Текст книги "За номером 600"

Автор книги: Николай Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Костин Николай Дмитриевич
За номером 600

Костин Николай Дмитриевич

За номером 600

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: В документальной повести рассказывается о боевой жизни и подвигах во время Великой Отечественной войны летчика-москвича Героя Советского Союза гвардии майора А. А. Носова. Будучи рядовым летчиком, затем командиром звена, командиром эскадрильи, штурманом гвардейского полка, А. А. Носов отважно сражался на Северо-Западном, 1-м и 2-м Белорусских фронтах, освобождал Белоруссию и Польшу, отличился при штурме Зееловских высот и Берлина. Для широкого круга читателей.

Содержание

Экскурс в прошлое

На аэродроме в Боровичах

Самолетная стоянка

В ржевском небе

69-й боевой вылет

"Рамушевский коридор"

В сердце и памяти

Экскурс в прошлое

В архиве Института истории партии МГК и МК КПСС я собирал материал для документальной повести об участнике Великой Отечественной войны, Герое Советского Союза гвардии подполковнике в отставке Александре Андреевиче Носове. Передо мной лежала его учетная карточка. Родился он 21 июня 1920 года в городе Люблино Московской области в семье потомственного рабочего. Русский. Член КПСС с марта 1942 года. Окончил семь классов 1-й образцовой железнодорожной школы и фабрично-заводское училище при московском заводе "Компрессор".

Занимался в планерном кружке и аэроклубе, поступил в Тамбовское училище гражданской авиации, а затем в Болошовскую военную авиационную школу пилотов. В ноябре 1940 года Носов становится младшим лейтенантом, летчиком 217-го ближнебомбардировочного полка, служит в городе Новозыбкове. Здесь его и застала война. Начал он ее на бомбардировщике СБ, а продолжал на штурмовике Ил-2 на Северо-Западном фронте.

В самый тяжелый период войны, с сентября 1941 года по 3 марта 1942 года, Александр Андреевич Носов сделал на штурмовике 69 боевых вылетов. Уничтожил на вражеских аэродромах 11 самолетов, 27 танков, 88 автомашин, 680 солдат и офицеров, 5 зенитных батарей, 15 полевых орудий, 4 тягача, 4 мотоцикла и 12 повозок.

Поразительно! Летчик-штурмовик, а не летчик-истребитель провел 18 воздушных боев в группе и 10 – одиночным самолетом! Сбил 5 фашистских истребителей и бомбардировщиков!

В описании боевого подвига, за который летчику присвоено звание Героя Советского Союза, говорится, что лейтенант Носов считался в штурмовой авиации Северо-Западного фронта непревзойденным мастером по истреблению фашистов как на земле, так и в воздухе. 13 процентов всей боевой работы части, указывали командир и комиссар полка, это штурмовые удары лейтенанта Носова по вражеским аэродромам...

Носов любил и умел летать. В боях не потерял ни одного самолета. За мужество и отвагу одним из первых летчиков в полку был награжден орденом Красного Знамени.

В архивных документах сохранилась военная фотография А. А. Носова. На левой стороне гимнастерки майора – Золотая Звезда, два ордена Ленина и орден Красного Знамени. На правой – орден Александра Невского и гвардейский знак.

Взгляд у летчика быстрый и прицельный. В повороте головы, в сосредоточенности лица, в гордом разлете бровей угадываются недюжинная внутренняя сила и бойцовский характер.

Это снимок героя, а мне захотелось увидеть его самого. Выписал из учетной карточки старые адреса и номера телефонов. Бросился в поиск. Хозяева одной из квартир, где раньше проживала семья Носовых, дали мне ее новый адрес и номер телефона.

Позвонил вечером. Удачно: отозвался мужской голос. Это был Александр Андреевич. Обменялись приветствиями. Познакомились.

– Приезжайте в любое время, – радушно ответил летчик. – Я – в отпуске. Отдыхаю дома.

Договорились встретиться через два дня. Александр Андреевич пообещал за это время перебрать свой личный архив. Посмотреть, что сохранилось от времен фронтовой жизни.

