф упустил и не использовал один из важнейших факторов на войне, фактор времени. Он не отдал своевременного приказа о последовательном и безжалостном преследовании отступающего, ошеломлённого противника [121]121
  Первоначально получив сведения об отступлении противника, П.К. Ренненкампф отдал, между тремя и четырьмя часами дня, приказ о преследовании отступающего врага, но затем он отменил его, узнав, что свой отход немцы прикрывают тяжёлой артиллерией.
  Приблизительно в это время или немного позже произошёл эпизод, характеризующий поведение и действия П.К. Ренненкампфа, и принимаемые им решения в поворотные моменты Гумбинненского сражения. Когда стало понятно, что немецкий корпус генерала А. Макензена дрогнул и начал отступление, еле стоявший на ногах от усталости штабной офицер попросил П.К. Ренненкампфа разрешения отдохнуть, тот позволил ему лечь спать не раздеваясь. Через час, когда стало известно, что немцы разбиты и в панике покидают поле боя, командующий армией разбудил офицера и произнёс: «Теперь можете раздеться, противник отступает». Эта картинность поступка П.К. Ренненкампфа только утверждает нас в сознании, что П.К. Ренненкампф не был от природы наделён ни даром полководца, ни талантом военного организатора. А ведь в конечном итоге в любом сражении победа зависит, по большому счёту, от смелости, воли и таланта только одного человека – полководца, качествами которого П.К. Ренненкампф не обладал.


[Закрыть], чтобы окончательно разгромить немецкие части, или, во всяком случае, серьёзно потрепать их, полностью дезорганизовать оперативное управление германскими войсками [122]122
  После Гумбинненского сражения 17-й корпус под командованием генерала А. Макензена был не просто разгромлен, но и «настолько потрясен, – написал участник событий А.К. Коленковский, – что в течение всей последовавшей ночи собирался и приводился в порядок, причем сам командир корпуса не знал, где его части». (См.: Коленковский А.Манёвренный период Первой мировой войны 1914 г. М., 1940. С. 187.)


[Закрыть], подавить волю к сопротивлению, а значит, и в корне изменить военно-стратегическую ситуацию в Восточной Пруссии в пользу России [123]123
  Такое развитие событий было вполне возможно. Это признавал, например, генерал Г. Франсуа. В своих воспоминаниях он писал: «После боя у Гумбиннена, т.е. 8 августа, русская конница имела открытый путь. Сражения в Восточной Пруссии имели бы иные последствия, и армия генерала Самсонова была бы избавлена от катастрофы у Танненберга, если бы конница генерала Ренненкампфа преследовала по пятам отступаюпще германские корпуса». (См.: Епанчин Н.На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 408.)


[Закрыть]. П.К. Ренненкампф забыл и не выполнил главное и непреложное правило войны – противника мало разгромить, его надо уничтожить. Возможность такого хода событий с содроганием и ужасом ждало немецкое командование. В своих воспоминаниях генерал Э. Людендорф, назначенный начальником штаба 8-й армии [124]124
  Назначение Э. Людендорфа, по сути, произошло 9/22 августа, когда он получил письмо от заместителя начальника Полевого генерального штаба германской армии генерала Г. фон Штейна с предложением занять эту должность.


[Закрыть]через несколько дней после Гумбинненского сражения, признался: «Главный вопрос заключался в том, сумеем ли мы вывести из-под удара армии Ренненкампфа 1-й резервный и 17-й армейский корпуса и объединить с другими частями 8-й армии для совместного удара по Наревской (2-й) армии генерала Самсонова. Ренненкампф не воспользовался своим недавним успехом у Гумбиннена и слишком медленно продвигался вперёд. Оба германских корпуса всё-таки оторвались от неприятеля и повернули резко на юго-запад в тыл 2-й армии русских… При этом тылы наших корпусов оказались не защищенными со стороны Неманской армии Ренненкампфа, находившейся на расстоянии двух или трёх дневных переходов. И когда 27 августа началось сражение, продолжавшееся не один день, …а затянувшееся до 30 августа, всё это время армия Ренненкампфа маячила на северо-востоке подобно грозовой туче. Стоило ему выступить, и мы были бы разбиты. (Выделено мною. – Н.П.)Но Ренненкампф едва шевелился, и мы одержали блестящую победу. Немногим известно, с каким волнением и тревогой взирал я все эти долгие дни на Неманскую армию» ^{179} .

Таково же было мнение и строевого офицера капитана фон Бессера, который, не зная всей стратегической обстановки на фронте 8-й армии, воочию наблюдал отсутствие резервов и слабость обороны в полосе своего полка в период битвы при Танненберге: «В Тапиау [125]125
  Город Тапиау в восточной Пруссии. Современный город Гвардейск в Калининградской области РФ.


[Закрыть]русские произвели разрушения [126]126
  Тапиау обстреливался русской артиллерией, в том числе, и во время боёв на этом участке фронта. Так, например, П.К. Ренненкампф доносил командующему фронтом Я.Г. Жилинскому 16/29августа 1914 года:
  «12 час. 15 мин.
  Белосток Генералу Жилинскому.
  …Донесением 3-го корпуса 25-я дивизия с 12 час. 30 мин. дня ведёт артиллерийский бой, гаубичные батареи обстреливают Тапиау фугасными бомбами.
  …Ренненкампф».
  (См.: Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М, 1939. С. 227.)