И вот я в гостях у Носова. Прошло уже более двух часов, а нашей беседе с Александром Андреевичем не видно конца. Простой и заботливый, он оказался из тех людей, с которыми сходишься легко и быстро... Он помнит каждый полет в Московском аэроклубе, в Тамбовском училище гражданской авиации, в Болошовской военной школе пилотов, в бомбардировочном и штурмовом авиационных полках на фронте.

Прежде чем подняться в небо, Носов прошел хорошую рабочую закалку в многодетной семье, в трудовых московских коллективах завода "Компрессор" и на фабрике "Гознак".

Главой семьи Носовых был отец Александра – Андрей Михайлович. Он много лет трудился в люблинских железнодорожных мастерских, был прекрасным специалистом – токарем-универсалом. Мастерски владел строгальным и фрезерным станками, а когда требовалось – становился инструментальщиком. Ему поручалось изготовление штампов высшей сложности. Расчет, точность, красота – всеми этими качествами отличалась ювелирная работа Носова-старшего. Жена в шутку называла Андрея Михайловича тульским Левшой. На него равнялись. Ему подражали. Кадровый рабочий, с динамичным запалом души, Андрей Михайлович Носов считал себя государственной личностью.

"Хорошо работающий человек, – говорил он товарищам, – это человек на своем месте".

Виртуоз своего дела, Андрей Михайлович дружил с книгой и прививал эту свою страсть и детям. И хотя в то время приобрести книги было вовсе не просто, он ухитрялся где-то их доставать.

Когда Александр надумал поступить в фабрично-заводское училище, отец спросил:

– Почему, сынок, поступаешь в ФЗУ, а не идешь учиться в восьмой класс?

Сын не сказал отцу, что стремится побыстрее получить специальность и начать самостоятельную жизнь. Андрею Михайловичу становилось все труднее сводить концы с концами. Дети, а их было шестеро, подрастали. Жена, Пелагея Яковлевна, не могла пойти работать, только успевала поддерживать в доме порядок: закупать продукты, кормить, обшивать, обстирывать и провожать детей в школу. Следить, как они готовятся к урокам. Как ведут себя во дворе.

Крутилась Пелагея Яковлевна словно белка в колесе. И хоть бы раз пожаловалась на судьбу. Никогда тяжело не вздыхала. Все-то у нее ладилось, все-то получалось.

Пелагея Яковлевна и Андрей Михайлович приобщали дочерей и сыновей к удивительно простой истине – любить избранное дело.

"Добрыми делами люди украшают жизнь, – не уставал повторять Андрей Михайлович детям. – Человек-труженик – опора общества".

Провожая сына в фабрично-заводское училище, Андрей Михайлович погладил его по голове, что случалось не так уж часто, и сказал:

– В заводской коллектив идешь. Живи отныне, сынок, его интересами. Коллектив – это вторая семья. В коллективе и слабый силен, а без него и сильный становится слабым.

Сколько раз потом, особенно в годы Великой Отечественной войны, Александр убеждался в глубокой отцовской правоте. Коллективизм и войсковое товарищество торжествовали на фронте. Суть всех неписаных правил боевого товарищества – уметь думать о других. Боевой товарищ делился на фронте всем, что имел: опытом и знаниями, тревогами и надеждами, горем и радостью. И тот, кто щедро отдавал себя товарищам, сам становился от этого стократ богаче профессионально и нравственно.

Впоследствии Андрей Михайлович имел все основания гордиться: он сумел привить своим детям высокую нравственность и профессиональную гордость. Все они, без исключения, выросли трудолюбивыми. Александр стал военным летчиком I класса, Героем Советского Союза. Валентин работал на заводе "Компрессор" токарем, в годы Великой Отечественной войны собирал и отправлял на фронт знаменитые реактивные установки "катюши". Виктор исколесил на своем грузовике все дороги Москвы и Подмосковья. Леонид последовал за Виктором. Треть своей жизни провел в кабине автомобиля. И Виктор и Леонид с гордостью носили звание ударника коммунистического труда. Анна трудилась на заводе "Станкоконструкция". Теперь – на заслуженном отдыхе. Надежда – одна из лучших лаборанток на элеваторе.