[Закрыть], но им не удалось прорвать линию Дейме [127]127
  Река Дейме, на рубеже которой остановились и укрепились, после Гумбинненского сражения, отступавшие немецкие войска.


[Закрыть]. По моему мнению, было бы легко прорвать всю эту слабую линию, за которой не было резервов» ^{180} . [128]128
  Фон Бессер знал, что говорил. Общая численность личного состава его эрзац-батальона, по расписанию военного времени, составляла 660 человек. Потери батальона в Гумбинненском сражении составили 20% личного состава. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 26.)
  В бою 19 августа/1 сентября у деревни Лаукишкен, по словам фон Бессера, батальон «имел большие потери из-за численного превосходства неприятеля, так что ещё около 20% считаются пропавшими без вести». (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.)
  21 августа/3 сентября капитан записал в дневнике, что его вконец измождённому эрзац-батальону, понёсшему в предыдущих боях существенные потери, пришлось занимать участок обороны южнее Лабиау, у селения Гросс Попельн, протяжённостью в четыре километра. (См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 642. Л. 40.) Таким образом, при численности батальона, после всех потерь, приблизительно, в 500—550 человек, на один километр обороны в черте эрзац-батальона фон Бессера приходилось менее 140 человек.


[Закрыть]

Все попытки оправдания самого П.К. Ренненкампфа, что преследование отступающих германских частей было невозможно из-за усталости войск и растянутости тыловых коммуникаций, не выдерживают критики и только подчёркивают уже высказанную выше мысль: П.К. Ренненкампф не обладал полководческим даром, а значит, не был способен планировать военные операции в масштабе армии, предугадывать ход разворачивающихся боевых действий, глубоко сознавать все последствия принимаемых им решений на развитие дальнейших военно-стратегических событий в масштабах армии [129]129
  Созданная весной 1915 года, по требованию самого П.К. Ренненкампфа, специальная комиссия по расследованию его действий во время Восточно-Прусской операции не установила вины П.К. Ренненкампфа в разгроме 2-й армии А.В. Самсонова и поражения самой 1-й армии. Но к этому времени, в ноябре 1914 года, П.К. Ренненкампф был отстранён от командования армией и переведён в распоряжение военного министра. Причины отстранения П.К. Ренненкампфа от должности командующего армией в ноябре 1914 года были симптоматичны, и их чётко назвал командующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В. Рузский: «Причиной увольнения от должности генерал-адъютанта Ренненкампфа послужила проявленная им полная неспособность управлять подчиненными ему войсками как во время ведения ими боя, так и в период маневрирования до боя и после боя… Причина …имела своими последствиями: а) постановку частей в крайне невыгодное положение перед боем и в бою; б) чрезмерный расход войск, благодаря неестественно большой убыли и крайнему утомлению от множества прогульных движений. В отношении других армий эта причина сказывалась в том, что армия генерал-адъютанта Ренненкампфа не только не могла принять должного участия в совместных действиях с другими армиями, но, наоборот, благодаря указанной причине сама часто нуждалась в поддержке со стороны других армий фронта. Генерал-адъютант Ренненкампф в большинстве случаев совершенно не давал себе отчета в общем положении дел и даже не всегда понимал, достижения каких именно целей требует от него окружающая его обстановка». (См.: РГВИА. Ф. 199. Оп. 1. Д. 28. Л. 2—2об.)
  С.Н. Сергеев-Ценский в своей книге «Пушки заговорили» также отметил тот факт, что П.К. Ренненкампф был не способен к управлению армией. С.Н. Сергеев-Ценский писал, что в 1-й армии было «…отсутствие связи между частями, каждая часть действовала по своему разумению, не чувствовалось единой направляющей воли, как будто некому было проводить планы штаба армии в жизнь». (См.: Сергеев-Ценский С.Н.Собр. соч. в 12-ти томах. Том 9. М.: Правда, 1967. С. 586.)
  Военный министр А.А. Поливанов также высказывался негативно о полководческих дарованиях П.К. Ренненкампфа: «Генерал-адъютант фон Ренненкампф обладает большой энергией при крайне ограниченных военных дарованиях». И далее, говоря о возможности назначения П.К. Ренненкампфа после его отстранения в ноябре 1914 года от должности командующего армией А.А. Поливанов твёрдо заявил: «Появление генерал-адъютанта фон Ренненкампфа в действующей армии …при настоящих тяжелых условиях войны считаю совершенно невозможным». (См.: Поливанов А.А.Из дневников и воспоминаний военного министра и его помощника 1907—1916. М., 1924. С. 178—179.)


[Закрыть]и всего Северо-Западного фронта.

Поэтому, если подходить объективно к ходу Гумбинненского сражения, то оно было выиграно только во многом благодаря умелым действиям командиров дивизий. Также оценивает значение командиров дивизий и Л.А. Радус-Зенкович: «Про русскую сторону можно сказать, что здесь был бой начальников дивизий, где лучше управляли Начдивы, там войска дрались хорошо и имели сразу же успех» ^{181} .

Ход Гумбинненского сражения показал и отсутствие у генерала П.К. фон Ренненкампфа тактического мышления, что позволяет полководцу извлекать пользу из любых обстоятельств. Именно поэтому трудно не согласиться со словами Л.А. Радус-Зенковича, что «Гумбинненское сражение для русских было в полном смысле случайным» ^{182} , но только не в смысле победы, достигнутой во многом благодаря мужеству, самоотверженности и стойкости русских солдат, многие из которых сложили свою голову на поле битвы и их приняла земля Восточной Пруссии.

ГЛАВА 2

8/21 августа 1914 года. Поле сражения под Гумбинненом. Расположение 106-го Уфимского пехотного полка.

На следующее утро после кровопролитного сражения капитан А.А. Успенский проснулся в подавленном настроении. Ему предстояло отдать последние почести павшим накануне офицерам полка и, прежде всего, своему другу капитану Д.Т. Трипецкому. В соседней комнате «хаты» ^{183} , где ночевал А.А. Успенский, ночью умерли два тяжелораненых немецких офицера. Было слышно, как третий, последний из оставшихся в живых раненых немецких офицеров, стонал за стеной. Весь дом был наполнен запахом карболки, йодоформа и трупов.

Боясь опоздать на похороны и стремясь быстрее покинуть пропахший смертью дом, А.А. Успенский «быстро оделся, помылся и, буквально, бежал из этого места ночлега» ^{184} . На улице ему стало немного лучше, но всё равно ощущение покойницкой не пропадало, и А.А. Успенский в течение всего дня, 8/21 августа, не мог заставить себя поесть. Настроение его ещё больше ухудшилось, когда он узнал, что погибших в бою офицеров уже похоронили на кладбище в немецкой деревне Матишкемен.

«Я верхом поехал на это кладбище, – написал много позднее в своих воспоминаниях А.А. Успенский. – Как сейчас вижу срезанные снарядами кресты, деревья и часть разрушенной ограды… Близко, при входе на кладбище, нашел я свеженасыпанные офицерские могилы с небольшими сосновыми крестами. На одном из них прочитал надпись: “106-го пех. Уфимского полка Капитан Дмитрий Тимофеевич Трипецкий [130]130
  Дмитрий Тимофеевич Трипецкий – русский офицер, погиб в возрасте 47 лет. Сын коллежского секретаря Виленской губернии. Родился 19 июня 1867 года. Православный. В службу вступил 4 июля 1885 года вольноопределяющимся. В 1889 году окончил Виленское пехотное училище. На 31 декабря 1904 года был награждён орденом Св. Станислава 3-й степени (1898 г.). (См.: РГВИА. Ф. 409. П/с 2993 (1906 г.).)


[Закрыть], убит в бою 7-го августа 1914 г.” Слезы полились у меня неудержимо, скорбью сжалось моё сердце… Я опустился на колени перед этой могилой… Припал к …кресту и долго, долго плакал, пока мой конь, гулявший рядом, не толкнул меня… и не вернул к действительности! Я разыскал могилы и других полковых товарищей… Нашёл и могилу командира 1-й роты капитана Дм. Павл. (правильно: Панайотович. – Н.П.)Епикацеро [131]131
  Дмитрий Панайотович Епикацеро – русский офицер, погиб в возрасте 43 лет. Происходил из мещан Таврической губернии. Родился в октябре 1872 года. Православный. В службу вступил 5 марта 1890 года вольноопределяющимся. Окончил Одесское пехотное юнкерское училище. На 1911 год был награждён орденом Св. Станислава 3-й степени (1907 г.). Был женат. Его двое сыновей, Павел 11 лет (родился 10 июня 1903 года), и Пётр 7 лет (родился 3 декабря 1906 года) остались сиротами. (См.: РГВИА. Ф. 409. П/с 2933 (1911 г.).)


[Закрыть]… Вспомнил утренний рассказ командира нестроевой роты, капитана Приходко, что, …хотели вынуть тот огромный кусок шрапнели, что вонзился у него в лоб между глаз, но не смогли и похоронили с этим орудием его смерти» ^{185} .

В эти утренние часы, забывшись от горя, на кладбище небольшой немецкой деревни, А.А. Успенский, наверное, понял, что со смертью своего друга Д.Т. Трипецкого он потерял какую-то часть себя, и мир без него стал меньше.

Вернувшись к дому, где он ночевал, А.А. Успенский узнал, что и третий немецкий офицер умер от ран.

Между тем захваченных пленных отправляли в тыл. Большинство немецких офицеров, по словам А.А. Успенского, «держали себя напыщенно» ^{186} , всем своим видом подчеркивая свое превосходство перед победителями.