У Александра Андреевича и Таисии Ивановны Носовых семья тоже немаленькая: три сына, три невестки и три внучки.

– Бог троицу любит, – смеется Таисия Ивановна.

Сын Юрий живет с отцом и матерью. Сыновья Валентин и Анатолий отделились, но часто напоминают о себе телефонными звонками. А на семейные торжества и праздники все младшие Носовы непременно собираются у отца и матери в Люблино. И тогда в квартире летчика-ветерана долго не смолкают задушевные разговоры и песни, радостный смех детворы. Все это определяет критерий счастья этих людей...

Носов обвел взглядом уютную комнату. Хотел что-то сказать, но раздумал и надолго замолчал.

О чем он думал, перелистывая альбом с памятными фронтовыми фотографиями? Кого вспоминал? Может быть, тех, с кем начинал Великую Отечественную войну в Новозыбкове? Или тех, с кем встречал день Великой Победы в Берлине? А может быть, тех, с кем обживал

первый полевой аэродром на Северо-Западном фронте? С кем летал на штурмовку немецких танковых колонн? Никого из тех сегодня не осталось в боевом строю: кто не дожил до победы, кто умер после войны от старых ран. Многие служили в армии, но теперь ушли в запас или отставку, но не превратились в сторонних наблюдателей жизни. Порох, как говорится, держат сухим. Помнят минувшую войну, она напоминает о себе каждодневно, не дает себя забыть...

Будущий Герой Советского Союза сделал первые шаги в небо с аэродрома вблизи Чертанова, где ныне раскинулся один из огромнейших кварталов столицы. Неповторимой, яркой личностью вошла в судьбу Носова летчик-инструктор Пролетарского аэроклуба Москвы Мария Николаевна Колотилина. Принимая его под свое начало, она сказала:

– Учлеты живут дружно. Дорожи и ты честью пролетарцев...

Носов ждал длинной, нравоучительной речи. Но Колотилина ничего больше не сказала. Только посмотрела на него как-то особенно серьезно и многозначительно. И едва заметная улыбка промелькнула в ее выразительных глазах.

Мария Николаевна, обладая незаурядным мастерством летчика-инструктора и талантом педагога, умела объяснить, увлечь, повести за собой. 306 ее питомцев стали военными летчиками, 17 из них удостоились звания Героя Советского Союза. За заслуги в подготовке летных кадров для фронта в 1944 году Марию Николаевну наградили орденом Отечественной войны II степени.

В день своего семидесятилетия, окинув взглядом собравшихся на юбилей питомцев, Мария Николаевна тихо сказала:

– Я очень любила свою профессию. Многих сидящих за этим столом провожала в первый самостоятельный полет. Вот хотя бы Сашу Носова. Как волновалась за него, а как переживала!

– Дорогая Мария Николаевна, – откликнулся Носов – спасибо вам за крылья, которые донесли меня до Берлина!

Носов рассказал о Марии Колотилиной. В 30-е годы после окончания школы она пошла работать на Московский автозавод. Приобрела специальность токаря и фрезеровщика. Неугомонной была, с огоньком. Выступала застрельщиком многих молодежных мероприятий. Как члену цеховой комсомольской организации, ей поручили руководить сектором военной работы.

– Именно в эти годы, – заметил Александр Андреевич, – девизом Ленинского комсомола стал призыв: "Подготовить для страны 150 тысяч летчиков!" Хорошо помню, что первыми в Москве откликнулись на этот призыв коллективы крупнейших промышленных предприятий столицы, в том числе и автозавод.

От автозаводцев поступило более 900 заявлений в аэроклубы и авиашколы. Отобрали, однако, только 30 человек. Прием был очень строгий, и все же Колотилиной повезло: в числе 30 счастливцев она начала проходить теоретическую летную подготовку в подшефной авиационной бригаде в Подмосковье, а в 1935 году поступила в Центральный аэроклуб Москвы. Успешно окончила его, стала летчиком-инструктором.

Александр Андреевич рассказывал, а я внимательно слушал и делал заметки в блокноте.

– Не забудьте записать, – встрепенулся он, – что у Марии Николаевны учился летному мастерству легендарный летчик-истребитель Виктор Васильевич Талалихин.

Я попросил Александра Андреевича рассказать о первом самостоятельном полете. Напомнил, что Колотилина с первых дней обучения в аэроклубе выделяла его как одного из самых способных. Верила в него.

– Чтобы рассказать о первом самостоятельном полете в аэроклубе, сказал Носов, – придется многое вспомнить...

Высота. Простор. Солнце. Редко бывает такое. Словно по заказу ни одной тучки на горизонте.

...Первый самостоятельный полет! Без инструктора. Один на один с машиной, с небом. В передней кабине нет Марии Николаевны. Не слышно ее спокойного, требовательного голоса: "Крен... Скорость... Обороты..." Хорошо-то как одному! Но и немного страшновато. Теперь никто в критический момент не возьмет ручку управления на себя. Не прибавит или убавит газку. Не оттого ли и кажется, что мотор работает с перебоями. Стучит как-то непривычно. Порою просто грохочет. Но проходит минута, другая, а он по-прежнему напевает и напевает свою, одному ему доступную песню.

На душе у Носова легко. Прошли первые минуты напряжения. Да и под крылом – знакомые, родные пейзажи. Сколько же вокруг Москвы озер, лесов, речек, полей, оврагов, холмов, полевых шоссейных дорог! А дома кажутся маленькими спичечными коробочками.

Волнистым морем колышутся хлеба. И над всем этим парит он, Саша Носов, рабочий паренек из Люблино. Глядит, любуется, впитывает в себя красоту родной земли. И ощущает такую силу молодости, такой избыток радости и раскованности души, которые ему потом редко доведется испытать.

С аэродрома за полетом Носова зорко наблюдали товарищи. И конечно же Мария Николаевна. Александр знал об этом и старался соблюдать на маршруте все правила курса учебно-летной подготовки...

Последний разворот. Самолет планирует. Приближается земля. Носов безошибочно определяет до нее расстояние. Пятьдесят метров... Тридцать... Двадцать... Десять... Пять... Ручку управления – на себя. Самолет постепенно выравнивается и плавно несется над летным полем. Промелькнули посадочные знаки. Секунда, другая, и машина мягко касается земли. Душа Александра поет... Есть первый самостоятельный полет! И вдруг... Что случилось? Самолет резко развернуло влево...

Подруливая к стоянке, Носов чувствовал себя скверно. На пробеге подкачал... Допустил непростительную оплошность. Ослабил внимание... Обрадовался, что уже на земле. Забыл про наказ инструктора: "Пока не зарулишь на стоянку и не выключишь мотор – не расхолаживайся..."

"Всего-то и требовалось – на пробеге энергично работать рулями, подумал с горечью Александр. – Не дать машине вильнуть в сторону".

Зарулил на стоянку. Выключил мотор. Не сразу вылез из кабины. Тяжело было встретиться с укоризненным взглядом Марии Николаевны.

– Молодец, Саша! – услышал Носов звонкий голос инструктора. – Какой вираж крутанул на земле!

Носов приподнялся над кабиной. Глянул на Марию Николаевну. И вместо огорчения увидел на ее лице улыбку.

– Сделаешь еще один полет по "кругу", – сказала она. – Хочу убедиться, справишься ли ты с машиной на пробеге во второй раз.

От радости Носов не сел, а плюхнулся на сиденье кабины. "Справлюсь... Обязательно справлюсь, Мария Николаевна", – говорили его сияющие глаза. Запустил мотор и снова вырулил на взлетную полосу. Стартер ободряюще кивнул ему и привычно взмахнул флажком.

Носов пролетел по "коробочке", не допустив ни одного нарушения летных правил. И посадка прошла отлично, и пробег закончился удачно.

Через несколько месяцев М. Н. Колотилина проводила Александра Носова в Тамбовское училище гражданской авиации. Здесь инструктором у него стал Борис Евгеньевич Финаев. Летал Носов на самолетах У-2 и Р-5.