Точно такое же впечатление о высокомерном поведении пленных немцев вынес исполняющий должность судебного следователя Староконстантиновского уезда Волынской губернии Богомолец, увидев, как в августе 1914 года конвоировали пленных через город Волочиск на Украине. «Пленных гонят стадами, – писал он в своём письме из Волочиска в Одессу к некто К.А. Кирпотенко. – И меня возмущала галантность, с какой им предоставляются лучшие места и всякие удобства. Особенно противны офицеры, – нахальные немецкие морды. Сдаются, мерзавцы, не будучи даже ранеными, а хорохорятся и требуют всяких привилегий…» ^{187} . Но, должно быть, в глубине души, там, где биологическое чувство самосохранения человека преобладает над разумом, эти немецкие офицеры ликовали, что остались живы, и что война для них уже закончилась. Однако ощущение национального превосходства, чванство и высокомерие, а также достоинство не позволяли многим из них обнаружить человеческие слабости перед лицом врага.

«Некоторые (пленные немецкие офицеры. – Н.П.)вслух говорили, – замечал далее в воспоминаниях А.А. Успенский, – что Германию победить нельзя, немцы непобедимы!» ^{188} Они всё ещё никак не могли поверить, что «дикие орды варваров с Востока» сумели разгромить немецких «сверхчеловеков». Но такое поведение немцев было во многом только бравадой, за внешней маской высокомерия к своему врагу у поражённых военными неудачами германцев скрывалась удивление и непонимание происходящих событий, переходящих в испуг, отчаяние и нервный срыв. «Наше отступление по направлению на Кенигсберг, – сдержанно отметил на страницах своего дневника фон Бессер, – …произвело на солдат, а ещё более на население неблагоприятное впечатление» ^{189} . А в письме к своей сестре, уже не скрывая раздражения, фон Бессер написал:

«Милая Елизавета!

…При обратном переходе (отступлении. – Н.П.)из Гумбиннена на линию Дейме наши войска иногда 6—7 часов находились в бездействии, мы ничего не успевали, варить пищу тоже не могли, и затем ночью по большей части нас гнали вовсю назад. Бесцельная перемена позиции и марширование отдельных войсковых частей то туда, то сюда была лишней тратой сил и не могла не привести к упадку духа у людей» ^{190} . И далее, с горечью от всего увиденного им во время отступления, фон Бессер вылил свою злость на страницы письма: «Всё ведение войны здесь на востоке нельзя показать» ^{191} .

Просматривалось и желание как-то оправдать произошедшую катастрофу, что прекрасно показывает случай, описанный корнетом Лейб-гвардии кирасирского Её Величества полка Г.А. Гоштовтом. За два дня до описываемых событий 6/19 августа севернее Гумбиннена, во время битвы под деревней Каушен, он, командуя группой кирасир, проводил в перелеске и вдоль оврага пешую разведку. Дозорные его группы наткнулись на отступающего противника и вступили с ним в перестрелку, ранив одного из немецких пехотинцев. Он упал в кусты, где его и нашли кирасиры.

«Раздвинув листья, мы увидали громадного солдата, лежащего на спине, – записал в своём дневнике Г.А. Гоштовт, – подле которого были положены каска, ружье и ранец. Он спокойно смотрел на нас ненавидящими лихорадочными глазами. Я спросил его – ранен ли он. Он рукой показал на кровоточащее бедро. Взводный 3-го взвода Быков разодрал свой индивидуальный пакет и стал ему перевязывать рану. У солдата выступили слезы на глазах, и он стал ругать свою роту трусами и подлецами. “О, если бы я был в своём полку, мы бы вам показали”. На мой вопрос, – в каком полку – он ответил, что в гвардейском пехотном, в котором он служил на действительной службе, “а вот наш Шеф”, гордо прибавил он, вынув из кармана маленький портрет Вильгельма и любовно на него посмотрел» ^{192} .

8/21– 9/22 августа 1914 года. Западнее деревни Гросс Байтшен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.

После Гумбинненского сражения 98-й Юрьевский пехотный полк, как и вся 1-я армия, находился на месте и не преследовал отступающих немцев. Контакт с противником был потерян.

9/22 августа сторожевое охранение полка захватило в плен двоих немецких диверсантов, которые под видом мирных жителей, а возможно, и являясь таковыми, перерезали телефонные провода, нарушая линии связи. На допросе оба немца заявили, что «они это делают из мести за сожжённые русскими их деревни» ^{193} . Оба они были отправлены в штаб дивизии для дознания ^{194} .

8/21 августа 1914 года. В трёх километрах восточнее города Гумбиннена. Расположение 33-го эрзац-батальона.

Пережив тревожную ночь в предместье Гумбиннена на рассвете 8/21 августа капитан фон Бессер получил приказ об отступлении. «В 6 часов утра общее отступление через Гумбиннен, – записал он в своём дневнике. – …Мы маршируем через Гумбиннен по направлению на Инстербург» ^{195} .

8 часов 00 минут. 10/23 августа 1914 года. Западнее деревни Гросс Байтшен. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.

Только 10/23 августа части 25-й пехотной дивизии получили приказ о наступлении. В 8 часов утра Юрьевский полк походным порядком двинулся на Гумбиннен. «Город оказался оставлен противником» ^{196} . Не встречая сопротивления и продолжая двигаться походным маршем, полк миновал Гумбиннен и расположился на ночлег в деревне Ишдаген [132]132
  Населённый пункт Ишдаген в Восточной Пруссии. Современная территория Калининградской Области РФ. Сегодня не существует.


[Закрыть], раскинувшейся вдоль дороги на Инстербург.