Освоил полеты по дальним маршрутам. Запомнился треугольник: Грязи Липецк – Тамбов. Хорошо изучил аэронавигационные приборы. Научился пользоваться ими вне видимости земли – в слепом полете. Успешно сдал государственные экзамены. Стал летчиком IV класса гражданской авиации.

Носова, как одного из лучших выпускников училища, зачислили курсантом Болошовской военной школы пилотов. Попал он в группу лейтенанта Василия Александровича Коршунова. Сначала летал на Р-5, а потом на учебном скоростном бомбардировщике (СБ).

Коршунов среди инструкторского состава авиашколы заметно выделялся. К нему можно было обратиться за помощью по любому вопросу; он внимательно выслушивал подчиненного, отвечал серьезно и обстоятельно. Лейтенант любил курсантов, но был строг, а за небрежность никому не давал спуску. Наделенный от природы острым умом и цепкой памятью, он с первого знакомства видел в курсанте то, чего не замечали другие.

Курсантов, равнодушных к полетам, изо дня в день "тянущих лямку", Коршунов считал людьми без изюминки, старался пробудить в них интерес к летному делу, научить ценить и видеть вокруг хорошее, красивое.

Равнодушные к военной службе курсанты, как правило, летали посредственно. Но многие из них считали себя асами, обойденными удачей. Внешне самодовольные, они внутренне были робкими и обидчивыми. Отсюда показная бравада и как результат – поломки самолетов на посадке. В общем-то, таких курсантов в авиа-Школе было немного. Коршунов метко окрестил их сачками.

– Плохо тем живется, – любил он приговаривать, – кто к труду не рвется.

Лейтенант Коршунов не позволял фамильярности в общении с подчиненными. Но серьезность тона не переходила в натянутость и сухость. Командирская забота не перерастала в мелочную опеку. Справедливая оценка достоинства и недостатков каждого курсанта снискала Коршунову славу человека справедливого и неподкупного. Таковым он и был на самом деле.

В пареньке из московской рабочей семьи летчик-инструктор увидел прежде всего неутомимого труженика, готового и дневать и ночевать на стоянке самолетов. Таких курсантов Коршунов поддерживал. Посвящал им все свое свободное и несвободное время. Возвращал, как говорится, то, что приобрел сам и позаимствовал у других.

Курсант Носов не ждал от техника приглашения к работе на самолете. Оказавшись на стоянке, он часами ковырялся в моторе, не вылезал из кабины. Ползал на животе под фюзеляжем. Вот где пригодились Александру навыки заводского токаря! Профилактический осмотр машины он выполнял не хуже опытного авиационного механика.

– Зачем это тебе нужно? – насмешливо спрашивали Носова некоторые курсанты. – Ты же не техник, а летчик?

– Пригодится, – скромно отвечал Александр.

Он хорошо знал, что от добрых рук ничего не уходит. Бей галку и ворону: руку набьешь – сокола убьешь.

Лейтенант Коршунов про себя зачислил пытливого курсанта в категорию творцов. Угадал в нем будущего воздушного бойца.

Курсантская жизнь. Столько лет прошло, а Носов рассказывал о Коршунове, о полетах с ним в зону с такой теплотой и с такими подробностями, будто происходило все это не 40 лет тому назад, а не далее как вчера...

Скоростной бомбардировщик стремительно набирал высоту. Небо было чистым, только где-то на самом краю горизонта виднелись молочные полоски облаков. Носов старался выдержать все режимы полета. Впереди сидел инструктор. Курсант слышал, как он напевал свою любимую песню:

"Мы с тобой случайно в жизни встретились,

Оттого так скоро разошлись..."

Это был вернейший признак того, что курсант отлично выполнял полетное задание, грамотно пилотировал самолет. Если же инструктор молчал, значит, был недоволен. А уж когда стучал по козырьку кабины костяшками пальцев левой руки, значит, вот-вот возьмет управление машиной на себя. В таких случаях курсанту в кабине становилось тесно и жарко...

– Носов, как слышишь? – раздался в шлемофоне голос инструктора.

– Слышу вас хорошо.

– Приступай к выполнению задания...

Маневренный скоростной бомбардировщик минут двадцать добросовестно "утюжил" воздух в отведенном для него квадрате неба. Он скользил по кругу, падал к земле, стремительно взмывал вверх, повисал на одном моторе, скользил вниз на левом или правом крыле, виражил, пикировал, делал "горки".

Казалось, Коршунова будто и не было в кабине, точно он растворился в ней. Носов выжидал. Когда же курсант сделал очередной боевой разворот, лейтенант неожиданно резко сказал:

– Разве это боевой разворот? Бомбардировщик – это прежде всего твое боевое оружие, а уж потом летательный аппарат. Беру управление самолетом на себя.

Машина со страшной скоростью пошла к земле. В глазах у Носова на какое-то мгновение потемнело. Заложило нос и уши.

Коршунов бросал самолет из стороны в сторону. Казалось, вот-вот захлебнутся моторы, напрочь отвалится стабилизатор, заклинит рули поворота или глубины, расползется по сварным швам фюзеляж, срежутся в одну секунду гайки, заклепки и шплинты...

Носов не узнавал инструктора. Куда улетучились его выдержка и хладнокровие? Уважение к святая святых – самолету? Не он ли изо дня в день, из полета в полет учил его беречь машину? Плавно и координированно ею управлять? Ценить ее наравне с жизнью, а в определенных обстоятельствах дороже?!

Мысли обгоняли одна другую. Они мешали Носову сосредоточиться. Правильно оценить и понять происходящее. Неужели он на самом деле плохо выполнял высший пилотаж? Не учел высоту полета? Не использовал предельные возможности СБ? Попробуй пойми у Коршунова. Не видать ему отличной оценки по технике пилотирования...

– Носов, – раздался голос инструктора, – возьми управление. Следуй на аэродром.

На аэродром так на аэродром. Носов окинул взглядом горизонт. Тяжело вздохнул и взялся за штурвал. Впереди по курсу показалось большое село. Сколько раз пролетал над ним, не обращая внимания на элеватор, приютившийся у подножия холма, заросшего лесом. Не сразу и заметишь. Чем не оборонный объект?

Не раздумывая Носов перевел бомбардировщик в пикирование. Нацелился на элеватор. И машина сразу из летательного аппарата превратилась в боевое оружие. Будь в бомболюках бомбы, и он бы разнес элеватор в щепки...

Из соседствующих с элеватором домов выбегали обеспокоенные люди. Удивленно смотрели в небо на самолет, который разбудил поселок грозным воем и стремительно скрылся за горизонтом.

И снова инструктор не сказал курсанту ни слова. И это его обескуражило. Он же пикировал так, что воздух за кабиной гудел. Раньше за такой пилотаж Коршунов строго взыскивал. "Хоть бы выругал, что ли?" – подумал Носов, заходя на посадку. И вдруг вздрогнул: инструктор тихо запел:

"Мы с тобой случайно в жизни встретились,

Оттого так скоро разошлись..."

Носов недоумевал. После гробового молчания – и вдруг мелодия любимой песни. Поведение инструктора в полете не укладывалось ни в какие ранее известные курсанту рамки.

Носов приземлил бомбардировщик. Зарулил его на стоянку. Выключил моторы. Быстро отстегнул парашют и вылез из кабины. Легко соскочил с крыла на землю. Приготовился к самому худшему.

Инструктор не спеша подошел к курсанту. Постоял, посмотрел на его побледневшее лицо и плотно сжатые губы. Улыбнулся и как-то по-особому сердечно сказал:

– Не сердись... Пилотировал ты в зоне отлично... Отлично в мирное время... В военное, может быть, от нас потребуется еще более дерзкий пилотаж. Понял?

– Так точно, – ответил Носов. – Но я пилотировал, товарищ лейтенант, по инструкции и наставлению...

– По инструкции и наставлению, – задумчиво произнес Коршунов. Потом доверительно положил свою тяжелую руку на плечо курсанта и заглянул ему в глаза: – Пойдем, Саша. Нас ждет хороший обед. Мы его заслужили.