Началась гонка со временем. Немецкие части, отступая по направлению к Кенигсбергу, ограничиваясь мелкими арьергардными стычками, не вступали в боевые столкновения с преследующими их русскими войсками, по возможности уничтожая линии коммуникаций. 8/21 августа фон Бессер стал свидетелем подрыва железнодорожного моста у одной из деревень между Гумбинненом и Инстербургом. «Только что наши войска взорвали железнодорожный мост Инстербург – Мемель [133]133
  Город Мемель в Восточной Пруссии. Современный город Клайпеда в Литве.


[Закрыть]. От взрыва стёкла в окнах полопались» ^{197} , – записал он в дневнике, отдыхая в деревенском доме.

Через два дня после этих событий, вечером 10/23 августа 98-й Юрьевский полк в составе всей 25-й пехотной дивизии был вынужден остановиться перед тем самым взорванным мостом, не имея возможности переправиться на другой берег реки Ангерапп.

Пришлось приступить к наведению переправы. В связи с чем в 20 часов 40 минут подполковник Д.Н. Постников получил приказ командира полка. «Дать от вверенного Вам батальона Угроту рабочих для устройства моста в распоряжение офицера 3 сапёрной роты» ^{198} . К утру новый мост был готов. «В 8 ч[асов] 35 мин[ут] голова главных сил авангарда прошла мост, наведённый сапёрами, и двигается далее по шоссе на Инстербург» ^{199} , – доложил в 8 часов 50 минут утра командир полка полковник В.А. Желтышев командиру бригады генерал-майору Г.Г. Джонсону.

Это была странная война. Странная в отношении безынициативности командования Северо-Западного фронта и 1-й армии. Немцы, разгромленные под Гумбинненом, были ослаблены и дезорганизованы и откатывались, не оказывая никакого серьёзного сопротивления, к Балтийскому побережью. 1-я армия преследовала противника, не предпринимая попыток, не только разгромить отступающие немецкие части, но и навязать немцам арьергардные бои, чтобы крепко взять стратегическую инициативу в свои руки, подчинить противника своей воле. Вместо этого армейские части 1-й армии шли за отступающими немецкими соединениями на расстоянии одно-двухдневного перехода.

10/23 августа 1914 года. Расположение 33-го эрзац-батальона.

В этот же день 10/23 августа, 33-й эрзац-батальон, находясь в потоке отступающих немецких войск, покидал Инстербург. «Воскресенье. 23.08.14. (22-й день мобилизации)» ^{200} . «Отступление через Инстербург», – и дальше подтверждая пассивность преследования русских войск, фон Бессер записал в дневнике. – «Неприятель не следует за нами» ^{201} .

Настроение у отступавших было не из лучших, капитан фон Бессер, пытаясь хоть как-то оправдаться в письме перед женой и перед собой, писал:

«21.08.14. Бивак между Гумбинненом и Инстербургом.

Милая Агнес!

…Наше отступление должно быть неправильно истолковывается …ибо эта мера была заранее принята нашим генеральным штабом в Берлине» ^{202} . А в следующем своём письме от 15/28 августа он добавил: «В общем, мы всё-таки и на востоке имели большой успех» ^{203} . Особенно, по словам фон Бессера, больших успехов добился I армейский корпус ^{204} . В своём ответном письме от 29 августа/11 сентября 1914 года Агнес вернула капитана 33-го эрзац-батальона фон Бессера к горькой для него действительности: «Ты пишешь, что I корпус действовал с большим успехом, но я полагаю, что если они отступили почти до Кенигсберга и понесли громадные потери, то это нельзя назвать успехом» ^{205} . И далее ещё более мрачно заметила: «…в эту ужасную войну только Бог может помочь, чтобы мы победили; по человеческому расчету мы не в состоянии одолеть это громадное превосходство сил» ^{206} .

Уже на третий день отступления стал понятен весь масштаб поражения германских войск под Гумбинненом. Уставшие, грязные и голодные двигались вглубь Восточной Пруссии колонны и небольшие соединения 8-й германской армии, оставляя без боя города и деревни, перемешиваясь с потоками беженцев, наводнивших все дороги. Управление войсками ещё не было до конца восстановлено.

Все тяготы отступления испытывал и 33-й эрзац-батальон капитана фон Бессера. Отходившие немецкие части почти не спали и ели только по случаю, если к ним подвозили армейские кухни, или если солдаты сами добывали себе пищу, когда, по словам фон Бессера, резали баранов и кур ^{207} . Физические силы были на исходе. Многие были больны и с трудом передвигали уставшие ноги. «Мы все страшно простужены, – записал он в дневнике 11/24 августа, – один адъютант был совершенно истощён и апатичен, ибо недостаток сна и плохое питание дурно на нас отражается. Люди ничего не могут вынести, если им не хватает пищи, но очень часто приходится нам всё бросать, так как надо внезапно выступить» ^{208} . Почти криком отчаяния для немецкого офицера, привыкшего к безукоризненному, культивированному веками восточно-прусской военной дисциплиной, внешнему виду офицера и солдат, звучат со страниц дневника слова фон Бессера: «Одежду свою никогда не снимаю, мыться нет возможности. Мы не имеем представления, как мы выглядим» ^{209} .