Отойдя от бомбардировщика метров на двадцать, Коршунов остановился. Посмотрел на копошившихся у самолета авиаспециалистов и тихо сказал:

– Защищать Родину нам придется не по инструкциям. И победа в настоящем бою будет оплачиваться кровью.

– В полную меру я оценил слова инструктора только на фронте, – заметил Носов.

На аэродроме в Боровичах

Гитлеровцы наносили удары по Будгощи и Малой Вишере. Захватили Тихвин. Приблизились вплотную к Волхову. С захватом Тихвина рассекалась единственная железнодорожная магистраль, по которой к Ладожскому озеру шли из глубины страны грузы для осажденного Ленинграда. Это создавало тяжелейшие условия обороне города на Неве.

288-й штурмовой авиационный полк базировался на аэродроме в Боровичах. Это был первый аэродром на Северо-Западном фронте, с которого младший лейтенант Александр Носов сделал свой первый боевой вылет на Ил-2. Не было никакой раскачки, никаких ознакомительных полетов – сразу в бой. За сентябрь 1941 года он сделал 43 боевых вылета. В памяти летчика сохранился лучше всего первый.

...Поле фронтового аэродрома. В ярких лучах утреннего солнца поблескивали на траве росинки. Из низины со стороны леса поднимался туман. Техники и механики свертывали маскировочные сети и расчехляли самолеты. Заправляли их горючим. Пополняли боеприпасами снарядные и патронные ящики. Подвешивали к держателям фугасные бомбы.

Люди трудились на стоянках словно муравьи. Казалось, что на аэродроме царит неразбериха. На самом деле каждый специалист занимался строго очерченным кругом своих обязанностей. Работа скрупулезно хронометрировалась. Подготовка самолетов к боевому вылету решалась целенаправленно, комплексным взаимодействием всех тыловых служб авиационного полка.

Носов шел по аэродрому в приподнятом настроении. Начиналась новая полоса в его жизни. В Воронеже он взлетал в небо с учебного аэродрома, а теперь предстоял взлет с фронтового. Летчик ко всему внимательно присматривался: что, где и как делалось. Вспомнил любимую поговорку аэроклубовского инструктора: "Знай секундам счет, минутам – цену!"

Глянул на часы. Порядок. И все же поспешил. Шел от стоянки к стоянке, пружиня шаг. Энергично взмахивал рукой под шлемофон: отвечал на приветствия техников и механиков. Многих из них он уже хорошо знал. Успел подружиться.

Общительный по характеру, Носов быстро сходился с людьми. Привлекал их к себе бьющей через край жизнерадостностью и неистощимым юмором.

В боевой полет младший лейтенант Александр Носов шел ведомым командира 2-й авиаэскадрильи капитана С. М. Васильева. Это радовало и в тоже время ко многому обязывало. Быть в бою вторым "я" командира – престижно. Защищать его – чрезвычайно ответственно. В эскадрилье имелись и другие молодые летчики. Васильев почему-то остановил свой выбор на Носове.

Первый боевой вылет на штурмовике... Первый, а может быть и последним? Война есть война...

Уже в первые же дни войны младший лейтенант А. А. Носов сделал на СБ четыре боевых вылета. Бомбил вражеские танковые колонны, вел воздушную разведку, помогал нашим войскам выходить из окружения. Его сбили под Оршей, когда он возвращался с боевого задания. И сбили не фашистские истребители, а свои же зенитчики, приняв скоростной бомбардировщик за "юнкере". Пришлось посадить СБ прямо в поле, с убранными шасси, и сдаться в "плен" бойцам одного из наших стрелковых подразделений...

Младший лейтенант знал: заметят фашисты слабинку, вцепятся, и не так-то легко потом от них отделаться. Тактика немецких истребителей отличалась коварством ; и нахальством. Открытого боя они, как правило, старались избегать. Атаковали из-за облаков или со стороны солнца. Летали почти всегда парами или четверками, на большой скорости. Стреляли с коротких дистанций 50-100 метров. Держались в стороне. Выжидали момента Набрасывались на подбитый зенитчиками самолет или на того, кто отрывался от группы. Тут они проявляли завидную активность. Не жалели патронов. Оказавшись под ударами советских истребителей, сразу же выходили из боя. По-воровски, маскируясь в облаках, преследовали подбитые или возвращающиеся с боевых заданий самолеты до границ аэродрома. Караулили наших летчиков на посадке и на взлете.

Командир авиаполка майор И. В. Дельнов на предполетной подготовке предупреждал молодых летчиков:

– Не подставляйте врагу уязвимые места штурмовика. Упреждайте коварные удары. Сами нападайте на гитлеровцев. Штурмовик хоть и бронированная, но очень маневренная машина. Победа в бою требует мастерства и стойкости. Если даже и живым останешься, но не выстоишь – потеряешь лицо бойца.

Носов уяснил для себя главное – не надо робеть ни в наступательном, ни в оборонительном бою. Майор Дельнов на штурмовике не раз обращал "мессеров" и "хейнкелей" в бегство. А когда противник спасается бегством, он неизбежно обрекает себя на гибель.

На боровичский аэродром прилетел командир 57-й смешанной авиадивизии полковник К. А. Катичев. Вызвал на командный пункт Васильева и Носова. Капитана он уже знал, а младшего лейтенанта видел впервые. Окинув новичка цепким взглядом, спросил у комэска:

– Ведомым берешь?

– Беру, товарищ полковник.

– Одобряю. Молодежь надо проверять в деле. Задержал взгляд на младшем лейтенанте и, чуть помедлив, сказал:

– Ваша задача – воздушная разведка и нанесение удара по аэродрому Старая Русса.

Капитан Васильев развернул полетную карту. Рассказал командиру авиадивизии о намеченном полете к Старой Руссе. Катичев обратил внимание Васильева на особенности подходов к вражескому аэродрому. Советовал воспользоваться слабым прикрытием зенитной артиллерией северного сектора Старой Руссы.

– Вижу, капитан Васильев, – заметил полковник, – что вам не нужен дополнительный инструктаж. Помните, штурмовики у нас – на особом счету. Удачи вам и благополучного возвращения в Боровичи.

Боровичи... Небольшой городок в Новгородской области. Расположен на реке Мете. Рядом – аэродром. Все подходы к нему надежно контролировались наземными службами. Личный состав возвел бдительность в квадратную степень. Усилил оповещение. Пристрелял сектора обороны. Нес круглосуточно боевое дежурство.

Каждодневно в Боровичах осуществлялась тщательная маскировка противовоздушных средств обороны. И когда на горизонте показывалась "рама" гитлеровский разведчик, – раздавался не тенорский, а дружный басовитый лай зениток. В воздух немедленно поднимались истребители с соседнего аэродрома.

Две стихии – солнце и ветер – олицетворяют в памяти Носова боровичский аэродром. В каком бы направлении с него ни взлетал, с какого бы разворота ни заходил на посадку, всегда дул боковой ветер. Нельзя сказать, чтобы очень сильный. Но стоило летчику ослабить внимание, не учесть бокового сноса, как самолет либо плюхался далеко от посадочных знаков, либо разворачивался в сторону стоянок, либо "козлил" и выкатывался далеко за границу взлетно-посадочной полосы. Не исключалась поломка шасси или консоли крыла.

На аэродроме в Боровичах младший лейтенант Носов времени зря не терял. Он сравнительно легко овладел техникой пилотирования. Несколько труднее давалась ему тактика воздушного боя. Дело в том, что в обобщенном виде ее не было. Все задумки конструктора и летчиков-испытателей предстояло еще проверить в боях.

Носов сразу обратил внимание на то, что в кабине за спиной летчика находилась бронеплита. Передняя часть фонаря кабины выполнена из прозрачной брони. Сверху и с боков фонарь закрывался бронелистами. Броня защищала и "брюхо" машины. Такая мощная бронезащита позволяла низко летящему самолету быть почти неуязвимым для ружейно-пулеметного огня противника с земли.