Многие жители Гумбиннена, Инстербурга и других населённых пунктов уходили вместе с отступающими немецкими войсками на запад. 8/21 августа покидая Гумбиннен, фон Бессер записал в дневнике: «Жители вчера из города бежали» ^{210} . По дорогам Восточной Пруссии ехали телеги беженцев с сидящими на них испуганными детьми, с наваленным скарбом ^{211} , рядом брели уставшие мужчины и женщины.

По словам фон Бессера, «вся масса (дорог. – Н.П.)была запружена бегущими жителями, что производило печальное впечатление» ^{212} . За Инстербургом он вновь увидел «на шоссе большое движение беженцев» ^{213} . Угоняемые на запад стада рогатого скота поднимали огромные тучи пыли. Среди многих беженцев царила паника [134]134
  О паническом бегстве жителей городов и деревень Восточной Пруссии упоминают многие источники. Так, например, начальник 27-й пехотной дивизии генерал К. Адариди писал, что, 6/19 августа преследуя отступающего противника после боя под Сталупененом, части его дивизии вступили в Энцунен (современный посёлок Репино в Калининградской области РФ): «Селение это было совершенно покинуто жителями, которые бежали настолько незадолго до прибытия дивизии, что в некоторых домах был брошен недоконченный обед и даже не был потушен огонь тех очагов, на которых он приготовлялся. В большинстве хозяйств не был угнан домашний скот, и вообще всё свидетельствовало, что население бежало панически». (См.: Адариди К.27-я пехотная дивизия в боях 4(17) Августа 1914 г. под Сталупененом и 7 (20) Августа под Гумбинненом // Военный сборник. Книга VIII. Белград, 1926. С. 162—185.) Другой участник тех событий, офицер 97-го Лифляндского полка А.Г. Невзоров писал: «Немецкое население не ожидало, что русские войска войдут так легко и быстро на их территорию. Жители уходили так поспешно, что бросали свои дома и хозяйства нетронутыми. При занятии какого-нибудь городка или фермы, можно было видеть, войдя в дом, топящуюся плиту, на ней кипящий суп, кофейник с выкипевшим кофе, а в духовке обязательно картофель. В одном доме я нашёл оставленные на столе карты и лист бумаги, разлинованный для преферанса: мы помешали им докончить пульку». (См.: Невзоров A.Г.Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8. С. 5.)
  Г.А. Гоштовт также описал, в своём дневнике, один из случаев панического бегства немецкого населения: «Главная застава расположилась во дворе трактира. На цинковой стойке ещё стоят рюмки и стаканы; из крана льётся пиво; шкаф и погреб полны дешёвыми винами и ликёрами. Хозяев нет; как и вся деревня, они, видимо, бежали». (См.: Гоштовт Георгий.Дневник кавалерийского офицера. Париж, 1931. С. 82.)
  В своих воспоминаниях житель Инстербурга О. Хаген писал: «Почти все облечённые ответственностью отцы города и большая часть населения, по преимуществу из высших слоев, бежали». «В эти дни (с 21 по 23 августа. – Н.П.)через наш город в сторону Кенигсберга, – писал далее О. Хаген, – постоянно тянулись повозки беженцев из приграничных областей, что еще более усиливало страх среди населения». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черня-ховск, 2003. №3. С. 8—13.) Другой житель Инстербурга Г. Торнер вспоминал: «Отчетливо слышная пушечная канонада боёв под Гумбинненом и постоянно увеличивающееся зарево вечерами в восточной части ясного летнего неба – хорошо различимое с высокой обзорной башни моего отеля – повышали всеобщую растерянность. Когда же в один прекрасный день стало известно, что наш начальник штаба покинул Инстербург, большинство жителей уже ничто больше не удерживало. Все в панике устремились на вокзал, чтобы как можно скорее с любой оказией выбраться из находившейся в опасности провинции». (См.: Отель переживает мировую историю. Воспоминания Германа Тернера, владельца отеля «Дессауер Хоф» // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 18—39.)


[Закрыть], в страхе перед наступающими русскими войсками они часто покидали свои дома в спешке, до последнего мгновения отказываясь верить, что русские могут прийти на их землю, занять их дома. Капитан А.А. Успенский, остановившись на привал в одном из роскошных имений, описал это бегство так поразившее его: «Из приемной мы пошли в огромный зал столовую и остолбенели от удивления! Громадный длинный стол, персон на 100, был накрыт и сервирован всевозможными закусками и блюдами и ассортиментом разных вин и водок, вазами с цветами и т.д. Но видно было, что обед был ещё не кончен, когда неожиданная весть о поражении и отступлении …пришла сюда… Произошло повальное бегство от этого стола… На многих тарелках лежали взятые яства, почти нетронутые, и вино в бокалах не выпитое…» ^{214}

В разразившемся хаосе отступления бесчинствовали немецкие мародёры. «Беженцы наводняют страну и беспричинно грабят, хуже русских» ^{215} , – записал в своём дневнике возмущённый фон Бессер. Бациллы разложения дисциплины и мародёрства коснулись и отступающие германские части, что показало, как низко пали те немецкие солдаты, грабившие собственных граждан, которых они были призваны защищать: «В Тапинау [135]135
  Неправильное название восточно-прусского города Тапиау, использованное армейским переводчиком.


[Закрыть]предоставили в наше распоряжение винный погреб, наши люди, однако, сломали замок и начали хозяйничать, имея во главе своих унтер-офицеров. Ландштурм принимал участие, – с прискорбием и, не скрывая ярости, констатировал на страницах своего дневника фон Бессер. – Я как молния очутился среди них и несколько из них сразу арестовал» ^{216} . Видимо это был не единичный случай, если фон Бессер, передислоцировав по приказу командования, свой батальон в одно из имений под Тапиау, по прибытии туда увидел, что «винные погреба все были вскрыты и опорожнены, мебель войсками приведена в негодное состояние (ландвер), которые здесь раньше хозяйничали» ^{217} . В эти дни отступления все попытки командования резервной дивизии восстановить воинскую дисциплину во вверенных ему подразделениях не приводили к нужному результату. Командир бригады оберст-лейтенант (полковник) Вайке требовал, но, как видно, безрезультатно восстановления дисциплины. По словам фон Бессера он «нападает на офицеров из-за неудовлетворительного и не дисциплинированного поведения людей» ^{218} .

В отношении же солдат своего батальона фон Бессер с обречённой безысходностью написал: «Я охотно получил бы активный батальон, с этими паршивцами это право не радость. Дисциплина ниже всякой критики» ^{219} .

Проблема мародёрства существовала и в российской армии. «Как только войска наши перешли границу, то стали жечь имения помещиков, – писал из расположения 2-й армии генерала А.В. Самсонова, в своём письме от 13/26 августа, неизвестный, скрывавшийся за подписью “Вася”, некой Рине Кликуновой в Рязань. – Сегодня, когда мы выезжали из Бороне-Перетаков, то там артиллеристы зажгли все постройки помещиков и склады для вина. Артиллеристы перепились и вино таскали вёдрами себе в лагерь [136]136
  Проблема мародёрства винных погребов в действующей армии каждый раз проявляла себя, как только солдаты натыкались на них в немецких усадьбах и домах. Тогда низшие чины, предоставленные сами себе, часто перепивались до бесчувствия, что происходило даже во время отступления, невзирая на опасность попасть в плен. Один из таких случаев описал в своих воспоминаниях офицер 97-го Лифляндского полка А.Г. Невзоров: «При отходе пришлось проходить через какой-то небольшой город, кажется Велау. Около одного дома я увидел большую толпу солдат… Заинтересовавшись, в чём дело, взял с собой двух человек, я пошёл туда. Оказывается в подвале дома винный погреб. Спустившись в погреб, я увидел жуткую картину: весь пол был залит вином и коньяком, в лужах вина лежало 3—4 мертвецки пьяных наших солдата, но были там и трезвые, цедящие в свои котелки и баклажки вино. Всех из погреба выгнали. Все бутылки были перебиты и из бочек вино выпустили на пол. Лежащих пьяных оставил лежать. Не было ни времени, ни средств вытащить их оттуда». (См.: Невзоров A.Г.Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. № 79. С. 4—8.)


[Закрыть].

Вообще артиллеристы ведут себя по-разбойничьи. Подражают казакам. Те, как только въезжают в деревню, то сейчас же начинают грабить, ломать и жечь» ^{220} .

Такое поведение казаков отмечали многие наблюдатели. Из расположения 1-й армии 3/16 августа неизвестный корреспондент писал в Петроград: «Наша дивизия стоит в Вержболово… Вчера в городе появилось много немецких экипажей и лошадей. Это военная добыча казаков» ^{221} . Капитан А.А. Успенский с недоумением писал о поведении казаков на страницах своих воспоминаний: «Вообще, меня поражала эта удивительная страсть казаков к разрушению. Часто, бывало, входишь в немецкую усадьбу и, если раньше побывали здесь казаки, то находишь ужасные следы разрушения: разбитые двери, окна и зеркала, пианино, буфеты, разорванные картины на стенах, пропоротые пиками диваны, кресла, даже постели!» ^{222}

С мародёрством в армии велась самая решительная и беспощадная борьба. Мародёров ждало суровое наказание вплоть до расстрела [137]137
  Для борьбы с мародёрством в 1-й армии П.К. Ренненкампф издал 11/23 августа 1914 года специальный приказ, в котором, в частности, говорилось:
  «Телеграмма.
  Генералам Смирнову, Епанчину, Алиеву, Хану Нахичеванскому … и Гурко.
  …Принять решительные меры недопущению грабежей до расстрелов включительно и оповестить этом всех нижних чинов, корпусных и этапных комендантов». (См.: РГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 5. Л. 71.)


[Закрыть]. Все случаи мародёрства командование старалось пресекать на корню. «Пришли на ночлег в д.[еревню] Генрихедорф. Квартиру для дивизиона отвели в немецком ресторане и лавке, – писал об одном из таких случаев неизвестный офицер из 2-й армии А.В. Самсонова, скрывшийся за подписью “Саша”, – не было ни души, все бросились бежать и всё было брошено, а затем разграблено как офицерами, так и нижними чинами. Та ночь была отвратительная по своим деморализующим последствиям; пришлось пороть для восстановления порядка» [138]138
  РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 508. Л. 203. Перлюстрация. Выписка из письма с подписью: «Саша», Сарновонововес, от 16 Августа 1914 г., к Анне Иосифовне Яндоловской, в Москву, Арбат, 40, кв. 11.


[Закрыть]. Также жёстко по законам военного времени поступали с мародёрами и в 1-й армии.

Не назвавший себя офицер драгунского Смоленского полка сообщал своей жене в письме от 18/31 августа 1914 года:

«Любезная жена.

Вчера солдаты разграбили один частный дом. Я доложил об этом ротмистру. У одного солдата были найдены вещи из этого дома, и ротмистр хотел его застрелить, но так как среди солдат послышался ропот, то ротмистр не привёл своего намерения в исполнение… Солдат арестован и отправлен в Инстербург. Его ждёт, вероятно, смерть» ^{223} . [139]139
  О наказании за мародёрство в 1-й армии также, например, упоминает на страницах своих воспоминаний офицер 97-го Лифляндского пехотного полка А.Г. Невзоров. Он писал: «Брать какие-либо вещи строго запрещалось. При осмотре вещевых мешков, если у солдата находили что-либо взятое, то он строго наказывался, а вещь выбрасывалась». (См.: Невзоров А.Г.Начало 1-й Великой войны 1914 г. // Военная быль. 1966. Х» 79. С. А—8.)


[Закрыть]

8 часов 35 минут. 11/24 августа 1914 года. Деревня Ишдаген. Расположение 98-го Юрьевского пехотного полка.

Странным образом, но и после Гумбинненского сражения, провидение или случай продолжали крепко связывать невидимой нитью судьбы 98-го Юрьевского пехотного полка и 33-го эрзац-батальона. Юрьевский полк, находясь в авангарде дивизии, двигался следом за отступающим эрзац-батальоном капитана фон Бессера, по дорогам Восточной Пруссии через Гумбиннен и Инстербург на Тапйау. В этом движении они не видели, и не могли видеть друг друга, так как их разделяли сутки непрерывного марша, но чувствовали, что неприятель совсем близко и стоит только остановиться отступающим германским частям, как противники вновь вступят в кровавый бой и начнут убивать друг друга, выполняя приказы командования, свой долг и просто стреляя во врага, чтобы остаться в живых, чтобы враг не выстрелил в тебя первым.

11/24 августа в 8 часов 35 минут утра, перейдя по наведённому за ночь мосту через реку Ангерапп [140]140
  Река Ангерапп приток реки Преголь. Современное название реки Ангерапп – Анграпа. Протекает в Польше и в Калининградской области РФ.


[Закрыть], Юрьевский полк двинулся по ещё влажному от утренней росы шоссе на Инстербург, который за день до этого в спешке, среди других отступающих немецких соединений, покидал эрзац-батальон капитана фон Бессера. После полудня [141]141
  В 13 часов 50 минут командир полка В.А. Желтышев доносил командиру бригады генерал-майору Г.Г. Джонсону, полк «дошёл головой авангарда до западной окраины гор. Инстербурга». (См.: РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 489. Л. 20.)


[Закрыть]роты 98-го Юрьевского полка, одними из первых, походным маршем вступили на пустынные улицы Инстербурга, по которым ветер гнал им навстречу обрывки газет, агитационных плакатов и другого мусора, в одночасье, разорвав мёртвую тишину [142]142
  «В воскресенье, 23 августа, через город в направлении на запад прошли также и немецкие войска, – написал в своих воспоминаниях О. Хаген. – Затем в понедельник на улицах воцарилась оглушительная тишина… Тем временем передовые части русских приблизились к городу». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск. 2003. № 3. С. 8—13.) По словам Г Торнера: «Я убедился, что вымершим выглядит …весь город». (См.: Отель переживает мировую историю. Воспоминания Германа Тернера, владельца отеля «Дессауер Хоф» // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 18—39.)


[Закрыть]шумом сотен шагающих по мостовой ног, движением колёс полковой артиллерии и конных повозок. Оставшиеся же в городе жители в страхе прятались по домам [143]143
  В своих воспоминаниях О. Хаген также написал, что перед самым вступлением русских войск в Инстербург: «Население в испуге укрылось в своих домах». (См.: Русские в Инстербурге. Из воспоминаний Отто Хагена // Надровия. Историко-краеведческий журнал. Черняховск, 2003. № 3. С. 8—13.)


[Закрыть].

Инстербург, как и Гумбиннен, был оставлен немцами без боя. Впрочем, проходя через город, роты полка были дважды обстреляны сначала «одиночными людьми» ^{224} из окружающих домов, а потом и «неприятельским разъездом» ^{225} . Командиру полка В.А. Желтышеву пришлось выслать «цепь для очистки пути и дальнейшего движения» ^{226} . После чего немецкие патрули, не вступая в бой, отступили и скрылись среди улиц города. Мелкая стычка с противником не внесла сумятицу в движение полка через Инстербург, но в ходе неё был ранен один солдат ^{227} .